"Повесть о вере и суете" - читать интересную книгу автора (Джин Нодар)

18. Жизнь – это не необходимость, а роскошь

Кричал я недолго.

Дежурный врач, который выглядел, как еврей из непросохшего асбеста, сообщил мне, что медсестра, услышав мой крик, ворвалась в палату и растолкала меня, ибо ей показалось, будто мне снился кошмар. Потом сестра припала к моей груди, но отпрянула, поскольку, во-первых, не выносит запаха коньяка, а во-вторых, ей послышался всплеск упавшего в живот сердца.

Растерявшись при виде счастливой улыбки на лице умиравшего пациента, она вызвала врача.

Обнюхав меня, этот врач с фамилией Аскинази уставился неверящим взглядом в осциллограф в моём изголовье, но, освоившись с увиденным, изрёк, будто в книге по занимательной кардиологии описан аналогичный случай. В какой-то недоразвитой стране, где хирурги умели оперировать только на периферийных участках туловища, некий пациент умирал от инфаркта миокарда. Если бы экономика в той стране находилась на уровне мировых стандартов, пациенту сразу вспороли бы грудь. Вместо этого врачи дали ему пилюли, и больной начал быстро умирать. Запаниковав, он хлопнул флакон медицинского спирта – и, чудо, не только не умер, а стал бесцеремонно весёлым.

– Единственное чего не понять, – добавил Аскинази, – где ты тут раздобыл коньяк?

– Это не коньяк, – заверил я его, – а арманьяк.

– Арм-о-ньяк? – переспросил он. – Армянский коньяк?

– Дороже.

– Из Франции?

– Из фляжки.

Аскинази сперва не поверил мне, а потом рассмеялся:

– А я пью только дешёвое вино. Потому что дорогое дорого.

– Всё в жизни дорого, – рассудил я. – А сама жизнь ещё дороже. Потому что жизнь – я тут подумал – это не необходимость, а роскошь.

– У меня на роскошное денег нету.

– Это всегда так, – ещё раз рассудил я. – Если тратить только на необходимое, на настоящее не остаётся. Дело вкуса. Никто точно не знает что лучше – необходимое или настоящее. Известно только, что – если всегда гоняться за необходимым – помрёшь не познав настоящего…

– Я хочу того же! – растерянно ответил после паузы Аскинази к удивлению дежурной сестры, которая и без того уже ничего не понимала.

– У меня выпить не осталось, – признался я.

– Я не о выпить, я о твоём состоянии. Ты, оказывается, весёлый человек: жалко, если бы помер!

– Хотите анекдот? – согласился я.

– Про что? – согласился и он.

– Подходит, значит, мудачок к бармену, а тот спрашивает: Вам, мудачок, чего прикажете плеснуть – коньячку, виски, водочки, рома, джина, чего? – и кивает в сторону бутылок. А мудачок стал глазеть не на бутылки, а на людей. И кивает, значит, на самого бухого, который лыка не вяжет: я хочу того же!

– И всё-таки роскошное вредно, – попробовал Аскинази после паузы. – Особенно, если становится привычкой…

– Может быть, вы правы. А может, и нет. Существование тоже вредная привычка. Чем больше живёшь, тем выше шанс умереть…

Аскинази улыбнулся неуверенно, поскольку не разгадал моего к нему отношения – и опять был прав: отношения к нему у меня не было. Я был занят другим – переживанием неожиданной лёгкости и готовности жить дальше как бы дорого и вредно это не было.

– Почему ты кричал? – заключил он серьёзным голосом.

– Приснилось, что рожал, – сознался я. – Хотя в своё время отказался даже присутствовать при рождении дочери.

– А при зачатии присутствовал?

– В трезвом состоянии! – соврал я.

– Мог бы и выпить: особый случай! – разрешил он и умолк на пару минут, в течение которых, как мне почудилось, он размышлял.