"Штирлиц, или Как размножаются ежики" - читать интересную книгу автора (Асс Павел Николаевич, Бегемотов Нестор...)Глава 3 Провал агента 008Когда Айсман разбудил его, был уже конец рабочего дня. Штирлиц вышел на улицу, вынул пачку «Беломора» и прикурил у часового. Чеканя шаг, прошла рота эсэсовцев, проехал бронетранспортер, обдав Штирлица брызгами. "Скоты, – подумал Штирлиц, – нажрались и разъезжают. Вас бы на фронт, вшей кормить…" При слове «кормить» Штирлицу захотелось тушенки. Он притушил папиросу, сунул ее назад в пачку, сплюнул два раза под ноги и решил сходить в ресторан. Шагая по вечернему Берлину, Штирлиц думал о разных неприятных вещах. Во-первых, кончался «Беломор» и его приходилось экономить, что для Штирлица, не привыкшего себя ограничивать, было невыносимо. Во-вторых, интересно, какую информацию он может получить от Евы Браун, и разрешит ли Центр контакт. И, наконец, радистка Штирлица внезапно заболела и просилась домой, к мужу. Обо всех трех вещах следовало сообщить Центру. А на связь с Центром Штирлиц выходить не любил. Раздумья Штирлица отвлекла группа молодых разряженных женщин, которые, громко хихикая, курили на углу и смотрели в его сторону. "Шлюхи", – подумал Штирлиц. "Штирлиц", – подумали шлюхи. – Штирлиц! А не в ресторан ли ты идешь? – спросила одна из них, кокетливо поправляя прическу. – Пойдем, – сказал галантный Штирлиц и взял ее под руку. Американский агент 008, которому обычно поручались самые трудные дела, был заброшен в Берлин, чтобы выяснить, что так долго делает в германии русский агент по фамилии Штирлиц, а заодно попытаться перевербовать его. Агенту такие дела были привычны. На днях он как раз перевербовал пакистанского шпиона, который работал секретарем дуче в Италии. Штирлиц тоже представлялся агенту легкой добычей. За два дня агент 008 сумел выследить Штирлица и собрать на него настолько обширное досье, что этому позавидовал бы сам Мюллер. Агент 008 следил за Штирлицем от самого Рейхстага. Когда Штирлиц вошел со своей дамой в ресторан, агент слез с велосипеда и прицепил его замком к урне. Всунув швейцару пятидолларовую бумажку, он закурил гаванскую сигару и вошел в зал. Выбрав столик около Штирлица, агент сел, положил ноги на стол и щелкнул пальцами: – Бармен! Виски с содовой! Двое гестаповцев около сцены, где высоко подкидывая прелестные ножки, танцевали канкан, переглянулись. – По-моему, это американский агент, – шепнул один, – слишком нахальный. Запиши на всякий случай его фамилию. Второй, более увлеченный девочками из варьете, чем какими-то американскими агентами, механически кивнул и заорал: – Бис! Штирлиц, обняв свою подругу, держал в руке стакан водки и увлеченно читал ей стихи Баркова в своем переводе. Сидящий рядом седой генерал пытался явно придуманными рассказами о своих похождениях на фронте очаровать молодую девушку и временами заглушал Штирлица. Штирлиц уже несколько раз недовольно поглядел в его сторону, но из уважения к сединам ругаться не стал. Агент 008 достал зажигалку, сделал три фотоснимка и прикурил. – Вот вылезу из окопа на бруствер, – хриплым пьяным голосом вещал надоевший всем генерал, – а по полю партизаны. Пули вокруг свищут, а я саблю наголо, ору "Заряжай!" А по мне из пулемета – тра-та-та… Громкий хохот подвыпивших эсэсовцев у окна перекрыл его слова. – Совсем заврался, старый осел! Генерал оглянулся и понял, что смеются над ним. Он вскочил, опрокинув стол, и выхватил саблю. – Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала!.. Сидящие в зале фронтовики, видя, что обижают их генерала, вскочили и схватились за оружие. Эсэсовцы тоже. – Господа! Успокойтесь! – вскричал конферансье на сцене. – Мы все защитники Фюрера и великого Рейха, и в тылу, и на фронте. Штирлиц, уже вытащивший из кармана кастет, не смог успокоиться и излил свой гнев на официанта: – Почему пиво разбавлено? – Но ведь вы его даже не попробовали, господин штандартенфюрер! – Молчать! – и Штирлиц вмазал официанту кастетом. Он не любил доставать кастет просто так. Официант перелетел через столик генерала и упал на колени его дамы. Дама завизжала, как поросенок, из которого хозяин решил сделать жаркое. Генерал снова вскочил. – Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала!.. Он в ярости схватил официанта и тоже вмазал. Официант въехал головой в живот эсэсовцу. Тот согнулся пополам и заорал: – Наших бьют! Его товарищи кинулись на генерала, фронтовики встали на защиту, и завязалась обычная драка. Как всегда, Штирлиц был ни при чем. Он спрятал кастет и достал браунинг с дарственной надписью "Штандартенфюреру СС фон Штирлицу от любимого Фюрера". Закричав "Наших бьют!", Штирлиц открыл стрельбу по люстрам. Девочки из варьете с визгом разбежались. Конферансье стащили со сцены и начали топтать ногами. Его визг был еще более душераздирающим, чем у генеральской дамы. До смерти перепуганный оркестр заиграл вдруг "Дунайские волны". Генерал размахивал саблей и кричал: – Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала!.. Когда у Штирлица кончились патроны, ни одна люстра уже не светила. Штирлиц закричал: – Прекратить драку! – и бросился разнимать спорщиков. Послышался звон разбитой посуды и сдавленный вопль, как будто кому-то попали по голове бутылкой. – Полиция! – раздался крик. Приехавшие полицейские начали с того, что выпустили по обойме поверх голов дерущихся. Беснующаяся толпа постепенно успокаивалась. Тех, кто не успокаивался, успокаивали. Зажгли свет. Затем вышел обер-лейтенант. – Спокойно! Всем оставаться на своих местах! И всех забрали. После этого полицейские и оставшиеся в живых официанты вынесли трупы. Среди погибших оказался и агент 008. Ему случайно попали по голове бутылкой из-под шампанского. Так закончил свою карьеру знаменитый агент. Всех арестованных погрузили по машинам и развезли по разным полицейским участкам. Штирлиц и боевой генерал попали в одну машину. Генерал не унимался: – Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала!.. – Дайте ему по голове, – равнодушно сказал Штирлиц. Обер-лейтенант с удовольствием исполнил просьбу. Генерал изумленно замолчал. Скоро они подъехали к полицейскому участку. Штирлица посадили в камеру. Немного походив из угла в угол, он начал выбивать на стене надпись "Здесь был Штирлиц", но его прервали. – Арестованный Штирлиц, на выход. Хмурый конвоир с перевязанной щекой отвел его в кабинет на допрос. За столом сидел обрюзгший майор и пил кофе. – Фамилия? – Штирлиц. – Может ты и Штирлиц, а может и не Штирлиц. Кто тебя знает? Может ты русский шпион? Штирлиц подошел ближе и сел. – Слушай, майор, не возникай. Я в гневе страшен. Майор, не ожидавший такого нахальства, разинул рот. А Штирлиц издевательским голосом продолжал: – Ты мне сейчас кофейку обеспечь, а потом позвони моему другу Мюллеру. А иначе я могу тебе и морду твою свинскую набить… Штирлиц еще бы долго изгалялся, полицию он не любил с детства, но майор вдруг стукнул кулаком по столу, так что чашечка с кофе подпрыгнула, и заорал: – Молчать!!! – Не ори, – попросил Штирлиц. – Встать, когда разговариваешь с офицером! Штирлиц был спокоен, как дохлый лев. – Я штандартенфюрер СС фон Штирлиц, – по слогам произнес он, – не люблю, когда в моем присутствии орут всякие мерзавцы. Я требую кофе и Мюллера. Иначе объявляю голодовку сроком на двести дней. Неужели ваша дурная голова не в состоянии понять, что стоит позвонить моему любимому другу детства Мюллеру, и я, наконец, больше не буду иметь удовольствие видеть вашу гнусную рожу. Завернув такую блестящую фразу, Штирлиц про себя порадовался и гордо улыбнулся. Майор позеленел от злости. – Молчать!!! Штирлицу майор совсем перестал нравиться. Он собрался дать обнаглевшему полицейскому в зубы и дал. Конвоиры бросились к Штирлицу, но опоздали. Майор ударился о висящий на стене портрет Фюрера в полный рост. Портрет упал. Штирлиц, отбросив конвоиров, гневно закричал: – Оскорблять моего любимого Фюрера! Да я теперь сам не уйду отсюда, не начистив ваши легавые морды! С большим трудом разбушевавшегося Штирлица водворили обратно в камеру. Штирлиц долго буянил, бил каблуками в дверь, ругался на неизвестном языке, потом немного успокоился и запел: – Замучен в тяжелой неволе… Очнувшийся майор нервно почесал в затылке, где от удара о портрет Фюрера вздулась огромная шишка. "Чертов Фюрер, теперь месяц болеть будет. Не портрет, а сплошное недоразумение." Майор походил по кабинету. – Как бы чего не случилось… Мюллер шутить не любит… Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?.. Может все-таки позвонить… На всякий случай… И он позвонил Мюллеру. Шеф гестапо сказал "Ну, ну" и положил трубку. Майор, пожелтевший от страха, не знал, куда деваться. Он ходил из угла в угол, изредка посматривая на злополучный портрет фюрера и потирая шишку на голове. Через полчаса приехал сытый и добродушный Мюллер. – Какой Штирлиц? А, друг моего детства… Так что же вы его сразу не отпустили? – Что вы, обергруппенфюрер! А вдруг он русский шпион? Мюллер загадочно улыбнулся. Они спустились в подвал к Штирлицу. Майор робко постучал в закрытую дверь, за которой Штирлиц горлопанил очередную песню. Штирлиц ответил коротко, тремя словами. Майор долго и униженно умолял Штирлица извинить его, глупого легавого кретина, и через полчаса Штирлиц его простил. Он вышел из камеры и, не обращая внимания на стоящего на коленях майора, сердечно поздоровался с Мюллером. Старые друзья обнялись. Вспомнили детство. Штирлиц пожаловался, что его здесь обижали и плохо кормили. Майор от стыда желал провалиться сквозь землю. Мюллер и Штирлиц вышли. – Штирлиц, как же вас угораздило попасть в этот гадюшник? – Так получилось. Был в ресторане с одной… Ну вы ее не знаете… Тут вдруг драка, а разве прилично, когда при даме драка? Полез разнимать. Никогда, дружище, не разнимайте дерущихся. Неблагодарные скоты! Голос Штирлица звенел от неподдельного негодования. "Штирлиц, – улыбался Мюллер, – столько лет живет в Германии, а до сих пор не научился нормально говорить по-немецки. И откуда только у него этот ужасный рязанский акцент? Нет, пока Штирлиц трезв, с ним просто противно разговаривать. Вот когда выпьет, да, он говорит, как коренной берлинец. Пожалуй, надо выпить." – Кстати, Штирлиц… Они переглянулись. – Что за вопрос?! Друзья детства понимали друг друга с полуслова. Мюллер взял Штирлица под руку, и они направились в ближайший ресторан. |
||
|