"Углы и отзвуки" - читать интересную книгу автора (Альмодовар Педро)

Углы и отзвуки

Еcли бы существовал «Оскар» за лучшие титры, в этом, 1995 году я присудил бы его фильму Уэйна Ванга и Пола Остера «Дым».[1]

Титры возникают на фоне черно-белых фотографий, под песню Тома Уэйтса, которая царапает тебе сердце изнутри. Фотографии — это иллюстрации к рождественской истории, которую Харви Кейтель только что рассказал Уильяму Херту. Этот фильм стоит посмотреть хотя бы ради того, чтобы в конце поплакать под титры.

Но и это еще не все: у героя Кейтеля есть привычка каждый день фотографировать один перекресток в Бруклине, всегда один и тот же. Он проделывает это годами. Он собирает эти снимки — почти идентичные и все же такие разные, как Линда Хант и Пилар Урбано,[2] — в альбомы, которые потом показывает потрясенному Уильяму Херту.

Я тоже давно снимаю один и тот же угол[3] — начало Гран-Виа, вид с улицы Маркес-де-Кубас. Угол Феникса.

Этот угол меня завораживает (и не только меня). Много лет назад я часто снимал его от фонтана Сибелес — из окна машины или бросая вызов дорожному движению. Но теперь я переехал и по случайности живу совсем близко. По случайности ли?

Не знаю. Мне пришлось порвать со многим, включая одну любовную связь, прежде чем я обосновался по моему нынешнему адресу. Возможно, этот разрыв, сотрясение или множественный перелом явился ценой, которую мне пришлось заплатить, чтобы оказаться рядом с этой достопримечательностью.

Можно сказать, что теперь я живу с ней. Я фотографирую ее каждый день. Она меня умиротворяет, отвлекает и беспокоит.


Кстати, насчет снимков и беспокойства: Кортасар написал чудесный рассказ про случайную фотографию, мимоходом сделанную в каком-то парке. В кадр попал лежащий в кустах покойник. Простым взглядом этого было не различить. Антониони взял на себя труд воплотить слова Кортасара в изображении. Blow up.[4]


Прошло тридцать лет, Антониони не может ни разговаривать, ни шевелить руками. Он продолжает снимать фильмы. Ездит на фестивали, получает заслуженные призы и почести, как никогда активно живет публичной жизнью, его глаза по-прежнему лучатся умом и любопытством, но говорить он не может. Все, что ему удается, — это шевелить левым локтем, да и то при помощи жены.

Этот человек, как никто другой, умел рассказывать истории о непонимании и молчании, так что в нынешнем его состоянии можно разглядеть жестокую иронию, таинственный приговор…


Кинематограф — это язык, который говорит о будущем, хотя истории, которые мы рассказываем, основываются на прошлом.

Десять лет назад в «Матадоре» я уже забавлялся с этим утверждением. Диего Монтес и Мария Карденаль заходят в кинотеатр: сначала она убегает от него, потом он позволяет себя туда затащить. Показывают «Дуэль на солнце»,[5] последние минуты жизни главных героев: Грегори Пек и Дженнифер Джонс убивают друг друга и целуются на горном склоне.

Диего и Мария видят на экране свою будущую участь. Они тоже погибнут от рук и в объятиях друг друга.


Фильмы нашептывают нам секреты о нас самих (в «Кике» телевизор с фильмом Джозефа Лоузи «Маньяк»[6] «объясняет» Алексу Казанове, как была убита его мать).

Однажды в Париже я заходил вместе с Росси де Пальма[7] в магазин Мишеля Пери. Росси приобрела блядоватые ботиночки и сапожки выше колена, на новом этапе своей жизни она намеревалась открыть миру немалую часть своих ляжек. Пользуясь случаем, я тоже купил себе ботинки.

Позже, в отеле «Ланкастер», где я обычно останавливаюсь (в номере, в котором десять лет назад жила Марлен Дитрих), я с ужасом обнаружил, что, хоть это и был мой размер, надетые ботинки наотрез отказываются покидать мои толстенькие ноги.

И тут же в моей памяти вспыхнул образ Марисы Паредес из «Цветка моей тайны» (от которой, в свою очередь, тянется нить к одной из последних глав про Патти, я обнаружил это только что, приводя в порядок свои записи): Лео не может снять ботинки, которые муж подарил ей несколько лет назад. И мной овладело серьезное беспокойство. А еще я вспомнил, что до съемок «Женщин на грани нервного срыва» никогда не разбивал телефон, а когда проделал это, то руководствовался теми же причинами, что и Кармен Маура в фильме.

Если хорошенько поразмыслить и принять в Расчет отзвук, который мои персонажи оставляет в моей собственной жизни, то мне надо бы описывать только счастливые и благостные ситуации, в которых все складывается удачно и безупречно, безболезненно, но со смаком и т. п. Только у меня не получается.