"Странствия мага. Том 1" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ЭГЕСТ. НЕКРОМАНТ И РЫСЬ

– Ну, вот и всё, государи мои, – повторил отец-инквизитор Этлау. Было видно, что повторять это доставляет ему немалое удовольствие.

Ведьма, Фесс и Прадд с Сугутором оказались в сплошном кольце. Инквизиторь смешались с обитателями Кривого Ручья. Давление на Фесса спало, казалось бы – можно атаковать, и, наверное, иной некромант не колеблясь призвал бы неупокоенных, и неважно, сколь они разорвут людей, тех самых, коих он, некромант, взялся защищать и оборонять.

Наверное, маг Неясыть тоже поступил бы так – в первое время после того, как он попал в этот мир.

Неясыть, но не Фесс.

Взлетели десятки луков и арбалетов, беря на прицел дерзкую троицу.

Фесс замер. Магия бездействовала, но начинало действовать нечто более мощное, чем некромантия или даже чародейство Спасителя. И это нечто медленно, но верно гасило волшебство как Фесса, так и самого Этлау. Но какое это имело значение, если против четверых тут собралось несколько сотен?!

– На прорыв! – заорал Прадд. Кажется, больше им и в самом деле ничего не оставалось.

Этлау, не таясь, стоял на краю помоста, скрестив руки на груди, и издевательски улыбался. Он ничего не боялся, даже того, что в широком рукаве того же гнома, известного мастера-умельца, вполне могла притаиться трубка-самострел, снаряжённая железным болтом, что с такого расстояния пробьёт даже кольчугу, буде осторожный инквизитор всё-таки сподобился надеть её под рясу,

Значит, магия мертва, мелькнуло в голове Фесса. Этлау скорее всего заимел какой-то артефакт, полностью гасящий всю и всяческую волшбу в своей ближайшей окрестности, и отец-экзекутор теперь явно надеется на численный перевес своих подручных, как и на крайне невыгодное положение окружённой четвёрки. Трое опытных бойцов устоят против сотен, сражаясь в крепком месте, но не окружённые со всех сторон. перспектива прострелить своих же собственных товарищей явно не остановила бы тех, кто сейчас целился в некроманта из луков и арбалетов.

Магия мертва. Но не значит ли это, что мертво правило одного дара, уже доставившее ему столько неприятностей в этом мире?!

Правило одного дара – ты не можешь разом быть и великим воином, и изощрённым волшебником. Что-то одно. Твоё тело служит или оружием само по себе, или оно просто то средство, при помощи которого ты обращаешься к запредельным силам.

«Эх, где моя глефа…», – подумал Фесс. Подумали сам тотчас похолодел от ужаса – воспоминания продолжали возвращаться. Наверное, могут вернуться и другие – вместе с навыками…

Но тут его размышления, и без того оказавшиеся сжатыми в исчезающие доли мгновения, оказались прерваны – Прадд и Сугутор сшиблись со сплошной стеной инквизиторов, и топор с секирой дружно запели согласную песню смерти.

Куда полетели сорвавшиеся стрелы, кого они разили – он не знал.

Никого из их маленького отряда не задело, а всё остальное было неважно.

Фесс взмахнул рунным мечом и устремился за ними. Его охватывала странная лёгкость – все барьеры пали, и оставалось только одно – сражаться.

Да, в руке лежал эфес меча – вернее, его Фесс держал двумя руками, хотя лезвие было вовсе не так уж длинно – эфес меча вместо привычной глефы, но правило одного дара на него больше не действовало, и плоть сама вспомнила всё, что нужно.

Фесс так и не понял, как оказался остриём их маленького клина: Прадд и Сугутор прикрывали его справа и слева, а за спиной притаилась ведьма.

Лицо. Руки, сжимающие сталь. Глаза, открывшиеся из-под отлетевшего в сторону капюшона. Фесс ударил наискось, с потягом, перешагнул через первое тело, крутнулся вокруг себя, отбрасывая мечом нацеленные в голову колы, только отбрасывая, потому что колья эти были в руках крестьян, тех самых, кого и он, и ведьма, и Джайлз (так и пропал куда-то, бедняга) защищали от голодных призраков до последней крайности.

Ещё один инквизитор, в руках – железная цепь. Этот, кажется, что-то и в самом деле умеет – во всяком случае, первый выпад Фесса, что должен был стать для экзекутора и последним, он отбил.

«Найди Мечи… найди Мечи…» – навязчиво зазвучало вдруг в голове. Фесс застонал.

Нет! Нет, только не это, нет, он не уступит!

Он не ошибся. Каждый удар, каждое движение прежнего Фесса возвращали частицу воспоминаний. Маскам похоже, удавалось сделать то, перед чем спасовали бы все самые изощрённые пытки, – и, более того, очень скоро эти пытки уже можно было б применить и к Фессу – потому что теперь ему было бы что отвечать. Нет. Нет! Н-Е-Е-Е-Т!!!

Фесс хотел было швырнуть оружие наземь. Ловушка расставлена, и приманка на месте, но он не пойдёт в западню.

Даже ценой жизни тех, кто сражается с ним плечом к плечу?

Если Мечи попадут в руки тех, кто охотится за ними, все жизни враз потеряют цену.

Это колебание дорого обошлось Фессу. Следующий инквизитор, тоже, как видно, далеко не новичок в боевых искусствах, сумел поднырнуть под внезапно приостановившееся лезвие и коротким ударом дубинки оглушить некроманта.

Мир померк.

То, что я видел той ночью, не забуду уже никогда. Никогда, никогда, никогда, и умирать стану – у меня все это перед глазами по-прежнему стоять будет. Инквизитор всё правильно рассчитал. И что у меня поджилки затрясутся, и что не посмею я против Святой Матери иашей пойти. Всё он про меня знал, до самого последнего донышка душу мою вскрыл, покопался там хозяйски эдак вот и приговор вынес. Простой такой, понятный и ясный. И не нашлось у меня ничего бы возразить. Совсем-совсем ничего.

…Долго мне на огонь смотреть не дали. Толкнули спину – кто-то из младших профосов. Смотрю я – а мне в руку клещи эдакие аккуратненькие вкладывают. И к жаровне так ненавязчиво подталкивают. А старший инквизитор смотрит на меня покровительственно, словно подначивает.

– Ну, что ж встал, сударь мой волшебник? – услыхал я. – Впрочем, ты сейчас не волшебник, ты сейчас просто один из младших инквизиторов и обязан выполнять приказы. Вот я тебе и приказываю – давай, у этой кровососки нам надо кое-что выяснить. И ты нам в этом поможешь. Ну а если не захочешь… – Старик усмехнулся. – Тогда ты сам знаешь, что будет. Есть у нас дальний такой монастырь… даже не монастырь, а так… на севере, в Железных горах… тюрьмы его глубоко под скалами, и открываются они в тоннели, ещё до гномов проложенные, а там, как ты понимаешь, такие твари живут, что ты молить их станешь, чтобы просто тебя сожрали, безо всяких фокусов.

Я сглотнул. Слышал я об этой крепости, слышал, что туда ссылают тех, кто перед Церковью провинился, но не просто так, а очень-очень сильно провинился, что даже лёгкой смерти на костре не заслужил. Если, конечно, смерть на костре можно лёгкой назвать.

Дрожа, я шагнул к жаровне. Положил щипцы на решётку раскалённую.

Ведьма вдруг вздрогнула, стараясь поднять голову. И – встретилась со мной глазами.

Меня словно в челюсть кто ударил. Пудовым кулаком, каким и быка оглушить можно. Потому что небыло в этих глазах ни страха, ни боли, ни даже презрени. Жалость – была. Самая настоящая жалость, как только мать пожалеть может. Или – старшая сестра любящая. Не видел я никогда такого и не думал даже, такое возможно – палача своего жалеть. Нет, конечно жития святых о таком говорили… но ведь то святые были, в Духе просветлённые, к Силе Спасителя приобщенные, в горние выси устремлённые, чьи мощи и по сей день чудеса творят, а тут… А тут была ведьма отвратительная, кровососка безжалостная… нет… не безжалостная… она ведь людей защищала… сама в Кривой Ручей пришла… или…

Всё в голове у меня помутилось, а сам я не мог взгляда от её глаз отвести. И тут услышал:

– Давай, мальчик, давай… делай, что они говорят… зачем нам всем погибать…

Не сразу я и понял, что это сама ведьма говорит. А когда понял, такой меня пот прошиб, что глаза враз защипало.

– Ну, чего замер, брат Эбенезер? – словно в полусне услыхал я старого инквизитора.

Поднял я щипцы рдеющие… и знал, что вот тот же некромант на моём месте небось запустил бы этими щипцами в лицо профосу, а потом дрался бы с охраной до последнего издыхания, а я… я и помыслить о таком не могу! Ведь это – брат святой, Матерью Нашей избранный, дабы ересь искоренять… ересь и ведовство незаконное… а ведьма, если вдуматься, что совершила… ни в сказке сказать, ни пером описать… а ну как не случился бы тут отец Этлау, что с нами стало бы? Сожрали бы нас и не поморщились, и вся некромантия тут не помогла бы…

Шагнул я вперёд, всё ещё не зная, что же делать собираюсь… щипцы горячие поднял, они уже не докрасна накалены были… но тут закружилась у меня голова, потолок и стены заплясали, точно пьяные, завертелись в хороводе, и почувствовал я, как пол из-под ног уходит.

Хлопнулся я навзничь и чувств лишился.

В себя пришёл от холода. Приподнялся – лежу в пустом подвале, на жёсткой лавке, весь мокрый. Сообразил – наверное, водой меня отливали, в чувство старались привести. Да только куда там… крепко, видать, меня шарахнуло.

В отдалении горела лампада маленькая, подвал скупо освещая. Я огляделся – ну да, тот самый подвал, где вчера ведьму я должен был пытать. Или сегодня?.. Но с другой стороны, что-то мне подсказывало, что без сознания я провалялся довольно-таки долго, наверное, всю ночь.

Вокруг – пусто. Угли давно остыли, факелы погасли, профосов и след простыл, дыба пустая…

Я кое-как встал. Не связали, оставили на свободе… решили, что уже не очнусь, что ли? Не-ет, не зря же я Академию заканчивал…

Лампада подвешена была на короткой цепочке; я снял светильню, уже намереваясь выбраться отсюда, но в последний момент всё-таки не удержался: пошёл взглянуть на дыбу.

Вся она была измарана кровью. Ох! Мне стало дурно. Значит, ведьму всё-таки пытали… что-то хотели выведать… хотя, как показал тот же опыт некроманта, с такими, как она, надо говорить осторожно и неторопливо. И тогда всё удастся решить миром. Миром, а не войной. Ведь в чём задача искоренения зла – я имею в виду истинного искоренения? Сделай врага другом, сделай злодея творящим добро. В этом, и только в этом, подлинный смысл борьбы. Ведь все великие святые и подвижники потому святыми и стали – любили врагов своих, не проклинали гонителей, но старались кротостью и добротой склонить их к пути Спасителя. Конечно, несовершенен я, и много на мне грехов, и себя я защищать буду… но зачем было пытать эту несчастную? Да ещё так… Казалось, боль ее пропитала даже деревянные брусы пыточного снаряда.

Но… ведь так велят поступать с творящими незаконную волшбу, с ересиархами все каноны Святой Матери нашей…

Так, в полном смятении душевном, я добрался до ведущих вверх ступеней. Толкнулся дальше – заперто. Значит, всё-таки остереглись…

И тут во мне как словно взорвалось что-то! Это что значит, думаю, меня, полноправного мага, посох Академии носящего, можно вот так вот в подвал кинуть, вынуждать, Спаситель, не скажи к чему?! Меня, который ни светскому, ни церковному суду не подсуден, и того уложения никто ещё не отменял! И то, что я в ряды Инквизиции вступил, прав волшебника у меня не отнимало, во всяком случае, никаких грамот отрешительных я не подписывал, так что пусть-ка преподобный отец Этлау прыть-то поумерит, в Ордосе это тоже ой как многим не понравится, когда они узнают, что меня, чародея в правах, вот так вот схватили и мало что вместе с ведьмой на костёр не отправили. Ой, не понравится это ни деканам, ни милорду ректору господину Анэто, а с ним, с главой Белого Совета, и сам понтифик аркинский связываться так просто не рискнет. Во всяком случае, до последнего времени связываться не рисковал.

И я решительно взялся за замок. Волшба пошла неожиданно трудно, но оно и понятно – посоха у меня нет, книг тоже, только на память надейся, а мне ведь не просто надо было дверь разнести. Не хотел я никакого шума поднимать, а уж паче того – со святыми братьями драться. Они ведь тоже не ведают, что творят, особенно те, что из молодых…

Так что молнии всякие тут не годились. Но я нашёл выход.

Тонко завыл ветер, послушно приходя ко мне даже сюда, в подвал. Тонкий свист становился всё выше, все нестерпимее, пока не превысил наконец порог слышимости несовершенного человеческого уха. И вскоре у меня в руке появился тонкий воздушный жезл, локоть туго-натуго стянутого вместе ветра, сжатого сейчас до такой степени, что, наверное, ему и кирпичная стена не будет помехой.

И вот этим-то воздушным клинком я, словно ломом, отогнул скобы замка с другой стороны. Запор-то не тюремным был, обычным деревенским…

Откинул я крышку. Выглянул осторожно так – потому что если оставил преподобный Этлау стражу и сенях, мне несдобровать. Однако пронесло, сени пусты оказались, и никто меня на крыльце не остановил тоже. Улица пуста, но вот впереди, там, около храма:

И я пошёл туда. Пробраться сквозь клубящуюся толпу большого труда не составило – все словно заворожённые слушали преподобного Этлау.

Мне не пришлось долго гадать – он зачитывал приговор ведьме. И притом произносил его последние строчки.

– Да будет предана огню очистительному, – закончил он, и толпа громко вздохнула.

Я оцепенел. Никогда в жизни не видел публичных казней. И никогда не горел желанием. Но сейчас словно какая-то сила погнала меня вперёд – и рядом с торчащим посреди костра столбом с прикрученной к нему цепями ведьмой я увидел ещё три столба, на которых, уронив головы, словно лишённые чувств, висели ещё трое – некромант и его спутники: гном с орком.

Вот это да. Значит, они всё-таки попались…

Я не знал, что и думать. Смешными и глупыми мне казались мои собственные мысли по пути сюда, когда некромант представлялся мне кошмарным средоточием зла. А теперь вижу его обвисшим на цепях, понимаю, что не помогла ему против Святой Церкви вся его некромантия, и отчего-то не могу радоваться. Потому что это как-то неправильно. Даже не как-то. Очень неправильно. Совершенно неправильно.

Так, задумавшись, я пропустил момент, когда палачи с четырёх сторон сунули факелы в обильно заговленный хворост вокруг ведьминого столба. Пламя взвилось неправдоподобно высоко, наверное, костер был полит маслом, ничего не пожалел для аутодафе преподобный, и сквозь огонь и дым в тот же миг прорвался страшный вопль прикованной ведьмы.

Толпа отшатнулась, даже Этлау как-то вздрогнул. Потому что ведьма не проклинала своих палачей, не просила в последний миг пощады, не каялась в грехах и не богохульствовала.

Она обращалась к бесчувственному некроманту, и только к нему.

– Ты обеща-а-а-а-а-л! – рванулся к небесам такой вопль, что меня продрал мороз по коже. – Слово да-а-а-а-а-ал!.. Тьма тебя возьми!!! Навсегда, навсегда, навсегда!..

Крик прервался. И в мёртвой тишине слышался только треск разгорающегося костра.

«Гори, ведьма, гори», – припомнилось мне.

А Этлау, не теряя времени, уже перешёл к зачитыванию следующего приговора. Некоему гному по имени Сугутор.

Палачи стояли наготове с факелами. И тут я понял, что должен что-то сделать, просто обязан, не могу не сделать, если ещё хочу ходить по этой земле. И у меня в голове уже начало складываться заклятье, когда я понял, что совершенно не могу здесь колдовать. Абсолютно и полностью. А причина тому – нечто слабо светящееся, притаившееся в руке преподобного Этлау.

Фесс пришёл в себя, и, надо сказать, очнулся он не в самом приятном для себя положении. Голова раскаивалась от боли, левая рука не действовала. Он понял почти мгновенно, что произошло, что он прикручен к столбу и что, по всей вероятности, сейчас настал черёд Этлау праздновать победу.

От ничем не выдал себя. Не шелохнулся, по-прежнему обвисал на цепях.

Этлау был осторожен, неведомая сила всё так же давила любое магическое проявление, и нечего было рассчитывать, что некромантия может сейчас освободиться.

Фесс слышал весь приговор, что прочли ведьме. Слышал треск факелов в руках профосов. И, разумеется, слышал тот отчаянный предсмертный крик ведьмы, крик, что заставил его душу скорчиться от невыносимой муки. Кажется, в тот миг он сам готов был поторопить собственную смерть.

Не сдержал Слово. Да, не сдержал. Слово некроманта нарушено во второй раз. И если верить в те сказки, что порой рассказывал Даэнур ещё в Ордосе, – сказки по поводу Судьбы, то… впрочем, похоже, его самого, Фесса, едва ли теперь могут взволновать невыполненные клятвы и обещания. Плохо умирать с таким грузом на совести, но умирать-то вообще в принципе плохо.

Потом был только треск огня, и – ни звука, ни стона, ничего. Ведьма умирала молча, не порадовав своих мучителей ни единым криком.

И толпа тоже стояла молча, жадно вперив взоры в огонь, но – ничего. Недолгое время сквозь дым и пламя ещё можно было различить изломанные очертания человеческой фигуры, но потом языки огня поднялись ещё выше, и то, что совсем недавно было саттарской ведьмой, окончательно скрылось из глаз.

Костёр ещё жарко пылал, когда инквизитор Этлау начал зачитывать приговор Сугутору. Собственно говоря, статья обвинений была только одна: пособничество Тьме.

«Меня они, очевидно, приберегут напоследок», – отрешённо подумал Фесс. Никакого выхода он сейчас найти не мог – руки и ноги скованы на совесть, возможности творить заклятья – никакой, так. что, похоже, его недолгая дорога некроманта и в самом деле кончится здесь и сейчас – а ведь за ним ещё столь долгов! Взять хотя бы его обещание шести Тёмным Владыкам, обещание обильных жертв, которое он так и не исполнил!

Как-то не слишком-то приятно уходить, таща с собой такие долги…

«Какой же ты некромант, – услыхал он насмешливый голос, – если так легко сдаёшься этим живым, – последнее слово незримый собеседник произнёс с изрядным нажимом. – Какой же ты некромант, если оказывается, что тебе некуда бежать! Или ты забыл о трактате Салладорца?!»

Фесс содрогнулся. Вися на цепях, слыша мерно бубнящего строчки приговора Этлау, он содрогнулся – не от осознания собственного конца, а от того, что ему предлагали.

Конечно, это говорил не Салладорец. Великого мага, первопроходца Тёмных Путей, давно уже не существовало как личности – в Великой Тьме нет места отдельному сознанию. Тьма? Тьма… Тьма, которая почему-то упорно предлагает ничтожной человеческой песчинке принять свою сторону, как будто от этого зависит невесть что. Но зачем великой Противосиле…

«Тебе пришла пора уходить, – торжественно провозгласил голос. – Тебе осталось сделать всего только один крошечный шаг, и ты будешь со мной…»

«С кем это с тобой'?» – решился переспросить Фесс, хотя и знал – с подобными силами самое лучшее – не отвечать вообще. Наверное, никто не может остаться прежним, оказавшись в пяти мгновениях от костра.

«Какая разница? Во Тьме множество душ, множество забытых имён, множество ставших ненужными воспоминаний. Выбирай любое, назови меня, как хочешь. Всё равно это не имеет никакого значения. Важно лишь то, тебя сейчас сожгут, и этим всё кончится. Поэтому выбирай, и выбирай быстро! Помогать тебе не стану, не сумеешь – твоя ж беда. Но любой, кто раскрывал хотя бы раз книгу Салладорца, сможет это проделать»

«Как Атлика? Прихватив с собой целый города?» – угрюмо подумал

Фесс в ответ.

«Какая Атлика? – удивился собеседник. – Это вне меня. Ничего не знаю».

«Как же ты можешь не знать, если она – часть Тьмы а Тьма – всезнающа?»

Ответа не последовало. Голос умолк. Фесс вновь остался один – невольно дослушивая приговор верному Сугутору.

«Из любого безвыходного положения есть самое меньшее два выхода», – вновь пришли на ум избитые как будто бы слова, но оттого не менее справедливые. Он может воспользоваться настойчивым советом… Салладорца? Тьмы?.. – неважно; может уйти в пределы вечной ночи, раствориться в ней…

Но разве это не всё равно что гибель?

Или – он может попытаться сделать нечто совершенно другое. Совсемсовсем другое. Риск, конечно, отчаянный, но главное сейчас – выиграть время…

Фесс поднял голову и заставил себя встретиться глазами с Этлау.

Очевидно, взгляд некроманту вполне удался – потому что отецинквизитор отчего-то враз осёкся и потерял то место, где читал.

– Ты поторопился, отец-экзекутор! – напрягая ноющее горло, выкрикнул Фесс. – Ты забыл, что такое некромантия. Ты забыл, что она может, и ты забыл, какое проклятье падёт на все эти земли, если ты посягнёшь… нет, не на меня, на ту Силу, что стоит за мной.

– Фу, как нехорошо прерывать официальное лицо в момент исполнения им служебных обязанностей, – с издевательской укоризной ответил Этлау. – Не старайся, некромант. Сейчас ты будешь грозить, потом обещать мне показать некий донельзя могущественный и опасный артефакт, и так далее, и тому подобное – только чтобы выиграть время. Нет уж, все, теперь твоё время точно кончилось, некромант.

Губы Фесса сами собой сложились в кривую усмешку. Этлау оказался несколько умнее, чем следовало.

– Постойте! – раздался над толпой вдруг чей-то голос неожиданно сильный и уверенный. – Сей некромант – полноправный чародей, обладатель посоха и в качестве такового подсуден исключительно суду Академии Высокого Волшебства! Не защищают закон и порядок беззаконием, преподобный отец Этлау, нет, никак не защищают! Или думаешь ты, что место здесь глухое, никто ни о чём никогда не узнает? Ошибаешься, преподобный, – узнают, да ещё как! И в Ордосе узнают, и в Аркине! Нельзя святое дело делать, когда руки до плеч в крови, и крови невинной!

Изумлению Фесса не было предела, даже сейчас, на самом краю гибели. Наш святоша, наш Белый маг, верное чадо Матери-Церкви – гляди-ко, осмелился голос возвысить! Жалко парнишку – теперь-то его Этлау и вовсе в порошок сотрёт…

И яснее ясного, что ничем эта глупая выходка Фессу уже не поможет.

Этлау и бровью не повел. Не произнёс ни одного слова, сделал лишь короткий, быстрый жест – и на Эбенезера Джайлза со всех сторон навалились сразу пятеро дюжих инквизиторских служек. Волшебник и пикнуть не успел, как оказался скручен и связан – весьма умело и быстро, – после чего тотчас же уволочен куда-то в неизвестном направлении.

Все это заняло не больше нескольких секунд. Рот Джайлзу заткнули тотчас, и всё, что услыхал Фесс, было лишь неразборчивым мычанием.

Только теперь к душе некроманта пробился самый настоящий страх.

Омерзительный, липкий и мутный, того сорта, что заставляет даже, казалось бы, смелых людей валяться в ногах у победителей, тщетно вымаливая пощаду.

И тогда про себя Фесс произнёс наконец одно лишь короткое слово:

«Тьма!»

Он не слишком верил, что это может подействовать, однако шепчущий мягкий голос отозвался тотчас, словно Она всё это время стояла рядом, терпеливо дожидаясь его зова.

«Ты всё-таки вспомнил обо мне? Когда стало некуда бежать и нечем стало сражаться – тогда лишь ты вспомнил о моих словах? Не при таких обстоятельствах хотела б я услыхать твой зов, некромант…»

Слова застряли у Фесса в горле. Ну да, понятно, заблудший сын вспомнил о старом отце, только когда пришла беда и больше не у кого просить помощи и защиты.

«Не думай, что я настолько всемогуща в вашем тварном мире, – продолжала его незримая собеседница. – Твои враги владеют немалой силой… всё, что я могу из своего далека, – это отвлечь их на себя… дальше уже твоё дело, некромант. И смотри, не поступи со мной, как ты поступил с шестью Владыками!»

Фесс не выдержал, вздрогнул. Какую плату потребует от него обладательница этого низкого обольстительного голоса? Существо, не имеющее плоти, находящееся повсюду и нигде, бессмертное, неуничтожимое, вездесущее… которому невесть зачем потребовался умеющий противостоять Серым Пределам смертный.

Несколько мгновений Фесс ждал, по-детски зажмурив глаза. Ничего не происходило. Всё так же монотонно бубнил инквизитор, зачитывая приговор – он уже покончил с Сугутором и перешёл к Прадду. С орком, как извечным врагом человеческой расы, вообше не следовало церемониться и прибегать ко всякого рода излишествам типа судебной процедуры.

«Берегись, некромант. Ты вступил на дорогу, с которой уже не свернуть. И не потому, что она плоха – ни то не знает, чем плюха Тьма, чем хорош Свет, или, наоборот, чем Тьма хороша, а Свет, соответственно, нет – а потому что нельзя простому магу, не достигшему поистине заоблачных высот могущества, играть с предвечными силами, особенно если эти предвечные силы отнюдь не пребывают в вечном полусне, а упорно стремятся к каким-то своим, никому не понятным и в принципе непознаваемым целям. За тобой и так уже огромный долг, некромант, остановись, не отягощай свою душу лишним, потому что…

Так что, лучше сгореть?!

Нет, зачем же. Но истинные маги тем и отличаются от нахватавшихся по верхам колдунов, что телесная смерть для них просто переход к совершенно иной форме существования…

Ага. К иной форме. В той самой Тьме, слившись с ней, отдав всё то, что составляет твоё «Я», и во имя чего? Иллюзорного бессмертия ?»

Фесс не успел докончить этот спор с самим собой – как и все подобные споры, совершенно бессмысленный, потому что умирать некромант отнюдь не собирался, Пусть Тьма обретёт надо мной какую-то власть, это неизбежно, успокаивал он себя, потом я всё равно найду способ…

Какой именно он найдёт способ, осталось неясным, потому что в тот самый миг Этлау вдруг дико взвыл, не завопил, не закричал, а именно взвыл, словно смертельно раненный зверь, совершенно нечеловеческим голосом, схватился обеими руками за горло; крик сменился хриплым стоном, отца-экзекутора с двух сторон подхватили служки, но было уже поздно – и Этлау, и Фесс ясно чувствовали надвинувшееся со всех сторон незримое ни для кого облако тёмной первобытной Силы, не умеющей ничего, кроме как давить и плющить, от эта-то Сила сейчас и столкнулась с тем, что обращало в ничто все магические действия как некромантии, так и Святой Магии.

Что за талисман оказался в руках Этлау, Фесс, понятно, не знал. Но сейчас это и не было важно – обрушившаяся на оберег инквизитора мощь не смогла превозмочь его чары, но зато освободила от их действия всех остальных.

По жилам Фесса словно побежала новая кровь стремительно обращаясь в жидкий огонь. Магия оживала и некромант словно бы рождался в эти мгновения заново; он не мог приказать цепям разомкнуться, не мог воспарить в небеса и скрыться, подобно птице, но зато в его распоряжении была мощь Серых Пределов, а это значило – быть бою!

Этлау первым понял, что происходит. Его взгляд скрестился с Фессовым: лицо экзекутора претерпевало сейчас удивительную метаморфозу, кожа белела на глазах, не бледнела, а именно белела, словно кто-то плеснул на неё густой сметаной.

– Зажигайте! – не своим голосом завопил инквизитор, взмахивая рукой, бросив дочитывать приговор. – Некроманта мне спалите, только его одного!..

Надо отдать должное подручным Этлау – они не дрогнули и не испугались, хотя, не приходилось сомневаться, почти все из них, кто хоть как-то владел магией, мгновенно поняли, что происходит на площади Кривого Ручья.

В распоряжении Фесса оставалось не более секунды – много ли времени надо, чтобы вскинуть к плечу уже заряженный арбалет и прицелиться в неподвижно висящую на цепях мишень?..

И уже плелось где-то в самой глубине изощренное заклятье, из разряда истинно высокой Некромантии – однако уже начальные его такты, оказавшись прямо посреди бушующей незримой схватки, причудливо изменились, исказились, потеряв первичное направлние и размах.

И внезапно со всех сторон до слуха Фесса донесся многоголосый хор безжизненных, пустых голосов, какими только и могут обращаться к пробудившему их от смертного сна пустые черепа неупокоенных:

«Идём, мы идём, идём, идём…»

Фесс похолодел. Случилось именно то, чего он так боялся. Конечно, выпустить толпу зомби и прочих обитателей могил на своих врагов – поступок, достойный адепта Чёрной магии, равнодушного к людским страданиям и горю, того, кто возомнил себя «стоящим над», обладающим правом власти над жизнью и смертью других, убивающим, не защищаясь, а просто так, потому что этого требуют его «цели», зачастую совершенно безумные.

Время остановилось. Точнее, оно двигалось, но медленно-медленно, словно песчинки из верхней половинки часов вынуждены были прорываться сквозь незримую преграду. Фесс видел всё вокруг, застывшее, как при немой сцене в традиционной салладорской трагедии: плотное кольцо инквизиторов и смешавшегося с ними простонародья, бешено рвущиеся к небу языки пламени с пылающего костра ведьмы, бессильно и безмолвно обвисшие на цепях фигуры Правда и Сугутора, фигуры профосов с факелами, Этлау на краю судейского помоста, воздевшего руки в нелепо патетическом жесте… и чёрные, чёрные, чёрные тучи, невесть откуда взявшиеся в небе над деревней, тоже застывшие, смотрящие вниз тысячами тысяч невидимых глаз – словно готовые вот-вот рвануться к земле теми самыми вихрями, что до основания разрушили несчастный Арвест, утянув с собой во Тьму всех его обитателей, и живых, и мёртвых, равно как и воинов Империи Клешней, имевших глупость бросить вызов Наследству Салладорца.

– Нет, только не это! – вырвалось у Фесса. – Только не это! Я не Атлика, чтобы бросать в топку Тьмы невинные души, спасая свою собственную!

«Значит, ты не настоящий некромант», – услыхал он.

А на недальнем погосте, в пределах церковной ограды, земля не зашевелилась, не вспучилась – она рванулась к небу десятками, если не сотней, фонтанов раскалывались на части немногочисленные каменм плиты над могилами местных богачей, у кого хватип мошны оплатить за дорогой в этих местах гранит. Но все равно, никакие зомби и призраки не спасли бы вызвавшего их – потому что стрелам хватило бы и доли мгновения, чтобы достичь цели.

Однако они её не достигли. Кто-то из стрелков в панике швырял оружие наземь, кто-то, напротив, разряжал его, целясь в неподвижных Фесса, Прадда и Сугутора, но стрелы каким-то диковинным образом до целей не долетали, вспыхивали и горели в воздухе, в том числе и стальные болты тяжёлых самострелов.

А перед глазами Фесса с болезненной резкостью вдруг возникла картина заснеженного зимнего поля, гордый всадник в броне с вычеканенным василиском, сжавшаяся впереди кучка из примерно полутора сотен врагов, летящие навстречу ему, Фессу, длинные и меткие стрелы, что вот точно так же вспыхивали и горели ещё в полёте, словно натыкаясь на невидимый пламенный купол.

А он словно наяву ощущал острые грани Искажающего Камня в своей руке. И это воспоминание резало, подобно клинку – то, от чего он бежал, настигало, настигало, настигало, он слышал издевательский хохот масок у себя за спиной… Впрочем, почему же за спиной? Вон они, в первых рядах толпы, надменный Эвенстайн, картинно положивший руку на эфес, и плечистый, словно медведь, Бахмут, со здоровенным посохом в руках, которым умелый боец отобьётся и от нескольких мечников…

Они смотрели прямо в глаза Фессу. И откровенно смеялись ему в лицо. Всё было понятно. Они таки нашли способ обойти его заклинание, отрезавшее его от собственной памяти и прошлого, того самого npшлого, что хранило в тайне место, где пребывали Мечи.

А неупокоенные уже вырвались с погоста полезли вперёд, вытянув жуткого вида руки-грабли, нагие костяки или местами ещё покрытые гнилой, разлагающейся плотью, разинув рты, усаженные нечеловечески длинными и острыми зубами, словно у волков. Неупокоенным всё равно, кого убивать – на пути к подъявшему их стояла плотная живая стена, а это значило что её, то есть стены, просто не должно существовать и этим всё сказано.

Искажающий Камень… реликвия, вынесенная Фессом из пылающего Мельина, страшное оружие в умелых руках, то, от чего здесь, в Эвиале, не должны знать ни защиты, ни спасения, в каких же безднах ты пребывал доселе, где прятался, с тем чтобы в нужный момент явиться на помощь своему хозяину, хотя, видят всемогущие бездны, хозяин отнюдь не желал этого!

Фесс скосил глаза – да, в ладони холодно светился зелёным Искажающий Камень. Воля Фесса вызвала его из неведомых глубин Межреальности, и в этой части, можно сказать, план масок удался полностью.

Но даже Искажающий Камень не в силах был порвать сковывавшие некроманта цепи. Или, вернее сказать, мог, но каждое его использование, каждое почерпывание Силы из прошлого означало очередную победу масок и поражение его, Фесса. Проклятье, он предпочел бы уже сейчас собственное прозвище, полученное в этом мире, – Неясыть.

Да, он предпочёл бы вновь стать Неясытью, отказаться от себя уже окончательно – если ценой, скажем, за вернувшуюся ловкость в обращении с оружие станет потеря Мечей.

А неупокоенные были уже рядом. Толпа с воем бросилась в разные стороны, никто не дерзнул заступ им дорогу – Этлау с искажённым лицом так и стоял на своём помосте, по-прежнему пытаясь вернуть себе власть над своим загадочным амулетом, а его инквизиторы уже бежали, и поступали совершенно правильно – обычное оружие против тех же зомби помогает мало, а мало кто из соратников Этлау мог похвастаться знанием магии, достаточным, чтобы противостоять неупокоенной орде.

Конечно, бежали не все. Фесс лишний раз мог убегаться, что в Инквизиции служат отнюдь не только трусы, мучители, палачи и кровавые властолюбцы. Некоторые инквизиторы не бежали. Напротив, собой закрывали детей и женщин; некромант чувствовал пошедшую в дело магию Спасителя, слишком, увы, слабую, чтобы противостоять его собственному разрушительному заклинанию.

Несколько зомби даже упали, сложились кучками пылающих костей и плоти, один совсем молодой инквизитор выхватил из такого костра длинную, горящую с одного конца берцовую кость – она пылала странным ослепительно белым пламенем, разбрасывая во все стороны снопы столь же белых искр – и сам ринулся в наступление. Он успел поджечь четырех неупокоенных, прежде чем его самого сграбастали сзади и в один миг разорвали на куски.

Как ни странно, атакующие зомби оставили совершенно без внимания самого главного из инквизиторов – отца Этлау, застывшего, подобно сакраментальному соляному столпу, на краю судейского помоста. Лицо преподобного экзекутора потемнело от прилива крови, он словно изо всех сил старался справиться с неподъёмной тяжестью.

И не побежал ещё один человек – молодой маг Воздуха по имени Эбенезер Джайлз, о котором, похоже, все забыли в воцарившемся безумии.

Над его головой засветился неяркий голубоватый нимб, и огненная плеть молнии хлестнула по наступающей толпе мертвяков; и такова оказалась сила первого удара, что зомби просто разорвало на части. Так, наверное, начинал свой знаменитый последний бой несказанно более могущественный маг Фрегот Готлибский; и, наверное, Джайлза ждал бы такой же конец если бы…

Если бы самый лихой зомби, повинуясь отчаянному приказу Фесса, не оказался наконец рядом и жутко осклабившись, просто перекусил чудовищно изменёнными волшебством зубами сковывавшие некроманта цепи.

– Освободи их! – рявкнул Фесс, оказываясь на земле и указывая неупокоенному на по-прежнему прикованных орка и гнома. Сам же некромант намотал конец цепи на кулак и решительно шагнул к Этлау – как бы то ни было, с этим типом он обязан покончить раз и навсегда!

Зомби со всем усердием выполнил приказ – но в следующее мгновение власть Фессова заклятья над ним, как видно, дала трещину, потому что жуткие зубищи клацнули возле самого горла Прадда. Орк с рёвом отмахнулся цепью – никакого иного оружия ни у кого из спутников некроманта сейчас и в помине не было; голова зомби лопнула, словно перезревшая дыня, но, и обезглавленный, тот не остановился. Если нет зубов, будем рвать когтями, ведь главное – рвать, кромсать и убивать, а уж чем – это дело десятое.

Фесс ударил. В спину, соединяя силы замаха цепью с разрушительным заклятьем, возвращавшим отжившую плоть в то место, где она только и должна пребывать, не тревожа собой белый свет. Зомби разломило надвое, и вновь некромант ощутил нечто подобное уколу совести – ему приходилось убивать тех, кто, как ни крути, пришёл ему на выручку, кто жил сейчас незавсимо от его воли, пусть даже этим страшным и чудовищным подобием настоящей жизни.

– Джайлза вытащите! – приказал Фесс орку и гному. Похоже, разговор с Этлау придётся отложить – по всей деревне зомби и скелеты уже гонялись за ее обитателями, вламываясь в дома, выбивая двери и окна; и уже повис над Кривым Ручьём страшный не то крик, не то стон, крик тех, кого успели сграбастать неживые руки, не ведавшие пощады.

Орк и гном церемониться с магом Воздуха не стали – просто сгребли под руки, невзирая на так и блещущие во все стороны молнии. Самому Фессу предстояло сейчас загнать всех зомби обратно под землю – или просто уничтожить, смотря по тому, что будет проще, после чего крайне желательно было бы отыскать своё имущество и как можно скорее уносить отсюда ноги, потому что Тьма не станет постоянно держать свою простёртую длань над его, Фесса, головой; а если Этлау вновь обретёт власть над своим амулетом, ему, некроманту, придётся плохо. Отецэкзекутор был не из тех, кто совершает одни и те же ошибки дважды.

– Что же ты делаешь, злодей! – тонко завопил Джайлз, тщетно пытаясь вырваться из медвежьих объятий Прадда. – Ты же убийца, ты же женщин, детишек… – Он захлебнулся собственным криком.

– Молчи, дурак! – не менее страшным голосом заорал в ответ некромант. Они все вчетвером оказались в самой середине площади; пять или шесть инквизиторов стаскивали с помоста впавшего, похоже, в самый настоящий транс Этлау; они отчаянно рисковали, но им повезло – неупокоенных гораздо больше привлекали те, кто в ужасе бежал от них или же кто, подобно Фессу с Джайлзом, начинал драться в открытую.

Фесс топнул ногой. Мучительно рванул душу откат заклятья. Мерным речитативом полились слова из заветных Даэнуровых конспектов.

Некромант обращал самого себя в подобие громадного молота, плющившего и дробившего кости неупокоенных – хорош же, однако, полководец, уничтожающий свою собственну армию!.. Но иного выхода у Фесса просто не оставалось. Наверное, он и в самом деле не мог считаться н стоящим некромантом, с лёгкостью пускающим под нож во имя собственных целей поголовно всех в обреченном селении…

По деревне ещё рвались и вминались в землю чудовищно отвратительными лужами неупокоенные, а Фесс месте с гномом, орком и пытавшимся упираться Джайлзом уже бежали прочь, туда, где лежал – несомненно, в каком-то гнезде инквизиторов – рунный меч некроманта. Там наверняка пребывало и остальное имущество странников.

Хаос, воцарившийся в Кривом Ручье, настойчиво заставлял вспомнить о конце света, столь упорно предсказываемом всеми пророками на земле и особенно – верящими в Спасителя. Метались и вопили люди, немногие смельчаки пытались отмахиваться колами и топорами от наседавших зомби – заклятье Фесса, увы, действовало не мгновенно и не на всех сразу.

У избы, где, судя по всему, осталась поклажа Фесса, стояла стража – инквизиторы с мечами и арбалетами наготове. Несмотря ни на что, они не покинули поста, не испугались и не побежали. И, увидев некроманта, тратить время на всякие там «стой, стрелять буду!» не стали.

Один болт прошил правое плечо гному, другой засел в ноге Прадда. Третий летел прямо в лицо Фессу, и тот успел уклониться каким-то чудом, его словно бы отшвырнуло с пути стрелы; прежде чем стражники подняли запасное оружие, некромант размахнулся цепью.

Он был один против шестерых, за спиной осталось двое раненых друзей – изрыгающий проклятья гном, пытающийся выдернуть засевшее в плече древко, и прыгающий на одной ноге орк, словно мальчишка, занозивший пятку. Джайлз остался как бы и не под присмотром.

Фессу противостояли настоящие бойцы, опытные, страшные и, судя по всему, не боящиеся смерти. Короткие мечи так и замелькали вокруг него, пришлось вертеться волчком, отбивая удары – только отбивая!

Правда, неожиданная подмога подоспела от гнома – несмотря на рану, Сугутор тоже кинулся в драку. Миг и железная лента обвилась вокруг руки оказавшегося недостаточно расторопным инквизитора, ещё миг клинок словно по волшебству перелетел в руку гнома, а затем тому потребовалось не более пары секунд чтобы сразить троих, слишком увлекшихся прижатым к стене некромантом. После этого у остальных здравый смысл всё-таки возобладал над чувством долга – они бежали.

Преследовать их было некому. Правда, уже убегая самый смелый – или самый безумный из них, что, как правило, одно и то же, повернулся и крикнул растерянно топтавшемуся на месте Джайлзу:

– Предатель! Ну ничего, мы тебя ещё достанем!..

Фесс и рычащий от боли гном оказались внутри.

В бедной горенке в середине, на полу, лежали их мешки. Инквизиторы ничего не тронули – наверное, сами эти вещи казались им проклятыми.

Было тут и оружие, и припасы, и посох Фесса, и секира орка, и топор гнома, и рунный меч погибшего рыцаря.

Были тут и обломки посоха святого… – как его там? – с которым ходил незадачливый маг Воздуха.

Гном кривился и шипел от боли, но тем не менее мужественно взвалил на себя львиную долю поклажи.

– Ещё ведь этого орчару тащить на себе придётся… – пропыхтел он, подныривая под очередной мешок.

На улице они застали сидящего на земле орка, которому Джайлз пытался магическим образом затянуть рану. Получалось это у мага не очень, но, во всяком случае, болт ему вытащить удалось.

– Уходим, чародей! – рявкнул на Эбенезера некромант. – Видишь, раненые у нас? Если настигнут, всем конец!

– К-куда ж это я пойду? – вдруг забормотал маг Воздуха, и лицо его сделалось белее мела. – С тобой что ли?..

– Предпочтёшь остаться? Думаешь, Этлау тебе простит эскападу на площади?!

На лице Эбенезера отразилось мучительное колебание.

Он колебался, а время всё уходило и уходило:

Гном тем временем при помощи Прадда всё-таки избавился от стрелы в плече; Фесс принялся наскоро его перевязывать.

Оставлять Джайлза тут было никак нельзя, а этот дурашка, похоже, не понимал, что Этлау просто разрежет его на мелкие кусочки вместе с неподсудностью духовным властям и даже статусом полноправного мага ордосской Академии…

…Когда некромант сказал мне, что нам надо уходить всем вместе, у меня от страха даже в глазах помутилось. Не преподобного Этлау боялся я тогда, не кары возможной, а того, что пойди я с некромантом – и все, это разрыв со всем, во что я верил и чему, думалось, служил в меру слабых сил своих.

Я же неподсуден! Не может Этлау меня…

– Может, может, – усмехнулся некромант прямо мне в лицо. – Ещё как может. Ты и оглянуться не успеешь. Аркин далеко, Ордос ещё дальше, и придётся тебе либо убивать своих братьев по вере, себя спасая, либо… как ведьма, на костре поджариваться. Уносим ноги, коллега, пока ещё можно!

И тут меня словно прорвало.

– У тебя нет совести, некромант, – закричал я, забывая обо всём, – невесть сколько народу, которого твои мертвяки разорвали, понимаешь ты или нет, колдун распроклятый, что ты…

– Ага, мне, наверное, следовало дать им сжечь себя и моих! – проорал в ответ Чёрный волшебник, но я-то видел, что на самом деле он смутился.

– Следовало, – сказал я как можно серьезнее. – Во всяком случае, я бы на твоём месте поступил так. Я своими глазами видел, как зомби твои разорвали ребёнка. Он не успел вбежать в дом. Ему было лет пять, не больше. Что ты ответишь Спасителю, когда настанет твой час, некромант?

Волшебник ничего не ответил, только глаза отвел.

– После об этом поговорим, – наконец тяжело произнёс он. – После, Джайлз, хорошо? А пока у нас с тобой двое раненых, и…

– Раненые – это да, – согласился я. – Они страдать не должны. Но я…

И тут я запнулся. Своими глазами видел, как мертвяки рвали людей, в первую очередь, конечно же, тех, кто не в силах был убежать, – старых да малых, – и думал, что уж я-то, конечно, никогда не стал бы спасать себя такой страшной ценой, но… Но хорошо так рассуждать, когда сидишь у себя дома, в полной безопасности, и не грозят тебе отцы-инквизиторы, даже не из самых высших, так, какие-то подручные Этлау, который, насколько мне ведомо, был в Арвесте, конечно, не последним, но притом и далеко не первым.

Захолодело в груди. И так плохо, и эдак нехорошо. Этлау мне спуску не даст, понимал я, да ещё скорее всего на мне злость постарается сорвать… и трижды прав Чёрный маг, что здесь, в глухих да безбожных краях, где в каждой деревне, считай, ересиарх на ересиархе сидит и ересиархом погоняет, не станет инквизитор со мной церемониться и не станет санкции Аркина запрашивать.

Загонит на костёр, как ведьму, вот и вся недолга. Продрала меня дрожь. С одной стороны, страшно себя в руки Этлау предать… кого другого – поверил бы я святому брату, но не этому, что высокий чин воина инквизиции позорит! С другой стороны, отправиться с некромантом – это пойти на открытый бунт против Святой Матери нашей, которая, конечно же, за паршивых овец, оказавшихся в её стадах, не ответственна…

– Решай бы… – вновь начал было Чёрный волшебник, но тут коротко взглянул в конец деревенской улочки – словно кинжалом полоснул – и какой-то знак сделал. Загудело там что-то, застонало – я даже не повернулся. Не хотел видеть некромантии его проклятой.

– Твои дружки, – зло бросил мне маг. – Ну что Джайлз?.. Хотя что я тебя, как девку ломающуюся уговариваю… – Он зло плюнул в стылую осеннюю грязь и пошёл прочь. Следом заковылял орк, поддерживаемый под локоть гномом, который сам морщился от раны в плече.

Я обернулся. Там, куда ударило заклятье некроманта, что-то горело, жирный чёрный дым поднимался вверх, к серым плотным облакам, и там, за этим дымом – чувствовал я, – собирались для решающего броска инквизиторы. И хищно всматривались в непроглядный мрак оголовки десятков и десятков стрел.

И я решился.

– Подождите! – крикнул я в удаляющуюся спину некроманта. – Подождите меня, я с вами!..

Некромант остановился. Посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

– Не бойся, – услыхал я. – Помогу тебе. В случае чего – ото…

И тут невесть почему лицо некроманта стало белее снега, он осёкся, резко дёрнул щекой и быстро защагал прочь, так что оба его раненых спутника еле поспевали за ним.

Кое-как, пользуясь всеобщим смятением, беглецам удалось выбраться из Кривого Ручья. Гном и орк, с наскоро перетянутыми ранами, еле тащились. Видно было, что дроты инквизиторов оказались не так просты – у обоих раненых начался сильный жар, по коже быстро расползлась отвратительно синюшного вида опухоль. Болты явно несли в себе яд, однако почему-то он не убивал сразу – может, помогла магия, которой ни Фесс, ни Джайлз не пожалели, стараясь спасти спутников. Опухоли вроде удалось приостановить, но и Сугутор, и Прадд быстро слабели.

Фесс хотел было прибегнуть к Искажающему Камню, но магическая реликвия таинственным образом исчезла а сам некромант не мог сказать – появлялся ли у него этот самый Камень во плоти или то была только иллюзия… В общем, так или иначе, Камень пропал Фесс знал, что потерять он его не мог… значит, оставалось только одно – Камень вернулся туда, где и пребывал всё это время. Хотелось верить, что до поры…

Казалось, что у четвёрки изгоев остался только один путь – обратно в Нарн, искать эльфов, прося у них помощи и защиты. Этлау, несмотря на всю свою бесноватую храбрость, не решился бы полезть в зачарованный лес.

Однако именно этого инквизитор наверняка от них и ждал. Людей Этлау привёл с собой не так много, их хватило бы на одну деревенскую площадь, но отнюдь не на настоящую облаву. Ему оставалось действовать во многом наудачу, и, конечно, требовалось точное знание, куда делись беглецы. А куда они могли бы деться, как не в Нарн? Не в Эгест же им лезть, где на каждом шагу – баронские да графские замки, дружины и прочие прелести, не говоря уж об отцах-инквизиторах в каждом сколько-нибудь крупном селении? Стоит Этлау разослать весть – и начнётся настоящая охота. Чтобы прорваться сквозь это кольцо, им придётся убивать, Убивать и ещё раз убивать – а у Фесса до сих пор стояло перед глазами жуткое зрелище разгула неупокоенных в Кривом Ручье – пусть недолгое и им же самим пресеченное, но это уже неважно. Он вызвал подземных тварей, он страшной ценой спас свою собственную жизнь, он прибег к помощи Тьмы, он не сдержал вротого Слова некроманта, данного ведьме, да вдобавок чуть не дал это же Слово в третий раз – на сей раз Эбенезеру Джайлзу. Впрочем, кое-кто может посчитать, что и дал – произнёс ведь он вслух, забывшись: «помогу тебе»? «Тьма, Тьма, ты что же, скрупулёзно подсчитываешь все до единого мои промахи и ошибки, словно ожидаешь момента, когда сама плоть этого мира перестанет носить меня ?..»

Тьма ничего не ответила. Ушла, скрылась отвела от незадачливого некроманта свой всевидящий взгляд – надолго ли?

Так или иначе, они шли на восток. Первую ночь провели в холодном облетевшем лесу, нарубили лапника, не таясь, развели костёр.

– Нас накроют, – мрачно изрёк Джайлз. – Ох ох на беду связался я с тобой, некромант!

– На беду или не на беду, теперь уже не узнаешь, – огрызнулся Фесс. – Помогай, волшебник! Хоть охранные круги поставь, пока я ранеными займусь!

Конечно, от Этлау не защитили бы никакие магические круги, но, по крайней мере, можно было надеяться, что отцу-экзекутору не удастся подобраться незамеченным.

Маг со вздохом кивнул. С каждой пройденной лигой Джайлз всё глубже и глубже погружался в меланхолию, не отвечал на вопросы, не вступал в разговоры, плотнее и плотнее кутался в плащ и пялился в землю.

«Ладно, нет времени тратить силы ещё и на этого капризного мальчишку», – с раздражением подумал Фесс и занялся орком.

Прадд с Сугутором храбрились, но странные раны высасывали из них силы с потрясающей быстротой. Опухоли больше не росли, но синюшность не проходила, плоть начала загнивать, распространяя зловоние.

Фесс с минуту смотрел на жуткого вида язвы, и щека его начала подёргиваться. Едва ли назавтра гном с орком смогут ходить, несмотря на весь свой кураж. А значит – путь по лесам окончен, надо выбираться на большак, искать телегу и как-то двигаться дальше восход. А это всё равно что чуть ли не добровольно дать себя в руки Инквизиции. Этлау можно назвать кем угодно, только не глупцом. У инквизиторов свои способы быстрой передачи вестей. Да и безо всяко магии – вершник, меняя коней, запросто обгонит плетущуюся по бездорожью группу, и уже в первой древне может ожидать засада.

Фесс погладил эфес рунного меча. Если Этлау вновь применит свой гасящий всю магию артефакт, останется надежда только на честную сталь.

И на сей раз колебаться нечего. Хотя, цена возвращения боевого искусства – возвращение воспоминаний (чего наверняка добиваются маски), – но тут уже ничего не сделаешь.

Маски, маски… да, они оказались врагами хоть куда. Умными и изобретательными. Они быстро поняли, что ничего не смогут добиться от Фесса, пусть даже разрезав его на куски. Ни пытки, ни магия, сколь угодно глубокое проникновение в память не выдадут им местонахождения столь вожделенных для них Мечей. Им оставалось только одно – сделать так, что самому Фессу ничего не останется, как только вспомнить о них. Приказать сам себе, чтобы это произошло, некромант не мог – иначе не стоило огород городить, сгодились бы и самые обычные пытки. Только нечто сверхисключительное могло пробудить тонкие, никакой магии не подвластные связи, и маски на удивление тонко и ловко сумели из ничего создать это самое «сверхисключительное».

Как бы то ни было, маски, не маски – путники остановились в мокром осеннем лесу, забившись в густой ельник. Уже за полночь принялся моросить какой-то припоздалый дождь, наверное, из последних в этом году, скорбно зашуршал по хвое, забарабанил по натянутому плащу, под которым постанывали и хрипели в беспокойном сне орк и гном.

Джайлз долго вышагивал кругом да около шипящего костра – пришлось пустить в ход магию, чтобы огонь не потух, но, наконец, тьма и холод пробрали даже его, преодолев всё то, что он сейчас испытывал по отношению у Фессу. А уж испытывал он наверняка немало.

– Не дуйся. – Фесс хотел было дружески хлопнуть Джайлза по плечу, но взглянул тому в лицо – и вовремя сдержался. Слова упали, сухие и мёртвые, и ельник тотчас же жадно припрятал их.

– Ты убийца, некромант, – простонал несчастный Эбенезер, каким-то судорожным движением вскидывая голову и вперяя в лицо Фесса совершенно безумный вгляд. – Ты убил их всех в деревне. Ты – зло, зло истинное и чистое, если только может быть чистое зло. Я думал совсем недавно – ты не такой. Мы дрались с тобой рука об руку, а ты напустил на несчастных крестьян своих зомби, ты, ты, ты… – Под пристальным взором Фесса он захлебнулся собственными словами и умолк.

– Хорошая тирада, – елико возможно спокойнее сказал некромант. – Я с тобой спорить не стану, Эбенезер. Потому как если был бы я таким злодеем – так стал бы от верной гибели этот самый Кривой Ручей спасать? Да пусть бы ведьмины последыши хоть всех там зубами перервали, мне-то какое дело? Верно ведь, мог бы я так рассуждать? Не удалось кровососку взять – ну и Тьма с ней, пойдём другую добычу поищем. Ну зачем, скажи на милость, я в деревню окружённую лез, зачем, спрашивается, потом уже ведьму спасти пытался?!

– Хотел соратницу, подручную в делах злобных, вытащить! – яростно выкрикнул Эбенезер. Фесс ругнулся про себя – подставился, прозевал несложный выпад. Вообще-то спорить с фанатиком бессмысленно, но ведь Джайлз таковым отнюдь не казался, и за ведьму он бесстрашно вступился, ещё там, перед самим Этлау.

– Погоди, Эбенезер, погоди. Ну, хорошо, так если я такой злодей, что же ты-то сейчас со мной тащишься? Что ж обратно не повернёшь? Не пойму я тебя что-то.

Маг наклонил голову. Совсем по-детски вслипнул. И вдруг ответил – совсем не так, как ожидал Фесс:

– Боюсь я их, некромант. И тебя боюсь, и их. Ты меня по крайней мере убить не стараешься.

– Спасибо за откровенность, – вздохнул Фесс. – Знаешь, я тебе так скажу, Эбенезер. Мне сейчас тебе доказывать, что я – не я и лошадь не моя, не с руки совершенно, ты уж мне поверь. Как мне убедить тебя, что заклятье я накладывал совершенно другое, не моя вина что оно так исказилось…

«Не моя вина? – тут же подумалось некроманту. – А кто обратился за помощью к Тьме?..»

Джайлз дёрнул щекой.

– Проклятие ты моё, некромант, – плачущим голосом изрек он. – Ну что мне за судьба такая досталась? Со святыми братьями раздрай, подозревают они меня невесть в чём… ведьму, хотели, чтобы я пытал…

– Вот как? – поднял брови Фесс. – И что же ты?

– Отказался, само собой… я маг, а не палач…

– А что же ты молнией их не угостил? – Фесс начал медленно закипать. – Что ж профосов не попотчевал от души?

– Ты что, ты что! – испуганно замахал руками Эбенезер. – На святого брата руку поднять… это, знаешь ли…

– Знаю, костром это пахнет или ещё чем похуже, – резко кивнул некромант. – Испугался ты, значит, коллега…

– Я?! – вскинулся Джайлз. – Ничего я не испугался! Просто… нельзя ведь… слуги Спасителя могут быть недостойны, с твоей точки зрения, но они подсудны только высшим иерархам Матери-Церкви нашей… не должно стоящему вне церковной ограды чинить суд и расправу…

– И что же ты собирался делать?

– Маг Воздуха низко опустил голову.

– Отправиться в Аркин… к Святому Престолу… Припасть к ногам… покорнейше повергнуть своё прошение…

– Что за чушь! – не выдержал Фесс. – В Аркине тебя сожрут и не поморщатся. И никакая магия не поможет. Святые отцы сами колдовать горазды, убедился на собственной шкуре. Но ты сперва расскажи толком, что там вышло, когда тебя хотели профосом заделать?

Джайлз вздохнул и принялся рассказывать. Повесть вышла более чем невесёлая.

– Н-да, – только и смог сказать Фесс, когда молодой чародей замолк. – Не завидую тебе, брат. Кругом ты перед ними получаешься в долгу. И никуда не деться. Нельзя тебе к ним в руки попадать. Объявят пособником да споспешественником – и туда же… куда ведьму…

– Меня?! – с ужасом вскинулся Джайлз. Очевидно, эта простая мысль и без того не раз приходила ему в голову, однако он старательно гнал её прочь; быть может, даже чересчур старательно.

– Конечно. Или не знаешь, что Аркин с Ордосом давно на ножах?

Только виду не показывают. Бьюсь о какой хочешь заклад, курия спит и видит образцово-показательный процесс учинить, причём именно над полноправным магом, с явными доказательствами ереси и пособничества

Тьме. Ты – идеальный вариант.

– Почему? – с какой-то детской беспомощностью пролепетал Эбенезер.

– Почему я? Почему не ты, к примеру?..

– Да потому что с некроманта что возьмёшь? Он по определению за Тьму держится, во Тьме ходит, ко Тьме обращается. Работа у него такая, понимаешь? Работа и инструменты такие. Что толку его в ереси обвинять?… И так добрым поселянам всё понятно, некроманта на свой порог добром никто не пустит. А вот если доказать, что маг стихийный, ну, к примеру, Воздуха, доброе чадо Святой Матери нашей, на самом деле – ересиарх скрытый, а декан его в Ордосе богомерзким оргиям предаётся, знак Спасителя оплёвывать велит, также…

– Что за чушь! – отчаянно тонким голосом даже не вскричал – взвыл Джайлз. – Да кто в такое поверит?! Да и не скажу я ничего такого…

– Скажешь, мил человек, как есть скажешь, – добро посулил Фесс. – Под пытками всё скажешь. Сказки это всё, что инквизиторские застенки выдержать можно. Никто их не выдержит. Я тоже. Тем более если нашли они какой-то способ магию в ничто обращать…

На некоторое время Джайлзу хватило сил смотреть Фессу в глаза, однако потом он вздрогнул и опустил голову.

«Извини, брат, – подумал Фесс. – Ты мне нужен. Без тебя мне не вытащить орка и гнома. Так что слушай эти сказки… в которые я сам ни на грош не верю. Но другого выхода у меня нет. Так что лучше б тебе поверить… во избежание».

Джайлз несколько раз быстро и мелко кивнул. Вид у него был совершенно потерянный.

– Конечно, – неуверенно сказал он наконец. – Конечно, ежели так… Этлау – он такой… Ордос небось ненавидит… конечно… такой всё, что угодно, наплетет…

«Давай, давай, мальчик. Убеждай себя сам. Чем меньше я буду сейчас говорить, тем лучше. Тем больше у тебя шансов остаться в живых.

Попадись только, Этлау тебя не выпустит. Просто потому, что ты пошёл поперёк. Я знаю, что здесь не будет никакой высокой политики. Просто я ещё помню Большие Комары и то, с каким лицом почтенный отец – экзекутор какого-то там ранга расправлялся с несчастными любовниками…

А так, все вместе, мы, быть может, ещё добредём до Вечного леса – или пробьёмся с боем, что сейчас уже значения не имеет. Так что давай, Эбенезер! Перед нами один из не столь уж редких случаев овеществления так называемого принципа меньшего зла, в который я сначала верил очень даже крепко, потом вроде как перастал, а вот сейчас как будто бы готов снова уверовать… нет, окончательно я уверую в тот миг, когда мы окажемся в Вечном лесу. Конечно, Светлые эльфы – это не нарнийцы, которых, как известно, и в самой Академии встретить можно было. Эти могут и… но всё-таки предпочту их Инквизиции. При любом раскладе предпочту».

– Ладно, что ж поделаешь, некромант, – хлюпнул тем временем носом Джайлз. – Верно, придётся мне тобой идти… вот только куда? Это ты придумал чёрная твоя душа?..

Фесс не обратил внимания на последние слова

– Придумал. Завтра поутру кто-то из нас останется с ранеными, а кто-то пойдёт подводу искать в ближайшую деревню, только идти на восток желательно а не на запад, это, надеюсь, понятно?

Джайлз торопливо, по своему обыкновению, кивнул.

– Кому идти телегу добывать тоже, думаю, понятно, – продолжал некромант. – Я у здешних поселян зимой снега не выпрошу, так что придётся уж тебе постараться, Джайлз.

– Мне? – испугался чародей.

– Тебе, тебе. Кому ж ещё? Денег вот возьми, у меня их много. Золотой цехин покажешь, так за него не только что телегу, целый обоз наймёшь, санный либо колесный, смотря по погоде…

Джайлз смотрел на блестящие монеты имперской чеканки так, словно Фесс протягивал ему ядовитую змею.

– Не… не возьму, – наконец выдохнул маг. – Нечистое твоё золото… из Тьмы пришедшее… нам на погибель прельщение тёмное… Я свои возьму.

Фесс поморщился:

– Ладно, как хочешь. Честное золото, от нарнийских эльфов…

Эбенезер судорожно затряс головой, замахал руками.

– Да угомонись ты, – недовольно бросил Фесс. – Вот пригонишь телегу, тогда и маши, сколько влезет…

Ночь они провели относительно спокойно, если, конечно, не считать бесконечные стоны Прадда с гномом. Охваченные тяжёлым сном, они то и дело вскрикивали, закрывая голову руками, словно пытаясь укрыться от чего-то донельзя, невообразимо страшного. Никакие примочки и повязки не помогали. Магия тоже не действовала. Все попытки Фесса поутру вытянуть яд из ран ни к чему не привели. Некромантия тут помогала плохо, спасовали и обычные лекарские заклятья Джайлза. Орк и гном ослабели настолько, что не смогли даже подняться.

После скудного завтрака маг Воздуха нехотя потащился к пролегавшей в полутора лигах севернее большой дороге. Впереди должно было быть село, там некромант надеялся добыть транспорт. Его волшебства – равно как и телесной силы – увы, не хватило бы на то, чтобы тащить совершенно неподъёмного орка.

Джайлз канул в серую осеннюю хмарь; низкие тучи сеяли уже не дождём, а самым настоящим снегом. Очень плохо. Теперь их выследит любой. Этлау достаточно будет поднять всех до единого пахарей в округе, для порядка присовокупив пару баронских дружин.

Фесс лишний раз переменил повязки. Гном и орк, казалось, впали в полузабытье, но жара не было, и опухоль больше не увеличивалась. Плоть продолжала гнить, так что некроманту пришлось употребить свой кривой нож из набора для ритуального мучительства совершенно не по назначению. Пока ещё он не тревожился, та же некромантия говорила ему, что и Прадд, и Сугутор более чем далеки от края Серых Пределов, однако когда они ещё сумеют встать на ноги?..

Джайлз вернулся только к полудню, усталый, замученный, с синяком под глазом и без всякой телеги.

Фесс только плюнул в сердцах – слов у него уже просто не нашлось.

– Ну ничего поручить нельзя! – начал было некромант, но у Джайлза был такой несчастный вид, что невольно Фесс смягчился.

– Что хоть случилось-то? И синяк откуда?

Маг Воздуха шмыгнул носом и, потупившись сказал следующее.

До деревни, весьма поэтически именовавшейся Коровья Речка, он добрался без всяких приключений. Деревню, как обычно, окружал широкий круг полей. Джайлз долго месил сапогами раскисшую грязь, осторожно подбираясь ближе и гадая – не ждёт ли его уже за первым плетнём засада отцов-экзекуторов.

Однако всё обошлось. Приняв по возможности независимый вид, молодой волшебник вошёл в деревню сразу же направившись к заметному со всех её краёв единственному приличного вида строению – постоялому двору с вывеской в полкрыши. Во дворе столкнулся с пятком мужиков, поначалу оказавшихся очень и очень почтительными, тотчас согласившимися немедленно за небольшую плату уступить уважаемому путнику крепкую телегу с настоящим тяжеловозом, какой только и может тянуть её сейчас по размокшим и раскисшим дорогам, когда на санях ещё не поедешь, а на колесах – уже. Ну, или почти что уже не поедешь.

– И тут, короче, в общем, они с меня денег попросили. – Волшебник вновь шмыгнул носом. – Ну, я и вытащил цехин… они монету как увидели, так вроде как и остолбенели. А потом зашептались как-то так… недоброугодно. А потом один из них, борода лопатой, что у твоего гнома… вдруг ка-ак развернётся, как в глаз мне даст! Я и полетел… вверх тормашками…

– Монету, естественно, они схватили… – как бы вскользь заметил Фесс. – Ну да… бородатый схватил и бежать… остальные за ним.

Некромант тяжело вздохнул:

– А магия твоя знаменитая что делала?

Джайлз снова хлюпнул носом:

– Не смог я, некромант. Понимаешь? Не смог. Это ж не призраки, не зомби, храни нас от них Спасите это ж люди! Жизнь у них тяжёлая, бароны налагают неправедные подати, отбирают последнее, семьи корить нечем… тут не только что цехин у зазевавшегося ротозея отберёшь, тут нож достанешь да на большую дорогу выйдешь!..

– Святым бы тебе подвижником быть, Эбенезер, а не чародеем.

Имущество бедным раздать, во власяницу облачиться, вериги на себя возложить, значит, и в келью удалиться от мира.

– Зря смеёшься, некромант, сей путь светел и свят, но только лишь дух в себе ощутившие на него ступать дерзают…

– Ладно. Спорить об этом после станем. По дороге. Когда телегу добудем. – Фесс поднялся, решительно отставил в сторону свой посох, поправил рунный меч на боку. – Жди меня здесь. Я быстро.

Коровья Речка название своё вполне оправдывала: прямо посреди неё текла речушка, узкая и извилистая, все берега были истоптаны скотом. Череда сереньких низких избёнок вытянулась вдоль большой дороги; как и говорил Джайлз, самым приличным строением оказался постоялый двор, выглядел он, во всяком случае, куда лучше покосившейся и облупленной церквушки Спасителя.

Будничной походкой, напустив на себя скучающий и равнодушный вид, Фесс вошёл в трактир.

Собственно говоря, трактиром это место поименовать можно было лишь с большой натяжкой. Скорее – просто изба с обычной для здешних мест печкой на четверть горницы да одним-единственным длинным столом с лавками. У печи возилась мрачного вида стряпуха, поминутно шмыгая носом и сморкаясь в рукав. Хозяин, как и положено, восседал за неким подобием конторки, каковой он, по-видимому, очень гордился.

Народу в трактире было мало. Несколько углежогов, пара мелких купецких приказчиков (эти пили пиво, стараясь держаться особняком – как же, белая кость по сравнению с остальными мужиками-лапотниками!) да четверо непонятно чего застрявших тут мужиков виду – обычных отходников, отпущенных бароном по зимнему времени в города, отрабатывать оброки.

– Что угодно почтенному? – взглянул в сторону Фесса хозяин. – Снидать, ночевать, уезжать?

– Уезжать, – сказал Фесс. Плащ его словно бы ненароком распахнулся, взорам собравшихся предстал висящий на боку некроманта меч в воронёных ножнах.

– А уезжать дык и уезжай, моего разрешения не требуется, – хохотнул хозяин, по-видимому мгновенно теряя к гостю всякий интерес.

– Дык и уеду, вот только найду на чём, – в тон ему ответил Фесс.

– И тебе, что ли, телега требуется? – ухмыльнулся закопчённый до самых глаз углежог, очевидно исповедовавший принцип: «Зачем мыться, если завтра всё равно испачкаешься?». – Что-то много вас сегодня тут ходит, кому телеги вдруг потребовались…

Это было необычно и непривычно. Фесс насторожился. Человек, открыто носящий оружие, мог быть или наёмником, солдатом Вольных рот, с которым связываться простым мужикам более чем не стоит – даже если ему они бока и намнут, потом ответ придётся держать перед всей ротой, и тут даже баронская дружина не защитит – или баронским подручным, что тоже более чем чревато. И тем не менее углежог насмехался над ним. Нимало, судя по всему, не боясь висящего на поясе клинка.

Некромант неторопливо повернулся к насмешнику.

– А хотя бы и так, – растягивая слова, проговорил он. – У тебя лишняя телега с конякой найдётся? Если да, то давай за цену поговорим, а если нет…

– А если нет, то что? – Углежог презрительно сплюнул на пол, угодив прямо между сапог Фесса. Был он высок, жилист и, верно, силён; но всё равно, задевать и подначивать вооружённого воина – на такое не решился бы никакой углежог во всем северном Эгесте.

Фесс с деланным разочарованием развёл руками. Мол видите, люди добрые, не хотел я смертоубийства, но…

Рунный меч легко выпорхнул из ножен. Все-таки возвращение памяти, хотя Фесс этому и отчаянно противился, принесло и кое-что положительное. Вот, например, эту ловкость с оружием, о какой некромант

Неясыть не мог даже мечтать.

– Это кто тут мечом в моём трактире машет? – внезапно раздалось от двери. Голос был молодой, лихой и – женский, высокий.

Углежог совершил поистине достойный ярмарочного акробата прыжок, молниеносно оказавшись под столом.

Фесс крутнулся, уходя вправо-вбок, выставляя перед собой клинок и на всякий случай вспоминая какое-нибудь подходящее к случаю заклинание.

В дверях стояла девушка. Не могучая амазонка, косая сажень в плечах, а тонюсенькая, словно былинка, с неровно подрезанными густыми каштановыми волосами, выбивающимися из-под алого берета, какой часто носили воины Вольных рот. Правда, на берете не было эмблемы, как не было её и на левой стороне плаща. На вид девчонке было лет семнадцать, самое большее – восемнадцать.

В руках она держала два чуть скривлённых парных меча с тяжёлыми округлыми противовесами – оружие одиночек, слишком уверенных в себе или по глупости, или… или действительно имеющих на то основания.

На некроманта пристально смотрели карие глаза, тишком высоко поднятые к вискам внешними уголками – слишком высоко для человеческой расы.

– Рысь! Рысё! – услыхал Фесс шёпот сбоку. – Ну, сейчас она ему даст…

– Здравствуй, Рысь, – негромко сказал некромант, в упор глядя на девушку. – Давай не будем устраивать тут погрома. Я просто путник и искал телегу, чтобы отправиться в дорогу как можно скорее. К сожалениш кое-кому здесь это моё совершенно невинное намерение отчего-то не понравилось. Если ты, гм, обладаешь тут каким-то влиянием, то прошу тебя…

– Убери железку и сядь, – твёрдым голосом приказала девушка – Рысь, если её и в самом деле так звали. – Потолкуем, прежде чем ты с места стронешься.

– Прости, но я спешу. – Фесс подпустил в голос некую толику холодка. – Все присутствующие здесь могут засвидетельствовать, что я никому не угрожал и меч мой увидел свет лишь в ответ на оскорбление. И ещё я хочу сказать, что приказам, отданным в таком тоне, я не повинуюсь. Будем говорить ещё или у тебя найдутся другие дела?..

Другие дела у Рыси нашлись, и притом немедленно. Что и как она сделала, Фесс не понял. Железо её клинков вспороло воздух возле самого его лица, обожгло стремительным касанием кончик носа. Он не успел даже поднять оружие для защиты.

Вокруг захохотали и заулюлюкали. Толпа наслаждалась зрелищем.

– Ты уже труп, – равнодушно бросила Рысь. Она двигалась с какой-то потрясающей, нечеловеческой быстротой. – Следующий раз я оставлю тебя без носа, каждой шлюхе будешь доказывать, что это не от дурной болезни…

Фесс медленно коснулся лица обшлагом куртки. Кровь. Нет, раны нету – клинки Рыси филигранно сбрили самый верхний слой кожи, точно инструмент брадобрея.

– Ну что ж, Рысь, – проговорил он, не давая разгореться подступающей ярости, – давай потолкуем как следует.

Будьте вы прокляты, маски! Будь ты проклято, правило одного дара, нелепый закон, из-за которого он, Фесс, мастер боя, именно боя, а не площадного танца с мечами, принужден был отказаться от самого себя.

Бешенство всё-таки находило дорожку. Бешенство сладким ядом растекалось по жилам. Он нарушал сейчас все правила «истинного поединка», предписывающие воину оставаться льдисто-холодным, слышать не слова противника, а скрип эфеса в его ладони и по этому скрипу определять, куда будет нацелен выпад, какой разворот, нырок или раскрут сейчас последует.

Воронёный меч с выбитыми на лезвии непонятными рунами поднялся в позицию. Фесс держал оружие правой рукой, наложив «на подбой» левую. Остриё клинка смотрело в грудь Рыси, прямо на пару аккуратных холмиков, к которым Фесс при других обстоятельствах не отказался бы подобраться поближе.

Девушка криво усмехнулась. И атаковала. Без всяких скидок, настоящей веерной атакой, крутя свои мечи так, что слитное их сверкание, казалось, заполнило весь белый свет перед Фессом. Народ в таверне, несмотря на всю свою любовь к зрелищам, поспешно соскакивал со скамей, прячась по углам, откуда и продолжал с жадным любопытством пялиться на знатный бой.

Короткие сабли Рыси скрестились, сшиблись с рунным мечом некроманта, тщась захватить воронёный клинок в клещи, взять «на поворот» и вырвать из рук Фесса. Столкновение мечей отозвалось резкой болью в костях и суставах, словно при откате заклинания; однако чёрный меч не дрогнул. Чувствуя, что связки и мышцы вот-вот начнут трещать и лопаться от напряжения, Фесс растолкнул кривые клинки Рыси и, прежде чем ошеломлённая воительница успела сделать хоть что-то, рванулся вперёд, прямо между застывших мгновений, перехватывая оружие левой рукой, а правой поворачивая клинок, так что остриё рассекло одежду поперёк Рысиной груди.

Да. Только плащ, куртку и рубаху вкупе с перехлестнутыми крест – накрест клёпаными ремнями. Некроманта выносило за спину его противницы, он уже примерялся для последнего, оглушающего удара, однако Рысь оказалась не лыком шита. Она крутнулась, в свою очередь, настолько быстро, что даже Фесс, лучший мастер боя Серой Лиги (и эта память вернулась, проклятье!..), не успел уследить за стремительным, каким-то размазанным по мгновениям движениям.

Левая сабля вырвалась из руки Рыси, точнее, вырвался клинок. Эфес остался в сжимавшей его тонкой руке, а за стальным лезвием с лёгким шипением потянулась разматывающаяся цепочка. Была ли там скрытая пружина или хватило природной силы – кто знает; Фесс запоздало махнул мечом, звон столкнувшихся клинков ударил в уши, что-то рвануло щёку – и отлетело.

Рысь замерла шагах в семи от него, левая сабля её вновь была целой, а по шее некроманта потекло что-то тёплое.

В карих глазах Фесс увидел тщетно укрываемое удивление. Кажется, не меньше поражены были и зрители, впрочем, ещё неизвестно, чем в действительности: то ли ловкостью забредшего наёмника, отбившего коронный удар этой самой Рыси, то ли зрелищем открывшихся грудей той же самой Рыси, весьма и весьма аппетитных, с маленькими розоватыми сосками.

– Прикройся, – высокомерно бросил некромант, демонстративно опуская меч. – Прикройся, и… я бы посоветовал тебе подумать, стоит ли нам продолжать.

– Стоит, имей я Спасителя в зад и в глотку! – сбогохульствовала Рысь; глаза её стали совершенно как щелочки. Она сейчас, как никогда, напоминала готовую к броску дикую лесную кошку: для полного сходства не хватало только кисточек на ушах. Кажется, собственная открытая грудь, на которую жадно пялилась сейчас добрая дюжина масленых мужских глаз, её ничуть не волнует.

Она резко встряхнула волосами и… прыгнула. С места и без видимого толчка. Тело резко взмыло вверх, мелькнули клинки, Рысь каким-то образом ухитрилась оттолкнуться от столешницы обоими остриями (как они при этом не увязли в досках, никто, само собой не понял), и Фесс едваедва успел прикрыться от выстрелившего ему прямо в шею окованного короткими железными звеньями ребра Рысиного сапожка.

…Однако второй удар он всё-таки пропустил. В глазах вспыхнула кровавая круговерть, и некромант отлетел на несколько шагов, спиной грянувшись в дверь таверны. На миг ему показалось, что его лицо обратилось в ровное место, сплошь залитое кровью. Как Рысь успела пнуть его второй ногой, он так и не понял.

А она уже была рядом, намереваясь, похоже, окончательно выбить меч из бессильно откинувшейся руки. Темп Рысь держала совершенно нечеловеческий, Фесс был уверен, что зрители сейчас видят только стремительные росчерки, контуры движений, ничего больше.

Воронёный меч рванулся ей навстречу. Фесс чувствовал, как беззвучно закричало всё его тело, выгибаясь совершенно невозможной дугой, клинок ударил в тот единственный миг, когда сабли Рыси оказались скрещены, скрещены на долю секунды, по-прежнему плетя свои замысловатые петли, – рунный меч рухнул на них с такой силой, что оба эфеса вырвались из рук своей хозяйки, не успевшей нажать скрытые кнопки, освобождая пружины отстрела.

Фесс наступил ногой на валявшиеся сабли.

– Давай окончим это дело, – холодно сказал он. Точнее, попытался, чтобы это так казалось. На самом деле от рвущей всё тело боли он едва мог стоять. То, что он проделал, не было чем-то сверхъестественным для Фесса, воина Серой Лиги Мельина и выходца из… впрочем, неважно, а вот для некроманта Неясыти это лежало далеко за пределами естества. И, само собой, требовалась соответствующая плата.

Обезоруженная Рысь несколько мгновений изумлённо смотрела на пустые ладони. Она не потеряла головы, несмотря ни на что, она успела отскочить подальше, разорвала дистанцию, оказавшись вне досягаемости Фессова меча, но потрясена она была воистину до глубины души.

Медленно подобрала свисавший лоскут рубахи по доткнула под чудом уцелевший плечевой ремень.

– Только без глупостей, – предвосхитил Фесс её потянувшуюся к голенищу правого сапожка руку. – Я отобью твой кинжал, буде тебе захочется его в меня метнуть, уверяю тебя. Возьми своё оружие и давай поговорим спокойно.

Рысь ничего не ответила. Стояла и смотрела на некроманта широко раскрытыми карими глазищами, словно видела восставшего из гроба покойника да притом в своём натуральном виде, а отнюдь не как зомби или иную нечисть.

– Пойдём, Рысь. Поговорим. И возьми наконец свои мечи. – Он нагнулся, подбирая её оружие. По спине пробежал холодок – куда как удобно вогнать ему сейчас в хребет заточенную шестилучевую звёздочку или ещё что-нибудь в этом роде.

Но ничего не последовало. Рысь молча приняла от него мечи, засунула их под мышку и принялась перевязывать разрубленные ремни портупей, крепивших за спиной парные ножны.

– Поговорим, – повторил Фесс. Рысь медленно покачала головой:

– Уходи отсюда, рыцарь Храма.

– Как ты назвала меня? – растерялся некромант.

– Рыцарь Храма. – Она криво усмехнулась. – Не надо играть со мной. Я же вижу… только постигший все тайны Храма мог сражаться так, как ты…

– Хорошо, хорошо, – торопливо перебил ее некромант. – Но давай всё же обсудим…

– Тебе нужна была телега? – Девушка повернулась к толпе, и все разом оцепенели. – Дичок, у тебя, я знаю с некоторых пор лишняя завелась. Вместе с конякой. Тяжеловоз нам в самый раз. Давай пригони. Одна нога здесь, другая там. Чтоб через пять минут был. А то я тебе сама ноги располовиню.

Невзрачный мужичок опрометью кинулся к дверям, не посмев даже пикнуть.

– Пойдём, рыцарь, – мёртвым голосом сказала рысь. – Ты прав, нам тут больше делать нечего.

Повернулась и решительно пошла прочь. Некромант досадливо вздохнул и последовал за ней. Разговор поворачивался совершенно не так, как ему требовалось.

На улице по-прежнему сеял мелкий снег, быстро выбеливая землю. Он, конечно, ещё растает, так что следовало поспешить – ещё чуть-чуть, и дороги станут совершенно непроходимы, до той поры, пока не ударят морозы и не устоятся зимники.

На улице Рысь внезапно опустилась на колени и покорно склонила голову.

– Благодарю тебя, рыцарь, что дал мне право самой выбрать себе смерть…

– Что ты такое несёшь?! – запротестовал было некромант, однако Рысь внезапно остановила его – исполненным истинно королевского достоинства движением.

– Не оскверняй свои уста ложью, рыцарь… я понимаю, твой приказ может гласить, что я должна умереть, воя от страха и муки, торопя смерть, умоляя о пощаде и богохульствуя… я всё понимаю. Я не прошу тебя нарушать приказы. Но окажи мне последнюю милость. Я знаю, Око Храма не всевидяще. Стоящий во Главе не может провидеть события, что так далеки от нашей пустыни… Убей меня в бою, рыцарь. Мне стыдно в этом признаваться, но… я боюсь пыток и боли. Убей меня в бою Рыцарь, это всё, о чём я прошу. Мне нечего дать тебе взамен, я знаю, тебе ничего не нужно, но…

– Рысь, – решительно перебил он её. – Рысь, милая моя, я решительно не понимаю, о чём ты толкуешь. Ты приняла меня за кого-то другого.

Уверяю тебя, я ничего не знаю ни о каком Храме, никогда там не был уж, само собой, никак не являюсь его рыцарем. Ты по нимаешь? Я не лгу тебе. Мне и в самом деле нужна была телега. В лесу у меня двое раненых друзей и… и ещё один спутник, за которым нужен глаз да глаз, потому что иначе он непременно угодит в какую-нибудь историю, и нам очень нужна телега, потому что мы уходим от Инквизиции…

Рысь, по-прежнему стоя на коленях, глядела на него полубезумными глазами.

– Я не верю тебе… как ты выбил у меня оружие – такое мог только сам Мастер клинков…

– Великая Тьма, – вздохнул Фесс. – Ладно, Рыся, у меня нет времени. Верь, во что хочешь, не стану больше ничего говорить. Но мне действительно нужна телега. Очень хорошо бы, чтобы твой… как его? Дичок?.. и в самом деле пригнал бы её сюда…

Словно в ответ на его слова, невдалеке заскрипели колеса и послышалось щёлканье вожжей. Рысь повернула голову.

– Дичок-то вот он, – негромко сказала она. – Но, рыцарь… я не смею спросить… все же… если… позволено ли будет мне сопровождать?..

– Кого? – совершенно растерялся Фесс. – Нас. Рысь, погоди, ты…

– Если рыцарь Храма нуждается в чём-то, – тихо и торжественно проговорила девушка, не поднимаясь с колен, – Долг стража Храма всемерно ему споспешествовать. Могу ли я подняться, одан?

– Можешь, – снова вздохнул Фесс. Нет, положительно, в Эгесте ему везло на встречи с умалишёнными и прочими чудиками. Сперва ведьма, потом Джайлз, теперь вот Рыся…

Тем временем из-за угла и впрямь появилась телега, добротная и широкая, с высокими бортами, заваленная соломой. Впряжен в неё был добрый коняка очень мирного вида, но зато статью и силой своей заставивший бы устыдиться даже скакунов имперской конюшни.

Настоящий эгестский тяжеловоз, способный волочить телегу по любому бездорожью и с любым грузом, какой только способны выдержать деревянные оси.

Мужичонка по имени Дичок низко и раболепно поклонился Рыси.

– Всё, как изволили повелеть…

– Можешь убираться, – сквозь зубы бросила Рысь, и мужичонка с превеликим удовольствием немедленно так и поступил. По-видимому, оставаться в обществе юной воительницы он считал небезвредным для здоровья. Несмотря на понесённое ею поражение – а, может, именно вследствие его.

– Рысь, послушай… – начал было некромант, но девушка вновь перебила его – решительно и сердито:

– Я уже всё знаю. Если ты не послан Храмом по мою душу… то мой долг, Долг стража – помочь рыцарю в его Поиске. Храм мог отринуть меня, но я-то его не отринула! Я законы блюла и блюсти буду! – Щека Рыси непроизвольно дёрнулась.

«Очень, очень перспективно», – словно наяву услыхал Фесс медленный голос Даэнура.

– Хорошо, – решился наконец Фесс. Он до сих пор не пришёл в себя после схватки и не представлял себе, как станет грузить на телегу неподъёмного Прадда. – Я не откажусь от твоей помощи, Рысь. Как я уже сказал, мои друзья ранены…

Вместо ответа Рысь одним мягким прыжком, совершенно неразличимым глазу движением оказалась на телеге, и вожжи словно сами собой легли ей в руки.

– Куда гнать? – деловито осведомилась она.

– На запад, а потом я скажу, где свернуть…

Рысь причмокнула, хлопнула вожжами, и телега двинуласть. Без скрипа – верно, Дичок и впрямь хорошо за ней ухаживал.

– Страж Храма будет счастлив разделить дорогу и тревогу с рыцарем Храма, – торжественно проговорила Рысь, глядя на Фесса сияющими глазами, словно ей только что выпало какое-то невероятное счастье – Я пойду с тобой. Скажешь мне, когда я перестану быть нужна.

– Рысь, ну что ты такое говоришь! – не выдержал Фесс. – Я никакой не рыцарь, ни в каком Храме отродясь не бывал, а драться выучился очень-очень далеко отсюда… а вообще-то я некромант, окончил Академию в Ордосе, сейчас вместе с друзьями бегу от инквизиторов…

Рысь только усмехнулась. Мол, говори, дорогой, говори. Всё равно я знаю, в чём тут дело.

– Одан, нигде в мире не могут научить таким приёмам боя. Ни в Эбине, ни в Ордосе, ни в Волшебном Дворе, ни у поури («Это ещё кто такие?» – мельком подумал Фесс), ни у эльфов, ни у клешняков («Это, наверное, она Империю Клешней в виду имеет?»), ни даже на Утонувшем Крабе. Только в Храме. И больше нигде. Ни-где, – с напором повторила она. – Поэтому я не знаю, зачем ты говоришь мне это. Но, очевидно, так требует твой Поиск. Страж не задаёт вопросов рыцарю, он почтительно ждёт, когда рыцарь сочтёт благоприятным поделиться с ним своим знанием.

– Ну что мне с тобой делать… – проворчал Фесс. – Ну а если я сейчас подниму из могилы мертвяка, ты мне поверишь?

– Как может страж не верить рыцарю? – деланно изумилась Рысь. – Я не сомневаюсь, одан, что ты самым настоящим образом учился в Ордосе и получил его диплом, высоко ценящийся во всех концах Ойкумены. Но это не мешает тебе быть рыцарем Храма, при чём, да простит одан мою догадливость, второй ступени посвящения, лишь на одну ступень ниже Стоящего Главе.

Фесс только вздохнул и махнул рукой. Спорить с рысью казалось невозможным. Она отметала с порога любые доводы, основываясь на одном, но совершенно неопровержимом заключении: нигде в мире Эвиала не умеют драться так, как это умел былой Фесс, истинный Фесс, воин Серой Лиги, слабый отблеск которого на миг ожил в некроманте при виде скрещённых сабель Рыси.

…Эбенезер Джайлз истомился, ожидая их. Волшебник истоптал всё вокруг наспех возведённого шалаша, где по-прежнему дремали гном и орк. Двинуться, как и предполагал Фесс, они не могли.

При виде Рыси маг Воздуха так и выпучил глаза, немедленно покраснев до корней волос. К полному изумлению некроманта, Рысь очень даже мило улыбнулась Джайлзу и немедля состроила ему глазки.

– Рысь, это Эбенезер Джайлз, э-э-э, маг Воздушной стихии, мой… э-э-э… мой спутник. У него тоже неприятности со Святой Инквизицией, так что он пока оказывает мне честь, разделяя наш путь.

– Моё почтение, одан, – пропела Рысь, делая глубокий реверанс, чем ввела несчастного мага в состояние почти полного оцепенения. – Счастлива служить вам.

– А-а-а… э… а как же зовут нашу новую прекрасную спутницу? – наконец выдавил из себя Эбенезер.

– Местные жители, одан, кого я… м-м-м… защищала от тревог и неурядиц нынешней тяжкой осени, прозвали меня Рысью, – сладко улыбнулась девушка. – Мне нравится это имя, тем более что оно заслужено в бою. Я была бы бесконечно признательна одану, если бы он оказал мне честь, зовя меня именно этим именем.

– Ну, если все друг с другом познакомились, помогите мне с ранеными, – чуть резче, чем следовало, вмешался Фесс. Отчего-то ему стало неприятно. Пусть бы Рысь кокетничала с ним и строила бы глазки тоже ему…

Воительница тотчас нырнула в шалаш, и не успел оторопевший Фесс её остановить, как раздались громкий стон и ругательство Прадда, после чего пришедший, как видно, в себя орк был торжественно вынесен на свежий воздух. Сам он при этом возлежал на спине согнувшейся в три погибели Рыси.

Не прошло и нескольких минут, как на телеге рядом с орком оказался также и гном вкупе с нехитрым походным скарбом странников.

– Тронулись! – Рысь лихо взлетела на передок. – Куда держим путь, оданы?..

Вопрос был хорош. Собственно говоря, большого выбора у беглецов не оставалось – только на восток, к границам Вечного леса, и там, если повезёт, они смогут остановиться и перевести дух.

Джайлз промолчал – он, похоже, не очень даже и расслышал сказанное, – глядел во все глаза на Рысь, даже можно сказать – непристойно настойчиво пялился.

Фесс фыркнул (про себя) – и взялся объяснять новообретённой вознице их положение.

– Инквизиция, – задумчиво протянула Рысь, не отрывая взгляда от дороги. – Это да, с ними шутки плохи. Вот, помнится, раз положила я одного – так такой шум-гам поднялся, страшно сказать! Всю округу черноризцы заполонили. Думала, возьмут они меня – к самому логову подобрались, но ничего, пронесло, защитила Сила Храма… Я тогда вот что вам скажу, оданы. Ничего нет лучше, как в Мекамп податься. Там народ вольный, и жизнь просторнее. И отцы святые, хотя тоже, конечно, не без власти, но всё-таки так не озоруют, как в Эгесте. А для меча и посоха в Мекампе дел всегда найдётся… – многозначительно закончила она.

Фесс кивнул. Собственно говоря, ему было все равно, куда уходить. Он нуждался в спокойном месте, где смог бы всё как следует обдумать – и Мекамп годился на это ничуть не хуже любой другой страны Эвиала.

– Годится, – не раздумывая, согласился он. – Любое место годится.

Рысь. Сама видишь, у наших друзей инквизиторский яд в жилах…

– Яд? – насторожилась Рысь, впившись взглядом в Фесса. – Тогда другое дело, одан. Тогда к эльфам нам надо. Они только и знают, как с этой отравой бороться. Иначе… – Её глаза говорили красноречивее слов, и получалось у неё примерно следующее: «Если ты не справился с этой заразой сразу, дело плохо».

Фесс понял. Сжал зубы, кивнул. Что ж, к эльфам так к эльфам. Хотя едва ли им там особо сильно обрадуются – им, прошедшим Нарн, с которым у обитателей Вечного леса столь же вечная и постоянная вражда.

– А как насчёт дороги, Рысь?..

– Не волнуйтесь, оданы. – Она хохотнула. – Проедем такими просеками, о которых ни лесники не знают, ни егеря баронские. Если окончательно не развезёт, будем у остроухих дня через четыре-пять. Если удачи не будет – то через неделю. Моё слово твёрдое, оданы.

Она словно намекала на что-то, упорно обращаясь и к Фессу, и к Джайлзу разом, хотя последний по-прежнему не мог вымолвить ни единого слова и только враз поглупевшим взглядом всё таращился и таращился на воительницу.

– Только у пещерки моей задержимся несколько – Рысь натянула вожжи, направляя телегу к краю леса. – Подождите меня здесь, в тамошнюю крепь и пешком-то не проберёшься, не то что верхами или так…

Ждали они Рысь на краю густейшего, совершенно непролазного ельника, и только тут маг Воздуха Эбенезер Джайлз вновь обрёл наконец дар речи. И обрушил на оторопевшего некроманта поток вопросов. Кто она, откуда, что делает, как они познакомились, не опасно ли это, да не думает ли почтенный Фесс, то это – хитрая ловушка инквизиторов, и так далее и тому подобное, – словом, нёс обычный бред человека который, как говорится, «влюбился с первого взгляда».

Фесс сперва отвечал, потом, потеряв терпение рыкнул – бесполезно. Его выручила только сама Рысь вынырнувшая из зарослей с тяжёлым мешком за плечами.

– Остальное закопала, – объяснила она свою задержку.

Телега двинулась – по широкой давней просеке густо заросшей травами, сейчас жёлтыми и мёртвыми.

– На тракт выезжать не будем, – пояснила Рысь. – Если святые братья и в самом деле за вами гонятся, то можно не сомневаться, оданы, – все заставы будут подняты. И на границе тоже… так что телегу бросать придётся рано или поздно. А я уж как-нибудь к эльфам вас постараюсь доставить. – Она хитро улыбнулась.

То, что в жилах Рыси текла изрядная толика эльфийской крови, Фесс почти не сомневался. Но вот что странно – о полуэльфах ещё какие-то слухи ходили среди ордосских студиозусов, а вот о полуэльфийках… кто-то всерьёз доказывал, что, мол, таких нет и быть не может.

Похоже, сказал себе Фесс, очень даже может.

Весь день Рысь ловко вела телегу на восток малоприметными лесными дорогами, сейчас, в это время года, совершенно пустынными и заброшенными, что, конечно, было только на руку беглецам, но, с другой стороны, их колымага оставляла чёткий, прекрасно видимый след.

Оставалось только надеяться, что сюда ищейки Инквизиции доберутся не скоро.

Рысь молчала. Маг Воздуха то краснел, то бледнел, то придвигался к девушке, то вновь отодвигался, так и не решившись заговорить. Фессу это в конце концов надоело, и он велел Эбенезеру помочь ему с ранеными. Гном и орк так и не пришли в сознание, лежали в забытьи; раны источали зловоние и гной, несмотря все промывания и частые смены повязок. Магия их не брала тоже: отцы-инквизиторы постарались на совесть, составляя своё снадобье.

К вечеру, однако, Рысь решительно повернула к большой дороге. Становилось совсем холодно, облака принялись обильно сеять снегом, так что их тяжеловоз начал выбиваться из сил.

Фесс стиснул зубы – сбывались его худшие подозрения. Погода испортится окончательно, и они вполне могут застрять где-нибудь здесь, в самом сердце Эгеста, почти наверняка оказавшись в плотном кольце отцовэкзекуторов.

– Дальше нам не пробраться, – объяснила девушка. – Тут болота, зыбуны, бучила, не успеешь глазом моргнуть, как провалишься. Придётся рискнуть, горловину по тракту проехать…

«Если Этлау понял, в чём дело, ждать нас он станет именно там», – мрачно подумал Фесс. Он старался поменьше обращаться к магии в последние часы – не хватало только самим навести погоню на собственный след. В способностях и силах Этлау он больше не сомневался. И неважно, собственные это силы или заемные,

– Эбенезер, помочь можешь? – повернулся некромант к Джайлзу. – Нужна твоя магия. Магия Воздуха. Очень желательно было б узнать, поджидает нас там кто-нибудь или нет.

– Поджидает ли, нет – дорога тут одна, – философски заметила Рысь. – И, оданы, если за вами гонятся, но ещё не успели сильно перегнать, то штурмовать надо именно сейчас, покуда они там как следует не укрепились.

– Так что, коллега? – Фесс в упор взглянул на молодого чародея.

– Я… я попытаюсь, – пробормотал тот, не сводя глаз с деловито правившей Рыси. – Но, но… я не уверен… и, кроме того, применяя сейчас магию, мы легко можем раскрыть наше местонахождение…

– Придётся рискнуть, – пожал плечами Фесс. – Мне самому эти заклинания недоступны. Такое по силам только Ветру. – Он дружески хлопнул волшебника по плечу. Парня надо подбодрить. – Но опять же – одно дело слепо совать голову в капкан и совсем другое – неожиданно атаковать врага, зная его число и где он засел. Давай, давай, чародей, колдуй! Не зря ж ты Академию оканчивал!

Джайлз тяжело вздохнул и покивал головой. Вид у него при этом был, словно его вот прямо сейчас собираются четвертовать.

– Мне нужна тишина… и сосредоточенность. Давайте остановимся где – нибудь…

– Нет вопросов, оданы, – откликнулась Рысь, натягивая вожжи.

Джайлз повертел головой по сторонам.

– Вон там, – указал он. – На горке. Магии Воздуха нужен простор… Нет-нет, вы за мной не идите. Оставайтесь с ранеными. Мне… э-э-э… надо…

– Да не объясняй ты ничего, – усмехнулся Фесс. – Раз надо, значит, надо. Я в чужую волшбу не вмешиваюсь. Действуй, брат!

– Я тебе не брат, – буркнул маг Воздуха, поворачиваясь спиной к Фессу и воительнице. – Не брат я тебе, некромант. Я Тьме не служил.

– Ладно тебе, – примирительно отозвался Фесс. Сейчас было не время для ссор и демонстрации оскорблённого самолюбия. – Делай, что должно, случится, что суждено… вернее, что сами заставим случиться. Я, знаешь, во всемогущество судьбы как-то не верю.

– И напрасно, – бросил через плечо маг Воздуха, поднимаясь вверх по склону. – Кто не оглядывается на судьбу да на волю её, первым в Серые Пределы попадает…

Фесс хмыкнул. Спорить не имело смысла; он по вернулся к Рыси и замер – воительница вся напряглась, сверля яростным взором спину Джайлза. Руки ее крест-накрест лежали на рукоятях мечей, готовых в любой миг вырваться из ножен.

– Что с тобой? – удивился Фесс.

– Что со мной? – прошипела Рысь, точно и в самом деле разъярённая кошка: оставалось только выгнуть спину дугой и выпустить когти… то есть обнажить клинки. – Как смел он так разговаривать с рыцарем Храма?! Как смел он…

– Рысь, – перебил её некромант. – Успокойся, пожалуйста. Я уже сто раз говорил тебе, что никакой я не рыцарь Храма, но ты мне упорно не веришь. Так что угомонись. Эбенезер меня не задел ни в малейшей степени. Пусть говорит. Ему сейчас скверно… от своих, похоже, ушёл, а к кому прибиться, не знает. Магия моя его пугает, вот и…

– Как скажет рыцарь Храма, – сдержанно поклонилась Рысь.

– Лучше расскажи о себе, – попросил Фесс. – В Ордосе часто говорили о Храме, но никто никогда там не бывал и не мог толком ничего сказать…

– Рассказывать о Храме рыцарю Храма? – усмехнулась Рысь. – А, понимаю, понимаю. Конечно, одан совершенно прав. Всякий, ловко машущий мечом, мог назваться стражем. Разумеется, проверка необходима. Я права? – И она с надеждой заглянула Фессу в глаза – ну точь-в-точь примерная ученица, от которой любимый учитель ждёт в очередной раз отличного ответа, в назидание всему остальному классу.

– Я здешняя. Родилась и выросла в Эгесте, это мой родной город. Родители… родители умерли. Давно уже. – Глаза Рыси нехорошо блеснули. – Инквизиция. Мама занималась «недозволенной волшбой». Её сожгли. На площади. Я смотрела. Нас заставили смотреть. Папа… его потом арестовали за пособничество. Не сожгли, сослали на галеры. Что с ним стало – не знаю. Никогда его больше не видела.

Глаза Рыси были сухи и блестящи, голос – холодным и спокойным.

Огонь, вспыхнувший в ней не так уж и много лет назад, ещё не выжег дотла её душу.

– Нас – меня, старшую, двух братиков и меньшую сестричку – отдали в приют. Славное было место, скажу я тебе, одан. Милое да славное, такого и в страшном сне присниться не может.

– Обращались плохо? – осторожно спросил Фесс ожидая услышать что – нибудь о скверной еде и регулярных порках. Однако Рысь только усмехнулась – криво, нехорошо, злобно – и покачала головой.

– Нет, одан рыцарь, знаю, о чём ты сейчас подумал… кормили нас на убой, и пальцем нас там ни один монах не тронул. Собственно говоря, там и монахов-то не было. Странные такие личности в серых плащах, на инквизиторов смахивают, но не инквизиторы. И… когда я сказала, что кормили на убой, то это значит не только что от пуза жрать можно было. В еде никто не ограничивал. Ешь и пей хоть весь день, слова никто не скажет. Ни тебе молитв, ни занятий. Делай что хочешь. Малышам, помню, это очень даже понравилось. Играли целыми днями, носились как угорелые…

Мало кто из нас, старших, понимал, в чём тут дело…

Она сделала паузу. Фесс, заслушавшись, ждал продолжения.

– Так вот, одан рыцарь, оказалось, что и на самом деле заправляет там какой-то сверхтайный орден. Не знаю уж, какую магию практикуют его адепты, но… но детей там приносили в жертву. И приносят до сих пор.

– Что-о? – вытаращил глаза Фесс. – В жертву: Детей?..

В принципе жестокая и циничная некромантия человеческие жертвоприношения допускала. Магия крови, самая мощная и самая запретная из известных Древним. Для того чтобы остановить большую беду – да, могли пожертвовать и ребёнком. Даэнур рассказывал о давно ушедших в небытие странах, где ритуальная жертва делала несчастного ребёнка богом. Его родителя оказывались царские почести. Но это – только в том случае, если исчерпаны все остальные средства. Так учила некромантия. Совесть и чувства самого Фесса с этим как-то не соглашались. Но чтобы детскими жертвоприношениями занималась Святая Инквизиция… или некто с её ведома и согласия – знали ведь отцы-экзекуторы, куда посылать осиротевших детей ведьм и прочих врагов рода человеческого, значит, не могли не догадываться о том, какие дела там творятся.

О, да, возможно, всё это с наилучшими намерениями. О, быть может, всё это оправдывается борьбой с той самой сакраментальной Западной Тьмой и конкретным случаем применения принципа меньшего зла – «Пусть лучше погибнет один ребёнок, но тысячи тысяч других детей останутся жить».

Звериная арифметика, подумал Фесс. Интересно, что же такого в этой самой магии крови, что её ничем и никак невозможно заменить?

– То самое, – тем временем продолжала Рысь. – Как их… умерщвляли, я не видела. Наверное, если б увидела, то с тобой, одан, сегодня мы б не говорили. Их просто уводили куда-то. И… они исчезали. Навсегда. Их вещи, одежду, игрушки – всё сжигали.

– А тела? Ты видела тела, Рысь? Алтарь, жертвенник, орудия мучительства?

– Видела, – кивнула Рысь. – Конечно, потом в Храие научилась всему, не отворачиваться и не блевать, когда перед тобой на землю чьи-то кишки выворачивает, но это ж потом было. А тогда… я соплячкой была семилетней. Но помню всё в таких деталях, что, умей рисовать, каждую трещинку на кирпичах бы воспроизвела. Каземат там был. Под землёй, ниже подвалов. Всегда запертый. Да… Рисовать я не умею, но один дар у меня всё-таки есть – любой замок открыть могу сызмальства. Потому что мама от нас сладости запирала, а я: шпильку согну и любой замок отомкну. Конечно, замок на буфете и запор каземата тайного – разные вещи, но так ведь в приют-то наш никто носа и не совал, кроме тех, кому положено. Охрана стояла – тоже из этих, в сером. Волки, не люди – впрочем, я и волков обижать не буду, с выродками этими сравнивая.

Короче, когда я кой-чего скумекала, то решила – я не я буду, если не пойму, что тут творится. Ну и как-то ночью встала… штырёк у меня был заготовлен славный такой… спустилась в подвал, думала – от страха умру… всё мне призраки да привидения мерещились…

– И очень возможно, что была ты права, – заметил по ходу Фесс. – Если и впрямь там детей на жертвеннике распинали, то для неупокоенности это самое подходящее место… Но извини, я тебя перебил.

– Рыцарь не может перебить стража, – очень серьёзно возразила Рысь. – Когда рыцарь осчастливит стража своим словом, дело стража – внимать.

– Ох, оставь, пожалуйста, – вздохнул Фесс. – Давай дальше.

– Дальше? А дальше, одан рыцарь, ничего особенного не было.

Кирпичный каземат, в середине – камень белый, белее снега, честное слово! Никогда не думала, что такое бывает, что белизна такая случается…

– Кровь? – быстро спросил Фесс.

– Ни капельки. Камешек словно вчера из каменоломен. Отполирован до блеска, грани, кажется, резать могут. Ни пылинки, говорю, на нём не было. А по стенам всякий палаческий снаряд развешан. Тут тебе и щипцы, и скиннеры, и клещи, и клинья, и тиски, струбцины всякие… и вот они-то, одан рыцарь, все в крови были. Ни дерева, ни железа из-под крови не видно. Меня аж затрясло.

– А почему ты решила, что это кровь?

– Да что же я, как засохшая кровь выглядит, не знаю, одан?

– А может, то краска была?

– Ага, пятнами, струйками да потёками, хмыкнула Рысь. – Батюшка мой ремёсла многие знал. Сам замки да запоры делал. Так что насмотрелась я в мастерской его. Знаю, как краска лежать должна… Но не это главное. Смерть я там почуяла, одан рыцарь, Смерть во плоти, и сидела она, Смерть эта, в том белом камне. Сидела и на меня смотрела. Нет, глаз её я, конечно, не видела, но… – Рысь заметно вздрогнула. – Я чуть было в обморок не хлопнулась. Как не заорала благим матом, до сих пор не помню…

– Если б заорала, то в Храм бы тебя точно не взяли – проницательно заметил Фесс.

– Верно, одан рыцарь, а всё говоришь, что к Храму никакого касательства не имеешь, – усмехнулась Рысь. – А будто своими глазами видел, когда меня Стоящий во Главе смотрел…

– Погоди, до этого тоже дойдём, – махнул рукой Фесс. – Ты про жертвенник договаривай.

– Слушаюсь, одан рыцарь. Так вот, после того как с той Смертью мы глазами столкнулись, я оттуда опрометью вылетела. Не помню, как до спален добралась. Ну и… ну и поняла, что больше мне тут не жить. Растолкала братиков, сестрёнку… других ребят, кого могла. Стала им объяснять… дура была, соплячка малолетняя. Конечно, ничего говорить нельзя было, а следовало просто поджечь там всё, что гореть может. Тогда сами побежали б, быстрее ветра б понеслись.

– Верно, – с горечью заметил Фесс. – И те, кто тебя слушал, тотчас помчались наушничать добрым дядям, которые кормят от пуза и разрешают весь день играть…

– Угу, – кивнула Рысь. – Но, в общем, и тут смогла я их опередить.

Сестрёнку на загривок, братиков в охапку – и бежать.

– Что, вот так просто и бежать? – изумился Фесс. – А охрана как же?

– Прощения прошу, но за кого меня принимает одан рыцарь? Мне хоть и семь лет тогда всего было, онако, с какого конца нож режет, я понимала. Пошла к караульщикам. Их там двое на воротах стояло внутри которые.

«Что, – говорят, – не спишь, дева?» – «Не сплю, дядечки», – говорю. «А чего ж так, дева?» – «Сны недобрые снятся, дядечки. Страшные». – «Ну, коли страшные, надо отца Климента позвать. Он у нас по снам дока. Позвать, дева?» – «Да нет, дядечки не надо святого человека тревожить. Можно я с вами тут посижу?» – «Отчего ж не посидеть? Посиди, дева…» Ну, я и… посидела, в общем.

Щеки Рыси раскраснелись, глаза сделались совершенно бешеными. Она словно вновь наяву проживала ту самую ночь…

– Ну, я уселась… у камина. Там у них камин был, в караулке. Большой такой, и всегда они в нём огонь жгли, хотя лето тёплое было… Я у камина притулилась, глаза прикрыла. А нож в рукаве прятала, у меня кожушок был такой, кожаный, хороший… Они сперва на меня глазели, потом, само собой, привыкли. Свой разговор завели. Там ведь не такая стража была, на внутренних-то створках, что ни на миг взгляд от ворот не отводила. Никто и никогда выбраться оттуда не пытался… зачем? Малолеткам и в голову не приходило, что там что-то плохое затеваться может. Вот… ну и… посидела я так, посидела, встала тихонько, к дверям пошла. Точнее, вид сделала, что пошла. А сама…

Она внезапно и резко махнула рукой. Точнее, не махнула, а проделала что-то навроде отмашного режущего удара, и проделала так, что оторопевший Фесс словно бы наяву увидел вскрытое стремительным движением горло караульного, раширенные глаза второго, тянущуюся к оружию руку – и серебристую рыбку ножа, вторично мелькнувшего в воздухе, с тем чтобы вонзиться точно в незащищённое горло стражника.

– У тебя был дар, – тихо проговорил Фесс, в упор глядя на Рысь. – Ты – боец… от Света или от Тьмы, не знаю уж, или от Спасителя, кто их тут разберет… Потому тебя в Храм и взяли…

– Верно говорит одан рыцарь, – кивнула Рысь. – Был дар. И есть. Но меньше, чем у одана рыцаря…

– Рысь, хватит меня оданить. У меня имя есть, и я его тебе называл. Договорились?

– Слушаюсь, одан рыцарь… Фесс. Ну вот, я малышню сгребла, калитку этак тихонько отворила…

– А как же стража внешняя? – не удержался Фесс.

– Стража внешняя – они да… их там шестеро, все при самобоях, вмиг бы стрелами истыкали, что твою ежиху. Но там ведь как было – караулка их бойницами в поле смотрела, не назад, так что я братиков с сестрёнкой в ров спихнула – он там неглубокий был, сухой, разве что крапивы много – и сама следом.

– И что же, не заметили тебя? – удивился Фесс.

– Какое там «не заметили»! Заметили, конечно. И погнались. Тревогу по всей форме подняли. Я думала – небо и землю перевернут. Ну и…

– Ну и всё равно не догнали?

– Меня. – Рысь внезапно шмыгнула носом. – Меня не догнали. Ушла я.

Ловкая была, хитрая, что твоя ласка. А вот братиков, сестрёнку – их схватили. Схватили, и… в общем, думаю, недолго они после этого жили, – мрачно окончила Рысь, опуская голову. – Их схватили, а я как-то убежала. Убежала и долго бежала. Ох, долгонько, пока в Храме не остановилась.

– А как же ты добралась-то туда? – спросил некромант. История, которую рассказывала Рысь, казалась всё-таки невероятной. На мечах она билась совершенно, не хорошо, не отлично, а именно совершенно, и Фесс с трудом мог представить себе местного воителя, который смог бы устоять перед ней. То, что ему удалось выбить из её рук оружие, как он теперь понимал, все-таки было случайностью. Скорее всего, продлись бой ещё полминуты – Рысь вполне могла бы взять верх.

– А я туда, в общем-то, и не добиралась, – простодушно призналась воительница. – Бежала я, сама зная куда. Вынесло меня к тракту, ну, тому, что из Эгеста на юг ведёт, в аркинские пределы. По нему гномы ходят, караваны из Железного Хребта водят. На такой их караван я и натолкнулась.

– И они тебя приняли? Взяли с собой? – недоверчиво поднял брови

Фесс. Гномы отличались сварливым и не слишком дружелюбным характером. И уж тем более трудно было вообразить, чтобы их отряд прихватил с собой беспризорную человеческую девчонку. Тут недалеко было и до очень серьёзных неприятностей с Инквизицией, чего гномы, в громадном большинстве своём, избегали.

Сугутор, разумеется, в это большинство не входил.

– Как же! Держи карман шире! – фыркнула Рысь. – Ох, виновата, одан Фесс, вырвалось! Стали бы они мне помогать! Не-ет, у них в охране один воин Храма отыскался. Он-то меня и взял с собой.

– Воин Храма – в простых охранниках? – поразился Фесс. Судя по тому, что он слыхал о Храме, его ассасины преследовали какие-то свои, мало понятные для прочих смертных цели, но вот чтобы наниматься в охрану к скупым и прижимистым гномам – такое он себе мог представить с трудом.

– Угу, – кивнула Рысь. – В простых охранниках. Задание у него было такое. А что, почему, отчего – я не знаю и никогда не узнаю, наверное. Потому что он погиб.

– Погиб? – изумился Фесс. Если судить по Рыси, то, чтобы справиться с воином Храма, требовалась по меньшей мере добрая армия.

– Погиб, – печально кивнула девушка. – Отравили. Даже воин Храма должен хотя бы изредка есть и пить, вот в чём загвоздка.

– Погоди, не забегай вперёд, – опомнился некромант. – Так, а что случилось, когда ты на гномов на ткнулась?

– Что-что, сперва они все дружно заорали, что пащенок им тут не нужен и что меня надо срочно сдать первому попавшемуся старосте или священнику, смотря по тому, кто попадётся первым. А один не гном, нет, человек тоже из охранников, сказал, что сдать старосте они меня всегда успеют и что для начала не мешало бы бедным усталым солдатам немножечко позабавиться…

– Н-да, – вырвалось у Фесса. – М-мерзавцы.

– Совершенно согласна с оданом. Но тогда я ещё ничего не понимала. И когда этот дядька меня схватил – до сих пор запах его махорки помню! – я ему ка-ак засветила между глаз рукояткой ножа.

– Рукояткой ножа? – поразился некромант. – Неудобно же…

– Я его убивать не хотела, – пояснила Рысь. – И что-то мне словно как подсказало – руку вот эдак выкрути, потому что иначе ему железо между глаз вгонишь…

– А потом? – жадно спросил Фесс.

– Потом… потом верзила завопил, что соплячка оставила его без глаза и что её надо немедля вздёрнуть на ближайшей осине. И… полез ко мне. А я – я ему кинулась в ноги и жилу подколенную посекла.

– Ишь ты… – вырвалось у Фесс. Да, теперь он начинал понимать того неведомого храмового ассасина.

– Угу. Ну и… тот воин за меня заступился. Думаю, он бы и так за меня вступился, но я стала драться, и он решил посмотреть, что из этого выйдет. И… уверовал. Что из меня толк выйдет то есть. Короче, он просто встал рядом со мной… мечи обнажил, оба, он, как и я, Две сабли носил, только потяжелее да подлиннее, и говорит эдак спокойно-преспокойно: мол, кто эту девочку хоть пальцем тронет, будет иметь дело с ним и пусть заранее место на погосте оплачивает. – Рысь внезапно хихикнула. – Никто ему прекословить не стал. Верно, знали… Короче, наутро мы с караваном уже шли на юг. Я ехала у него на седле и была страшно горда собой. Вот только о братиках плакала… – Она вздохнула, поджимая и прикусывая губы. – В Эгесте гномы с нами рассчитались, мы сели на корабль, что плыл в Салладор. Я допытывалась у своего спасителя, куда мы едем, но он только отвечал, что мы едем к нему домой и что мне там будет хорошо. Я испугалась, попыталась сбежать… дура была, понятное дело. В бегах пробыла ровно полдня, это как раз до отплытия было. Он меня нашёл, бить не стал, просто посадил на цепочку. Думаю, он не слишком-то умел обращаться с маленькими девчонками.

Плыть мне понравилось. Море синее такое, спокойное… дельфины играют, рыбы летучие… хорошо! Воин ничего от меня не хотел, кормил вволю и всё говорил, что судьбу мою решат хорошие и мудрые люди и что мне нечего бояться. Так оно и случилось… но я всё равно боялась.

В Салладоре-то мы и попали в беду. Сошли с корабля, воин нанял лошадей… вышли в путь, ехали весь день, жарко было, остановились на ночлег, место вроде было хорошее… постоялый двор «Три колодца». Там его и отравили. Не знаю, кто, не знаю, как… утром нашли его, весь синий, опух, изо рта нечистота сочится…

В общем, оказалась я одна-одинёшенька посреди чужой страны, речи салладорской не знаю, я ж тогда, само собой, только по-нашенски и могла… Что делать? Хорошо ещё, воин меня всю дорогу учил – мол, если со мной что случится, возьми Путевой Камень и делай, что он тебе покажет. Дал мне… специально, словно предчувствовал что… Ну, тот камень, как и положено, мне дорогу и показал. Хотя лиха я в Салладоре хлебнула. Один раз даже в гарем угодила. – Она засмеялась. – Мало тому придурку не показалось, когда меня в постель потащили.

– Сколько ж жён его в ту ночь овдовело? – деловито осведомился Фесс.

– Думаю, их там штук тридцать было, – в тон ему хохотнула Рысь. – Вогнала этому козлу похотливому шпильку в висок, и вся недолга. Забрала золото, сколько смогла унести, одежонку, оружие… Купила место в караване, что за Восточную Стену шёл…

– Купила? – в который уже раз поразился Фесс. В его представлении семилетние девочки, и обликом, и речью разительно отличающиеся от коренных салладорцев, должны были оказаться отнюдь не в купеческом караване, а на рабском рынке и затем – в гареме или борделе.

– Купила, – кивнула Рысь. – Мир не без добрых людей. За деньги все, что угодно, сделают. Я нашла одного поэта… чудака и мечтателя… он читал свои рубайи на рынке зевакам… в чайханах… словом, где только мог. Бедствовал, конечно же… потому что не желал жить с крысами по – крысиному. Я искала честного, который не полез бы тотчас к моему золотишку, которое я из того гарема вынесла. А с поэтом мне повезло. Он ведь тоже был не совсем как бы здешний – из Мекампа, а родной у него – эбинский. Так я его и нашла – его стали гнильём закидывать, те, кому не понравилось, что у него всё больше любовь небесная да воздушная в стихах, а им хотелось, чтобы точно всё сказано было б – кто, кому, как и сколько раз засадил… – Она усмехнулась. – Он по-нашему ругаться стал… Короче, он стал моим «отцом», я – его «дочкой», и никто никаких вопросов больше не задавал. В общем, он мне и помог до Храма добраться. Золото всё я ему потом отдала, да и Стоящий во Главе его не обидел… так что хочу я верить, что всё наладилось потом у того поэта, потому что это был первый хороший по-настоящему человек, которого я встретила, пока до Храма добираюсь.

Ну а в Храме… там меня сразу в оборот взяли. Поскольку у меня был Камень Пути, это значило, что какой-то воин меня сюда послал. Короче, дали мне веревку, бросили в загон и пару псов боевых выпустили. Проверяли, понятное дело.

– И… что же… ты их… того? – медленно выговорил Фесс.

– Угу, – кивнула Рысь. – Спросишь как, одан Фесс? Не знаю, наверное, жить очень уж хотела. За родителей отомстить. Но это уже потом пришло. Тогда я только радовалась, что наконец-то оказалась дома… – Она мечтательно улыбнулась. – В Храме хорошо было. Нет правда. У меня приятели там были… подруги… с мальчишками играли… весело было, и учиться тоже. Хотя конечно, нелегко. Но это та нелёгкость, которая тебе гонору прибавляет, а не к земле пригнетает. Ну… вот так время и прошло. Выучилась я. И настало время… настало время Испытания. Ну, одану рыцарю об этом рассказывать не надо.

Фесс скрипнул зубами. Да, да, конечно. Не надо. Он ведь рыцарь Храма, он не может не знать. Тьма б побрала эту глупую уверенность!

– Я Испытания не выдержала, – после паузы ровным, тщательно удерживаемым голосом сказала Рысь. – Провалила. Не смогла. Мои убийства не удовлетворили Силу Храма. Я вернулась… и услыхала, что отныне мой удел – участь храмовой рабыни, как всегда происходит с теми, кто не выдержал Испытания…

– Но, конечно, храмовой рабыней ты не стала, – заметил Фесс.

– Не стала, – кивнула Рысь. – Сбежала. А ты знаешь, одан рыцарь, что происходит с теми, кто не подчинился воле Храма…

– Догадываюсь, – мрачно пробормотал Фесс. Ясно, что ничего хорошего отступников не ждало.

– Послали ли за мной погоню, нет ли – я не знаю, – призналась Рысь. – Я ведь сбежала вообще налегке, без ничего, ничего из Храма не взяла. Добралась до Салладора… чуть пустыне душу не отдала. Салладорский я к тому времени уже лучше эбинского знала, нашла работу…

– Угу, работу, – хмыкнул Фесс. – И скольких ж в Серые Пределы отправила?

– Да что греха таить, многих, – вздохнула Рысь. – С кем только не связывалась. И со жрецами салладорскими, и с ворами местными… и для тех, и для других убивала, кто больше заплатит. Хвастаться не хочу, но ни один от меня не ушёл… конечно, можно сказать – мол, чем уж тут хвастаться – невинных убивать… правда, между нами будь сказано, од… Фесс, что такие там мерзавцы грызлись, что, право же, тот, кто их в Серые Пределы слал, большое дело делал.

– Да разве ж я тебя сужу? – поспешно сказал Фесс.

– Нет… ну, короче, в свой черёд решила я, что слишком уж тяжкую память я по себе в Салладоре оставлю, да и от Храма лучше куда подальше убраться. Я и так там почти месяц провела.

«И Храм за целый месяц не нашёл одну беглянку?» – усомнился про себя Фесс, но вслух решил этого не высказывать.

– Опять же села на корабль… хорошая имперская галера была, «Медуза» называлась… поплыли в Эгест. Да только… по пути неприятность случилась.

– Вследствие чего хорошая имперская галера «Медуза» отправилась на дно морское? – хмыкнул Фесс.

– Угу, – вновь кивнула воительница. – Только это не из-за меня. Инквизиторы. В аркинской гавани. Капитан, оказывается, оттуда девиц гулящих втайне вывозил, которых эти спятившие отцы святые жечь и топить взялись… Ну, тут и случилась у нас заминка.

– И пирсы сделались красны от крови, и ноги скользили по доскам палубы – так густо залила её кровь, – подвывая, процитировал Фесс.

– Точно, – бесхитростно кивнула Рысь. – Только у них, у гадов, катапульты оказались, а ядра с жидким огнём я сбивать не умею. Короче, пришлось мне домой через Аркин пробираться. Пробралась… а там уже август. Надо к зиме готовиться, укрывище какое-никакое искать. Набрела на эту деревеньку, где мы с тобой встретились. Объяснила старосте, что он теперь должен делать, если не желает со своей женилкой расстаться. Брала я с них по совести, не дорого совсем, и, главное, за что мне платили, то делала. Разбойников в болотах повывела, завелась там Нелюдь какая-то – тоже покрошила, долго ли умеючи?..

– Погоди, погоди, что ты такое делала? – поднял брови Фесс.

– Да ничего особенного. Деньги с этих обалдуев за защиту собирала, – не моргнув глазом ответила Рысь.

– За защиту, – хмыкнул Фесс. Яснее ясного, что бой-девка просто запугала несчастных крестьян до полусмерти, причём, как видно, боялись они её больше, чем баронов и отцов-инквизиторов.

– Конечно, за защиту, – усмехнулась девушка. – Не торопился бы ты так, одан Фесс, показала бы тебе головы… хорошие такие головы, прокопчённые – я их старосте по счёту сдавала, иначе он, сквалыга эдакая, платить отказывался, а резать его мне было всё же как-то не с руки. Кого у меня там только нет! И разбойники, и мытари-мздоимцы, и приказчики купеческие, что мужиков моих спаивали да всё зерно подчистую вывозили, по грошу за мешок рассчитываясь, и баронские егеря, что посевы травили, и даже сынок один баронский был, что деревенскую девку опозорил. Вот только до самих баронов я не добралась, экая досада, не добралась, да… ну ничего, ещё доберёмся.

– Понятно, – вздохнул Фесс. – Ну, интересное дело, где ж там этот Джайлз? – прибавил он, когда молчание стало неприлично затягиваться.

Рысь молчала, низко опустив голову, наверное, ей сейчас тоже было несладко после такой исповеди…

– Лёгок на помине, – проворчала Рысь, внезапно поднимая глаза. Сверху на склоне слышались торопливые шаги – Эбенезер не утруждал себя выбором дороги, можно сказать, ломился напрямик или, что ещё вернее, – почти что катился кубарем.

– Некромант! Некромант! – задыхаясь, подбежал к ним маг Воздуха. – Фесс, там… впереди засада. Я точно знаю, я уверен, ветер открыл мне их лица… это инквизиторы, две дюжины, какой-то сборный отряд… и ещё с ними десяток баронских дружинников, герб – красный вепрь на чёрном поле… они перегородили тракт рогатками, засели по обе стороны, там ивняк густой ну, сейчас облетевший, конечно…

– Молодец, Эбенезер, – вздохнул некромант, несильно хлопнув чародея по плечу. – Молодец, увидел всё, что надо… интересно вот только, а они не заметили, что ты за ними следил? Как думаешь, мастера магии Спасителя там имелись?

Джайлз с сомнением покачал головой:

– Едва ли, некромант. Я бы почувствовал. Заклятье моё преград не встретило, ветер проникал всюду, куда только должен… Нет, будь там с ними хоть один магистр святого искусства, мне бы так просто это не далось…

– Хотелось б тебе поверить, – кивнул Фесс. – Можешь точно указать, где они засели?

– Могу, – кивнул Джайлз. – Мы ведь… мы ведь не собираемся с ними драться? Мы ведь просто обойдём их по лесу, правда?..

– Ты-то, может, и обойдёшь, если Рысь тебя через топи проводит. А мне с телегой и ранеными другого пути нет, как только им в лоб идти, – рыкнул в ответ Фесс. – Ты головой-то думай, Эбенезер, – ну куда мне с таким грузом ещё в обходы по топям пускаться?..

– Раненых можно на носилках перенести, – упорно возразил маг Воздуха. – Мы бы с тобой несли, а Рысь бы оставшегося охраняла…

– А потом как? Где мы новую телегу возьмём? Или вернёмся и инквизиторов вежливо эдак попросим – мол, пропустите, пожалуйста, мы от отца-экзекутора преподобного Этлау ноги уносим, не оттащите ли вы, господа хорошие, эти ваши рогатки, они нам проехать мешают? – язвительно бросила Рысь.

– В другой деревне купим… – опустил голову Джайлз.

– А, да что с ним говорить! – пренебрежительно махнула рукой Рысь. Всё её былое кокетство как рукой сняло. Перед Фессом стояла истинная воительница, для которой идти в обход и ломать ноги по топям и болотам хуже отчаянного и почти что безнадёжного боя. – Трусит он, яснее ясного. Знаешь, чародей, как у нас с трусами поступали?..

– Погоди, Рысь, – остановил некромант свою не на шутку рассвирепевшую спутницу. – Погоди. Джайлз не трус. Не оскорбляй его. Я видел его в бою и знаю, что, если надо, он не отступит. Так ведь, Эбенезер? Просто ему не очень нравится, что мы собираемся драться с инквизиторами…

– Мне это совсем не нравится, – проворчал молодой маг, стараясь сделать вид, что слова Рыси ему совершенно безразличны. – Они не сделали нам ничего плохого. Нельзя карать любого из святых братьев только за то, что мы… э-э-э… не сошлись характерами с преподобным Этлау…

– Джайлз, – брови Фесса нахмурились. – У тебя, наверное, что-то с памятью. Ты забыл, какие славные костерки приготовил для нас троих преподобный отец-экзекутор, наверное, ты запамятовал строчки приговора, который тот же преподобный успел зачитать. И ты, видимо, полагаешь, что я потащу раненых, бесчувственных орка и гнома через зимние болота?..

– Воистину так, одан рыцарь! – немедленно поддакнула Рысь.

– Нет, но… – начал было Джайлз, однако тут Фесс уже не выдержал:

– Ты пойдёшь вместе с нами. Понял меня, маг? Вместе с нами. Будешь прикрывать раненых. Больше ничего от тебя не требуется. Отклонить ветром летящие стрелы, надеюсь, сумеешь? Остальное мы сделаем сами. С Рысью. Правильно я говорю, Рысь?

– Воистину так, одан рыцарь! – снова браво гаркнула воительница.

– Заладила… – усмехнулся Фесс. – Ну так вот Джайлз, если я увижу, что ты всё-таки намочил штаны и струсил или, паче того, собираешься купить себе прощение тем, что выдашь нас отцам-экзекуторам, то, клянусь Тьмой, ты у меня узнаешь, что такое истинная некромантия!..

Внезапно налетевший ледяной ветер взвил полы тёмного плаща.

Янтарное навершие посоха в руке Фесса ярко полыхнуло, резкий, колючий свет хлестнул Джайлза по глазам, так что ему даже пришлось прикрыться рукой. На миг – знал Фесс – перед волшебником Воздуха распахнулись неведомые бездны Серых Пределов, кошмары и ужасы которых не поддаются описанию, ибо человеческие языки слишком бедны и не имеют необходимых понятий.

Лицо Джайлза исказилось. Взор остановился, казалось, маг отчаянно пытается отвести глаза от чего-то непредставимо страшного, последней и неотвратимой гибели, неумолимо надвигавшейся из бездны…

И через миг всё кончилось.

– Хватит, – устало сказал Фесс, опуская посох. – Поговорили, покричали, душу отвели – и хватит. Джайлз, мы прорвёмся все вместе – или не прорвётся никто. Я обещал, что буду тебя защищать, – и не собираюсь спокойно смотреть, как тебе сунут крюк под ребро и вздёрнут на подходящем столбе, как зарезанного барана. Только ты, в отличие от барана, будешь умирать долго. Ну, так ты идёшь? Или предпочтешь остаться и сам попытаешь свою судьбу? В таком случае я бы тебе посоветовал отправиться немедля в Ордос. Не в Эгест, не в Аркин – в Ордос. Только там У тебя ещё есть шанс уцелеть. Иначе же я не дам за твою голову и дохлой крысы. Ты понял меня, коллега?

Несколько секунд Джайлз молчал. Потом поднял голову, взглянул в глаза Фессу – и некромант чуть было не вздрогнул. Во взоре Воздушного мага ему почудились глаза саттарской ведьмы – вот так же точно она смотрела на него, тщетно надеясь на защиту и спасение…

Джайлз первым отвёл глаза.

– Мы пойдём все вместе, некромант, – глухо выговорил он и отвернулся. И потом до самой горловины они не услышали от него ни единого слова.