"Долгая ночь Примы Центавра" - читать интересную книгу автора (Дэвид Питер)

Глава 10

Вир сидел в своих апартаментах, устремив взгляд на пустую стену, и спрашивал себя, есть ли у него какие-нибудь причины, чтобы не улетать с Вавилона 5. Он провел бессонную ночь, обдумывая этот вопрос, но сейчас был ничуть не ближе к ответу, чем накануне вечером.

Вир чувствовал, что его таланты на дипломатическом поприще можно оценить в лучшем случае как сомнительные. Но даже будь он величайшим, опытнейшим дипломатом галактики… какой от этого толк, если все вокруг не только не интересуются, но даже избегают контактов с представителем Примы Центавра?

Это ощущение никчемности и бессилия становилось все сильнее и сильнее каждый раз, когда он проходил по станции. Если даже кто-то бросал на него взгляд, то в этом взгляде проглядывало плохо скрываемое беспокойство. Или презрение. Или гнев.

Когда-то давно Вавилон 5 казался Виру пугающим местом. За каждым углом таились секреты, и он переживал из-за собственного бессилия, наблюдая, как Лондо погружается во тьму. В те времена Вир счел бы сумасшедшим любого, кто рискнул предположить, что он еще станет с ностальгией вспоминать эти дни.

Но именно так теперь и обстояли дела. Какой бы сложной не была тогда его жизнь, каким бы ужасным не было это медленное сползание в круговерть войны, и даже убийство, - все это вспоминалось теперь как добрые старые дни. Тогда он, по крайней мере, нравился людям. У него были друзья.

Гарибальди определенно симпатизировал ему и уж во всяком случае никогда не считал Вира угрозой безопасности Вавилона 5. А теперь для Зака Аллана любой центаврианин представлял собой проблему, как представитель расы, которой нельзя доверять, которого нельзя оставлять без присмотра. Любой центавринин считался теперь злодеем, который поспешит воткнуть вам в спину нож, как только вы ослабите бдительность. И даже Гарибальди, в чьи обязанности входило выявлять и нейтрализовывать любые потенциальные проблемы для Межзвездного Альянса в целом, стал относиться к Виру с некоторым подозрением.

Шеридан…

Вир всегда считал Шеридана своим другом. Быть может, с учетом всех обязанностей Шеридана как капитана Вавилона 5, не очень близким, но все-таки другом. Человеком, перед которым Вир мог бы отвести душу. Но, увы, теперь Шеридан не мог позволить себе быть его другом. Это вызвало бы слишком много кривотолков со стороны других участников Альянса. Не то, чтобы Шеридан поддался этим веяниям; будучи сильной личностью, он не мог позволить общественному мнению сбить себя с намеченного пути. Но сам Вир не видел смысла в том, чтобы ставить Шеридана в неловкое положение. Ставки слишком высоки, Альянс слишком важен в долгосрочной перспективе, чтобы рискнуть вызвать недовольство миров - участников по той только причине, что Вир чувствует себя одиноким.

Ленньер… из всех своих прежних знакомых, Вир больше всего скучал по Ленньеру. Когда они оба занимали должности простых атташе на службе у своих уважаемых наставников - дипломатов, они регулярно встречались и изливали друг другу все, что накапливалось на душе. (21) Ленньер, возможно, лучше всех понимал, что доводилось переживать Виру в тот или иной период.

Но Ленньер присоединился к Рейнджерам, по причинам, которые, как вынужден был признать Вир, недоступны его пониманию. Ведь Ленньер был глубоко религиозным мыслителем-пацифистом. Какие дела могли заставить его теперь мотаться по Галактике в качестве вооруженного до зубов воина? Когда Вир высказал Лондо свое недоумение по этому поводу, тот поначалу задумался. Похоже, он перебирал в памяти все, что знал о Ленньере, чтобы придти к каким-нибудь выводам. А затем сказал Виру:

- Есть на Земле очень древняя организация - сильно романтизируемая - из истории которой ты можешь почерпнуть некий ответ на свой вопрос, если только мои подозрения правильны. Почитай о Французском Иностранном Легионе.

Вир так и поступил, но изучение истории Иностранного Легиона нисколько не приблизило его к пониманию Ленньера. На Земле солдаты вступали в эту требовательную, иногда даже жестокую организацию, чтобы забыть о своем прошлом. О прошлом, обычно отмеченным присутствием красивой, но недоступной женщины, из-за которой оказывались разбитыми их сердца… У Вира не возникло абсолютно никаких идей касательно того, каким образом все это можно было бы применить к Ленньеру, так он и сообщил Лондо. Лондо просто пожал плечами и сказал:

- Ну, а я что могу знать о таких вещах? - и никогда больше не говорил на эту тему.

Лондо.

Он скучал по Лондо. Он скучал по привычному порядку вещей. Даже когда этот порядок был плох… тогда Вир хотя бы понимал, что происходит. А теперь - вот он, на посту, который по идее должен был бы дать ему огромную власть и полномочия, а чувствует он себя при этом более запутанным и беспомощным, чем когда бы то ни было прежде. Вот он поговорил с Лондо о загадочном Реме Ланасе и об императоре Крэне, а у него нет ни малейшего представления, какое отношение что-нибудь из этого может хоть к чему-нибудь иметь.

Рем Ланас, бездомный центаврианин, который прячется на нижних уровнях. Он ни разу не упоминался в криминальных архивах, он вообще нигде не упоминался. Мысль о том, чтобы отправиться на нижние уровни, в любых обстоятельствах не показалась бы Виру привлекательной, и он откладывал поиски Рема Ланаса как можно дольше, пытаясь понять, есть ли вообще какие-нибудь разумные доводы, чтобы заняться поисками этой личности. Похоже, у Лондо было мнение, что такие доводы существуют, но, в самом деле, кто теперь мог знать, что творится в голове у Лондо? После восшествия на трон Лондо стал казаться таким странным, таким разорванным изнутри. Уже не в первый раз Вир спросил себя, не произошел ли у Лондо какой-нибудь умственный коллапс. Предположение неприятное, но весьма правдоподобное.

А император Крэн? Какой был смысл обсуждать поступки этого давно умершего правителя?

- Император Крэн, - вслух повторил Вир.

Почему Лондо затеял разговор о нем? Еще раз, какие в точности слова произнес тогда Лондо?

«Иногда нам всем все же удается прийти к единому мнению о том, что правильно, а что ошибка. И мы не хотим, чтобы ошибки повторялись вновь. Ни с нами, ни с кем-либо еще. НИ С КЕМ, Вир. Ты меня понял?»

Так что же случилось с императором Крэном? Вир сообразил, что не помнит эту историю в деталях. Императора убили, и это все, что он помнил. Но таков был конец многих императоров Республики Центавра, так что исходя из одного только этого факта, вряд ли ему удастся чего-нибудь понять.

Вир сел к компьютерному терминалу, и начал просматривать записи по истории Центавра. От всех прочих убитых императоров, таких, как Картажа, Крэн отличался тем, что не был настолько уж плох. У него было доброе сердце, хорошие идеи и решимость попытаться объединить враждующие дома Республики воедино. Его интерес состоял не в том, чтобы обогатиться или возвеличить самого себя, а в том, чтобы улучшить положение дел на всей Приме Центавра.

Бегло пролистнув основные вехи жизни Крэна, Вир приступил к детальному изучению обстоятельств его смерти.

Они были очень глупыми. Потеря, трагическая потеря. Крэн начал терять терпение в переговорах с аристократическими домами Примы Центавра, он чувствовал, что эти дома потеряли контакт с простым народом. Ведь, в конце концов, аристократические дома возглавлялись людьми, занимавшими высокие посты, положение или титул. Относительно небольшая доля населения планеты владела ошеломляюще большой долей богатств и ресурсов. Крэну казалось, что наилучший способ напомнить домам об их обязанностях, это заставить их снизойти до общения с простым народом, и заново «познакомить» народ и аристократию друг с другом.

Наличием «темных пятен» Прима Центавра не отличалась от других миров. Здесь тоже имелись места, где собирались бедняки, когда им некуда было больше идти. Где люди, попавшие в беду, совместными усилиями наскребали себе на скудную жизнь, хватаясь за любую возможность приложить к чему-нибудь свои руки. И как всегда, те, кто обладал богатством и властью, не желали замечать страданий обездоленных.

- Они сами до этого дошли, - чаще всего говорили аристократы друг другу, когда речь заходила о бедняках. - Пусть сами с этим и разбираются.

Крэну это надоело. Он намеревался изменить образ мышления глав домов таким же способом, каким тренируют упрямое домашнее животное не облегчаться внутри дома. В этом случае вы обычно тыкаете зверя носом в ту лужу, которую он наделал. Идея Крэна состояла в том, чтобы, образно говоря, ткнуть носом глав домов.

Император собрал так называемую «Великую Экспедицию». По его приказу главы всех аристократических домов отправились в многодневный тур для осмотра «темных пятен» Примы Центавра. У императора были двоякие намерения: главам домов он собирался напомнить о существовании обездоленных, а всем нищим явить собственным физическим присутствием символ надежды.

Долгосрочная цель Крэна заключалась в том, чтобы пробудить нечто вроде всеобщего чувства патриотизма. Он искал способа сделать так, чтобы все жители Центавра, великие и малые, двигались в одном направлении к единой конечной цели - возрождению величия, которым когда-то славилась Республика.

- Нельзя возводить дворец, когда под ногами грязь, - писал Крэн. - Следует осушить грязь и выстроить прочный фундамент, на котором будет держаться наше величие.

Крэн искал путь к единству. Он искал - какая ирония - путь к созданию альянса всех слоев центаврианского общества. Вир не смог сдержать печальную улыбку. Кое в чем Крэн живо напомнил ему Шеридана.

Итак, вот он, Крэн, с его планами достижения величия, поисками путей к всеобщему благоденствию в центаврианском обществе. Согласно историческому тексту, который читал Вир, процессия «Великой Экспедиции» шествовала по кварталам трущоб, и что это было за зрелище! Все богатейшие центавриане, разодетые в самые роскошные наряды, выглядели и, наверное, чувствовали себя совершенно не к месту среди нищеты и нужды, голода и отчаяния, с которыми многие из них столкнулись лицом к лицу впервые в жизни. Их неведение относительно условий жизни беднейших центавриан привело к апатии, а Лондо однажды сказал Виру, что невежество и апатия образуют убийственную комбинацию. Невежество можно вылечить образованием, с апатией можно справиться, найдя что-нибудь, что разгонит кровь и побудит душу к действиям. Но невежество и апатия, сплетенные воедино, образуют стену, почти непреодолимую.

Крэн предпринял попытку в одиночку проломить эту стену, и по всем признакам, в первые моменты «Великой Экспедиции» начал добиваться некоторого успеха. Главы домов застыли на месте, не в силах отвести взгляд от ужасающего зрелища, которое им открылось. Говорят, некоторые из них даже разрыдались.

Именно в этот момент все рухнуло.

Его звали Тук Марот. Он родился в нищете, вырос в нищете, и лишь изредка ему удавалось бросить издали взгляд на блеск и богатство аристократов. Он сидел в канаве, глядя на приближавшуюся процессию глазами, полными ненависти и зависти. Позже он рассказывал, что видел лишь, как солнце играет на позолоте, которой были отделаны мундиры вельмож. А император…

- Казалось, он сам светится, испускает сияние, - говорил Марот. - Словно его питают души тех, кто умер, лишившись всего, ради того, чтобы у него было все.

Очевидно, той каплей, которая переполнила чашу терпения Марота, был блеск имперского медальона, висевшего на шее у Крэна.

Позже Марот утверждал, что действовал спонтанно, и у него не было ни малейшего представления, что же такое на него нашло. Эти слова многие считали попыткой добиться снисхождения, как будто временное умопомрачение Марота делало цареубийство более простительным.

Крэн даже не заметил выстрел. Только что он улыбался, махал рукой, кивал. Толпа шумела; император наверняка даже не услышал бы звука выстрела. Но в следующий момент он уже глядел с изумлением, как красное пятно быстро расползается по его груди. У Крэна подкосились ноги, и его тело подхватили ошеломленные охранники, которые не ожидали ничего подобного во время такой благодетельной и филантропической миссии. Марот повернулся и убежал, скрывшись в темных закоулках среди трущоб. Крэна, конечно же, незамедлительно доставили в госпиталь, но слишком поздно. Когда его привезли, он уже был мертв. На самом деле, некоторые утверждают, что он был мертв уже тогда, когда его подхватили гвардейцы.

Этот инцидент породил целую волну распрей, включая бунт черни, при подавлении которого войска, посланные знатью, взяли штурмом беднейшие кварталы города. Вслух знать требовала выдать убийцу и свершить правосудие, а на деле пыталась возложить вину за случившееся на всех жителей, и заставить всех отвечать за деяние одного. Оправдываясь таким образом, они избавляли себя от всякой моральной ответственности за судьбы обездоленных. Марота в конце концов выдала, как потом оказалось, его собственная убитая горем мать. Сразу после этого несчастная женщина покончила с собой, вскрыв себе живот, выносивший ребенка, совершившего столь ужасный поступок. Но к тому времени уже несколько кварталов города были сожжены, и пламя гражданской войны полыхало над Примой Центавра.

Историю Центавра записывали придворные летописцы. А они были среди тех, кто отдавал приказ штурмовать кварталы бедноты, а впоследствии искал оправдания своим поступкам. Поэтому сложившаяся официальная версия гласила, что Крэн был глупцом, не сумевшим правильно расставить приоритеты, а бедняки были сами виноваты в случившемся, и получили они то, что заслужили. И любой правитель, который вслед за Крэном проявит к ним хоть какую-нибудь симпатию, будет обречен повторить ту же трагедию.

Вир оторвался от чтения и в унынии покачал головой. Бедный Лондо. Определенно, он пытался сказать Виру, что и он, Лондо, обречен на поражение. Что история и его будет осуждать, как глупца.

Или, и того хуже, Лондо был озабочен тем, что и сам может умереть от рук какого-нибудь сумасшедшего убийцы. Или…

Или…

- Я ИДИОТ! - вскричал Вир, вскакивая на ноги столь яростно, что ударился коленом об нижнюю плоскость стола.

Но у него не было времени обращать внимания на боль. Его ум бешено работал, пытаясь найти выход из положения. А затем Вир кинулся в гардероб и отыскал там старый костюм. Это было не сложно. Конечно, Вир существенно потерял в весе за последние месяцы, но продолжал хранить старую одежду, поскольку не в его привычках было что-нибудь выкидывать. Помимо прочего, Виру хотелось бы иметь одежду подходящего размера на тот случай, если он разрешит себе вновь пополнеть, каковая мысль время от времени приходила ему в голову.

Вир вытащил один из своих старых сюртуков, рубашку неподходящего размера, жилет и штаны, и стремглав натянул все это на себя. То, что все эти предметы одежды не очень-то сочетались друг с другом и мешком висели на нем, лишь выгодно усиливало общий эффект запущенности.

Вир кинулся к компьютерному терминалу и торопливо вывел на печать фотографию Рема Ланаса. Затем накинул на себя плащ - прощальный подарок матери, смысл которого Вир никогда не понимал. Это был всепогодный плащ с капюшоном, который явно бесполезен на Вавилоне 5 - как часто меняется погода на космической станции? Не похоже, чтобы здесь доводилось появляться дождевым облакам.

Но теперь Вир нарядился в этот плащ, будто видел, как к станции приближается огромная грозовая туча, и накинул капюшон на голову, чтобы скрыть свое лицо. Нарядившись так, он отправился на нижние уровни, и молился, чтобы поспеть туда вовремя.

Быть может, перспектива спуститься на нижние уровни и казалась Виру сущим проклятием, но он знал, что иного выбора у него нет. Он еще раз взвесил все варианты, но к несчастью, только этот казался реалистичным.

Первым делом его поразило зловонье. Атмосферные фильтры на нижних уровнях работали не столь эффективно, как в остальных частях станции. В некоторой степени это можно было понять. Проектировщики Вавилона 5 не рассчитывали, что кому-нибудь взбредет в голову поселиться в технических коридорах и складской зоне, из которых и состояли нижние уровни, и соответственно, они не предусмотрели здесь тот же уровень вентиляции и то же количество каналов вытяжки, что и в обитаемых местах. Добавить к этому крайне недостаточное количество санитарных узлов, и все это в совокупности превращало нижние уровни в такое место, от которого любому следовало бы по возможности держаться подальше.

Но, по крайней мере, здесь никто не обращал на Вира внимания. И потому, как бы иронично это не звучало, Вир чувствовал себя здесь комфортнее, чем в цивилизованных частях станции. Время от времени кто-нибудь бросал на него взгляд, но только чтобы оценить, может ли он представить какую-либо опасность. В этих случаях, если Виру удавалось перехватить такой взгляд, он просто выглядывал из-под капюшона и демонстрировал невинную улыбочку, которая буквально вопияла о том, что ее владелец абсолютно безвреден. И безмолвный вопрошатель сразу же возвращался к тем темным делишкам, которые требовали его внимания.

В своей руке Вир сжимал распечатанную им фотографию Рема Ланаса. Впрочем, Вир провел так много времени, вглядываясь в это изображение на экране компьютера, что теперь, как ему казалось, каждая морщинка на лице Рема Ланаса навсегда запечатлелась у него в памяти.

На нижних уровнях было очень многолюдно, и взгляд Вира блуждал по лицам в толпе, пытаясь заметить знакомые по фотографии черты. Это не казалось многообещающим занятием в плане достижения цели, но иного пути он не видел.

Вир с тоской осмотрел палатки кустарей, торговавших своими изделиями, и домики, сооруженные из всякой всячины тут и там по всему пространству нижних уровней. Он увидел, как несколько человек, по виду большое семейство, собрались вокруг костра и жарили на нем нечто, напоминавшее больших насекомых-паразитов. Один только взгляд на это зрелище вызвал у желудка Вира желание вывернуться на изнанку. Но в известном смысле, созерцание такой картины позволило Виру по иному посмотреть на свою собственную жизнь. Вот он, такой несчастный оттого, что представители Альянса косо на него смотрят. СМОТРЯТ на него косо. И это самая большая из его проблем. Но у него есть одежда, еда, удобное жилище. Он живет в каюте со всеми удобствами, и ни в чем не нуждается, кроме дружеского общения. Но отсутствие друзей - это такая малость по сравнению со всем тем, в чем нуждаются эти бедные, несчастные люди.

Вир провел несколько часов, блуждая по нижним уровням, и, наконец, даже набрался наглости, чтобы начать спрашивать случайных встречных, не видели ли они Рема Ланаса, демонстрируя им фотографию, чтобы помочь освежить память. Чаще всего ответом ему был пустой взгляд. Может быть, эти люди и в самом деле ничего не знали, хотя чаще Виру казалось, что им просто не хочется связываться. Во-первых, Рем Ланас не был их проблемой. А во-вторых, этот странный центаврианин, который выспрашивал про Рема Ланаса, несмотря на свой потрепанный вид, явно был чужаком, возможно, даже работал под прикрытием на какую-нибудь организацию. Так зачем же помогать ему? Тем более, что им самим, в конце концов, никто не помогал.

Это была вполне разумная позиция, и Вир смог бы ее понять и простить, если бы на кону не стояли человеческие жизни.

Конечно, при предположении, что он не вообразил себе невесть что, неправильно интерпретировав головоломную, умышленно запутанную ремарку Лондо.

И тут он услышал шум.

Шум раздавался где-то в отдалении и представлял собой смесь нескольких голосов, пытавшихся говорить одновременно. Но на этот шум накладывался еще один голос, который перекрывал их всех. В то время как остальные спорили о чем-то на повышенных тонах, тот, который по-командирски перекрывал их, звучал спокойно и твердо. Этот голос был знаком Виру почти столь же хорошо, как и голос Лондо. Это был голос Шеридана.

Экскурсия приближалась. «Проект некоторых преобразований», о котором говорил Шеридан, начинал претворяться в жизнь.

Вир осмотрелся в поисках каких-нибудь признаков Рема Ланаса, но вновь ничего не заметил.

Вокруг начали собираться обитатели нижних уровней, в недоумении переглядываясь друг с другом, не имея понятия, отчего вся эта суета. Определенно, некоторые из них уже решили было, что пришли именно по их душу, как уже случалось и раньше во время облав службы безопасности. Тем не менее, драки пока что не намечалось, все шло достаточно мирно.

Вир стоял в том месте, где от главного коридора, по которому шествовала экскурсия, в разных направлениях уходило несколько боковых ответствлений. Возможно, Ланас таился в одном из них. Но все это были слишком общие предположения, и Вир начинал чувствовать, что не справляется с ситуацией, и, возможно, он совершил ошибку, не обратившись заранее в службу безопасности. Следовало бы поручить это дело кому угодно, только не себе самому.

Вир начал поворачиваться…

…и краем глаза уловил вспышку света.

Он на мгновение замер в недоумении. Вир не успел точно засечь, где была вспышка, и не понял, что её вызвало. Но, так или иначе, вспышка привлекла его внимание еще к одному коридору - тому, который он почему-то пропустил, когда озирался вокруг. И тут он охнул от изумления, не в силах поверить в свою удачу.

Там стоял Рем Ланас. Он оказался центаврианином примерно одного с Виром роста, ужасно худым, с длинными руками и узкими плечами. Вир был ошеломлен. Несмотря на то, что он помнил черты Рема, он на всякий случай еще раз сверился с фотографией. Ланас выглядел чуть более потрепанным, чем на снимке, но, несомненно, это был он.

Рем Ланас стоял в узком проходе, прямо за углом от главного коридора, держась рукой за выступ в стене. Он явно к чему-то прислушивался. И не только прислушивался, но то и дело выглядывал из-за угла, словно пытаясь определить, как скоро Шеридан и компания приблизятся.

Вир тоже заметил Шеридана, шествовавшего во главе экскурсии в дальнем конце коридора. Ланас занял такую позицию, что ему достаточно было сделать пару шагов, чтобы оказаться на пути группы. Шеридана и компанию окружало кольцо охраны, впереди шел Зак, настороженно озиравший толпу, особенно тех, кто оказывался в непосредственной близости. И особенно внимательно Зак смотрел на их руки…

Их руки. Конечно. Чтобы понять, нет ли в них оружия.

И Вир поступил так же, глядя через коридор на Рема Ланаса. Но руки у Ланаса были пусты. Вообще не похоже, чтобы он имел при себе оружие. И, тем не менее, было в этом центаврианине что-то такое, отчего у Вира в мозгу зазвенел сигнал тревоги: «ОПАСНОСТЬ!» Вир начал продвигаться в сторону Ланаса, стараясь в то же время не привлечь к себе внимания раньше времени. Поначалу это было не сложно. Ланас не замечал его. Все его мысли фокусировались на чем-то другом.

«Только бы мне подобраться к нему», - повторял Вир про себя. - «Только бы мне подобраться к нему». Беда в том, что у Вира не было никакого конкретного плана дальнейших действий, да даже и общих соображений, что следует предпринять в сложившейся ситуации. Но он чувствовал, будто некие силы подталкивают его, заставляя действовать определенным образом. Такое ощущение возникало у Вира уже не впервые. Но прежде, когда он испытывал такое чувство, всегда оказывалось, что это Лондо «пилотировал корабль». В этот раз все зависело от самого Вира… если только все действительно обстояло так, как он предполагал. По-прежнему оставалась вероятность, что он неправильно расшифровал загадку Лондо, что всё порождено лишь его воображением, разгоряченным от переутомления.

Вир подбирался все ближе, ближе, а Рем Ланас все еще его не замечал. Теперь Вир уже мог разобрать выражение глаз Рема, и оно ему решительно не понравилось… Глаза его были пусты, как если бы Ланас не присутствовал в своей собственной голове, будто тело его было просто надето на кого-то, как пальто. Тело Ланаса застыло в неподвижной, напряженной позе. Так обычно какой-нибудь гигантский зверь готовится к прыжку. Или, быть может, это приготовилась захлопнуться некая ловушка.

А его горло…

Один раз бросив взгляд на горло Рема, Вир теперь не мог оторвать от него свой взор, потому что - каким бы это ни казалось противоестественным - это горло жило своей собственной жизнью. Оно пульсировало, слабо и ритмично. Никогда в жизни Вир не видел ничего подобного.

Шеридан был пока еще довольно далеко, но приближался с каждым мгновением… Но и Вир неуклонно приближался к Рему.

И когда оставалось совсем немного, Рем Ланас все-таки заметил его.

Что смогло привлечь внимание Ланаса, Вир так и не понял, - то ли какое-то его неосторожное движение, то что-нибудь иное. Может быть, сыграло свою роль шестое чувство, предупредившее Ланаса об опасности. Как бы то ни было, голова центаврианина резко повернулась, и широко раскрытые, жутко пустые глаза уставились на Вира. Горло Рема запульсировало гораздо энергичнее.

Вир застыл. У него не было ни малейшего представления, что делать дальше. И пока его разум тщетно рыскал в поисках какой-нибудь стратегии, тело само сделало первое, что пришло в голову. Вир отбросил капюшон, изобразил на лице улыбку и радостно закричал:

- Рем! Рем Ланас! Я так и знал, что это ты! Это же я! Котто! Вир Котто! Как поживаешь!

Ланас слегка склонил голову. Казалось, он прилагает усилия, пытаясь сфокусироваться на Вире.

- Только не говори мне, что ты меня забыл! - продолжал Вир. - После всех тех безумств, которые были у нас с тобой! - болтая без умолку, он оказался уже в метре от Рема.

Но Шеридан и компания тоже были уже неподалеку. Рем резко повернул голову в направлении Шеридана и попытался двинуться в его сторону. Вир преградил ему дорогу, и Ланас, наконец, впервые по-настоящему вгляделся в него. Что-то кошмарное появилось у Рема в глазах, что-то темное и ужасающее, и Вир почувствовал, что готов завопить от страха.

И горло теперь не просто пульсировало. Оно ходило волнами.

Что-то сидело внутри Ланаса, что-то двигалось по горлу, и Ланаса начал душить сухой кашель, его губы задрожали, будто в позыве рвоты.

Повинуясь ощущению необходимости немедленно хоть что-то предпринять, Вир резко толкнул Ланаса. Рем шагнул назад, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но его движения были замедленными и неуклюжими, он не смог удержаться на ногах, и Вир повалился прямо на него. Они покатились кувырком, запутавшись в своих руках и ногах, а потом Вир обнаружил, что находится прямо за спиной у Рема, при этом голова противника оказалась у Вира на коленях. Инстинктивным движением Вир ухватил Рема за подбородок и прижал его голову к своим ногам. Вышло, конечно, неуклюже, но зато Вир теперь мог не дать Ланасу раскрыть рот.

Рем отчаянно брыкался, но Вир не отпускал. Они бились молча, никто не звал на помощь. В коридоре появилась группа людей, но к Виру и Ланасу были обращены их спины. Всех интересовали не они, а Шеридан. Правда, один или двое бросили взгляды в сторону сцепившихся в драке центавриан, но всем было ясно, что это какие-то личные разборки, в которые не стоит вмешиваться.

- Прекратите! Прекратите, - шипел Вир.

Вир не был забиякой. Он не мог припомнить, когда последний раз дрался, он абсолютно не владел техникой рукопашного боя. Но от отчаяния силы его возросли многократно, появились уверенность и решимость, в которых он так нуждался.

И тут он увидел, как что-то начинает высовываться между губ Рема.

Вир едва сумел сдержать крик ужаса. Это было что-то тонкое и черное, словно некое щупальце, оно пыталось выбраться изо рта у Рема, выйти на свободу. Пульсация в горле Рема прекратилась. Очевидно, тварь была уже у Рема во рту и пыталась вырваться на свободу. Вира прошиб пот. Несмотря на все его усилия, еще одно щупальце высунулось изо рта Рема. Виру приходилось прилагать отчаянные усилия, чтобы не удариться в панику. Он с силой дернул голову противника вверх, так что зубы Ланаса сомкнулись, откусив щупальца. Черные уродливые отростки упали на пол и продолжали еще некоторое время извиваться, прежде чем затихли. Зато голова Рема яростно задергалась, тварь у него во рту то ли билась в агонии, то ли из последних сил пыталась выскочить. Вир удвоил свои усилия, но его вспотевшие пальцы начали соскальзывать.

«Долго я так не выдержу», - решил Вир, и отметил про себя, что Шеридан все еще о чем-то говорит, но голос его слышится уже по другую сторону перекрестка. Президент уже миновал их, и теперь мимо проходила свита. Эта мысль дала Виру ощущение победы и на секунду ослабила его бдительность.

Этого оказалось достаточно. Ланас внезапно взбрыкнул ногами, угодив Виру по скуле. Вир упал, и в голове у него зазвенели колокола, и, лежа на полу, он увидел, как рот Рема широко открылся, и оттуда выпрыгнуло мерзкое существо.

Оно было крохотным и черным, того же цвета, что и его щупальца, и было покрыто плотной щетиной. У него было еще четыре конечности, помимо двух, откушенных зубами Рема, и оно с такой силой вырвалось изо рта центаврианина, что со шлепком врезалось в противоположную стену коридора. Буквально одно мгновение оно вертелось на месте, пытаясь сориентироваться. По размеру это существо могло бы уместиться на ладони Вира.

Оно вопило от ярости, хотя это не был обычный физический звук. Вир просто слышал его в своей голове. Ошеломленный увиденным, Вир беспомощно лежал на полу, и охнул от ужаса, когда тварь с удивительной скоростью начала скользить через коридор прямо к нему. Вир мельком заметил, как что-то острое высовывается из спины твари, понял, что это нечто вроде жала. У него уже не было времени, чтобы отползти в сторону, не было времени ни на что другое, кроме как взвизгнуть от страха.

И тут прямо у него перед глазами в пол впечатался черный сапог.

Этот сапог ударил об пол буквально в дюйме от лица Вира, раздавив тварь в лепешку. Спасенный Вир только охал, а сапог крутился взад вперед, растирая тварь по полу. Когда сапог убрался, на месте твари осталось только красно-черное месиво.