18

Воздух в подземном контрольном центре был теперь гнилым и спертым. Три из четырех гигантских вентиляторов, обслуживающих весь комплекс тоннелей и бетонных спален, пришлось отключить, поскольку их заборные устройства располагались в зоне поражения и вполне могли разнести инфекцию во взвешенном состоянии но всей системе. Четвертый вентилятор, в зарешеченной башенке за пределами опасной зоны, крутился изо всех сил, но свежего воздуха, который он нагнетал, хватало лишь на то, чтобы кое-как дышать, но вовсе не на то, чтобы рассеять зловоние мутанта-59, уже проникшее сюда. Запах – аммиак с сероводородом – вызывал у всех такие приступы тошноты, что консервированная пища в столовых оставалась почти нетронутой. Кроме того, этот запах намертво пропитывал одежду и мягкую мебель.

Наверху, на улицах, зловоние висело в морозном безветрии, как похоронный звон.

Слейтер расположился за одним из столов, заляпанных пролитым кофе, делая вид, что заинтересованно слушает человека, который сидел напротив. Тот разглагольствовал о системе водоснабжения в районе – как она спланирована и как управляется. Слейтера это не занимало, мысли его были далеко отсюда, в тоннелях метро. Внезапно он уловил по тону собеседника, что тот закончил свое выступление, и понял, что вообще ничего не понял.

Пришлось идти на риск.

– Действительно, кто бы мог подумать! – сказал он, надеясь, что не попал впросак.

К большому его облегчению, на лице собеседника не возникло недоуменной усмешки.

– Да, представьте себе, – подхватил тот, – и ведь до сих пор не составлено даже полной подземной карты района. Это, право же…

Слейтер вздрогнул и поднял глаза – в комнату ворвался Бьюкен.

– Доктор Бьюкен! Вот уж не ждал! Как вы сюда попали?

– Не имеет значения. Я должен с вами поговорить. – Высокий худой шотландец был просто не в состоянии сдержать себя. – Поздравьте меня, я нашел его!..

– Кого, что?

– Связующее звено, общий фактор, корень зла!

– Успокойтесь! – Слейтер показал на стул рядом. – Садитесь. Между прочим, это мистер Паркин, из исследовательской группы при управлении водоснабжением. Мистер Паркин, позвольте представить вам доктора Бьюкена из агентства Креймера… – Мужчины обменялись короткими кивками. – А теперь рассказывайте, в чем дело.

– Так вот, – сказал Бьюкен, – помните ли вы, что в компьютере, который управлял вашей дорожной сетью, обнаружился неисправный узел? Помните ли вы о неисправности датчика топливного насоса и о катастрофе в Хитроу?

– Да, конечно.

– Экспертиза показала разрушение изоляции, не так ли?

– Да, я прекрасно все это помню. Мы, собственно, пошли еще дальше и установили, что катастрофа в Хитроу произошла по аналогичной причине, а командование флота считает, что нечто подобное, вероятно, случилось и на затонувшем «Тритоне».

– Совершенно верно. Три происшествия, а причина – одна!

– Вовсе нет, – покачал головой Слейтер. – Это еще ничего не доказывает. Допускаю, что разрушение изоляции – действительно общий фактор, однако…

– Согласен, согласен, – перебил его Бьюкен, – но что вы скажете, если выяснится, что разрушение однотипное?

– Что вы имеете в виду?

– Если выяснится, что разрушилась изоляция у одной и той же детали?

– Да, пожалуй, на меня это произведет впечатление.

– Так вот, последние три дня я, без преувеличения, жил у телефона. Я провел собственное расследование, и, представьте себе…

– Продолжайте.

– Представьте себе, – Бьюкен даже руками всплеснул, – это действительно одна и та же деталь! Одна и та же! В датчике топливного насоса самолета была такая маленькая электронная штучка – логическая ячейка. В вашем компьютере та же самая штучка составляла жизненно важную часть адаптивной схемы, и, представьте, – я созвонился с военно-морским исследовательским институтом в Портсмуте – эта же ячейка была и в компьютерах дальности запуска на подлодке ее величества «Тритон»…

– Прекрасно, значит, вы нашли общую деталь, но это опять-таки ничего не доказывает. С равным успехом вы могли бы заявить, что болты и гайки оказались выпущенными одной фирмой. Ну, и что из того?

– Согласен. Post hoc note 3, примитивная логика и все такое прочее, – Бьюкен сегодня был явно в ударе, – но ведь дело на том не кончается! Несчастье с «Кондором-6» – вы читали о нем?

– Читал.

– Та же самая деталь была в командном модуле! Я проверял через НАСА.

– Доктор Бьюкен, извините меня за упрямство, но это же и впрямь несущественно: сколько бы раз вы ни встретились с этой деталью, вы все равно…

– Но вы готовы признать это веским косвенным доказательством?

– Не слишком веским, но совпадение странное, не спорю.

Бьюкен расстегнул свой портфель.

– Ну, а теперь перейдем к прямым доказательствам. – Он извлек из портфеля стальную коробочку, а из коробочки – запечатанный полиэтиленовый конверт, в котором лежал крошечный пластмассовый кубик с десятью выступающими наружу проволочками, и положил все это на стол. – Вот она, логическая ячейка М-13. То есть так она выглядит, пока ее не использовали, прямо со склада.

– Как это понимать – пока ее не использовали?

Бьюкен коснулся крошечного электрического кубика.

– Когда мне стало известно, что эта штучка принимала участие во всех трех катастрофах, я позвонил изготовителям и попросил прислать мне несколько экземпляров для исследования. Одну из них я тут же разобрал и отправил Бэрону…

– Бэрону?

– Моему знакомому из Института здравоохранения в Колиндейле.

– При чем тут здравоохранение?

– Бэрон проверил этот кубик на микроорганизмы. – Слейтер изумленно поднял брови. – И что вы думаете? В пластмассе оказались споры.

Слейтер медленно откинулся назад, теперь он, не мигая, смотрел на Бьюкена.

– Вот это да!..

– Вы угадали. Споры принадлежали бактериям, пожирающим пластмассу.

– И все-таки вы еще ничего не доказали! – воскликнул Слейтер. – Все, что вы до сих пор сообщили мне, сводится к тому, что один электронный прибор применили в трех вышедших из строя схемах и что в отдельных экземплярах этого прибора вы обнаружили споры бактерий, разрушающих пластмассу, – ну, и что дальше? Споры подобны семенам – они должны еще прорасти. Как вы опровергнете такое возражение?

Бьюкен только усмехнулся – попытки Слейтера сбросить его с седла доставляли шотландцу удовольствие.

– Что нужно микробам для жизни?

– Ну, – начал Слейтер, – я не бактериолог, но дайте сообразить: пища, тепло и…

– Отлично! – почти выкрикнул Бьюкен. – Тепло! Что происходит с большинством цепей и приборов после того, как их включили?

– Мой бог! – Слейтер выпрямился, чуть не подпрыгнув. – Мой бог, конечно!..

– Вы уже поняли, – торжествовал Бьюкен. – Как только прибор включили, будь это в компьютере или в любой иной системе, но как только его включили, он стал нагреваться, споры вернулись к жизни и принялись пожирать…

– …окружающую их пластмассу, – докончил Слейтер.

– Да, но это еще не все. Я консультировался с Бэроном и с фирмой-изготовителем. Бэрон утверждает, что развивающимся спорам нужна, и притом немедленно, вода. Тут я не испытываю стопроцентной уверенности, но мы полагаем, что как только прибор включили и он стал нагреваться, на этой кадмиевой пластинке, – он показал где, – конденсировались капельки воды. Совсем немного – и все-таки достаточно, чтобы бактерии пробудились и начали делиться. А раз они пробудились и начали делиться, то рано или поздно доберутся и до изоляции на этих проволочках, – он показал на проволочки, выступающие наружу, – а отсюда уже куда угодно, от провода к проводу, лишь бы они были связаны между собой…

Слейтер сидел не шевелясь.

– Значит, едва эта штучка заработала, микробам открыт путь к любому устройству, с которым она связана…

– Совершенно верно, – Бьюкен удовлетворенно откинулся на спинку стула.

– И вы можете это доказать?

Не говоря ни слова, шотландец достал из портфеля другую коробочку, такую же, как и первая, и бережно опустил ее на стол. Из коробочки он вынул замкнутый стеклянный сосуд и осторожно поставил его рядом.

– Вот вам тот же прибор, – пояснил он. – Только этот экземпляр работал пять часов без перерыва…

Он подтолкнул сосуд к Слейтеру. Внутри был такой же крошечный кубик, но перекошенный и оплывший. Изоляция на одной из выступающих проволочек пожелтела и отваливалась прямо на глазах, обнажая блестящую медную жилку.

– Биологическая бомба замедленного действия, – тихо сказал Слейтер. – Достаточно включить ее, и она начнет заражать все вокруг…

– Одно меня беспокоит, – продолжал Бьюкен, – ведь никто из тех, кто расследовал катастрофы до нас, не обнаруживал следов размягчения, одни обнаженные провода. Бэрон, с которым я обсудил это противоречие, считает, что наш микроб, откуда бы он ни взялся, поначалу точит пластмассу очень-очень медленно и лишь с течением поколений учится пожирать ее все быстрее и быстрее…

– Вот почему первые его проявления были относительно слабыми, – откликнулся Слейтер.

– Именно так. Но постепенно он приспосабливался, становясь все более всеядным. А сегодня весь центр Лондона на смертном одре.

– Одна малюсенькая деталька, – задумчиво произнес Слейтер. – Уму непостижимо…

– Нам уже удалось сделать многое. Фирма-изготовитель карликовая, она расположена неподалеку, возле Кингз-кросс. Так вот, фирма сумела установить адреса большей части своих покупателей. Через два-три дня эта работа будет доведена до конца, но пока что все сходится. Самыми крупными покупателями оказались самолетостроители, фабриканты компьютеров и НАСА. Есть, правда, один экземпляр прибора, с которым уже просто ничего не поделаешь…

– Это почему?

– Потому что этот прибор отправлен в адрес «Калифорния рокет корпорейшн». Той самой, которая взялась за постройку «Аргонавта-1», автоматического разведчика Марса.

– Не понимаю. Почему же ничего не поделаешь?

– Потому что он стартовал шесть недель назад, – флегматично ответил Бьюкен.

В бистоновском защитном костюме Джеррарду было очень неловко и неуютно. Тело еще болело после акробатического подъема из метро.

За прозрачным щитком, прикрывающим лицо, чувствовался назойливый запах резины и дезинфекции. Он неуклюже шагал по улице следом за тремя своими спутниками, складки грубой ткани безжалостно терли под мышками и в коленях. Даже дыхание в этой тесной индивидуальной парилке казалось преувеличенно резким.

Подошвы сухо поскрипывали по снегу. Рядом с Джеррардом плелся солдат с портативным распылителем в руках – в распылителе была отравленная пластмасса. Двое других, тоже в форме, сверялись с картой; на плече у одного из них поблескивали лейтенантские звездочки. Он-то и обратился к канадцу:

– Ну вот, мы уже почти пришли…

Оторвавшись от карты, офицер повернулся на каблуках и направился к магазину на углу – вывеска крупными пурпурными буквами возвещала: «Новинки сезона». В витрине вперемежку с рекламой были выставлены рубашки, раскрашенные во все цвета радуги, и куртки искусственной кожи. Позади рубашек прямо к оконной раме были пришпилены наимоднейшие плащи и сапоги из пластика – не поймешь, для какого пола, все это в окружении этикеток и зазывных плакатиков. Поверх шли в два ряда рамки-экранчики. В одной из них вдруг отдернулась занавеска, появилось чье-то лицо, бросило беглый взгляд на приближающиеся фигуры и исчезло. Лейтенант решительно подошел к стеклянной двери и резко постучал в нее кулаком.

Ожидая, пока им откроют, он с неодобрением окинул суровыми карими глазами кричащую витрину. Затем послышалось звяканье отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась. Выражение неудовольствия на лице лейтенанта стало еще явственнее, когда он увидел в дверях человека лет тридцати пяти с копной тщательно подвитых седоватых волос. На хозяине был розовый свитер из тонкой шерсти, белые вельветовые брюки с бубенчиками и такого же цвета штиблеты. У него было довольно миловидное гладкое округлое лицо, а говорил он не как-нибудь, а ритмическим речитативом:

– О господи, благодарение небу, вы пришли! У нас здесь совершенное светопреставление, вы даже представить себе не можете… Весь мой запас, все-все разорено. И я не знаю, право, не знаю… Может быть…

Лейтенант бесцеремонно перебил его:

– Где очаг поражения?

– У меня за спиной, – хозяин глупо усмехнулся. – Но я уверен, вы совладаете с бедствием…

###### отсутствуют стр. 281-282 ######

В течение всех этих дней Джеррард был занят почти беспрерывно. К собственному удивлению, он обнаружил, что такая спешная, неослабная работа ему очень по вкусу. Бой врукопашную с уже известным врагом нравился ему куда больше, чем длительные и зачастую безрезультатные лабораторные поиски оригинальных идей.

Неоднократно он предпринимал попытки связаться с Анной, но каждый раз выяснялось, что либо она только что вышла, либо передавала ему неубедительную просьбу перезвонить в такое-то время туда-то. А когда он выполнял эту просьбу, Анны там, разумеется, не оказывалось. В конце концов он все-таки ухитрился поймать ее, но она была подчеркнуто холодна и нарочито ограничила разговор темами, связанными с мутантом.

Как только обстановка в центре Лондона улучшилась, Джеррард решил, что его миссия здесь окончена.

Он уехал в Истборн и, погуляв там по меловым холмам и побережью, постепенно расслабился. На это ушло три дня. На третий вечер он сидел апатично в холле отеля, размышляя, не пора ли возвратиться в Лондон. Но агентство Креймера по-прежнему не давало о себе знать. Очевидно, он был в немилости.

Подошел официант и сообщил, что Джеррарда просят к телефону. С первых же слов не без удовольствия он узнал сочный южношотландский говор Бьюкена. Агентство, сказал ему Бьюкен, в опасности. Нависла угроза банкротства, предъявлено несколько серьезных исков, предстоит неизбежная и длительная юридическая война. Анна Креймер, ставшая теперь главным акционером, вернулась к делам и призывает их продолжить работу.

– Только без меня, – ответил канадец. – Я выступаю в амплуа подлого предателя. Уж меня-то не возьмут ни за какие деньги. Да я и сам, признаться, не уверен, хочу ли я, чтобы меня взяли.

На другом конце провода долго молчали.

– Вот уж не думал, что вы станете упиваться жалостью к себе, – сказал Бьюкен после паузы. – Но если это искренне, тогда я умываю руки.

Джеррард почувствовал себя уязвленным и принялся яростно защищаться, критикуя принятый Креймером курс. Он громил и громил перестройку агентства с былой ответственности за свои начинания на чистую погоню за прибылями. Проповедь получилась длинной и, пожалуй, слишком наставительной; Бьюкен на другом конце провода хладнокровно разрешил ей развиваться сколько влезет, пока Джеррард не остановился, чтобы перевести дух. Тогда шотландец спросил:

– Ну что, высказались?

– Да, черт возьми! И делайте с этим что хотите!..

– Если бы вы дозволили мне вставить хоть словечко, я давно сообщил бы вам, что многое из сказанного вами отнюдь не лишено смысла. Только, наверное, я не стал бы выражаться столь эмоционально…

Теперь молчание воцарилось на другом конце провода – на том, где был Джеррард.

– Ничего не понимаю. Вы со мной согласны?

– Некоторым образом, – заявил Бьюкен. – Потому-то я и хотел бы, чтобы вы все-таки приехали на совещание.

– Какое еще совещание? Вы ничего не говорили ни о каком совещании.

– Неужели? Ну что ж. Совещание назначено на завтра, именно поэтому я, собственно, и звоню. Меня просили вам позвонить.

– Они что, в самом деле просили меня приехать?

– Ну, не сказал бы, что с большим энтузиазмом – ковровых дорожек перед вами не расстелят, но вы, между прочим, штатный сотрудник агентства, – ответил Бьюкен.

– До поры до времени.

– Поживем – увидим. В общем приезжайте. Отель «Ройял Йоркшир», зал Коннот, завтра в два сорок пять. Рад буду с вами встретиться…

И прежде чем Джеррард нашелся, что ответить, Бьюкен повесил трубку.

Тогда канадец отправился в ресторан и, словно возмещая себе за все заботы и сомнения, методично уничтожил одно за другим несколько самых дорогих блюд, какие нашлись в меню. Затем, дымя огромной сигарой, он еще посидел в одиночестве над великолепным коньяком.

Раздумья его касались тех, с кем он прежде работал. Райт и Скэнлон почти наверняка объединятся, чтобы выкинуть его вон. Они не так-то легко забудут, что именно Джеррард первым выдвинул обвинение против дегрона, что именно он объявил дегрон принципиальной предпосылкой лондонской катастрофы. Интересно, каким путем пойдет агентство дальше. Когда он поступал сюда, то рассчитывал, что под руководством Креймера они станут утверждать идею возрастающей ответственности науки перед обществом. Многие их замыслы были тогда четко направлены на охрану окружающей среды, исходили из интересов грядущих поколений. Был, например, заключен контракт с одной из текстильных фирм на севере Англии на разработку более совершенной системы фильтров, которые освободили бы сточные воды от примеси ядовитых красителей.

Однако в дальнейшем Креймер направил всю свою энергию на упрочение финансового положения агентства и получение прибылей, и все общественно значимые начинания оказались заброшенными. Воля Креймера, и только она, сосредоточила усилия всех сотрудников на выполнении относительно несложных заказов, обещающих скорые и высокие барыши.

Он вернулся в номер и лег, но, несмотря на все выпитое, мысли продолжали обгонять друг друга. Какой у него, собственно, выбор? Перейти в министерство? Сделать это нетрудно, было бы желание. Но что потом – давать второсортные советы третьестепенным политиканам, помирать со скуки ради того, чтобы снабжать дополнительным капиталом людей, в представлении которых интеллектуальная честность нужна лишь для возведения более правдоподобной лжи? Пожертвовать наукой во имя лицемерия?

Назад в Канаду? Ну нет, только не это. Он припомнил факультетский клуб с его тщательно отмеренным радушием и пустотой. Интеллигентные улыбки и иссушенные лица. И пять месяцев зимы – невыносимая перспектива.

Заботы и сомнения множились с каждой минутой, и в конце концов он понял, что все его раздумья приводят лишь к одному – к сердцебиению. Напоследок он начал даже, посмеиваясь над собой, беспокоиться о том, найдется ли у него на завтра чистая рубашка.

Как только он заснул, ему вновь привиделось лицо Анны. Одна половина его существа страстно желала бы, чтобы она была сейчас рядом, другая отвергала ее за рассудочность и подчеркнутую холодность.

На следующее утро он выехал в город спозаранку. Зашел домой, побрился, принял ванну, переоделся", но о еде не хотелось и думать, и он сразу же спустился обратно к машине и направился в отель, где было назначено совещание.

В пути он пытался представить себе, к чему оно приведет. Зачем в отеле, почему не в лаборатории? Уверенности в себе он уже не ощущал. Бьюкен – странный, непростой человек. Может, он играет свою игру? Хочет подбить Джеррарда на выступление и тем самым уязвить Райта?

А если он промолчит, что тогда? Он дорого бы дал, чтобы по-прежнему работать в агентстве. По крайней мере ради того, чтобы встречаться с Анной. Но был ли у него хоть единственный шанс наладить отношения с Райтом? В душе опять вскипел гнев. Он будет выступать, будет, и наплевать на последствия!

Как только он добрался до отеля, настроение его вновь круто переменилось. Он ожидал, что совещание задумано конфиденциальным, что они рассядутся по креслам в каком-нибудь уютном холле. А оказалось, что заказан небольшой конференц-зал. В правлении агентства, вероятно, насчитывалось больше членов, чем он предполагал.

К своему неудовольствию, он обнаружил, что приехал слишком рано: начало совещания перенесли на три часа. Пришлось слоняться вокруг стола, пока не соберутся остальные. Бетти придала столу официальный вид, поставив стаканы с водой и разложив блокноты и карандаши.

Но вот один за другим появились все, кроме Анны. Она позвонила и сообщила, что задерживается, и просила начинать без нее.

В отсутствие Анны председательское место занял Райт. По правую руку от него расположился финансовый опекун агентства сэр Гарви Филлипс. Налево от председательского было собственное место Райта, сейчас пустовавшее, затем сидели Скэнлон и главный бухгалтер агентства Саймон Макс, темноволосый, моложавый человек; Джеррард поневоле обратил внимание на его жесткие глаза.

Бьюкен сидел рядом с Филлипсом, потом было место Джеррарда. В дальнем конце стола пристроился юрисконсульт, – кажется, он являлся также и пайщиком агентства, – Алистер Макдональд. Это был худой и хитрый шотландец с севера, отличавшийся нарочитой учтивостью. Попутно Макдональд представлял еще и коммерческий банк, субсидировавший агентство в начале его деятельности.

Совещание открылось формальной речью, в которой Райт выразил сожаление по случаю безвременной смерти Креймера. Едва он кончил, за его спиной отворилась дверь, и вошла Анна. Все встали.

Джеррард следил за выражением ее лица, но она обвела взглядом всех, кто сидел вокруг стола, и оно осталось бесстрастным. Единственное, что она сделала – коротко кивнула Райту в знак благодарности и села на его место, оставив химика председательствовать.

Она все так же смущала Джеррарда. Он приехал сюда разъяренным, горя желанием выступать, а сейчас, в ее присутствии, почувствовал, что вряд ли сумеет произнести хотя бы слово, не заикаясь.

Совещание шло своим чередом; Анне Креймер были выражены соболезнования, настало время для обзора и анализа событий последних месяцев. Был момент, когда Джеррард мог взять слово. Бьюкен даже слегка подтолкнул его локтем, но канадец притворился, что не заметил этого. Благоприятный момент миновал, и старший коллега Джеррарда откинулся в кресле недовольно и разочарованно. Совещание перешло к другим вопросам. Макдональд, юрисконсульт, поделился некоторыми соображениями насчет того, как им выпутаться из затруднительного положения, связанного с тем, что продукция агентства оказалась причастной к трагедии.

После Макдональда заговорил Макс – он сделал скучный, но вполне квалифицированный доклад о финансовом положении агентства, который не оставлял сомнений в том, что оно выживет.

Настала очередь Райта. Джеррард слушал его скептически. Ни слова раскаяния, ни тени упрека в свой адрес, – а ведь Райт, пусть косвенно, оказался виновником гибели тысяч людей! Он словно и не отдавал себе отчета в том, насколько близка была всеобщая катастрофа.

Излагая свою версию событий, Райт представлял дело так, будто самым ужасным их последствием стали задержка в работе агентства и недоверие к его продукции. Потом канадец понял, что Райт кружным путем подбирается к нему, Джеррарду. Им-де пришлось столкнуться с действиями, которые ставят под угрозу самое их будущее.

Неожиданно для себя Джеррард обнаружил, что стоит на ногах, и осмотрелся. Анна, очевидно, не заметила его порыва – она сосредоточенно глядела в блокнот, выводя там какие-то каракули. Бьюкен со скучающей миной изучал свою трубку. Скэнлон ухмылялся просто от того, что шотландцу не по себе.

В сердце Джеррарда вновь поднялся гнев, но теперь холодный и суровый. И он внятно произнес:

– Прошу слова.

– Но, кажется, я еще не кончил. – Райт смерил его ледяным взглядом.

– Вы сказали более чем достаточно.

Райт вспыхнул:

– Наше совещание придерживается…

– Какое совещание, побойтесь бога! Нас здесь всего-навсего восемь человек, и собрались мы в связи со смертью основателя агентства и в связи с тем, что чуть не погиб целый город. Теперь буду говорить я.

Райт попытался сказать еще что-то, но Анна положила ему на руку свою ладонь.

– Пусть говорит.

Райт колебался еще мгновение, потом капитулировал:

– Прошу вас, доктор Джеррард.

Канадец прочистил горло, обвел взглядом аудиторию.

– Ну что ж, я тут человек новый, и не похоже, что задержусь здесь надолго, поэтому я начну прямо с заявления, что такого сборища самодовольных и своекорыстных лицемеров я не видел никогда во всей своей жизни. Я не собираюсь подробно разбирать ни тошнотворную цепочку полуправд, с которыми здесь выступил доктор Райт, ни его поведение за последнее время в целом, поведение, несовместимое, на мой взгляд, с лежащей на нас ответственностью…

Райт, побледнев, вскочил:

– Я протестую…

– Будьте любезны выслушать меня, – перебил Джеррард. – Я ждал от вас хоть одного слова сожаления или раскаяния. Хоть одного слова, которое свидетельствовало бы, что эта история не прошла для вас даром. Что вы хотя бы частично признаете себя ответственным перед обществом за свои действия.

Когда Креймер задумывал свое предприятие, перспективы казались большими и вдохновляющими. У него были плодотворные идеи, и он был заинтересован в их воплощении. Его заботили подчас печальные последствия технического прогресса.

Назовите меня романтиком, согласен, но когда я впервые встретился с Креймером, он передал мне свое понимание роли науки. Он показал мне, что можно и нужно направить усилия ученых на пользу людям. И вырвать нас всех из отравленной клоаки, в которую превратился мир. Затем его позиция, как вам известно, изменилась. Его – но не моя.

Мы можем объединить в своем агентстве ученых множества различных специальностей и знаний. Используя эти знания, творчески осмысливая их, мы могли бы уже сейчас вести исследования и разрабатывать конструкции, действительно необходимые людям. Не только получать прибыль – сейчас мы, очевидно, почти разорены, – а направить все свое достояние на пользу обществу.

Никто никогда не вычислит в точности, какова наша доля ответственности за происшедшее. Мы создали дегрон, мы придумали бутылку. Не в наших силах было предвидеть, какие именно бактерии расплодятся на этой основе, но наша продукция – плод нашей мысли, нашей изобретательности – сыграла в их развитии существенную роль. Ни один из нас не заботился ни о чем, кроме технического остроумия своих предложений. Мы преуспели – Лондон едва не погиб. И этого, безусловно, более чем достаточно, чтобы впредь решительно изменить направление нашей деятельности. В следующий раз погибнуть может весь мир. Если агентство уцелеет – на что я очень надеюсь, – оно обязано незамедлительно и твердо решить, что ему делать и зачем. Разумеется, мы акционерное предприятие, и каждый хочет иметь доходы на вложенный капитал. Но и при этих условиях мы можем и должны найти пути, чтобы наша работа строилась творчески и в интересах общества. – Он запнулся на мгновение и закончил: – Вот… вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать…

– Он сел на место. Воцарилась мертвая тишина. Джеррард вновь обвел взглядом всех сидевших за столом. Единственным, кто встретился с ним глазами, оказался Бьюкен, но в насмешливом взоре шотландца никто не смог бы прочитать ничего – ни одобрения речи Джеррарда, ни упрека за излишнюю пылкость.

Анна, что называется, опустила очи долу. Райт, как и Джеррард, внимательно всматривался в лица присутствующих, и было очевидно, что изучение этих лиц принесло ему облегчение и удовлетворение. По всем внешним признакам, выступление Джеррарда достигло той самой цели, к которой вел дело сам Райт, – восстановило против канадца всех участников совещания.

– Благодарю вас, доктор Джеррард, – сказал химик, привстав. – Уверен, что выражу общее мнение: мы весьма заинтригованы вашими идеями и предложениями. Испытывает кто-либо желание прокомментировать… гм… проповедь доктора Джеррарда?

Джеррард смотрел на противника не мигая. Если когда-нибудь он ненавидел кого-то лютой ненавистью, то это был именно Райт.

– Я полагал, что ответить мне должны вы, – сказал канадец. – Метил я в вас.

– Что-что, а это я понял, – криво усмехнулся Райт. – Быть может, в один прекрасный день мы проведем на этот счет дискуссию, скажем, на Тауэр-хилл или в Гайд-парке. Но сейчас, прошу меня извинить, мы вернемся к повестке дня данного совещания.

Никто не возразил ему. Скэнлон ухмылялся, Бьюкен набивал свою трубочку. Юрисконсульт Макдональд разглядывал потолок. Анна писала что-то у себя в блокноте.

– Благодарю вас, – повторил Райт. – Теперь переходим к неотложному вопросу о выборах нового председателя правления агентства. Прошу называть кандидатуры.

Наступила пауза, затем слово взял Скэнлон.

– Я вижу единственного достойного кандидата – старшего из сотрудников агентства, который внес в нашу работу наиболее крупный вклад. Вас, доктор Райт.

Сэр Гарви кивнул с достоинством:

– Я поддерживаю эту кандидатуру.

– Благодарю вас, джентльмены. Есть другие предложения?

Райт был польщен, но старался не показать этого. Бьюкен положил свою трубку на стол.

– Да, есть. Я выдвигаю кандидатуру доктора Джеррарда.

– Доктора Джеррарда? – На лице Райта читалось совершенное изумление. – Прикажете понимать вас всерьез?

– Я никогда еще не был так серьезен. То, что он сказал здесь сегодня, в высшей степени справедливо. Я лично очень хотел бы, чтобы агентство пошло именно таким путем. Выдвигаю доктора Джеррарда.

Райт вспыхнул от ярости:

– Извините, но я не могу принять эту кандидатуру и расцениваю ваше предложение как поразительное легкомыслие. Доктор Джеррард работает у нас без году неделю. Он абсолютно не осведомлен ни о становлении, ни о структуре агентства, ни об объеме его работы. И если откровенно, то эмоциональный взрыв, свидетелями которого мы были сегодня, на мой взгляд, полностью исключает возможность дальнейшего его сотрудничества в агентстве, не говоря уже о полномочиях директора…

Бьюкен глубоко затянулся и сказал:

– Вы ведете себя так, словно вас уже поставили во главе всего предприятия. Да у вас, если угодно, нет даже права председательствовать, пока обсуждается ваше назначение…

Райт вопросительно взглянул на Анну, и та откликнулась:

– Вероятно, будет действительно лучше, если я займу теперь председательское место, доктор Райт.

Они поменялись местами. Анна посмотрела на юрисконсульта, сидящего в дальнем конце стола.

– Просим вашего совета, мистер Макдональд. Играет ли в данном случае какую-то роль время пребывания доктора Джеррарда в штате агентства?

Макдональд решительно покачал головой.

– С моей точки зрения, ни малейшей.

– Тогда продолжим обсуждение. – Райт порывался что-то сказать, но Скэнлон удержал его. – Кто еще выступает за кандидатуру доктора Джеррарда?

Анна обвела взглядом одного за другим всех присутствующих. Наконец Макдональд решился:

– Да, я тоже хотел бы выступить за эту кандидатуру.

Райт недоуменно уставился на него, но юрисконсульт уже уткнулся в свои бумаги.

– Кто еще? – спросила Анна. Ответом ей было долгое молчание. – Хорошо, приступим к голосованию. Думаю, вполне достаточно будет поднятия рук. Кто за назначение доктора Райта?

Руки подняли Скэнлон и сэр Гарви.

– Двое. Кто за кандидатуру доктора Джеррарда?

Бьюкен и Макдональд.

Джеррард никак не мог привести мысли в порядок, не мог понять причин внезапного поворота фортуны. Что все это значит, какими мотивами руководствовались эти двое? Анна обратилась к главному бухгалтеру:

– А вы, мистер Макс?

– Я присутствую здесь в качестве консультанта, у меня нет права голоса.

Макс явно радовался тому, что ему не надо ввязываться в сложную ситуацию. Остальные замерли в напряжении.

– Два голоса за каждого из кандидатов, – сказала Анна. – Выходит, я должна использовать свои решающий голос.

Райт посмотрел на нее с благодарностью. Он был не слишком прозорливым человеком и полагал, что совещание утвердит его назначение автоматически; неожиданное сопротивление выбило его из колеи.

Анна не спеша сняла темные очки и сложила их. «Черт бы тебя взял, – подумал Джеррард, – смакуешь свой крошечный триумф? Ну, и подавись им!..»

– После всего, что мы сегодня слышали, – сказала Анна, – я полагаю, что должна поддержать кандидатуру доктора Джеррарда.

В наступившей тишине Райт чуть заметно покрутил головой, словно не веря своим ушам. Джеррард сидел совершенно ошеломленный. Наконец химик обрел дар речи и поднялся на ноги.

– Не могу поверить… Не понимаю…

Анна не выдержала его изумленного взгляда и отвернулась. Все самообладание Райта исчезло бесследно, он едва не плакал.

– Но почему? Почему?.. – повторял он.

– Потому что мои представления о дальнейшей судьбе агентства в корне отличаются от ваших, – произнесла она.

– Но как это может быть? Я просто не понимаю! – выкрикивал Райт.

– Мой покойный муж правил агентством как самодержец. Его это устраивало. Он был… он был Арнольд Креймер. Он основал агентство. Но в результате мы понесли серьезный урон, и, по-моему, доктор Джеррард очень хорошо обрисовал стоящую перед нами проблему. Мы попросту не делаем того, что намеревались делать. И наши идеалы…

– Идеалы?

– Да, идеалы. Некогда они у нас были.

– Я не могу согласиться с вами. Тем более я не могу работать с этим… – Райт ткнул трясущимся пальцем в сторону Джеррарда, – с этим человеком. Предупреждаю вас, миссис Креймер, вы вынуждаете меня подать в отставку, и да будет вам известно – патенты на аминостирен и дегрон уйдут вместе со мной!..

Теперь Анна взглянула ему прямо в глаза.

– Ну и что? – спокойно спросила она.

Райт запнулся.

– Вы готовы к тому, что я заберу их?

– Я хочу, чтобы вы их забрали. Они повинны в смерти моего мужа, они едва не убили доктора Джеррарда и меня, они не принесли нам ничего, кроме позора. Я хотела бы расторгнуть все старые обязательства и начать все сначала.

– Хорошо сказано!

Бьюкен в свою очередь уставился на Райта с вызовом.

– Но на эти патенты приходится львиная доля всех финансовых поступлений, – ввернул Скэнлон, озабоченно подавшись вперед.

– Не совсем так, – отозвался Бьюкен. – И к тому же, Райт, дегрон запатентован на имя агентства, а отнюдь не на ваше…

Райт резко оттолкнул кресло.

– Интересно узнать, что скажет обо всем этом сэр Гарви?

Финансист пожал плечами.

– У миссис Креймер – контрольный пакет акций, значит, ей и решать. Моя основная забота в данном случае – чтобы мне гарантировали прежние проценты на капитал…

– В таком случае мне придется уйти. – Райт встал и бросил взгляд на Скэнлона. Однако тот увернулся от этого взгляда – он смотрел исключительно на сэра Гарви. – Если в дальнейшем у вас возникнут ко мне вопросы, вам придется обратиться к моему адвокату.

Райт медленно повернулся, собрав все свое достоинство, выпрямив спину и высоко подняв голову, и вышел из конференц-зала. В эту секунду Джеррарду было почти жаль его. Невзирая на горделивую позу или, может, именно благодаря ей химик внезапно состарился прямо на глазах. Конченый человек.

– Доктор Джеррард, – произнесла Анна, – вас избрали на пост председателя правления. Принимаете ли вы этот пост?

Возникла пауза, и Джеррард вдруг ощутил себя в центре внимания.

– Ну что ж… Пожалуй, да…

Это прозвучало совсем не убедительно, даже для него самого, и он заметил, что по лицу Анны скользнула тень разочарования. Только тут до него, наконец, дошло, что он теперь новый босс, преемник Креймера. Что от него ждут указаний. Уход Райта явился для всех потрясением. Он обязан приободрить их, дать им определенную линию, которой они могли бы придерживаться. Анна поднялась с кресла.

– Теперь, когда у нас есть новый председатель, я чувствую себя здесь не совсем на месте. Пожалуйста, продолжайте совещание, доктор Джеррард.

Канадец кивнул и, постаравшись изобразить на лице уверенность, которой отнюдь не испытывал, сел во главе стола. Огляделся.

– Миссис Креймер, джентльмены, нам с вами выпало сегодня участвовать в драматических событиях. Я не вижу особого смысла продолжать совещание с места в карьер и предлагаю отложить нашу встречу до следующего месяца. – Он сверился с календариком на наручных часах. – Могу назначить точную дату, двадцатое. К этому времени я постараюсь разработать и предложить вашему вниманию план дальнейшей деятельности агентства. А теперь, если у вас нет других срочных вопросов, – он еще раз взглянул на часы, – я позволю себе закрыть заседание. На том и закончим.

Как только совещание закрылось, Скэнлон и сэр Гарви удалились, взволнованно переговариваясь. «С ними я еще хлебну горя», – подумал Джеррард. Подошел Бьюкен, поздравил с избранием.

– Но всякую самостоятельную работу придется свернуть, это вы понимаете?

– Мне, признаться, жаль Райта.

Бьюкен посмотрел на него с насмешкой.

– А мне нет. Небольшое хирургическое вмешательство подчас бывает весьма полезно. – И добавил, глядя вслед Скэнлону, который в дверях почтительно пропустил сэра Гарви вперед: – Я, в сущности, не уверен, что нож уже отсек все, что необходимо. Впрочем, – улыбнулся он, – вспомните евангелие от Матфея: «Довольно для каждого дня своей заботы». Я намерен разрешить себе скромный торжественный ужин в «Принце Уэльском». Не желаете присоединиться?

Джеррард украдкой взглянул на Анну – она стояла по другую сторону стола и беседовала с Максом и Макдональдом.

– Спасибо, нет.

Бьюкен перехватил его взгляд.

– А, понимаю. Ну что ж, желаю удачи. Сдается мне, что удача вам отнюдь не помешает…

Шотландец ретировался. К Джеррарду подошел Макс, а затем и Макдональд; оба поздравили его и заверили в своей поддержке. Бетти, собрав со стола бумаги, тоже подошла:

– Я могу быть свободна, сэр?

Не без некоторого внутреннего ликования он отметил, что тон у нее явно переменился.

– Разумеется. До понедельника.

Ушла и Бетти, и он наконец остался с Анной наедине. Он принял решение. Он столько выиграл за какие-то несколько часов! Хороший игрок обязательно воспользовался бы тем, что счастье улыбнулось ему.

– Анна!..

Она повернулась, оторвавшись от кредитных и завещательных документов, которые передал ей Макдональд.

– Да?..

Она все еще была по другую сторону стола. Он перегнулся через стол.

– Я очень вам благодарен. Больше, чем могу выразить…

Она холодно подняла на него глаза.

– Не за что. Я защищаю собственные интересы. Из вас двоих я выбрала того, кто лучше справится с работой. Только и всего.

– Я не уверен, что справлюсь с ней самостоятельно.

– Зато я уверена, что вам помогут. Приспособятся к новому положению вещей и помогут.

– Я вовсе не это имел в виду. – Он обошел стол и приблизился к ней. – Я прошу именно вашей помощи.

– Конечно, я сделаю все, что смогу.

И она опять отвернулась, став спиной к столу.

– Вы знаете, о чем я прошу. – Она замерла. Теперь он был с ней рядом. Она молчала. – Работы до черта. Слишком много для меня одного. Я не справлюсь без вас. Вы нужны мне как полноправный партнер.

– Партнер? А мне-то казалось, что я и так…

Он схватил ее за руки и повернул к себе лицом.

– Не водите меня за нос. Быть может, сегодня еще слишком рано. Но я хочу вас. Я просто не смогу работать, если вас не будет со мной.

Ответом было молчание. Она по-прежнему смотрела в сторону.

– Пожалуйста, выслушайте меня до конца. Я хочу работать здесь, очень хочу! Но вы для меня неизмеримо важнее. Если на это нет никаких шансов, тогда не поминайте лихом. Тогда я здесь не останусь.

Она по-прежнему не отвечала. Он медленно выпустил ее руки из своих и пошел прочь. Он уже открывал дверь, когда она окликнула:

– Люк!.. – Он обернулся. – Вы должны дать мне время…

Он присмотрелся к ней издали.

– Сколько вам только понадобится. А пока что, – он взглянул на часы, – ровно пять минут. Я повезу вас поужинать…

Она вплотную подошла к нему и подняла лицо. Поцелуй был долгим и нежным. Джеррарду стоило немалых усилий удержать свой голос от предательской дрожи:

– А теперь пойдем, хорошо?..

Когда они вышли из жарко натопленного вестибюля на зимнюю улицу, уже совсем стемнело. Небо было морозное, ясное, в ярких звездах. И оба они, не сговариваясь, посмотрели вверх, в эту словно ледком подернутую высь.

В небе был отчетливо виден Марс, бледно-красная точечка света. Ни Джеррард, ни Анна никогда и не слышали о равнине Конрада.

Равнина эта лежит в трехстах километрах к северу от марсианского экватора. Ее знали до сих пор по фотоснимкам, переданным с пролетевшего вблизи планеты космического аппарата, и именно ее, лишенную заметного рельефа, выбрали как идеальное место для мягкой посадки первого автомата-разведчика.

Двадцатичетырехчасовой марсианский день близился к концу. Маленький кровавый солнечный диск прятался за крутые холмы у кратера на горизонте, и фиолетовые тени бежали по песку и скалам будто исполинские пальцы.

Единственным звуком здесь было слабое посвистывание студеного ветерка, там и сям вздымающего кратковременные песчаные смерчи. Холмы венчали сероватые шапки инея, а в глубине расщелин у основания кратера виднелись лоскутки лишайников со странными очертаниями.

По темно-лиловой чаше неба плыли редкие тонкие облачка, и ничто более не нарушало мертвого покоя ландшафта. Ландшафта, который оставался неизменным год за годом, столетие за столетием.

Ничьи глаза не замечали игры красок, ничьи уши не прислушивались к ветерку, ничьи руки не посягали на дикость скал. Одни лишайники цеплялись за жизнь во влажных расщелинах.

И некому было различить слабый грохот, пришедший из глубин неба. Затем лучи заходящего солнца высветили крохотную искорку, летящую среди звезд.

Мало-помалу отдаленный грохот превратился в надсадный рев ракетного двигателя – на поверхность планеты, опираясь на хвост буйного пламени, спускался «Аргонавт-1».

Он приближался – ввысь кипящей тучей взметнулся невесомый песок, над равниной закрутились обломки скал, поднятые со своих мест выхлопами ракеты. И вот неуклюжий паукообразный силуэт оперся на свои гидравлические ноги. Спружинив от удара, они неторопливо выпрямились. Двигатель смолк. Тучу пыли постепенно развеяло ветром.

Раскаленное сопло, потрескивая, быстро остыло в разреженной атмосфере.

Где-то в верхней части насекомоподобного корпуса взвыл сервомотор, раскрылся маленький люк, из него высунулась и, щелкнув, развернула свою паутину сложная радиоантенна.

Автоматически включились электронные цепи, оживляя лабиринт хитроумных приборов на борту. Созданное человеком существо приступило к работе. В основании корпуса приоткрылась дверца, оттуда вылезла членистая рука с лопаткой, зачерпнула мягкий марсианский песок и утащила свою добычу внутрь. Измерительные устройства установили температуру, скорость ветра, уровень радиации, содержание кислорода в воздухе.

Мощные передатчики, получив результаты измерений, превратили их в радиоимпульсы и метнули туда, где торжествовали победу, – на Землю, в командный центр на мысе Кеннеди.

В течение всей морозной марсианской ночи «Аргонавт-1» настойчиво добавлял все новые и новые радиоштрихи к картине древней планеты. И по мере того как он выполнял свою задачу, свитые в плотный клубок провода и схемы неизбежно разогревались.

Тепло постепенно добралось и до логической ячейки М-13.

Наутро, через два часа после восхода солнца, «Аргонавт-1» внезапно прекратил свое существование. В клетках его глянцевитого тела начала размягчаться пластмасса.