"Алмазный меч, деревянный меч (Том 2)" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)Глава 11Кларино пожелание найти племянника подруги, Аглаи Стевенхорст, увело ее от холма с дольменом, но до Мельина волшебница так и не добралась. – Клара! Ты срочно нужна мне здесь! Где тебя носит, несносная девчонка? – Голос Архимага доносился до нее еле слышно. Клара даже ойкнула, едва прикинув в уме потраченную Игнациусом Силу, потраченную на то, чтобы дотянуться до нее. Волшебница зло выругалась. Ну конечно! Совет! Владыка Игнациус никак не может обойтись без нее! И это несмотря на то, что в Совете она совсем недавно. Традиция требовала, чтобы представлены были все Гильдии, хотя решающее слово (как и численный перевес) уже много лет оставалось за целителями. Делать нечего. Тем более что… – Я открываю для тебя ворота. Поторопись, Клархен, это непросто даже для меня! Клара Хюммель послушно ступила в разверзшуюся под ее ногами бездну, У Архимага Игнациуса не было времени ждать, пока она станет плутать по сместившимся и небезопасным тропам Междумирья. Долина встретила ее ночным, усыпанным звездами небом. Ярким, высоким и чистым, так что враз захотелось забыть и смрад мельинских пожаров, и отвратительную тварь в каменном гробу, жадно пьющую чужую магию… Кое-как приведя себя в порядок, не забежав домой, Клара ринулась к Архимагу. Она застала его уже на пороге. Облаченный в парадное одеяние, с лучшим посохом драконьей кости. Игнациус нетерпеливо притопывал ногой, глядя за ограду. – Наконец-то, Клара! Ну разве можно так себя вести? Вся Долина сошла с ума, Совет заседает уже целые сутки! Я, признаюсь, устал от их говорильни. Жду тебя. Ты знаешь, к чему склоняется собрание? Клара замерла. – Они хотят отступить, – с подлинным омерзением в голосе выговорил Архимаг. – Они называют это благоразумием. Они предлагают потратить силы на то, чтобы перенести в иной слой всю нашу Долину и проложить новые тропы, а не лить кровь. Идем, идем скорее! – Неужели я смогу что-то изменить? – поразилась Клара. – Во всяком случае, надо попытаться, – мрачно сказал Игнациус. «И куда только делся тот рассудочный пацифист? – только и успела поразиться Клара. – Тот, который так убедительно рассуждал о необходимости все взвесить… Он, похоже, сейчас просто рвется в бой! Ничего не понимаю…» – Скоро поймешь. – Игнациус даже не стал скрывать, что читает се мысли. – Пойдем, вернулся кое-кто из разведчиков. Ну и твари же эти Созидатели, доложу я тебе… моя дорогая… Уступать таким – все равно что по собственной воле купаться в дерьме. Совет Долины заседал в специально построенном здании, Клара про себя называла его «ратушей». Изящные башенки со шпилями, высокие стрельчатые арки, белый мрамор стен, затейливые витражи и мозаики… Здание было двухэтажным; зал Совета был очень высок, с огромными окнами во весь фасад, откуда открывался прекрасный вид на цветущую Долину и голубое озерко в самом ее центре. Высоким амфитеатром шли строгие ряды сидений. Внизу, в центре, помещалась кафедра для ораторов, Вес места были заняты, Клара даже почувствовала неловкость за свой покрытый дорожной мельинской грязью наряд. Целители, погодники, строители – все они явились в Совет, одетые как для праздника. Дамы щеголяли невероятными туалетами и драгоценностями. Шелестели шелка. Волшебницы постарше, особенно из Гильдии целителей, предпочитали костюмы с некоторой претензией на строгость, зато молодое поколение развлекалось вовсю. Клара несколько раз не удержалась, дернула щекой – кое-кто из более юных чародеек явился почти что в неглиже, полупрозрачные ткани лишь подчеркивали те линии и формы, что по идее должны были скрывать. – Тамми, деточка, – не выдержал и Игнациус при виде совсем еще юной (но уже заслужившей право быть в Совете) волшебницы, не без успеха демонстрировавшей в разрезе узкой и длинной юбки все новейшие достижения мастеров женского конфекциона, – тебе не кажется, что это уже чересчур? Тамми, золотоволосое и голубоглазое создание, церемонно присела, при этом ее внушающий уважение бюст едва-едва не вывалился из декольте. Сверкнули живые адаманты. – Если мужчины будут немножко больше думать про это, – ангельским голоском проворковала она, сопроводив слова грациозным движением обтянутой розовым ножки, – то, надеюсь, у них наконец-то не хватит времени рассуждать о войне, владыка! Не хватит ли крови? От Тамми пахло дорогим парфюмом. Новым – Клара не узнавала аромата. Невольно ей стало стыдно своего походно-боевого наряда, грубой куртки и чешуйчатого плаща, покрасневшей от холодного ветра кожи и не мытых с дороги волос. – Вот, Клархен, полюбуйся, ну и молодежь пошла! – сокрушенно вздохнул Игнациус. – Словно шило в одном месте, прости меня, старика. Клара не ответила. Прямая противоположность множеству волшебников и волшебниц Долины, она до сих пор придерживалась смешного правила: «умри, но не давай поцелуя без любви». А поскольку любовь осталась в далеком прошлом, осталась в одном сумасшедшем мире, куда не было больше дороги даже Архимагу Игнациусу, о постельных утехах Кларе пришлось забыть. …Хотя порой, конечно, очень даже хотелось. От Гильдии боевых магов в Совете больше не было никого. Лишь наверху, на галерее, Клара увидела стоящих тесной кучкой Эвис, Мелвилла и Эгмонта. Клара помахала своим рукой – и удивилась, потому что все трое экипированы были даже не для похода, а для боя. Эгмонт, не таясь, надел гравированную черную кирасу поверх камзола. Все были вооружены до зубов. При появлении Игнациуса шум в зале немного поутих. Маги рассаживались по местам. Клара опустилась на свое – с краю, самое дальнее от центра. Кому нужна в годы процветания и мира Гильдия боевых магов, если безопасность Долины надежно обеспечивают самые обыкновенные смертные наемники?.. Архимаг опустился на свое место – на небольшом возвышении, лицом к залу, справа от трибуны. Махнул рукой – можно начинать. Из рядов Гильдии целителей поднялся сухопарый и статный волшебник; на вид, по человеческим меркам, ему можно было дать лет пятьдесят. Глава Гильдии целителей, распорядитель Совета, прославленный Эрреас Трагне. Создатель заклятий, способных излечивать чуму, холеру, оспу и кое-что еще, так и не получившее названия ни на одном человеческом языке. Один из самых богатых жителей Долины, он владел еще несколькими королевствами в разных мирах – предпочтительно на берегах теплых и ласковых морей, откуда предварительно были выбиты как пираты, так и морские чудовища. Совсем еще юной Кларе довелось участвовать в одном таком походе, когда казна Гильдии показывала дно и пришлось взяться за заказ Эрреаса. Потом целых три месяца боевые маги не могли вытрясти из целителя положенную плату – тот постоянно ссылался, что, мол, где-то в доверенном их заботам море видели разбойничий бриг, а это, мол, аннулирует все выплаты, кроме авансовых. Потребовалось вмешательство Игнациуса, чтобы Гильдия сполна получила свой гонорар. – Уважаемые коллеги, – негромко, с достоинством проговорил Эрреас. Достал из кармана строгого черного камзола сафьяновый футлярчик с очками, неторопливо водрузил их на нос. Все знали, что зрение у Эрреаса лучше, чем у молодого, и очки он носит исключительно для солидности. – Уважаемые коллеги, господа маги! Сегодня нам наконец надо принять решение. Пора дебатов проходит, как справедливо указывает нам почтенный владыка Архимаг Игнациус. Вернулись разведчики. И принесенные ими сведения, скажу вам прямо, не обнадеживают. Мадемуазель Эвис Эмплада, ваше слово! Расталкивая зрителей на галерее, Эвис вихрем сбежала вниз. Клара заметила, как поморщился Эрреас при виде ее вооружения – меч за спиной, короткий меч слева, длинный кинжал справа, и еще по рукоятке торчит над каждым голенищем. – Мадемуазель, мы ценим ваше рвение, однако указываю вам, что в Совет должно являться подобающе одетым, – поджав губы, сделал Эрреас замечание юной волшебнице. – Извините, не успела, – огрызнулась Эвис. С грохотом шмякнула заплечные ножны с мечом прямо на кафедру и выхватила клинок. Точнее, то, что от него осталось, – темно-красный оплавленный огрызок. Совет зашумел. – Эта разведка мне стоила моего лучшего меча, – нагло заявила Эвис. – Надеюсь, мне компенсируют стоимость, потому что по доброй воле я туда никогда бы не полезла!.. – Сообщение, Эмплада, сообщение, – снова поморщился Эрреас. Среди целителей рос и ширился возмущенный шепоток. – Сообщение… А чем это плохо? – Эвис кивнула на остатки меча, щеки се пылали от гнева. – Вместе с Эгмонтом и Мелвиллом мы отыскали этот самый Путь. И прошли по нему так далеко, как только смогли. Эгмонту и Мелвиллу пришлось задержаться, прикрывая меня, – вы никогда еще не видели такого супа из хищных тварей Межреальности. Казалось, они все слетелись туда, как мухи на мед. Однако мы прорубились. Не стану утомлять благородное собрание деталями. – Эвис желчно усмехнулась. – Я только хочу показать вам этот самый Путь… Она высоко подняла правую руку, и свет в зале тотчас померк. Над головой юной волшебницы стремительно разгорался пульсирующий жемчужным светом шар. Потом свет померк, и Клара увидела… …Эвис, усталая, запыхавшаяся, с обнаженным мечом в правой руке, с которого еще капала какая-то черная жижа, стояла на самом краю пропасти. Но – не простой. Это была пропасть в Межреальности, пропасть в пропасти между мирами. Это было больше чем Ничто. Это была бесцветная пустота, лишенная всего, даже малейшего намека на привычное магам Долины строение материи. Потоки магических сил не обтекали эту пропасть, они низвергались вниз, утопая в ней. Там чувствовалось какое-то движение, изначально вызывающие омерзение конвульсии и корчи. Эвис несколько мгновений стояла на краю, а затем, найдя подходящий поток Силы, внезапно бросилась вниз. Совет ахнул. Это впечатляло. Кое-кто из слабонервных целительниц упал в обморок. – Я нашарила поток, что загибался винтом, обходя какой-то мир, – зазвучал глухой голос Эвис. – Я не могла опознать, что это за Реальность. Я стала спускаться. Хорошо еще, что на границах это Ничто не так агрессивно, как в глубине. И хорошо, что у меня хватило мозгов не лезть напролом. Естественный поток Силы служит некоторой защитой… Изображение в светящейся сфере изменилось. Теперь казалось, что Эвис летит, летит точно птица, пробивая облака. Впрочем.., это не было облаками. Это было то же белесое Ничто, вцепляющееся невидимыми зубами в обнаженный клинок. Сталь меняла цвет, становилась багровой, на ней вспухали пузыри, точно на густом кипящем варенье, после чего лопались. Кокон Силы вокруг Эвис опасно истончался. – Оно пожирало сталь, несмотря ни на какие заклятья, – вновь зазвучал голос Эвис. – Я ничего не могла поделать. Я смотрела вниз. Внизу расстилалось что-то, некогда бывшее землей. Быть может, даже красивой и ухоженной. Однако теперь… Леса, заросли непонятных высоченных деревьев, очень похожих на гигантские травы, горели, исходя бесцветным невесомым дымом. Громадные стволы рушились, под корнями раскрывались провалы, наверх перло все то же белесое Ничто. Реки кипели, и водяные твари в муках выбрасывались на берег; деловито сновавшие козлоногие без долгих слов добивали их. Над гибнущим миром плыли крылатые «скаты» – эти охотились за иными обитателями обреченного мира. Не спасали ни стены, ни крыша. Сама земля расступалась, пораженная, точно неведомой отравой, белесой немочью. Башни беззвучно рушились. Попадая в белые облака, люди валились как подкошенные, и тела их немедля начинали разлагаться. А на громадных невесть откуда взявшихся каменных алтарях – похоже, это затвердела все та же белесая муть – козлоногие и их крылатые подручные деловито приносили в жертву десятки и сотни сгонявшихся к ним двуногих. – Нет! Нет! Не могу больше, не могу! – истерично заверещала какая-то целительница. – Меня сейчас вырвет!.. – Это уже почти конец, – мрачно сообщила Эвис. – Я чувствовала, что моя зашита тает. Оставались последние витки. И тогда я пошла вниз.., к одному такому жертвеннику. Картина вновь изменилась. Теперь Эвис бежала к жертвеннику, проталкиваясь сквозь толпу бессмысленно бредущих жертв. Клинок ее уже весь покрылся алыми пятнами, его словно изглодало оспой. Ни крылатые «скаты», ни козлоногие не обращали на нее никакого внимания. Цепочка жертв поднималась на алтарь, шипастые хвосты «скатов» били без устали; кровь брызгала на белый камень и без остатка втягивалась в него. Поверхность оставалась девственно чистой. Эвис одним прыжком взлетела на камень. «Как неосторожно!» – мелькнуло у Клары, Волшебница выбросила вперед руку – и оба крылатых палача-«ската» забились в конвульсиях. Тела их лопнули, точно перезрелые сливы, синюшные внутренности вылезли наружу. Только теперь оба козлоногих соизволили обратить внимание на Эвис. Клару поразили их глаза – там была все та же белая мгла. На второе заклятье Эвис силы тратить не стала, Рубанула уже испорченным мечом – лезвие не рассекло, не разрубило, а разодрало грудь ближайшему к ней козлоногому. Тот свалился как камень. Однако второй от выпада Эвис ловко увернулся. И в тот же миг сам бросил заклятье. Меч Эвис в один миг превратился в бесполезный огрызок. Сама чародейка зарычала от боли, пошатнулась, но, не теряя ни секунды, ответила собственным заклятьем. Козлоногий оказался в огненном коконе. Тысячи пламенных змей ринулись на него, выжигая глаза, врываясь в череп и выгладывая его изнутри. – Тут я поняла, что моя защита вот-вот прорвется, – закончила свой рассказ Эвис. – Пришлось удирать во все лопатки. Я успела вовремя. Еще немного – и этот поток бы иссяк. Тогда б я не выбралась. Совет ошарашенно молчал. Усталая и осунувшаяся, Эвис сошла с трибуны. – Кхе-гхм! – внушительно прокашлялся Эрреас. Снял и протер очки. – Уважаемые коллеги! Я думаю, что после такой впечатляющей демонстрации мощи наших противников у нас не остается выбора. Мадемуазель Эмплада уцелела чудом, используя необычно сильный и редкий поток. Очевидно, разрушение миров каким-то обратом усиливает магические течения. Но и то ей не удалось причинить врагу существенного урона. А заклятье мадемуазель Эмпладе пришлось отбивать простым щитом Силы. Вопрос уже не стоит, как победить эту напасть. Вопрос стоит о том, как уцелеть. Я прошу высказаться глав Гильдий. Клара метнула яростный взгляд на Архимага. Тот сидел, низко опустив голову. «Да почему же он бездействует? – Клару охватил жгучий гнев. – Почему позволяет этому докторишке…» – Ты несправедлива, Клархен, – тотчас укорил ее Архимаг, Она уже собиралась ответить, когда на трибуну вышла невысокая, очень строго и изящно одетая женщина с пышной прической. В ушных подвесках горели два живых переливающихся каменных огонька. Ирэн Мескотт, вторая по значимости волшебница в Гильдии целителей, непревзойденный спец по акушерству и женским болезням. – Прежде всего надо сказать спасибо мужеству мадемуазель Эвис Эмплада. – Однако, несмотря на похвалу, голос целительницы звучал весьма и весьма холодно. – Она добыла важные сведения. И я уж было подумала, что Гильдия боевых магов небезнадежна.., если б не последняя выходка мадемуазель. Ее атака была совершенно бессмысленной и, более того, вредной… Клара увидела, как на галерее Мелвилл скорчил страшную рожу. По губам легко можно было прочесть, какими эпитетами он награждает в тот миг целительницу. Клара не выдержала – покраснела. Она даже не подозревала о существовании таких комбинаций и понятий – и это она, столько лет проведшая в походах и лагерях наемников. – Отныне эти создания могут счесть себя в состоянии войны с нами, – говорила Ирэн. – Мы все убедились в громадности их сил. Война с ними – безумие. Поэтому я повторяю свое предложение – использовать заклятье «Кольцо» и переместить Долину. Куда-нибудь подальше от этого страшного Пути. – Целительница бросила быстрый взгляд в сторону нахохлившейся Клары. – Разумеется, наша доблестная Гильдия боевых магов станет протестовать. Я уже почти что слышу гневную речь достопочтенной фройляйн Хюммель, Быть может, милочка, вы сэкономите время собравшихся здесь? Все ваши патетические призывы я могу повторить сама. Но, уважаемые коллеги, подавляющее большинство нас, здесь присутствующих и представляющих многочисленные Гильдии, работают не для войны, а для мира. Мы лечим, учим, строим, управляем погодой, обращаем бесплодные солончаки и гнилые болота в цветущие луга и приносящие большие урожаи поля. Нельзя слушать горстку безумцев, что будут призывать нас к бессмысленной войне. Подумайте о мириадах смертных, что ждут нашей помощи. Подумайте о детях, что родятся уродами или не родятся вовсе, убивая и своих матерей. Подумайте обо всех бедствиях, что могут обрушиться на все те миры, куда мы проложили дорогу, подумайте, прежде чем согласиться с призывами тех, кто никак не наиграется с мечами и стрелами. Ирэн грациозно подобрала платье, опускаясь на место, Клара впилась зубами в костяшку. Ирэн умела говорить. И она никогда не лгала. Правда – самое мощное оружие, какое только можно себе вообразить. Правда, что боевых магов – жалкая горстка по сравнению с сотнями тех же целителей. Правда, что Долина уже давным-давно не воевала. Что она отринула войну как средство достижения целей, неважно, сколь бы высоки и благородны они ни были. Правда, что погодники, строители, целители на самом деле помогали смертным. Правда и то, что война с Созидателями обернулась бы реками крови и массовой резней. Однако правда и то, что Путь обращал миры в ничто. Даже хуже, чем в ничто. – Прошу слова! – Голос Клары звенел от ярости. – Мои извинения, фройляйн Хюммель, вы будете говорить последней как представитель самой малочисленной Гильдии, – ядовито парировал Эрреас. Клара прикусила губу. Ее губило то, что именовалось мерзким словом «регламент», и здесь она ничего не могла сделать. Однако тут встрял Игнациус, внезапно оторвавшийся от созерцания своего посоха. – Своим правом и властью даю слово фройляйн Хюммель вне очереди, – негромко произнес Архимаг, глядя прямо в глаза целителю Эрреасу. Тот поспешно отвел взгляд. Клара медленно выпрямилась. Она понимала, что взывать к чести, поминать героическое прошлое сейчас бессмысленно. Подавляющее большинство магов никогда не держали в руках меча. – Высокий Совет, – угрюмо произнесла Клара. – Достопочтенный распорядитель господин Эрреас Трагне сделал замечание мадемуазель Эвис Эмплада, члену представляемой мною здесь Гильдии, за неподобающий вид. Мой вид столь же неподобающ. – Сухо заскрипела чешуя на локтях куртки. – Мы вернулись из дальних мест, из опасных походов и не имели времени переодеться. Все для того, чтобы госпожа Мескотт могла потратить несколько часов на макияж. – Попрошу без личных выпадов, Хюммель, – скривился Эрреас. – Приношу свои извинения, – дерзко сказала Клара, глядя прямо в сузившиеся от ярости глаза Ирэн. – Я тоже только что вернулась из разведки. Господа Совет, на грани уничтожения еще один мир. Мир Мельина, Мельинской Империи, один из наших миров, куда у нас натоптаны тропы. Чудовища, связанные с Созидателями Пути, дремлющие в глубоких гробницах, готовы вновь пробудиться к жизни. Госпожа Мескотт очень красиво говорила о нашей ответственности перед смертными. О детях и матерях. Прекрасные, высокие слова о сострадании к тем, кто не наделен Силой, подобно нам с вами. Но вот о помощи взывает целый мир. Огромный мир. Еще немного – и он превратится в то подобие преисподней, которое мы увидели благодаря Эвис и ее спутникам. Поэтому выбор у нас невелик. Запереться в несокрушимой башне, сказать – нас это не касается и спасти какого-нибудь зачатого по пьяни принца или герцога за добрую толику золота. Или даже за половинную цену, после чего ходить и упиваться своим благородством… В зале начал нарастать шум негодования. Клара била по самым больным местам. – Или же, – Клара возвысила голос, – можно попытаться вспомнить, что мы – маги. И что, кроме нас, обитателям Мельинского Мира некому помочь. – А их собственные маги? – выкрикнул кто-то из задних рядов: похоже, кто-то из воинских целителей. – Их собственные маги слабы, вдобавок погрязли в гражданской войне. Созидатели Пути сметут их как сор. Не надо обманывать себя, господа Совет. Если мы не остановим козлоногих, нам не помогут никакие уступки и отступления. Они найдут нас и вынудят к драке… Она заметила торжествующую ухмылку на лице Эрреаса, поняла, что совершила ошибку, однако было уже слишком поздно. – Мы располагаем еще одним докладом разведчиков, – сладким голосом сказал Трагне. – Им удалось проследить Путь. Архимаг вскинул голову и впился торящим взором в лицо Эрреаса, однако тот не опустил взгляда. – Я не лгу, владыка, – оскорбился Трагне. – Суть сообщения сводится к тому, что Путь пронзает Упорядоченное подобно исполинскому тоннелю. Да, часть слоев Реальности разрушена. Но куда больше уцелело, даже в непосредственной близости от Пути. Я констатирую, что почтенная фройляйн Хюммель не права. Мы не вправе рисковать Долиной ради спасения нескольких миров… – А ради чего ж мы готовы рисковать?! – не сдержавшись, заорала Клара, и Эрреас тотчас лишил ее слова. – Ставлю на голосование, – провозгласил распорядитель. Клара с последней надеждой воззрилась на Архимага. И Игнациус поднялся. – Прошу слова, – буднично сказал великий волшебник. Наступила мертвая тишина. Эрреас скорчил гримасу, однако ничего поделать не смог. Постукивая посохом, Игнациус поднялся на трибуну. Оглядел Совет тяжелым взглядом из-под кустистых бровей. Клара заметила, как Ирэн вздрогнула, покраснела и поспешно отвела глаза. – Вы знаете, как, кем, когда и почему была создана Долина? – негромко спросил Архимаг, – Или, быть может, вы забыли? – Нет.., нет… – нестройный хор голосов. – Вы забыли, что вы – ученики учеников моих учеников, А я – последний из тех, кто видел и внимал тем, кто творил нашу Долину. Я не хочу неограниченной власти, вы управляетесь сами. Но, скажу я вам, невелика же честь управлять такими трусами! Вы поджали хвост, как только появилась опасность. Вместо того чтобы преградить ей дорогу, как это сделали Творцы Долины, выдумаете только о бегстве. Мне стыдно, маги. Очень стыдно. А больше я вам ничего не скажу. Решайте. Я не стану противодействовать вашему решению, каким бы оно ни оказалось. Игнациус повернулся и, все так же постукивая посохом, вернулся на свое место. – Гхм.., по-моему, пора голосовать, – выдавил из себя Эрреас. – У нас.., кгхм.., есть два предложения, Первое – объявить войну и.., ну, в общем, понятно. Второе предложение – госпожи Ирэн Мескотт: воспользоваться заклятием «Кольцо» и отступить. Кто за первое предложение, шлите ваши знаки… Алые сполохи над пустой трибуной. Десять голосов, пятнадцать, двадцать… Двадцать четыре. Очень много. Невероятно много. Но – не большинство. И уж тем более не две трети всего Совета. – Кто за второе… – торжествующим голосом начал Эрреас. Десять.., пятнадцать.., двадцать.., двадцать пять… Клара ругнулась про себя. Но шанс еще оставался. Если будет меньше сорока девяти голосов. – Тридцать. Тридцать пять, – теперь число нарастало куда медленнее, чем вначале, – голосовали колеблющиеся. Сорок. Клара почувствовала, что ладони покрылись липким потом. Сорок три. Сорок четыре. Сорок пять.., шесть.., семь… Даже сорока восьми голосов не хватит, чтобы утвердить позорное бегство! Сорок восемь. Тишина. – Вес высказались? – скрипуче осведомился Эрреас. Вспышка. Белый огонь. Сорок девять голосов «за». Клара крепко зажмурилась. Вольные несли бесчувственного Императора прочь с поля боя, а в это время Первый легион, точно набравшая разбег волна, топча и своих, и чужих, ворвался в крепость через разбитые магическим ударом ворота. Первую когорту легиона вел сам легат Клавдий. Прикрывшись щитами, ветераны смяли нескольких попытавшихся перекрыть им путь магиков – без долгих рассуждении подняли их на копья. Воодушевленные, вновь полезли на стены Восьмой и Одиннадцатый легионы, оправившись, возвращался в бой Шестой, и даже позорно бежавшие было баронские дружинники начали понемногу вступать в бой – как только поняли, на чью сторону клонится победа. Файерболы и молнии разили по-прежнему, однако легионеры сразу в десятке мест ворвались на стену. Заработали короткие мечи и длинные алебарды. Сулла скомандовал своим арбалетчикам двигаться вперед. В панике отступавшие маги видели перед собой лишь сплошную стену щитов да частокол шлемов над ней. Подражая гномам, тесным строем Первая когорта вместе с пехотой Тарвуса устремилась к входу в главную башню. Еще сопротивлялись где-то на верхних ярусах ученики и подмастерья. Но они уже никого не интересовали, легионеры добивали их походя, почти не неся потерь. Слабые огненные шары можно было отразить обычным щитом; то же самое и с молнией. Правда, маги неопытнее, что защищались прямо над воротами, сбились в тесную кучку и, выставив щит, не пробиваемый никаким оружием, ринулись бегом к дверям башни, но, увидав черные створки сорванными и валяющимися на земле, растерянно остановились. Щит ослабел, и короткой заминки хватило одной из манипул Шестого легиона, чтобы растоптать пытавшихся сопротивляться. Легионеры заняли весь двор. Первая когорта ворвалась внутрь главной башни. Другие взялись за флигеля и пристройки. Отчаянные схватки вспыхивали повсюду, в тесноте коридоров, на лестничных маршах – уцелевшие маги не собирались сдаваться без боя. Кое-где начались пожары. Здесь, внутри крепости, дрались более опытные, Каждый шаг давался легионерам немалой иеной. Однако они все равно наступали – их были тысячи, десятки тысяч против нескольких сотен волшебников. …Императору казалось, что он парит сейчас над полем сражения точно птица, видя разом все, что делается в десятках мест. Он видел, как укрывшиеся за щитами легионеры, выставив вперед копья, надвигались на растерянно сжавшегося в каменном тупике молодого волшебника в фиолетовой куртке, совсем еще юного, почти мальчишку; вот он взмахнул рукой, затрясся пол, с пальцев сорвалась лента фиолетового пламени, скакнула с одного щита на другой, оставляя широкие подпалины, и, не причинив ущерба, угасла. Паренек израсходовал слишком много Силы. Почти не разорвав строя, один из легионеров метнул пилум. Тяжелое навершие пробило юношу навылет, окровавленный наконечник вышел из спины. – А кровь у этих магиков такая же красная, – удивился бросивший копье. – А болтали-то.., мол, голубая, голубая… В другом месте легионеры – судя по эмблеме, Восьмого легиона – никак не могли справиться с засевшим наверху лестницы волшебником. Этот оказался куда хитрее незадачливого парнишки, обрушил заклинанием почти целый марш, да так, что подниматься теперь можно было лишь по одному. Несколько закованных в латы тел уже лежало на груде искрошенного камня. Солдаты метали копья – волшебник громким, полубезумным хохотом отбрасывал их в стороны. Но затем среди сдвинутых щитов и перекошенных лиц мелькнул характерный профиль Суллы. – Стрелки! Сюда! – взревел легат. – А вы, вы чего топчетесь, как стадо баранов?! Забыли, как штурмуют?! Его рык словно вывел легионеров из оцепенения. Щиты сошлись еще теснее, «черепаха» опускалась на колени, с тем чтобы дать дорогу второй волне, которая пойдет по щитам сверху. За щитоносцами в атаку пошли арбалетчики Суллы, железные болты со звоном отлетали от воздвигнутого чародеем щита, однако свое дело они сделали – волшебник более не смог сплести ни одного заклятия. Однако фиолетовый маг не побежал. Он до последнего пятился, отражая летящие в него стрелы и пилумы, – пятился до тех пор, пока легионеры не перебрались через пролом и не пустили в ход мечи. Щит исчез. Тело мага тотчас обросло вонзившимися арбалетными болтами, однако на месте, где стоял маг, вспух ослепительно белый пузырь огня, перевитый фиолетовыми нитями. Огонь плеснул вперед, раздались дикие крики сгоравших заживо солдат. – Вперед! Вперед! – орал Сулла, подбадривая своих. В несколько мгновений через пролом был перекинут настил из сорванных дверей и каких-то рухнувших балок, потрепанная манипула уступала место свежей, раненых несли в тыл… Легионы теснили магов. Несли потери, однако теснили. Эх, вот так бы да в Мельине!.. Фесс с лихорадочной быстротой карабкался вверх по бесконечному винту лестницы, время от времени, правда, замирая и прислушиваясь. Нет, чудище не успокаивалось. Снизу доносился какой-то протяжный скрип, омерзительное бульканье, вдобавок потянуло гнильем. Потом раздался громкий треск и скрежет – Фесс тотчас представил себе, как чудовище разносит толстенные балки потолка, стремясь выбраться на волю. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Интересно, как он сумеет справиться с наглухо запертой железной дверью, имея чудовище на плечах? Неужто придется?.. При одной только мысли об этом Фесса передернуло, Возвращаться в Долину? Возвращаться с позором, под крыло тетушки и Клары Хюммель с ее бесконечным потоком непристроенных родственниц?!. …Остановился Фесс, лишь добравшись до самого верха. Из-за опущенной стальной плиты рвался знакомый грохот боя – легионы ворвались в башню Кутула. Пальцы Фесса заскользили по стене. Замок должен найтись! Не бывает, чтобы такие двери запирались только снаружи. Он осторожно пустил в ход магию. Не будучи великим докой по этой части, Фесс, однако, не был и полным профаном. Он не мог обратить в ничто каменный свод, не мог расколоть саму дверь, не мог сделать свод прозрачным, однако прощупать механизм ему умения хватало. «…Так, все понятно. Ничего особо сложного. Элементарный храповик с противовесом. Нужно только подтолкнуть здесь, здесь и вот здесь, отжать фиксирующую защелку на зубчатом колесе и послать вниз тяжелый груз противовеса. Сейчас. Это мы враз. Открывать такие двери я умел еще на первом курсе…» – Хр-о-о-о-о… – донеслось снизу. Тяжкий нечеловеческий стон, сопровождаемый грохотом обвала. И – обжигающая боль от прикосновения чужой магии, Абсолютно, совершенно чужой. Это был способ преобразования материи и мира, о котором ничего не смог бы сказать даже сам Архимаг владыка Игнациус. Тварь выбралась на лестницу. Фесс сглотнул заполнившую рот слюну. Страшно. Ой как страшно!.. «Стоп! Не позволяй себе!.. Работай! Работай!..» Он сплел пальцы. Магию жеста он знал плохо, лишь самые начала, но ему и требовалось-то сейчас самое элементарное заклятие, толчок, которым дети Долины умеют пользоваться едва ли не с пеленок. Тут, правда, требовалось нацелить и скоординировать три толчка сразу, но это уже непринципиально. Один.., два.., три, пошло!.. Никакого результата. Магия впиталась в сырой камень стен, Сила ушла, как вода в песок, а снизу донесся утробный удовлетворенный рев и уханье. Чудище уже поднялось весьма высоко, Фесс разом покрылся холодным потом, «Жрет Силу, тварь. Питается магией. Проклятье!» Такие случаи были отнюдь не редки. За век существования Долины ее обитатели насчитали десятки чудищ в разных уголках Упорядоченного, обладавших способностью поглощать вражескую магию, даже наделенную в них, и становившихся от этого лишь сильнее. Похоже, оставался единственный выход. Фесс съежился у самой двери, прижав колени к груди, – поза младенца в материнской утробе, поза максимальной закрытости и сакральной защищенности; надо было собраться с силами и – как это ни печально – возвращаться в Долину. Фургон бродячего цирка стоял у ворот постоялого двора. Кицум громко препирался с хозяином, норовя заменить плату за постой выступлением перед постояльцами. Еремей требовал, чтобы их немедля пропустили в тепло, братцы-акробатцы гомонили, предвкушая еду, пиво и шлюшек; Агата сидела неподвижно, нимало не интересуясь происходящим за пределами фургона. Они двигаются слишком медленно! Сколько времени пройдет, пока эта несчастная развалюха достигнет восточных рубежей проклятой Империи! И кто знает, что происходит сейчас с теми двумя легионами, посланными в поход на Дану. Верховный маг Арка утверждал, что солдаты повернули назад. Однако что, если другие Ордена, собравшись, решили по-иному? Без Деревянного Меча Дану обречены. Им останется только умереть в бою, чтобы не окончить свою жизнь в корчах на колу, А она, Сеамни Оэктаканн, непозволительно медлит! Медлит, теряя бесценное время! Пальцы сами потянулись к заветному свертку. Коснулись теплого дерева – и Меч тотчас отозвался на прикосновения своей хозяйки. Золотистый свет, ласковое тепло, заставлявшее забыть о царящем вокруг холоде. Землю уже кое-где покрывал снег. «Послушай, – лилась плавная музыкальная речь Дану. – Послушай, о Immelsthorunn, я должна послать весть своим. Отыскать их. Предупредить. Они должны быть готовы покинуть свое укрывище.., собраться все вместе, все способные носить оружие, и выступить в поход. Народ Дану больше не может ждать. Мы отомстим сейчас – или не отомстим уже никогда, уйдем в тень, забытые и презираемые. Я должна дотянуться до них! Дотянуться! Дотяну…» Сознание уплывало, растворяясь в мягком золотистом свете. Агата увидела тесно сошедшиеся стволы, ощутила незнакомые пряные ароматы, плывущие от небольшого костерка в самой середине круга, выложенного из покрытых рунами камней. Увидела изможденное лицо очень-очень старой Дану – пегие волосы свисали чуть ли не до пят. Тусклый, безжизненный взор был направлен в огонь; и среди пляшущих язычков пламени Сеамни вдруг с изумлением увидела саму себя. Но не сжавшуюся в комочек за рваным пологом жалкого фургона, а гордой, победно вскинувшей над головой Деревянный Меч воительницей. В ореоле какого-то неземного сияния, а за спиной – поле, покрытое трупами. Трупами хумансов. «Что это такое?» – растерянно подумала Агата. Однако от нас уже ничего не зависело – она не смогла бы разорвать сеть видения даже при самом сильном желании. А потом фигурка в пламени заговорила. Взор старухи-Дану тотчас прояснился, став острым и осмысленным. – Слушайте! Слушайте! Слушайте! – завопила она. – Я прорицаю… я провижу.., нет, вижу наяву… Идите сюда все, идите же, идите, лицезрейте и не говорите потом, что не видели и не слышали!.. – Достаточно прятаться подобно жалким крысам! – провозглашала огненная воительница. – Зрите же, Дану, у меня в руках оружие возмездия – Деревянный Меч. Он сразит нечестивые рати хумансов! Он поразит проклятых их собственной магией! Довольно ждать лучших времен и медленно умирать! Идите все кo мне. Идите! Я, Сеамни Оэктаканн, уже побеждаю. Вы хотите быть вместе со мной? Тогда торопитесь! Торопитесь! Мудрые помогут вам найти дорогу ко мне. Я буду вести вас от победы к победе, пока наши знамена не взовьются на развалинах того, что ныне прозывается Мельином!.. Не надо бояться Радуги, они слабы перед нами. Я уже убила их без счета! Одна! И Меч уже испил их крови, но недостаточно, совершенно недостаточно. Мы сожжем их всех! Всех до единого! Не уцелеет никто! Мы заплатим за все поражения! Не уцелеет никто! Никто! Никто!.. Голос оборвался яростным кровожадным рыком. Агата обессиленно рухнула на пол фургона. Дело сделано – она не сомневалась, что армия Дану, все, кто еще может поднять лук или копье, выступят в этот поход. Пройдет совсем немного времени, и войско Дану достигнет границ Империи. Там она и должна поджидать их. Хирд гномов вышел на поверхность. Позади остались темные извилистые коридоры, сухие русла подземных рек – ледники на вершинах гор испарились в результате магических схваток, когда гномы в последний раз пытались отстоять свои права на Хребет Скелетов и иные когда-то безраздельно принадлежавшие им места. Армия очутилась в пустынных, безлюдных местах, далеко от городов и баронских замков, в самом сердце подступавших к горам Диких лесов. Когда-то эти леса тоже принадлежали Дану, и выбили их оттуда не кто иной, как сами гномы – тогда еще в союзе с людьми молодой в ту пору Мельинской Империи. Дикие леса так и остались дикими – никто не польстился на хилые перелески, выросшие на месте уничтоженных огнем прекрасных боров. Маги Радуги могли бы вырастить новые леса, но, по всей видимости, сочли этот медвежий угол недостойным своего высокого внимания. Разбившись на десятки тонких ручейков, войско гномов двинулось на восток, не торопясь покинуть спасительное прикрытие. И, словно рой вокруг матки, войско гномов плотно сжималось вокруг кристаллического ковчега, скрины со священным Мечом. Путь через леса отнял три полных дня – те самые три дня, что войско Императора шло к башне Кутула и штурмовало ее. На четвертый день леса кончились. Сидри с отрядом разведчиков выбрался на берег неширокой здесь Тиллы, за которой тянулся бесконечный Тракт, нанизавший на себя, точно бусины на нитку, бесчисленные имперские города. Сейчас, по почти уже зимнему времени, Тракт был пуст. Урожай давно собран и свезен, рачительные купцы поторопились провести караваны до осенних дождей – это хоть и не свирепствовавший ближе к северу Смертный Ливень, но тоже неприятно и торговле убыток – благородное сословие пережидает дождливое время по замкам, балуется охотой, с тем чтобы по первому снегу отъехать в городские дома, кое-кто из самых знатных и родовитых – так даже и в столичный Мельин. Сидри взмахнул рукой. Полсотни бородатых коренастых воителей двинулись вброд следом за ним. Холодная вода вскипела вокруг закованных в железо крепких ног. Еще полсотни остались в засаде на лесном берегу; целились из арбалетов, готовые прикрыть головную партию на случай хитроумной хумансовой засады. Однако никакой стрельбы не потребовалось. Никто не поджидал гномов на том берегу, никто не спешил отрезать немногочисленный десант от реки, сбить в беспомощную кучу и расстрелять издали, не ввязываясь в ближний бой. Тракт словно вымер, нигде не было видно ни одной живой души. …Вскоре на восточном берегу оказался уже весь передовой отряд. Не теряя времени, скорым, неутомимым шагом гномы двинулись вперед. Теперь они не скрывались. Не было нужды, да, если б она и была, едва ли Сидри смог бы заставить своих выполнить такую команду. Мало сказать – «гномы рвались в бой». Они жаждали боя, они упивались каждым мгновением ожидания, словно пьяница крепким вином, каждый шаг подбитых железом сапог по земле ненавистных хумансов словно вбивал еще один гвоздь в исполинский гроб для всей этой мерзкой расы. Кто-то из гномов затянул хриплую боевую песню, ее тотчас же подхватили: «наши топоры напьются крови, наконец напьются крови допьяна…» Так и шли. Словно победители по уже изъявившей покорность земле. Шли, вслух мечтая о встрече, о встрече с теми, кто столько веков осквернял землю Северного Мира; несмотря на то что в отряде Сидри насчитывалась всего сотня бойцов, ему сейчас казалось, что они с легкостью опрокинут целый легион или даже больше. …К ближайшему городку – Шевраз – они вышли под вечер. Сотня тяжеловооруженных гномов, впервые за много веков пересекшие границу Империи в силах тяжких. …Скучавший на дозорной вышке легионер-караульщик не успел ни поднять тревогу, ни даже вскрикнуть. Из рано сгустившегося по предзимнему времени мрака вынеслась тяжелая и короткая арбалетная стрела. Она ударила прямо в середину кованой кирасы солдата, прошив ее насквозь, точно та была из тряпья, а не из добротной имперской стали. Легионер мешком свалился на землю. В следующий миг гномы атаковали. Внезапно и стремительно, молча, без боевого клича – волна фигур, закованных в броню до самых глаз, поднялась из мелкого обглоданного кустарника, окружавшего городской выгон, что сразу за крепостными воротами, которые, увы, не успели запереть. Урядник крикнул, но сам тотчас же свалился со стрелой в горле. Трое легионеров налегли было на тяжелые створки – поздно, гномы уже рядом, взлетели лезвия секир, скругленные, словно луна на ущербе. Сталь загремела о сталь. – Да вы что-о-о?! – подавился криком солдат, когда Сидри, легко отбросив выставленный для защиты меч, одним ударом проломил и щит, и нагрудник, и кости хуманса. Никогда еще гному не удавалось нанести такой удар. Все тело охватила блаженная, пьянящая легкость, он не чувствовал тяжести ни оружия, ни доспехов; он ощущал лишь тепло щедро брызжущей в разные стороны хумансовой крови – и оттого пьянел еще больше. Гномы ворвались в ворота. Легко, точно ветер – солому, смели слабый заслон городской стражи. И только теперь позволили себе оглушительный боевой рев. Плотно сжавшийся стальной комок покатился по оцепеневшим улицам. Длинной двуручной секирой тяжело рубиться в плотном строю, но сейчас гномам строй и не требовался. Трактир. Вывеска «У врат», на ней – добродушного вида толстяк протягивает прохожим пенящуюся пивную кружку. Сидри и с ним еще пятеро гномов не потрудились даже распахнуть дверь – она рухнула, разрубленная сверху донизу одним молодецким ударом. – «У-а-а-а-р-р-р!» – словно дикий зверь, зарычал Сидри, врываясь внутрь. Внутри было тепло и уютно, горел огромный очаг, за не слишком чистыми столами пили пиво мастеровые, сновали вертлявые шлюшки, хозяин громогласно командовал из-за стойки, отдавая приказы нескольким дородным подавальщицам; было в меру душно, в меру дымно, в меру пьяно и в меру весело. И почти ни у кого не было оружия. Кроме лишь двух благородных баронских отпрысков, выбравшихся в город оттянуться. Первой под топор Сидри подвернулась женщина. Немолодая уже тетка с целой батареей пивных кружек в руках. Она не успела даже охнуть – секира снесла ей голову, и тело несколько мгновений еще стояло, извергая потоки крови из перебитых жил; пена в кружках мгновенно стала алой. Другой гном ударил топором сидевшего спиной к двери пьяненького подмастерья. Еще трос воинов Подгорного Племени рванулись в глубь залы, на ходу раздавая удары направо и налево. Трактир взвыл утробным воем забиваемого насмерть пса. Люди прыгали через столы, бросались к окнам, кто-то упал на колени, умоляя о пощаде; дико визжали женщины, кто-то уже ломился в запертую дверь кухни, куда успел юркнуть хозяин; из небольшого зальчика «для благородных» выскочили оба молодых баронета, мечи наголо; Сидри взревел от восторга, бросившись к одному – высокому, статному, в черном дорогом камзоле с бело-голубым гербом на груди, принял рукоятью секиры неумелый размашистый удар и на развороте снес парнишке полчерепа. Острая секира резала кость, славно мягкое дерево. Остальные товарищи Сидри не отставали. Окровавленные топоры так и мелькали в воздухе. Кто-то опрокинул масляную лампу, и по полу и стенам начали карабкаться язычки пламени. Лицо Сидри перекосилось. – Cshorve, Ypud! Raanna abzig! ( Уходим, гномы! Пусть поджарятся!) И потащил к опрометчиво выбитым дверям тяжелый дубовый стол, перерубленный напополам чьей-то ретивой секирой. Хохоча во всю глотку, гномы выскакивали наружу. Прижали столом обе половины дверей, подперли очень кстати случившимся тут же колом. Из окон уже валил дым, но, заглушая треск и гудение пламени, лаская слух истинным Ypud, из горящего трактира неслись вопли обреченных хумансов. Очевидно, задняя дверь у трактирщика тоже была добротной. Остальные гномы не теряли времени даром. Выламывали двери, срывали ставни, врываясь в дома, откуда затем слышались только отчаянные мольбы о пощаде, неизменно заканчивавшиеся громким хохотом и коротким свистом начищенной стали, резавшей плоть так же легко, как и воздух. Кто-то волок наружу женщин, намотав на кулак пышные волосы, – о нет, отнюдь не насиловать, а всего лишь зарубить на глазах товарищей, дабы те смогли оценить красоту удара Иные, увлекшись, тащили колыбельки с детьми. О младенцев даже не марали сталь – давили сапогами, точно мерзких насекомых. Да и что еще прикажете делать с отродьем отвратных хумансов? Отряд Сидри, ворвавшись в город, поневоле продвигался медленно. Слишком много мягкой плоти просило их топоров. Слишком много огня надо было разбросать. Слишком много голов снести. Гномы убивали точно безумные и никак не могли насытиться ни разрушениями, ни убийством. Им казалось – их руки обрели поистине твердость камня. Их удары, все как один, оказывались смертоносными. Даже успевшие схватиться за оружие хумансы, казалось, впервые в жизни видят щиты и мечи. А спутникам Сидри, напротив, мнилось, что в руках каждого из них неистовым огнем горит Драгнир, Алмазный Меч гномов. В обреченном городке стоял небольшой отряд имперской стражи, даже не легионеров, чьей задачей было присматривать за порядком на Тракте, охранять его от нет-нет да и случавшихся тут разбойников и блюсти мир на самих улицах. Сотник поднял своих по тревоге, однако никто ничего не понимал, слова «гномы напали!» казались столь же правдоподобными, как «солнце всходить перестало!». Давным-давно приведенные к покорности подземные недомерки не дерзали даже косо взглянуть на имперского подданного. Что уж тут говорить о нападении с оружием… Однако приказ есть приказ. Сотник повел навстречу Сидри полные восемь десятков хорошо вооруженных солдат; еще пятьдесят торопились с другого края города, от восточных ворот. Хватая все, что попадет под руку, и проклиная этих негодяев-гномов, бежали к месту схватки мужчины, главы семейств – кузнецы, каменщики, древоделы, углежоги, сплавщики, народ крепкий и тертый жизнью. Они сшиблись, когда пылало уже несколько кварталов, тех, что примыкали к западной стене. Сидри, весь покрытый чужой кровью, смачно плюнул в лицо распятой на стене дома девушке – гномы с гоготом вбили ей в ладони и ступни здоровенные костыли – и, поднимая топор, проревел своим что-то бессвязное, тем не менее гномы мгновенно поняли. Улицу перед надвигающимися стражниками и горожанами мгновенно перекрыла стена щитов. Длинные секиры заброшены за спину, из коротких ножен выхвачены мечи, сделанные в подражание гладиусам легионеров, только еще шире и толще у обуха. Над плечами гномов поднялись арбалеты – стрелки разряжали оружие, не целясь, каждый болт находил цель. С чердаков и крыш полетели и ответные стрелы, однако их оголовки в подавляющем большинстве лишь бессильно скользили по выкованной в подземных кузнях броне. – Arghei, Ypud! – Сидри размахнулся коротким мечом. Гномы с ревом повалили за ним, и стражники невольно попятились. Мелькнуло несколько пилумов, брошенных дрогнувшей рукой, – вес завязли в щитах, однако гномы словно бы и не заметили этого. Одним броском преодолели отделявшее их от стражников расстояние, и… …Сотник успел ударить только один раз. Невысокий широкоплечий крепыш в черной богато инкрустированной броне, небрежно отбил его выпад, ударил щитом в щит, и бок человека пробило что-то тупое, раздирающее внутренности, ломающее кости… Меч Сидри прошел сквозь кирасу и кольчугу под ней, не ощутив никакого сопротивления. Несколько мгновений спустя толпа, оставив десятка два трупов, бросилась врассыпную. Весь боевой задор пропал бесследно – надвигавшиеся неумолимо, точно смерть, ряды гномов внушали почти что священный ужас. Стрелы подземных воинов собирали обильную жатву. Визжащее и воющее человеческое стадо докатилось до небольшой ратушной площади. Ратуша была уже покинута, судьба небогатой городской казны никого не интересовала. Люди давились у восточных и южных ворот, норовя выбраться из каменной ловушки так и не защитивших стен. Сидри и его отряд взялись за прежнее – убивать тех, кто не успел или не смог сбежать, и поджигать дома один за одним. За все время боя гномы не потеряли убитыми или ранеными ни одного воина. На ратушной площади стоял небольшой храм, церковь Спасителя; на колокольне ударили в запоздавший набат. Сидри вывел к храму совсем небольшой отряд, не более десятка – да и куда больше, хумансы бегут, теперь важно не упустить очень уж многих; ага, храмина, высокие двери, покрытые каким-то жалким подобием резьбы, внутрь, внутрь, внутрь! Тяжелые створки оказались незаперты. Десятка три хумансов сгрудилось перед раскрашенными досками в дальнем конце вытянутого зала. Хнычут, о чем-то просят.., просят своего Спасителя спасти их жалкие душонки… Ну ничего, сейчас вы узнаете, что такое гномий топор! Сюда по большей части сбежались бабы с ребятишками. Сидри с ходу, не остужая сердца, надвое перерубил какую-то девчонку, судорожно прижимавшую к груди малыша, шагнул через распластавшееся в крови тело, глянул вверх… Простые раскрашенные доски. Намалеван лик какого-то худосочного хуманса с тощей бороденкой (имей такую любой, даже самый захудалый гном – удавился бы от позора!), намалеван кое-как, живописец, верно, был никудышный, все какое-то плоское, коричневое, тупое… Но вот отчего же живут глаза на этой размалеванной доске? Отчего глядят с болью и еще с каким-то непонятным, бередящим душу предупреждением?.. «Тьфу, пропасть! – подумал Сидри. – Привидится ж такое». Он тряхнул головой, отгоняя видение. Однако оно не пропадало. Глаза на деревянной доске жили по-прежнему. А в ушах гнома внезапно прозвучало: «Ей, гряду скоро!»… – Что встал, Сидри? – окликнул его кто-то из спутников. – Зажигаем здесь все – и пошли! Сидри вновь тряхнул головой. На сей раз помогло. Словно внезапно налетевший блеск Алмазного Меча напрочь смыл недоброе видение. Быстро посдирав иконы со стен и устроив из них костер, гномы ушли, оставив на полу изрубленные тела хумансов. Запряженная тараканами упряжка оказалась куда как скора. Тави и представить не могла, что они с Акциумом пронесутся через пол-Империи за считанные часы. Над миром едва-едва занялось утро, а экипаж мага уже стоял у ворот Мельина. Тави открыла рот. И закрыть его оказалась уже не в силах. Великого города больше не было. В изгибе реки – лишь черные руины, окруженные кольцом устоявших каменных стен. Да торчат, словно гнилые зубы, закопченные башни магов. Черный Город погиб весь, начисто. Белый удалось местами отстоять, но и там хватало разрушений. Жители поспешно уходили – на пепелище делать было больше нечего, и не нашлось никого, кто возглавил бы желающих вновь отстроиться на старом месте. Утром Тави и Акциум застали уходящие прочь от Мельина последние караваны погорельцев. Нагруженные жалким скарбом, все таща на себе, они шагали и шагали – кто на восток, кто на запад, но большинство – на теплый юг. И бессмысленно было хоть что-то спрашивать. Горе поглотило выживших без остатка – мало оказалось тех, кто не потерял родных и близких в разожженном схватившимися силами пожаре. Кто ж мог знать об адресованной Патриарху Хеону записке Императора, где, помимо всего прочего, имелись слова: «зажигай город»? Люди привычно винили во всем Радугу. – Не может быть, – потрясение мотал головой Акциум. – Много чего я видел, Тави, но такого.., и не верю я, что маги зажгли Мельин. Когда такая свара начинается, города от грошовой свечки сгорают. Уж ты мне поверь. Навидался… Они оставили колесницу в зарослях. На всякий случай Акциум накинул отводящее глаза заклятье. – Не хватало еще, чтобы простолюдины на наших коньках прокатились, – невесело пошутил он. Они отправились на поиски – оказавшиеся, на удачу, недолгими. Тави первая почувствовала след. Он тянулся прочь от обугленных стен Мельина, куда-то на юго-запад. Ошибиться было невозможно – ни одно существо в пределах Северного Мира не могло оставить настоль ко чужой и чуждый след. Акциум обрадовался – странной радостью. – Хорошо, что нашли, – проговорил он, поводив руками над не видимым, не осязаемым ни для кого, кроме магов, следом. Тави не успевала следить за сменой его заклятий, с такой скоростью Акциум менял мыслеформы и компоненты, с невероятной легкостью перескакивая от жеста к мысли или даже к слову. – Хорошо, что нашли.., да все другое плохо. – Что же? – Мир по всем швам трещит, Тави, – глухо ответил старый маг, – И я не знаю, что тому причиной Я ли, что нарушил запрет.., или эти самые твари, с которыми под горой бились… А когда маг чего-то не знает, есть опасность, что он таких дел наделает, таких пирогов напечет, что самому потом тошно станет. Ну да делать нечего. Идем посмотрим, куда нас эта стежка приведет… …Стежка привела к древнему кургану с каменным дольменом на склоне. – Здесь, – выдохнула Тави – молчание стало совсем невыносимым. Акциум всю дорогу только и делал, что поддерживал какое-то невероятно сложное, хитро сплетенное заклинание, так что Тави не смогла в нем ничего понять. – Здесь, – кивнул волшебник. – Одного я понять не могу, Тави, девочка, – зачем им этот курган? Что они от него хотели? Хода никакого я там не чувствую… Ох! – Что такое?! – Тави подхватила Акциума под руку. Акциум в один миг сделался белее снега. – Там.., там.., внизу.., под курганом… Ах я, глупец.., старый я болван… Ну конечно же, конечно, как я мог не догадаться… Сухое, почти невесомое тело обвисло на руках Тави. Губы старика по-прежнему шевелились, он что-то бормотал, только слова сделались совершенно непонятны. – Учитель! – Тави взвыла раненой волчицей. Осторожно опустила Акциума на сброшенный с плеч плащ, положила пальцы на туго обтянутые желтоватой кожей виски. Надо передать ему хоть чуть-чуть Силы, потому что… – Нет! – Закатившиеся было глаза мага вновь смотрели ясно и твердо. – Ни в коем случае! Этого-то от нас и ждут… Не используй тут Силу! И потом все вопросы, потом, поняла?! О-ох.., надо мне посидеть чуток… Опираясь на Тави, Акциум сумел подняться по раскисшему от дождей и растаявшего первого снега склону. Они остановились возле мрачного каменного дольмена. Чародей поскреб поверхность посохом – под напластованиями отмершего мха обнаружились грубо высеченные руны, такие древние, что у Тави захватило дыхание. – Кроме меня, их никто бы видимыми не сделал, – с мрачной гордостью заметил Акциум. – Даже те, из Долины… – Кто-кто? – не поняла Тави. – Долго рассказывать, сейчас некогда, – отмахнулся Акциум. – А сказано здесь вот что.., на древнем языке самых первых людей, что обосновались в Северном Мире задолго до эльфов, гномов и Дану… – Как это так? – опешила Тави. – Люди ведь.., много позже пришли. – Много позже они вернулись, – с нажимом сказал маг, водя посохом по камню. – А эти дольмены они ставили, пока еще жили здесь. И не помышляли ни о каких южных землях. – Так почему же ушли? – удивилась Тави. – Климат менялся, – задумчиво, словно погружаясь в воспоминания, проговорил Акциум, опуская посох и тяжело на него опираясь. – Зимы становились все суровее. Снега все больше, а лето – все холоднее. Дожди. Урожаи гнили. Зверье откочевывало. Людям пришлось уйти. Они переправились через Внутреннее Море и на долгие века обосновались там. А Северный Мир достался пришельцам с востока и запада, нечеловеческим расам, что умели подчинять себе погоду, владели более сильной магией, словом – были куда лучше приспособлены к суровой жизни здесь. Первые города эльфов и Дану основаны были на месте брошенных людских поселений и опустевших деревень… Но хватит! Мы с тобой сюда пришли дело делать. – Так а что неладно с этим курганом? – Сейчас придется мне тряхнуть стариной, – объявил Акциум. – Вот только дочитаю, что здесь написано… Давай, не стой столбом, помогай! Тави выдернула меч. Железо с противным скрипом прошлось по камню. Обнажилась целая строчка немудреных рун, кое-как вырубленных в неподатливом граните. – Какие молодцы! – негромко произнес Акциум. – Столько веков назад у них уже был алфавит! Каждому звуку соответствовала буква. А эльфы еще добрую тысячу лет пробавлялись пиктограммами! – Что здесь сказано, Учитель?! – Учитель? – Акциум резко обернулся. – Давно меня так не звали.., а ведь у меня нет Зерна твоей Судьбы, девочка… – Не знаю, о чем ты, – растерялась Тави. – Ты ведь учишь меня.., значит – Учитель! Маг только покачал головой и вздохнул: – Не иметь учеников было одним из условий моего заключения. Точнее, одним из условий того, что мне оставили этот облик, а не превратили в какую-нибудь вечно размножающуюся в пещере подземную слизь… Ну да ладно, прозвучавшее не заставишь умолкнуть. А сказано здесь вот что, Тави: «Силой крови заперт проход. Да пребудет мир с тем, кто мира был лишен». – И что все это значит? – Это не просто курган. Это древний могильник. Те, кто жил здесь задолго до эльфов и гномов, выкопали его, похоронили в нем.., гм.., некое создание и потом возвели твердую, как камень этого дольмена, магическую ограду вокруг саркофага. Заклятие держится до сих пор – держится, потому что его скрепляет самое сильное снадобье, что только есть в предметной магии, – жертвенная человеческая кровь. – Ого! – невольно вздрогнула Тави. – Там, внизу, – тихо, почти нараспев проговорил Акциум, – сотни и сотни костяков. Понадобились поистине ужасные жертвы, чтобы погребенный под землей Ужас никогда не вырвался наружу. Ты еще не поняла, почему я запретил тебе пользоваться Силой? Тави вновь вздрогнула, зябко поежилась, обхватывая руками плечи. Ответ пришел сам собой: – Потому что тварь так и не умерла до конца? И Древние это знали? – Верно, – кивнул чародей, – Делаешь успехи, девочка. Люди не смогли убить то создание до конца. Смогли лишь вбить в каменный гроб, окружить чародейской оградой да насыпать курган. А дольмен.., дольмен нужен был их шаманам и жрецам – творить поддерживающие великое заклятие обряды. Но с этим они, как говорится, перестраховались – чары отлично держатся и по сей день. – А как же Радуга? – в который уже раз поразилась Тави. – Как они могли не заметить такого? – Как раз Радуга-то, не сомневаюсь, и заметила, – хмуро уронил маг. – Вот только почему не уничтожила.., этого я понять не могу. Быть может, просто не хотела связываться, избегала зряшноего риска? Не буди лихо, пока спит тихо – не про такой ли случай сказано? Ну а нам рот придется-таки его будить. – Почему? – Потому что здесь один из ковенов наших козлоногих друзей, разве ты не поняла этого? Их след ведет сюда, ныряет в дольмен и уходит под землю. Они нашли какой-то способ частично обойти заклятье, охранявшее сон твари, Я не сомневаюсь, они состоят в каком-то родстве. Но вот откуда они пришли, эти бестии.., я до сих пор теряюсь в догадках. Правда, в том, что они не из Хаоса, почти уверен. Не тот образ действий. В общем, не так важно, кто они и откуда. Крысиный лаз надо заткнуть. И похоже, Тави, тебе придется вспомнить, что ты – почти что Вольная, а следовательно – мастер клинка. – П-почему?.. – Потому что любая магия на склонах этого холма или даже вдалеке, но нацеленная на него, неизбежно разбудит бестию. Даже Древние не смогли обойти этот запрет. Без жертвенной крови не обойтись… – Акциума всего передернуло от отвращения, – но для нас, как ты понимаешь, этот путь не годится. Поэтому тебе придется сдерживать тварь, пока я не залатаю дырку. А уж потом мы с ней поговорим по-другому. Терять нам, похоже, все равно уже нечего. – Маг сбросил плащ, расправил плечи. – Сейчас я пробью ход вниз. Он есть и так – через дольмен, но там нас, я уверен, ждут. Иногда грубая сила бывает эффективнее точности и ловкости… Постарайся не дать бестии как следует там развернуться. Прикрывай мне спину, Тави. Я помочь тебе не смогу, так что рассчитывай только на себя. Ну, готова? Начали!.. Акциум театральным жестом воздел руки. Вокруг посоха зазмеились голубые светящиеся струи; их становилось вес больше и больше, пока наконец с посоха не сорвалось целое голубое копье, вонзившееся прямо в склон холма. Тави невольно попятилась, ожидая фонтанов брызжущей в разные стороны земли, – однако же нет, ничего подобного не случилось, просто на склоне появился сияющий ярким голубым светом овал. – Скорее, Тави! Оно уже шевелится! – крикнул Акциум, первым бросаясь вперед. Голубое сияние на миг охватило его, и маг исчез бесследно. Тави, не раздумывая, бросилась за ним. Ее меч был уже наготове. Мгновение ослепительной, фантасмагорической пляски огней и красок, а затем Тави увидела, что стоит в самой середине округлой камеры, посреди сонма человеческих костей. Подземелье заливал неяркий голубой свет, маг Акциум стоял у дальней стены, все так же воздев руки, нараспев выкрикивая какие-то слова. Ни одно из них Тави, само собой, понять не могла – сами звуки языка казались до невозможного чужими, недоступными для человеческой гортани. А в исполинском каменном саркофаге кто-то хрипел, взревывал и царапал когтями крышку, которая уже заметно вздрагивала, несмотря на охватывавшие саркофаг каменные же кольца. Кое-где они уже начинали покрываться сетью трещин. «И как же я с этим справлюсь?» – отрешенно подумала Тави. В правой руке она держала меч, в левой – выхваченный из-за голенища короткий кинжал гномьей работы; доспехов на ней не было, да Вольные в них и не очень нуждались, их козырем всегда были быстрота и отточенность каждого движения боевых форм. «Интересно, почему Акциуму можно пользоваться здесь Силой, а мне нет?» Развить эту мысль Тави уже не успела. Одно из каменных колец в дальнем конце саркофага с треском лопнуло, осыпав все вокруг каменной крошкой. Крышка приподнялась. |
||
|