"Гитлер идет на Восток (1941-1943)" - читать интересную книгу автора (Карель Пауль)
Часть пятая. ПОРТЫ СЕВЕРНОГО ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА.
В самом первом наброске плана операции "Барбаросса" появляется странный объект - Мурманск. Этот небольшой город называется среди важнейших стратегических целей, таких, как Москва, Ленинград, Киев и Ростов. В чем же заключалась причина? В чем была важность Мурманска? Он представлял собой порт и железнодорожную станцию на продуваемой холодными ветрами крыше Европы, на берегу Северного Ледовитого океана за Полярным кругом, на той же широте, что и Гренландия, в 1000 км от цивилизации.
Летом 1941 г. население Мурманска составляло 100 000 жителей. Три месяца в году здесь стояло знойное лето, а восемь месяцев царствовали ледяная зима и полярная ночь. Вокруг лежала холодная пустыня - лишенная деревьев и кустарника тундра. Почему же тогда этот забытый Богом городок оказался среди главнейших городов, на которые нацеливались удары тайного проекта плана операции "Барбаросса"? Почему Мурманск стоял в списке рядом со столицей коммунистической империи, или с Ленинградом, или с индустриальным Донецким регионом, или с богатой зерновыми Украиной, или нефтяными месторождениями Кавказа? Ведь на них на все нацеливались удары целых групп армий, воздушных флотов, танковых групп, за них предстояло вести самые жесточайшие в истории человечества битвы?
"Под каждой шпалой Мурманской железной дороги лежит по немцу", говорят лопари. Не стоит понимать это выражение буквально, как и все ему подобные сказки, хотя оно и не лишено смысла.
В период между 1915 и 1917 гг. около 70 000 немецких и австрийских военнопленных участвовали в строительстве железной дороги в заповедных лесах, непроходимых болотах и в северной тундре между Санкт-Петербургом и Мурманском, сооружение которой началось еще в 1914 г. силами каторжан. Нужда, которую терпели военнопленные, не поддается описанию. Коротким и жарким летом их тысячами косил тиф, а длинной полярной зимой они умирали от голода и холода. За двадцать четыре месяца скончалось 25 000 человек. Каждый километр 1350-километрового пути стоил жизни девятнадцати человек.
Когда 21 апреля 1941 г. Адольф Гитлер принял генерала горных войск Эдуарда Дитля в Рейхсканцелярии в Берлине, он не стал показывать ему документы, где говорилось о военнопленных, погибших при строительстве Мурманской железной дороги, но дал ему ознакомиться с расчетами количества товарных поездов с грузами, вооружением и живой силой, которые могла перевозить Кировская железная дорога - так официально называлась линия в СССР, связывавшая Москву с Северным Ледовитым океаном.
Генерал Дитль, герой Нарвика, командир горнострелкового корпуса "Норвегия", знал о директиве № 21, или операции "Барбаросса", с конца декабря. Как и большинство генералов, он тоже крайне удивился, впервые увидев секретные документы. Но, как и подобает верному приказу солдату, начал готовиться к его выполнению. Согласно директиве, Дитлю ставилась следующая задача: "Горнострелковому корпусу "Норвегия" сначала овладеть районом Петсамо с его рудниками, а также дорогой к Северному Ледовитому океану, а впоследствии, во взаимодействии с финскими войсками, выйти к Мурманской железной дороге и перерезать сухопутный путь поступления грузов в район Мурманска".
В течение трех с половиной месяцев Дитль и четыре офицера его штаба, которых он взял с собой на совещание, занимались выработкой схемы реализации данной задачи. 21 апреля, на следующий день после празднования его 52-летия, Гитлер пожелал узнать, как продвигается у Дитля работа. В тот момент ни фюрер, ни Дитль и понятия не имели о том, какое значение в ближайшие годы приобретет Мурманская железная дорога для советской военной экономики. Они не знали, что, когда Германия станет воевать с Россией, в Мурманск через Северный Ледовитый океан потекут конвои с грузами и военной помощью.
Тогда для Гитлера эта железнодорожная ветка являлась линией коммуникаций, по которой Сталин мог быстро перебросить воинские контингенты, артиллерию, авиацию и танки из Центральной России к советско-финской границе на Северном Ледовитом океане, чтобы лишить Германию жизненно важных никелевых рудников Петсамо и руды Нарвика.
Подобные перспективы терзали Гитлера в ночных кошмарах. Но существовала другая, куда более серьезная, вероятно, решающая по важности угроза, крывшаяся в Мурманской железной дороге, - угроза, которой он тогда не замечал или же не осознавал в полной мере. Вместе с тем он или кто-то из стратегов его штаба должен был предугадать ее.
Когда во время Первой мировой войны царь спешил со строительством железной дороги, он делал это не для завоевания Норвегии или для захвата никелевых рудников Петсамо, но чтобы использовать единственный незамерзающий (в прямом и переносном смысле) порт своей империи, из которого Россия могла осуществлять связь с мировыми океанами. Во всей гигантской Российской империи Мурманск являлся единственным незамерзающим портом, обеспечивающим ей свободный доступ в Атлантику.
Конечно, Архангельск на Белом море тоже представляет собой порт с выходом в открытое море, но, хотя расположен он и южнее Мурманска, на протяжении трех месяцев доступ в него закрыт льдами. Владивосток, что в переводе означает "владыка Востока", тоже замерзает примерно на сто дней в году. Кроме того, расположен он у черного хода России, с европейской частью которой его связывают 7000 километров железнодорожного полотна. Порты на Черном море может блокировать тот, кто контролирует Босфор, а на Балтике путь лежит через проливы между Данией и Швецией. Поэтому Мурманск является для России единственными открытыми воротами в мир. Своей исключительности порт обязан капризу природы - Гольфстриму. Теплые воды его образуют 1200-километровый коридор между Гренландией и Норвегией, где встречаются Северный Ледовитый и Атлантический океаны. Массы теплой воды Гольфстрима не дают замерзать норвежским фиордам, а последнее тепло, которое течение приносит из пригреваемого жарким солнцем Мексиканского залива на север, перед тем как быть поглощенным Северным Ледовитым океаном, согревает воды Кольского залива, который не замерзает даже суровой арктической зимой, когда столбик термометра опускается до 40 и даже 50 градусов ниже нуля.
Вот с какой целью царь строил железную дорогу из Санкт-Петербурга к рыбацкому селу Мурманск. И в 1917 г., когда Америка вступила в войну против Германии на стороне России, Мурманская железная дорога стала наикратчайшей и круглогодичной линией снабжения между США и Россией. Совещательное помещение с картами в здании Рейхсканцелярии утопало в лучах апрельского солнца. Большое окно, выходившее в сад, было открыто. Из этой вот самой комнаты правители старушки Европы созерцали зеленые кроны прекрасных древних деревьев. Совещательное помещение Гитлера в стенах Рейхсканцелярии являлось тем самым залом, где в 1878 г. заседал Берлинский конгресс Бисмарка, решавший проблему обуздания гегемонии России на Балканском полуострове.
Когда генерал Дитль вошел в это помещение 21 апреля, генерал Йодль уже предложил вниманию Гитлера черновик коммюнике Верховного командования. Надев старомодные очки в никелированной оправе, Гитлер прочитал текст и внес одну или две коррективы. Победы - везде победы. В Греции немецкие дивизии стремительно продвигались на юг через Лариссу и преследовали в горах отступавших англичан. В Северной Африке полки Роммеля прорвали оборонительные рубежи Тобрука в районе Рас-эль-Мадаур и теперь вели бои на Хальфайском перевале на полпути к Каиру. Тремя днями ранее капитулировала югославская армия. Для захвата этой страны понадобилось всего одиннадцать дней. Исход боев за Грецию был предрешен. Для германского солдата не существовало ничего невозможного.
Гитлер снял очки и поприветствовал генерала Дитля. Фюрер любил простого баварского героя, командира горных стрелков и завоевателя Нарвика. Майор Энгель, адъютант Верховного командования, развернул карту с масштабом 1:1 000 000, на которой изображлся регион Финляндии и Норвегии.
– Надеюсь, подготовка продвигается полным ходом? - спросил Гитлер. Времени у нас осталось совсем немного. - Не дожидаясь ответа, он вновь надел очки, подошел к столу и склонился над картой. Уверенно, так, точно всю жизнь только и делал, что планировал крупные военные операции, фюрер начал излагать: - Мурманск наиболее опасный центр развертывания русских войск на Крайнем Севере. Порт и железнодорожная линия обладают значительной пропускной способностью, а город и аэродром, по всей вероятности, контролируются крупными воинскими контингентами. Сталину потребуется совсем немного времени для переброски в район Мурманска дополнительных дивизий и последующей атаки в западном направлении. Не для этого ли Мурманск рос и ширился? В тысяча девятьсот двадцатом году это был поселок с населением в две тысячи шестьсот человек, а сегодня там проживают сто тысяч. Наша воздушная разведка выявила огромные железнодорожные сооружения, гигантские причалы, заводы, подъездные пути - короче, современный укрепленный центр, грозный опорный пункт на малонаселенной территории у Северного Ледовитого океана. - Гитлер перешел непосредственно к делу. Он поместил указательный палец правой руки на точку, обозначавшую Мурманск, а указательный палец левой - на Петсамо. - Расстояние до никелевых рудников всего сто километров. - Он ткнул в другую точку на карте. - А от Петсамо до Киркенеса на Варангер-фиорде - всего пятьдесят километров. Выход русских в этот район будет означать катастрофу. Мы не только лишимся никеля, имеющего неоценимое значение для нашей металлургической промышленности, по всей нашей Восточной кампании будет нанесен мощный стратегический удар. Русские окажутся на северной дороге - важнейшей магистрали Северной Финляндии. Она ведет в глубокий тыл фронта финских войск, прямо к шведскому черному ходу. Русские на Варангер-фиорде создадут огромную угрозу для наших портов на севере Норвегии и на Северном Ледовитом океане вообще. - Гитлер выпрямился, снял очки и посмотрел на Дитля. - Все зависит от вашего горнострелкового корпуса, Дитль. Нам нужно устранить угрозу в самом начале Восточной кампании. Не ждать, но атаковать. Вы должны пройти эти смешные сто километров от Петсамо до Мурманска с вашими горными стрелками и положить конец угрозе.
"Смешные 100 километров" - именно так сказал Гитлер, в чем нет никаких сомнений. Но кто посмеет упрекнуть его за оптимизм, принимая во внимание коммюнике Верховного командования, которое он только что подписал?
Генерал Эдуард Дитль не впервые поразился тому, с какой четкостью бывший обер-ефрейтор мог вникать в суть аспектов большой стратегии и обрисовывать оперативные задачи. Однако счастья генералу подобные открытия не добавляли. 100 километров от Петсамо до Мурманска для него отнюдь не выглядели смешными километрами, и он со свойственной ему прямотой высказал Гитлеру свои соображения. Шаг за шагом он провел его по путям, которыми последние месяцы ходил сам с офицерами своего штаба.
– Мой фюрер, - проговорил он с подкупающе простым выражением, местность в тундре, где расположен Мурманск, и по сей день такая, какой ее сотворил Создатель. Там нет ни деревца, ни кустика, ни человеческого жилья. Нет дорог и даже троп. Нет ничего - только камни и пустота. Там полно озер, ручьев и быстрых речек. Летом тундра превращается в болото, а зимой ее покрывают снега и льды, а температура там сорок и даже пятьдесят градусов ниже нуля. Восемь месяцев там стоит полярная ночь, завывают вьюги, дуют пронизывающие насквозь ветры. Эти сто километров тундры, опоясывающие Мурманск точно защитное бронирование, есть одна большая пустыня. Никто прежде не воевал в тундре, поскольку голая каменистая пустыня непригодна для развертывания в ней войск. Если, конечно, не проложить в ней дороги или хотя бы гужевые тропы, чтобы там могли пройти люди и - что еще важнее вьючные животные. Но если мне придется делать это только теми силами, которыми я располагаю, все труды лягут на плечи боевых частей, не говоря уж о том, что две мои горные дивизии недостаточно хорошо экипированы для решения данного рода задач. Самое первое, что узнают мои солдаты и офицеры, это выражение "экономия снаряжения". У нас мало тягачей, мало мулов, у нас не хватает подвижной артиллерии, а в состав каждой из дивизий входит всего по два полка.
Любого, кто осмеливался говорить в подобной манере с Гитлером, не ждало ничего хорошего. Но Дитль мог себе это позволить. Он приводил веские аргументы, трезвые доводы, в нем не чувствовалось ни тени зазнайства, а речь свою он перемежал баварскими словечками и поговорками. Цель командира горных стрелков - об этом Дитль не раз и не два говорил со своим великолепным начальником штаба, подполковником фон Ле Сюиром, - заключалась в том, чтобы заставить Гитлера отказаться от наступления на город-крепость Мурманск и убедить фюрера вместо этого отдать предпочтение обороне стратегически и экономически значимого Петсамо. По мнению Дитля, Мурманскую железную дорогу следовало перерезать гораздо южнее, в районе, где местность более подходила для проведения боевых операций.
– Очень даже может оказаться так, что русские атакуют, - продолжал Дитль излагать свои соображения, двигая пальцем по карте от Мурманска к Петсамо. - Им это проще, чем нам. База снабжения у них находится близко в тылу, а железная дорога идет прямо к полосе ведения боевых действий, в то время как нам придется везти каждый снаряд, каждую буханку хлеба, каждую охапку сена и каждый мешок овса за тридевять земель по Балтийскому морю из Гамбурга и других портов через Киркенес или из Рованиеми шестисоткилометровым маршрутом, пролегающим через Северный Ледовитый океан к Петсамо, а оттуда сначала на грузовиках, потом на телегах, а потом на мулах и, наконец, на спинах людей. И даже если мы где-то и перережем железную дорогу, то нам от этого в результате будет ничуть не лучше, чем русским.
Доводы Дитля произвели на Гитлера глубокое впечатление. Он вдруг увидел, что устранение угрозы со стороны Мурманска необязательно сопряжено с лобовой атакой. Перерезать 1350-километровую железнодорожную магистраль, а значит, лишить город его "дороги жизни" можно в любом месте. Таким образом все, что будет доставлено в Мурманск, там и останется, и прекрасный незамерзающий порт потеряет свое значение.
– Оставьте мне ваши выкладки, - задумчиво проговорил Гитлер. - Я все обдумаю.
Когда генерал Дитль уходил от фюрера, вопрос оставался открытым. Исполненный надежд, командир горных стрелков рассказал о результатах беседы своему штабу.
Через три недели, 7 мая 1941 г., решение Гитлера прибыло в корпус с курьером через штаб командующего армией в Норвегии генерал-полковника фон Фалькенхорста. Фюрер избрал скверный компромисс. Он приказал армии в Норвегии, на которую теперь возлагалась ответственность за ведение боевых операций на севере Финляндии, нанести удар по Мурманской железной дороге в трех точках. Горнострелковому корпусу Дитля предстояло силами своих двух дивизий выступить из Петсамо на город и порт Мурманск, двум пехотным дивизиям 36-го корпуса одновременно наступать через Салла в направлении Кандалакши, примерно в 350 км южнее, чтобы там перерезать железнодорожную линию. И наконец, еще 150 км южнее финский 3-й корпус, также силами двух дивизий, должен был атаковать через Кестеньгу на Лоухи и перерезать линию там. На трех разных участках развертывалось в общем и целом шесть дивизий.
Главная задача отводилась австрийским 2 и 3-й горнострелковым дивизиям Дитля. В день начала кампании им надлежало выйти из Киркенеса с территории Норвегии, пересечь финскую границу и занять район Петсамо. Через семь дней должна была начаться операция "Чернобурая лисица" - атака через тундру на порт и город Мурманск.
Неизвестно, кто убедил Гитлера отставить веские аргументы Дитля. Единственное, чего добился баварский герой, так это переброски в район боевых действий своего корпуса двенадцати весьма эффективных и способных хорошо работать подразделений Службы труда рейха, а именно групп K363 и K376 под началом Везеля. Курьер, доставивший 7 мая Дитлю приказ Гитлера, снабдил генерала необходимыми картами. На них обстановка представлялась иной - не столь сложной. Только на сравнительно небольшом приграничном участке района боевых действий отсутствовали дороги и торные тропы. А дальше, уже через несколько километров они появлялись: одна шла от моста через пограничную реку Титовка к р. Лица, а другая - южнее от озера Чапр к Мотовскому. Оттуда еще одна дорога вела на север к Западной Лице. Все эти пути имели связь с главной дорогой, ведущей на Мурманск. Так дела выглядели более обнадеживающе.
Было 22 июня, 02.00, но окутанное легкой дымкой солнце висело над горизонтом словно очень большая бледная полная луна. По 2000-километровой линии, проходившей по всему континенту от Балтийского до Черного моря, 3 000 000 солдат напряженно ожидали приказа о начале великой войны. Но на самом севере, недалеко от Мурманска, под полуночным солнцем сохранение фактора внезапности с самого начала представляло собой проблему. Между исходными позициями немцев в Норвегии и советской границей пролегала финская территория. В Петсамо, однако, находилась резиденция советского консула. Он мог засечь подготовку к войне накануне 22 июня и послать тревожный сигнал в Москву. Под угрозой утраты тогда оказался бы фактор внезапности всей операции "Барбаросса".
По этой причине, по договоренности с финской стороной, военнослужащие одной саперной роты малыми группами в гражданской одежде пересекли территорию Финляндии в ночь с 20 на 21 июня, чтобы подготовить переправу через реку Петсамо.
Внешне финны вели себя самым правильным образом. Финские пограничники с бюрократической точностью выждали, когда стрелки на их часах покажут 02.31 по восточному времени. Все в порядке: война против России началась минуту назад. Шлагбаум открылся. Солдаты из Штирии, Тироля и Зальцбурга поднялись и устремились вперед к завоеванию города за Полярным кругом.
К 24 июня немцы провели рекогносцировку местности вплоть до самой границы. Местные финские проводники провели немцев через скалы и валуны, мимо сверкающего красного гранита через ручьи и речки и снежные сугробы.
Первым крупным препятствием стала Титовка - холодная как лед горная река. Около ее устья, на восточном берегу, неподалеку от одноименного городка разбили лагерь части пограничного полка НКВД. Финские разведчики установили наличие там взлетно-посадочной полосы.
Отдельную проблему представлял полуостров Рыбачий. Никто не знал, есть ли на нем крупные части противника. Генерал-майор Шлеммер получил приказ перерезать полуостров в его узкой горловине силами частей 2-й горнострелковой дивизии, чтобы обеспечить прикрытие фланга корпуса на случай внезапного нападения противника. Одновременно батальонам 136-го горнострелкового полка предписывалось занять мост через Титовку неподалеку от места впадения реки в фиорд.
Сначала все шло хорошо. 136-й полк блокировал Рыбачий. Войска захватили мост и перешли через реку. Военный лагерь и аэродром немцы нашли покинутыми. Батальоны 137-го горнострелкового полка столкнулись, однако, с трудностями. Им пришлось иметь дело с хорошо подготовленными рубежами обороны противника вдоль границы. К счастью для немцев, спустился туман. Хотя он не позволял вступить в дело немецкой артиллерии и пикирующим бомбардировщикам "Штуки", поддержав пехотинцев в атаке на доты, в то же время он давал возможность солдатам продвигаться через вражеские позиции без особых потерь. Пехота обошла доты, оставив уничтожение их защитников "Штуки" и батареям ПВО.
Противодействие сибирских и монгольских защитников дотов стало предвестником того сопротивления, с которым нападавшим предстояло столкнуться и позднее. Оборонявшиеся не хотели уступать ни пяди земли. Даже огнеметы не могли принудить их к сдаче. Они дрались, пока были живы, пока не погибали от пуль, ножей, лопаток и прикладов или не сгорали заживо. В плен удалось взять всего около сотни человек.
Советская авиация особой активности не проявляла. Русские даже после 22 июня не потрудились спрятать или замаскировать сотню своих "ишачков" и "чаек" на двух аэродромах под Мурманском. В результате налета эскадрильи немецких бомбардировщиков на эти летные поля большинство советских истребителей так и сгорело на земле.
Вечером 30 июня передовые части 2-й горнострелковой дивизии генерал-майора Шлеммера вышли к реке Лица. Полки 3-й горнострелковой дивизии генерал-майора Крейзинга упорно продвигались в районе позади озера Чапр в поисках указанной на карте дороги к Мотовскому. Если все пошло правильно, они должны были вот-вот соединиться с 1-й ротой из 40-го танкового батальона специального назначения под командованием майора фон Бурстина. Эта часть, укомлектованная за счет трофейных французских танков, продвигалась к Мурманску по новой русской дороге.
Но все пошло не так, как предполагалось. Для начала никто не мог отыскать и следа дороги. Наступил волнующий момент, забегали связные. Сообщили в штаб корпуса. Люфтваффе получили приказ вмешаться и помочь горным стрелкам найти дорогу. Затем воздушная разведка подтвердила неприятный факт: дорога на Мотовский отсутствует - нет даже проселка или тропы, где могли бы пройти хотя бы вьючные животные. Вскоре после этого во 2-й горнострелковой дивизии тоже сделали мало обнадеживающее открытие дороги от Титовки к Западной Лице не было, как не было и дороги оттуда к Мотовскому.
Картографы-аналитики в Верховном командовании Вермахта приняли за основу условные обозначения, применяемые ими в Центральной Европе: они посчитали прерывистые двойные линии на русских картах за проселки. Фактически же так обозначались телеграфные линии и приблизительные маршруты движения кочевавших зимой по тундре лопарей.
На сем оригинальный план применения 3-й горнострелковой дивизии подошел к концу. Наступать без дороги она не могла. Конечно, в случае необходимости она могла бы углубиться по бездорожью километров на 10-15, но долго бы продержаться там не смогла, не говоря уже о дальнейшем продвижении - пришлось бы прокладывать хотя бы гужевые тропы для подвоза всего самого необходимого на телегах.
Поэтому приходилось перегруппировываться. Без отдыха молодые парни из Службы труда, совсем еще мальчишки, строили пути для повозок и вьючных животных.
3 июля 1-й батальон 137-го горнострелкового полка вышел к рыбацкому поселку Западная Лица, расположенному немного выше устья на западном берегу реки Лица. Стрелки переправились через нее на надувных лодках. Они вошли в брошенный военный лагерь, где обнаружили выпеченный хлеб, крупу, махорку и - что уж совсем неожиданно - 150 грузовиков. Последняя находка вызвала удивление - если есть грузовики, то должна быть где-то рядом и дорога. Тут удивление сменилось радостью. По долине пролегала прекрасная современная дорога - дорога на Мурманск.
Возбужденные стрелки ожидали прибытия грузов, боеприпасов и подхода артиллерии. Наконец 6 июля на широком фронте была развернута атака через Лицу. Солдаты 3-й горнострелковой дивизии форсировали водную преграду в надувных резиновых лодках. Саперы из 83-го инженерного батальона подполковника Клятта без устали налегали на весла. То и дело им приходилось браться за карабины и отражать нападения русских. Советская артиллерия принялась обстреливать переправу. Но что еще хуже, в дело вступили самолеты штурмовой авиации. Люфтваффе в операции не участвовали. Эскадрильи 5-го воздушного флота были переброшены на другой участок - на поддержку второго клина наступления через Салла на Мурманскую железную дорогу в 400 километрах южнее.
Дорога на Мурманск находилась от солдат 138-го горнострелкового полка на расстоянии протянутой руки. Будь у них десяток "Штук", десяток танков и несколько тяжелых орудий, они бы сумели прорвать советский заслон. Но в отсутствие необходимой поддержки им это не удалось. Их победила местность орудия на гужевой тяге не смогли подтянуться им на помощь. Две батареи горной артиллерии, сумевшие все же выдвинуться на передовую, имели всего где-то сорок выстрелов. Организовать пехотную поддержку тоже не представлялось возможным. Две трети дивизии приходилось задействовать на обеспечение снабжения, оставляя на выполнение боевых задач только одну треть. Русские же со своей стороны доставляли пополнения длинными колоннами грузовиков прямо на поле боя. Батальон за батальоном выпрыгивал из кузовов и развертывался для контратак против рвавшихся к дороге немцев.
В этот и без того сложный момент в штаб корпуса Дитля в Титовке пришли другие тревожные новости: русские использовали морские части для высадки трех батальонов в заливе Лица, чтобы ударить во фланг и в тыл 2-й горнострелковой дивизии. Десант удалось отразить, но лишь ценой ослабления и так уже растянутых горнострелковых полков генерал-майора Крейзинга.
Но солдаты из Штирии и Каринтии не думали уступать неприятелю. Фланговая атака против господствующих высот должна была обеспечить им пространство для развертывания. Таким tour de force1 Дитль хотел получить доступ к дороге. Тем временем немецкой 6-й флотилии миноносцев капитан II ранга Шульце-Гинрихса предстояло сдерживать противника в бухте Лицы. Это был великолепный план. Из штаба корпуса в полки отправились детально разработанные приказы. Тот, что предназначался 136-му полку, доставлял мотоциклист, который, заблудившись среди скал и валунов, проехал мимо полкового штаба. Немецкий часовой окрикнул мотоциклиста, затем закричал во все горло и, наконец, выстрелил из винтовки в воздух. Но рев двигателя заглушал все звуки. Так мотоциклист и ехал со скоростью десять километров в час вперед, пока не оказался перед позициями русских. Сообразив, что случилось, он резко развернул машину. Один из русских выстрелил. Пуля попала в связного. Трое красноармейцев поволокли его в советский блиндаж. Немцы немедленно бросились на выручку мотоциклисту, но было поздно. Так план наступления оказался в руках русских.
13 июля Дитль попробовал применить другой. Немцы сумели вклиниться в советские позиции, но прорыва не получилось. Противник не ушел с хорошо укрепленных господствующих высот 322 и 321,9 около "Длинного озера". Эти окаянные пригорки не достигали в высоту и трехсот метров, но овладеть ими немцам не удавалось. Им недоставало артиллерии и пикирующих бомбардировщиков, не хватало резервов.
Личный состав штаба, частей Службы труда и проводники мулов работали без отдыха и практически даже без сна. Чтобы доставить одного раненого на тыловой перевязочный пункт, требовалось две группы из четырех человек каждая, поскольку нести его приходилось до десяти часов. Подобным образом использовались целые батальоны.
Вечером 17 июля Дитль с тяжелым сердцем принял решение приостановить наступление и перейти к обороне. До Мурманска оставалось 45 километров. Сегодня историк, возможно, удивится и не поверит: почему кто-то вознамерился сделать голыми руками то, для чего требовался паровой молот? В конце концов, Дитль нарисовал Гитлеру вполне четкую картину. Сам же Гитлер так горячо и убедительно говорил о важности Мурманска. Почему же тогда операция проводилась с недостаточными для ее осуществления силами? Зачем понадобилось атаковать на трех отдельных участках фронта силами двух дивизий на каждом и почему авиацию перебрасывали то туда, то сюда вместо того, чтобы применить все силы сосредоточенно в одной точке?
Ответ на этот вопрос таков: финны ошиблись в расчетах и дали немцам скверные советы. Верховное командование генерал-фельдмаршала Маннергейма заявляло, что, ввиду особенностей местности, на Лапландском фронте невозможно развернуть и снабжать всем необходимым более двух дивизий одновременно. Вот вам и причина, почему по плану Гитлера надо было атаковать на трех участках по две дивизии на каждом. Но в результате ни на одном из них не удалось осуществить заметного продвижения.
Две дивизии 36-го корпуса под командованием генерала кавалерии Файге - 169-я пехотная дивизия и боевая группа СС "Север", - которые 1 июля развернули наступление в 400 километрах южнее Дитля с целью выхода к Мурманской железной дороге в районе Кандалакши, проследовав через Салла, дошли до Алакуртти, что в 35 километрах от заданной точки. Но тут стало не хватать численности, и продвижение остановилось.
6 и 3-я дивизии финского 3-го корпуса генерал-майора Сииласвуо аналогичным образом не смогли пробиться дальше Ухты и Кестеньги и увязли в 70 километрах от железнодорожного полотна.
Финны оказались плохими советчиками для немцев. Их соображения основывались на возможностях их армии и их снаряжения. Но в ретроспективе становится очевидным, что можно было бы действовать, собрав все силы в кулак на одном направлении, наступать на сам Мурманск или - что лучше атаковать из Салла в направлении Кандалакши (в последнем случае в распоряжении наступающих находилась бы железнодорожная линия из Рованиеми к линии фронта). Естественно, такая операция, осуществляемая силами от четырех до шести дивизий, потребовала бы революционных методик снабжения, вероятно, поставок атакующим всего необходимого по воздуху, а также широкого применения труда дорожных строителей и соответствующей техники.
Но германское Верховное командование не могло или не хотело осуществлять операцию на столь высоком уровне напряжения сил. Оно - хотя, может, и не вполне ясно - представляло себе всю важность объекта, но тем не менее рассматривало ТВД на Крайнем Севере как второстепенный. Что же до "смешных 100 километров", то для их покорения считалось достаточным героизма ударных войск и мастерства выдающегося командира.
Верховное командование не хотело признать того факта, что действовать в арктической тундре так, как оно планировало, просто невозможно. Поэтому немецкие части ждала вторая попытка. 8 сентября, когда танковые дивизии генерала Гёпнера стремились к Ленинграду, а группа Гудериана поворачивала на юг для разгрома запертых в Киевском котле окруженных советских войск, горные стрелки Дитля опять взяли в руки поводья мулов, погрузили на них ящики с боеприпасами, подставили плечи под горные орудия, с тем чтобы вновь покорять тундру, сражаться с советскими войсками и наступать на Мурманск.
К тому моменту стало очевидным, что, вдобавок к имевшимся у них на фронте 14 и 52-й стрелковым дивизиям, русские подтянули туда и другие ударные части. Вместе с тем горнострелковый корпус получил в качестве пополнений два полка - 9-й пехотный полк СС "Мертвая голова" и 388-й пехотный полк. Ни тот ни другой не имели опыта ведения боевых действий в условиях гористой местности.
Случилось то, что и должно было случиться. Блестяще разработанный фланговый маневр после многообещающего начала увяз перед последним рубежом советской обороны в лабиринте озер и болот на подступах к Мурманску.
Беспрерывно проносились над головами немецких солдат пикировщики "Штука", сбрасывавшие бомбы на позиции русских. Части 3-й горнострелковой дивизии вышли к новой дороге на Мурманск. На левом фланге полки 2-й горнострелковой дивизии выбили советский 58-й стрелковый полк с господствующих высот в районе "Длинного озера". Затем началась череда советских контратак, подпитывавшихся из близко расположенных баз. Сибиряки атаковали снова и снова. Они прятались за валунами, неожиданно появлялись из пещер и расщелин в скалах. Они падали под огнем немцев, но неизменно приходили снова. На каждый шаг, каждый метр продвижения уходили часы, и за все приходилось платить высокой ценой - потери росли.
19 сентября полкам Дитля пришлось отойти на другой берег Лицы - этой судьбоносной реки в полярной тундре. Третья попытка прорыва тоже провалилась. Треклятая река уже стоила немцам 2211 погибших, 7854 раненых и 425 пропавших без вести.
В то время как под палящим солнцем из Киевского котла непрерывным потоком шли на запад 665 000 советских военнопленных, в Мурманске 23 сентября выпал первый снег. Начиналась северная зима с ее беспросветной мглой и ледяным холодом Арктики. До Мурманска оставалось всего каких-то 50 километров - в условиях полярной зимы это расстояние становилось значительным. Так что же, несмотря ни на что, больше и пробовать не стоило?
День ото дня значение Мурманска все возрастало. Краны на пирсах не ржавели в бездействии. Повсюду виднелись суда с британскими и американскими названиями. Поступление западной помощи набирало обороты. И поскольку Архангельский порт в ноябре замерзал, грузы и вооружение для отчаянно сражавшихся под Москвой и Ленинградом войск приходилось доставлять через Мурманск. Все необходимое текло и текло непрерывным потоком, и поток этот лишь становился все более широким и все более полноводным, чтобы в конечном итоге решить исход войны между немцами и русскими.
Вот только несколько цифр, которые доказывают верность последнего замечания. В течение первого года выполнения программы помощи Советскому Союзу лишь северным путем - т.е. через Мурманск и Архангельск - в Россию девятнадцатью конвоями поступило:
3052 самолетов - Германия вступала в войну на Востоке с 1830 самолетами;
4048 танков - немецкие войска по состоянию на 22 июня 1941 г. располагали 3580 единицами боевых бронированных машин;
520 000 автомобилей различных типов - Германия начинала кампанию с 600 000 единиц.
Путь через Северный Ледовитый океан становился все более и более опасным для немцев. Разве нельзя было перекрыть его? 2. Битва в полярной ночи От Афин до Лапландии - 1400 коней обречены на смерть - Река Петсамойоки - Кризис со снабжением - Кошмарное путешествие по дороге к Северному Ледовитому океану - Советская 10-я стрелковая дивизия празднует годовщину Октябрьской революции - Юбилейная атака - Бои на гранатовой скале - Конвой PQ 17 - Советская 155-я стрелковая дивизия гибнет от мороза - Фронт на Крайнем Севере вмерзает в лед.
– Будь проклят снег! Будь проклята вся эта страна!
Крики людей тонули в завываниях вьюги, ветер уносил их в никуда. Видимость не превышала десяти шагов. Уже двадцать четыре часа метель кружила над тундрой в снежных водоворотах мелкие колючие снежинки, превращая серый, больше похожий на ночь полярный день в сумерки ледяной преисподней. Холодный ветер пронизывал насквозь, колол иголками в глаза, словно бы стараясь через них пробраться в самые мозги.
Ганс Ридерер споткнулся. Вещмешок съехал на затылок. Вьюга смеялась над ним?
Длинной вереницей в шеренгу по одному они пробивались через вертящуюся снежную крупу. Такая же крупа лежала под ногами. Она не утаптывалась под подошвами сапог, и ноги скользили. Вдруг словно призрак впереди колонны вырос укутанный в сто одежек часовой. Он направил роту вправо по небольшой тропе, отходившей в сторону от дороги к Северному Ледовитому океану.
Теперь обер-лейтенант Айхгорн мог различить очертания моста через Петсамойоки - моста, который вел на передовую, в тундру, к тому участку, куда направлялась рота.
– Взять правее! - закричал лейтенант идущим следом за ним бойцам. Приказ прошел по шеренге. Длинная колонна подалась вправо к краю дороги у пандуса моста.
С противоположного берега шла другая шеренга закутанных до кончиков носов людей. Они клонились на ходу вперед, сгибаясь под тяжелой поклажей.
– Вы кто такие? - долетел сквозь вьюгу вопрос.
– Шестая горнострелковая дивизия, идем вам на смену, - отозвались солдаты Айхгорна. Некоторые из тех, кто проходил по мосту, устало приветствовали их взмахами рук.
– Вы не из Греции?
– Да.
– Ну и повезло же вам. Хорошенькая замена!
Они шли дальше. Обрывки ругательств тонули в шуме вьюги. Словно привидения проходили мимо роты Айхгорна бредущие с передовой солдаты. Вот протащились четверо ходячих раненых, через повязки на их головах и лицах проступала запекшаяся кровь, руки покрывали толстые слои бинтов. За ними шестеро человек волокли оленьи санки. На них лежало что-то завернутое в брезент.
Они остановились и принялись охлопывать себя.
– Так вы из Шестой?
– Да. А вы?
– Сто тридцать восьмой стрелковый полк. - Это означало - часть из состава 3-й горнострелковой дивизии.
Ефрейтор перед санями заметил офицерские погоны на шинели Айхгорна. Он взял под козырек и отдал приказ своим:
– Пошли!
Они пошли. На санях, завернутый в кусок брезента, лежал их лейтенант. Его убили пять дней назад.
"Он заслужил нормальной могилы, - сказал тогда ефрейтор. - Мы не можем оставить его в этой пустыне". Поэтому они унесли его с высоты, на которой окопались, вниз мимо гранитных валунов, мимо пяти чахлых березок к первой елке. Там стояли сани. Они тащили тело командира уже четыре часа. До Парккина, где находилось военное кладбище, им оставалось еще часа два.
Было 9 октября. Днем раньше немцы закончили мост "Принц Евгений" через Петсамойоки. Не успели вбить последний гвоздь, как началась метель, ознаменовавшая приход полярной зимы. Пятьюдесятью часами ранее остановился весь двигавшийся в сторону фронта транспорт. Дорогу к Северному Ледовитому океану перекрыли сугробы, а новые пути, проложенные в передовом районе, исчезли под толстым слоем снега.
Батальоны 2 и 3-й горнострелковых дивизий на передовой последние десять дней только и делали, что ждали смены, снабжения, боеприпасов и почты, они мечтали о табаке и о бутылочке коньяка.
Но с 28 сентября грузы поступали нерегулярно. Происходило это из-за странного происшествия во второй половине дня 28 сентября, в результате чего оказался полностью разрушенным 100-метровый деревянный мост через Петсамойоки в районе Парккина.
На берег под самым мостом упало несколько советских авиабомб. Через минуту-другую весь берег заходил ходуном, точно движимый рукой гиганта. Осело примерно 3 000 000 кубометров грунта. Пролегавший между рекой и дорогой к Северному Ледовитому океану шельф шириной 500 метров обрушился в долину реки на протяжении 800 метров.
Целые рощицы чахлых березок сползли в реку. Воды Петсамойоки, довольно большой реки, поднялись, вышли из берегов и затопили дорогу к Северному Ледовитому океану.
Массы земли раздавили мост в Парккине, точно спичечный коробок. Телеграфные столбы вдоль дороги исчезли в оползне вместе с проводами. Изменился весь ландшафт.
Но хуже всего то, что нарушилась связь тыла с передовой, находившейся по другую сторону реки. В штаб летели срочные депеши. Офицеры с беспокойством взирали на дорогу к Северному Ледовитому океану - линию жизни для всего фронта.
Что произошло? Что это было? Дьявольские козни русских? Ничего подобного, хотя противник, разумеется, обрадовался. Оползень на Петсамойоки стал следствием любопытного геологического феномена.
Русло реки глубиной от 7 до 9 метров пролегало в мягкой глинистой почве. Дно Петсамойоки было некогда морским дном и потому состояло из отложений океанского происхождения. Со временем слой почвы под влиянием геологических факторов сдвинулся, а отложения повисли по обеим сторонам реки как глинистый шельф 500-метровой ширины между массами гранита.
Когда полдюжины 250-килограммовых бомб, сброшенных русскими на мост, одна за другой попали в берег, сцепление мягких грунтов с твердыми утратило свою прочность и образовался огромный провал длиной около 1000 метров. Тут же смежные пласты породы, словно гигантский бульдозер, свалили массы земли в долину реки, глубина которой составляла примерно 7-8, а ширина 50 метров.
Нигде в анналах мировой военной истории не говорится о том, чтобы снабжение целого фронта двух дивизий прерывалось столь курьезным и в то же время драматичным образом. В несколько мгновений от 10 000 до 15 000 человек, равно как и 7000 лошадей и мулов оказались совершенно отрезанными от тыловых коммуникаций.
Генерал-майор Шёрнер немедленно направил все части и личный состав штаба своей 6-й горнострелковой дивизии, уже находившиеся в зоне природного бедствия, для ликвидации его последствий. Чтобы обеспечить скопившейся воде возможность стока, саперы прорыли широкие каналы через массы земли, сползшие в речное русло. За двенадцать часов беспрерывной работы с помощью штабистов, водителей транспорта и бойцов спецподразделений они соорудили пешеходный мостик, связавший оба берега. Были созданы колонны носильщиков: сменяемые каждые два часа, группы из ста человек несли продовольствие, фураж, боеприпасы, горючее, стройматериалы и уголь из складов, наскоро оборудованных на западном берегу. Каждый день на передовую перебрасывалось по 150 тонн грузов.
Одновременно саперы 6-й горнострелковой дивизии начали строительство нового моста. Тут, на краю света, даже такая, по сути дела, ординарная вещь, как наведение моста, превращалась в неописуемо сложное и весьма опасное занятие.
Большие брусья для нового моста в Парккина солдатам 91-го горного инженерно-саперного батальона пришлось доставлять с вновь построенной лесопилки, расположенной в 200 километрах. Более легкие доски везли водным путем из Киркенеса в Петсамо. Где-то 25 000 бревен саперы достали со склада пиломатериалов на никелевых рудниках.
Тем временем батальоны 2 и 3-й горнострелковых дивизий находились на передовой без замены и без соответствующего снабжения продовольствием. Как же они могли сражаться? Как можно было в таких условиях зимой удержать передовые позиции? Батальоны, непрерывно сражавшиеся с противником начиная с июня, были измотаны и обескровлены. Люди несли службу на пределе и даже за пределами как физических, так и моральных сил. Поэтому германское Верховное командование с тяжелым сердцем согласилось отвести обе дивизии с передовой и заменить их усиленной 6-й горнострелковой дивизией генерал-майора Шёрнера. На момент принятия решения солдаты Шёрнера из Инсбрука находились в Греции. Весной 1941 г. они прорвали "линию Метакса", сломили сопротивление греков на позициях на горе Олимп, во взаимодействии с венской 2-й танковой дивизией штурмом взяли Лариссу, овладели Афинами и затем сражались на Крите.
И вот этих солдат перебросили с берегов Средиземного моря на Крайний Север, в холодные края, на Лицкий плацдарм. Осенью 1941 г. австрийская горнострелковая дивизия Шёрнера с большей пользой могла бы использоваться под Ленинградом или Москвой. Тот факт, что Гитлер не перебросил ее туда, а отправил в самый дальний закоулок Восточного фронта, доказывает твердую решимость германского командования не сдавать ни сантиметра земли на подступах к Мурманску. На этом участке не могло - не должно было - быть сделано ни шага назад. Постоянно растущая в масштабах американская помощь Советскому Союзу сделала Мурманск не просто важным - жизненно важным для страны городом.
Если в начале войны Гитлер рассматривал захват Мурманска единственно как способ устранить угрозу необходимым для военной промышленности никелевым рудникам и дороге к Северному Ледовитому океану, теперь овладение этим портом и обслуживавшей его железнодорожной линией имело непосредственное влияние на развитие боевых действий и исход войны. Именно поэтому приходилось сохранять завоеванные позиции немецких войск - трамплин для броска к Мурманску.
8 октября - на два дня ранше срока - саперы закончили новый мост в Парккина. Он получил название "Мост принца Евгения", в честь Евгения Савойского и австрийских горных войск, составлявших ядро горнострелкового корпуса генерала Дитля.
Длинные колонны грузовиков на целые недели застряли на дороге к Северному Ледовитому океану. Теперь они могли продолжить движение.
Но какой-то злой рок преследовал немцев на этом участке фронта. Зима пришла на удивление рано, впрочем, как и повсюду на Восточном фронте. Только тут на севере она началась с ужасной полярной вьюги. К вечеру 9 октября все движение в сторону передовой остановилось. Водители, решавшиеся бросить вызов стихии и, несмотря на заносы, отправлявшиеся в путь, находили могилы в огромных сугробах, где задыхались от выхлопных газов двигателей. Колонны носильщиков сбивались с пути и замерзали. Даже олени и те не хотели тащить сани в такую погоду. Рота обер-лейтенанта Айхгорна застряла перед мостом.
На передовой задержка с поступлением снабжения имела ужасные последствия. Солдаты голодали, замерзали; из-за нехватки боеприпасов им становилось нечем воевать. Хуже всего приходилось раненым. Недоставало людей, чтобы быстро переправлять их в тыл. Лошади и мулы падали от бескормицы и болезней.
Майор Гесс, интендант горнострелкового корпуса "Норвегия", в своей книге "Фронт на Северном Ледовитом океане, 1941 г." говорит, что особенно плохо обстояло дело с ломовыми лошадьми в 388-м пехотном полку и в 1-м дивизионе 214-го артиллерийского полка. За несколько недель пало 1400 животных. Из всех маленьких греческих мулов, прибывших на север с дивизией Шёрнера, ни один не пережил ада тундры.
Но, несмотря ни на что, Лицкий рубеж держался. Австрийские горные стрелки выстояли в полярную зиму, ударившую по ним на месяц раньше, чем по войскам под Москвой. И вот наконец явилась смена. Роты 6-й горнострелковой дивизии Шёрнера, высвободившие солдат 2 и 3-й горнострелковых дивизий в конце октября, выдвинулись на позиции на Лицком плацдарме и на Титовке.
Передача столь трудного участка фронта, да еще в самом начале полярной зимы, части, которая только что прибыла с солнечного юга и понятия не имела о том, как вести боевые действия в условиях Крайнего Севера, стала самым рискованным экспериментом за время всей войны.
Длинными колоннами, в шеренгу по одному роты прокладывали себе путь через снега между озерами вверх на гранитное плато. Глубина снега составляла сантиметров тридцать. Температура уже - 10 градусов ниже нуля.
Неподалеку от передовой новички встречали укутанных во все что попало людей - унтер-офицеров, которых специально отрядили проводить вновь прибывших на их позиции. Приглушенные крики, взмахи рук. Осторожно русские всего в нескольких сотнях метрах впереди. Время от времени с их позиций взлетали в небо ракеты, ударяли рыхлившие снег пулеметные очереди.
– За мной! - Следуя за унтер-офицерами, взводы, разбиваясь на отделения, отправлялись в разные стороны. И вот уже длинная колонна растворилась во мгле. Куда их вели?
Ефрейтор Зайлер с восемью солдатами из Инсбрука шагал за проводником.
– Куда он нас ведет, черт бы его побрал? - пробормотал Зайлер.
Унтер-офицер проворчал нечто невнятное, а через секунду остановился и произнес:
– Пришли.
Массивный гранитный валун с пулеметом на его вершине. Позади несколько землянок из наваленных камней, пространства между ними заполнены мхом, в качестве крыши - еловые ветки, придавленные камешками поменьше, вместо двери - заледеневший брезент. Все это одновременно и боевые позиции, и зимние квартиры.
Стрелки лишились дара речи. Ни блиндажа, ни дота, ни окопа, ни сплошного рубежа. В землянке человек не мог даже выпрямиться во весь рост, людям приходилось жаться друг к другу. Так выглядела зимняя линия фронта на Лицком плацдарме.
Тут кончалось длинное путешествие. Они пришли из сжигаемых солнцем Афин, от стен Акрополя, с торговых площадей колыбели цивилизации, проехали через всю Европу, проплыли Ботническим заливом, промаршировали по 650-километровой дороге к Северному Ледовитому океану из Рованиеми.
Другие шли к берегу Северной Норвегии на кораблях, когда в море на траверзе Хаммерфеста их засекли британцы и загнали в фьорды. Оттуда они выступили на Киркенес по дороге № 50, прошагав пешком 500 километров. А теперь оказались в тундре на подступах к Мурманску, проглоченными полярной ночью.
Исхудавшие солдаты 2 и 3-й горнострелковых дивизий передали сменившим их позиции, не забыв дать на прощанье несколько дельных советов и немного успокоить.
– Вам конечно же дадут материалы для обустройства жилья и строительства укрытий, - утешали они новичков, затем собирали вещмешки и с огромным облегчением уходили в ночь. Многие из них, особенно батальоны 3-й горнострелковой дивизии, шли тем же длинным путем по дороге к Северному Ледовитому океану на юг к Рованиеми, который проделали их товарищи из 6-й дивизии, но только в противоположном направлении. Один 139-й горнострелковый полк остался в районе боевых действий горнострелкового корпуса "Норвегия" как армейский резерв. Таким образом, ему не пришлось проделать кошмарного путешествия на юг по дороге к Северному Ледовитому океану, поскольку к тому времени зима по-настоящему вступила в свои права и путь в Южную Лапландию превратился в пытку.
Дорога к Северному Ледовитому океану являла собой дорогу жизни для передовой. Все, кто двигался от фронта, должны были пропускать тех, кто ехал туда. В результате каждый день на юг проходил только один батальон, всегда по строгому расписанию и с определенными стоянками. Все шли пешком, только поклажа - на транспорте. Разобранные на части орудия, пехотное вооружение и боеприпасы следовали за шагавшими по дороге солдатами и конями.
Генерал Клятт, а тогда подполковник Клятт, командовавший 138-м горнострелковым полком, так повествует о путешествии в отчетах 3-й горнострелковой дивизии:
"Когда мы достигли лесов, худшее осталось позади. Теперь каждый день для нас заканчивался ярко пылавшим костром. Наступило облегчение и для наших несчастных отощавших животных, первые из которых начали не выдерживать и падать примерно через десять дней. Что мы делали? Собирали ветки, разводили огонь и, подняв, держали над ним коня или мула, пока тот не отогревался и не обретал возможности встать на ноги. Если после этого животное возвращалось на свое место среди других, мы знали - в этот раз мы смогли перехитрить смерть. У нас это получалось довольно часто, но, конечно, не всегда, обычно мы сразу знали, сумеем или нет мы спасти жизнь нашим не наделенным даром речи косматым друзьям".
За Ивалотом начинались первые поселения лопарей, а за ними хутора финских крестьян. Солдаты, возвращавшиеся с полярного фронта, вновь видели играющих детей, оленьи упряжки, электрический свет в домах и железную дорогу в Рованиеми. Последний переход форсированным маршем, и вот уже виден Ботнический залив. Всё - они дошли. 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, дата, которая после введения в 1918 г. в России григорианского календаря стала приходиться на 7 ноября, отмечали в Москве под гром приближавшейся орудийной канонады немецкого наступления. Советская столица голодала и тряслась от холода. Мародеры наводняли улицы. Без устали заседали особые суды.
Ввиду сложившейся ситуации, 8 и 9 ноября правительство объявило рабочими днями. Только седьмого числа проходили непродолжительные торжества. Традиционный митинг, проводившийся обычно в центре Москвы в канун праздника, пришлось перенести под землю, на станцию метро "Маяковская". С обращением к народу, партии и Красной Армии выступил Сталин. Он выражал уверенность в победе и требовал лояльности и повиновения.
Утром 7 ноября отправлявшиеся на фронт колонны войск проследовали по заснеженной Красной площади мимо Сталина. Сталин стоял на трибуне Мавзолея Ленина - там, где позднее его забальзамированному телу предстояло пролежать семь лет, - и приветствовал армейские части, шагавшие в безмолвии под падавшим снегом. Вокруг площади стояло множество зениток - русские опасались налета немецкой авиации. Но Люфтваффе Геринга не появились.
Примерно в 2500 километрах от Москвы, на закованных в ледяную броню рубежах обороны перед Мурманском, командир советской 10-й стрелковой дивизии вздумал по-своему отметить 24-ю годовщину революции - он решил подарить Сталину победу.
В ночь с 6 на 7 ноября обер-ефрейтор Андреас Бранднер на опорном пункте K3 приложил ладонь к уху. Восточный ветер доносил отзвуки пения и веселой пирушки. На советских позициях солдаты распевали "Интернационал".
Обер-ефрейтор отправил в роту "особое донесение". Ротный командир позвонил комбату. Солдат на передовой призвали к бдительности - когда русским дают водки, жди беды. Как узнать, что это, просто праздник или прелюдия к атаке?
К 04.00 немцы знали ответ: русские идут. С криками "Ура!" один полк ударил на K3, а другой на K4. Сибиряки дрались как дьяволы. Они прорвались за линию заградительного артиллерийского огня и закрепились на двух незанятых высотах прямо перед немецкими позициями.
В результате немедленной контратаки немцам удалось выбить противника отовсюду, за исключением конической скалы перед K3. Здесь в течение следующих нескольких недель шла битва саперных лопаток и ручных гранат такого рода бои вообще были характерны для данного участка фронта. Подобные операции напоминают Верден и Доломиты времен Первой мировой войны.
Сибиряки закрепились под прикрытием свисавшего сверху козырька прямо под верхушкой скалы, в "мертвой зоне", всего 10 метрами ниже немцев. Ни стрелковое оружие, ни тем более артиллерия не давали результатов. В сложившейся обстановке единственным эффективным оружием становились ручные гранаты.
Вновь и вновь, точно кошки, сибиряки вскарабкивались на выступ на своей стороне и появлялись прямо перед маленьким немецким опорным пунктом. Они палили из автоматов и бросались на защитников аванпоста. Потом завязывалась рукопашная - в ход шли шанцевый инструмент, приклады и штыки.
И так продолжалось пять дней. Гранитный выступ вскоре получил прозвище "гранатовой скалы". Забираясь на нее с немецкой стороны, чтобы прийти на помощь своим, солдаты 2-го батальона 143-го стрелкового полка с тревогой спрашивали себя: доведется ли мне спуститься на своих ногах или же меня понесут на носилках? За короткий период немцы израсходовали 5000 гранат, а русские оставили перед их позициями 350 убитых.
После этого на Лицком плацдарме наступил период зимней спячки, продолжавшийся до середины декабря 1941 г. Аналогичным образом не происходило ничего выдающегося и на горловине полуострова Рыбачий, где занимали позиции 13 и 14-й пулеметные батальоны, а также роты 388-го пехотного полка 214-й пехотной дивизии. Полярная зима, находившаяся теперь в самом разгаре, не давала возможности воюющим сторонам проводить крупные операции. Всюду лежал глубокий снег, холодные метели мели на скалах и в долинах. Война продолжала "жить" только благодаря дозорам.
Немцы рубили телеграфные столбы и жгли их в буржуйках, которые начали наконец поступать на передовую. Русские платили противнику тем, что напали на часовых и на колонны носильщиков.
21 декабря, за три дня до Сочельника, советское зимнее наступление, вовсю бушевавшее на других участках фронта уже в течение полумесяца, началось также и на Крайнем Севере. Советская 10-я стрелковая дивизия, получившая за свою атаку в годовщину Октябрьской революции статус гвардейской, а кроме того, 3 и 12-я морские бригады вновь ударили на K3 и на сей раз также на K4 и K5, находившиеся на участке 143-го стрелкового полка.
Полк той же дивизии, 141-й стрелковый, удерживавший южную часть плацдарма, поначалу атака не задела, вследствие чего его оказалось возможно использовать для ликвидации вражеского прорыва.
Один полк из советской 12-й морской бригады, прорвавшийся через немецкие позиции, подвергся контратаке, начатой в сильный мороз и при ослепляющей метели на высоту 263,5, и был разгромлен находившимся до того в резерве 3-м батальоном 143-го стрелкового полка. Уцелевшие солдаты противника угодили прямо под огонь немецкой артиллерии.
На побережье Северного Ледовитого океана сталинское зимнее наступление не продвинулось ни на шаг. Причиной провала численно превосходящего, прекрасно снаряженного и подготовленного к ведению боев в условиях морозной зимы противника стали местность и погода, которые становились непреодолимыми препятствиями на пути нападающих и мощным оружием в руках готовых драться до конца обороняющихся.
Но Сталин, точно так же как и Гитлер, не желал считаться с фактами. Опасность, угрожавшая мурманской дороге жизни, казалась кремлевскому вождю слишком грозной. Если бы немцам удалось перерезать ее, они нанесли бы неприятелю фатальный удар.
Поэтому, задействовав все имевшиеся в распоряжении силы, Сталин попытался устранить угрозу и уничтожить немецкий горнострелковый корпус. Никакая цена не казалась ему высокой за обладание Мурманском.
Во время битвы за Киев осенью 1941 г., в ходе самого крупного окружения на Востоке, немецкие армии после нескольких недель боев захватили или уничтожили приблизительно 900 танков, 3000 орудий и от 10 000 до 15 000 автомашин. По результатам последовавших за тем сражений за Вязьму и Брянск, где в немецкие котлы угодило огромное количество войск и вооружений противника, советская сторона потеряла 1250 танков. Тогда Гитлер велел руководству СМИ Третьего рейха заявить, что "противник никогда не оправится от нанесенного ему удара".
На деле же поставки американского вооружения за 1942 г. почти полностью покрыли материальные потери Красной Армии. Данный факт наглядно демонстрирует, сколь значительным было воздействие американской помощи на судьбы войны.
Западные страны скоро научились защищать свои конвои от немецких подводных лодок в Северном Ледовитом океане и от немецкой авиации, действовавшей с аэродромов в Северной Норвегии и Северной Финляндии. Мощное военно-морское охранение стало сопровождать огромные конвои из тридцати, сорока и даже более торговых судов прямо в Мурманск или в Белое море. Но они заплатили за уроки высокой ценой - ценой катастрофы, обрушившейся на конвой PQ 17.
В то же самое время этот печальной памяти конвой служил предостережением германскому Верховному командованию о том, в каких колоссальных размерах поступают из Америки в северные порты России военные и прочие грузы. В этом смысле PQ 17 стал важной вехой в войне - причем для обеих сторон.
В начале июля 1942 г. конвой из тридцати трех транспортных судов, двадцать два из которых были американскими, вышел в Северный океан. Почти такое же количество боевых кораблей - крейсеров, эсминцев, корветов, кораблей ПВО, подлодок и минных тральщиков - эскортировали армаду, шедшую сомкнутым строем. Дальнее прикрытие обеспечивал британский флот метрополии силами двух линкоров, одного авианосца, двух крейсеров и четырнадцати миноносцев.
4 июля, когда конвой обогнул остров Яна Майена, чтобы повернуть в Баренцево море, в Британское адмиралтейство в Лондоне поступил срочный сигнал от агента разведки: "Немецкие надводные суда - линкор "Тирпиц", тяжелые крейсеры "Адмирал Шеер" и "Хиппер", а также семь эсминцев и три торпедоносца - вышли в море из Альтен-фьорда в Северной Норвегии".
Это означало, что PQ 17 вот-вот подвергнется нападению превосходящих сил противника. Флот метрополии находился слишком далеко, чтобы вовремя прийти в нужную точку. Поэтому эскорт получил указание вести маневры на уклонение от боевого столкновения и приказать конвою рассредоточиться. Грузовым судам предписывалось добираться к пунктам назначения поодиночке.
Это решение стало фатально ошибочным. Немецкий океанский флот, опасаясь авианосцев, вообще не имел намерений атаковать PQ 17, и его корабли вернулись в порт.
Однако рассредоточившиеся суда конвоя, точно овцы, брошенные своими пастухами, подверглись нападению "волчьих стай" адмирала Дёница, а также эскадрилий бомбардировщиков и торпедоносцев "командующего авиацией в Киркенесе". Драматичное сражение продолжалось несколько дней. В результате двадцать четыре транспорта и спасательных судна пошли на дно. Подлинные масштабы произошедшего становятся понятны, если знать, какие грузы находились в трюмах затонувших кораблей. В список погибшей материальной части входило 3350 автомашин, 430 танков, 210 самолетов и 100 000 тонн прочих грузов. Такие потери нес противник в ходе средних по размаху сражений на окружение, таких, например, как Уманьский котел.
Союзники извлекли урок из случившегося. Никогда больше они не посылали своих конвоев, не обеспечив их по максимуму прикрытием из боевых судов и авианосцев. В результате из 16,5 миллионов тонн снабженческих грузов, отправленных из Америки в Советский Союз, 15 миллионов тонн достигли пунктов назначения - в большинстве своем через Мурманск. В эти 15 000 000 тонн входят 13 000 танков, 135 000 пулеметов, 100 миллионов метров ткани для пошива формы и 11 миллионов пар армейской обуви. Но вернемся к Мурманску. Ближе к концу апреля 1942 г., после длившегося несколько месяцев затишья, генерал-лейтенант Фролов, командующий советскими войсками на Карельском фронте, развернул широкомасштабное наступление силами своей 14-й армии. Наступление замышлялось как решительное, целью которого являлось уничтожение немецкого горнострелкового корпуса, с января 1942 г. находившегося под командованием генерал-лейтенанта Шёрнера. Путем смелых ударов с моря и суши Советы намеревались разгромить 6-ю горнострелковую дивизию, зажав ее в клинья с двух сторон, выйти к Киркенесу и рудникам и занять Северную Финляндию.
Прелюдией наступления стала фронтальная атака советских 10-й гвардейской и 14-й стрелковой дивизий на Лицкий плацдарм. После сосредоточенного огня артиллерии в 03.00 в молочном свете полярной ночи русские атаковали нескончаемыми волнами. Сначала они шли молча, потом загремело "Ура!".
Под разрывами снарядов, ослепленные метелью, снижавшей видимость до 10 метров, австрийские 143 и 141-й стрелковые полки стояли на своих позициях, не сдавая врагу ни пяди земли. Повсюду, где русские, несмотря на пулеметный и ружейный огонь, прорывались на опорные пункты, австрийцы отражали атаку в жестоких рукопашных.
Три дня советские 14 и 10-я дивизии ломились вперед как бешеные, потом их натиск ослабел. Они не продвинулись ни на шаг. Но генерал Фролов не сдавался. У него имелся еще один козырь. 1 мая шесть лыжных бригад, включая знаменитую 31-ю бригаду на оленьих упряжках, обогнули южный фланг линии немецких опорных пунктов и совершили охватный маневр с выходом в тыл 6-й горнострелковой дивизии.
Одновременно доукомплектованная и переформированная советская 12-я морская бригада численностью от 10 000 до 12 000 человек высадилась на западном берегу Мотовского залива. Под прикрытием огня советских торпедных катеров морская пехота прорвала рубеж, обороняемый всего двумя немецкими ротами, и продолжила продвижение к артерии снабжения Парккина-Западная Лица. "Отомстим за 28 декабря" - таков был лозунг русских, и казалось, им вот-вот удастся воплотить в жизнь свое стремление.
Сложилась чрезвычайно критическая ситуация. Генерал Шёрнер лично привел тыловые части и личный состав штаба к угрожаемому пути. Командир с карабином в руках возглавлял своих стрелков, организовывал контратаки и без конца повторял солдатам:
– Держитесь! Держитесь! Нам надо выиграть время!
Получилось. Немцам удалось выиграть время, чтобы им на помощь из Киркенеса перебросили наскоро собранные батальоны 2-й горнострелковой дивизии. 3 мая, перед полуночью части 136 и 143-го стрелковых полков вступили в бой.
Тяжелые кровопролитные бои продолжались до 10 мая, когда морской пехоте генерала Фролова пришлось отступить. Советские морские суда в Мотовском заливе эвакуировали уцелевших солдат. Немцы разгромили северный клин наступления противника.
Южный клин с 31-й бригадой на оленьих упряжках в центре столкнулся с линией застав 139-го стрелкового полка по реке Титовка. Опорные пункты, обороняемые закаленными в боях солдатами, прошедшими сражение за Нарвик, держались. Но советские войска просачивались через линию фронта, их части на оленьих упряжках угрожали дороге к Северному Ледовитому океану, аэродромам и никелевыми рудникам.
Шёрнер развернул удачную контратаку. Батальоны 137 и 141-го стрелковых полков вместе со смешанной боевой группой, состоявшей из 112-го разведывательного подразделения и 91-го инженерного батальона, остановили и разгромили врага.
Но в рукаве у советского Верховного Главнокомандования имелась еще одна карта - очень опасная. Однако ему не удалось разыграть ее. Военное счастье улыбнулось Шёрнеру самым чудовищным для противника образом.
Вдоль совершенно не защищенного южного фланга немецкого фронта, в самой безжизненной и труднопроходимой тундре, генерал Фролов развернул советскую 155-ю стрелковую дивизию. По замыслу, ей предстояло нанести немецкому горнострелковому корпусу последний смертельный удар. Но и у русских снабжение работало на пределе возможностей.
155-я дивизия своевременно не получила зимнего снаряжения. Целыми ротами красноармейцы замерзали в тундре. Они лежали погребенные под огромными сугробами на линии своего наступления. Все происходившее с ними напоминало трагедию Наполеона: из 6000 русских солдат и офицеров в район боя вышли только 500 человек. Они были настолько ослаблены, что даже маленькие группы с немецких застав могли справиться с ними.
Так или иначе, несмотря на успешную оборону, результаты кампании на Крайнем Севере выглядели удручающе. Из-за нехватки численности наступление действовавших на трех направлениях германо-финских войск увязло в бескрайней тундре между границей Финляндии и Мурманской железной дорогой.
Продвижение горнострелкового корпуса "Норвегия" остановилось на плацдарме восточнее реки Лица.
36-й армейский корпус генерала Файге сумел овладеть Салла, разгромить советский 46-й корпус и захватить высоты Войтая и Лысая. Однако на этом наступление его выдохлось.
Финский 3-й корпус генерала Сииласвуо застрял к западу от Ухты на плацдарме восточнее узкой полоски земли между озерами Топозеро и Пыа. Достигнуть главной цели - выйти к Мурманской железной дороге, которая все время находилась рядом, - немцам и их союзникам так и не удалось.
Неизбежно возникает один вопрос: если не удавалось перерезать жизненно важный для России путь от берегов Северного Ледовитого океана к фронтам под Ленинградом и Москвой, почему же тогда все-таки железнодорожные пути, мосты и объекты порта Мурманск не были уничтожены посредством воздушных ударов? Ответ на этот вопрос мы находим в документах командования Люфтваффе, и это показательно для войны на Востоке в целом. Люфтваффе могли достигнуть лишь частичного успеха. Выведение из строя на длительный срок железной дороги или значительное разрушение инженерных объектов и электростанций оказалось невозможным. Почему? Да просто у Люфтваффе не хватало для этого самолетов. 5-му воздушному флоту приходилось распылять свои силы на Северном фронте, поскольку он оказывался вынужден осуществлять поддержку одновременно слишком многих операций, а потому не мог сосредоточить свои эскадрильи для нанесения одного мощного и концентрированного, способного принести решающий успех удара.
Фронты на Крайнем Севере вмерзли в лед. Овладеть Мурманском, что являлось главной задачей кампании на данном участке, не удалось. А Архангельск, конечная точка в планах войны на Востоке, лежал еще очень и очень далеко.