"Агафон с большой Волги" - читать интересную книгу автора (Федоров Павел Ильич)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Очутившись в вокзальной сутолоке, Агафон вдруг почувствовал угрызение совести. Еще в вагоне метро он начал раскаиваться, что зря не прочитал и порвал Зинаидины письма. Это теперь не давало ему покоя. Ему хотелось есть, но в буфет идти он не решался. В кармане было всего семь рублей – остаток мартовской стипендии. Найдя свободное на скамье место, он обнял большой чемодан и задумался.

Вокруг толпился народ. Весело переговариваясь, с корзинками и чемоданами прошли парни и девушки, уезжавшие куда-то на Урал, в сторону Оренбурга. Четыре года назад в те же края Агафон провожал семью Хоцелиусов. Помнил звучное название того города, когда изучал историю Пугачевского восстания и боевые эпизоды Чапаевской дивизии… Прошла группа солдат во главе с сержантом и скрылась в агитпункте. Из их разговора он понял, что там скоро будет демонстрироваться какой-то военный фильм.

Все шли по своим определенным делам, у каждого была своя заранее намеченная цель. А у него? Очень тянуло домой. Но об этом и думать было нельзя. Он знал, что родители не простят и не поймут его поступка. Было желание уехать на целинные земли или на какую-нибудь стройку, но куда в частности, он еще не решил, да и не было денег. Раньше он почему-то считал, что все вербовочные бюро помещаются на вокзалах. Но тут их не оказалось. Милиционер посоветовал обратиться в справочное бюро. Он сунулся туда, но там стоял длиннейший хвост очереди. Так ничего не решив, он услышал из агитпункта голос диктора, говорившего что-то о красоте Уральских гор, о богатстве совхозов и еще какие-то слова, заглушенные музыкальным сопровождением.

Взяв чемодан, Агафон вошел в переполненное военными и штатскими помещение. С экрана на него смотрел снятый крупным планом огромный бородатый козел с непомерно большими красивыми рогами. Козел был черный как смоль, с выпуклыми, широко открытыми, осмысленными глазами. Он приветственно потряс бородищей и исчез. В публике захохотали. Кадр сменился. В загоне размеренно и свирепо били друг друга рожищами несколько пар таких же бородатых козлов – черных, как настоящие черти. Их было здесь очень много. Старые козлы держались особняком.

– Здесь вы видите, – пояснял диктор, – отбракованных производителей. Они отслужили свой срок и сейчас предназначены для колбасных изделий.

Бородатые драчуны быстро растаяли. На цветном экране возникли зелено-дымчатые горы с рощами, долинами и пролесками. По желтоватым косогорам ползали отары овец, коз, медлительно разгуливал крупный рогатый скот. Сильные, рослые чабаны крутились на тонконогих красивых конях, сгоняя куда-то конский табун. Горы сменились, уступили место необъятному простору степей с разнотравьем, бескрайним морем колосящихся хлебов. И тут же высоченная стена кукурузы, а в ней две прелестнейшие девушки верхом на конях, в ярких, как полевые цветы, сарафанчиках. Мелькнувшие лица показались Агафону поразительно знакомыми, но по-настоящему разглядеть их он не успел, а может быть, и успел, только не хотел признаться, даже самому себе… На самом интересном месте кадр снова сменился. На экране опять всплыли красочные отроги гор с огромным количеством уже кипенно-белых, как комочки снега, коз, щипавших корм на желто-зеленой лужайке. Диктор пояснил, что здесь, в изумительных по красоте Уральских горах, расположен знаменитый, чуть ли не единственный в Советском Союзе совхоз по разведению племенной оренбургской пуховой козы. Из чудесного мягкого козьего пуха изготовляются, преимущественно на экспорт, роскошные платки темно-серого цвета, а также ажурные белые.

Очерковый фильм закончился обширными бахчевыми полями, где крупные белые и пестрые арбузы и золотистые, нагретые солнцем дыни лежали на изволоках, словно накатанные.

– Какой сказочный край! – проговорил кто-то из публики.

Затем начался показ военного фильма. Агафон видел его и второй раз смотреть не стал. Неожиданно для себя тут же решил, что сегодня же продаст один из костюмов и поедет именно в этот козий и арбузный уголок, взглянет на бурно текущий меж горными кряжами Урал, найдет работу – по шоферской, а может быть, и по счетной части, а там будет видно… Институт вместе с деканом и экспертом Разумовским ему так опротивели, что и вспоминать о них не хотелось. Жаль только было оставшегося там хорошего паренька, студента Сашу Амирханова, которому он положил десяток открыток с загодя написанным для матери текстом: «Жив, здоров», – и так далее. Саша обещался раз в две недели опускать в почтовый ящик по одной открытке. Агафон тактически рассчитал, что этих посланий хватит до летних каникул, а там что судьба пошлет.

Вернувшись из скупочного пункта на вокзал, Агафон купил билет на поезд «Ленинград – Челябинск», следовавший через Куйбышев, Оренбург, Орск. Вечером он уже сидел в купе с трактористами-целинниками и резался в дурачка. Народ оказался здоровый, крепкий, артельный. Нашлись и попутчики.

– Ты далеко едешь? – спросил его возвращавшийся с кавказского курорта комбайнер совхоза «Степной». Он отрекомендовался Ильей Михайловичем Полусурсковым.

– В племсовхоз, – ответил Агафон и почему-то смутился.

– На какую должность-то? – немножко окая, упорно пытал комбайнер. Он был таким же великорослым, как и Агафон. Видно было, что парень умный и опытный. На его груди поблескивал орден Ленина.

– Может, механиком… – первый раз в жизни солгал Агафон и покраснел.

– А-а-а, – протянул Полусурсков. Покосившись на шикарный костюм Агафона и на высокую, ладную фигуру, добавил: – Инженер, значит…

– Да нет, не инженер… – Агафон уже раскаялся, что сказал неправду. Но отступать было поздно.

– А что, техникум, что ли, кончил? – допытывался Илья Михайлович.

– И техникума не кончил. Просто по автоделу…

«Вот привязался, настырный», – подумал Агафон. Однако комбайнер своим простецким обращением ему понравился. Он также родственно по-волжски окал, вместо «что» говорил «чо», а вместо «прошлый раз» произносил совершенно незнакомое Агафону слово «восейка». Поразмыслив, Агафон понял, что слово это происходит из древнеславянской лексики, вероятно, от слов: «Во сей раз». Трактористы из других мест подшучивали над комбайнером:

– Восейка был поп Мосейка, а теперь другой…

– Чо галдите? Дайте с человеком поговорить, – урезонивал их Илья Михайлович.

– Ты ему лучше про своих свинюшек расскажи, – похохатывали парни.

– Над моими свинюшками не смейтесь! Сало-то лопать мастера, – не оставался в долгу комбайнер.

– Ох, любим сальцо! Это ты верно говоришь, Илюша!

– То-то и оно. Сало все жрать любят, а выкармливать не каждый…

– Расскажите, Илья Михайлович, про ваш совхоз.

– Ну что рассказывать… Совхоз как совхоз, технически богатый, свиней десятки тысяч. Даем бекон… Только порядку еще маловато.

– В чем же беспорядок?

– В убыток торгуем.

– А почему в убыток?

– Корма еще дорогие, да и хозяйничаем плохо. Я тот год как-то погнал с ребятами на станцию Кувандык пятьсот голов. Хряки откормленные, весовые, пудов по десять каждый, а то и больше. Гнать нужно тридцать километров. Только вышли на перевал, а тут как завыл буранище! Знаешь, у нас какие бураны? Жуть! Такое началось завихрение, радиатор у трактора не вижу. Ребята хрюшек гнали, а я позади на тракторе тележку тащил, чтобы подвезти какую, если умается. Тут и пошло, поехало! Хряки крупные, грузные, не только в гору лезть, по ровному месту шагать не могут. Разбрелись они у нас по косогору, начали ложиться и замерзать. Что тут делать? Посоветовались и решили забивать прямо на косогоре. Поначалу тех, которые уже стынуть начали… Поверишь ли, полосуем их ножами, а сами ревем, как поросята. До смерти жалко, какое добро калечим на снегу. Утром, когда буран утих, глянули – вся гора розовая от крови. Наложили мне полную тележку туш, и я айда на станцию, а там их у меня не принимают. Дохляков, говорят, нам приволок. Конечно, они правы, какой же это бекон! Я, не будь дурак, айда прямо в райком партии. Рассказываю, так и так. Быстро секретарь распорядился, чтобы машины и людей туда отправили. Которые живы еще были, подобрали, ну и, конечно, прирезанных раскопали…

– А зачем же гнали? – поражаясь этому рассказу, спрашивал Агафон.

– Распоряжение такое вышло.

– Можно же на месте забить и вывозить готовые туши.

– Надо соответственное помещение иметь, специалистов, раздельщиков. У нас же ничего не приспособлено. Ты вон целинников спроси, как они с петухами и прочей птицей маются. Вырастили сотни тысяч, а заготпункты не принимают, помещений не хватает и холодильников.

– Из Семипалатинска в Троицк живьем везем, а потом обратно и на базар, – подтвердил кто-то из целинников.

– Скоро петухов в Москву пехом погоним, – съязвил другой.

– Бюрократов еще столько, надо их атомной пушкой вышибать, – закончил Илья Михайлович. Желтоватое от загара лицо комбайнера помрачнело. Сидя напротив Агафона, он держался сутуло, не зная, куда девать большие, тяжелые, заскорузлые руки. Помолчав, прибавил: – Не все уж, конечно, у нас так плохо. Не каждый раз бывают такие случаи. Мяса и сала даем будь здоров, правда, дороговато еще наше мясцо.

– А как тот совхоз племенной? – спросил Агафон.

– Богатый. Козы, конечно, основное. Ну и молочные фермы есть, свиней также разводят, овец. Места там хорошие, холодная речушка Чебакла, Урал близко, воздух горный, свежий. Кругом ковыли, лесные колки, как дыхнешь, словно нарзану напьешься. Славные места. Там директором мой дружок Иван Михайлович Молодцов. Но сейчас тоже где-то лечится на курорте. К посевной-то, наверное, вернется. Нам с тобой по пути. Я до станции Кувандык, а ты немного дальше. Как только сойдешь, выходи на Аккермановский шлях. Там машин много ходит. Теперь уж, наверное, в горах-то подсохло. Зимой только тракторами ездят. Заносы такие, что ни одна машина проскочить не может… А лучше всего иди прямо на базар. Ты же днем приедешь. Там будут ихние люди. На машинах, конечно. Доберешься.

Расстались они друзьями и пообещали писать друг другу и приехать в гости.

– У меня мировая женка, – похвалился Илья Михайлович. – Дина Пантелеевна, директор школы, и дочурка Тамарка, бой-девка!

Так Агафон вступал в новую жизнь и заводил новых друзей, удивляясь той легкости, с какой он сходился с незнакомыми людьми. Так просто сошелся он и с Зинаидой, а получилось такое, отчего пришлось уехать.