Открыв и исследовав на Аляске огромный залив, носящий и поныне имя Коцебу, экспедиция «Рюрика» одновременно открыла, таким образом, и одно из чудес далёкого севера — существование ископаемого льда.

И все же командир не был доволен результатами похода. Моряки с точностью нанесли на карту восточный берег Аляски на протяжении свыше трехсот миль, открыли новые острова, бухты, огромный залив, но не нашли начала северо-западного прохода.

Небольшое парусное судно — игрушка течений и ветров — было бессильным перед арктическими штормами и льдами. Но Коцебу не отказался от дальнейших поисков. Ввиду позднего осеннего времени он решил перенести эти поиски на следующее лето, а пока дать отдых измученной команде и снова заняться исследованием южных широт.

В декабре «Рюрик» снова направился в тропические просторы океана, к островам Кутузова, посетить которые командир считал своим долгом первооткрывателя.

Команда торжественно встречала Новый, 1817 год, когда раздался крик дозорного:

— Вижу берег!

— Вот настоящий новогодний подарок! — воскликнул Шишмарёв. — На карте здесь не значится ни единой точки!..

— Хороший признак, — заметил Коцебу. — Может быть, новый год принесёт нам и новые открытия… На этом острове мы обязательно должны побывать.

Утром к кораблю подошло семь лодок, на каждой по шести гребцов, украшенных венками из цветных кораллов и ожерельями. Старшины на лодках призывно трубили в огромные раковины, и громкий, чистый звук далеко разносился над океаном.

Командир «Рюрика» знал, что на некоторых островах точно такой трубный призыв служит сигналом к бою. Но здесь он, как видно, имел другое значение: люди в лодках безоружны. Они охотно вступили в меновой торг, отдавая за обломки старых железных обручей все свои украшения, сделанные с огромным трудом, искусно сплетённые циновки, фрукты и удивительно красивые кораллы, а старшина отдал даже свой замечательный рожок.

Исполняя приказ командира, лейтенант Шишмарев в сопровождении матросов отправился на шлюпке к берегу. Он должен был осмотреть остров, ближе познакомиться с его населением. Однако выполнить задание ему не удалось.

Как только шлюпка направилась к острову, все лодки последовали за ней, а на отмелях, за линией прибоя, выросла вооружённая толпа. Свыше двухсот островитян окружили шлюпку у самого берега, угрожая копьями и луками. Ничего доброго эта встреча не предвещала, и Шишмарев решил заняться торгом на воде… Он показал свой товар — разной длины обрубки железа, — и тотчас, будто по команде, люди бросились к своим хижинам. Через несколько минут они возвратились с кокосовыми орехами, свежей водой…

В торге островитяне были покладисты и честны, брали только то, что им подавал матрос, и, получив кусок железа, криками и пляской выражали радость. Но воины попрежнему держались настороже, словно опасаясь, как бы люди с большого корабля не попытались сойти на берег…

Видимо на остров уже стремились пробраться недобрые соседи. А если так, то, значит, где-то неподалёку находились и другие неизвестные острова. Коцебу изменил план. Прежде чем идти к цепи Кутузова, он решил обследовать ближайший район на юг и юго-запад от этой земли, названной им островом Нового года…

Капитан не ошибся в предположениях. После двух суток пути дозорный заметил на юго-западе цепочку низких лесистых островов. Следуя вдоль этой сомкнутой рифами цепи на расстоянии двух миль, уже насчитав двадцать островов, Коцебу не мог отыскать прохода между рифами, чтобы выйти на спокойную воду в середине цепочки островов. Только на следующее утро, поминутно рискуя, он провёл корабль меж подводных зубчатых грёбней и грохочущих бурунов. Теперь бриг находился под защитой кораллового барьера и был в полной безопасности.

В тот же день естествоиспытатели отправились в лодке на третий остров цепи, собрали много растений и раковин, но не встретили ни одного человека, хотя и видели следы костров.

После полудня у четвёртого, — считая от запада к югу, — острова появилась парусная лодка. Приблизившись к бригу на расстояние в сотню метров, смуглые полунагие гребцы долго с изумлением рассматривали корабль, не обращая ни малейшего внимания на его команду. Напрасно матросы кричали и махали фуражками, приглашая островитян подойти ближе, — они остались невозмутимо равнодушными.

Лёгкий ялик, спущенный с палубы брига, быстро помчался к лодке островитян, но те торопливо подняли парус, стремясь поскорее достичь берега…

На ялике сидели опытные гребцы, и он вскоре настиг уходившую лодку, почти коснувшись носом её кормы. Островитяне, казалось, онемели от ужаса. Один из них схватил несколько кокосовых орехов и плодов хлебного дерева и бросил их в ялик. Пытаясь улыбнуться, он громко выкрикнул. «Айдара!»

Матрос Пётр Краюшкин подал ему небольшую полоску железа. Старик охотно принял подарок, бережно прижав его к груди. Он снова воскликнул: «Айдара!» — и его спутники дружно повторили это слово.

Ялик возвратился к бригу, а люди, сошедшие с лодки на берег, долго ещё махали зелёными ветвями, как будто приглашая моряков.

Утром лейтенант Шишмарев сошёл на четвёртый остров. Неподалёку от берега, у ветхих, крытых листьями хижин, он увидел несколько островитян. Заметив Шишмарева, они с криком бросились в лес. Перед посланцами с «Рюрика» встала загадка: кто встретит их на острове — враги или друзья?

Через несколько минут трое островитян возвратились из леса. Среди них была женщина. Она подала лейтенанту ветку пандана. Пожилой островитянин, робко переступая с ноги на ногу, подал пальмовую ветвь. А третий, стройный и молодой, снял с шеи коралловое ожерелье, негромко и вежливо прося принять подарок… Матросы принесли со шлюпки несколько кусков железа, и лейтенант, повторяя приветственное слово «айдара», вручил свои подарки островитянам.

Безмолвный договор о дружбе отныне, казалось, был заключён. Пожилой человек, — видимо, старший на острове, — пригласил лейтенанта и матросов в свою хижину. Усадив гостей на циновки, он угощал их сладким душистым соком пандановых плодов и шумно, по-детски выражал свою радость, видя, что морякам понравился этот напиток. Потом вместе со всей своей семьёй, — здесь были юноши и дети, — он проводил моряков на берег и помог им сдвинуть шлюпку.

В этом прекрасном уголке земли малое дружелюбное племя питалось только плодами деревьев и рыбой. Если бы оно имело семена, научилось обрабатывать посевы и выращивать хотя бы мелкий домашний скот, его хозяйство стало бы очень богатым. Прекрасная почва оставалась невозделанной, вокруг зеленела нетронутая сочная трава.

— Мы дадим им семена и научим обрабатывать огороды, — решил командир при общем одобрении матросов. — Пусть узнают жители и других островов, что не все европейцы приходят в эти далёкие страны с огнём и мечом… Русские моряки приносят этим людям дружбу и помощь. Пусть же растут и созревают брошенные нами семена…

Несколько шлюпок одновременно причалило к острову у самого посёлка, и матросы внесли в ближайшую хижину большие пакеты с семенами ямса, пшеницы ржи. На корабле имелся и запас живности: шесть коз, петух и курица. Их тоже свезли на берег. Козы сразу же бросились к сочной траве, а петух взлетел на ближайшую крышу и огласил посёлок радостным криком.

Но в хижинах не было ни души. Островитяне куда-то уплыли на своих маленьких лодках. Козы вскоре самовольно заняли одно из жилищ, чувствуя себя здесь как дома. И можно представить, какой переполох поднялся среди островитян, когда, возвратившись ночью в посёлок, они впервые в жизни увидели этих бородатых и рогатых существ, как будто притаившихся в одной из хижин! Штурман Василий Храмченко, прибывший на остров на следующий день, кое-как объяснил старшине, что козы оставлены им в подарок. С опаской поглядывая на круторогого козла, старшина произнёс негромко:

— Айдара…

Он возвратился в хижину и вынес большой букет цветов, намереваясь преподнести его штурману. Храмченко не успел принять цветы… Резвый козёл встал на дыбы, вырвал из рук старшины букет и ударил островитянина тупыми рогами. Оглянувшись, Храмченко не увидел только что стоявших вокруг людей: все они уже были высоко на деревьях. Штурману стоило немало труда снова созвать разбежавшееся семейство.

В ту ночь на островах до самого утра горели костры и слышалась приглушённая гулом прибоя заунывная перекличка часовых. Дозорные на корабле не спали: кто мог бы с уверенностью сказать, что бригу не грозила опасность?

К утру костры погасли, и островитяне исчезли неведомо куда…

Возможно, притаившись в чащах, их часовые наблюдали за всем, что делалось на корабле?.. Командир «Рюрика» твёрдо решил действовать только доверием и лаской. Он не придавал никакого значения басням английских капитанов о кровожадности островитян.

В полдень в сопровождении лейтенанта Шишмарева и части команды капитан причалил к острову, сознательно не взяв оружия. Вскоре из-за мыса появилась большая парусная лодка с целым отрядом островитян. Она стремительно подошла к берегу, остановилась у ближней отмели. Четыре человека спрыгнули в воду и уверенно направились к безоружным морякам.

Рослый и стройный предводитель их с венком из белых цветов на голове, с браслетами из редких кораллов на руках, весь изукрашенный татуировкой, шёл впереди. Весь его облик выражал отчаянную решимость. Однако нельзя было не заметить, как эту решимость сменяли то изумление, то страх… Он подошёл к командиру и подал ему свой боевой рожок…

По обычаям южных островов такой рожок предводитель носил только во время войны и отдавал лишь победителю. Когда, показывая на небо, вожак племени стал спрашивать о чем-то Коцебу, моряки поняли, что эти люди считают их прибывшими с небес…

Матросы разостлали на берегу широкую полосу красного сукна, и Коцебу пригласил предводителя присесть рядом с ним. С трудом сохраняя важный вид, вожак уселся напротив командира, наклонился, обнял его и быстро, быстро заговорил… Что говорил, о чем допытывался вожак? Какие вопросы он задавал? Его изумлял и этот красный отрез сукна, и пуговицы на мундире Коцебу, и чёрные, блестящие ботинки, и пустая консервная банка…

Дружелюбие и спокойствие моряков, как видно, окончательно пленило вожака. Одно за другим он снимал свои ожерелья и подносил командиру, снова и снова его обнимая. Тем временем по приказанию Коцебу с корабля привезли несколько ножей и обломков железа. Предводитель, глядя на эти бесценные в его представлении вещи, онемел… Некоторое время он не мог поверить, что большой сверкающий нож, и ножницы, и несколько кусков железа принадлежат ему. А когда и его спутники получили подарки, по восторженным их крикам, по радостным взглядам и улыбкам моряки поняли, что отныне здесь, на островах, они будут окружены верными друзьями…

И действительно, с этого дня на любой из островов обширной цепи моряки сходили без всяких опасений. Островитяне с готовностью указывали им тропинки, приглашали к себе, угощали рыбой и плодами…

Почти ежедневно навещая корабль, предводитель племени о чем-то настойчиво просил капитана. Теперь даже новые подарки не удовлетворяли вожака островитян. Наконец, Коцебу понял его просьбу. Оказывается, по обычаю дружбы, существовавшему на островах, вожак хотел обменяться с командиром «Рюрика» именами. Коцебу охотно согласился. Островитяне звали его теперь «Рарик», а своего предводителя — «Татабу».

В течение непродолжительного времени офицеры и матросы узнали местные названия островов, проливов, деревьев, птиц и рыб.

Однажды Коцебу пригласил островитян на корабль, показал им компас, а затем принялся объяснять, что любое слово может быть записано с помощью букв. Он взял грифель и написал на доске имя своего добровольного проводника: «Лагедиак»… Островитяне с удивлением смотрели на причудливые значки. Командир кликнул с палубы матроса и молча указал на доску:

— Лагедиак… — громко прочитал матрос.

Среди гостей тотчас же произошло смятение. Бледный, с трясущейся челюстью, Лагедиак ждал, что с минуты на минуту превратится в замысловатые значки… Он успокоился лишь тогда, когда командир стёр с доски его имя.

Обрадованный Лагедиак попросил командира изобразить на доске имя своего насмешливого спутника — Лангина. Тот с криком метнулся из каюты и прыгнул за борт.

Не ради забавы, однако, показывал Коцебу островитянам и компас и письмо. Капитан хотел узнать, имеются ли вблизи этой коралловой группы, названной островами Румянцева, какие-либо другие земли. Лагедиак понял этот вопрос. Он взял грифель и, указав на юг, начертил семнадцать островов… Эти острова назывались Эрикуб, и путь к ним, как объяснил проводник, мог занять не больше одного дня. Он сумел ещё объяснить, что на островах растёт хлебное дерево и кокосовые орехи, а население состоит всего лишь из четырех человек.

На острове Отдиа, самом большом в группе островов Румянцева, на плодоносной, нетронутой земле матросы, руководимые Шишмаревым, принялись насаживать огород. Вскопав лопатами обширную площадь, моряки засеяли её дынями, арбузами, пшеницей, лимонными семенами и ямсом… Шишмарев объяснил островитянам, что теперь следует ждать урожай. И те, казалось, понимали торжественную важность этого момента: земля их родины принимала жизнетворные зёрна, принесённые русскими моряками для радости и счастья на этих островах.

В течение нескольких недель малое островное племя прошло такой огромный жизненный путь, для которого ему потребовались бы столетия. Оно узнало тайны произрастания зёрна и научилось ухаживать за животными, впервые оно увидело, что железо можно ковать, придавая ему различные формы, и что вода может кипеть, делая рыбье и птичье мясо и различные съедобные корни нежными и вкусными. И ещё узнало оно, что есть на свете далёкие страны, где люди могут с помощью букв объясняться на самых больших расстояниях, рассказывать на бумаге о своих мыслях, поступках, о своей жизни.

Скрипка в руках матроса показалась островитянам чем-то волшебным. Так они познакомились с настоящей музыкой. Портрёт вожака островитян, нарисованный корабельным художником, удивил их искусством живописца. Так они узнали, что существует живопись. На географических картах они увидели бесчисленные большие и малые земли и поразились тому, насколько огромен мир…

Простые смелые люди из далёкой страны, имя которой — Россия, дружески подали им руки и словно поставили рядом с собой. Вот почему с такой благодарностью и любовью пришли и женщины, и дети, и старики проститься с русскими моряками, а Лагедиак и Рарик не смогли удержать слез.

Группа островов Румянцева состояла не из двадцати, как было подсчитано с брига, а из 65 островов. Это открытие не могло казаться маловажным. Но на юг от этой цепи лежали и другие, ещё неизвестные географам острова, населённые различными племенами. С улыбкой вспоминал Коцебу о своих пламенных мечтах открыть хотя бы один остров… Этого района океана, оказавшегося в стороне от главных коммерческих путей, до «Рюрика» не посетил ни один мореход.

Ещё виднелась группа островов Румянцева, когда на горизонте открылись острова Эрикуб, о которых рассказывал Лагедиак. В большинстве это были безлесные выступы коралловых рифов, и только на самом большом острове росли кокосовые пальмы. Теперь уже не казалось удивительным, что на Эрикубе жили только четыре человека, — больше людей здесь не могло бы прокормиться.

Моряки описали острова и назвали их именем бывшего морского министра Чичагова. После этого «Рюрик» взял курс на юго-восток, где, по указанию Лагедиака, должна была находиться неизвестная мореплавателям группа островов Кавен. Она оказалась именно в том районе океана, на который указывал Лагедиак.

В цепи Кавен оказалось 64 острова с богатой чернозёмной почвой и целыми лесами пальм. Многочисленное население, среди которого легко было отличить бывалых воинов, испещрённых рубцами от копий и мечей, проявило к морякам вежливость и радушие. Старшины наперебой приглашали в гости, показывали свои владения, дарили венки, ожерелья, плоды. Слово «айдара», произнесённое моряками при новых знакомствах, мгновенно рассеяло и недоверие и страх.

На последнем, самом крупном острове цепи, который здесь называли Айрик, была, как оказалось, даже королева. Она передала капитану «Рюрика» подарок — целую груду кокосовых орехов и приглашение навестить её дом.

В сравнении с другими этот дом, действительно, был красив, но сама королева отличалась от прочих женщин острова только упитанностью и важностью мины. Она сидела на циновке посреди двора, три безобразные старухи непрерывно метались вокруг неё, треща без умолку, стараясь угадать малейшее желание своей повелительницы. Королева, впрочем, не замечала докучливых старух, — она смотрела куда-то перед собой, не видя, казалось, и гостей с брига.

Коцебу усадили на почётное место, неподалёку от королевы, которая смерила гостя взглядом, но не сказала ни слова. Капитан подумал, что, быть может, по местному обычаю, гость должен заговорить первым. Подбирая заученные у Лагедиака слова, он кое-как объяснил, что очень рад этому знакомству. Но ответа не последовало. Королева только смотрела на гостя, крепко сжав губы, словно опасаясь обронить невзначай какое-нибудь слово. Несколько минут допытывался он у молчаливой повелительницы, как велики её владения и есть ли поблизости какие-нибудь острова, но королева не отвечала.

— Вероятно, королева не имеет права говорить, — заметил стоявший неподалёку штурман.

Это предположение было похоже на правду.

Помолчав ещё некоторое время, королева поднялась с циновки и, сопровождаемая говорливыми старухами, медленно удалилась в свои покои. Приём был закончен. Теперь моряков окружила молодёжь, среди которой оказалась и дочь королевы. Прощаясь, командир подарил ей шёлковый платок, а она надела ему на голову венок из раковин, что означало, повидимому, высшую честь.

По рассказам своих новых знакомых моряки установили, что неподалёку от группы Кавен, на юго-востоке, есть ещё какие-то острова. Первый из них называется Пиген, он завершал на северо-западе группу Аур. Этих названий не знал ни один моряк в мире. Океан пересекали здесь вдоль и поперёк извилистые коралловые гряды, кое-где выступавшие из воды. Поднятый со дна якорь был сплошь облеплен кораллами. В глубине океана эти маленькие существа громоздились друг на друга и отмирали, образуя все новые рифы, которые впоследствии становились островами.

К счастью, погода была тихая и ясная, и штурман искусно провёл корабль извилистыми коридорами меж рифов.

Когда бриг отдал якорь у самого большого острова в группе Аур и с четырех лодок, отваливших от берега, гребцы отозвались приветственными «айдара!» — матросы заметили среди островитян двух человек, отличавшихся от всех прочих более тёмным цветом кожи, телосложением, причёсками, блестевшими от кокосового масла.

После долгих, но непонятных разговоров старшие с двух лодок поднялись на палубу корабля. Они были изумлены и обрадованы ласковым приёмом и подарками. Шишмарев спросил у них, кто эти двое, во всем непохожие на других? Оказалось, что замеченные матросами гребцы были на островах чужестранцами.

Это заинтересовало моряков. Командир пригласил чужестранцев на корабль. Они взошли по трапу вполне спокойно, и первый, назвавший себя Каду, тут же принялся рассказывать о каком-то своём дальнем путешествии. Он поминутно указывал на запад и на солнце, объясняя, что плыл много дней.

В течение целого дня этот человек ни на шаг не отходил от командира, а перед закатом, когда островитяне стали собираться домой, он, к изумлению всей команды, сказал, что очень хочет остаться на корабле. За время плавания «Рюрика» это был первый случай, когда к морякам обратились с такой просьбой. Каду смотрел глазами, полными мольбы и надежды, снова и снова пытаясь объяснить, что будет самым верным другом и помощником моряков.

— Хорошо. Разрешаю остаться, — сказал Коцебу. И, указав на островитян, добавил: — Скажите им об этом.

Каду подошёл к перилам, поднял руку и звучным голосом торжественно произнёс несколько слов. Стало очень тихо. Потом все островитяне внезапно закричали, и в этом заунывном крике слышались и просьбы, и угрозы, и страх. Но Каду стоял невозмутимый и радостно улыбался, показывая, что теперь — это его корабль.

Островитяне с жаром что-то говорили Каду. А он только смеялся. По трапу торопливо взбежал на палубу соплеменник и друг Каду — Эдок. Этот уже не просил, а приказывал, но все безрезультатно. В отчаянии он схватил товарища за руку, пытаясь насильно увести его с корабля, но Каду оказался сильнее и даже не двинулся с места.

С громкими, печальными воплями островитяне уплыли к берегу.

Бриг продолжал лавировать среди неизвестных островов и через несколько дней, когда была закончена опись всей группы, снова бросил якорь у Аура. Вскоре на судно прибыл Эдок с многочисленным отрядом островитян. Теперь он не кричал, не приказывал, только плакал и нежно обнимал друга, прося его вернуться на берег. Каду тоже не смог удержать слезы, но его решение было непреклонно. Он отдал товарищу подарки, полученные на корабле, и силой вырвался из его объятий.

Все это казалось удивительным: пользуясь уважением островитян, нежно любя своего друга, он все же решил их покинуть, уходя на неизвестном, чужом корабле.

Позже, немного научившись русскому языку, Каду говорил, что хочет увидеть как можно больше земель, морей и народов.

Слушая рассказы о далёком Петербурге, он мечтал побывать в этом невиданном городе.

Через некоторое время Каду уже мог рассказать подробно, как очутился на острове Аур. Он родился на Каролинских островах, в 1500 милях на запад от группы Аур, в семье рыбака. С детства выезжал на лов, а юношей славился, как отличный водолаз-ныряльщик. Не раз доводилось Каду сражаться с акулами, и он всегда выходил победителем. Однажды он с тремя товарищами вышел на рыбную ловлю очень далеко от островов. Рыбаки не заметили надвигавшегося шторма. Подхваченные грозным бураном, они вскоре потеряли из виду родные острова.

В течение восьми месяцев странствовали юноши по океану на маленькой лодке. Питались только рыбой, пили дождевую воду, собранную в обрывке паруса, а когда нехватало дождевой воды, Каду нырял в глубину со скорлупой кокосового ореха, в которой было проделано маленькое отверстие. На глубине океана вода менее солёная, и это спасало рыбаков от смерти.

К исходу восьмого месяца никто из них не мог держаться на ногах. Парус, в клочья изорванный ветром, был потерян. Лодка бессильно металась на гребнях волн. Четыре путника в молчании ждали смерти. Они не поверили, что берег, показавшийся на горизонте, действительно существует. В бреду их так часто обманывали миражи!

Предводитель племени — Тигедиен — спас жизнь Каду и его спутникам. Островитяне хотели их убить, чтобы завладеть имуществом. Тигедиен сказал, что казнит любого, кто посмеет обидеть этих чужестранцев в беде.

Так они остались на Ауре, где прожили уже четыре года и стали равноправными среди островитян.

Появление «Рюрика», невиданно большого корабля, привело в смятение все племя. Давно уже здесь передавалась легенда, что где-то далеко на западе живут злобные и хищные белые люди, разбойники, поедающие чёрных людей. Занесённая неведомо кем, эта легенда по-своему отражала правду. Европейские захватчики, колонизаторы, миссионеры безжалостно истребляли на вновь открытых островах населявшие их народы.

Позже в своём дневнике Коцебу записал: «…Во времена Кука на Отагейти считалось жителей до 80 тысяч, теперь же их только 8 тысяч. Отчего произошла эта ужасная разность? Где на островах Южного моря поселится европеец, там опустошительная смерть, сопутствуя ему, истребляет целые племена…»

Следует ли удивляться, что на островах Аур первобытное племя считало европейских захватчиков людоедами?

Этому верил и Каду. Тем более удивительными были его отвага и решимость. Островитяне ему говорили, что как только на корабле закончится провизия, очередь будет за ним. Он был несказанно рад, увидев открытую бочку с говяжьей солониной, и смущённо признался Шишмареву, что с трепетом ждал решения своей судьбы.

Тридцать два острова группы Аура, острова Арно и Милле, обширная цепь островов Айлу и ещё большая цепь — Ралик, — такими огромными открытиями увенчался тропический рейс «Рюрика» на этот раз.

Страстная мечта Каду увидеть столицу России не сбылась. Когда на пути из Берингова моря в Кронштадт «Рюрик» снова навестил открытые им острова Румянцева, Каду передали, что его маленький сын, оставленный на острове Аура, не спит по ночам и все ищет в лесу отца. Это известие глубоко тронуло островитянина и заставило его сойти с палубы «Рюрика».

В прощальную ночь на берегу долго пылали костры. Все племя — от малых детей до древних стариков — не спало. Люди недвижно и молча сидели у костров, глядя на пламя.

К спущенному трапу брига от берега поминутно сновали маленькие лодки островитян. Каждый из них считал своим долгом оставить команде какую-то память о себе, хотя бы скромный подарок. Они приносили редкостные ветви кораллов, кокосовые орехи и, довольные сделанным, молча покидали корабль.

Не спалось в эту ночь и командиру брига. Он стоял на палубе и смотрел на близкий, как будто уже много лет знакомый берег, на стройные пальмы, за которыми сиял, неуловимо сливающийся с небом, весь в лунном мареве океан.

С острова донеслась негромкая песня. Прислушиваясь, он стал различать слова; в грустном напеве уловил своё имя. Оно повторялось несколько раз, и повторялись имена Шишмарева, Храмченко, Петрова… Славные дети океана знали и помнили имена своих друзей.

И командир подумал, что в бескрайних этих просторах осталось немало русских имён, которые с радостью, в память дружбы, приняли островитяне. Пусть пронесутся годы и десятилетия, пусть будут растеряны скромные подарки, оставленные «Рюриком» на островах, но русские имена здесь сохранятся: они перейдут от отцов к сыновьям, и от сыновей к внукам, и, может быть, со временем какой-нибудь путешественник, что ступит на эти острова, изумится здесь памяти о России…

Наступило утро, и над кораблём взлетели паруса.

Сквозь зори рассветов и звёздные ночи, сквозь штормы и шквалы бриг уходил в далёкий Кронштадт с радостным рапортом о новых открытиях в океане.