"Повесть о Платоне" - читать интересную книгу автора (Акройд Питер)

8

Сидония. Возможно, именно это место Платон называет рекреационной площадкой. Удобно ли тебе здесь? Позволь мне раскрыть зонтик и защитить тебя от блеска.

Орнат. Море очень неспокойно. Я не ожидал увидеть столько световых мерцаний и вспышек.

Сидония. Это возникающие вновь миги — маленькие блики времени в едином море, бессчетные, как береговые песчинки. Прикрой сверху глаза ладонью и посмотри вон туда. Что там видится в отдалении?

Орнат. Некое облако света, постоянно меняющее форму. Вот оно стало лицом. Нет. Уже слишком широкое для лица. Это величественное здание. Теперь оно дробится на слова.

Сидония. Оно будет меняться беспрерывно, пока море не втянет его вспять. Мы полагаем, что эти яркие фигуры — не что иное, как прежние великие эпохи или века, силящиеся вновь обрести существование. Были замечены своего рода световые оболочки, с великой быстротой встающие из моря и вновь опадающие, вновь скрывающиеся под его волнами. Это образы событий, произошедших, возможно, много тысячелетий назад и на миг вернувшихся в память мира. В прошлом один такой большой свет ослепил обитателей здешних мест и поверг их в смятение. Сообщают, что иные заговорили на неведомых языках, стали беспричинно смеяться и плакать. Сосед перестал узнавать соседа, и родственники стали как чужие друг другу. Но тревога и замешательство миновали. Они были частью необходимых перемен.

Орнат. Кажется, это место и в эпоху Крота было ведомо людям? Они дали ему примечательное название.

Сидония. Конец могилы[9]. Но, если верить Платону, море это лежало ниже их поля зрения. Оно вышло наружу только в эпоху Чаромудрия, когда погасло солнце и затмились звезды. Многие другие чудесные области земли возникли именно тогда. Например, Эдем… Погляди, зонтик твой падает. Дай помогу тебе с ним. Помнишь, как мы, дети одного прихода, играли в общие игры? Я помогала тебе найти свет.

Орнат. Это когда мы были еще малы?

Сидония. Надо было пройти лабиринт из стекла…

Орнат. В нем так легко было заблудиться, хотя все было отчетливо видно!

Сидония. Платон, помнится, вечно увиливал от игры. Ведь он убегал, не желая танцевать?

Орнат. Он боялся разбить стекло.

Сидония. Но оно же не бьется. Оно сделано из слез ангелов.

Орнат. И блестящее, как это море. Скажи мне, Сидония, — входил в него кто-нибудь?

Сидония. Отвечу тебе так: из этого моря никто еще не возвращался.

Орнат. Но должны же были люди испытывать любопытство наряду с изумлением? Что, если я бросил бы в воду мою табличку — знак моего рождения?

Сидония. Ты шутишь, я понимаю, но скажу тем не менее, что это было бы крайне неразумно. Могу рассказать тебе кое о чем. В деревне Ромфорд — это отсюда недалеко — жил юноша. Он подумал, что море — иллюзия, и решил проверить, на что оно способно. Он подошел к берегу и стал смотреть на свое отражение в воде.

Орнат. Так поступают многие из нас. Это способ достичь гармонии на один миг. Я видел, к примеру, как Мадригал в чудесной сосредоточенности глядел в воды Ли[10].

Сидония. Возможно, отражение — наше второе «я», как считают некоторые, однако это море — совсем не то, что Ли. Это море времени. Деревенский житель отступил и стоял на песке, дразня волны: мол, попробуйте поглотите меня. Но волны не приняли его вызов, и тогда он ринулся им навстречу.

Орнат. И что было дальше?

Сидония. Люди видели, как он сначала недолго шел по воде, а потом начал делать огромные прыжки, взлетая высоко в воздух.

Орнат. Необычайно!

Сидония. При первом прыжке он обратился в быка, при втором — в лебедя; потом он по очереди становился змеей, львом и многими иными, пока наконец не скрылся из глаз вовсе.

Орнат. Неужто так оно и было?

Сидония. Именно так. Возможно, он превращается по сию пору, хотя какой вид… Мне кажется, твой свет меняется.

Орнат. Почему-то твой рассказ обеспокоил меня. Словно… впрочем, не важно.

Сидония. Словно город больше не оберегает нас?

Орнат. Сказать так было бы кощунством.

Сидония. Нет. Ведь мы же сейчас находимся вне его пределов. Но надо идти назад. Я вижу, ты встревожен.

Орнат. Да. Нам следует вернуться.

Сидония. И Платон потешит нас какими-нибудь еще из своих древних слов.