Перемолотов ВладимирОчерки альтернативной мировой истории

Владимир Перемолотов

Очерки альтернативной мировой истории

Я всегда любил Историю, но меня раздражало то, что у нас она колебалась в соответствии с необходимостью данного исторического момента. ТОГДА она колебалась вместе с линий партии, ТЕПЕРЬ - в соответствии с установками Президента. Из-за этой нестабильности мне было жалко и себя, и историков, (как это можно изучать нечто, что вместо того что бы спокойно лежать, ползает у тебя под микроскопом?) однако потом я понял, что наша Историяэто История живая. Если у НИХ что произошло, то уж произошло, а у НАС уже происшедшее, вполне может быть переосмыслено. Но если это можно ИМ, то почему нельзя НАМ? Поняв это, я решил написать собственные версии развития исторических событий, выпустив на историческую арену двух хулиганов. Часть моих трудов предлагаю для критики.

С уважением В.Пермолотов.

Марафон

Ирокезовы отлично знали свои силы, и не стесняясь применяли их где попало. Иногда они шли на пользу окружающим, иногда во вред.

Последнее, конечно, случалось гораздо чаще, ибо интересы Ирокезовых редко совпадали с интересами человечества. При свогм поистине сказочном могуществе Ирокезовы вполне могли стать чьими-нибудь королями, царями, императорами, но это не прельщало ни отца, ни сына. Когда-то давним давно Ирокезов-старший так ответил депутации индийских мудрецов тщетно уговаривавших Ирокезовых взять власть в свои руки и облагодетельствовать человечество вечным миром.

- А на хрена это все?

Мудрецы действительно были умными людьми, и поэтому разговор быстро закончился.

Как человек действия Ирокезов-старший не любил однообразия и тем более не любил однообразия безделья, а став чьим-нибудь повелителем он неминуемо стал бы бездельником.

Конечно, были минуты безделья и у Ирокезовых - отдых нужен даже всесильным. Желая отдохнуть, Ирокезовы отправлялись обычно в какой-нибудь приморский городок, где веселились до тех пор, пока тяга к перемене мест не бросала их по миру.

Но, даже оставаясь на отдыхе, Ирокезовы совершали деяния, влияющие на ход мировой истории.

В то знаменитое лето 490 года до нашей эры Ирокезовы отдыхали на побережье Средиземного моря, в селении неподалеку от греческого городка Марафона. Дни отдыха были похожи один на другой как щенки одного помета. Почти весь день они проводили на берегу, поглощая солнечные лучи и йод. Загар хорошо приставал к северным телам Ирокезовых и поэтому к исходу третьей недели они загорели так, что совершенно сливались цветом с рыжим песком.

Однажды утром Ирокезова-старшего разбудил топот ног и лязг металла. Под окнами шло войско. Мрачные бородатые греки шли к морю, на Марафонскую равнину. Злой спросонья, с мутными глазами, Ирокезов-старший высунулся из окна.

- Другого места не нашли? Топаете тут...

Обращаясь к командиру, закованному в панцирь и нещадно сверкавшему на солнце, сказал:

- Эй ты, дерьмо в жестянке, уйди пока рога не обломал.

Войска быстро свернули на параллельную улицу. Ирокезов-старший закрыл окно, лег на правый бок, но уснуть уже не смог. Сон пропал, словно гоплиты унесли его на кончиках пик.

Поворочавшись в постели Ирокезов растолкал сына.

- Сынок, тут нынче войско прошло. Не слыхал куда?

Не выспавшийся сын помотал головой.

- Папенька! - укоризненное сказал он - Ты же знаешь, ежели я проснусь, то уж не усну, хоть стреляй в меня и огнемета. А?

Ирокезов-старший смущенно почесал ухо.

- Ну, извини. Все одно когда-нибудь просыпаться придется.

День было решено провести по старому распорядку. Через полчаса, с привычным грузом за плечами, они вышли из города, направляясь на пляж. Этот пляж Ирокезовы облюбовали давно.

Каждый день из трех прошедших недель они приходили сюда неся за плечами амфору с виной и корзину еды. Это был и завтрак, и обед, и ужин. День проходил незаметно в воспоминаниях из богатой происшествиями жизни, в поучениях Ирокезова-старшего.

Мягко говоря, пляж этот был малолюден, а если называть вещи своими именами, то человек на нем был такой же редкостью, как и счастливый понедельник. Однако в этот раз, поднявшись на дюны, они увидели два стоящих враг против врага войска.

Персы против греков.

Между ними была полоса песка, свободная от людей, своего рода демилитаризованная зона, шириной метров 300.

Оживленно обсуждая вооружение и шансы сторон на победу, Ирокезовы прошли между войсками на свое обычное место. Их конечно сразу узнали.

В недрах персидской армии возникло замешательство. Греки, желая внушить персам, что Ирокезовы пришли на берег не просто так, загремели доспехами приветствуя могучих героев, но Ирокезов-младший погрозил им кулаком и шум стих.

Это приободрило персов, начавших уже было эвакуировать ставку шахиншаха.

Видя безразличие Ирокезовых, персы стали строиться для атаки. Наши герои едва успели расположиться, то есть закопать амфору в песок и растянуть тент над головами, как войска за их спиною сошлись. Некоторое время Ирокезовы смотрели на побоище, но солнце и голод брали свое - они сперва искупались, а затем вылезли на берег загорать. Растянувшись на горячем песке с закрытыми глазами они слушали шум битвы, время от времени обмениваясь мыслями о превосходстве колющего оружия перед рубящим.

Собственно исход битвы был предрешен.

Персов было много. Слишком много. Много больше, чем греков и перевес в битве постепенно склонялся на их сторону. Грекам было понятно, что спасти их может только одно. Необходимо было лишить персов командования и тогда многочисленное войско станет неуправляемой толпой, и чем больше эта толпа, тем сложнее будет ей управлять.

Пока шла битва, Ирокезовы еще разок окунулись в море, но потом солнце разморило их, и они начали задремывать. В тридцати шагах от них, вокруг растянутого тента лилась кровь, но героев никто не беспокоил.

Видя это, шахиншах перенес свою ставку поближе к Месту их отдыха. Увидев это Мильтидат, командующий греческими войсками, вызвал к себе Виктора Фидипиида.

- Слушай, Виктор. Возьми с собой тридцать человек и постарайся свернуть голову шахиншаху. Только очень постарайся. Хорошо?

Огонь боевого безумия зажегся в глазах Фидипиида. Протяжно крикнув команду, он, не разбирая дороги, бросился на персов. Глаза его были устремлены на шатер шахиншаха. Кратчайшим путем, словно выпущенная из лука стрела, он полетел вперед, не заметив, что этот путь пролегает как раз через ногу Ирокезова-старшого, цветом своего загара совершенно слившего с песком.

Крик Ирокезова на секунду заглушил шум побоища. Битва остановилась. Ирокезов-старший стоял на одной ноге, потирая другую с изумлением смотрел на грека, пригвожденного ужасом к песку.

- Ты кто такой? - тоном, не обещавшим ничего хорошего, спросил его Ирокезов-младший, поднимаясь с земли.

Поняв, что за этим последует, Фидипиид бросился в толпу, стараясь скрыться среди людей. Страх его, однако, был так велик, что все перепутав он бросился в толпу персидских воинов. Ирокезов-старший зарычал и бросился за кик следом. Персы бросились в рассыпную. Войско обуяла паника. Фидипиид, охваченный страхом, бегал в рядах персидской армии, привлекая собой, как громоотвод молнию, Ирокезова-старшего, а тот безжалостный, как угольный комбайн в забое, бегал за греком оставляя за собой широкие как просека, свободные от всего живого полосы песка. Увидев это, греки воспрянули духом и бросились на врагов.

- Дави их братцы! - кричал МильтидатДави! Выдавливай!

Он махал мечем с такой скоростью, что иногда, словно боевой вертолет, поднимался над Марафонской равниной.

Персы побежали, но Ирокезов не обращал на это внимания. Сея смерть на своем пути, он гнался за греком.

Поняв, что в толпе ему не спрятаться он бросился в город.

Грек бежал с изумительной скоростью.

Ирокезов-старший даже залюбовался легкостью его бега. Против всех уставных требований он бросил копье и щит и бежал налегке. Оглохший от грохота битвы Ирокезов бежал следом, взывая к нему:

- Как твое имя, мерзавец? Как тебя зовут?!!

Грек бежал быстро, но все же не быстрее звука. Рев Ирокезова настигал его. Иногда он оборачивался и жалобно кричал в ответ:

- Виктор я, Виктор...

Но Ирокезов-старший не слышал, продолжая орать:

- Ну, попадись ты мне, собака!

В ответ грек сбросил панцирь и удвоил скорость.

Как не старался Ирокезов, расстояние между ним и греком не сокращалось. В конце третьего десятка километров Ирокезов впервые подумав о греке с уважением. Решив испытать ловкость своего соперника, он подхватил с земли камень, и швырнул в бегуна. Камень поднял впереди беглеца тучу пыли. Из тучи вновь донесся полный ужаса голос:

- Виктор я, Виктор!!!

Ничего другого бедняга кричать уже не мог. Уворачиваясь от брошенных мощной рукой Ирокезова камней он сложным зигзагом бежал по равнине к городу...

Остановившись на холме, с доброй улыбкой Ирокезов-старший смотрел ему вслед. Выкрикивая свое имя, грек вбежал в город. Пробежав по безлюдным улицам, он поспешил затеряться в толпе на площади. С криком- "Виктор я"он добежал до нег и упал замертво.

Сердце героя не выдержало нагрузки. Толпа горожан окружила тело героя. Люди в недоумении переглядываясь, отыскивая объяснения случившемуся.

- Он кричал ВИКТОРИЯ ! -провозгласил кто-то из сенаторов- Победа! Радуйтесь, жители Марафона! Персы разбиты! Мы победили!

Египетская ночь.

Исторически-эротический рассказ

Из всех видов разбоя, Ирокезовы больше всего не любили разбой на воде. На суше еще туда-сюда. Там у жертвы оставались шансы убежать, и спасти свою жизнь, когда ег имущество переходило в чужие руки, но вода отнимала у нег и эту последнюю возможность. Именно по этому Ирокезовы сразу согласились помочь жителям Крита, страдающих от набегов Санторинских пиратов паши Аль Мукейна. Делегация жителей была не многочисленна, и подарки не имели большой художественной ценности, но Ирокезовы не минуты не колеблясь, вылетели на место. Кроме естественного желания помочь хорошим людям их подогревала затагнная обида. Год назад этот Аль Мукейн приказал высечь на одинокой скале в Средиземном море две громадные буквы И и Д, Покрытые золотом, они привлекали всеобщее внимание. Слух о них разнесся по всему миру - мудрецы всех стран решали, что же хотел сказать этим Аль Мукейн? Но ответа не находили, а сам паша хранил высокомерное молчание словно фигу в кармане.

Ирокезовы лично для себя расшифровали это как недооценку пашой их умственных способностей. Такой вывод сулил сложности в жизни всякому, а уж человеку, занимающемуся морским разбоем и вовсе обещал тьму неприятностей.

Прибыв на Крит, Ирокезовы спешно развернули военные действия. В течении 15-дневного патрулирования над прибрежными водами они уничтожили 37 кораблей паши Адь Мукейна, а потом лихим налетом на Санторин (налет сопровождался бомбардировкой)

стерли гнездо пиратов с лица земли.

Сам паша был четвертован.

Расправившись о врагами Ирокезовы четыре дня отдыхали на острове, внимая восторгам Критской делегации и производя опись попавших в их руки сокровищ. В числе прочих редкостей им достался ковер-самолет. Старый, вытертый, похожий больше на шкуру давно вымершего животного, он не внушал доверия Ирокезовым, привыкшим к надежному виду пороховых двигателей.

Впервые увидя его Ирокезов-младший спросил отца; -Что это за дрянь, папенька?

Ирокезов-старший прочитав папирус, приложенный к ковру, и объяснил; - Средство передвижения. Видишь крылышки по бокам?

-Какое это средство? Это, пожалуй, насмешка над естеством!

Ирокезов-младший по молодости лет думал, что естественным можно считать только полет на пороховом двигателе, да птичий, и то с некоторыми оговорками.

Чтоб побороть сомнения сына Ирокезов-старший там же, в подвале устроил показательный полет- благо все инструкции были на знакомом о детства этрусском языке.

Повинуясь командам, ковер довольно резво носился по тесному помещению уставленному сундуками с драгоценностями , возя на себе обоих Ирокезовых. Вылетев из подвала они более пристально рассмотрели его. Он действительно оказался не делом рук этрусских ткачей и волшебников, а шкурой крылатой лошади некогда в изобилии водившейся на Пелопоннесе. Весь следующий день они приводили его в порядок - чинили, латали, чистили. На всякий случай Ирокезов -младший даже начистил его снизу сапожным кремом. Как не велико было желание испытать ковер в длительном атмосферном полете, осторожность взяла верх. Приведенный в порядок ковер словно помолодел.

Ирокезову-старшему показалось даже, что в некоторых, ранее лысых местах выросла новая шерсть, а в том, что вся шерсть стада как-то по особенному блестеть сходились оба представителя семьи Ирокезовых. В этом они видели доброе предзнаменование.

Отправив восвояси критскую делегацию, Ирокезовы взяв с собой корзину сушеных фиников, поднялись в воздух.

Ковер взмыл вверх, словно мог радоваться голубизне и чистоте средиземноморского неба. Большими кругами он ходил над островом, и вместе с солнечным светом на каменистую землю Санторина летела душевная песня Ирокезовых. Ковер двигался ощутимо медленнее порохового двигателя, но в глазах Ирокезовых это не было недостатком. Зато его не трясло, да и полет был абсолютно бесшумен.

-Эдак и к врагу подобраться можно -спросил сын у отца.

-Ты сперва сопли подбери- дружески посоветовал сыну Ирокезов-старший- а то ковер запачкаешь.

Твердой рукой он отправил ковер прочь от острова. Отлетев миль на 30, они зависли над водой, нежась в прохладном ветерке, скользившем по поверхности воды.

-Костерок бы развести -мечтательно сказал Ирокезов-младший.

-Дурак ты. Костер... И так жарко.

-ответил обильно потеющий отец.

-Да нет, рыбки бы нажарили.

-Рыбки ему... Вон финики жри.

Искупавшись, семейство вылезло на ковер обсыхать. Еще немного они поблаженствовали в струях прохладного воздуха, но ветер постепенно стих. На ковер навалилась жара.

Подняв ковер повыше Ирокезов-младший скомандовал ковру- "Вперед!" и резво рассекая воздух, тот понесся на юг, но Ирокезову-младшему до этого не было никакого дела- обдуваемый ветром он уснул безмятежным сном праведника.

Проснулись они от ощущения холода и сырости. Вокруг ковра ничего не было видно. Пространство, казалось, было наполнено киселем.

-Кажись приплыли, батя?

-Приплыли, сынок. Вылезай. Вот оно Царствие Небесное.

-Похоже, в облако попали?

-Похоже...

Ирокезов старший, досадуя на сына, спустил ковер вниз. Внизу, в пяти иди шести милях под ними, расстилалась земля, похожая на географическую карту. Опытный глаз Ирокезова-старшего сразу распознал, что под ними Египет. В лучах заходящего солнца были хорошо видны хорошо знакомые извивы Нила.

Это его озадачило, ведь заснул-то он над морем. Они спускались вниз, и земля обретала рельефность. Постепенно появились дороги, дома, оазисы с мелкими озерами. Прямо под ними клубилось облако пыли. Спустившись пониже, они услышали грохот сражения.

-Дерутся, папенька, определенно дерутся.

Давай пониже.

Ирокезовы повисли в сотне метров над землей и сквозь пыль наблюдали за побоищем.

Кто с кем дрался, для них не имело решительно никакого значения. Возможно, что внизу как раз сейчас решалась судьба какой-то цивилизации, что-то обращалось в прах, или что-то вставало из праха, но людям, пережившим рождение и гибель чуть не десятка цивилизаций, было наплевать на гибель еще одной.

Видя, что отец увлекся, сын шепотом начал спускать ковер все ниже и ниже. Побоище шло с переменным успехом и продолжалось бы еще долго, но случайность повернула его ход в сторону совершенно непредвиденную. Случайная стрела, пущенная без всякого умысла, попала в ковер-самолет. Он не смог заржать от боли - головы-то у него не было. Но боль пробудила резвость. Ковер прыгнул в сторону, превысив при этом раза в три скорость звука. Он просто выпрыгнул из-под Ирокезовых. И сделал это так стремительно, что им пришлось пролететь оставшиеся метры самостоятельно. Но что такое несколько метров для Ирокезовых? А для всех остальных судьба повернулась своей худшей стороной. Ковер перешел звуковой барьер, и воздушный бич смел все живое в радиусе мили. Когда пыль рассеялась, Ирокезовы увидели тысяч пять неподвижных тел в полном вооружении.

-Рать побитая лежит. - процитировал Ирокезов-младший какого-то классика. Эти строки как нельзя лучше соответствовали его лирическому настроению.

-Вроде как ничья? - поинтересовался Ирокезов-старший мнением сына. Он был циником, и картина нимало не взволновала его. Больше всего его сейчас волновала мысль о ковре.

Залетев в такую даль, ему не хотелось возвращаться домой через весь Ближний Восток. Взобравшись на холм, они огляделись. Как всегда самое интересное оказалось у них за спиной.

-Смотри, папенька!

Ирокезов-старший обернулся, но вместо ожидаемого ковра увидел большой оазис. Вокруг озера кучками стояли пальмы, закрывая собой великолепный дворец белого камня.

Не рассчитывая на гостеприимство, они пошли к нему, желая раздобыть себе комфорт и ужин хотя бы и силой.

К счастью для стражи ег перед воротами не оказалось. Двор то же был пуст. Неся на лице недоумение, Ирокезовы вошли во дворец. Подумав, что стражники перепились и спят, Ирокезов-младший решил избить начальника стражи за плохое несение караульной службы. Только во втором зале они наткнулись на старика, бормотавшего что-то по-персидски. Увидев Ирокезовых, он бросился, было бежать, но был схвачен Ирокезовым-младшим.

-Слушай, старик, это Египет? - На всякий случай спросил он.

Старик зарыдал в голос:

-Приходит конец великому Египту!

Ответ Ирокезова-старшего не устроил.

-Если не станешь отвечать на вопросы, то твой конец настанет несколько раньше.

Вид Ирокезовых внушал сразу два чувства - страх и уважение, поэтому старик быстро собрался с мыслями.

-Египет, уважаемые. Именно Египет.

-А кто тут хозяин?

-Фараон.

Ирокезовы расселись на богатом диване с чувством близким к полному умиротворению. Хозяина у дворца можно сказать не было- без сомнения Фараон лежал сейчас на песке, став жертвой резвости ковра-самолета. Напитков и еды во дворце тоже хватало - иначе какой это дворец? А всякие неожиданности, например со стороны стражи....

-Послушай, старик, неужели ты тут один?

Без охраны? Ведь война кругом, а на войне чуть что и все. Разнесут фараоново имущество.

Старик немного попричитал - исход битвы внушал ему опасения.

-Фараон увел ег с собой, оставив нас без защиты...

-Кого это "нас"? - лениво поинтересовался Ирокезов-младший. Поняв, что до начальника стражи ему уже не добраться он охладел к идее мести.

-Как это кого? - возмутился старец- Нас!

Меня и свой гарем!

-Гарем? - у Ирокезовых так заблестели глаза, что старик попятился, закрывая спиной двери.

Понимая беспокойство старика, и удивляясь его проницательности Ирокезов-старший прищурив глаз оказал:

-Ты, отец, нас не бойся. И фараона своего не бойся, ибо душа его....

Он посмотрел вверх, словно надеялся увидеть там фараонову душу, но вместо нег увидел там изумительной красоты фреску- "Отряд амазонок в походной финской бане". Он крякнул и опустил глаза.

-А нас ты уважай. Мы - Ирокезовы!

Старик упал на пол, раздавленный выпавшим на его долю счастьем.

-Вставай, вставай. Я тебе не Фараон. Я таких штук не люблю.

Но старик упорно лежал на полу. Чувство восхищения прижимало его к земле.

-Назначаю тебя....

Сексуально-уполномоченным. Подготовь-ка сегодня ночь разврата....

Сколько вдов от Фараона осталось?

-506,высочайший!

-Очень хорошо, - одобрил его Ирокезов-старший - Люблю четные цифры. Ирокезова-младшего это то же устраивало не вполне.

-Эх, папенька, что ж кота-то в мешке брать? Посмотреть бы надо! Ирокезов-старший задрав голову, посмотрел на потолок. Амазонки все парились.

-Посмотреть? Это можно.

Обернувшись к старику, приказал:

-А устрой-ка ты нам, братец, парад!

Старик хотел, было горестно взвыть, но вовремя вспомнил перед кем лежит. Тихонько постанывая он отполз за дверь, а уж там, взвыв во весь голос, побежал исполнять приказание.

-Хороший старик.

-Д-а-а-а. И, главное, как обрадовался!

Ирокезовы спустились вниз, на первый этаж дворца. Накопленный опыт пребывания при дворах различных владык безошибочно вывел их к кухне. Большая сводчатая зала благоухала запахами душистого перца и корицы. Изрядно проголодавшийся сын воскликнул:

-Розарий!

Стоявший за его спиной отец пробурчал что-то о сосисочных кустах с колбасными бутонами, но без особого раздражения- к царскому обеду у них имелся зверский аппетит.

Они шли по залу, смахивая крышки с котлов и упиваясь запахами. Египетская кухня радовала разнообразием блюд. Оглядываясь по сторонам они прикидывали с чего бы начать, и неизменно с чего-нибудь начали бы, если б в голову Ирокезова-старшего не явилась неожиданная мысль.

-Стоп, сынок. Всем этим мы завтра займемся.

Ирокезов-младший вопросительно посмотрел на отца.

-Забыл разве какое дело у нас?

Сын оскаблился.

-Еда делу не помеха.

-Не всякая еда и не всякому делу...

Диету блюсти надо!

Сразив сына загадочным словом, он пошел назад, не сомневаясь, что сын последует его примеру. Он шел туда, где на крюках болтались копченые свиные туши.

-Сало, сметана, яйца, немного просяного пива.... Только в этом случае - он поднял палец- Только! Они запомнят нас надолго....

Разбив в кувшин с пивом три десятка яиц, отец хлебнул, поморщился и передал кувшин сыну.

Пока тот опорожнял его, Ирокезов старший, сорвав с крюка тушу начал пластать ег ножом. Из-под него толстыми ломтями валилась розовая ветчина, летели куски сала.

Уложив ветчину на пшеничную лепешку, Ирокезов-старший зажмурив глаза вонзил зубы в свиную мякоть. На лице отца было написано такое удовольствие, что Ирокезов-младший сам счастливо засмеялся:

-Живем, батя!

-Жить, сынок, начнем вечером!

Через час, когда Ирокезовы заедали съеденное густой сметаной, сверху робко спустился старик.

-Светлейшие, ваша воля исполнена!

Подталкивая в спину сексуально уполномоченного, Ирокезовы поднялись в верхнюю залу. Перед их глазами разливалось море женской красоты: одетые в шелка и бархат, украшенные драгоценными камнями, пахнущие как сотня парфюмерных лавок, вдоль стен стояли жены Фараона. Первое впечатление от увиденного, высказал Ирокезов-старший:

-А у фараона-то губа не дура...

Они обошли строй женщин и пожираемые сотнями восторженных глаз остановились в центре зала. Хотя Ирокезовых было весьма трудно смутить, но в эти минуты они испытывали именно это чувство. Оба думали об одном и том же- как им управиться с полутысячей женщин? Из затруднения их вывел сексуально уполномоченный. Он подал знак, и драпировка на одной из стен стала расходиться в стороны. За красочными полотнищами Ирокезовы увидели продолжение зала. Вдоль всех стен стояли деревянные конструкции, прикрытые богатыми покрывалами.

-Эротические качели Фараона! - провозгласил старик. Ирокезовы подошли поближе. Качели были построены со знанием дела и любовно украшена затейливой резьбой. Сложные рычаги, толстые медные пружины и стеклянные линзы создавали впечатление мощи Египетской науки и техники.

-Глазу приятно. -отметил Ирокезов-старший, освобождаясь от одежды. Сын его ничего не сказал.

Повернувшись он увидел, как женщины с волнующим душу и тело смехом рассаживались на качелях. С тихим шорохом там падал шелк, словно бабочки упархивали и скрывались в полутьме кружевные накидки...

Видя изобилия восхитительной женственности, ничем не прикрытые тела первых красавиц Египта и окрестностей Ирокезов-младший только мычал от страсти. Он наливался кровью, становясь все больше и больше похожим на носорога.

Женщин было настолько много, а красота их так притягательна, что он застыл в нерешительности- с кого начать?

Краем глаза он увидел, что отец шагнул вперед. Тот все решил сам.

Ощутив под руками ласковость кожи он подумал:

-"Ах!"

Но мысль эта была мимолетна, она пропала, едва возникнув. С другого конца зала до него донеслись полные любовной истомы стоны женщин, над которыми трудился его сын, вкладывая в любовь весь энтузиазм молодого, диетически накормленного тела.

Ирокезов-старший выдохнул воздух, и все кругом завертелось...

Так были зачаты 300 спартанцев.

В окрестностях Александрии

Молнии резали темноту тяжглыми и сырыми ломтями. Вспышки на мгновенья освещали поле, но темнота всей тяжестью наваливалась на трещины в свогм теле и охлопывала их со страшным грохотом. После каждой вспышки земля вздрагивала как в ознобе и сжималась в ожидании новой порции электричества. Шгл дождь. Ирокезовы пережидали непогоду в случайно подвернувшейся пещере. Сквозь сетку дождя видно было, как ручейки дождевой воды скатывались по глине вниз, где собирались в мутные потоки.

- Погода то - неясным голосом сказал Ирокезов-старший.

- Стихия - согласился сын.

Разговор о погоде, безусловно, не интересовал ни того, ни другого, однако обо всгм остальном было переговорено в дороге. Путь был дальним. За полгода, пренебрегая всеми техническими новшествами, они прошли от Оловянных островов до Египта. Торопливость не была свойственна Ирокезовым.

поэтому шли не торопясь, отдыхая, где хотелось, останавливаясь там, где природа являла перед их глазами приятные картины единства воды, земли и неба. Дел у них не было. Слегка ошалев от безделья, они ждали, что вот-вот где-нибудь вспыхнет очередная война или мор, или голод и тогда всг встанет на свои места. Их снова позовут и снова начнутся кровавые безобразия. Однако время шло и ничего подобного не происходило. Страна отдыхала. Долгожданный мир снизошгл на землю...

Ирокезов младший, отведя глаза от прогма, глянул на мешки, сложенные у дальней стены. В мешках хранилась провизия, купленная перед последним, самым большим переходом.

- Может поедим а, папаша?

- Отчего не поесть? - согласился Ирокезов-старший. Они развязали мешки и, повернувшись спиной к прогму, начали трапезничать. Не успели они набить свои желудки и наполовину, как перед входом послышался шум, и четверо странников появились перед Ирокезовыми.

- Ой - сказал первый странник - извините, мы нечаянно.

- Ничего, ничего - сказал Ирокезов-младший - мы вам рады ...

Он действительно обрадовался. Гости могли оказаться разговорчивыми и много чего рассказать.

- А если возгордятся и ничего не скажут, то я им морды побью - какое-никакое, а развлечение ...

Ирокезовы разложили перед гостями продукты и разыграли секстет на мешках с едой.

Непогода загнала в гости к Ирокезовым странников, каких было не мало и в греческой земле. Утолив первые муки голода, люди откинулись назад и давая отдохнуть зубам густили в работу языки. По праву хозяев вопросы задавали Ирокезовы.

- Что же потянуло вас в путь, почтенные, в такую-то погоду.

Самый старший из путников вытер руки о бороду, и закатив глаза ответил.

- Любопытство. Невинное любопытство.

Ирокезов-старший поднял бровь над правым глазом. Эти два старичка и мальчишка вполне могли оказаться тевтонской разведкой. С такими нужно было держать ухо востро.

- Мы идем - продолжил старец - в славный город Александрию на праздник.

- Что же это за праздник?

Путники оживились.

- Вы не знаете о празднике? Его дает сенатор Порцион в честь девятой годовщины победы над Карфагеном. В город прибывают танцовщики, фокусники и атлеты. И мы оказались в числе приглашенных.

- Чем же знамениты вы, уважаемые незнакомцы?

Странники напыжились и самый младший, ходивший верно в учениках, ответил.

- Мы - величайшие маги вселенной. А особенно среди нас велик Визуарий.

Он указал пальцем на того самого разговорчивого старика. Старик благосклонно кивнул.

- Величие мое беспредельно ...

Ирокезовы тонко улыбнулись. Тщеславный старик развеселил их.

- Мы благодарим случай, приведший вас в наше убежище - немного напыщенно сказал Ирокезов-младший.

Своим тоном он скрывал усмешку - всемогущий маг не смог справиться с непогодой.

- Мы также сожалеем, что случай этот оказался связанным с проливным дождгм, доставившим величайшему магу столько неудобств ...

Ирокезов-старший громко и неприлично хмыкнул.

- Вы считаете, что я должен был прекратить дождь? - проницательно заметил Визуарий - но зачем же вмешиваться в волю Богов?

- Воля Богов священна - согласился Ирокезов-младший, хотя в Бога не верил.

Молодой гость, не сдержавшись, хихикнул.

Визуарий грозно посмотрел на него. Тогда хихикнул и Ирокезов-младший.

- Я тебя сейчас в жабу обращу - пообещал Визуарий своему спутнику. Ирокезов-младший собрался было поглядеть на мастерство величайшего мага вселенной и даже привстал, но тот вместо этого ударил мальчишку по лицу. Тот ойкнул, заскулил.

- Ах ты ... маленьких обижать? - обиделся Ирокезов-младший. Он вскочил на ноги с самыми дурными намерениями.

Костер снизу высветил его фигуру. Ах, как хорош он был! Ирокезов-старший даже залюбовался сыном. Тот поднял руки, и могучие пласты мышц прокатились под упругой кожей. Его сухожилия- предмет зависти персидских лучников- вздулись, придавая мощному телу строгие геометрические формы. Пифагор, однажды сказал папаше, что торс его сына по идеальности формы даст сто очков вперед любой трапеции. И Ирокезову старшему, не смотря на присущую ему скромность, пришлось согласиться с мудрецом.

Гости бросились к выходу ... Ночная погоня была долгой. Ирокезов бегал как ветер, но догнать странников сумел только в городе - страх окрылил их ноги. Он долго преследовал их по кривым Александрийским улицам, пока не упал, зацепившись на бегу за угол административного здания ... Так была разрушена Александрийская библиотека.

Нидерланды.

В ту злополучную ночь луны над Голландией не было.

Именно это обстоятельство и послужило завязкой трагедии, изменившей ход испано-нидерландской войны:

Ирокезовы вышли из палатки Главнокомандующего, слегка покачиваясь от съеденного и выпитого и тут же попали под дождь. Часовой сделал им "на караул"", но герои не заметили этого. Задрав головы вверх они обиженно смотрели в небо, что решило испортить так - Дождь: - сказал Ирокезов младший.

- Вот это да: - откликнулся папаша и скомандовал. - В укрытие!

Прогнав часового, они сели под грибок, защищавший того от дождя и ветра и разговорились.

- А что, папенька, хороший человек наш главнокомандующий?

- И-и-и-и-и, сынок! - протянул Ирокезов старший, вкладывая в это "и-и-и-и-и" ничем не передаваемый смысл.

- И правильно! - с жаром согласился сын. - Кремень мужик!

- Угу, -согласился Ирокезов старший. - Дворянин, правда:

Он прищурил глаз, выражая самую малость сомнения.

- Ну и что, что дворянин? - спросил сын. - А что дворяне не люди?

- Люди, - согласился папаша, - только кровь у них гнилая, а так все ничего:

- Дворяне, они разные!

- И-и-и-и-и, сынок! Опять протянул отец, дававший понять, что уж кого-кого, а дворян он знает как облупленные яйца. В каком-то смысле Ирокезов бы прав, ибо дворянской крови за последнее время пролил не мало. Отдавая дань проницательности Ирокезова старш - Да вы прямо герои! восхищался Главнокомандующий обоими Ирокезовыми.

- Да, - отвечали они в один голос. - И в огне не горим и в дерьме не тонем. Лишь бы воздуху хватало:

- Да вам все по плечу! - ахал Главнокомандующий.

- Это уж как прикажете: - скромно соглашались Ирокезовы.

- А не взорвать ли вам, братцы в таком случае неприятельский редут? забрасывал удочку Главнокомандующий.

- Отчего же не взорвать? - спрашивали Ирокезовы, засучивая рукава, очень даже можно, ежели пороху в достатке:

- Выдать им пороху сколько пожелают! - кричал тогда Главнокомандующий и Ирокезовы, получив порох, шли причинять неприятности неприятелю.

Случалось такое не реже двух раз в неделю, и в этот раз получилось то же самое. Главнокомандующий предложил им взорвать важное вражеское укрепление.

- Траншея эта мне как кость в горле. Проглотить не могу, а выплюнуть не имею возможности.

Прознав, что дело опасное Ирокезовы тут же согласились. Из личных запасов Главнокомандующего им выдали ведро "Рябиновой мальвазии" и две бочки голубого василькового пороха. На прощание Главнокомандующий слегка смущаясь сунул Ирокезову старшему объемисту - Да хватит нам, - отказался папаша, кивая на ведро мальвазии, но оказалось, что кое-что не понял.

- Я тут с колдуном посоветовался. Он рекомендует хлебнуть перед диверсией.

Ирокезов взвесил флягу в ладони, и ведро внезапно показалось ему не таким уж большим. Он повесил ее на пояс и спросил.

- Ну, хлебнем мы и чего?

Оглянувшись, Главнокомандующий склонился к его уху и прошептал.

- Вы сможете пройти к бастиону под землей.

Ирокезов старший недоверчиво поднял бровь, но ничего не сказал.

- Выпив содержимое фляги, вы попадете под землю, - повторил Главнокомандующий.

Через его голову Ирокезов старший пересчитал бутылки на только что покинутом столе и пожал плечами. Их было не больше обычного.

- К чертям что ли? -переспросил Ирокезов младший. - Помрем?

Главнокомандующий почесал в затылке.

- Нет. Так глубоко я думаю не провалитесь: Футов на 8-10 кажется:

- Это еще куда ни шло: - успокоился младшенький.

- А хоть и к чертям! - отозвался старший Ирокезов. - Ради хорошего человека хоть к чертовой матери:

- Герой! - хлопнул его по плечу Главнокомандующий. - Люблю героев!

- Ура-а-а-а-а, - протяжно крикнули Ирокезовы и покинули палатку.

Сидя под грибком они за разговором поочередно прихлебывая из ведра выпили мальвазию. Едва дождь немного приутих Ирокезовы пошли на передовые позиции. Бочки с порохом уже стояли за небольшим холмом. Под ногами хлюпала грязь, последние лучи солнца освещал - Ну, давай, папаша, хлебнем колдовского зелья, - потирая руки, сказал Ирокезов младший. Папаша приложился первым. Выпив свою половину тремя глотками, он прислушался к ощущениям.

От горла и вниз, к пупку, скользнула холодная молния, в одно мгновение ставшая огнем. На выдохе он сообщил сыну.

- Ром! Ямайский ром! Я в восторге.

Ирокезов-младший допив остаток только ахнул. Комбинированное действие рома и рябиновой мальвазии оказалось чрезвычайно сокрушительным. Несколько минут они еще стояли на постепенно слабеющих ногах, но вскоре очутились на земле, у бочек.

- Что сынок, действует?

Прежде чем ответить Ирокезов младший несколько долгих мгновений овладевал своими губами.

- Оказывает влияние, - неопределенно ответил он, ловя губами ускользающие звуки.

- А я уж себя и не чувствую! - радостно сообщил папаша.

- Растворяемся, батя! - бодро сказал сын и упал рядом с бочкой лицом прямо в мокрую жижу.

- Достиг границы проникаемости, - отрапортовал он отцу. - Стою на грунте.

- Следую за тобой, сынок.

Ирокезов младший ерзал в грязи, пытаясь подняться на ноги.

- Ты, папенька поострожнее. На шею не наступи:

Ирокезов-старший таращился в темноту, стараясь извлечь из этого хоть какую-то пользу.

- Дьяволы: - выругался он. - Хоть бы головешек нашвыряли:

Темнота вокруг висела неестественная. Дождь прекратился, но небо затянутое тучами не светилось звездами. В воздухе пахло дымом. Только это и напоминало о том, что где-то существуют еще костры, свечи и факелы и вообще свет.

- Мокро, папенька! - жалобно сказал Ирокезов младший, уже начавший мерзнуть. Ром не согрел его, а только ударил в голову. Вытащив голову из лужи Ирокезов старший отозвался.

- Не журись, сынок. Это лечебные почвенные воды. Пойдем?

Ирокезов младший, однако остановил отца.

- Подумать надо, батя:

Ирокезов- старший соглашаясь кивнул. Сын этого не увидел, но понял, что папаша готов его слушать.

- Провалились мы или нет? - спросил сын.

Почти минуту Ирокезов старший оглядывался, но облака, высокий горизонт и пол ведра мальвазии ввели его в заблуждение.

- Так, сынок, - согласился он. - Провалились.

- А почему дальше не проваливаемся?

Ирокезов старший топнул ногой и в темноте чавкнуло.

- Стоим на чем-то:

- Что значит " на чем-то"?

- На земле стоим!

- И не проваливаемся? - ехидно переспросил сын.

Ирокезов- старший задумался. Что-то тут было не так, чувствовалась какая-то логическая неувязка..

- Мы стоим не на земле, а на воздухе! -торжественно изрек Ирокезов младший. - Мы теперь воздух как землю ощущаем:

Несколько секунд Ирокезов старший пытался пристроить эту странную мысль в голове, но у него ничего не получилось.

- И-и-и-и-и, - сказал он своим прежним тоном, но спорить не стал. Он напрягся, и, выкатив бочку из грязи, покатил ее вперед. Следом загремел бочкой и сын. Они шли, изредка переругиваясь на мертвых языках народов двуречья, пока не уперлись в плотину. В т - Никак дошли?

Ирокезов младший ощупал стену рукой. Стена уходила высоко вверх.

- Точно, папенька, окоп.

- Какой, к черту окоп, ежели стена вверх идет? - возразил папаша, так и не въехавший в логику сына.

- Да нет же, папенька! Окоп он воздуху полон, а мы его как стену ощущаем. Понятно?

Ирокезов-старший недоверчиво высморкался.

- Не верю я колдунам. Дурит он нас: Я вот даже ветер чувствую: Может быть под землей ветер?

Но сын сразил его неоспоримым доводом.

- Да если б мы не под землей были, то нас подстрелили бы давно. Сморкаешься как бегемот в трясине:

Довод был хорош.

Положив бочки друг на друга Ирокезов старший поджег фитиль и они пошли обратно.

- Удивительно, что нам не мешают корни деревьев, - заметил папаша.

Ирокезов младший обернулся.

Фитиль светился маленькой звездочкой. Порыв ветра раздували огонь, красной точкой стремительно бежавший к бочкам. Окончательно возвращая все на место, ветер бросил им в лица горсть дождинок и молния расколола небо на несколько частей. В ее свете Ирокезо - Господи! - ужаснулся Ирокезов младший.

Следующий удар грома заглушил взрыв.

Так была потоплена испанская армия.

Парис и Елена

Что Парис был красавцем, придумали позже. В действительности дело было иначе - он был одноногим. Только это и спасло его от мобилизации во время Второй Пунической войны.

Крепкие мужики, запасшись кто чем, пошли громить Карфаген, а Парис остался в родном городе. Деваться ему было некуда, и папаша, служивший там вроде как старостой, пристроил сына на почту.

Выдали Парису старый велосипед, оставшийся еще от 6-ой экспедиции с Фомальгаута и начал он развозись новости. Сразу надо оговориться, что грамотность не входила в число достоинств жителей Трои, и поэтому работы у него было немного. Чаще всего Парис из-за этого сидя на почте, просматривал открытки пришедшие транзитом. Именно здесь судьба и приготовила ему сюрприз.

Однажды на почту пришла письмо для Ирокезовых. Парис оседлал машину и погнал на окраину, где жили герои.

Ирокезовы на войну не пошли. Объяснялось это просто: все кругом знали, что если взять их в долю, то дело кончиться слишком быстро. Бывали уже случаи. Воины-то толком не получалось, а происходило простое избиение противника, да и своим тоже доставалось.

Парис добрался быстро - почтовый велосипед имел преимущество даже перед колесницами сенаторов.

Ирокезовы, сидя на гранитной завалинке, занимались мирным делом ремонтировали пороховые двигатели. Кругом лежали части диковинных механизмов, воняло пороховой гарью.

- Здорово, Ирокезовы! - приветствовал их Парис- Бог в помощь!

- Бога нет! - мрачно отозвался Ирокезов-младший. Мрачность его была вызвана вчерашним проигрышем на скачках. Он лизал ободранный палец и волком смотрел на почтальона.

-Тут вам депеша. - Парис разорвал конверт и остолбенел. С фотографии на него глядела женщина изумительной, ошеломляющей красоты. Золотые волосы, голубые глаза...

Ног видно не было, но они подразумевались.

Ирокезов-старший, видя замешательство Париса грубо выдернул из его рук открытку, чем вернул юношу к жизни.

-Кто это? - Спросил ошеломленный Парис.

Ирокезов, углубившись в чтение открытки ответил:

-Тутанхамон 12 . Сволочь бородатая. Бомж посмертный -он повернулся к сыну- Опять пирамиду строить просит.

-Опять в кредит? Или в лизинг? - спросил Ирокезов младший- Не поедем, папенька! Он нам еще за прошлое должен!

Прочитав открытку Ирокезов перевернул ее и начал рассматривать картинку.

- Елена, жена царя Менелая. А? Парис?

Хороша баба?

Парис в ответ только икнул.

-Хошь женю?

Не смотря на потрясение, разума Парис не утратил. Как разговаривать с Ирокезовым, чтоб добиться желаемого он знал, -Слабо тебе...

Ирокезов, рассчитывавший услышать "Да" и посмеяться над убогим стремительно повернулся к почтальону и побурев от негодования переспросил:

-Мне? Слабо?

Судя по тону, которым были произнесены эти слова, за ними должна была последовать прежесточайшая трепка.

Опережая действия Ирокезова-старшего, Парис печально кивнул не свою ногу. Ирокезов враз остыл.

-Черт с ними, с ногами! Знаешь, что у мужика самое главное?

Покраснев, Парис кивнул.

-Покажи! - Потребовал Ирокезов младший.

Парис показал. Ирокезов старший глянул краем глаза и остался доволен.

-Так вот с тем, что у тебя есть, я из тебя греческого героя сделаю! В книги попадешь, в газеты! На. Дарю.

Ирокезов-старший сунул ему в руку открытку с Еленой.

- Через два часа отъезжаем. Иди соберись.

Через два часа из ворот Трои выехали трое. Парис мчался на казенном велосипеде, а Ирокезовы крутили педали самодельного тандема. Заглушая свист ветра Ирокезов-старший то и дело орал что-то вырывавшемуся вперед Парису, но до того долежали только обрывки фраз:

-Я Менелая давно... Сволочь.... Добром не отдаст...Красть будем...Как два пальца....

Ирокезов-младший в разговоре участия не принимал. Сидя позади папаши, он играл не лютне запрещенный к распеванию романс "Любовь гладиатора".

Царь Менелай жил в маленьком городишке из сострадания к которому история не сохранила его названия.

Ирокезовы и Парис прибыли туда только под утро. Оставив своих спутников у одного из знакомых, Ирокезов-старший пошел побродить по городу. Вернулся он быстро и с озабоченным видом.

-Успели вовремя. У тебя оказывается есть конкурент.

-Ноги! Сколько у него ног? - спросил Парис мерявший всех одной меркой и заплакал не дожидаясь ответа.

-Дались тебе его ноги...- Поморщился Ирокезов старший.

-Что за конкурент? - поинтересовался Ирокезов - младший -Черт его знает. Какой-то Гамлет. Принц Датский.

-А-а-а-а- протянул сын -А нам он ничего плохого не делал?

Ирокезов - старший пожал плечами.

-Ну значит не успел еще - успокоил свою совесть Ирокезов - младший. Они немного помолчали.

-Странные у них тут нравы- удивился вдруг неожиданно пришедшему озарению Ирокезов-младший- Женщина замужем, а у нее столько поклонников...

-Азия - меланхолично откликнулся Ирокезов-старший- Чего ж ты хочешь?

Парис упал духом. Принц, да еще с обеими ногами? Такого барьера ему не перепрыгнуть.

Увидя, что дух Париса упал Ирокезов-старший пришел в себя.

-Не робей, одноногий. Как обещал, так и сделаю.

Красть Елену решено было ночью....

Подойдя к дворцу налетчики столкнулись нос к носу с призраком.

-Никак туман? - спросил Ирокезов-младший.

-Я призрак.-с достоинством ответило приведение.

-Чей же? - поинтересовался вежливый Парис.

-Тень отца Гамлета.- отрекомендовался фантом.

-Будешь под руки лезть - перекрещупообещал Ирокезов-старший, заопасавшийся, что призрак начнет вредить.

-Я посмотреть пришел - робко возразил призрак.

-Без сопливых обойдемся? - спросил Ирокезов у сына. Подумав, тот кивнул.

-Обойдемся.

-Видишь - обойдемся...А подглядывать будешь- все одно перекрещу!

Ирокезов начал злиться.

-Тьфу на вас - обиделся призрак - Мне самому их отношения вот где. Он чиркнул ладонью по горлу.

-Это меняет дело - пошел на попятную Ирокезов-старший. Одним взглядом оде нив возможности нового помощника он дал ему задание напугать стражу!

-Пугать до смерти. В плен не брать!

-А потом?

-А потом - суп с котом - туманно ответил Ирокезов. Что будет потом он и сам не знал. Призрак угукнул, и взлетев, поплыл к караульному помещению. Через секунду там раздался крик ужаса и все стихло.

-Готово- призрак призывно замахал рукой из чердачного окна.

-Молодец папаша - восхитился Парис- Экая диковина. Без рук без ног, а ворота отворяет.

Ворота и в самом деле были распахнуты настежь. Похитители быстро пробрались к покоям царицы, сея на своем пути хаос и разрушение. Но около дверей спальни их остановил свирепый окрик.

-Стой! Бросай оружие! - крикнул старый и злобный самурай Го, чудом уцелевший после взрыва на Фудзияме.

Рядом с ним стоял молодой Тю-Мень, внучатый племяник того самого Тю-Меня, который погиб при разрушении Фудзиямы. Тю-Мень со значительной скоростью демонстрировал приемы карате и борьбы борицу.

-Эй, Го- спросил Ирокезов -старшийЗачем ты связался с этим дураком?

Го в ответ тонко оскалился:

-Да. Он не умен, но ашиваза его хороша!

В эту секунду из-за закрытой двери мужского туалета появился отец Гамлета и оглушительно свистнул в ухо старого самурая. Го сказал "ох" и упал, выронив отлично заточенную катану. Воспользовавшись его замешательством, Парис и Ирокезов-старший проникли в спальню, выломав дверь кулаком.

Елена мирно спала и тихонько храпела во сне.

Парис попытался полезть к ней с поцелуями, но Ирокезов остановил его Ты куда это? Ты женись сначала!

Зажатый мощной рукой Ирокезова-старшего почтальон колыхался в воздухе, не достигая ногами изукрашенного мозаикой пола.

- Ну как? Брать будем? Завернуть?

Парис почувствовав, что желанный час близок начал сноровисто скатывать ее в одеяло. Взвалив узел на плечи, проворно ринулся к двери...

Через минуту они уже нажимали на педали, стремительно уносясь навстречу новому витку истории.

Два дня спустя разгневанный Менелай осадил Трою. Так началась долгая Троянская война.

Повесть о страданиях Гаврилы Масленникова.

Жил-был человек на землях Журавлевского княжества. Звали его Гаврила Масленников. Из всех смердов, населяющих города и села Журавлевского княжества Гаврила был самым известным. Его знал даже сам князь Круторог, а князь, поверьте, мне был человеком хотя и недалеким, но очень щепетильным в выборе своих знакомых. Желанием его было организованна даже особая служба для наблюдения за ними.

Специально приставленные люди наблюдали за знакомыми князя и докладывали ему об их поведении.

Если поведение их князю не нравилось, то в один из базарных дней он призывал знакомцев своих к себе и сажал на кол. Суров был князь, ну так что ж? Зато в своем праве.

-Потешь меня напоследок - просил князь своего знакомого и тому приходилось до самой смести рассказывать анекдоты. Когда у знакомого начинались судороги, его выносили на базарную площадь на обозрение народу.

Многих друзей князя постигла такая участь. Даже великий волхв Зиновит не избежал этого, хотя и знался с нечистою силой. А Гаврила жил себе, да и жил так, словно это его и не касалось вовсе. Уважение княжеское было ему гарантированно, ибо обладал чудной странностью, а именно: не любил он свою тень и поэтому всегда ходил так, чтоб она на глаза ему не попадалась.

Куда бы ни шел он по славному Журавлевскому княжеству или его окрестностям всегда тень его была за спиной! Много ему пришлось преодолеть трудностей и протерпеть горестей из-за этой своей странности. Пришлось научиться ходить спиной вперед и даже бегать.

Но не согнули трудности Гаврилу.

Превозмог он их, чем заслужил уважение князя и всей княжеской дружины. Дни проходили за днями, текли годы, а Гаврила так и ни разу и не взглянул на свою тень. Все ходил он спиной вперед, и как всегда кланялись ему люди отдавая дань его принципиальности, видя за спиной Гаврила его тень. Но однажды случилось так, что вышел Гаврила не улицу и первый же встречный, поклонившись ему, воскликнул:

-Славный Гаврила! Где же тень твоя?

-За спиной - ответил Гаврила привычно.

- Нет ее там- воскликнул прохожийКлянусь жизнью моих соседей. Не иначе как свершилось чудо, и Светлые Боги лишили тебя твоей тени!

-Что ты - возразил Гаврила - разве я могу надеяться на милость Богов?

Наверное, ты ошибся. Посмотри-ка еще раз.

Прохожий обошел Гаврилу со всех сторон. Он заставил его сойти с места, проверив, не прячется ли тень у него под ногами, но тени не нашел и там.

Хотя время было раннее, но улицы были полны народу, поэтому вскоре весь город говорил о том, что у Гаврилы пропала тень. Люди радовались. Говорили, что жизнь Гаврилы Масленникова теперь изменится к лучшему. Кое-где уже шли слухи о том, что видели его ходящим как все люди- спиной назад. Один только отшельник Митридан, что проживал в избе рядом с общинным выпасом, прозорливо сказал.

-К войне или к мору знамение это - неведомо мне, а знаю, наверное, ждать надо повышения цен.

Дошли слухи о происшествии и до самого князя. Он сперва тоже было, обрадовался, и хотел даже медаль выбить по этому случаю, но одумался.

-Пока у Гаврилы была тень - рассуждал князь- он ходил спиной вперед. Пока он ходил спиной вперед он был моим хорошим знакомым, и я был им доволен. Ну, а ежели тень его действительно пропала? Тогда он начнет ходить как все. Посажу-ка я его на кол - решил князь.

-Но может же он по прежнему ходить спиной вперед? - задал князь сам себе вопрос.

-Может- согласился сам с собой князь -но тогда это будет похоже на издевательство над нашим княжеским достоинством. Зачем же ходить спиной вперед, когда можно ходить спиной назад? На кол его, на кол! -подтвердил князь и вызвал первого боярина.

Первый боярин, хотя и состоял при княжеском дворе, был человеком умным. Зная характер князя, он захватил с собой бланк смертного приговора уже наполовину заполненный.

-Ну и как там мои знакомые живут? - спросил князь добродушно.

-Ничего себе живут - уклончиво ответил первый боярин- По данным проверки есть шесть кандидатов для посадки на кол.

Боярин вынул из под бархатного охабня список и, преклонив колено, отдал князю. Прочитал тот списочек, бровями пошевелил с неопределенностью.

-Плохо работаешь, первый бояринупрекнул он боярина- не шесть, а семь кандидатов.

-Воля ваша..- поклонился первый боярин внутренне холодея..

-Плохо работаешь- повторил монарх, задумчиво оглядывая боярина. Тот стоял ни жив, ни мертв. В животе было гадко, словно только что проглоти мороженую рыбу, а она возьми да оживи. Очень неприятное ощущение.

- Разжаловать бы тебя во вторые или даже в третьи бояре, да вместо тебя поставить некого. Хоть и глуп ты, а все лучше, чем остальные.

Еще ниже склонился первый боярин, снял с груди чернильницу на цепочке висевшую, золотое перо достал, писать приготовился.

- Изволь сказать, государь, кого из своих знакомых желаешь в базарный день видеть?

Подумал немного Круторог из приличия, хотя решение уже принял и сказал:

-Гаврилу Масленникова!

-Как же так, государь? - осмелился возразить первый боярин- Ведь радость у него нынче...

-Вот он ей со мной и поделитсяостался непреклонным князь. Плюнул первый боярин с досады в чернильницу, размешал там, что получилось, и вписал имя Масленникова витиеватым подчерком в берестяную грамоту. Возражать князю он не посмел, ибо пуще всего на свете берег он свое седалище и очень не любил сидеть на остром.

А Гаврила, ни о чем не подозревая, все бродил по городу никому не веря и все же опрашивая встречных:

-А что, есть у меня тень или нет?

Все говорили в один голос:

-Нет у тебя тени, славный Гаврила.

Но не мог он поверить в это и опрашивал всех попадавшихся на его пути:

-А что, братцы, есть тень у меня или нету?

Долго бродил он, пока не пришел на общественный выпас и не наткнулся там на отшельника Митридана. Тот сидел себе спокойно среди коровьих лепешек, на пороге избы, в носу ковырял. Взмолился Гаврила.

-Мудрый Митридан. Ответь мне. Только тебе поверю!

-А обрадуется ли ты правде? - осторожно спросил Митридан.

-Я приму ег!

-Он примет ег! - запищало из избы, ибо знался отшельник с нечистой силой.

Митридан пальцем поманил Гаврилу в избу. Там обмерил его пядью, по ноге постучал и сказал обыденно.

-Нет у тебя тени!

-Нет тени! - гаркнуло из-под печки.

-Слава великому Сварогу, моему покровителю! -заорал счастливый Гаврила - Я человек без тени!

Услышав это, огорченный Митридан вскричал не своим голосом:

-И ты рад этому сын мой? Оглянись.

Смерть стоит за твоими плечами!

Оглянулся Гаврила, так как от природы был любопытным и не боялся смерти, но ничего там не увидел.

Ничего. Даже тени там не было.

-Молод ты Гаврила - сказал Митридани поэтому говоришь слова, которые ни в какие ворота не лезут. Вижу я что не ты радуешься этому прискорбному происшествию, но твоя глупость...

Он ударил Гаврила костяным пальцем в лоб. Гулкий удар раскатился по комнате. Под печкой, наводя страх, расхохоталась нечистая сила.

Митридан поморщился и небрежно положил крестное знамение. В комнате стало тихо.

-От тебя ушла тень и вместе с ней может уйти жизнь. И ждет тебя не счастье, а смерть в базарный день.

Объяснил доходчиво Митридан Гавриле, что с ним должно случиться, напомнил об обычаях княжеских и добавил в конце:

-Ты считаешь, что тень тебе не нужна?

Послушай, что говорит о тени мудрый Пта. Цитирую: ...Я, познавший значение всего сущего и тайны обеих магий говорю вам, люди! Тень -ваше второе Я. Человек двуединая сущность Тень наша всегда с нами. От рождения и до смерти мы связанны с ней и горе тому, чья тень исчезнет.

Такой человек недостоин уважения...

-Тень воплощение второго мира человека- продолжил мудрый Митридан слова великого Пта - У людей добрых она олицетворение зла, у злых - добра. Ты потерял тень, значит, половина человека в тебе умерло.

-Я добрый человек и никому в своей жизни не делал зла - пылко, но соблюдая приличия, возразил Гаврила мудрецу- значит тень моя -зло, которое меня покинуло! 3ачем же мне жалеть о ней?

-Покинуло! Что вы знаешь о своей тени, глупец? - не соблюдая приличий спросил Митридан- Кто знает где сейчас твоя тень? Может быть, она вовсе и не ушла от тебя? Ответь мне, почему ночь издавна считается временем злодейств?

Гаврила цивилизованно молчал, -Потому что тень наша не находится больше вне нас, а входит внутрь тела Может быть и твоя тень вошла в тебя и вместо славного парня Гаврилы Масленникова ты стал Гаврилой -злодеем?

Тишина повисла в комнате. Оторопел Гаврила так, что аж в подмышках стало жарко.

-Что же мне делать?

-Нужно бежать из города. - Сказал Митридан. Голос его был суров, но справедлив.

-Если задержишься- сядешь на кол.

Найди свою тень, если она пропала, и подвигами заслужи прощение князя.

Потер рукой затылок Гаврила, задумался. Вот какое ему счастье выпало! Ушла тень, но с ней ушло и спокойствие. Неожиданно рухнула его привычная жизнь. Не надо было больше ходить спиной вперед. Можно было вообще никуда не ходить, а сидеть и ждать, когда князь вспомнит о нем и пришлет отряд дружинников. А там совсем недолго и базарный день.

-Нет - подумал Гаврила - помирать мне нынче невмоготу. Настроя нужного нет.

Встал он, поклонился Митридану.

-Спасибо тебе, мудрый Митридан. Внял я твоим речам. Вижу и впрямь бежать мне надо.

Благословил его Митридан под хихиканье нечистой силы, пришедшей в себя после сокрушительного действия крестного знамения, и уж совсем было за дверную ручку взялся, как загрохотало, зашумело под окнами. Выглянул отшельник в окошко, а там отряд дружинников княжеских с копьями на перевес. Вышел начальник и кричит:

- По приказу княжескому выдай нам Гаврилу, Митридан, а не то мы тебе всю морду побьем!

Побледнел Гаврила, а Митридана от этих слов аж на сторону перекосило.

Подозвал он Гаврилу к себе и сказал вредным голосом.

-Помогу я тебе, славный Гаврила, только поклянись мне, что утаишь в глубине души своей все, что увидишь.

Поклялся Гаврила страшной клятвой, в которой упомянуты крыло нетопыря и ветка смородины, да и на всякий случай глаза прикрыл, чтоб не увидать лишнего. Тогда открыл Митридан буфет и налил в стакан фряжского стекла жидкостей разноцветных из трех бутылей сразу.

Вскипело варево, пшикнуло вонюче.

Сам волхв пить не стал, протянул гостю. Заколебался, было, Гаврила, но тут дружинники стали дверь высаживать, решился он и выпил.

-Выпил ты сейчас волшебный эликсир.

От него сила в тебе великая проснулась, но проявиться она сможет только тогда, когда ты запах пота учуешь. Что тебе это принесет, я не знаю, но силы твоей хватит, чтоб избить отряд дружинников.

Только мудрый Митридан произнес это, как дверь рухнула. Вбежал в комнату старший дружинник с красными глазами:

-Сдавайся, сын собаки!

Ужас обуял Гаврилу. Вздрогнул он, покрылся липким потом и тотчас сработало волшебство Митридана - озверел Гаврила ...То что дальше воспоследовало в сказке сказать нельзя. Только пером описать и можно.

Из рапорта старшего дружинника.

Я первым ворвался в комнату к злодеям и увидел там Гаврилу. По глазам его было понятно что без боя его не взять.

-Хватай его- приказал я дружинникам, но те схватить его не смогли.

Отскочил он в сторону и начал срывать с себя одежду. Мы опешили, а он сбросил с себя все, что на нем было, остался только в сапогах, да в этих, как его:, ну короче в чем мать родила. Рявкнул он грозно и бросился на доблестных Ваших дружинников.

Дружинники панике не поддались и организованно, Римским строем, отступили. Тут мудрый Митридан крикнул мне:

-Спасайся, храбрый старший княжеский дружинник! Озверел Гаврила ! Едва он теперь запах пота учует -звереет, и невозможно с ним не то что совладать, а и просто управу найти. Я сперва-то не поверил мудрому Митридану, но тут Гаврила прыгнул в самую гущу.

Орудуя руками, ногами и головой он избил восьмерых младших дружиников, после чего выпрыгнул в окно и исчез.

Мной приняты все меры к розыску негодяя.

Правду написал старший дружинник в своем рапорте. Не посмел солгать князю, за что и был посажен на кол при большом стечении народа.

На следующий день, учитывая пророчество Митридана, в столице были подняты цены на бобровые шапки и другие предметы первой необходимости. А Гаврила, вспоминая добрыми словами Митридана, шел по степи, уходя все дальше и дальше от города и княжеских дружинников. Шел он дикими местами, терзаемый солнцем, жаждой и дикими зверями, Солнце пекло его. Пот обильно выступал на теле и, чуя запах его, зверел Гаврила - нападал на хищников и тем добывал себе пропитание. Шел он нехожеными тропами, уничтожая в ожесточении скорпионов и шайки разбойников.

Увидя его разбегались из редких деревенек люди - дурная слава опережала его и видя это укреплялся Гаврилу в желании разыскать свою тень.

Наконец пересек степь Гаврила и, вымывшись предварительно, вошел в город Экзампай.

Правил городом в тот время каган Семисук, узурпатор с высшим (по тем временам, конечно) образованием.

Свирепый это был человек, поэтому и находился в дружбе с князем Круторогом. Как только ушел Гаврила в степь, так тот час во все сопредельные государства полетели депеши. Просил князь изловить Гаврила, сообщая так же все его удивительные свойства и способности. Поэтому, как только вошел Гаврила в городские ворота, как кто-то подкрался сзади и по голове его вдарил. Рухнул наземь Гаврила, а стражники кагана Семисука увидя это закричали:

-Бей его кто в Бога верует! Ему потеть нечем!

И правда - пока ходил Гаврила по степи высушило его солнце, вытопило из него всю воду.

Набросилась на него стража и стала его бить-избивать с превеликим усердием, а начальник ихний стоит в стороне да покрикивает:

-Шевелись, ребята, поспешай. Топчи веселей! Как затопчем, так сразу ужинать пойдем.

Долго били Гаврилу стражники, да на свою беду так усердствовали, что сами вспотели. Тут очнулся Гаврила, подскочил, словно и не стояло на нем 15 человек, и показал воем свою звериную сущность. Стал он стражников разбрасывать, да ногами их постукивать. Как ударит кого, так тот с ног долой. Только стон прошел по переулочку, да закружились по ветру обрывки одежд дорогих, как листья в день сентябрьский.

Поднялась пыль столбом пыль великая, а когда осела, на тела стражников успокоился Гаврила и пошел по своим делам.

Вызнал он у верных людей, что живет в городе Экзампае великий маг и волшебник Гольш. Все силы мира подчинил он себе, а мудростью своей и знаниями сравнялся с Древними Авторитетами! Решил у него спросить совета Гаврила . Ведь мир велик, а тень человека так мала: В то время, как нашел Гаврила дом Гольша солнце уже завершало свой дневною путь.

Дом великого мудреца стоял в центре города, рядом с дворцом кагана. Его окружал большой сад. Гаврила, уже чувствуя себя полузверем, забежал в тень. В глубину сада вели узкие дорожки, посыпанные песком.

По краям, среди цветов, там и сям стояли статуи, отовсюду доносилось журчание фонтанов. Слыша, что вода рядом Гаврила поспешил к ней, чувствуя, что едва не теряет самообладание. Он погрузился в прохладную влагу, давая воде остудить утомленное жарой тело.

Минут десять он просидел в фонтане в одиночестве, вдруг глядь - спешит по дорожке старичок в сверкающем шелковом халате. Снял он халат на бережку и тоже в воду зале. Понял Гаврила, что перед ним сам Гольш и приветствовал его:

-Селям алейкюм тебе богоравный Гольш. Да сопутствует тебе удача и счастье.

Удивился Гольш появлению Гаврила, но ответил на приветствие. Вспотел Гаврила от удовольствия, но тут же нырнул поглубже, чтобы не наброситься на мудреца с кулаками.

Вынырнул он и толково объяснил, зачем пожаловал. 3адумался Гольш, подергал себя за бороду, потом в ладоши хлопнул. Прибежал тотчас слуга сложения необычайного, встал на берегу, кричит:

-Чего изволите?

Говорит ему Гольш.

-Гость у меня нынче. Приготовь, что надо, чтоб усладить все чувства человеческие!

-Осмелюсь возразить - говорит Гаврила - давайте лучше тут посидим.

В духоте я сам не свой делаюсь.

-Ладно - согласился Гольш. Убежал слуга назад скачками огромными, остались они вдвоем. Просит его Гаврила :

- Помоги мудрый Гольш советом. Где мне тень свою отыскать?

После некоторого молчания ответил мудрец:

-Дело твое трудное, но помочь можно.

Пойдем.

- Нет уж- отвечает Гаврила - я лучше тут посижу. Не хочу, чтоб вы обо мне мнение не переменили.

-Пойдем, пойдем- говорит Гольш - посмотрим, что скажут священные книги.

Делать нечего с волшебником особо не поспоришь - вылез из воды Гаврила и пошел за мудрецом. Вытираться он не стал, да еще и одежду намочил на всякий случай.

В прохладном полумраке лаборатории лежали священные книги. Посмотрел в них Гольш, посчитал что-то на пальцах, за бороду себя дернул, и открылась ему истина. Глянул он еще для верности в астролябию и говорит:

-Есть для тебя выход. Тень свою ты может быть найдешь в замке Ко.3амок тот заброшен и, как нам доподлинно известно, собираются там ежегодно приведения.

-Зачем же мне приведения? - вскричал Гаврила. Глянул Гольш на него из-под бровей недовольно:

-Ты не возражай мне, юноша, а то я тебе луну на голову обрушу. У меня это просто - раз-два и готово.

Понял Гаврила, что был не прав и признал свою ошибку, а Гольш, пораженный искренностью раскаянья, разъяснил.

- По последним данным науки некромантии видно - приведения продукт перерождения тени. Скорее всего, это антитень.

Дернулся Гаврила от удивления, слово загадочное услыхав, но Гольш его по плечу похлопал.

-Ты сиди, сиди молодой человек. Не дергайся. Тебе этого не понять.

Просто внимай мне. Тень черна как ночь, а приведения белы как молоко, но и тени и приведения прозрачны как вода. Сам процесс превращения тени в приведение еще окутан мраком, однако знаем мы, что определенную роль в этом играет навоз летучих мышей. Со временем, конечно, я разрешу его, но для тебя это будет слишком поздно. Могу сказать только, что для превращения тени в полноценное приведение необходимо не менее трех лунных месяцев. За этот срок ты должен найти ее и уговорить вернуться. Тем более это будет трудно сделать тебе. Ведь в душе каждого человека лежит страх перед приведениями. Испугавшись до поту, ты можешь разрушить весь замок, но не добиться желаемого. Там тебе понадобиться не сила, но хитрость и ум.

Погрустнел, было, Гаврила, но нашелся выход и из этого положения.

-Придется тебе закалить свою душу небывалыми подвигами и испытаниями.

Перестать испытывать страх и только тогда идти в замок Ко. Хватит ли у тебя мужества?

-Да -твердо ответил Гаврила . Низко поклонившись мудрому Гольшу он ушел совершать подвиги:

Долгих два месяца закалял Гаврила свою душу. Видел он на своем пути леденящий ужасы развратных городов Содома и Гоморы, видел он существ, опалявших его огнем судорог. Бродя по странам, совершил Гаврила множество славных подвигов, и имя его произносилось с благоговением.

Народ слагал песни, воспевая великого война Гаврилу Масленникова. Под звуки сладкоголосых лир, бандур и гуслей разносились по миру баллады о его подвигах. Пели люди о том, как освободил однажды Гаврила принцессу Риту из рук страшных Гомохеров - существ с тремя руками и одной, но зато очень толстой, ногой.

Пели о драке с бригадой экскаваторщиков, подданных черного джина пустыни Эк-Скаватора, в которой истребил Гаврила тысячу негодяев, пели о кровавом побоище устроенном им на бархане ?964/4,в этом месте Гаврила истребил 637 никому неизвестных лиц.

Слава его росла. Пропорционально увеличивалось и количество сирот.

Отягощенный славой и настоятельной необходимостью повидать святого человека Асозу пришел однажды Гаврила в Авизацкие горы. Там, в мрачном ущелье, именуемое в народе Пьяной траншеей , скрывался от света означенный отшельник.

Долго ходил Гаврила по ущелью и окрестным горам, стараясь разыскать Асозу, но все напрасно.

Крики его подхватывало эхо, а Асоза не откликался. Уже смеркаться стало, и только тогда вспомнил Гаврила, что дал Асоза обет молчания и понял, что напрасно драл глотку.

Раздосадовал он, но поисков не бросил. Звезды изукрасили небо и уж совсем было, отчаялся Гаврила, как увидел в чаще кустов пещеру, с виду весьма зловещую. Над входом висело объявление: Жду пришествия.

Погода дрянь Из темного отверстия тянул сквознячок. Вместе с воздухом наружу выносило хрип и урчание. Гаврила принюхался. Пахло Зверем-Шишигой.

-Кто там?- спросил Гаврила, покрываясь потом от предчувствий, и немедленно от этого зверея.

-Ох-ох-охо- засопело в пещере.

Отдавая дань своему ужасу перед Шишигой, Гаврила вбежал в пещеру готовый к схватке, но схватки не получилось.

-Аа-а-а-х- закричало чудовище в четыре глотки и испустило струю зловония такую мощную, что потерял Гаврила сознание не успев даже вспотеть как следует. Очнулся он связанный по рукам и ногам.

Почувствовав рядом шевеленье, оглянулся- связанный, да еще и заваленный по пояс камнями рядом лежал Асоза. На его лице лежала печать страдания. В глубине пещеры горел костер. Дым ровным столбом поднимался вверх. Там он пропадал, заблудившись в мешанине из темноты и сталактитов. Напротив людей сидел зверь Шишига о шести руках и восьми глазах. В одной из рук он держали камень.

Несколько минут Шишига разглядывала Гаврилу, подслеповато щуря маленькие глазки.

Разглядывала внимательно, определяя насколько Гаврила опасен.

Гаврилу стало слегка не по себе.

-Ну что смотришь, дура? - спросил он негромко.

-Да так - ответил Шишига и спросила - Ты кто?

-Я Гаврила Масленников - ответил Гаврила.- Или не видно?

-А я Зверь Шишига- ответила Шишига.

-Вижу что Шишига -сказал Гаврила - Съешь меня?

Шишига почесала под мышками. Камень она отбросила, как только Гаврила заговорил.

-Потом может быть. Сейчас нет.

Цветом шерсти зверь сливался со стеной. Он и казался ее частью, только не каменно-жесткой, а покрытой курчавой шерстью цвета хорошо пропеченной хлебной корки.

Гаврила сглотнул набежавшую слюну.

-Убью я ее- спокойно подумал он - Убью и съем.

-Сначала я его съем- Шишига ткнула пальцем в Асозу- Грубый он.

Разговаривать не хочет... Гаврила покосился на Асозу. Тот сидел, прикусив губу и смотрел на огонь.

-Дура ты- объявил Гаврила - Он же не может разговаривать. Ему совесть не позволяет. Молчальник он.

-Ну?- удивилась Шишига- Кто же знал? А ты можешь?

-Могу- Гаврила самодовольно улыбнулся. С той минуты как он пришел в себя он перетирал веревку, которой был связан. Теперь она начала слабеть.

-Я могу поговорить с тобой обо всем, о чем только пожелаешь, а его оставь в покое.

-Ладно - легко согласилась Шишига - пусть молчит.

Двумя левыми руками она подбросила веток в костер. Дым поводил гуще.

Наверху, в темноте заголосили летучие мыши. Под их писк начал Гаврила рассказывать Шишиге о своей жизни, богатой подвигами и страданиями. Голос его растекался под сводами пещеры драматическими переливами, вызывая у зверя Шишиги судороги, а когда он рассказал о жестоком побоище, когда они вместе с получеловеком- полузверем по имени Мрак рассеяли по Куявским лесам три банды одичавших мясников у которых руки были хуже ног , Зверь Шишига, до сих пор только всхлипывавший, зарыдал навзрыд.

Слезы ручьями текли по грубой морде.

Она размазывала их четырьмя лапами, а оставшимися двумя обхватила голову всем видом своим выражая сочувствие.

-Потаскала меня судьба по свету - прочувственно закончил Гаврила- А тут и ты еще: .

Шишига последний раз всхлипнула и вытерла мокрые от слез лапы о густую шерсть на животе.

-Проняло -удовлетворенно подумал Гаврила . Мысленно он сосчитал, в скольких местах ему удалось перетереть путы. Кольца, стягивающие его тело, заметно ослабли. Он мог бы хоть сейчас сбросить веревие и наброситься на Шишигу. Однако спешить не стал. Он ждал, когда запах пота сделает его таким же зверем, как Шишига. Это был серьезный противник, не какой-нибудь там мясник и драться надо было на равных. Однако страх не появлялся.

Не было так же уверенности, что он появиться: за время, прошедшее с начала его одиссеи Гаврила насмотрелся такого, что одно лишь воспоминание о пережитом решало страх перед зверем просто смешным.

Тем более после дружеской беседы с ней. Иллюзий Гаврила не питал. Он знал повадки Шишиг. Обмен интимными воспоминаниями не умерил ее кровожадности. Поговорив с человеком, Зверь Шишига обычно его съедал, оставляя одежду безутешным родственникам. Вне всякого сомнения, то же самое ждало и его.

Оба они и Гаврила и Асоза были в одинаковом положении, и то, что Шишига обещала съесть его позже, было для Гаврилы слабым утешением.

В ответ на откровения человека зверюга начала рассказывать ему о себе. Она ходила вдоль задней стены пещеры, малопонятно бубня. Иногда человеческий голос прерывался звериным рыком, в котором Гаврила слышал не высказанное: Есть хочу .

Крики становились все громче и громче. Гаврила начал подумывать, а не броситься ли ему на Шишигу первым, но мысль, что на бегу вспотеть будет некогда, остановила его.

Едва он успел об этом подумать, как его собеседница испустила вопль исключительной силы.

- Началось! -подумал Гаврила. Он почувствовал, как поры его тела начали раскрываться, и кожа покрывается мелкими каплями пота.

Все эти движения он угадывал- не первый раз за последние месяцы Гаврила переживал их, но сегодня что-то было не так. Шишига прыгнула через костер, растопырила все свои руки и прыжками двинулась к людям.

-Бог мой! - мелькнуло в голове у Гаврилы - Где же пот?

Быстро -ведь от этого зависела жизнь двоих людей- Гаврила оглядел себя желая увериться, что он не потеет не потому, что тело его пропало неизвестно куда, а по какой-то другой причине.

Мгновенья хватило. Что бы все понять. Веревка плотно, виток к витку обмотавшая его тело впитывала пот в себя. Не долго думая, он вскочил. Обрывки веревки попадали на пол.

-Потей! - Приказал он себе, но измученный организм не подчинился.

Зверь Шишига, увидев вскочившего Гаврилу, коротко рявкнув, повернулся к нему. Время на раздумья не было. Оставался один выход. Гаврила качнулся вперед, и дикое животное судорожно схватило всеми своими лапами пустоту перед собой, а он, взлетев над волосатой спиной, мягко, без всплеска, словно рыба в воду, упал в пламя.

Шишига, ошалев слегка от случившегося, подслеповато оглядывалась в поисках супротивника, а Гаврила тем временем уже выкатился из пламени весь в поту от жара. Страха в нем не было. Только одна мысль беспокоила его не обсохнуть бы раньше времени.

Знакомый запах ударил его в ноздри.

Гаврила мячиком отскочил от земли, грудь его распирала зверская злоба: Зверь Шишига сделала шаг вперед, потом два шага назад и вот тут:

:Бросился Гаврила на нее с кулаками и растоптал ее насмерть:

Вытащив тело из пещеры, герой со словами Тебе это больше не понадобится: оторвал обе ноги, а то, что осталось забросил в овраг.

В темноте зашумели потревоженные птицы. Сверху на него обрушился целый водопад воды. Она охладила разгоряченное лицо, пропитала одежду. По телу пробежала волна отвратительной дрожи и холода. С гор прилетел ветер, напитанный холодом вечных снегов. Он налетал порывами, и деревья дружно замахали ветками, разбрасывая вокруг себя воду.

- Не заболеть бы - подумал Гаврила и пошел назад. Войдя в пещеру Гаврила увидел, что Асоза так и лежит, как лежал- спутанный веревкой и заваленный камнями.

Гаврила разбросал их и отнес отшельника поближе к свету.

Освободив его, он сунул в огонь те ноги, что оторвал у Шишиги. Через минуту по пещере загулял запах паленой шерсти, обещая людям сытую и теплую ночь. Гаврила рассказал отшельнику о своей беде.

Рассказывал не спеша, подолгу цитируя изречения мудрецов, встреченных по дороге. Асоза слушал молча, изредка покачивая седой головой. Когда Гаврила начинал описывать душераздирающие подробности своих подвигов, он небрежно махал рукой, показывая, чтоб тот не задерживался на этом.

Асоза молчал уже тридцать лет. В прошлом он был богатейшим купцом и слыл в городе Ку-Верн сибаритом самой высокой пробы. Долгие годы жил он в свое удовольствие, получая за свои деньги все мыслимые и немыслимые удовольствия, как духовные, так и чувственные. Гонял свои караваны во все концы бескрайней Восточной пустыни.

Вывозил оттуда с прибылью шелковые ткани, пальмовое вино, да изделия бродячего племени слесарей-сантехников.

Имел с этого барыш, гарем и уважение владыки города, которого регулярно ссужал деньгами.

Вообщем достатку его и умению жить мог позавидовать каждый житель подлунного мира.

Гладко текла его жизнь, пока не поссорился он со своим отцом, Асозой-старшим. Обиделся Асоза-младший на Асозу-старшого, взыграла кровь молодецкая, и ушел из дому Асоза став отшельником. С тех пор прославился он своими многочисленными добродетелями...

Окончил Гаврила рассказ свой просьбой:

-Открой уста свои Асоза! Открой с целью выяснения для меня дороги в замок Ко!

Засмеялся Асоза. Это он иногда себе позволял. Показал он Гаврилу рукой на кучу листьев и сделал приглашающий жест. Понял славный Гаврила, что ответил ему Асоза:

-Утро вечера мудренее.

Послушался Гаврила и уснул.

Во сне он дрожал:

Рано поутру разбудил его Асоза, дал кость погрызть и знаками объяснил как пройти к замку Ко. Путь был не долог, но опасен, ибо пролегал по владениям жесточайшего из всех смертных Петра Митрофанова.

Услыхав это, Гаврила даже в дрожь в ногах ощутил не хорошую. Это ведь означало, что неприятностей у него в ближайшее время прибавится.

Вздохнул Гаврила - не хотелось ему больше проливать кровь человеческую, да связываться с Петром Митрофановым, но делать было нечего. Судьба.

Путь его еще не закончился и не мог он остановиться, а тем более, назад повернуть.

Опечаленный этими мыслями вышел Гаврила из пещеры. Высоко в горах вставало солнце. Прямо перед пещерой отшельника висел розовый туман. Он выползал из ущелья и сползал облаками в долину. Вымытая ночным дождем гора спускалась в блестящую десятком озер долину.

Видя красоту мира застонал Гаврила .

-Господи! Столько же мне еще испытать придется!

Понял его грусть Асоза. Обнял его и благословил на новые подвиги.

Воспрянул духом Гаврила и пошел бодро прямо навстречу своему нелегкому счастью .Зелень и вода были только с одной стороны, а вот с другой: С другой стороны , за горами начиналась бескрайняя Восточная Пустыня. Где-то там, за жарой, жаждой и барханами стоял замок Ко. Что же делать стреле, если тетива оттянута? Только лететь!

Выйдя из Пьяной траншеи свернул он налево, в царство Петра Митрофанова:

: Не успел он и четырех шагов сделать, как послышался вокруг него шум да гам, да мат-перемат и как из-под земли выскочило 50 человек. Все до зубов вооруженные, а начальник и того более. Аж до темечка.

Ухватили его за руки, в грудь копья вострые уперли, а к горлу ножик приставили.

-Отвечай- говорят- собачий сын, зачем к нам пожаловал? А нет ли у тебя злого умысла на теракт?

Молчит Гаврила. Молчит и ждет, когда пот выступит и смертоубийство начнется. А они опять кричат:

-Говори!!! -и начинают бить его тупыми предметами по голове.

Удивился себе Гаврила - тут уж время вспотеть и озвереть на три четверти, а он как стоял, так и стоит. На руки свои посмотрел - мокрые руки, все как полагается. Пот течет, а он, однако, ничего не чувствует.

-Странно - подумал Гаврила - Все вроде как всегда, а поди ты...

Потерял он сознание от побоев и очнулся только в великолепном дворце. Пришел в сознание и все понял. Подкосила его простуда. Пока ходил он но Пьяной траншее в поисках Асозы просквозило его злым сквозняком, и навалился на героя насморк всей своей тяжестью. Дышать и то тяжело, а уж чтоб какие запахи ощутить и подавно невозможно.

Застонал Гаврила от бессилия. Начал по земле кататься в бессильной злобе да персидский ковер грызть.

Подбежали тут слуги проворныенегры всех цветов радуги-, подхватили, отнесли к Петру Митрофанову. Обрадовался ему Петр как родному. Велел веревки развязать, рядом посадил.

-Слышал я о тебе много хорошего, Гаврила Масленников и рад нашей встрече несказанно. Зачем пришел ты ко мне?

Объяснил Гаврила со всевозможным вежеством, что попал во дворец случайно - не было у него намерения тревожить Великого Человеконенавистника.

-А иду я в замок Ко, совершать подвиг.

-Плюнь на него- советует ему Петр Митрофанов- Ты своими подвигами себе только грыжу наживешь. Иди-ка ты лучше ко мне в гвардию. Я тебе жалование положу, а ты будешь моих соседей разорять. Эвон у меня их сколько.

Показал ему Петр на стену, а там надпись: Враги престола. А под ней поименно все окрестные царские фамилии выписаны и портреты висят, чтобы, упаси Бог, не проглядеть, кого либо в горячке и не спутать. Походил Гаврила вдоль стены, почитал подписи, видит народу набирается порядочно.

Человек 600.

-Ай да сволочь - думает Гаврила с некоторой, впрочем, долей восхищенияДа тут работы года на три..-, но говорить ни чего не говорит, так как запахов еще ощущать не может.

-Так как? - спрашивает Петр, -Подумать надо - степенно отвечает Гаврила - Дело не шутейное. Поворот в судьбе.

Обрадовался Петр Митрофанов, обниматься полез.

-Думай - говорит- да отдохни с дороги.

Схитрил тут Гаврила.

-Занедужил я, Ваше величество.

Прислал бы ты ко мне какого ни наесть лекаря.

Тут огорчение наползло на лицо Петра Митрофанова.

-Нет у меня лекаря. Помер наверное.

-Как так? - удивился Гаврила - без лекарей нынче нельзя.

-Извини уж, брат, пытать я его отдал.

Угостил он Гаврилу кубком вина заморского и повел пыточные камеры да тюрьму показывать. Идет Гаврила носом хлюпает, а по сторонам поглядывает, все примечает. Где стража стоит, где места потаенные имеются, где проходы в другие помещения.

Весь дворец обошли они. Все камеры и пыточные стенды осмотрели, а напоследок подарил ему Петр Митрофанов набор пыточных инструментов золотых да серебряных, с каменьями самоцветными. Принял Гаврила этот знак внимания и в похвалах придворным умельцам рассыпался. И действительно, с такой любовью и умением были они изготовлены, что пытаемые (особенно из интеллигенции) получали такое эстетическое удовольствие, что боли почти и не чувствовали.

Спрятал Гаврила инструмент за пазуху. Тут гонги ударили, поднялся шум во дворце - оказалось, обед наступил.

Посадил Петр Митрофанов Гаврила за свой стол. Прибежали слуги резвые, стали напитки да заедки предлагать.

Едят они, разговаривают. Гаврила все на спиртное налегает, лечится и рассказывает хозяину о своих подвигах. Еще пуще захотелось Петру Митрофанову оставить у себя славного героя. Начал он его уговаривать, чтоб остался, а Гаврила ни в какую. Охмелел он от горячительных напитков, осторожность потерял. Ругаться стал, и до того разошелся, что прилюдно Петра Митрофанова сволочью международного масштаба обозвал. От таких слов Петр даже чувств лишился. А когда очнулся, только глазом мигнул. Подхватили славного Гаврилу за руки, по голове крепко вдарили, да выволокли из-за стола.

-Запереть! Стеречь пуще глаза!

Потеть не давать! - закричал вслед Петр Митрофанов.

-Есть! - дружно откликнулись заплечных дел мастера и подмастерья.

А мудрецам своим приказал Петр придумать самую страшную муку.

- Такую страшную, чтоб мне его самому жалко стало!

Разошлись все по своим делам - мудрецы пытку придумывать, а Митрофанов - в гарем. Там его ждала Звезда Востока - Несравненная Гюльчатай. Рассказал он ей о своей обиде и не утаил, что нанес ее Гаврила.

-Что же ты сделаешь с ним? - спросила Звезда Востока.

-Обещали мне завтра новую пытку...- неопределенно сказал Петр.

Дрогнуло сердце Гюльчатай.

Много слышала она о Гавриле, ибо имя его гремело по всему свету и многие женщины мечтали прижать его голову к своей груди. Помнила она имена десятков принцесс, освобожденных Гаврилой, но которые так и не смогли пленить его сурового сердца.

-Нет- сказала себе Гюльчатай- Этому не бывать!:

:Очнулся Гаврила глубокой ночью. В голове гремело так, словно тысячи медников клепали там свои котелки.

Гаврила поежился. Вокруг было сыро.

Оглядевшись, он понял, что дело его плохо. Пожалуй, хуже, чем когда-либо.

Вспотеть тут было невозможно. Шаг в длину, шаг в ширину, сырая и холодная как склеп, темница навевала мысли о безвременной насильственной смерти. Герой еще раз осмотрелся. Вспотеть естественным путем он не мог мешали температура и влажность.

Бегать до пота не позволяли размеры камеры. Приседать - тоже. Колени упирались в стену. Было похоже, что стоит он в колодце. Высоко над ним, большое, словно луна в полнолуние, виднелось колодезное жерло, зарешеченное железными прутьями.

Вверху оно расширялось. Не вылезти - подумал Гаврила.

Он ощупал руками стены и нашел дверь. Едва заметной выпуклостью она выдавалась внутрь. Это был единственный реальный выход наружу.

Гаврила обстучал ее ногой. Звук был тупой, плотный. Похоже, что с другой стороны дверь была заложена кирпичами. Не смотря на столь критическое положение, он усмехнулся: вряд ли кого охраняли бы с такой тщательностью.

-Ай да Гаврила, ай да сукин сын! - подумал Масленников, и он был прав.

В голове героя вертелись мысли одна другой отвратительнее. Неожиданно вспомнились мрачные подземелья, виденные утром. Потом - ручные крокодилы, которыми накануне похвалялся Митрофанов.

Мысли эти, однако не вселили в него отчаяния. Выход был. Пусть заложенный кирпичами и тщательно охраняемый, но был. Оставалось только найти способ вспотеть и воспользоваться им.

Несколько минут он пытался вспотеть, вспоминая самые страшные пытки, какие только знал.

Не вспотел.

Вспомнил свой страх в первый день обладания чудесным даром в доме мудрого Митридана. Страха не было.

Рассказал себе вслух историю о схватке со страшными Гомохерами.

Пот не появлялся:

:И стукнуло тут Гавриле в голову!

Понял он, что достиг той крайности, о которой предупреждал его Гольш.

Не стало у него страха. Воля его укрепилась и пришло время идти в замок Ко.

От этой мысли светло стало на душе у Гаврилы . На секунду почувствовал он себя нормальным человеком - с тенью, со способностью потеть безо всяких последствий. Со всеми недостатками и достоинствами такой жизни. Секунда, однако, очень быстро прошла. Он очнулся, и перед глазами встала глухая стена:

:Минут 5 Гаврила размышлял, не пробить ли стену головой. Но от этой мысли его оторвал шепот, донесшийся сверху. Подняв глаза, он увидел прелестную женскую головку. Даже сумрак, висевший над колодцем, не мог скрыть ее красоты.

- Ах!- воскликнул Гаврила таким тоном, словно на голову ему рухнули стены. Ничего более он оказать не мог. В области груди зашевелилось что-то теплое.

В молчании текли минуты.

Очарованные друг другом смотрели друг на друга мужчина и женщина.

-Я Гаврила - сказал Гаврила и эхо повторило его слова- Кто ты?

- Я Несравненная Гюльчатай...- шепот, достигший его ушей, был слаще меда.

-Гюльчатай...- повторил шепотом Гаврила и подумал- Жаль что от любви нельзя вспотеть..

Он опять застыл в оцепенении, похожем на сладостный сон, готовый стоять и смотреть на нее. Но Гюльчатай сказала:

-Тебе надо бежать. Я помогу тебе.

Скажи, что тебе нужно?

Ужасаясь прозаичности своих слов, обращенных к этому ангелу, сошедшему на землю он сказал:

-Мне надо вспотеть.

- И только?

-Да - шгпотом ответил Гаврила, вспомнив, что за стеной могут быть стражи. Прекрасная Гюльчатай была умна. Она и сама догадывалась, что сейчас нужно Гавриле больше всего.

-Держи!

На решетку упал сверток. Гаврила осторожно протащи его к себе - он был достаточно мал.

-Что это?

-Ешь- ласково посоветовал голос.

Гаврила развернул материю. Руки его нащупали чашку. Герой осторожно сунул внутрь палец. Наполнявшая чашку масса податливо расступилась, обволакивая палец. В полутьме он разглядел, что там плавают мелкие комочки. Он выловил один и осторожно разжевал. Рот наполнился с детства знакомым каждому славянину вкусом.

Гаврила поднес чашку к губам и по-собачьи, языком, стал есть малиновое варение.

-О Гюльчатай, ты спасаешь меня! -страстно выдохнул вверх Гаврила . Сердце его учащенно билось то ли от любви, то ли от съеденного варения.

-Потей! - донеслось сверху. Лицо девушки исчезло. Напрягая слух, он уловил уделяющиеся шаги. Она уходила.

-Кому война, а кому и мать родна.. -невпопад подумал Гаврила. Кровь его заходила быстрее, разнося по телу тепло. Он напряг мышцы, проверяя готовность организма к действиям. Тонкий запах пота разлился по колодцу и нежный влюбленный превратился в бойца.

Гаврила размахнулся. Рука, со свистом рассекая воздух, ударила в стену. Колодец заходил ходуном, по жерлу колодца поднялось грибовидное облако пыли. По кирпичной кладке молнией побежала трещина. Гаврила сунул в крошащуюся глиной темноту пальцы и усилием всего тела выдавил наружу дверь вместе с кирпичной кладкой ...

:Шум разбудил весь дворец.

Проснулся и сам Петр Митрофанов.

Царю спалось мягко. Не легко было просыпаться, сон тянул в сладкую темноту, но пришлось.

- Гнедышники прилетели:- сонно подумал Петр. Они часто прилетали по ночам, и всегда их появление сопровождалось страшным шумом. С гнедышниками у него сложились неплохие отношения, не смотря на то, что они едва-едва понимали друг друга.

Митрофанов глянул в окно. Двор, однако, был пуст.

Петр повернулся к кровати, собираясь опять уснуть, но в этот момент уши его уловили приближающийся шум.

- Черт бы их всех побрал - с неудовольствием подумал он - Всех завтра перевешаю:

Шум приближался. Это были не отдельные крики, а всеобщий, полный животного ужаса рев. Под кроватью зашуршал лапами предводитель ручных крокодилов - крокодил Борька.

По этикету он должен был всю ночь находиться в спальне великого Человеконенавистника. Борька выполз на середину комнаты.

Зацепившись за заднюю лапу за ним следом тащился кожаный футляр с личным оружием Петра Мирофанова.

В одно мгновение все изменилось.

Загрохотало так, словно крыша оторвалась и размеренно, но с удивительной скоростью застучала по стенам. Потом размеренный железный грохот прерывался приближающимся шелестящим треском.

- Борька! Дверь!

Крокодил, опершись на хвост, встал в боевую стойку Ленивый хорек переползает через грабли . Петр вытащил меч из ножен и встал рядом с рептилией. По коридору дробно простучал ноги бегущих. Нарушая этикет, в спальню вбежал стражник.

- Государь! Гаврила Масленников!

За спиной стражника мелькали смазанные от скорости лица мужчин и женщин. Митрофанов перевел взгляд на стражника.

- Ну и что?- обалдев от такой наглости спросил Митрофанов.

- Он потный! - взвизгнул стражник и исчез, подхваченный плотным потоком бегущих тел.

Когда бегущие промчались многоногой толпой, в коридоре тише не стало. Что-то там определенно происходило. Проклиная себя за любопытство, Петр Митрофанов выглянул в коридор. По стенам чадили факелы, заливая его нежно-розовым светом, а там где коридор поворачивал, по стене метались бесформенные тени. Они приседали, вытягивались, и вновь приседали, гремя оружием. В воздухе носился металлический звон и проклятья.

Временами шум перекрывался оглушительными криками, полными неземной муки.

Так могли кричать только гвардейцы.

Небольшой отряд истинно преданных Петру Митрофанову людей преградил Гавриле путь в царские покои.

Неизвестно на что они надеялись - Гаврила методически убивал гвардейцев не обращая внимания на их попытки выбить ему глаза копьями.

Он уворачивался от ударов, выхватывал мечи и ловко ломал их об колено. Гвардейцы ужасались, но не отступали. Они задержали Гаврилу минуты на три, сделав все, что было в человеческих силах. Но этого было мало. Петр уйти не успел.

Гаврила ударом ноги разбил дверь, успев при этом увернуться от меча и наступить на него. Обезоруженный Петр проворно прыгнул за Предводителя Ручных Крокодилов.

- Дерись, Борька! Дерись! А то колбаснику отдам!

Борька к колбаснику не хотел. Он прыгнул, растопырив лапы, но на полпути его остановился удар в брюхо. Гаврила нанес его другой ногой. От удара крокодил разорвался на две части, забрызгав кровью и желудочным соком богатое убранство царской спальни. В одном углу лапы его еще скребли мозаичный пол, а зубастая пасть, в другом углу, была раскрыта в надежде, что пришелец сам сунет туда голову или, на худой конец, ногу, но зверь был уже не опасен. Гаврила остался с Петром Митрофановым один на один:

- А-а-а-а!- закричал Великий Человеконенавистник. Понял он, что в лице Гаврилы видит свою смерть.

Взвился крик ночным нетопырем вверх и пропал. Сердце не выдержало, оторвалось и упало в пятки Петру Миртофанову. Боль от отбитых ног разлилась по всему телу, стала невыносимой и он умер.

Комедия кончилась.

Оглянулся Гаврила, выхватывая цепким глазом и широкое ложе и занавеси из паволоки и ценный кальян Александрийской работы.

Больше тут делать было нечего и, оглядев спальню, Гаврила с криком Кто не спрятался - я не виноват!

побежал добивать стражу. Это заняло у него еще полчаса. Разгромив тех, кого нашел он вышел из осиротевшего дворца в пустыню. На лунном диске, низко повисшем над горизонтом, черным контуром прорисовывались пальмы.

- Оазис- догадался Гаврила. Помахав с бархана рукой в сторону царского дворца, он поспешил в пустыню. За спиной оставалось славное ристалище, оставалась Звезда Востока- Несравненная Гюльчатай, пленившая сердце свирепого героя.

Добежав до озерца, Гаврила с шумом плюхнулся в воду. К счастью оазис оказался необитаемым- разумные жители пустыни держались подальше от Петра Мирофанова- и его появление не вызвало там переполоха. Только несколько змей выскользнули из воды и отползли в сторону. Сопя и фыркая, Гаврила плескался в воде. Купание доставляло ему удовольствие, однако голова героя была занята размышлениями над происшедшим. Не Несравненная Гюльчатай и не красота звездного неба занимали его мысли, а замок Ко - таинственное и загадочное обиталище теней и приведений.

Мыли бродили у него в голове четкие, как тени от пальм. Время пришло.

Нужно было хватать его, седлать, пришпоривать и отправляться в путь.

Замок Ко заждался своего героя.

Гаврила вылез на берег, отряхнулся по-собачьи, выжал одежду и натянул ее на себя. Мокрая материя приятно холодила кожу. Герой пошевелил плечами и словно безумный побежал вглубь пустыни.

Ветер, принесшийся из глубины пустыни, разогнал собиравшиеся пролиться дождем облака. Вместо воды на песок упал зной. Гаврила в сердцах выругался и попытался плюнуть в песок. Плевка, конечно же, не получилось. Рот был сух, как склеп Фараона. Солнце уже перевалило через зенит и спустилось к горизонту, но прохладней от этого не стало.

Казалось, что оно действительно приближается к земле, желая расплавить песок и превратить пустыню в громадное зеркало. В этом пекле Гаврила провел целый день. Он шел вперед, оставляя солнце за спиной. В нагретом затылке тяжело бухала кровь. Ящерицы выскакивали из обжигающего песка и бежали рядом с ним, стараясь хоть на минуту оказаться в тени этого странного существа, расхаживающего по пустыне в самое не подходящее время.

Но напрасно. Тени не было. Песок впереди был так же освещен солнцем, как и во всей пустыне. Ящерицы негодующе верещали и закапывались обратно. Довариваться.

Солнце уже закатилось, когда Гаврила увидел замок Ко. Он появился неожиданно, словно выпрыгнул из темноты.. Старые, изъявленные пробоинами стены окружали небольшое пространство среди песков. К шуму ветра, перебиравшего песок, Гаврила уже привык за день, но теперь к нему прибавилось шорох песка, скребущего по камню.

Все здесь носило на себе печать разрушения. Время не щадит не только людей, но и камни.

Через пролом в стене Гаврила вошел во двор. С тихим шорохом пополз под ногами песок. В темноте, окружавшей замок, слышались шорохи и невнятные голоса. По спине героя словно провели тряпкой, смоченной в ледяной воде. Он выпрямился, пошевелил пальцами, проверяя готов ли к неожиданностям.

- Слушай , замок Ко! Я пришел за тем, что принадлежит мне!

Голос человека разнесся по двору и увяз в тишине. Гаврила поежился.

Страха в нем не было. Только опасение, что произойдет нечто непредвиденное, что обернется против него и его тени.

Взяв себя в руки, он сделал несколько шагов вглубь двора.

Темнота отодвинулась назад, выдавив из себя дверь. Точнее не дверь, а то, что от нее осталось.

Полу оторванные створки висели, загораживая вход внутрь. Перед ними ветер намел кучу песка. Переступив через нее, Гаврила вошел внутрь.

Темнота там была удивительной.

Немного походив по замку, Гаврила начал сомневаться, что свет вообще существует. В такой темноте можно было не только выколоть глаза, но и отрезать голову. Темнее от этого не стало бы. Шепотом поругиваясь, что бы ненароком не оскорбить тонкие чувства хозяев замка Гаврила ощупью продвигался вперед.

Постепенно темнота вокруг него сменилась серым сумраком. Предметы в нем проступили осязаемыми тенями, не получившими, впрочем, рельефности. Сверху сочился не яркий свет.. Гаврила поднял голову.

Над ним полузанавешенное тучами звездилось небо.

- Звеза Мук-Эль-Косан! Пошли мне удачу!- взмолился Гаврила.

Звезда мигнула, и это придало человеку уверенности. Он сделал еще несколько шагов и вошел под крышу.

Шаги теперь эхом отдавались от стен.

Над головой шмыгали летучие мыши.

Гаврила вышел на середину зала.

Вокруг тенями поднимались колонны, когда-то державшие свод. Теперь они подпирали небо. Остатки крыши валялись по всему залу. Гаврила выбрал себе место и усевшись на какой-то обломок стал ждать полуночи.

По словам Гольша, да и по мнению самого Гаврилы, это было самое подходяще время для появления привидений. Около часа он провел в темноте и одиночестве.

Впрочем, одиночество было относительным. Ничего не видя, он ощущал, что вокруг что-то происходит. Кроме шуршания песка и писка летучих мышей вокруг него плескалось море слабых, едва слышных звуков. Кто-то смеялся, слышался ропот толпы. Одинокий голос иногда прорывался сквозь общий шум, донося обрывки странной, томной песни. Звуки накатывались волнами, то затихая, то усиливаясь.

Ночной холод разлился по залу.

Гаврила поежился.

- Кхе-кхе- раздалось у него над ухом деликатное покашливание. Волосы на затылке попытались подняться, но Гаврила пригладил их рукой и обернулся. Перед ним стояло сверкающее фосфорическое облако в форме человека.

- Осмелюсь побеспокоить вас вопросом. Не подскажите ли вы мне, где тут место для двухмесячных привидений?

Призрак застыл в изысканной позе, говорящей о хорошем воспитании. В ответ на столь любезное обращение Гаврила сказал.

- К сожалению не могу ответить на ваш вопрос с полной уверенностью.

Весьма вероятно, что именно там, где мы стоим.

Призрак недоверчиво оглядел место, где сидел Гаврила и с сомнением покачал головой.

- Всегда у них так. Никакого порядка.

Как только устраивают усиленный парад, так начинается неразбериха с местами. В прошлый раз я потерял тут своего друга маркиза Д Антри, королевского отравителя, да еще вдобавок пришлось простоять в толпе простолюдинов с недельным стажем. Страшно подумать! Граф де Греби в толпе крестьян!

Призрак, наверное по привычке, прислонился к колонне и закатил глаза к небу.

- Благородный человек! - подумал Гаврила с уважением. К благородным людям он испытывал вполне объяснимую приязнь, хотя пролил в последнее время не мало голубой крови. Гаврила прислушался к своему естеству. То о чем говорил великий Гольш свершалось в это мгновение.

Он видел призрака так близко, словно смотрелся в зеркало. Призрак был ближе самого близкого родственника: И ничего не происходило! Он не боялся его! Он не боялся, но все же он не был спокоен.

Призрак говорил что-то, но Гаврила уже не слышал его. Начиналось то, ради чего он терпел муки и испытания. Зал вокруг него потихоньку наполнялся призрачными фигурами. Воздух засиял молочнобелым светом. Отдаленные предметы скрылись в этом сиянии как в тумане.

Кого тут только не было! Мужчины и женщины в странных одеждах, звери и птицы. Недалеко от них вереницей прошли фигуры, облаченные в одинаковые мантии. Материя красиво переливалась, хотя ветра в зале не было.

- Как это так? Почему? - подумал Гаврила, но спросить не решился.

Группа прошла мимо, не обратив на него внимания, и остановилась поодаль. Видя их граф издал радостное восклицание.

- О-ля-ля! Вот он мой друг д Антри!

В ответ оттуда замахали шляпой.

- Пойдемте со мной- любезно пригласил де Греби- Я познакомлю вас с маркизом. Он наверняка будет рад. Тут, у нас, редко встретишь живого человека.

Д Антри оказался столь же радушным и велеречивым.

-Человек у нас гость редкий. Тем более приятно видеть не просто человека, а бесстрашного война Гаврила:

- Вы знаете меня?- удивился Гаврила - Конечно - удивился в свою очередь д Антри - Кто же не знает Гаврилу Масленникова? Мы же не в пустыне живем: Впрочем, что это я. Живем-то мы как раз в пустыне, но кое какие новости доходят и до нас.

Разговор поддержал граф.

- В вашем мире о нас говорят много и не всегда правду.

-Чаще неправду, чем правду- уточнил маркиз- Увы! Стыдно признаться, но я и сам приложил к этому руку!

Он тряхнул головой, явно вспоминая что-то веселое.

- Я, помнится, написал книгу Правдивая история призрака Аккерменской колокольни : Как только я: Ну вы понимаете- Он деликатно пошевелил пальцами, подбирая слово , что бы обозначить рубеж своего земного существования- Перешел в иное качество, так сразу же попытался выяснить что там было:И что же?

Бестленные брови маркиза поднялись, выгнувшись домиком.

-Выяснилось, что там его никогда и не было:Теперь я планирую перебраться туда сам, что бы мое реноме в обществе живых не пострадало.

-- Вы опоздали. Я ее разрушилсообщил ему Гаврила с неловкой улыбкой и развел руками- Две недели назад. Так получилось:

-Слухи, суеверия:.- Продолжил граф из деликатности не обращая внимания на поскучневшего маркизаПраво слово, начинаешь сомневаться в разумности человечества:

Обиделся Гаврила за человечество и рассказал друзьям из потустороннего мира о мудром Гольше.

- О! Это человек! - В один голос воскликнули граф и маркиз еще так недавно разделявшие все заблуждения человечества- Это Человек! Какой ум! Какая глубина мысли!

- Да, он такой - подтвердил ГаврилаВсе при нем. Кстати именно он направил меня сюда.

- У вас тут какие-то дела? - осведомился маркиз, показывая всей своей позой, что готов оказать содействие в любом деле, вплоть до кровосмешения.

- Да- безразлично ответил геройХочу совершить тут один подвиг.

- Да какой тут может быть подвиг? - разочарованно пожал плечами маркизА я уж было, подумал опять какая-то интрига:

- Нет. Все проще. Хочу поймать у вас одну тень.

И граф и маркиз смотрели на него, и взгляды их выражали недоумение.

Потом маркиз беззвучно хлопнул себя рукой по лбу.

-Это ваша тень?

- Конечно. Зачем мне чужая?

Друзья-покойники переглянулись.

-Как вы собираетесь это сделать?

Гаврила пожал плечами. Он понимал, что если тень сама не захочет вернуться назад, то у него ничего не выйдет. В этой ситуации нужна была либо добрая воля, либо магия. Маркиз слегка наклонил голову, а граф сказал - Безусловно!

- Мы поможем вам :

- Если, конечно вы примете нашу помощь.

Предложение явилось для Гаврилы полной неожиданностью. Такое движение души и для живого человека было редкостью, тем более неожиданно было услышать его от привидений, у которых и души то не было.

- Благодарю вас, господа! Но будет ли от этого толк? Щекотливость положения:

-Пусть это вас не беспокоит. -перебил его д Антри- Именно щекотливость положения и побуждает нас помочь вам.

Гаврила благодарно протянул руку, но, вспомнив с кем имеет дело, отдернул ее. Граф и маркиз рассмеялись.

- Ваши привычки потеряли здесь свою силу, дорогой Гаврила. Пожать руку тому, сквозь которого можно пройти задача не из легких. Это, кстати единственный крупный недостаток привидения , как формы существования материи.

-Зато у вас есть масса других достоинств - ответил ГаврилаНапример доброе сердце!

- Да - согласился граф- По себе знаю, после смерти человек становится значительно лучше. Однако и у вас сесть добрая печень, отличный желудок, великолепные легкие.

Гаврила улыбнулся. Граф тоже.

- Давайте, все-таки займемся вашей тенью. Я знаю одно старое, но вполне приличное заклинание. Всего одно слово и дело в шляпе. Вам только нужно будет наступить ей на ноги.

- Тени?

- Конечно. Полного совмещения добиваться не следует. К концу заклинания все станет на свои места.

Граф откуда-то из глубины себя вынул сгусток туману величиной с кулак.

- До выступления Магистра осталось 26 минут. Нам надо успеть.

Он посмотрел на Гаврилу, задумался.

Найти тень, среди сонмища духов было задачей далеко не простой.

Маркиз не тратя время на раздумья крутил головой, отыскивая хоть что-нибудь черное в сверкающей белизне приведений. Зная характер Гаврилы он искал в первую очередь среди военачальников, спесиво выставлявших на показ свои ордена.

Внезапно его осенило.

- Скажите, друг мой, с кем из известных людей прошлого вам хотелось бы встретиться в первую очередь?

Гаврила задумался только на секунду.

- С Витязем в Тигровой Шкуре!

Д Антри вошел в небольшую кучку духов, стоявших рядом.

-Господа! Где сейчас находится Витязь в Тигровой Шкуре?

Приведения пожимали плечами, но все же несколько туманных перстов указали в глубь зала. Друзья заспешили в указанном направлении.

С каждым шагом Гаврила все сильнее охватывало возбуждение. Дрожь сотрясала теперь пальцы героя, зубы сжимались от дурных предчувствий.

Опасения словно пауки ползали по душе героя, но Гаврила только крепче сжимал кулаки, не позволяя страху оседлать себя. Они обошли карнавальное шествие, миновали толпу призраков одетых явно не по сезону- в меховые шубы и унты.

Заметив взгляд Гаврила, граф небрежно пояснил.

- Эскимосы. Темные охотники. Всегда держатся особняком. Как только на солнце появляются пятна, они прибывают сюда десятками:

Гаврила с трудом разжал зубы и из вежливости сказал первое, что пришло в голову.

-От недостатка света дохнут что ли?

- Да нет- столь же безразлично ответил граф- Тут какие-то другие причины.

Призракам, казалось, не будет конца.

Бледный фосфорический свет наполнял зал. Гаврила дышал им, шел сквозь него, сквозь разговоры:

- Был я там. Ну и ничего. Кабак как кабак:

- Я и не знаю что это такое ягель , да и знать не хочу!

- Тут он ее и прижал, а у самого лицо такое значительное:

- У царя Мидаса- ослиные уши!

- Да что вы! А у Киевского князя бородавка на носу!

- Вот он, Витязь! - указал де Греби на сгорбленного старика. Тот сидел не то на тигровой шкуре, давшей ему такое грозное имя, не то на матрасе.

Гаврила хотел, было удивиться.

Витязя в тигровой шкуре он представлял себе как-то иначе, но едва открыл рот, что бы сообщить об этом маркизу, как увидел свою тень.

Он сразу узнал ее, хотя и не видел ее лет 20.

- О! Тень моя! - радостно завопил герой.

Тень вздрогнула, попыталась съежиться, но среди приведений она была заметна, как мужик в женской бане. Она дернулась в одну сторону, в другую, но Гаврила вцепился в нее глазами и не выпускал.

- Что вы стоите как столб? Вставайте ей на ноги, наступите на нее!прошипел граф ему в ухо, но Гаврила не слышал своего благородного спутника. Граф с удовольствием ущипнул бы Гаврила, но это, увы. Было выше его возможностей. Пожирая свою тень глазами, он сказал.

- Тень моя! Вернись ко мне! Нехорошо, когда тень уходит от человека.

-Да- согласилась тень- А зачем ты обижал меня?

Гаврила переступил с ноги на ногу.

Сказать в ответ ему было нечего, но нужные слова пришли сами собой.

- Я больше не буду.

Вокруг них облаками конденсировались привидения. Слух о том, что в замок проник человек, и человек не простой быстро облетел руины. Мешая разговору, между ним и тенью вклинился маркиз. Гаврила шагнул в сторону, что бы видеть тень.

Тогда между тенью и им вклинился граф. Гаврила опять шагнул не в силах оторвать взгляд от тени.

Теперь он стоял напротив нее. Граф показал маркизу большой палец.

- Спешите. Магистр не будет ждать и начнет свое выступление. Тогда все пропало.

От этих слов очнулся Гаврила.

-Вернись ко мне, тень! Я знаю, я уверен, что нам обоим плохо друг без друга. Мне грозит смерть, а вместе со мной умрешь и ты. Но если мы снова соединимся, то спасем себя! Князь полюбит нас. Стань же тенью великого война Гаврилы Масленникова!

Слова выскакивали из него словно языки пламени. В зале стало тихо.

Было слышно, как прожужжал где-то рядом призрак комара.

-Тутркр!- заорал сзади графПрилипни, тень!

Тень скорчилась. Перестав быть самостоятельным существом, она упала у ног Гаврила, судорожно меняя форму.

Гаврила опустился на корточки. Тень скорчилась, повторив его движения.

Он прикоснулся к ней рукой, не веря, что все позади. Нагретый за день камень изучал тепло, но Гавриле казалось, что тень греет его своим теплом. Он оглянулся, призывая столпившихся возле него духов в свидетели.

- Клянусь, что отныне буду всегда смотреть на тебя!

Слова его заметались между колоннами и вылетели в небо, прямо в уши Светлых Богов. И в этот момент тень пропала. По залу пронеслось что-то вроде общего вздоха. Гаврила оглянулся. Зал был пуст. Вместе с привидениями пропал и свет. В страхе Гаврила выскочил во двор замка. Лунный свет облил его, наградив тенью. Несколько секунд Гаврила смотрел на нее, а потом, раскинув руки, упал на песок и уснул.

Ранним утром, когда солнце еще не осветило землю, он поднялся на ноги.

Тень послушно скорчившись лежала у его ног. Прищурив глаза, Гаврила оглядел розовеющий горизонт. Он улыбнулся и пошел спиной к солнцу.

Навстречу ему.

С тех пор прошло много лет. Гаврила как ходил, так и ходит.

Только одна мысль беспокоит его.

Может быть Ярило обидится за то, что он ходит спиной к Солнцу нему и погасит его?

Гибель Помпей

Вы наверное думаете, что Ирокезовы погибли при разрушении Фудзиямы? Ведь взрыв был силгн, и много месяцев крестьяне убирали многотонные осколки камней и гранат, но Ирокезовы не погибли. Чудом уцелев под ливнем осколков, они покинули разрушенную гору Фудзи, которую после этого стали называть в народе Фудзи-Яма ...

Ирокезов-старший долго ворочался на свогм ложе без сна. Вернувшись из дальнего похода, он первым делом принес жертву Зевсу-Олимпийцу, справедливо полагая, что если б не Зевс, то могло бы быть еще хуже.

Неудачи преследовали его уже вторую неделю. Легкие на подъгм и быстрые на ходу они уверенно шли за ним, успевая проникать в самые неожиданные места - от солдатского нужника, до ставки Главнокомандующего, а теперь еще и это ...

Холода в городе наступили внезапно.

Лютый холод сковал реку и заставил жителей забиться в дома. Но хуже всего, конечно, было то, что замгрзла акватория порта, подвоз хлеба из Африки прекратился, и призрак голода встал над городом. Даже специальные ледокольные триремы, вызванные из Сиракуз, не смогли пробиться к угасавшему полису. Жизнь в Помпеях замирала, и не было, казалось, силы, способной вернуть ее к жизни.

Утром Ирокезову старшему вручили депешу.

Круглая печать на витом шнуре с изображением совы, свидетельствовала о принадлежности ее к императорской канцелярии. Император желал видеть Ирокезова-старшего. Запахнувшись в хитон, цвета хаки, народный герой явился на зов.

Уже подходя к Большому Залу он почувствовал лггкое беспокойство. Неприятности были рядом. С этим ощущением в душе он оттолкнул тяжелые створки.

Император сидел, как и всегда около окна, рядом с батареей вулканического отопления, исходящей последними крохами тепла и разглядывая город. Вокруг него, не спеша, сознавая свою безнаказанность, бродили мелкие неприятности. Иногда кто-то из них останавливался и гадил прямо на пол, а иногда, промахиваясь, на ковгр персидской работы.

- Твои? - не скрывая досады, спросил император.

- Мои - ответил Ирокезов и пнул одну из неприятностей ногой. Она заскулила и отбежала к дальней стене. Оба они, и император и Ирокезов-старший несколько секунд наблюдали за тем, как она, меняя цвет, сливается с настенной мозаикой.

- Я тебя, сам знаешь, как люблю. Но такого терпеть не намерен.

Верхняя губа императора брезгливо вздернулась наверх.

- Мало мне разве своих?

Он кивнул в угол, где сбившись в кучу смирно сидели его личные неприятности. По сравнению с ирокезовскими они выглядели не в пример мельче, да и не так браво.

- Давай так. Чтоб каждый со своими воевал. Ты уж давай сам с ними как-нибудь разделайся. Видеть их больше не хочу!

Ирокезов отлично понимал раздражение императора. Хлеба, как он знал, в городе осталось на декаду, мяса на три дня, а вина- на день. Надо было предпринять что-то действительно серьезное. Раздражение нахлынуло как волна, делая все кругом расплывчатым, таким, как если бы он действительно смотрел сквозь воду. Все стало не четким... Все кроме неприятностей. Он резко присел, прыгнул вперед. Телохранители из-за штор бросились спасать императора, но беспокоились они напрасно. Ирокезов ухватив за хвосты двух самых наглых из мерзких тварей, бродивших около монарха и выбросил их в окно. Император присел. С гнусным мявом над его головой пролетели две туши.

- Хорошо государь. Я подумаю. - Молвил Ирокезов усталым голосом и ушел думать.

Дома его ждал сын. Ни монархию, ни монархов Ирокезов-младший не любил и поэтому встретил отца вопросом.

- Чего эта сволочь от тебя хочет?

Ирокезов-старший только махнул рукой.

Сын, поняв папашино состояние, посоветовал.

- Тут нынче гонец от китайского императора забегал. Сервиз принес. Так я от скуки разбил половину ...

Пошел бы, отвел душу ...

- Фарфор? - спросил Ирокезов-старший, поднимаясь.

- Угу. - Только быстрее, обед стынет.

Он ушел, а сын крикнул ему в спину.

- Ты в зеркало кидай! Если посуду об зеркало бить, то звону больше...

Через семь минут, Ирокезов-старший с посветлевшим лицом, вернулся в столовую. А через два часа они подошли к городской котельной, расположенной под Везувием.

Дверь была не заперта, но почему-то не открывалась. Ирокезов-младший сунул голову в щель и понял почему.

С той стороны двери лежал пьяный котельщик Вулкан.

Оттащив его в сторону, Ирокезовы оглядели помещение. Смотреть вообщем-то было не на что. Гнусность запустения лезла на глаза так, словно Вулкан специально испоганил все, что бы выжать слезы из каждого, кто переступит порог котельной.

Доброго слова все это не стоило, но Ирокезов сын дохнул на стенку и протер рукавом какую-то бляху.

- Оборудование-то фирменное! - одобрительно сказал он.

- Да уж больно запущено - дал волю своему скептицизму Ирокезов-стар-ший. Паутина, словно почетные анархические знамена висевшая по углам, никак не свидетельствовала о добротности всего того, до чего доставал глаз. От этого пейзажа во рту становилось кисло. Чтоб не потерять решимости он сказал.

- Ну ладно. Чего уж там. Глаза боятьсяруки делают!

Ирокезов-младший, не взирая на последствия, крутанул штурвал, повышающий давление в магистралях. Гул волной прокатился по котельной. Он начинался у котлов и по трубам уходил вверх, Ирокезов-младший, раздевшись, осмотрел баки с мазутом.

- Тут мазуту батенька на три года запасено.

Ирокезов-старший ничего на это не ответил, так как сидел в топке и очищал ег от нагара.

- Редкая сволочь, этот Вулкан - сообщил он сыну, высунувшись из топки так оборудование испоганил.

- Он же подгнщик - попытался оправдать его Ирокезов-младший, довольный качеством и количеством мазута.

- Поганщик - сурово поправил его отец.- Может быть даже урод.

Через несколько часов в городе наступило потепление.

- Слава Ирокезовым! - кричал восхищенный народ. Сам император прослезился и объявил амнистию. В море стремительно таяли льды. Ирокезовы в это время спали, утомлгнные тяжглой работой. В топках шумело пламя. Мелодично гудел перегретый пар, убаюкивая Великих Сантехников Ирокезовых. Проснулись они от сквозняка. Ветер врывался в открытую дверь, поскрипывая створкой и перекатывая по полу колбасную кожуру, оставленную друзьями Вулкана.

За дверью, около самого порога лежал Вулкан. Силы оставили его, едва он переполз через порог, а около котлов толпились неприятности, их было много. Одни бегали друг за другом, другие задумчиво смотрели в огонь, положив голову на лапы. Самые агрессивные и плохо пахнущие, откручивали гайки с котельного оборудования.

Ирокезов-старший на минуту опешил, но едва взглянул на манометр, обрел свою обычную живость. Стрелки стояли далеко за красной чертой, подхватив одной рукой сына, а другой Вулкана он захлопнул ногой дверь и выскочил из котельной. Громадными скачками, подруливая ногой, как кенгуру хвостом он бросился прочь от Везувия. Из жерла вулкана валил густой дым. Земля зашаталась под ногами, изношенное оборудование не выдерживало нагрузки.

Ирокезов-младший соскочил с отцовской руки и спросил на бегу.

- "Куда бежим, батя? Кочуем разве?

За Ирокезова-старшего ответил Везувий.

Взрыв, раздавшийся за их спиной, был такой силы, что содрогнулись вся Азия, Африка и Латинская Америка.

Так погибли Помпеи.

О "Былине..."

Былина о выздоровлении Ильи Муромца""

Эту былину сочинил Ирокезов -младший, описав в ней обстоятельства встречи его и папаши с человеком, впоследствии названном Ильей Муромцем.

Но тут, мне кажется, мы сталкиваемся со случаем искажения исторической правды. Ибо хорошо известно, что до написания былины сам же Ирокезов-младший рассказывал об этом иначе. По его словам питье, которое они дали жителю села Карачарова получилось в следствии спора, произошедшего между папашей и сыном о том, будет-ли смертельной для нормального человека смесь всех алкогольных напитков, которые повстречаются им на пути из столицы Поднебесной империи до Амстердама. Составление смеси шло на основе двух кувшинов, подаренного Ирокезову-старшему императором Подебесной и прокисшего по дороге вина, а так же остатков турецкого чая.

Как раз при входе в Карачарово кувшин треснул и, что бы не выбрасывать накопленное, всегда обладавший научным мышлением Ирокезов младший, дал хлебнуть этой смеси перврму, кого они встретили.

Чем окончился смелый эксперимент мы все знаем.

Былина о выздоровлении Ильи Муромца

...У окна сижу тридцать третий год

И не вижу я света белого

За окном народ свои жилы рвет

Ох устал сидеть очень зело я...

Что зима с снежком, что весна с дождем

Нету силы мне рукой двинути,

Рукой двинути, раззудить плечо,

Выйти во поле с Катериною.

Я сижу в тоске, взгляд в окно вперев.

Солнце в зареве поднимается...

Под моим окном враг в разгул вошел

От тоски мое сердце мается.

Вот ужо идут странник с путником

Все идут, поют песни скорбные.

В песнях их вой да плач стоит,

Колокольный звон, пламя-зарево..."

Подозвал их Илья громким голосом"

Эй вы странники горемычные,

Сказ скажите, что поете вы,

Что в земле родной деется.."

Подошел один, губу выпятив

На восток срыгнул, перекрестился"

Что ж ты здесь сидишь, сила русская?

Ведь тебе давно пора бой держать?"

И второй завыл тонким голосом

Поводырь всплакнув подошел к окну."

Хан Мамай пришел. Русь огнем горит!

Ворог уж почти в Ново-Городе!"

Застонал Илья от обиды злой"

Сила есть в руках- ноги мертвые!

Русь бы грудью я защитил своей

Коли Бог бы дал силы в ноженьки!

Ох в душе моей дюже муторно!

Удавиться что ль? Иль чего хлебнуть?""

Не печалься, брат, есть у нас зельг

Выпей ковш- другой- враз поправишься!""

А чего терять? Ну давай сюда.

Выпью жбан-другой, чай полегчает!"

Поднесли ему и хлебнул Илья

И глаза на лоб сами вылезли..."

Что ж ты дал, подлец? Аль убить хотел?

Не убьешь меня, я ведь жизнь люблю!"

Злоба лютая овладела им.

Со скамьи вскочил...

В изумлении сел."

Ай, спасибо вам, старцы добрые

Чую силу в себе небывалую

Дайте мне совет, что мне делать

Как врага сего извести с Руси."

Опустил глаза богатырь Илья

Стал ответу он ждать ото странников

Как почтенный сын от родителей

Волю их Илья выслушал....

Оседлал Илья ворона-коня

Коня русского, богатырского

Крепко обнял он родну матушку

Положил в мешок бычий окорок.

Катю он лобзнул в губы алые

Подхватил копье, мечик востренький

Он отбил поклон Карачарову,

Помахал рукой родной матушке...

Ветер засвистал, пыль столбом пошла

А народ кругом закричал "Ура!"

Шапки вверх взвились, воздух застонал,

А Илья в тот час на коне скакал.

Час Илья скакал или два скакал

Не узнать теперь не изведати.

Как стегнул коня, так из глаз пропал,

Только пыль столбом завивается.

С непривычки-то занемог Илья

Жжет в груди ему, глаз навыкате,

Глаз на выкате, в животе грешно

И вот-вот оттель что-то выпадет...

Соскочил Илья с ворона-коня

И в кусты тотчас резво бросился

Облегчение думал там найти,

Ну а там уж враг в ряды строился."

Смерть за Русь приму!" - закричал Илья

И врагов стал бить с одного плеча.

Тех кого достал- насмерть порешил,

Остальных врагов- в бегство обратил.

Как узрел Илья, что рассеян враг

Он бочком, бочком сразу и в овраг

Там сидел, кряхтел, пот утер со лба

И не думал он что грядет беда.

У беды у той имя есть свое

Имя есть. Оно- "Соловей-бандит""

Соловей-бандит" - негодяй , злодей.

Много он, подлец, погубил людей.

Вот уж встал Илья, застегнул портки,

Кочил думу думати, подпоясался.

"-Вот уж жизнь пошла- все кругом враги!

Ну уж надо жить, коли вляпался..."

Владимир Перемолотов

Храм Артемиды

При всех своих отличиях от обычного человека Ирокезов-младший в одном походил на всех представителей рода человеческого - он хотел быть лучше, чем был на самом деле. Не заботясь о своей красоте и интеллекте он пренебрегал уловками человеческого разума, приукрашивавшего тело драгоценностями, а ум- почерпнутыми из книг мудростями.

Но когда речь заходила о силе и могуществе, Ирокезов-младший прилагал все усилия, чтоб окружающие считали его всемогущим. Более всего он хотел бы походить на какое-нибудь стихийное бедствие. По молодости лет герой пробовал подражать урагану: в раздражении сильно сопел, шумно рыгал, изображая гром, но хотя это и пугало окружающих до содрогания большого удовлетворения не получал. Ему хватало ума понимать, что все этодешевая подделка.

Однако, однажды судьба забросила его в Новый Свет, где он и понял, что только тут он может найти то, что он безуспешно искал в Евразии. Едва он увидел первого курящего индейца, то понял, что проблема уже решена. Научившись курить, он без всякого напряжения становился родственником любой огнедышащей горе и свойственником землетрясениям и оползням. Так, держа трубку в зубах, с мешком табачной рассады за плечами он появился в Греции.

Ирокезов-старший, надо сказать, неодобрительно отнесся к увлечению сына.

- Кушай морковь -говорил он ему- и это сделает тебя мощным, как еще не известное науке животное!

Но сын не слушал отца и продолжал смолить трубку за трубкой, наводя ужас на окружающих...

В то замечательное время Ирокезовы избрали своей резиденцией прекрасный Греческий город Эфес. Хотя их присутствие и приносило некоторое беспокойство жителям (это случалось, когда у Ирокезова- старшего начинался запой и он, в пьяном виде, обуреваемый всевозможными пороками, стремился к осквернению храмов),они все же терпимо относились к Ирокезовым. Их присутствие в городе давало полную гарантию от каких-либо неприятностей со стороны неприятелей. Уверенность в этом была настолько велика, что жители города своими руками разрушили городские стены и построили из этого материала храм Артемиды, ставший одним из чудес света. Правда и тут Ирокезов-старший вмешался в дела строительства. Первоначально жители города хотели строить храм Весты, где все жрицы должны были быть сплошь девственницами, но Ирокезов-старший воспротивился:

- Это все до первого запоя- пояснил он - О вашей же репутации забочусь!

Храм получился на славу!

Со всех сторон потекли к нему паломники, желавшие увидеть одно из чудес света- это наверняка и Великих Ирокезовых - это если повезет. Все было бы хорошо, если б не здоровье Ирокезова- младшего. Отец стал замечать, что сын его желтеет, а по ночам его душит сухой кашель.

-Брось курить- говорил отец сыну- а то пожелтеешь как китайский мандарин, или того хуже- как померанец...

-А-а-а- беспечно махал рукой сын и выходил во двор, где его ждали приятели.

Не смотря на тяжелый характер Ирокезова-младшего, среди городской молодежи у него было много приятелей. Называя вещи своими именами должен сказать, что Ирокезов-младший был кумиром золотой молодежи. Трудно сказать чего было больше в чувствах его друзей- искреннего почтения, любви или страха, но герой в этом и не старался разобраться. Главное- ему было весело, а все остальное было не существенно. Любое чувство принималось им как должное.

Во дворе его ждали сыновья начальника городской стражи, Силькидорха, Кальций и Натрий, знаменитый городской банщик Сарпевул и жрец нового храма Герострат.

После разговора с отцом настроение у Ирокезова-младшего было пасмурным. Он хмуро оглядел друзей, недружелюбно осведомился:

- Месяц у нас какой нынче?

- Месяца пока не видно- сказал младший из Силькидорхов, Кальций.

- Дурак!

- Сентябрь! - вспомнил Герострат.

- А день какой?

- Пятница.

- Ладно. Будем мой день рождения отмечать. Эй ты, недомерок -Ирокезов-младший посмотрел на Кальция.- Ну-ка беги за подарками. И сестру не забудь.

Сарпевул сам, без напоминания, побежал в баню и вернулся, катя перед собой бочку пива.

- Сколько же тебе сегодня стукнет-то?

Все еще мрачный, Ирокезов сказал:

- За такие вопросы я тебе сейчас сам так дам...

- Охота тебе еще меня бить -схитрил Сарпевул- еще аппетит потеряешь. Ты б пивком развлекся.

Через полчаса, когда рабы накрыли столы, появился Кальций. Он тащил позолоченные доспехи своего отца.

-Поздравляем с днем рождения- жалобно сказал он -Желаем счастья в личной жизни.

- И в личной жизни, значит, то же? - поинтересовался Ирокезов-младший. Он встал с места и несколько раз обошел вокруг Кальция.

- Ты, метр с кепкой, ты почему сестру не привел? А?

Кальций побледнел, чувствуя неизбежность расплаты.

- Отец- забормотал он- Отец, понимаешь ег замуж выдал, как водиться... Ты уж...

Ирокезов-младший еще походил вокруг Кальция и переспросил для верности.

- Выдал, значит, сестру-то? Вы-ы-ыдал!

У-у-у-у предатель!

Он развел руками, но бить младшего Силькидорха не стал, только плюнул тому на штаны.

Не веря в такую удачу- за дружбу с Ирокезовым-младшим часто приходилось расплачиваться своими бокамиКальций поднял голову и увидел садящихся за стол гостей.

Все ели и пили, но чувствовалось, что праздник не задался. Душой любого сборища всегда был Ирокезов-младший, а как раз сегодня он не был расположен к веселью, да и вся эта кутерьма с днем рождения была им затеяна не веселья ради, а чтоб разогнать тоску навеянную папашиными словами.

После каждой перемены Ирокезов-младший ворчал:

-Мандарин, померанец....

И топил темное чувство тоски большими глотками черного Баварского пива.

Видя сумрачность своего кумира поначалу и гости вели себя сдержанно, однако, изобилие пива и доброго кипрского вина сделало свое дело. Сперва Кальций, а затем и Натрий набравшись вина сверх меры завели песню, восхваляющую воинские доблести юбиляра. Кончиться это могло либо смехом, либо кровью.

Сарпевул пристально следил за Ирокезовым, рассчитывая при первых же признаках недовольства броситься за Ирокезрвым-старшим. Ведь кто-то должен будет унять избиение и водворить мир под оливами? Сам Сарпевул это сделать не рисковал. Он считал, что его голова чертовски симпатична и самое подходящее место для нег - у него на плечах. Как раз посредине. Однако ничего страшного не произошло, ибо неожиданное не бывает страшным.

Ирокезов-младший смотрел на братьев сперва неодобрительно, но затем взгляд его смягчился. Их пьяные ужимки напомнили ему семейку орангутангов с Суматры- лет 150 назад они были там с папашей, вместе с экспедицией Сндбада-морехода. Потом он улыбнулся и стал хохотать.

Сарпевул вздохнул с облегчениемпронесло, но судьба распорядилась иначе. Смех Ирокезова внезапно перешел в кашель. Он кашлял и кашлял. Крупные капли пота выступили у него на лбу, глаза начали вылезать из орбит. Рывком он опрокинул стол. Гости бросились в рассыпную. Разом протрезвевшие братья бросились за папашей. Ирокезов-старший выскочил во двор в нижнем бельебратья подняли его из постели.

Кашель сгибал сына пополам. Запрокинув его голову назад, отец влил в сына чашу критского и снял приступ.

Подняв сына на руки он вошел в дом, а через минуту во двор вылетели все курительные принадлежности- три трубки и пол мешка табака. Из дома донесся рев Ирокезова-старшего:

-Еще одна трубка табаку, и если ты не помрешь от нег сам, я своими рук ми отправлю тебя в преисподнюю...

Отец шутить не любил. Присутствие на семейной сцене не входило в планы гостей, и они поспешили уйти.

Герострат, шедший последним, воровато оглядевшись, ухватил узелок с табаком и исчез в темноте.

Через несколько минут он вошел в храм.

Герострат был молод, и мысли его были полны тщеславия. Понимая, что никогда ему не сравниться со своим кумиром он надеялся, что станет ближе к нему, если переймет кое-какие его привычки.

Теперь случай давал ему в руки уникальную возможность. Набив трубку Герострат поджег табак и сделал первую затяжку. Курильщики знают, что такое первая затяжка...

Приступ кашля свалил Герострата. В глазах поплыли колонны храма, тело судорожно прыгало по коврам, пытаясь унять кашель. В первую же секунду Герострат выпустил трубку из рук и горящие угли покатились на ковер. Когда, наконец, он прокашлялся и открыл глаза, слезящиеся от дыма, зал был охвачен пламенем- горели ковры и стены.

В страхе от содеянного, Герострат выскочил из него, как раз в руки храмовой стражи.

- Я хотел славы. Я хотел быть как он..- кричал он деловито вязавшим у руки стражникам, но они не требовали объяснений. Им было не до того. Нужно было спасать храм.

Так был сожжен храм Артемиды в Эфесе....

Гибель "Титаника"

...Сзади Ирокезова-младшего приятно пригревал работающий двигатель. Тепло и вибрация механизма приятно ласкали спину, а бивший в лицо мокрый ветер дополнял всю гамму ощущений- было сыро, тепло и щекотно.

-Баня- подумал Ирокезов-младший, хотя баней вокруг и не пахло. Под ним, метрах в тргхстах, лениво перекатывал волны Атлантический океан, размывая берега Старого и Нового света. Вниз, в темноту от толстой железной скобы уходил корабельный канат из манильской пеньки. Уже шесть дней он тащил ледяную гору на юг. Уставал Ирокезов страшно- случалось даже засыпал в воздухе но ношу свою не бросал- ведь его ждали... ....Что потянуло Ирокезова-младшего в Египет он и сам не знал. Так наверное тянет птиц в воздух. Просто захотелось и все тут. Отец его, Ирокезов-старший, в это время четвертый месяц лежал в спячке в Ново-Афонских пещерах под охраной бдительных монахов и Ирокезов младший остался без компаньона.

Периоды спячку у папаши случались и раньше- раз в 60-80 лет он засыпал примерно на год, а проснувшись, отдохнувший, принимался за прежний нездоровый образ жизни.

Предоставленный самому себе Ирокезов-младший с месяц маялся вокруг Нового Афона, но надоевший пейзаж нагонял тоску и он отправился в Амстердам- развеяться.

Пройдя полпути, где-то у северных границ Польши, он повстречал бродячую цирковую труппу. Ребята там были хоть куда, а женщины... Короче Ирокезов-младший присоединился к циркачам и почти три месяца отработал в труппе с номером "Человек-гора".

Номер был прост и эффектен. В конце представления Ирокезов-младший 8ажал на себя всех желающих и давал пять-шесть кругов вокруг шапито. От желающих прокатиться на Ирокезове не было отбою. Однако прошло почти три месяца и Ирокезов-младший опять заскучал: весь женский состав труппы он перепробовал и внезапно возжаждав вечной любви ушел из цирка сам не зная куда.

Выступая в цирке он взял себе звучный псевдоним. Публике жаждавшей новизны и необычности его представляли как "Наследника второй великой гробницы Мамелюк-Пашой"

Немного остынув от цирковой горячки Ирокезов задумался- куда же все-таки пойти. Пришедшее на ум имя он посчитал за божественное откровение.

-Египет!!!

Герой покопался в своей памяти, но не вспомнил когда был там в последний раз- слишком много было у него на душе и на совести всякой всячины. Плюнув на Амстердам Ирокезов сориентировавшись по солнцу двинулся на юг.

Пройдя через Софию, он забрал находившийся в ремонта пороховой двигатель и дальше уже полетел.

Море Ирокезов перелетел быстро ни разу на упав по дороге. С Египтом Ирокезова-младшего связывало многое - жизнь на раз забрасывала его в эту страну, поэтому, подлетая к побережью, он испытал чувство сходное с обретением утраченной Родины.

Поднявшись повыше, он осмотрел окрестности Александрии. Город ему не понравился, поэтому он развернулся, направляя свой полет вверх по Нилу. До Каира он добрался часа через полтора не успев дорогой даже соскучится.

Солнца ужа садилось. Его красноватый свет лежал на песке и на стенах города. 3айдя со стороны солнца Ироказов-младший легко спланировал на верхушку какого-то минарета.

Отстегнув двигатель, хрустнул затекшими плечами. Потирая спину он потоптался на месте оглядываясь. Взяв механизм за одну из лямок пошел вниз. Во дворе Ирокезов остановился.

Похоже было что попал он к хорошим людям- кругом били фонтаны, зеленела трава, а между деревьями ходили пестрые птицы.

Было прохладно и безлюдно. Первое Ирокезову понравилось, а второе огорчило- некого было спросить куда же он попал и скоро ли его накормят. Видя безразличие хозяев к гостю, Ирокезов решил сам привлечь к себе внимание.

- А кому сбитню горячего? - заорал он страшным голосом, не баз основания рассчитывая на быстрое появление стражи.

Стража появилась так быстро, словно сидела в засада где-то рядом. Четверо, держа ружья наперевес, взяли его в полукольцо. Ирокезов баз всякого неудовольствия посмотрел на них.

-А что, матросики, кто в хоромах-то прописан?

Говорил он по-египетски совершенно свободно, баз акцента, чем и ввел охрану в прискорбное заблуждение.

Поначалу, по бледности кожи они приняли его за европейца, а с ними связываться было опасно, однако безупречный египетский сделал свое дело. Со своими стража на церемонилась.

-Да ты никак грабиталь?- весело спросил начальник поглядывая на двигаталь в руках Ирокезова. Он махнул рукой.

Трое подняли ружья на уровень глаз и прицелились. Ирокезову это очень на понравилось.

-А вот я тебе глаз-то зажмурю - зловещим голосом пообещал герой начальнику - Сбитню тебе горячего, свинячья собака?

Последнюю фразу он произнес низким басом, переходящим в инфразвук частотой около шести герц.

Последовавшие за этим события были ужасны, хотя и не неожиданныстражники схватились за сердца и попадали. Стражники были теперь не опасны, но на всякий случай Ирокезов-младший загнул им ружейные стволы.

Волоча за собой громыхающий двигатель он прошел по двору настороженный, ожидая от безлюдья и прохлады только подвоха. Скрипнувшее где-то наверху окно заставило его стремительно обернуться. Повернувшись он остолбенел. Рука его разжалась, лямка мягко упала на землю"

Сверху, из широкого веницианского окна, на него смотрела женщина умопомрачительной, невероятной красоты. Не соображая, что он делает Ирокезов полез вверх по стене.

-Не стрелять!- крикнула красавица набегавшей страже (к счастью для стражи Ирокезов этого не услышал)

-Не стрелять! Это Ирокезов!

Стражники мгновенно изменили направление движения на противоположное. Ирокезовы были известны ничуть не меньше пророка Магомета, а боялись их, наверное, даже больше.

Перемахнув через подоконник, герой остановился. Потрясенный красотой женщины он не набросился на нег, как это обычно бывало, а преисполненный немого восторга только молча смотрел. Молчание было недолгим.

- Я рада видеть Вас у себя гостемсказала женщина- Я принцесса Лина. Это имя на тысячу ладов зазвучало в голове Ирокезова. Как звон колокольчика оно пролетело по закоулкам его мозга, отзываясь везде счастливым смехом влюбленного человека.

- А я...- начал было Ирокезов, но принцесса перебила его.

- Тебе нет нужды представляться. Я тебя знаю...

Жизнь Ирокезова была длинна как телеграфный кабель из Нового Света в Старый, но ,вероятно, впервые на всем ег протяжении Ирокезов не только не спал всю ночь, но и сочинял стихи о прекрасной даме. Утром он исполнил песню перед принцесой, аккомпанируя себе на гитаре.

-Очень мило- сказала принцесса, покраснев от смущения и живых выражений украшавших суровый и нежный стих Ирокезова-младшего -В добавок ко всем своим достоинствам выы ещг и поэт?

- И даже музыкант.- скромно добавил герой, слегка обиженный тем, что принцесса не заметила столь очевидной вещи.

С той минуты как Ирокезов-младший увидел Лину жизнь его превратилась в розовый куст источающий запах любви. Он влюбился. Любовь нашла в его сердце благодатную почву и пустила в ней корни, вроде тех, что пускает баобаб в щедрой Африканской землей Дни проносились словно разноцветные мотыльки. Нежность и любовь наполняли дни и ночи Ирокезова-младшего.

Изливая свою любовь на принцессу он, однако не догадывался об истинном положении вещей ..Любовь делала его слепым а, вешнее проявление Великого Чувства он принимал за действительное движение души, но реальность была другой...

Безумно проведенная любовниками ночь не помешала солнцу как всегда утром появиться на небе. Принцесса проснулась первой. Теперь каждое ег утро начиналось с одних и тех же мыслей.

-Что ж,полюбить его что ли? - думала принцесса- Явно не дурак. Выглядит..

Она еще раз оглядела спящего Ирокезова с головы до ног -Выглядит вроде неплохо для своих лет. К тому же известен. Герой..." Принцесса сама не понимала чего в ег словах больше - иронии или презрения. Что-то ег действительно тянуло к этому огромному мужчине, но что?

Временами она хотела искренне хотела полюбить его. В такие минуты она заглядывала себе в душу и там ощупью пыталась найти в себе любовь. Принцесса просеивала свою душу как песок между пальцев, но безуспешно.

-Поиски черной кошки в темной комнате -думала она в эти минуты -тем более неясно есть ли там кошка или нет." Их отношения приближались к тому пределу, когда нужно будет решать, говорить "да" или "нет". Решение страшило ег. Лина не могла сказать "да" потому что была честна и умна- она понимала, что если любви не будет, то это "да" обернется трагедией для обоих. Сказать "нет" она тоже не могла, ведь только лучшее является врагом хорошего, а Ирокезов-младший вообще то был неплохим парнем. Был, правда, еще и третий выход.

Отложить решение, оставить все как есть и посмотреть, что из этого выйдет...

...Ирокезов зашевелился. Принцесса сразу смежила веки. Она ощутила на себе взгляд героя и не открывая глаз протянула к нему руки. Ирокезов-младший полез целоваться. Губы у него были чувственные и мягкие. Вместе с небольшими неухоженными усами они обещали женщинам много интересного.

- Отложить- подумала принцесса и на душе у нег стало спокойнее.

- Вот что, дорогой - сказала принцесса.

Даже в ничего не значащих разговорах она не называла его любимым.

- Мой покойный отец всю свою жизнь мечтал прокатиться на лыжах, как это принято в холодных северных странах, но по нашим законам шейх не может покинуть своей страны.

Правда, глупый предрассудок?

Ирокезов кивнул.

-А я кажется, унаследовала от отца не только власть, но и его слабости. Любовь обостряет ум. Этого небольшого намека было достаточно. Как и всякий мужчина Ирокезов-младший заблуждался на счет женщин. Он думал, что они всегда нуждаются в опеке и покровительстве. Любую просьбу слетавшую с любимых губ он воспринимал или как глупость или как приказ.

-И только-то, радость моя? - обрадовался Ирокезов. Эту просьбу он посчитал пустяком.

- Это пустяк, мелочь... Вот если б тебе захотелось прокатиться с Везувия.

...За полтора часа Ирокезов-младший собрался и попрощавшись с принцессой вылетел на север.

Двое суток спустя он заарканил подходящий айсберг и потянул его вниз, к экватору. Первое время ему приходилось часто маневрировать среди ледяных гор, но в скором времени он оставил их позади и по свободной воде погнал в Египет, наверстывая упущенное время. На шестую ночь ветер утих, но поднявшийся туман не позволял ничего увидеть. Вытравив канат Ирокезов поднялся повыше. Выбравшись из тумана, он огляделся по сторонам.

Единственной реальностью в этом суровом мире был только он, да канат, уходящий в туман.

Форсировав двигатель Ирокезов-младший завернулся в шубу и задремал. Очнулся он от толчка. Подобное ощущение он уже испытал однажды, когда столкнулся в потемках со шпилем Рейнского собора.

Он посмотрел вниз, но в тумане взгляд его вяз как звук в пустоте Ирокезов увеличил подачу топлива в двигатель. Внизу послышался скрежет - Опять айсберг - подумал Ирокезов.

Чуть отвернув в сторону, он несколько раз дернул ледяную гору. Не потеряв инерции, она двинулась за ним.

Ирокезов тащил ледяную громадину и не видел, как внизу под плотной пеленой тумана, словно саваном укрывшем море тонул "Титаник".

Мария Целеста

Шхуна "Глейн", корабль флота ег Величества, пересекала Тихий океан, направляясь из Глазго в Иокогаму. Доверху забитый товарами корабль умудрялся все-таки делать шесть узлов - помогал ветер, упорно дувший в корму. Уже неделю он ровным, мощным дыханием относил корабль все южнее и южнее, к проливу Дрейка.

Капитан, опытный моряк, проплававший уже лет двадцать, не видя необходимости в своем присутствии на мостике, поручил команду первому помощнику и спустился в каюту. В теплом уюте он расположился с кружкой грога, но приложиться к нему не успел - в дверях появился вестовой:

- Корабль слева по борту, сзр!

С сожалением посмотрев на грог капитан вышел. На мостике первый помощник доложил:

- Американец, сэр.

Капитан усмехнулся - янки... Выскочек из Нового Света он не любил, считая их всех молодыми нахалами, однако, чувства чувствами, а морские законы всегда останутся морскими законами. По фалам потянулись вверх флажки морского телеграфа. Шхуна приветствовала встречный корабль, но американец молчал. С парусами то раздуваемыми ветром, то безвольно полоскавшимися на реях, он топтался на месте, разворачиваясь к ветру то одним, то другим бортом.

- Сопляк - проворчал капитан -Молокосос.

Речная крыса.

Капитан был доволен, что капитан встречного корабля не улучшил его мнения об американских моряках.

"Глейн" слегка изменила курс, сближаясь с кораблем. Первый помощник, вооружившись подзорной трубой, исследовал корабль, заинтересовавший его полным пренебрежением к морским законам. Вскоре он прочел название:

- Перед нами "Мария Целеста", сэр.

На корабле не было видно никакого движения. Даже в отличную подзорную трубу помощника капитана не удалось найти ни одного из членов команды. Корабль был необитаем как зачумленная деревня.

Суда сближались. Повинуясь капризам ветра "Мария Целеста" повернулась кругом, показывая себя целиком. У рулевого колеса никого не было. "Глейн" легла в дрейф и спустила шлюпку. Первый помощник и десяток матросов подошли к борту корабля.

Они обследовали корабль от трюма до марсовой площадки, но ничего не нашли. На камбузе весело полыхал огонь. Ветер разносил по кораблю запах кипящего кофе. В котлах, на медленном огне, томилась пшенная каша. Слабый луч света на происшедшее проливало только отсутствие на талях одного баркаса. Было ясно, что люди исчезли совсем недавно, но совершенно не ясно было, куда они исчезли.... Помощник крикнул в мегафон:

- Господин капитан, на судне никого нет.

На "Глейн" это известие встретили суеверным молчанием. Только второй помощник, образованный человек шепотом пробормотал за спиной капитана:

- Пришельцы....

Капитан усмехнулся наивности молодежи и так же шепотом, боясь накликать несчастье, сказал:

- Ирокезовы...

Последние двести лет, перед началом освободительной войны американских колоний, Ирокезовы прожили в Европе, ничем особенно не занимаясь. Время для бессмертных не существует. Не считая его Ирокезовы бродили по странам, занимаясь чем придется -строили каналы, плотины, дороги, и, конечно, воевали. В карманах своего кафтана Ирокезов-младший теперь таскал пригоршню медалей, полученных в бесчисленном множестве войн.

Изредка они с папашей предпринимали длительные пешие переходы, заводившие их даже в Китай, но недолго походив по Поднебесной они возвращались обратно - назад манил лучший из городов мира- Амстердам. Город с самыми лучшими на свете банями.

Так бы и продолжалось Бог знает столько времени, но однажды, бродя по дорогам Франции, как раз не далеко от Парижа, они узнали об отправлении в Новый Свет французского экспедиционного корпуса. Прочитав объявление, Ирокезов-старший сказал сыну:

- Постреляем. К тому же бананы, апельсины, винная порция....

- Туземные женщины- помолчав добавил Ирокезов младший.

- Невинные жертвы -плотоядно захохотал отец -Ну что сынок, решено?

Отец с сыном ударили по рукам и заспешили на вербовочный пункт. Через две недели их погрузили в Марселе на корабль, а еще через шесть недель выгрузили во Флориде.

Земной рай предстал перед глазами Ирокезовых. Все было так, как предполагал отец - были и бананы и апельсины. Винную порцию выдавали ямайским ромом.

Так продолжалось несколько дней, пока отряд шел по плодородной части полуострова. Несмотря на дисциплину и военные строгости Ирокезовы были все же довольны- перемена климата пошла им на пользу. Еды хватало, противник был под руками и дрался отчаянно, а ничего другого Ирокезовым и нужно не было. Однако, когда отряд двинулся в глубину Флоридских болот, а вместо соленых солдатских шуток, до которых Ирокезов-старший был большой охотник, над колонной повисли тучи москитов вперемежку с холодным малярийным туманом Ирокезовы закручинились.

- Издохнешь тут - ворчал Ирокезов младший - Издохнем ни за грош, в бесславье и судорогах.

- Завели в болото - вторил ему отец - За пиявок, что ль воюем?

Недовольство Ирокезовых росло, временами перехлестывая через край. В один из таких дней Ирокезов-старший избил главнокомандующего экспедиционным корпусом, выбив ему четыре зуба и вывихнув руку. Через полчаса палатка Ирокезовых была расстреляна из орудий, выведенных на прямую наводку, однако последующее разбирательство остатков палатки показало, что боеприпасы были потрачены впустую. Ни следов крови, ни самих Ирокезовых в палатке не обнаружили. Проклиная грабительскую войну, Ирокезовы через болото уходили прочь от лагеря. Боевой азарт Ирокезова еще не угас и поэтому иногда он, ловкий как обезьяна, взбирался на дерево и кричал, повернувшись лицом к оставленному лагерю:

- А видал я вас всех в гробу, пижоны, кровь дворянская...

Его голос все более ослабляемый расстоянием в течение двух дней пугал ночные караулы Французской армии. Через три дня болото кончилось. Почувствовав под ногами твердую почву, Ирокезовы воспрянули духом. За вынужденный трехдневный пост они вознаградили себя разгромив провиантный обоз. Часть конвоя, благоразумно сдавшаяся в плен Ирокизовым и, благодаря этому, оставленная ими в живых, две недели пьянствовали с героями, проедая и пропивая запасы своих голодающих товарищей. На исходе третьей недели остатки конвоя, понурые, но движущиеся сомкнутым строем, вернулись в стоящий посреди болот лагерь. Сивый от перепоя капрал с дергающимся лицом доложил главнокомандующему о постигшем их несчастье. Оканчивая рассказ, добавил:

- А ещг они просили передать, что в гробу Вас видали.

С главнокомандующим после этих слов случился нервный припадок, перешедший в тропическую лихорадку, осложненную ревматизмом. Через четыре дня его не стало.

Ирокезовы, отпустив конвой, ещг два дня перебивались у разгромленного обоза с рома на солонину, правя символические поминки по главнокомандующему, а потом бодро двинулись на север, в глубь континента. Ирокезовы шли напролом никого не опасаясь и не перед чем не останавливаясь. Первое время местные жители пытались бороться с Ирокезовыми военной силой, но после трех-четырех сокрушительных поражений предпочти откупаться от них.

Поняв, что авторитет их стоит крепко, Ирокезов-старший пригрозил суровыми карами любому непокорному племени и объявил четыргхлетние перемирие. С этой минуты их переход превратился в увеселительную прогулку.

В конце каждого перехода их ожидал хороший стол отличная хижина, а в хижине лучшие девушки селения.

Переходы не обременяли путешественников и были не длиннее десяти морских миль, поэтому Ирокезовы уделяли достаточное внимание невинным радостям бытия. Даже сейчас можно проследить их путь. Цепочкой, уходящей на север, протянулись индейские селения, где не редкость встреча со светлокожими и голубоглазыми гигантами, похожими лицом на своих прародителей.

Восемь месяцев бродили Ирокезовы по Североамериканскому континенту, водворяя порядок и спокойствие.

Их праздник мог бы продолжаться ещг очень долго, но однажды, во время ночевки где-то около Ниагарского водопада Ирокезов-младший сказал:

- Пивка бы, а папенька?

В голосе его было столько соблазна, что Ирокезов-старший мечтательно протянул:

- Да-а-а-а.

На следующий день осматривая водопад Ирокезов-младший заметил, что, вода в месте падения пенится совсем как пиво. Ирокезову-старшему же при взгляде на воду приходила мысль о вобле, и оба сходились в том, что камень на вершине ближайшего холма напоминал пивную кружку.

Пивные ассоциации преследовали их целый день. Не в силах противостоять соблазну Ирокезов-старший оказал:

- Делать нечего. Надо возвращаться.

Вернемся в следующий Раз когда индейцы научатся варить ячменное пиво.

- Осталось решить, как нам вернуться - напомнил сын отцу.

- Ты конечно делай что хочешь, но на кораблях я больше не поплыву.

Ирокезов-младший задумался. Плыть кораблям ему тоже не хотелось -теснота, вонь и полтора месяца морской болезни не имели для него никакой привлекательности. Однако другой известный ему путь домой был не более привлекательным.

Нужно было идти через Канаду и Аляску.

Пересечь Берингов пролив по льду и через всю Азию вернуться в Европу.

Короче альтернативой морскому путешествию было путешествие кругосветное.

- Ноги собьем- резюмировал свои мрачные мысли Ирокезов-младший.

- Ты о чем? -спросил отец. Сын объяснил.

- Нет, пешком далеко -согласился Ирокезов-старший.

- Кораблем не хочешь, пешком тоже.

Вплавь что ли добираться будем?

Ирокезов-старший в ответ захохотал.

- Ну, сынок, ума палата...Улетать будем.

Ирокезов-младший расплылся в широкой улыбке- он вспомнил, что где-то в Южной Америке лежат пороховые двигатели, на которых их впервые занесло в Новый Свет. Вопрос был решен. Оставалось только найти их.

Со всевозможной поспешностью Ирокезовы двинулись в сторону Мексики. Они увеличили дневные переходы до 30 миль, а при случае, если природа предоставляла им такую возможность, делали плот и опускались на нем вниз по рекам.

Индейское гостеприимство в эти дни выросло до неимоверных размеров и почти сравнялось с Восточным.

Услыхав о том что Ирокезовы, получившие на двоих одно прозвище -Большого Белого Слона- уходят, племена высылали делегации из девственниц для торжественных проводов героев. Поэтому обратный путь превратился в дикую вакханалию, однако, несмотря бурно проводимые ночи, темп движения не снижался. Через месяц они, обойдя столицу Мексики справа, углубились в сельву. Еще через шесть дней они добирались до места, руководствуясь могучими инстинктами Ирокезова-старшего. Тот вывел их к подножью большого холма.

Ирокезову-старшему казалось, что он узнагт место. Он обошгл холм и углубился в росшую за ним рощу. Инстинкт не подвел его. Хотя Гдыня давно умер, но его потомки встретили Ирокезовых криком "Амстердам, Амстердам"

- Тут - оказал Ирокезов-младший.

Попугайские выкрики перекатывались волнами по всему лесу. Плодовитости Гдыни можно было позавидовать.

- А что, папенька, не замечал ли ты у нашего попугая склонности к разврату?

Ирокезов-старший, ковыряясь в куче листьев, вопроса не услышал. Со скоростью сорной курицы он раскидывал ег в стороны.

- Нашел? -через некоторое время поинтересовался сын.

- Есть ! -отозвался отец. Он выкатил механизмы на солнышко. Несмотря на почти трехсотлетнее бездействие на двигателях не было ни пятнышка ржавчины.

Ирокезовы начали осматривают механизмы.

Прошлый раз, когда случай занес их в Америку, Ирокезов старший летел на сцепке из двух двигателей. Расцепив их, он тщательно осматривал механизмы. Наученный горьким опытом Ирокезов-младший больше не совался отцу под руку, предоставив ему возможность поковыряться в двигателях. Через три часа он встал с колен и оказал:

- Как часы.

- Как солнечные? -не удержался от иронии сын -Пока солнце есть работают, ну а если нет...

- Ты дозубоскалишся. Опять занесет черти куда, как в прошлый раз...Будешь знать...

Говоря это Ирокезов-старший надел на себя двигатель и с криком:

- Поберегись- поднялся в воздух.

- Порох, папенька! - запоздало крикнул Ирокезов младший, но было поздно. На высоте 15 метров двигатель остановился. В тишине внезапно смолкнувших звуков по сельве разнесся шум падения Ирокезова-старшего. Несколько секунд он лежал на земле словно жук, шевеля руками и ногами. Повреждений он конечно не получил никаких - просто смешно говорить о каких-то повреждениях после падения с такой высоты, однако о землю ударился довольно крепко.

Потирая бока, сипло сказал.

- Земля жесткая.

- Земля будет тебе пухом в другом месте...

Ирокезов старший рассмеялся над сыновней шуткой, но, не досмеявшись, ухватился за бок- бок все-таки болел.

- Где взять порох, вот вопрос! -Сказал Ирокезов-младший.

- Это было вопросом триста лет назад -махнул рукой отец -теперь все просто. Я думаю, что порох нам достать проще, чем пиво...Сходил бы к индейцам, что ли?

Сын ушел в лес, а Ирокезов старший уснул разморенный жарким солнышком и ароматом цветов еще не известных науке. Незаметно пролетел день. Вечером, вернувшийся сын, разбудил отца, уронив на него бочонок. Ирокезов-старший сперва, было, застонал, но, увидев бочонок, передумал.

- Порох?

- А то что ж такое по твоему? -довольно невежливо ответил сын. Ирокезов-старший поскребся, посмотрел на солнце.

- До заката минут сорок. Можно стартовать.

Ирокезов младший пересыпал порох в заправочные емкости, пристегнул двигатель к спине.

- Собирайся-ка батя, а я тебя наверху подожду.

Сказав это, он поднялся в воздух, к верхушкам деревьев. Покряхтывая от боли Ирокезов старший последовал его примеру. Метрах в двухстах над землей они еще раз опробовали двигатели и сориентировавшись, направились в сторону Тихого океана.

Солнце скатывалось им за спину, освещая пространство впереди красно-оранжевым светом. Вскоре дневное светило укатилось освещать Японию, и на смену ему вышла луна. Освещенные ег скупым светом Ирокезовы как два грозных посланца тьмы неслись вперед.

Обстановка вокруг навевала мысли о потустороннем мире и темных силах зла. Поэтому вскоре Ирокезов-младший почувствовал, что должен совершить какую-то подлость. Желание это с каждой минутой становилось все невыносимей, и случай вскоре представился. Увидев невдалеке спящий город, озаренный скупым лунным светом, Ирокезов младший свернул к нему. Негромко ругаясь отец повернул следом. Город был большим. Еще издали Ирокезов-старший насчитал девять вздымающихся вверх шпилей.

Что-то дерзостное было в их непокорности, пронзавшей ночную тьму. От их вида возвышенные мурашки забегали по душе Ирокезова-старшего. Но Ирокезов младший никакого почтения к ним не испытывал. Размахивая ногой, он пронесся над первым. В тишине ночи отчетливо прозвучал треск, и, сверкнув позолотой, крест, венчавший шпиль, канул во тьму. Тоже самое повторилось с остальными восемью крестами. Сперва Ирокезов-старший громогласно осудил хулиганскую выходку сына, но вскоре подстрекаемый дурным примером сам присоединился к нему.

С криками -"Бей сектантов" - он носился над городом сшибая кресты и флюгера. Однако темнота плохой помощник для такого тонкого дела. Введенный в заблуждение обманчивым лунным светом он с размаху ударил ногой по печной трубе.

Трубе, конечно, не поздоровилось, но и ноге тоже досталось. С этой минуты Ирокезов-старший уже не мог координировать своих движений. Он бестолково махал ногой носясь вокруг башен, но по верхушке попасть никак не мог.

Всю ночь Ирокезовы провели в воздухе медленно, зигзагами, приближаясь к берегу океана.

Все это время Ирокезов-отарший безуспешно пытался восстановить утраченную координацию движений.

Неспособность совершить элементарное движение доводила его до бешенства. В отчаянии он решил, было попробовать свою ловкость на кронах деревьев, но на третьем дереве ему в ногу вцепилась какая-то обезьяна, недовольная тем, что ег потревожили. Из этого приключения Икокезов-старший вышел, потеряв сапоги.

Полет над океаном немного успокоил Ирокезова-старшего - океанские просторы были пустынны, над его равниной не поднималось ничего кроме волн, а пинать ногами воду - занятие неблагодарное, так считали оба Ирокезовых.

Через некоторое время Ирокезов-старший все же начал испытывать беспокойство. Монотонность полета угнетала его не меньше неспособности точного управления своим телом. Когда берег скрылся из виду Ирокезов-старший почувствовал себя подведенным над громадным водяным кругом. Единственным предметом достойным внимания был сын, но его Ирокезов-старший видел так часто, что смотреть на него лишний раз не хотелось.

Через три часа молчаливых страданий судьба сжалилось над ними, допустив в поле их зрения, стаю перелетных птиц. Ирокезов старший с рычанием ринулся вниз....

Капитан "Марии Целесты" стоя на мостике провожал взглядом стаю низколетящих гусей. В тот момент, когда он думал, что до земли еще далгко, стая птиц раскололась и из нег, как капли из дождевой тучи, выскочили двое мужчин. Один из них торжествующе заорал:

- Гляди-ко, сынок!

Размахивая правой ногой он понесся на корабль. Капитан оторопело смотрел на него пригвожденный к месту мыслью о невозможности происходящего. Из оцепенения его вывел голос помощника.

- Черт! Черт слева по борту!

Команда высыпала на палубу. Все вертели головами, разыскивая причину ужаса, овладевшего помощником капитана.

- Второй черт в зените!

Заорал кто-то из команды. Капитан в полголоса забормотал молитву.

Ирокезов-старший пронесся над мачтой, не повредив ег. Стремительно развернувшись, он ринулся обратно...

На третьей попытке экипаж "Марии Целесты" без команды лишившегося речи капитана начал спускать баркас с правого борта. Стараясь не привлекать внимания, они, усиленно работая вгслами, двинулись к горизонту. Им некогда было смотреть по сторонам, поэтому они не видели, как после шести неудачных попыток Ирокезов младший, наблюдавший за отцом, спустился ниже, пристегнул упирающегося отца к себе и двинулся в сторону Европы.