"Лишний доллар не помешает" - читать интересную книгу автора (Питерс Джефф)РЕЛЬСЫ И ЗАКОНПоезд компании «Юнион Пасифик» рассекал просторы пустыни с умопомрачительной скоростью, двенадцать миль в час. Однако пассажирам вагона третьего класса, сидевшим на жестких деревянных лавках и безуспешно боровшимся с дремотой, временами казалось, что поезд стоит на месте. Каждый раз, бросая осоловевший взгляд в окно, они видели один и тот же пейзаж — раскаленная добела потрескавшаяся глина, бугристая россыпь колючек, да серый зигзаг далеких гор на горизонте. И только перестук колес да равномерное покачивание вагона служили признаком того, что поезд все-таки перемещался в сторону пункта назначения. Полковник Дуглас Мортимер не смотрел в окно. Он ездил в поездах не ради того, чтобы любоваться пейзажами. Пассажирский вагон оставался единственным местом, где ничто не отвлекало его от чтения Библии. «… И добычи много вынес из города. А народ, который был в нем, вывел и умерщвлял ах пилами, железными молотилами и секирами. Так поступал Давид со всеми городами Аммонитян», прочел полковник Мортимер и на какое-то время отвлекся от чтения, пытаясь представить себе процесс умерщвления пилами. Сонную тишину нарушил голос кондуктора: — Ваши билеты, леди и джентльмены, ваши билеты! — Долго ли еще ехать до Тукамкари? — спросил полковник, предъявляя билет. — Нет, сэр, — отвечал кондуктор. — Будем минуты через три. Ваши билеты! Полковник откинул крышку своих карманных часов и удовлетворенно кивнул, взглянув на циферблат. "И восстал сатана на Израиля, и побудил Давида сделать счисление Израильтян… " — Простите великодушно, святой отец, но вы совершили ошибку! — раздался над ухом полковника голос попутчика. Краем глаза полковник Мортимер заметил, что сидевший рядом с ним человек в котелке и пенсне радостно оживился, найдя, наконец, повод поговорить. Видимо, до сих пор его природную общительность придерживало религиозное чинопочитание. Черная шляпа полковника, его широкий черный плащ и особенно книга, которую он держал в руках, библия в сафьяновом переплете с серебряными наугольниками, ценой не менее ста долларов, — все это иногда заставляло окружающих принимать его за одного из странствующих проповедников или миссионеров различных церквей и толков, часто встречавшихся среди пассажиров. Многие из миссионеров предлагали воспользоваться услугами церкви, которую сами же и основали. При этом они всегда были готовы предъявить местным властям соответствующую лицензию. Иногда, покидая границы новообращенного в свою веру штата, например, перебравшись из Теннеси в Арканзас, они принимались торговать глазными каплями и затычками для ушей, поскольку их религиозная лицензия действовала только в Теннеси, а для Арканзаса имелась фармацевтическая. Если же никаких лицензий получить не удавалось, миссионеры превращались в просветителей и начинали читать публичные лекции на тему «Мои встречи с Диккенсом», «Частная жизнь французской адвокатуры» или «Мнение медицинской науки о воздействии вальса на психику». Эти темы вызывали неподдельный интерес в образованных слоях Дикого Запада, которые всегда были рады послушать речь, насыщенную научной терминологией. На Восточном побережье утонченную публику Балтимора, Нью-Йорка и Филадельфии можно было привлечь не столько терминологией, сколько демонстрацией курьезов природы. Зрители охотно посещали лекции о покорении индейцев ради того, чтобы полюбоваться засушенной головой Мангаса Колорадаса, вождя апачей. — Как жаль, святой отец, что вы сразу не сказали, что вам надо в Тукамкари! Я прекрасно знаю все станции на этой линии и могу вам вполне определенно сказать, что вы сели не на тот поезд. Да, не на тот поезд! Человек в котелке приветливо и сочувственно улыбался, видимо, ожидая от собеседника каких-то вопросов, вполне естественных в таком положении. Но полковника Мортимера сейчас больше занимало другое. За незаконную перепись населения Израиля Господь разгневался на Давида и, прежде чем покарать, предложил ему на выбор три вида наказания — или трехлетний голод, или трехмесячная война, или три дня под мечом Господним. «Я бы выбрал войну», подумал полковник Мортимер, «все-таки какие-то шансы всегда остаются». Но Давид решил иначе. Пусть лучше впаду в руки Господа, только бы не впасть мне в руки человеческие. «Тоже верно», мысленно согласился с Давидом Дуглас Мортимер. «Бог милостив, а люди… Люди не прощают». — …Потому что в Тукамкари останавливаются только те поезда, которые вывозят оттуда скот, а наш поезд там не остановится, — донесся до него голос попутчика. — Да? — полковник Мортимер повернул к нему лицо. — Ближайшая к Тукамкари станция — это, пожалуй, Амарилло, но наш поезд туда не повернет. Вам лучше всего будет сойти в Санта-Фе, а оттуда уже добираться до Амарилло, — человек в котелке продолжал оживленно водить пальцем по стеклу, рисуя невидимую схему маршрутов компании «Юнион Пасифик». — И вообще, раз уж вы отправляетесь в такой путь, вам бы следовало захватить с собой другую книгу. Я имею в виду расписание поездов. — Да? — повторил полковник Мортимер насмешливо. — Да. Тогда бы вы знали, что поезд не останавливается в Тукамкари. — А вот в этой книге написано, что останавливается. Полковник Мортимер захлопнул библию, застегнул кожаный переплет серебряной пряжкой и бережно опустил в дорожную сумку. Глянув в окно, он увидел дощатую платформу с наклонным спуском, деревянную будку и столбы с висящей между ними вывеской. Полковник еще раз посмотрел на свои часы. Кондуктор был прав. Прошло ровно три минуты. Мирно дремавших пассажиров разбудили внезапно раздавшиеся металлический скрежет, свист пара и грохот падающих на пол вещей, поезд резко замедлил ход и, окутываясь клубами пара, остановился у дощатой платформы. Кондуктор соскочил с подножки вагона и поспешил к локомотиву, на ходу успокаивая пассажиров, выглядывающих изо всех окон: — Леди и джентльмены, сохраняйте спокойствие! Сейчас мы все выясним. Машинист! Что случилось? — Стоп-кран! — закричал в ответ чумазый машинист, спрыгнув на землю и на всякий случай заглядывая под колеса. — Кто-то сорвал стоп-кран! Дверь почтового вагона резко откатилась в сторону, и на платформу вышел полковник Мортимер, выводя за собой вороного коня. Доски пологого пандуса заскрипели, прогибаясь под копытами, конь нервно помотал головой, и полковник успокаивающе потрепал его по изогнутой шее. — Постойте, мистер! — возмущенно закричал кондуктор, подбегая к полковнику. — С чего это вы вздумали останавливать поезд? Никто не имеет права по собственной прихоти дергать стоп-кран и нарушать расписание! Если вам надо сойти… Полковник Мортимер успокоил коня и повернулся к запыхавшемуся кондуктору, побагровевшему от возмущения. При этом черный плащ полковника распахнулся, открывая шелковый жилет и кожаный пояс, густо усеянный патронами. Сбоку выглядывала лакированная рукоятка кольта. Взгляд кондуктора остановился на деталях дорожного костюма, и, странное дело, его щеки моментально перестали пылать багровыми пятнами, на глазах приобретая естественный цвет. И голос кондуктора тут же утратил свой начальственный звон металла. — Если вам надо сойти… То компания «Юнион Пасифик» охотно пойдет навстречу любому желанию пассажира. — Спасибо. Я уже сошел, — заметил полковник. — Да, в самом деле, — согласился кондуктор. Он снял форменную фуражку, вытер вспотевшую лысину и развернулся к машинисту: — Поехали, поехали! Поезд дернулся и лязгнул поочередно железными суставами. Локомотив протяжно просвистел, обдавая платформу струями пара, и двинулся прочь. Тем временем полковник Мортимер внимательно изучал плакат, небрежно прибитый к стенке деревянной будки, где сообщалось, что некий Гай Каллавэн, оцененный в тысячу долларов, разыскивается за убийство. Это не было новостью для полковника Мортимера. Как раз за Гаем он и приехал в Тукамкари. Новостью было то, что к сумме на плакате были углем пририсованы еще два нуля. Окошко кассы приоткрылось ровно настолько, чтобы показать полковнику опухшую от бесконечного бдения физиономию кассира. — Смотрю я, вас, мистер, наши расценки удивляют? — кассир ухмыльнулся, звучно скребя медную щетину на щеке. — Хе-хе. Этот молодчик был здесь сам, собственной персоной. Его здорово зацепило, что за него так мало прелагают, вот он и прибавил нулей. Меня, говорит, дешевле чем за сто тысяч не возьмешь. Я им, говорит, не мексиканец какой-то. Хе-хе. Ну что, говорит, есть желающие подзаработать? И знаете, мистер, всех вокруг как ветром сдуло. И когда он шел в салун, на улице не было ни души. Попрятались все. И даже куры боялись приблизиться к нему на расстояние выстрела, хе-хе-хе. Полковник сорвал плакат со стенки и аккуратно свернул в трубку. — Мистер, мистер, — забеспокоился кассир. — Шерифу, небось, не понравится, что вы так поступаете с его собственностью. Афишка-то должна висеть, пока сам шериф ее не снимет. — Афишка ваша устарела, — сказал полковник. Похоже, что ветер, сдувший население городка при появлении Гая Каллавэна, все еще продолжал неистовствовать. Полковник не встретил ни одного прохожего, пока добирался до салуна. Да и в салуне все столики были свободны, наводя на мысли о чуме, моровой язве или — что было ближе к действительности — о священном для этих краев времени сиесты. Жители городка все до единого скрывались в своих домах от палящего солнца. И фигура полковника в черном плаще и черной широкополой шляпе, появившаяся на пороге салуна, не могла не привлечь внимание. Пианист, по наитию подбиравший вальс новомодного Штрауса, на несколько секунд застыл с поднятыми руками, опасливо оглядывая вошедшего. Ему часто приходилось сталкиваться с острой критикой своего искусства, о чем свидетельствовали многочисленные царапины, оставленные на инструменте метко кинутыми бутылками. Но полковник никак не продемонстрировал своих музыкальных пристрастий, и в пустом салуне снова безнаказанно зазвучали кошмары «Венского леса». Бармен без слов подвинул по стойке навстречу полковнику бутылку бурбона. Полковник так же без слов отодвинул ее на исходную позицию, а на освободившемся месте развернул афишку, добытую на станции. Глаза бармена опустились, скользнули по тексту и равнодушно уставились в пространство. — Где я могу найти этого джентльмена? — мягко спросил полковник Мортимер. На лице бармена возникла гримаса, которую сам он, видимо, привык считать выражением оскорбленной невинности. Полковник повторил вопрос, с неожиданной цепкостью ухватив бармена за воротник и притянув к себе. Если у бармена и были подозрения в принадлежности посетителя к поповскому племени, теперь они улетучились без следа. Оскорбленная невинность на его лице мгновенно уступила место неподдельному испугу. Глаза бармена выразительно поднялись кверху, в направлении номера люкс на втором этаже, мол, как подниметесь, вторая дверь направо. Полковник остался вполне удовлетворен тем, что прочитал в глазах бармена. Его не мог ввести в заблуждение голос собеседника, в котором оскорбленная невинность прозвучала с удвоенной силой: — Я не обязан отвечать, где кто находится! Пианист, уловив своим чутким профессиональным слухом короткий диалог, перешел от вальса Штрауса к традиционной мелодии кадрили, которую обычно наяривал по вечерам, заглушая шум скандалов и потасовок. Музыка была как нельзя кстати, и полковник поднимался по скрипучей лестнице, не опасаясь привлечь к своим шагам преждевременное внимание постояльцев. Вот и вторая дверь направо. Полковник замер перед ней, прислушиваясь. Возможно, за этой дверью находился человек, которого искал полковник. Человек, который уже к двадцати годам обвинялся в тринадцати убийствах. Первые восемь зарубок на рукоятке кольта Гай Каллавэн сделал еще в Нью-Йорке, потом перебрался в Техас в поисках более спокойной жизни, и здесь за год застрелил пятерых — не считая мексиканцев, погибших от его пуль по ту сторону границы. Гай не был ни грабителем, ни киллером. Примыкая то к одной, то к другой банде, он участвовал в угонах скота или в налетах на дилижансы ради небольшой доли от добычи, а потом просаживал ее в кабаках. Но в каждом налете и в каждом кабаке он оставлял свой кровавый след. Похоже, ему доставляло удовольствие убивать людей на глазах многочисленных свидетелей. Он мог выстрелить в незнакомца, сидящего на табурете у стойки бара, только для того, чтобы освободить табурет. Мрачная слава Гая Каллавэна расползалась по приграничным поселкам, где некому было остановить психопата. К тому же считалось, что своих он не трогает, а убивает только чужаков. Естественно, каждый предпочитал доказать Гаю, что он — свой, и остановить его мог только человек со стороны. Развитие железнодорожной сети определенно способствовало укреплению законности. Полковник ни за какие деньги не согласился бы гоняться за Гаем по пустыне или выслеживать его в каньонах. Совсем другое дело — под стук вагонных колес провести несколько часов за чтением библии, найти вполне приличный салун с благоустроенными номерами, и постучать в дверь, чтобы удостовериться — за ней находится именно Гай Каллавэн, а не какой-то неудачливый шутник. Полковник внимательно прислушивался к тому, что происходило за дверью. Судя по сопению, поскрипыванию кроватных пружин и шуршанию снимаемой одежды, сейчас был самый подходящий момент, чтобы предъявить обвиняемому все многочисленные повестки из нескольких судов трех штатов. — Ну, Гай, мне неудобно… — кокетливо капризничала женщина за дверью. — Не дергайся ты, — отвечал ей грубый мужской голос. — Ну, Гай… Оставалось убедиться, что за дверью находится не Гай Юлий Цезарь, а Гай Каллавэн. Полковник Мортимер развернул афишку и подсунул ее под дверь номера. Через минуту послание было обнаружено. — Ну, что ты делаешь, мне же щекотно! Ой, Гай, смотри… Это ты там нарисован? Полковник постучал в дверь и предусмотрительно отошел в сторону. Как и следовало ожидать, ответом ему были четыре пули, которые вылетели из двери, с треском отламывая длинные щепки. Грохот выстрелов еще отдавался на лестнице, когда полковник услышал, как за простреленной дверью внутри номера хлопнула створка оконного стекла. Он заглянул в номер. Сизые лохмотья порохового дыма уплывали в открытое окно. Слышались быстрые шаги человека, бежавшего по верхней галерее. Вот он остановился, заскрипели перила, и тут же раздался звук прыжка на твердую землю с высоты второго этажа: удар каблуков, треск порванной ткани и пара соответствующих выражений. Выглянув в окно, полковник увидел убегающую фигуру. Он повернулся и вышел из номера, не забыв галантно приподнять шляпу, прощаясь с перепуганной полураздетой женщиной, забившейся в угол кровати. Спускаясь по лестнице и проходя через салун мимо окаменевшего бармена, полковник слышал, как Гай Каллавэн подбегает к коновязи, как, торопясь и путаясь, отвязывает лошадь, и, наконец пытается вскочить в седло… Вот застучали копыта. Наглый и неустрашимый убийца стремительно удалялся по длинной пустой улице, а полковник Мортимер еще даже не коснулся оружия. Все это время внутри полковника работал невидимый дальномер, отсчитывавший расстояние до цели. Тридцать метров… Полковник подошел к своему коню. Тридцать пять метров… Полковник расстегнул седельную сумку… сорок метров… извлек из нее винчестер… note 1 сорок пять метров… лязгнул затворной скобой… пятьдесят метров… Выстрел! На другом конце улицы, у самого поворота, поднялось облако пыли. Это на полном скаку рухнул и перевернулся через голову конь, которому пуля полковника вошла под лопатку. Гай Каллавэн выбрался из-под убитого коня и оглянулся. Полковник выстрелил второй раз, и Гай повалился в пыль, вскрикнув от боли. Полковник Мортимер вложил винчестер в специальное гнездо на откинутом вниз клапане седельной сумки, между дробовиком и длинноствольным револьвером. Он нежно похлопал по шее своего коня, взбудораженного выстрелами, и неторопливо принялся пристегивать к рукоятке револьвера плечевой упор. На другом конце улицы над убитой лошадью поднималась шатающаяся фигура противника. Гай Каллавэн, зажимая свободной рукой рану на плече, поднял кольт и закричал: — Ну, теперь тебе не жить! Прогремел выстрел, и фонтанчик пыли взметнулся на дороге в двух шагах от полковника. Вторая пуля ударила в землю у задних ног коня. Полковник прижал пристегнутый упор револьвера к плечу и прицелился. Гай успел выстрелить еще раз, и последняя его пуля зарылась в землю так же, как и предыдущие — он был слишком далеко от полковника, чтобы попасть в него, стреляя из кольта. Да, оружие никогда не подводило его, когда надо было выстрелить человеку в спину с трех шагов. И даже на двадцати шагах Гай редко промахивался. Но сейчас цель была слишком далека, и Гай, поняв это, двинулся навстречу полковнику, тяжело переступая негнущимися ногами. Хлестко ударил выстрел мощного оружия. Длинный ствол револьвера полковника даже не шелохнулся, выбросив облачко голубого дыма. А на другом конце улицы Гай Каллавэн, убийца стоимостью в тысячу долларов, повалился поперек своего коня, и во лбу его чернела аккуратная дырка. Вечером шериф выложил на стол перед полковником Мортимером пачку замусоленных банкнот. — Если и дальше так пойдет, вы разорите наш округ, — проворчал помощник шерифа, глядя, как исчезли деньги в глубине дорожной сумки. — Не волнуйтесь, — ответил полковник Мортимер. — Мне нечего больше делать в ваших краях. Здесь нет того, кто мне нужен. А с остальными вы и сами справитесь. — А кто вам нужен? — поинтересовался шериф. — Может быть, вот этот подойдет? Он показал свежий плакат, на котором красовалась крупная надпись: «Разыскивается Рид „Малыш“ Кавано. Вознаграждение тысяча долларов». Полковник внимательно вгляделся в черты лица преступника и покачал головой. — Нет, это не тот. Впрочем… Где он сейчас? — Ребята видели его по дороге в Уайт Рокc. — Далековато, — задумчиво произнес полковник. — А поезд туда идет? В моем справочнике нет такой станции. — За день верхом доберетесь, — заверил помощник шерифа. — Это соседний округ. Желаю вам успешно почистить их кассу. — Но поторопитесь, — предупредил шериф. — Об этом «Малыше» меня уже спрашивал ваш коллега. — Что за коллега? — Какой-то ирландец в пончо. — Лошадка у него приметная, серая в черных пятнах. Я таких только в бродячем цирке видел, — добавил помощник шерифа. — Не знаю такого, — равнодушно произнес полковник Мортимер. — Нахальный тип, — заверил его шериф. — Вы бы видели, как он скривил губы. Тысяча долларов? Ладно, говорит, лишний доллар не помешает. — Поторопитесь, полковник, — сказал помощник шерифа. — Пусть лучше деньги достанутся вам, чем какому-то нахалу. Полковник Мортимер раскурил трубку и покачал головой. — Не люблю спешить. Лучше я подожду поезда на Саyта-Фе. Почитаю в дороге. А что касается нахала, то надо же и ему как-то зарабатывать на жизнь. |
||
|