"Палаццо Дарио" - читать интересную книгу автора (Рески Петра)

12

Ванде больше нельзя брить ноги, она удивляется, к чему привела неделя догадок, и узнает, как связан период Мин с Примо

На следующее утро перед выходом на работу Ванда по телефону рассказала отцу о своих разговорах с Микелем и Радомиром.

– Мир полон знаков! – воскликнул он. – Надо только уметь распознавать их, Вандуция.

От волнения он назвал ее ласково. Вся его жизнь вращалась вокруг возможности определить точный момент, заметить опознавательный знак счастья и избежать встречи с тем, что приносит несчастье. Ногти стричь только по пятницам! Птица пролетела справа – все будет прекрасно. Но надо тут же обернуться вокруг себя, если замечаешь птицу, летящую слева, чтобы она все-таки пролетела справа. Никогда не раскрывать зонт в комнате. Если находишь мертвую птицу, беда не за горами. Он сказал, что пришлет Ванде корень мандрагоры, скрученный в виде человеческой фигурки, связку роговых амулетов против сглаза и подковы. Одну из них Ванда должна повесить в Палаццо Дарио, другую – положить в карман жакета и всегда иметь при себе. В дополнение – тексты заклинаний из «Il libro magico di San Pantaleone». Он сам не делал ни одного шага в жизни без того, чтобы не заглянуть в свой магический фолиант. В нем можно было найти советы по любому поводу: «Чтобы получить крупный лотерейный выигрыш», «Чтобы исцелиться от зубной боли», «Чтобы очистить Неаполь от эпидемии».

Ванда рассказала ему о неблагоразумии Радомира.

– Не нравится мне, что он не принимает это всерьез.

Ванда знала, что отец не переносил, когда его метафизический авторитет подвергался сомнению.

– Я всегда относился к Радомиру с подозрением. Он погряз в грубом материализме. Ограниченность в трех измерениях! Нельзя же всю жизнь пожимать плечами, как только речь заходит о Природе и Мироздании! И пальцем о палец не ударить, чтобы собственными силами повлиять на них или самому защититься от их влияния.

– Не знаю. Все, что касается влияний, так сложно, – сказала Ванда.

– Да, да, знаю. Ты, как твоя мать. Сейчас в Италии никто не способен правильно оценить значение метафизических феноменов. И это влияние современного общества. Благосостояние! Телефоны! Телевидение! Rete quattro с его вечной рекламой! К чему это ведет? Двадцать пять спутниковых программ, но при этом не знают, что такое василиск! Нет, не власяница и не василек! Василиск! Чудовище, такое отвратительное, что каменеет при виде собственного отражения! Он обитает в глубоких колодцах и отравляет в них воду своим дыханием! У вас там в саду, случайно, нет колодца? В конце концов, с этим Палаццо Дарио мы оказались перед лицом одной из величайших тайн трансцендентного… Милостыни! Вандуция, ты должна подавать каждому, кто просит милостыню! – выдохнул он в трубку.

– Я всегда всем помогала, – жалобно протянула Ванда.

– Если не подаешь, несчастья начнут сильнее преследовать тебя и все станет хуже, чем теперь. Если не увидишь нищего, найди францисканцев. Я отправлю тебе немного денег. И больше не ходи на эпиляцию. Оставляй волосы везде, где они есть: на ногах, в подмышках, везде… И помни, женщины намного чаще поддаются проклятиям и сглазу, чем мужчины!

– А! – сказала Ванда.

– Потому что у женщин не так много волос, как у мужчин. А волосы защищают, отводят всякую нечисть. Женское тело в отличие от мужского фактически голое, безволосое, оно так создано, что принимает в себя… Поэтому никакого горячего воска! Каждый волосок тебя защищает, в подмышках, на ногах – везде!

– Va bene, – согласилась Ванда.

– И не ешь больше ракообразных. Ни в коем случае!

– И даже moeche52? – спросила Ванда. – Что, и беспанцирные тоже не подойдут? Если ты приедешь, я обязательно угощу тебя ими. Это венецианское фирменное блюдо – свежие крабы без панциря.

– Да, даже и moeche, – не уступал отец.

Закончив говорить, Ванда пошла на кухню. Мария уже сидела за столом и курила, склонившись над своим любимым чтением. Странным показалось только то, что она тут же не набросилась на Ванду с вопросом о том, как называется млекопитающее из шести букв, живущее в тропическом лесу, и как по-другому звучит «эмбрионная клетка» из двух букв.

– Что-нибудь слышно новенького? – спросила Ванда.

– Может быть, – равнодушно ответила Мария. И опять замолчала, как партизан. Однако Ванда заметила, что она с трудом сохраняет спокойствие, Марию выводило из себя, когда не соблюдали ритуал: Ванда задает вопрос, а Мария не сразу, а лишь постепенно удовлетворяет ее любопытство.

Ванда не могла понять, каким образом повлиял на характер Марии сборник загадок – довольно подозрительный источник знаний, и с его ли помощью она стала такой бестией. Мария знала все – от последней голодовки протеста продавцов сувениров на площади Св.Марка, которым министр культуры запретил ставить лотки на площади, до последней моды японских туристов на фиктивные бракосочетания. Одна графиня зарабатывала на этом карманные деньги, предоставляя свой палаццо для подобных церемоний с подставным регистратором от мэрии для натуральных японцев; или истории о ненавистнике голубей, который засел с ружьем на балконе своего дома на Сан Вио и стрелял по голубям до тех пор, пока его не схватила полиция.

– Я сгораю от любопытства. Не мучай меня больше, Мария, – взмолилась Ванда, – скажи наконец, что нового.

– Ладно, – отозвалась Мария. – Если тебе так надо. Есть новость от телевизионщика. Адвокат уточнил его показания. Его подзащитный свалился с крыши не из-за собственной неуклюжести, а из-за того, что увидел там кого-то, кто его так напугал, что он потерял равновесие. Из-за сломанной ноги он по меньшей мере полгода не сможет работать. И еще он теперь боится высоты, – с гордостью отрапортовала Мария.

– А кто же его напугал?

– Хм! – хмыкнула Мария. – По-моему, он просто хочет получить деньги. Как я уже сказала, он был пьян в стельку и к тому же рыжебородый.

– Да ладно тебе, Мария, может, это ты его и напугала? – улыбнулась Ванда. – Но что теперь намерен делать Радомир?

Мария помолчала и со свистом выпустила дым.

– Смерть в Венеции, – торжественно произнесла она и выдохнула несколько колец дыма. – Вчера паром с Лидо у набережной Св.Марка прямо у причала на заднем ходу перевернул переполненную гондолу. У одной туристки, пожилой американки из Кливленда, штат Огайо, тут же в воде от шока остановилось сердце. Умерла. Все попытки реанимировать ни к чему не привели.

– Бедная! – покачала головой Ванда.

– Как знать. – Мария пожала плечами. – Лучше утонуть в Венеции, чем сгнить в американском доме для престарелых.

В точности как бабушка Ванды Нунциатика, Мария не упускала случая пройтись по американцам. Сообщив все это, она опять углубилась в чтение «Settimana enigmistica».

– Огромное мистическое животное. Шесть букв.

– Дракон, – сказала Ванда.

– Ах, ну да, – вспомнила Мария.

– Скончавшийся китайский политик. Всего три буквы, – продолжала она. – Две первые П и К.

– Не может быть, – сказала Ванда.

– А-а, – поразмыслив несколько минут, сказала Мария, – может быть, «К» неправильно.

– Тогда – Пао, – сказала Ванда.

– Точно. Ну, вот. До этого я не додумалась, – призналась Мария.

– Скажи, ты бреешься? – спросила Ванда.

– Ни в коем случае! – ответила Мария.

Стоя в вапоретто по дороге в музей, Ванда думала о романе «Смерть в Венеции». Не из-за Тадзио, а из-за туристки из Кливленда. Уже с утра, без четверти девять, по каналам разносились серенады гондольеров. Шесть гондол встретились на пути. В них сидели японцы и в неуемном восторге хлопали под песню «Чао, Венеция! Чао, Венеция! Чао, чао, чао!». Проплывая мимо, они помахали пассажирам катера.

Ванда вошла в музей. Там было, как всегда, холодно и, быть может, чуть более сыро, чем обычно. Во дворе еще стояли лужи от последнего наводнения. Она махнула привратнику и поднялась на верхний этаж. Выйдя из лифта, она увидела человечка в шапочке за кассовым окошком. Он взволнованно махал ей рукой.

Это было странно. Раньше он никогда не поднимал голову, когда она проходила мимо.

– Я не знаю, что делать! Он опять здесь! – сказал он и заерзал на стуле.

– Кто? – спросила Ванда.

– Посетитель. Приходит уже в третий раз.

С того дня как Ванда приступила к своей новой работе, она ни разу не видела в музее ни одного посетителя. Она успела привыкнуть к этому и могла ожидать чего угодно, что грибы прорастут на кожаных седлах или штукатурка обвалится, но только не посетителя. Ей передалось волнение человечка в шапочке.

– А что он делает? – спросила она.

– Что делает – что делает! – передразнил ее человечек. – Смотрит! Все смотрит! Рассматривает очень внимательно! Я видел, он внутрь витрин чуть было не залез! Ни одного зала не пропустил! Госпожа доктор, нам надо что-то делать!

Человечек хотел, чтобы Ванда тихонько проследила за посетителем. Хоть немного. Может, он и не случайно так волновался, может, этот посетитель римлянин? Может, это проверка из министерства? Ванда подумала о китайской и японской бронзе, которая пылилась в хранилище, и отложила на время свое обычное утреннее чтение. В своем докладе министру культуры посетитель, конечно, отметит, что секретарша здесь с утра до вечера пилит ногти, доктор Морозини если не занимается продажей вина, то тратит время на свои выкладки по истории Венеции, а Ванда Виарелли, новая куратор, проводит рабочий день за чтением отвлеченной эротической литературы. Он обязательно доложит, что ни одному человеку не придет в голову заглянуть в Museo di Arte Orientate53, потому что надпись на входе: chiuso per restauro, поймет любой, даже американец. Ванде придется вернуться в Неаполь. И не будет больше утренних эротических сонетов на всемирно известном Большом канале. Их заменит работа учительницей в liceo aristico54 в небольшом городке где-то между Неаполем и Беневенто. И придется ей рассказывать ученикам, в чем заключается разница между Ренессансом и рококо, они будут заниматься коллажами и практиковаться в технике распыления при помощи чайных ситечек и зубных щеток. Она будет возить их на экскурсии в Неаполь в Музей Каподимонте и учить понимать особенности образа Мадонны Франческо Гварди. И у всех детей на зубах будут стоять брекеты. У всех. Ванда почувствовала, как ярость вскипела у нее где-то в горле и подкатила к носу. Это было у нее еще с детства. Как аллергия. И все из-за этого шпиона. Фу! Ну, он еще заплатит за свои низкие дела!

– Он – гондольер! – вдруг сказал человечек в шапочке.

Ванда вздрогнула.

– Господи! Так идите же! И узнайте, что ему надо! – приказала она.

Человечек кивнул. Через несколько минут он вновь появился.

– Говорит, ничего не надо. Только посмотреть.

Ванда вздохнула. Только посмотреть. Все, значит, остается по-прежнему. Она пошла вверх по лестнице. Вокруг никого. Посетитель словно сквозь землю провалился. Она нашла его только в седьмом зале. Он стоял у портретов на шелковых свитках и что-то записывал. Ванде это показалось удивительно милым.

– Могу я вам быть полезной?

И тут она замерла, узнав в посетителе любимого гондольера своего дяди.

– Вас что, послал мой дядя? Вы мне что-то принесли или я должна вам что-то отдать? Может, вы ищете моего дядю? – вырвалось у нее.

Примо потер лоб и коротко улыбнулся.

– Я ничего вам не принес и ничего взять у вас не должен. И вашего дядю я тоже не ищу. Я пришел потому, что меня интересуют портреты на шелке. Что в этом странного?

Ванде еще ни разу не доводилось услышать, как он говорит что-нибудь, кроме «buona sera». Ей и в голову не приходило, что этот гондольер вообще может что-нибудь говорить. Или что ему можно. Вообще же при взгляде на него ей приходили в голову только эротические мысли. И пожалуйста – портреты китайских сановников!

– Это, безусловно, не Мин, – убежденно сказал Примо. – Стоит здесь исправить.

Он показал на табличку под картиной. «Китайский мастер. Эпоха Мин». Ванда не ответила.

– Это бумага. В эпоху Мин портреты писали только на шелке. Никогда на бумаге. На бумаге их начали писать только в XIX веке.

– Откуда вы знаете? – спросила Ванда с нескрываемым любопытством.

– Я давно этим интересуюсь. Особая композиция. Неизменная на протяжении столетий.

– Композиция, – механически повторила Ванда, не справляясь со своим удивлением. – А… зачем вы делаете пометки?

– Да есть у меня идея, даже набросок идеи… Мне кажется, это изображение слишком современно. Просто поп-арт какой-то.

«Какие губы», – подумала Ванда.

– Но вообще-то я пришел из-за самурайского оружия и мечей, – закончил он свою мысль.

Его внешность была как бы выстроена вокруг его рта, как обрамление. От него пахло ванилью, а она любила ваниль. Вдруг она почувствовала, что ей снова стало легко дышать.

– Надеюсь, что я вам не помешал, – сказал он и направился к выходу.

– Нет, конечно, нет, мы рады каждому посетителю, – крикнула она вслед.

Она смотрела, как он покачивающейся походкой гондольера уходит по коридору.

– Ну что? Ну что? – прошептал человечек в шапочке, не успел Примо выйти из музея. – Почему он так внимательно-внимательно все рассматривал?

– Интересуется, – коротко ответила Ванда.

– И? – не унимался человечек. – И в этом причина?

В этот день Ванда уже ничего не могла делать. Не могла даже сосредоточиться на короткой «Оде холму Венеры» Джорджио Баффо.