"Неугомонная мумия" - читать интересную книгу автора (Питерс Элизабет)

Глава одиннадцатая

1

– Ты же говорила, что вместе с тобой и папой можно, – пропищал Рамсес.

– Да, говорила. Но это иезуитский довод, Рамсес. Придется в ближайшем будущем провести с тобой беседу. Тем не менее твой поступок благороден, а намерения похвальны... Эмерсон, отпусти же его наконец и перестань сюсюкать.

Эмерсон замолчал на полуслове.

– Если отпущу, его рот окажется под водой.

– Да? Тогда посади на саркофаг.

Рамсеса усадили рядом со свечкой. Вид у него был неприглядный. С головы до ног нашего сына покрывал слой грязи. Но я видела его и в более жутких обличьях, так что особо не расстроилась.

– Твои намерения благородны, Рамсес, но должна заметить, что не очень-то разумно было прыгать.

– Я не прыгал, мамочка, я поскользнулся. Я принес веревку и хотел зацепить ее за что-нибудь, но...

– Понятно. Но если веревка при тебе, то нам от нее мало проку.

– Да, – вздохнул Рамсес и поник.

– Мальчик мой, мальчик мой, – скорбно сказал Эмерсон. – Я утешал себя надеждой, что ты прославишь род Эмерсонов своими научными достижениями. А теперь мм все до единого погибнем...

– Прошу тебя, Эмерсон! – возмутилась я. – Мы уже обсудили все и решили, что умирать не собираемся. Рамсес, думаю, тебе не пришло в голову позвать подмогу, так? Небось опрометью кинулся туда, куда и ангелы боятся ступить?

– Я очень торопился и беспокоился за вас, – ответил Рамсес, дрыгнув ногой. – Правда, я оставил записку.

– У кого? – с надеждой спросил Эмерсон.

– Понимаете, обстоятельства показались мне странными. Когда вы украдкой выскользнули из дома, я последовал за вами... – Он метнул на меня быстрый взгляд. – Правда, сначала я припомнил, а не запрещала ли мне мамочка шпионить за вами. Но ничего такого мама не говорила, вот я и отправился следом...

– О господи, – беспомощно сказала я.

– Прошу тебя, Пибоди, не перебивай мальчика. Можешь пропустить свои споры с совестью, Рамсес. Никто тебя не станет сегодня упрекать.

– Спасибо, папочка. Я прятался в укромном месте, когда злые люди схватили вас. В тот момент я не мог позвать на помощь, поскольку надо было посмотреть, куда вас понесут. А потом пришлось залезть в пирамиду. Я едва успел схватить моток веревки, валявшийся в коридоре, и накорябать записку...

– Записка, Рамсес! – простонала я. – Где ты оставил записку?

– Я привязал ее к ошейнику Бастет.

– К ошейнику Бастет?..

– Ну да, она ведь пошла со мной. Не мог же я бросить записку просто на землю, мамочка, – обиженно добавил Рамсес. – Ее никто не нашел бы.

– Ты хочешь сказать, – изумленно прошептал Эмерсон, – что все это время находился внутри пирамиды? Но как ты умудрился не попасться на глаза головорезам?

– И почему так долго сюда добирался? – подхватила я.

Рамсес уселся поудобнее, явно собираясь разразиться нескончаемым монологом. Так оно и произошло.

– На оба вопроса будут даны исчерпывающие ответы, если вы позволите рассказать все по порядку. Я услышал плеск и пришел к выводу, что разбойники сбросили вас в погребальную камеру. А еще я услышал, как папа вскрикнул, что развеяло мое беспокойство относительно его состояния. Когда разбойники возвращались, я спрятался в одном из боковых проходов. Эти коридоры находятся не в лучшем состоянии, как вы, возможно, заметили. Разбойники укрепили досками основной проход до погребальной камеры, но остальные коридоры очень опасны. И тот проход, в котором я спрятался, внезапно обрушился. И все это время я расчищал дорогу.

– Боже мой! – задохнулся Эмерсон. – Бедный мой мальчик...

– Ты еще не слышал самого худшего, папочка! – жизнерадостно оповестило наше мужественное чадо. – Добравшись до главного прохода, я решил выйти наружу и привести кого-нибудь на помощь, но выход оказался завален. Полагаю, это сделали намеренно, убрав подпорки, которые удерживали камни. Мне ничего не оставалось, как вернуться к вам, но на это ушло больше времени, чем я предполагал. У меня были спички и свечка – я ведь беру пример с мамочки и повсюду ношу с собой разные полезные вещи, – но, по-моему, я их уронил, когда упал в эту противную грязную воду.

Мы с Эмерсоном ошеломленно молчали. Итак, мы обречены, по-другому и не скажешь. Выход завален, назад дороги нет. Одна надежда на смекалку самой обычной кошки. Бастет, конечно, удивительное создание, но и она может потерять записку или сжевать ее... Я оборвала себя. Предаться отчаянию никогда не поздно, пока же можно подумать и о более приятных вещах. И меня затопила материнская гордость. Рамсес показал себя во всей красе! Мало того, что проявил качества, которых и следовало ждать от потомка Эмерсонов и Пибоди, он еще и перестал шепелявить! И это в самый тяжкий момент своей недолгой жизни! Наш сын просто...

Я уже собралась обрушить на него поток заслуженных похвал, но вовремя осеклась. Судя по самодовольной мине Рамсеса и блаженной физиономии его папаши, чадо уже получило изрядную порцию комплиментов.

– Ты молодец, Рамсес, но теперь нам предстоит еще одно испытание. Мы должны выбраться из этого болота.

– Зачем? – спросил Эмерсон. – Если проход закрыт, нам некуда идти.

– Во-первых, здесь очень сыро. Без фланелевого пояса, который ты отказываешься носить, можно подхватить подагру или бронхит.

– А в коридоре мы рискуем оказаться погребенными заживо, Пибоди. Безопаснее ждать здесь.

– Прождать можно долго, Эмерсон. Бастет, конечно, вернется домой, но к этому времени записка Рамсеса может потеряться.

– Кроме того, – подхватил Рамсес, – если мы хотим поймать разбойников, то надо торопиться. Они собираются улизнуть на рассвете. Я слышал, как они договаривались.

– Но если проход закрыт...

– Есть другой путь, папа.

– Что ты хочешь сказать?

– Один из коридоров ведет в вестибюль у подножия пирамиды. Там находятся гробницы второстепенных членов царской семьи. В первый раз я вошел в эту пирамиду именно так. И, – поспешно добавил Рамсес, – если мамочка разрешит отложить объяснение до более подходящего момента, нам лучше поспешить.

– Ты прав, мой мальчик! – Эмерсон расправил плечи. – Первым делом надо найти предмет, на который можно было бы встать. Мы с мамой собирались заняться его поисками, когда ты... э-э... к нам присоединился.

– Нет, Эмерсон, – возразила я. – Нужно найти веревку, которую Рамсес столь беспечно выпустил из рук.

– Но, Пибоди...

– Подумай сам. Нам не хватало лишь трех футов. А сейчас у нас есть предмет, длина которого превышает три фута.

Я показала на Рамсеса, который с недоумевающим видом уставился на меня.

– Ха! – воскликнул Эмерсон. Эхо повторило его возглас жутковатым подобием смеха. – Ты, как всегда, права, моя дорогая Пибоди.

Предложение Рамсеса нырнуть за веревкой было единодушно отвергнуто. Вскоре Эмерсон ее обнаружил. Смотанная в кольцо веревка упала на дно прямо под проемом, откуда ее и выудил Эмерсон. Смыв с нее слизь, мы изобразили пирамиду, верхушкой которой стал Рамсес. На этот раз трюк удался до смешного легко. Рамсес вскарабкался наверх с проворством обезьяны. Как только его руки вцепились в край проема, я пропихнула его вперед.

После этого нам оставалось только ждать, когда Рамсес зажжет свечу и попытается найти какой-нибудь каменный выступ, чтобы привязать веревку. Именно эта часть нашего плана вызывала у меня наибольшее беспокойство. Внутренняя каменная кладка находилась в ветхом состоянии, а потому я опасалась, что стена может не выдержать.

Я слышала, как наш сын осторожно продвигается по проходу. Рамсес не торопился, выбирая наиболее надежную опору. Как ни хотелось мне покинуть погребальную камеру, я все же испытывала легкое разочарование, оттого что не удастся исследовать гробницу. Когда еще появится такой шанс!

Рамсес наконец объявил, что нашел подходящий камень.

– Но надолго его не хватит, мамочка! – крикнул он. – Тебе надо поторопиться.

Висевший перед моим носом конец веревки дергался и извивался, словно обезумевшая змея. Выдохнув бессловесную молитву всем божествам разом, я вцепилась в веревку. Эмерсон подбросил меня вверх. Один долгий миг я болталась в воздухе, затем нога отыскала на стене небольшой выступ, левая рука ухватилась за край проема, и я оказалась наверху. Темноту огласили радостные поздравления.

– Давай сюда свечу, Рамсес, посмотрим на твой камень.

Вид опоры меня не вдохновил. Несколько камней в нижней части стены выперли вперед под давлением находящихся внутри кирпичей, вокруг них Рамсес и обмотал веревку. Эмерсон куда тяжелее меня, и его вес этот хлипкий столбик может не выдержать.

– Я лезу, Пибоди! – раздался снизу нетерпеливый голос.

– Постой, Эмерсон. – Я села на пол, прижавшись спиной к выпирающему блоку и упершись ногами в противоположную стену. – Рамсес, зайди за угол.

Я ожидала, что он произнесет свое неизменное «но, мама». Вместо этого Рамсес покорно засеменил прочь. Подождав, пока он скроется из виду, я крикнула Эмерсону, что он может подниматься.

Последующие мгновения трудно назвать самыми приятными в моей жизни. Как я и опасалась, Эмерсон так тянул и дергал веревку, что эта чертова штуковина за моей спиной сдвигалась каждый раз, когда Эмерсон перехватывал руки. Внезапно по ладоням заструилось что-то мягкое. Я едва не вскрикнула от страха и неожиданности. Это была труха, в которую медленно превращался кирпич.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем из дыры вынырнула косматая голова. К этому времени кирпичный столбик сдвинулся настолько, что ноги, упиравшиеся в противоположную стену, готовы были вот-вот коснуться моего носа. Со стороны я, должно быть, напоминала перевернутый циркуль. Говорить во весь голос я не решалась. Казалось, от малейшей вибрации потолок обрушится вниз.

– Эмерсон... – прошептала я, – быстрей... Не вставай. На четвереньках за мной... Раз, два, три!

В который уже раз я возблагодарила небо за то, что мы с мужем родственные души. Он не стал задавать глупых вопросов, а послушно встал на четвереньки, и мы устремились прочь от опасного места. Спина нещадно ныла, в колени и ладони впивались острые камни, но я ликовала. Получилось!

Мы свернули за угол и наткнулись на Рамсеса, который сидел на полу. Ладно, наверное, можно и передохнуть.

Если бы я писала не правдивую автобиографию, а приключенческий роман, то непременно сообщила бы, что стена рухнула, как только мы добрались до безопасного места. Однако ничего такого не случилось. Позднее нашлись наглые люди, которые утверждали, что никакой опасности и не было, а мне все привиделось.

Но вернемся к нашему рассказу. Высота коридора, выложенного известняком, не превышала четырех футов. Даже Рамсесу приходилось нагибать голову. Я вытерла о штаны кровоточащие руки, заправила блузку и пригладила волосы.

– Веди, Рамсес. Ты как, Эмерсон? Отдохнул?

– Нет, – простонал мои ненаглядный, – но идти готов. Не сидеть же здесь. Надо отцепить веревку, она нам еще понадобится.

– Нет! Придется обойтись без веревки, Эмерсон. Просто чудо, что стена не рухнула.

– В веревке нет необходимости, – сказал Рамсес. – По крайней мере... я на это надеюсь.

Пришлось удовольствоваться этим сомнительным уверением, задавать вопросов я не стала.

Веревка нам все же не помешала бы. Древние архитекторы соорудили целую пропасть ловушек: потайные ямы, скрытые от глаз проходы, расположенные под самым потолком, коридоры-тупики... К счастью для нас, древние грабители оказались находчивее архитекторов. Никогда не думала, что стану поминать добрым словом этих мерзких личностей, которые умыкнули сокровища фараонов, можно сказать, из-под носа честных археологов. Но, обнаружив дополнительный коридорчик вокруг огромного валуна, перегородившего основной проход, я вознесла хвалу их алчным душам.

А еще я вознесла хвалу сверхъестественному чутью нашего Рамсеса. Просто удивительно, насколько точно он умеет выбрать направление. Лабиринт комнат и коридоров, многие из которых заканчивались тупиками, казался нескончаемым, но Рамсес все-таки безошибочно вывел нас к цели.

– Думаю, столь сложная сеть подземных помещений является типичной для пирамид Двенадцатой династии, – сказала я в спину Эмерсону, когда мы, пыхтя и обливаясь потом, ползли друг за другом. – Эта напоминает мне пирамиду в Хаваре, которую исследовал Питри в восемьдесят седьмом году.

– Разумно, – прохрипел супруг. – Наша наверняка относится к тому же периоду. Жаль, что мы не смогли найти надпись с именем фараона.

– Возможно, еще найдем. Думаю, эту пирамиду можно датировать более ранним временем, чем наш жалкий курган. Она построена более основательно...

Тут меня шарахнуло по голове камнем, выпавшим из стены. Вняв намеку судьбы, я поползла быстрее. Эмерсон тоже ускорил ход, и мы возобновили беседу, лишь удалившись от опасного места на изрядное расстояние.

Может показаться странным, если люди затевают научную дискуссию, когда следовало бы думать о спасении. Но, согласитесь, чтобы ползать на четвереньках, особых умственных усилий не требуется, а от разговоров об опасностях и возможной гибели и свихнуться недолго. Так что научная беседа – лучшее средство отвлечься от мыслей о смертном одре.

На небольшие осыпи мы уже не обращали внимания – подумаешь, шишкой больше, шишкой меньше. В нескольких местах высились изрядные завалы, а однажды дорогу нам преградил настоящий каменный курган. Даже Рамсес затих, хотя до этого упоенно пичкал нас лекцией о конструкции пирамид Среднего царства. Кое-как мы расчистили проход, протиснулись сквозь узкую дыру и бодрой рысью поспешили дальше. Раскидывая камни, я успела поймать загадочный взгляд Рамсеса. Лицо его хранило невозмутимость, но в глазах так и сверкали подозрительные искры. Ладно, вот выберемся и разделаемся с негодяями, и я вытяну из нашего чада все его сомнительные тайны.

Если не считать череды мелких происшествий (однажды Рамсес упал в яму, откуда Эмерсон вытащил его с помощью моего фланелевого пояса, лишний раз доказав полезность этого предмета туалета), наше подземное путешествие оказалось ничем не примечательно. Длинный прямой проход в конце концов вывел в просторное помещение, высеченное в скале. Его тоже ограбили еще в древние времена (по крайней мере, так я тогда решила), в центре стоял лишь девственно пустой саркофаг. Здесь мы смогли выпрямиться в полный рост, и Рамсес попросил Эмерсона поднять свечу повыше.

Одного камня не хватало.

– Это проем, который ведет к шахте, выходящей на поверхность. Глубина тут небольшая, двадцать футов восемь дюймов, если быть точным. Я беспокоюсь лишь о том, что камень, которым прикрыт вход в шахту, папа не сможет сдвинуть. Селим и Хасан тащили его вдвоем.

Я дала себе обещание поговорить с Селимом и Хасаном и спросила:

– А ты что думаешь, Эмерсон?

Ненаглядный поскреб небритый подбородок.

– Попробовать можно. После всего, что мы пережили, не думаю, что меня остановит какой-то камешек.

Шахта оказалась столь узкой, что Эмерсон смог взобраться по ней, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую. Подобно трубочисту в дымоходе.

Пыхтение и стоны, доносившиеся из узкой щели, свидетельствовали, что Эмерсон старается вовсю.

– Не надо поднимать камень, Эмерсон! – крикнула я. – Попытайся сдвинуть его в сторону.

– А я что, по-твоему, делаю? – последовал ответ. – За эту чертову штуковину не ухватишься... А... вот. По-моему...

Его голос заглушил песчаный ливень. Мне редко доводилось слышать такую цветистую ругань, даже от Эмерсона.

– Дорогой, рот лучше держать закрытым, – посоветовала я.

– Э... У... Ы... – Не слишком вразумительно, позволю себе заметить.

– Мне пришлось присыпать камень песочком, – добродетельно объяснил Рамсес, – чтобы замаскировать...

Настоящая лавина песка и мелких камешков положила конец разговорам. Эмерсон затих. Наконец ливень превратился в тоненький ручеек.

– Осторожней, – прокричал Эмерсон, – я спускаюсь.

И он упал вниз. Если раньше моего ненаглядного покрывала болотная слизь, то сейчас это был песочный человек, да и только. В прорезях серой маски сверкали два синих глаза.

– Дорогой мой, – сочувственно сказала я, – не хочешь промыть глаза? У меня есть фляжка с водой...

Эмерсон сплюнул песок.

– Не сейчас, Пибоди. Чувствую, что я вот-вот утрачу спокойствие, которым по праву горжусь. Ты первая. Давай подсажу.

Он помог мне залезть в жерло шахты. Во время наших приключений мне уже приходилось таким образом подниматься по узкой расщелине, но на этот раз я позорно застряла. Меня охватило оцепенение: в нескольких футах над моей головой мерцал прямоугольник темно-синего бархата, усыпанный сверкающими драгоценными камнями. Он выглядел таким близким, что казалось, можно протянуть руку и дотронуться. Неужели этот сверкающий лоскут – то ночное небо, которое еще совсем недавно я и не чаяла увидеть?

Недовольный окрик Эмерсона привел меня в чувство, я двинулась вверх. И лишь вынырнув на свежий воздух, выпрямившись во весь рост и подставив лицо ласковому ветерку, осознала, что ужасное испытание закончилось.

Я огляделась. В трех футах от меня, озаряемая лунным светом, застыла небольшая статуя. Два янтарных глаза в упор смотрели на меня. Вот так древняя богиня любви и красоты могла приветствовать своего приверженца, вернувшегося из опасного путешествия по подземному миру.

Мы долго смотрели друг на друга. Бастет была сама безмятежность. Я же репетировала обличительный монолог, который позже обрушу на это легкомысленное создание. Вместо того чтобы спешить за подмогой, она, видите ли, нежится под луной!

Бастет вопросительно мяукнула.

– Он сейчас будет! – рявкнула я в ответ.

Вскоре из шахты вынырнула голова Рамсеса. Я вытащила его, и Бастет сорвалась с места. Кошка принялась деловито вылизывать ему голову, время от времени о чем-то раздраженно шипя. Должно быть, выговаривала нашему чаду за нечистоплотность.

Но вот на волю вырвался и Эмерсон. Он встряхнулся, как большой пес, и во все стороны полетел песок.

Одной рукой я притянула к себе Рамсеса, другой обняла Эмерсона. Мы на несколько мгновений замерли живописной скульптурной группой. Над нами возвышался бесформенный силуэт Черной пирамиды. Мы находились у ее северной стороны. Пустыня была окутана тишиной и спокойствием. На востоке, где среди пальмовых рощ и возделанных полей пряталась деревушка, не было видно ни огонька. Восход тоже еще не вступил в свои права.

Бастет оставила Рамсеса в покое. Смекалистое животное сообразило, что столь ювелирными приемами нашего сына от грязи не очистишь, добиться желаемого можно было только посредством десятка ведер воды, щетки и мочалки. Правда, родители Рамсеса пребывали не в лучшем состоянии. Эмерсон напоминал крошащуюся статую из песчаника, а я... обитательницу грязевых озер, должно быть... Ладно, лучше об этом не думать.

Я погладила Бастет. Рваный клочок бумаги по-прежнему был прикреплен к ее ошейнику.

– Половина записки здесь, – сказала я. – Хорошо, что мы не стали дожидаться помощи.

– Из этого следует, что Бастет нуждается в дальнейшей дрессировке, – сказал Рамсес. – Я только приступил к этой стороне ее подготовки, поскольку не мог предвидеть такого развития событий...

– Нам еще три мили топать пешком, – перебил его Эмерсон. – Давайте тронемся в путь.

– А ты в состоянии, Эмерсон? До деревни ближе. Не стоит ли разбудить мсье де Моргана и попросить его помощи? Он мог бы снабдить нас ослами.

– Пибоди, ты не больше меня горишь желанием кланяться де Моргану, правда?

– Но, дорогой, ты, наверное, падаешь от усталости.

– Ничуть. Воздух свободы действует на меня подобно вину. Разве что ты, милая моя Пибоди... может, вам с Рамсесом действительно пойти в Дахшур? Ты вся дрожишь.

– Нет, Эмерсон, мы тебя не оставим.

– Я так и думал, – ответил Эмерсон, и крошечные трещинки побежали от улыбающихся губ по всей песчаной маске. – Тогда вперед. Рамсес, отпусти кошку, и папа возьмет тебя на руки.

Всевозможные синяки и ссадины вскоре были совсем забыты. От быстрой ходьбы по телу разлилось приятное тепло, а душу грело чувство семейного единения. Мне не терпелось добраться до злодеев, иначе я бы с удовольствием продлила эту необычную прогулку.

По дороге у нас созрел план. Он был предельно прост: собрать наших верных людей, извлечь из ящиков оружие (мой пистолет был забит грязью), после чего отправиться в деревню и арестовать Гения Преступлений.

– Мы должны застать его врасплох! Этот тип способен на многое.

– Значит, ты исключила мисс Черити из претендентов на эту роль?

Ползая по пирамиде, я успела пересмотреть свой первый поспешный вывод.

– Мы же не разглядели толком эту бегунью. Да кто угодно мог напялить платье Черити, а жуткая шляпка-труба полностью скрывает лицо. И почерка девушки мы не знаем, так что написать записку тоже мог всякий.

– Тут ты ошибаешься, Пибоди, отнюдь не всякий.

– Верно. Если не Черити, то составить эту фальшивку могли только Иезекия или Дэвид.

– И на ком ты остановилась?

Мы настолько близко подошли к разгадке, что я сочла бессмысленным продолжать уклоняться от ответа.

– Иезекия, разумеется.

– Не согласен. Дэвид!

– Ты так говоришь только потому, что он очень симпатичный молодой человек.

– Чья бы корова мычала, Пибоди. Сама ведь питаешь слабость к смазливым юнцам с хорошо подвешенным языком. Тогда как Иезекия...

– Все улики указывают на него, Эмерсон.

– Напротив, Пибоди. Улики указывают на Дэвида.

– Может, соблаговолишь уточнить?

– Не сейчас. Осталось выяснить пару мелких вопросов.

На этом дискуссия закончилась. Попытки Рамсеса высказать свое мнение были единодушно отвергнуты, и дальнейший путь мы проделали молча. И правильно сделали: в пустыне звуки разносятся далеко. Мы уже подходили к дому, когда Эмерсон, последние минуты беспокойно озиравшийся, внезапно остановился.

– Рамсес, – прошептал он, – ты оставлял свет у себя в комнате?

– Нет, папа.

– Мы тоже. Смотрите!

На черном фоне монастырских стен призрачно светились два желтых квадрата. Эмерсон взял меня за руку и притянул к земле. Рамсес соскользнул с его плеч и примостился рядом.

– Может, Джон обнаружил, что Рамсес исчез, и отправился на поиски?

– Молча? И где Абдулла? Не нравится мне это, Пибоди.

– По-моему, я вижу Абдуллу... вон там, слева от двери. Похоже, он спит.

Я привстала, чтобы разглядеть получше.

Из-за угла разрушенной церкви выскользнула темная фигура. Бесшумно перебегая из тени в тень, она миновала спящего Абдуллу и исчезла в глубине галереи.

Если бы Абдулла увидел эту фигуру в развевающихся одеждах, наверняка бы решил, что по монастырю шастает дух одного из монахов.

Мы подползли ближе. Похоже, этот способ передвижения входит у нас в привычку. Свернувшаяся калачиком фигура действительно оказалась нашим верным помощником, но он не спал... Эмерсон осторожно потряс Абдуллу, но тот даже не пошевелился. Я не сдержала вздоха облегчения, когда Эмерсон едва слышно прошептал:

– Ему что-то дали. Судя по запаху, гашиш. К утру с ним будет все в порядке.

– Думаешь, остальные в таком же состоянии?

– Или в худшем, – последовал мрачный ответ. – Дай-ка мне пистолет, Пибоди.

– Он забит грязью...

– Знаю. Но испугать все же может. Оставайтесь здесь.

– Нет, Эмерсон, я с тобой!

– Ладно, но Рамсес останется. Мальчик мой, если мы с мамой не сумеем одолеть бандитов, то тебе надо будет позвать кого-нибудь на подмогу.

– Но, папочка...

Нервное напряжение все-таки сказывалось. Ящерицей метнувшись к сыночку, я клацнула зубами у его уха:

– Ты слышал, что сказал папа?! Жди пятнадцать минут, а потом беги со всех ног в Дахшур. И учти, Рамсес, если ты сейчас скажешь еще хоть слово, я нарушу свои принципы и задам тебе хорошую порку.

Рамсес поспешно юркнул в тень, забыв даже про свое сакраментальное «да, мамочка, но...» Все-таки смышленый у нас сын.

– Пибоди, к чему такая грубость? – недовольно спросил Эмерсон. – Рамсес сегодня проявил чудеса преданности и сообразительности. Могла бы хоть намекнуть, что оценила...

– Обязательно намекну... позже. Рамсес не обидится, он прекрасно знает, что его мамочка – дама чересчур эмоциональная. Хватит терять время, Эмерсон! Что эти мерзавцы делают в комнате Рамсеса?

Что бы мерзавцы ни делали, они все еще находились там, когда мы подкрались к стене внутреннего дворика. Дверь в комнату Рамсеса была открыта, оттуда доносились голоса. Непрошеные гости явно не опасались, что им помешают. Значит, наших работников они каким-то образом нейтрализовали, как и предполагал Эмерсон. А Джон... Что с бедным Джоном?

Бесшумными тенями, прижимаясь к стене, мы продвигались к распахнутой двери. Эмерсон заглянул в щель. Я проделала то же самое, только чуть ниже.

Мы видели один конец комнаты – импровизированный письменный стол Рамсеса, окно, закрытое сеткой, клетку с львенком и часть перевернутой кровати. Одеяла и простыни были свалены в кучу. В комнате хозяйничали два человека, оба в темно-синих тюрбанах. Да, они не боялись, что им помешают: парочка сыпала ругательствами, то и дело раздавался грохот переворачиваемых ящиков. Львенку явно не понравилось поведение бандитов, и он тихо зарычал. Один из «тюрбанов» мимоходом пнул клетку. Я заскрипела зубами. Ничто так не бесит меня, как жестокость к животным.

Рука инстинктивно попыталась нашарить ручку зонтика, но увы! Пистолеты Эмерсона остались в спальне, а зонтик... Вот он, у двери в гостиную!.. Я привстала на цыпочки и прижалась ртом к уху Эмерсона.

– Их всего двое... Давай, Эмерсон?

– Давай...

Не сомневаюсь, наше нападение завершилось бы полным успехом, если бы Эмерсон мне не помешал.

Мы самым нелепым образом застряли в дверях, попытавшись добраться до грабителей одновременно. Я отчаянно рванулась вперед, шлепнулась на отполированные временем булыжники, которыми был вымощен двор, проехалась на животе и очутилась прямо перед зонтиком. С победным кличем я подпрыгнула, ухватив зонтик, и... и увидела наставленный на меня пистолет.

Лицо человека с пистолетом показалось мне знакомым. По-моему, один из «дьяконов» отца Гиргиса. Его напарника я видела впервые. Он заговорил, и я узнала каирский выговор.

– Тебя нелегко убить, о Отец Проклятий. Посмотрим, сможет ли поразить тебя пуля, раз не удалось похоронить заживо...

Словно в ответ на эти слова, львенок издал пронзительный жалобный вой. Другой негодяй злобно пнул клетку.

Львенок испуганно умолк, а из глубины комнаты раздался звучный голос, произнесший на безукоризненном арабском:

– К убийству мы прибегнем только в том случае, если мистер Эмерсон не оставит нам иного выхода. Разве пророк не оторвал свой рукав, чтобы не тревожить спящую кошку?

Человек шагнул в круг света, отбрасываемого лампой. Темный тюрбан, черное одеяние, черная борода... Отец Гиргис!

От изумления я чуть не выронила зонтик.

– Вы?! Это вы Гений Преступлений?

Отец Гиргис рассмеялся и ответил на превосходном английском:

– Какой драматический псевдоним, дорогая миссис Эмерсон. Я всего лишь глава преуспевающей фирмы, которой ваше семейство решило помешать.

Эмерсон спокойно заметил:

– Вы превосходно говорите по-английски. Уж не наш ли вы соотечественник, любезнейший?

«Отец Гиргис» улыбнулся:

– Я свободно говорю на большинстве европейских языков. Гадайте, дорогой профессор, гадайте! Вы с супругой обожаете совать нос не в свое дело. Если бы вы не заявились сюда, то вашим жизням ничего бы не угрожало, поверьте.

– И скоротечный остаток своих дней мы провели бы замурованными в пирамиду, да? – язвительно осведомилась я.

– О, вас бы освободили, как только мы покинули бы Дахшур, дорогая моя миссис Эмерсон. Убийства не по моей части.

– А как же настоящий священник Дронкеха? Не сомневаюсь, каирский патриарх понятия не имеет, что его наместника подменили. Что вы сделали с беднягой?

В черноте огромной бородищи сверкнули белые зубы.

– Почтенный старичок наш гость. Он из первых рук знакомится с земными радостями, которых до сих пор сторонился. Заверяю вас, если ему и грозит какая-то опасность, то только духовного свойства.

– А Хамид?

В глубоко посаженных глазах сверкнула искра.

– Да, я бы с удовольствием покарал предателя, но, увы, кто-то опередил меня.

– И вы рассчитываете, что мы поверим? В жизни не слышала более бесстыдной лжи!

– Амелия, – пробурчал мои муж, – нет никакого смысла раздражать этого господина.

– Ничего страшного, профессор. Мне все равно, верит мне миссис Эмерсон или нет. Я здесь по делу. Меня интересует некая вещь...

– Эта? – Я потрясла зонтиком, и прислужники негодяя подскочили.

«Отец Гиргис» прикрикнул на них, затем расцвел еще в одной белозубой улыбке:

– У вас очаровательный зонтик, но пусть он останется при вас. Вы, должно быть, решили, что я охочусь за обрывком манускрипта, который попал к вам в руки? Ну-ну, вы плохо обо мне думаете, дорогие мои. Нет, я пришел совсем за другим... Вот за этим. Он достал из-за пазухи коробочку и снял крышку. В мягком свете лампы замерцало золото, засияла бирюза, искрами вспыхнули ярко-синий лазурит и красно-оранжевый сердолик. У меня перехватило дыхание.

– Нагрудное украшение Двенадцатой династии.

– Еще одно нагрудное украшение Двенадцатой династии, – поправил «отец Гиргис». – А также ожерелье из золота с сердоликовыми бусинами и такие же браслеты. Это сокровище когда-то принадлежало принцессе эпохи Среднего царства, оно было надежно спрятано под основанием ее гробницы, так что никому до сих пор не удалось его обнаружить. Это уже второй такой тайник, который мы нашли в Дахшуре, миссис Эмерсон. И если бы не ваш непоседливый отпрыск, этим бы дело не ограничилась. Последние несколько недель ваш очаровательный малыш непрерывно ковырялся у Дахшурских пирамид. Один из моих людей видел, как он нашел гробницу принцессы и извлек эти драгоценности, но мы не стали лишать мальчика игрушек, понадеявшись, что он угомонится. Да не тут-то было... Вы балуете ребенка, миссис Эмерсон. Скольким мальчикам его возраста разрешают вести самостоятельные раскопки?

Я уже собиралась ответить, когда увидела кое-что такое, отчего у меня кровь застыла в жилах. К зарешеченному окну прижалось лицо, искаженное жуткой гримасой. Я бы его не узнала, если бы не длинный нос, просунутый между прутьями решетки.

Рамсес!

Лжесвященник продолжал:

– К сожалению, таковы неизбежные превратности моего ремесла. А теперь я вынужден просить разрешения покинуть ваше приятное общество. Нужно оповестить тружеников, которые в поте лица обыскивают вашу комнату, что я нашел нужные предметы. Итак, прощайте, дорогие мои. Надеюсь, мы больше не увидимся.

И «отец Гиргис» непринужденно двинулся к двери.

Люди в тюрбанах уставились ему вслед. Эмерсон стоял спиной к окну, тоже провожая взглядом главаря злодеев. И лишь я одна видела, как трясутся деревянные прутья решетки. Внезапно решетка повернулась, и тут я поняла, как Рамсес мог незаметно уходить и возвращаться по ночам. Что же делать?! Приказать ему оставаться на месте, не привлекая внимания, я не могла. Оставалось лишь повернуться к чаду спиной и представить, какому наказанию я подвергну это пронырливое и непослушное существо.

Последняя колкость Гения Преступлений осталась без ответа, хотя на языке так и вертелось: «Ну уж нет! Мы непременно встретимся! Я не успокоюсь, пока не выслежу тебя и не положу конец твоим гнусным козням».

Однако Эмерсон терпеть не может, когда последнее слово остается не за ним.

– А нас вы оставляете на растерзание своим прихвостням? Ну да, грязную работу вы поручаете другим. Но наша кровь будет на вашей совести, негодяй!

«Отец Гиргис» послал нам от двери еще одну чарующую улыбку:

– Дорогой мой профессор, не будет пролито ни капли крови! Смиритесь с неизбежным. Мои люди получили приказание связать и...

Гений Преступлений осекся.

Окно распахнулось, и в комнату ввалился Рамсес. Быстро вскочив на ноги, он ринулся к злодею:

– Отдайте! Это мое!

Удивительно, но детский писк напоминал рык родителя.

Гений Преступлений расхохотался:

– Бесенок сатаны! Держи его, Мустафа!

Мустафа злобно ухмыльнулся и небрежно выбросил вперед руку. Удар пришелся Рамсесу прямо в грудь и сбил его с ног. Наш бедный сын отлетел к стене и сполз на пол.

Я услышала рев Эмерсона, щелчок пистолета. Но ничего не увидела... Меня вдруг объяла кромешная тьма, словно облако густого дыма. В ушах грохотало и скрежетало...

Прошла целая вечность, прежде чем чьи-то руки встряхнули меня и чей-то знакомый голос прокричал:

– Пибоди! Пибоди!

Туман перед глазами рассеялся. Я по-прежнему стояла посреди комнаты, сжимая в руках зонтик...

Тряс меня, разумеется, Эмерсон. На свете не сыщешь еще одного столь же деликатного человека.

Рамсес сидел, привалившись спиной к стене, ноги вытянуты вперед, руки безвольно свисают. Рот его был приоткрыт, глаза выпучены, в них застыла смесь ужаса с изумлением.

– Ты жив... – пробормотала я.

Рамсес кивнул. В кои-то веки он потерял дар речи.

На лице Эмерсона я увидела то же выражение недоверчивого ужаса. Хотя для тревоги не было никаких оснований: один негодяй лежал лицом вниз, прикрыв голову руками. Второй вжался в угол и бормотал что-то нечленораздельное. «Отец Гиргис» исчез.

– Ты прекрасно справился с ситуацией, Эмерсон, – просипела я, неприятно поразившись собственному голосу. – Мои поздравления.

– Это не я! – выдавил Эмерсон. – Это ты!

Он разжал руки и тяжело опустился на скомканные одеяла.

– На твоем зонтике кровь, Пибоди.

Только тогда я поняла, что поза моя довольно воинственна. Зонтик выставлен вперед, словно я вознамерилась нанести разящий удар. На стальном наконечнике что-то алело. Кал... кал... Я завороженно смотрела, как с моего зонтика капает кровь...

– Неистовство, – продолжал Эмерсон, качая головой. – Вот как это называется... Неистовый гнев. В древнегреческих мифах о нем часто упоминается. Но в жизни... Такое я видел впервые! Тигрица, защищающая детеныша...

Я прочистила горло.

– Эмерсон, понятия не имею, о чем ты тут толкуешь. Так, разорви простыню на полоски, давай свяжем преступников, а затем отправимся выручать наших людей.