"Жюв против Фантомаса" - читать интересную книгу автора (Сувестр Пьер, Аллен Марсель)

Глава I Кабачок «Встреча с другом»

— Кружечку красненького, папаша Корн!

Охрипший голос толстухи Эрнестин был едва слышен в шуме прокуренного кабачка, в котором, как обычно, собрались завсегдатаи этого заведения.

— Красного и хорошего! — уточнила Эрнестин, уличная проститутка, девица крупного телосложения, с белыми волосами и следами усталости на лице. Папаша Корн никак не отреагировал на ее просьбу. Это был настоящий великан, лысый, усатый, стоявший невозмутимо целый день за своей стойкой.

В настоящий момент, засучив рукава, он мыл волосатыми руками стаканы и ложки, лежавшие в тазике с теплой водой.

Кабачок «Встреча с другом» состоял из двух залов. Наиболее приличный из них, в котором можно было выпить и поесть, выходил на бульвар Ла-Шапель. За ним присматривала госпожа Корн. Если же посетитель проходил через дверь, расположенную в глубине этого зала, то он оказывался во внутреннем дворике восьмиэтажного здания. Наконец, перейдя этот двор, он попадал в другой зал кабачка, который представлял собой низкую, плохо освещенную комнату, выходящую на улицу Ла-Шарбоньер, улицу, пользующуюся дурной славой в этом районе Парижа.

Лишь после того, как его потревожили в третий раз, папаша Корн, по-прежнему позвякивая посудой в воде, наконец решительным тоном человека, который дает понять, что провести его не удастся, ответил:

— Два франка, и бабки вперед!

Опытным взглядом содержатель заведения уже давно определил, что за люди окружают девицу: за столом сидели два молодых человека с бледными лицами и в потрепанных костюмах. Они были не из тех ребят, которые в случае необходимости могли бы расплатиться за толстуху Эрнестин.

Последняя поняла опасения виноторговца. А Корн продолжал:

— Побереги нервы и не забивай мне башку своими баснями. Ты же знаешь, мне наплевать на твоего малыша Мимиля и на его делишки; может, завтра он пойдет на дело, и никто не поручится, что он возвратится и вернет мне долг. Я сказал — два франка, значит, два франка, и деньги вперед.

Настаивать было бесполезно. Взбешенная, с перекошенным ртом, Эрнестин бросила папаше Корну как последнее оскорбление:

— …Ну и ладно. Я вообще не желаю разговаривать с такой скотиной, как ты; правду люди говорят: папаша и мамаша Корн немчишки, грязные боши…

Обиженная, Эрнестин обвела взглядом публику, но никто в зале не обращал внимания на их перебранку.

На минуту ей пришла мысль заручиться поддержкой Косоглазки, которая устроилась возле двери с лотком, полным устриц и улиток. Но Косоглазка спала, завернувшись в свои старые платки.

И, когда Эрнестин уже собралась возобновить свои попытки, в кабачке раздался голос:

— Давай наливай, папаша Корн, я угощаю!

Несколько посетителей обернулись на голос, который принадлежал Саперу.

Сапера знали только под этой кличкой, которую он получил, как говорят, благодаря тридцатилетнему пребыванию в Африке, точнее в Бириби, что в Ламбесса, куда его сослали в штрафной батальон.

Вот это человек, перенес тяготы и лишения, но сумел сохранить чувство собственного достоинство и не пресмыкаться перед офицерами! Что за характер, темперамент он имел, если через двадцать лет его вынуждены были освободить, так и не дождавшись покорности! Папаша Корн частенько после кружки пива, когда был склонен к откровениям, важно заявлял, что таких людей, как Сапер, потребуется много, когда придет время большой заварушки.

Тем временем, пока Эрнестин искала стул, чтобы в знак благодарности сесть рядом с Сапером, сосед последнего лениво поднялся из-за стола.

— Я сижу слишком близко к окну, — пробормотал он, затем без всякого объяснения отошел и смешался с группой мужчин, которые вполголоса что-то обсуждали в глубине кабачка.

— Это Нонэ… — сказал Сапер.

И, поскольку проститутка неопределенно покачала головой, добавил:

— Ты же знаешь Нонэ?.. Он только что вышел из Новой тюрьмы?.. Просто он не очень любит показываться. Его лишили права жительства в Париже.

— Понимаю, — сказала Эрнестин, которая, в свою очередь, хотела узнать новости о Мимиле.

Тем временем Нонэ, проходя по залу, на минутку остановился возле красивой девушки, которая, как было заметно, кого-то ждала.

— Ну что, Жозефина, — спросил Нонэ, — ждешь Квадрата?

Жозефина, девушка с голубыми глазами и черными как смоль волосами, несколько раздраженно ответила:

— Разумеется, ведь не вчера я познакомилась с Лупаром и не завтра с ним расстанусь…

— Ну, знаешь, — улыбаясь, сказал Нонэ, — а может быть, когда местечко освободится…

— Нет, а ты что, сегодня на себя в зеркало не смотрел?

И, не обращая больше внимания на ухаживания кавалера, любовница Лупара, которого чаще звали Квадратом, известного разбойника Ла-Виллет, посмотрела на часы, висевшие над стойкой бара, поднялась и вышла из кабачка.

Девушка быстро спустилась по улице Ла-Шарбоньер и прошла по бульварам до метро Барбе. Дойдя до конца бульвара Маджента, она замедлила шаг.

— Моя малышка Жожо?

Жозефина, девушка легкого поведения, которая, выйдя из кабачка, приняла скромный вид, только что столкнулась с крупным господином, на чьем веселом лице блестел единственный глаз, а другой оставался закрытым; тонко подстриженная, уже седеющая бородка окаймляла лицо; на голове был котелок, свою трость он держал под мышкой.

Блестя единственным глазом, он ласково расспрашивал девушку:

— Вы припозднились, моя обожаемая Жожо? Этот проклятый хозяин, наверное, зорко следит за своими работницами?

Любовница бандита Лупара с трудом сдержала улыбку. «Хозяин? В самом деле!»

— Ну да, месье Марсиаль.

— Не произносите здесь моего имени!.. Мой дом совсем рядом.

Он вытащил из кармана свои часы.

— Вот неудача… мне нужно возвращаться!.. Моя жена… но вы знаете, моя красавица Жожо… уговор остается в силе… восемь сорок, Лионский вокзал, платформа номер 2, скорый марсельский… Будьте ровно в восемь с четвертью… Мы вернемся лишь к понедельнику… И я проведу прекрасное воскресенье с моей милочкой, которая наконец согласилась… у, жестокая…

Крупный господин был вынужден прервать свою речь из-за нищего, возникшего из темноты и начавшего канючить:

— Сжальтесь, господин хороший…

— Дайте ему что-нибудь, — сказала Жозефина.

Старый волокита исполнил просьбу девушки и еще раз подробно обговорил детали свидания:

— Лионский вокзал… восемь часов с четвертью… поезд отходит в восемь сорок. Я покидаю вас, Жожо, мое сердечко… Я уже опаздываю… Возвращайтесь быстрее к вашей матушке… До субботы!

Любовница Лупара осталась стоять на улице, наблюдая, как удаляется ее «возлюбленный».

Пожав плечами, она повернула назад, в кабачок «Встреча с другом», где ей всегда оставляли столик.

В глубине кабачка обсуждались загадочные дела.

Борода, главарь банды Цифр, рассказывал о подробностях прошедшего дня. Несколько минут назад он вернулся с заседания суда присяжных, которое затянулось до позднего вечера: Рибоно получил десять лет тюрьмы по делу обывателя с улицы Кале.

Решение судей вызвало изумленное беспокойство у аудитории. Это было не по правилам. По обычному тарифу за случай с Рибоно полагалось восемь лет принудительных работ и столько же лет лишения гражданских прав. На первый взгляд, этот приговор казался суровым, но на деле был более мягким.

— Впрочем, — добавил Борода, — Рибоно подает на апелляцию.

Его адвокат нашел зацепку, по которой можно подать кассационную жалобу. Его отвезут в Версаль, и там суд присяжных этого городка для богачей отправит его в Новую тюрьму, что все же лучше, чем Центральная.

— Эх! — сказал кто-то. — Подумать только, если бы фараоны действительно знали этого дьявола Рибоно! Ведь он уже дошел до цифры семь!

В это время на улице поднялась суматоха. Постепенно приближаясь, глухой шум заполнил зал кабачка. Стук бегущих ног перемешивался с громкими криками и ругательствами. Двери домов с шумом закрывались; послышался треск падающего стекла, раздалось несколько выстрелов, затем вновь началась беготня.

Папаша Корн предусмотрительно покинул свою стойку, чтобы устроиться у входа в заведение и быть готовым помешать любому, кто посмел бы проникнуть в кабачок.

— Облава! — тихо объявил он.

Обрадовавшиеся новому развлечению и в то же время довольные тем, что они находятся в безопасности, посетители с любопытством следили за происходящим на улице. Сначала с глазами, полными страха, промчалась стайка проституток, покинутых своими ненадежными защитниками, которые, потеряв голову, спасались, где кто мог.

Затем крики затихли, и улица Ла-Шарбоньер приняла свой обычный вид.

— В конечном счете, — подвел итог папаша Корн, — шинели сцапали Бузиля, вот и все!..

Посетители ответили взрывом хохота. Арест старого безобидного бродяги, который беспрерывно курсировал в поисках убежища между улицей Френ, где находилась тюрьма, и Ла-Шапель, задерживаясь иногда на Центральном рынке, был достоин того, чтобы посмеяться над полицией. Бузиль ни от кого не скрывал, что каждый год, с приходом зимы, он нуждался в крове на полгодика, чтобы подлечить свои болячки!

Облава вызвала в кабачке слишком большое оживление, поэтому приход Бочара остался незамеченным. Он проскользнул к столу, который занимал Борода и, отведя того в сторону, начал рассказывать:

— К концу недели ожидается крупное дельце; я только что с набережной… Слушай дальше, идя по бульвару Маджента, я увидел Жозефину, которая важно беседовала с роскошным клиентом. Тогда я прикинулся нищим, чтобы подслушать, о чем они там точат лясы. Сучка Лупара была заодно…

Тут Борода подмигнул ему, и Бочар сразу замолчал.

Всеобщее внимание было обращено на входную дверь кабачка, которая выходила на улицу. Дверь только что с грохотом отворилась, и на пороге появился Лупар, по кличке Квадрат, любовник красавицы Жозефины. Лицо его светилось весельем, а улыбка пряталась под закрученными кверху усами… Лупар прибыл в сопровождении двух полицейских!

— Ну и ну! — заметил кто-то. — В это трудно поверить!

Лупар, по прозвищу Квадрат, услышал это. Не теряя самообладания, он ответил:

— Действительно трудно! Сейчас вы поймете…

И он повернулся к полицейским, которые по-прежнему оставались на пороге.

— Спасибо, господа, — сказал он самым любезным тоном. — Я признателен вам за то, что вы проводили меня сюда. Опасность уже миновала, а потому позвольте предложить вам стаканчик.

Сержанты муниципальной полиции, которые топтались возле двери, на мгновение засомневались, но робость все же одержала верх, и они откланялись.

Жозефина поднялась со своего стула. Галантность прежде всего — и Квадрат запечатлел на губах своей любовницы долгий и нежный поцелуй.

После того как торжественная часть была окончена, Лупар начал объяснять:

— Да, ну так вот, братцы, иду я, руки в карманы, мечтая о своей красотке, и вдруг начинается облава. Очень вежливо я прошу двух фараонов из девятнадцатого округа, которые вышли на ночное дежурство, проводить меня!.. Потому что, якобы, я сдрейфил, ну так я им сказал… Так-то!

Раздался взрыв смеха… Но Лупар уже уклонялся от любезностей друзей, давая понять, что не стоит больше обращать внимания на его важную персону.

И обратившись к Жозефине, спросил:

— Как дела, моя малышка?

Девушка шепотом пересказала разговор, который только что произошел у нее на бульваре Маджента с одним из обывателей, принявшим ее за скромную работницу.

Лупар во время разговора утвердительно кивал головой. Узнав, что свидание назначено на субботу, разбойник проворчал:

— Черт побери! Нужно торопиться. Ну и работенка будет на этой неделе, не знаешь, куда кинуться… Да еще какая! Но это обсудим позже, сегодня вечером есть дело более срочное… У тебя, моя крошка, хороший почерк, самое время показать это. Мне как раз нужно написать одно письмецо, давай, бери перо, чернила и нацарапай мне на бумаге, что я тебе продиктую.

Вполголоса Квадрат начал диктовать:

«Месье, я всего лишь бедная девушка, но честная и порядочная, другими словами, я не люблю наблюдать, как вершится вокруг меня зло. Вам нужно не спускать глаз с одного человека, хорошо мне известного и, можно сказать, довольно близкого. Возможно, Ваши люди уже информировали Вас, что я являюсь любовницей Лупара, по кличке Квадрат? Впрочем, я не стремлюсь скрывать, наоборот, даже горжусь этим. Короче говоря, мне необходимо Вам сообщить о том, что я только что узнала, и клянусь головой моей матери, что это правда; ну так вот, Лупар затевает одно грязное дельце…»

Жозефина перестала писать.

— Ну и ну, — сказала она, — что это на тебя нашло?

— Давай мазюкай и ни о чем не переживай.

— У тебя не будет из-за этого неприятностей? Я никак не возьму в толк, что ты хочешь сделать?

— Черт возьми, — ответил Лупар, — еще бы ты понимала!..

— Но, — настаивала Жозефина, — это правда, что ты готовишь какое-то грязное дело?

— Эти вещи тебя не касаются, — сухо заключил Лупар, и Жозефина, отложив на потом возможность удовлетворить свое любопытство, послушно сказала:

— Ладно, давай диктуй!

Но Квадрат не ответил.

Уже несколько минут он наблюдал за группой, собравшейся вокруг Эрнестин, которую составляли ее молодые кавалеры и щедрый Сапер, угощавший друзей вторым за этот вечер бочонком вина.

— Да, — объясняла Эрнестин пришедшему недавно Мимилю, а Сапер покачивал головой в знак одобрения, — да, Борода — настоящий главарь банды Цифр, после Лупара, разумеется! Цифры, Сапер, — это способ признавать друг друга. Для того чтобы стать членом банды Бороды, надо пустить кровь по крайней мере один раз. Тот, кто побывал в своем первом серьезном деле, получает номер 1; те, кто прикончили двоих или троих, получают клички 2 или 3.

— Значит, — спросил Мимиль, — Рибоно, которого только что судили, ну, у которого кличка семь…

— Отправил на тот свет уже седьмого!

«Что за гусь этот Мимиль?» — подумал Квадрат. Как видно, юнец произвел на него хорошее впечатление, и, когда их взгляды встретились, Мимилю показалось, что Квадрат наблюдает за ним с симпатией и любопытством…

Жозефина повторила:

— Ну, Лупар, что еще писать? Почему ты остановился? Что, из-за меня?

Услышав наконец вопрос своей любовницы, Квадрат вскочил вдруг со стула, схватил бутылку, наполовину наполненную вином, с яростью швырнул ее на пол и заорал:

— Нет, из-за вонючих мух… Когда, черт возьми, они все подохнут? К тому же меня достали, — продолжал он, смеривая взглядом толстуху Эрнестин с головы до ног, — все эти кривляния. Давайте, ноги в руки и пошли отсюда, иначе будет плохо.

Напрягшись, с налитыми кровью глазами, сжав кулаки от ярости, девица медленно, но покорно подчинилась. Она знала, что Квадрат здесь хозяин и не могло быть и речи о том, чтобы его ослушаться. Даже Сапер не горел желанием ввязываться в историю, пожав плечами, он забрал сдачу, жестом позвал своего товарища Нонэ и тоже покинул заведение.

Тем временем юный Мимиль, хотя и струсил до смерти, инстинктивно сунул руку в карман. По-видимому, он был единственным из всей компании, кто решился оказать сопротивление Квадрату.

Папаша Корн, опасаясь возможных осложнений, был рад уходу компании Эрнестин.

— Сапер — пренебрежительно процедил сквозь зубы Лупар, — его, скорее, надо было назвать «Пер, наложив в штаны»! Внезапно рука Квадрата с тяжестью опустилась на плечо Мимиля.

— Останься, малыш, — приказал Лупар, — ты мне кажешься лихим парнем, подойди сюда…

На испуганном лице Мимиля появилась улыбка.

— О! — запинаясь, начал говорить он. — О! Лупар, значит, ты возьмешь меня в банду Цифр?

— Все может быть, — загадочно ответил Квадрат. — Нужно поговорить об этом с Бородой… Но пока, малый, серьезные дела не для тебя!

И дав понять, что разговор закончен, Лупар продолжил диктовать письмо Жозефине.

Последние слова Квадрата были все же услышаны Сапером и Нонэ в тот момент, когда они, жалкие и притихшие, покидали кабачок.

После того как толстуха Эрнестин удалилась на приличное расстояние, эти двое молодых людей, которых Лупар не удостоил чести, оказанной Мимилю, посмотрели друг на друга, затем, когда они быстрым шагом переходили с улицы Ла-Шарбоньер на бульвар Ла-Шапель, Нонэ спросил:

— Ну, шеф, что вы думаете о сегодняшнем вечере?

— Ничего особенного! Один уклоняющийся от военной службы, который через несколько дней окажется за решеткой, ну и потом, по всей вероятности, нас раскусил Квадрат.

— Почему бы сразу не схватить всех этих молодцов!..

— Легко вам говорить, Леон, что мы можем сделать вдвоем против двадцати? Стоит ли рисковать своей шкурой за триста франков в месяц, а?

А в это время в центре прокуренного зала кабачка «Встреча с другом» Жозефина строчила под диктовку Квадрата:

«Мне известно, месье, что Лупар будет завтра в семь часов вечера у виноторговца Кармеля, который Вам хорошо известен и лавка которого находится на правой стороне, как входишь в пригород Монмартр, сразу перед улицей Ламартин; именно оттуда он отправится к дому доктора Шалека, где собирается взломать сейф. Я не хочу обвинять своего друга больше, чем он того заслуживает, и если бы речь шла просто о том, чтобы взять деньги в сейфе, который находится в глубине рабочего кабинета, прямо напротив окна балкона, выходящего в сад, то я ни за что бы не вмешалась в это дело, но, возможно, там будет что-то более ужасное, я думаю, здесь замешана женщина. Не могу Вам сказать ничего больше, так как это все, что мне известно; не упускайте свой шанс и ради господа Бога, сделайте так, чтобы Лупар никогда в жизни не узнал об этом письме.

Ваша покорная слуга…»

— Да ты что! — вскочила Жозефина. — Ты совсем потерял голову? Лупар, ты слишком много выпил, ты что, перепил?

— Подписывай, я тебе говорю!..

Ничего не понимая, девушка нацарапала своим крупным корявым почерком последние слова письма — Жозефина Рамо.

— А сейчас, — продолжал ее любовник, — на конверте напиши…

Тут Квадрат заметил что с другого конца зала ему делал знаки Борода.

— Что у тебя? — спросил Лупар, раздраженный тем, что его оторвали от дела.

Борода подошел к нему и едва слышно прошептал на ухо:

— Не кипятись, старина, есть важные новости; помнишь человека с набережной, все идет как по маслу… надо быть готовым к концу недели, самое позднее в субботу…

— То есть через четыре дня? — уточнил Квадрат.

— Да.

— Отлично, — будем готовы… По всему видать, улов будет приличным?..

Показывая взглядом на стол, который он только что покинул, Борода заверил:

— Бочар сказал мне, что можно оторвать пятьдесят кусков…

Лупар кивнул; не говоря больше ни слова, он жестом отстранил Бороду и, вновь обращаясь к Жозефине, сказал:

— На конверте напиши: «Париж, префектура полиции, инспектору Сыскной полиции господину Жюву».