"Чёрным по чёрному" - читать интересную книгу автора (Пауэрс Тим)

КНИГА ПЕРВАЯ

Всю ночь горячий ветер метался над Адриатикой, и от переполненных доков возле арсенала до Исола-ди-Сан-Чиара у западной горловины Большого Канала старый город скрипел на сваях, точно огромный изношенный корабль. Облака обрывками парусов неслись по лику полной луны, переплетаясь с силуэтами сотен фантастических шпилей и куполов.

Впрочем, в узком рукаве Рио-де-Сан-Лоренцо укрепленная на носу гондолы чадящая масляная лампа отбрасывала на воду больше бликов, чем луна с небес, и Брайан Даффи потянулся через борт, чтобы разогнать пальцами желтые блики на черной воде. Он неуверенно поерзал на сиденье, чувствуя неловкость из-за того, что путешествовал за чужой счет.

– Правь к фондамента, – наконец проворчал он. – Оттуда я пройдусь пешком до своей лодки.

Гондольер послушно погрузил длинный шест в дно канала. Крошечное суденышко накренилось, замерло и устремилось к набережной, заскрежетав килем о скрытую под водой лестницу.

– Спасибо. – Даффи поднырнул под навес фельце и сделал длинный шаг на сухую ступеньку, пока лодочник удерживал гондолу на месте.

Поднявшись на набережную, Даффи обернулся:

– Мароццо заплатил за всю дорогу до Рива-дельи-Шьявони. Верни ему сдачу. Гондольер пожал плечами:

– Может и верну.

Он оттолкнулся от лестницы, изящно развернул свою лодку и начал продвигаться обратно по блестящей воде, негромко выкрикивая «Стали!» в надежде на новый заработок. Даффи какое-то время смотрел ему вслед, потом повернулся на пятках и широким шагом направился по набережной к югу, в сторону Понте-деи-Грици – Греческого моста.

От выпитого за вечер количества вальполичеллы его немного пошатывало, и устроившийся подремать под мостом уличный грабитель встрепенулся, заслышав неуверенную поступь ирландца. Наметанным глазом грабитель оглядел приближающуюся фигуру, отметив длинный поношенный плащ – свидетельство частых ночевок под открытым небом, стертые на пятках высокие сапоги, уже лет двадцать как вышедшие из моды, и рапиру с кинжалом, которые, по-видимому, представляли у путника единственную ценность. Бесшумно отодвинувшись поглубже в тень, он позволил Даффи беспрепятственно проследовать дальше.

Ирландец оставался в неведении об интересе к своей персоне. Он угрюмо разглядывал высившуюся впереди громаду церкви Сан-Заккариа, сохранившей готическую архитектуру, несмотря на недавние пристройки Ренессанса, и размышлял, насколько сильно будет скучать он по этому городу после отъезда.

– Это лишь вопрос времени, – заявил Мароццо за обедом. – Венеция уже сейчас наполовину под турками после унизительного договора, что подписали восемь лет назад. Попомни мои слова, Брайан, прежде чем наши головы совсем поседеют, тебе и мне придется обучать владению скимитарой вместо доброго прямого меча, а ученики наши будут носить тюрбаны.

На это Даффи отвечал, что скорее побреет голову и будет голым бегать с пигмеями в джунглях, чем станет обучать турка хотя бы тому, как высморкаться, и разговор перешел на другие темы. Но Мароццо был прав. Дни могущества Венеции минули полвека назад.

Даффи пнул в темноте подвернувшийся камешек и услышал, как тот булькнул в канал, прежде дважды ударившись о мостовую. "Пора двигать отсюда, – отрешенно сказал он себе. – Венеция помогла мне оправиться, и теперь приходится пристальнее всматриваться, чтобы разглядеть шрамы от ран, полученных два с половиной года назад под Мохашом. Да и бог свидетель, свою долю в избиении турок я оплатил сполна, так что пусть этот город склонится, если желает, перед полумесяцем, а я отправлюсь восвояси. Может, даже сяду на корабль в Ирландию.

«Любопытно, – размышлял он, – вспомнит ли кто-нибудь в Дингле Брайана Даффи, того самого смышленого паренька, что был отослан в Дублин обучаться Святому писанию? Тогда-то все надеялись, что со временем я получу место в приходе архиепископа Коннэт-ского, как многие из моих пращуров».

Даффи сочувственно хмыкнул: «Тут я их разочаровал».

Когда он миновал конвент Сан-Заккария, из приоткрытой двери донеслись приглушенное хихиканье и шепот. Какая-то смазливая монашка, предположил он, ублажает одного из молодых монихини, что всегда отираются по соседству. Вот что получается, когда силком отправляешь дочерей в монастырь, чтобы избежать расходов на приданое, – они завивают хвост куда круче, чем если бы их просто оставили смотреть за хозяйством.

«Интересно, – с усмешкой подумал он, – что за священник вышел бы из меня? Представь себя бледным и скромноречивым, дружок Даффи, бьющим поклоны в рясе, пропахшей ладаном. Хо-хо! Никогда я и близко к тому не подобрался. Так, – припомнил он, – не прошло и недели после поступления в семинарию, как меня стали преследовать диковинные случайности, что вскоре повлекло мое изгнание: богохульные заметки почти на каждой странице моих записей, сделанные неведомой мне рукой; да, и однажды во время вечерней прогулки с наставником семь молодых вязов один за другим склонились передо мной до земли; и самое ужасное то, что во время полночной пасхальной службы со мной случился припадок и я, как потом рассказали, кричал, чтобы на холмах зажгли сигнальные костры, а старого короля привели и казнили».

Даффи покачал головой, вспоминая, как даже собирались изгонять из него бесов. Он набросал поспешное, сумбурное письмо своим родичам и бежал в Англию. С тех пор ему не раз приходилось столь же поспешно бежать из одного места в другое. Возможно, пора вернуться туда, откуда он начал. По крайней мере получится весьма логично.

Узкая калле вывела к Рива-дельи-Шьявони – улице, идущей вдоль края широкого канала Сан-Марко. Теперь Даффи стоял на выщербленной кирпичной площадке в нескольких футах над плещущейся водой и недоуменно шарил взглядом в тихих глубинах. «Что за чертовщина, – раздраженно думал он, почесывая седую щетину на подбородке. – Я что, заблудился или меня ограбили?»

Чуть погодя, трое богато одетых молодых людей вынырнули из дверной ниши справа от него. Он резко обернулся на звук их шагов, но тут же успокоился, увидев, что это не шайка промышляющих на канале убийц. Вполне приличные юноши с напомаженными волосами и мечами изысканной работы, а один даже морщит нос от соленого и гнилостного запаха соседнего канала Грицци.

– Доброго вам вечера, господа, – приветствовал их Даффи на своем варварском итальянском. – Не случалось ли вам видеть лодки, которую, как полагаю, я здесь оставил немного раньше?

Самый высокий из молодых людей выступил вперед и слегка поклонился.

– Разумеется, сударь, мы видели эту лодку. С вашего позволения, мы имели удовольствие ее затопить.

Даффи приподнял свои густые брови, шагнул на кромку канала и вгляделся в темную воду, где на глуби – не лунный свет довольно явственно отражался от уключин продырявленной и заполненной камнями лодки.

– Вам, верно, захочется узнать, зачем мы это сделали?

– Да, – согласился Даффи, чья одетая в перчатку рука теперь лежала на рукояти рапиры.

– Мы сыновья Людовико Гритти.

– Вот как? – покачал головой Даффи. – Он что же, местный лодочник?

Молодой человек закусил губу.

– Людовико Гритти, – отчеканил он, – сын дожа. Самый богатый купец в Константинополе. О котором вы этим вечером отозвались как о внебрачном ублюдке Сулеймана.

– А-а, – отозвался Даффи, кивая с некоторым сочувствием. – Теперь я вижу, откуда ветер дует. Вот что, ребята, я был пьян и готов обложить любого, кто подвернется под руку. Против вашего отца я ничего не имею. Вы потопили мою лодку, так что теперь мы квиты. Нет причин…

Высокорослый Гритти обнажил свою шпагу, и братья тут же последовали его примеру.

– Это вопрос чести, – пояснил он. Даффи выдохнул проклятие, одновременно обнажая левой рукой рапиру, а правой – свой кинжал с закрытым эфесом, и принял оборонительную стойку, скрестив оружие перед собой. «Наверняка меня арестуют, – подумал он, – за то, что я ввязался в дуэлло-алла-мацца с внуками дожа. В довершение всех злоключений».

Высокорослый Гритти вихрем налетел на здоровенного ирландца, занеся разукрашенную самоцветами шпагу для рубящего удара, а кинжал держа у бедра, чтобы парировать ответную атаку. Даффи легко уклонился от размашистого удара сбоку, отразил выпад кинжала клинком своей рапиры и, отступив в сторону, отвесил молодцу могучий пинок по обтянутой сатином задней части, так что тот взлетел над мостовой и с громким всплеском рухнул в канал.

Быстро развернувшись к двум другим нападавшим, Даффи отбил острие шпаги, направленное ему в лицо, в то время как другой клинок ударил его в живот и погнулся о надетую кольчугу.

Даффи заехал одному из молодцов в лицо рукоятью рапиры и наотмашь ударил другого кинжалом, распоров ему щеку от носа до уха.

Упавший в канал Гритти отчаянно бултыхался и сквернословил, пытаясь нащупать ступеньки или какой-нибудь уступ, чтобы выбраться. Из двоих на мостовой один без сознания валялся на булыжнике, залитый кровью из разбитого носа, другой зажимал окровавленной рукой рассеченное лицо.

– Северный дикарь, – с чувством посетовал последний, – ты должен сгореть от стыда за спрятанную под одеждой кольчугу.

– Бога ради, – запальчиво ответил Даффи, – где благородные господа нападают трое на одного, надо быть круглым идиотом, чтобы выходить не в полном доспехе.

Юный Гритти сокрушенно покачал головой и подошел к краю канала

– Джакомо, – позвал он, – хватит ругаться и давай мне руку – В мгновение ока он выудил брата из воды

– Моя славная шпага и кинжал лежат на дне канала, – прорычал Джакомо, пока вода ручьем лилась с испорченной одежды, образуя большую лужу у его ног, – и в их рукоятях больше самоцветов, чем я осмеливаюсь подумать

Даффи сочувственно кивнул:

– Твои панталоны тоже едва там не остались. Не удостоив его ответом, Джакомо помог младшему брату поднять лежавшего без сознания.

– Теперь мы удалимся, – сообщил он Даффи.

Ирландец наблюдал, как двое неуклюже поплелись прочь, волоча посредине своего брата, точно сломанную мебель. Когда они скрылись из виду в тенистом закоулке, Даффи вложил в ножны оружие, отошел от воды и устало прислонился к ближайшей стене. "Приятно лицезреть отступающего врага, – подумал он, – но как я теперь попаду в свою комнату? Конечно, мне случалось переплывать четверть мили в ледяной воде, а раз, чтобы произвести впечатление на девушку, – даже держа все время зажженный факел, но сегодня я слишком устал. Да и вообще чувствую себя неважно. Физические упражнения после того, как ночь напролет ел и пил, никогда не шли мне на пользу. Какой конец для вечера – «я присел у вод канала Сан-Марко и поблевал». Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Прошу прощения, сударь, – произнес мужской голос по-немецки, – не имеете ли вы счастья изъясняться на языке Габсбургов?

Даффи изумленно взглянул вверх и увидел тощего седобородого старика, высунувшегося из окна второго этажа. Тускло освещенные изнутри прозрачные шторы обвивали его плечи как языки бледного пламени.

– Точно, старина, – ответствовал Даффи, – и с большей готовностью, чем на тарабарском итальянском.

– Благодарение богу. Хотя бы теперь можно не полагаться на язык жестов и шарад. Вот. – Мелькнула бледная рука, и через две секунды медный ключ звякнул о мостовую. – Поднимайтесь.

Даффи с некоторым колебанием нагнулся и подобрал ключ. Потом подбросил его в воздух, поймал и усмехнулся.

– Ладно, – согласился он.

Лестница оказалась темной и холодной, пахло заплесневелой капустой, но когда наверху отомкнули и открыли дверь, глазам предстала роскошная обстановка, озаряемая светом свечей. Тисненные золотом корешки книг в кожаных и пергаментных переплетах выстроились рядами в высоком книжном шкафу у одной стены, богато изукрашенные столы, резные шкатулки, мерцающие мантии и трудноразличимые, вызывающие смутную тревогу, картины заполняли оставшуюся часть комнаты. Окликнувший Даффи старик, нервно улыбаясь, стоял у окна. На нем была тяжелая черная мантия, расшитая у воротника красным и золотым, на поясе висел тонкий стилет, но шпаги не было.

– Прошу садиться, – сказал он, указывая на стул.

– Ничего, постою, – сказал в ответ Даффи.

– Как угодно. – Старик открыл шкатулку и извлек тонкий черный цилиндр. – Меня зовут Аврелиан.

Даффи пригляделся и с удивлением заметил, что цилиндр представлял собой крохотную змею, вытянутую и засушенную, с широко открытой маленькой пастью и отрезанным кончиком хвоста.

– А как ваше имя? Даффи моргнул.

– Что?

– Я назвал свое имя – Аврелиан – и хотел бы узнать ваше.

– А! Брайан Даффи.

Аврелиан кивнул и засунул хвост змеи себе в рот, затем наклонился так, что головка змеи оказалась в пламени одной из свечей. Она затрещала и задымилась, и Аврелиан затянулся дымом через хвост.

– Во имя господа, что вы делаете? – ахнул Даффи, наполовину вытащив кинжал.

– Прошу прощения. Какая бестактность с моей стороны! Видите ли, день был полон ужасных треволнений, и мне нужно расслабиться. – Старик сел и вновь затянулся от пламенеющей штуковины, с шипением выпустив ароматный дым сквозь сжатые зубы. – Не переживайте. Это всего лишь вид водяной змеи, которая после должной обработки… пф-ф… травами и специями испускает дым самого превосходного качества.

– Ха! – Ирландец качнул головой и спрятал кинжал обратно в ножны. – А для гостей вы не держите более прозаического угощения?

– Как я невнимателен! Вы должны извинить меня. Необычайные обстоятельства… Разумеется, в буфете справа от вас неплохой выбор вин. Кубки перед вами.

Даффи открыл буфет, выбрал бутылку сотерна и привычным движением выдернул пробку.

– Вы знаете толк в вине, – заметил Аврелиан, наблюдая, как Даффи наливает себе золотистую жидкость.

Ирландец пожал плечами.

– У вас, по-видимому, не найдется лодки? Мне нужно попасть в Сан-Джиорно, а эти три клоуна затопили мою.

– Да, я слышал. А что в Сан-Джиорно?

– Моя комната. Мои вещи. Там я сейчас проживаю.

– Угу. Нет, лодки у меня нет. Но есть предложение. Даффи скептически оглядел Аврелиана.

– Да? И какое?

– О найме на работу. – Старик улыбнулся. – Полагаю, вы теперь не так богаты, как в лучшие времена?

– Пожалуй, нет, – признался Даффи. – Но такие вещи приходят и уходят. Я был и богат, и беден, и то и другое еще наверняка повторится. Однако что вы хотели предложить?

Аврелиан снова затянулся от потрескивающей, шипящей змеи и задержал в легких дым на добрых десять секунд.

– Ну… ф-ф-фу… судя по вашему акценту, вы долго жили в Австрии.

Ирландец подозрительно глянул на него, потом пожал плечами и отпил еще вина.

– Верно. Я жил в Вене, пока не уехал оттуда три года назад.

– Почему вы уехали?

– А вам-то что?

– Прошу прошения, я не хотел лезть не в свое дело. И почему мне всегда так трудно перейти к сути дела? – Старик пригладил волосы одной рукой, и Даффи заметил, что пальцы у него трясутся. – Позвольте объяснить: я стал хозяином трактира Циммермана.

Даффи вежливо приподнял брови:

– А где это? Аврелиан оторопел.

– В Вене, – сказал он. – Разве вы… Ну да, разумеется. Вас ведь не было три года. Пока я не стал хозяином, он назывался монастырем Святого Иосифа.

– Тогда другое дело. Откуда пошло пиво «Херцвестен». Надеюсь, вы не закрыли пивоварню? Аврелиан негромко рассмеялся:

– Ну что вы!

– Ну и слава богу. – Даффи осушил свой бокал. – Как, черт подери, вы убедили церковь расстаться с этим местечком?

– Вообще-то я его унаследовал. Более раннее право на землю. Очень запутанное дело. Но позвольте продолжить… Теперь я держу там трактир и получаю неплохие барыши. Вена удачно расположена, а слава пива «Херцвестен» не меньше, чем у баварского «Вейнстипен». Но, видите ли, дело в том, что у меня нет…

В дверь нерешительно постучали, и Аврелиан подскочил.

– Кто там? – встревоженно воскликнул он. Последовал ответ на греческом диалекте:

– Это Белла. Впусти меня, любовничек. Аврелиан стиснул кулаки.

– Белла, зайди попозже. У меня гость.

– Так я не против гостей. Я их даже очень люблю.

Щеколда задергалась.

Старик плотно прижал руку к закрасневшемуся лбу.

– Убирайся, Белла, – прошептал он так тихо, что Даффи едва расслышал.

– Эй, там, гость! – донесся из-за двери хриплый полупьяный голос. – Вели старому фокуснику впустить меня.

«Вот те на, – подумал Даффи, – какая незадача! Притворюсь, что ничего не слышу». Он подошел к книжному шкафу и углубился в изучение латинских названий.

– У меня новости, – не унималась Белла. – За которые ты, поди, будешь рад выложить пару дукатов.

– Новости о чем? – рявкнул Аврелиан.

– Об Эль Кануни, как зовут его мои темнокожие друзья.

– Белла, ты бессмысленная трещотка, – грустно вздохнул старик. – Впрочем, заходи. – Он отомкнул дверь.

Распространяя перед собой волну удушливой смеси из запахов несвежих духов и виноградной водки, в комнату ворвалась женщина неопределенного возраста в ветхой юбке, расползающейся по швам.

– Ради пресвятой девы, налей вина, – провозгласила она, – пока я не задохнулась здесь от дыма.

– Ради кого? – яростно переспросил Аврелиан. – Никакого вина. Дым мог бы служить благовониями в сравнении с тем, что исходит от тебя.

– Чтоб твоя бледная печень сгнила от зависти, монашек! – осклабилась женщина.

Даффи, не чуждый хотя бы поверхностным манерам, сделал вид, что он полностью погружен в книги и не замечает ничего вокруг.

Аврелиан беспомощно обернулся к нему:

– Сударь, не будете ли вы столь любезны и не оставите ли нас без внимания на несколько минут? – От смущения он, похоже, готов был провалиться под землю.

– Ну разумеется, – успокоил его Даффи, сопроводив слова взмахом руки. – Я займусь изучением вашей великолепной библиотеки.

– Прекрасно.

Одетый в мантию старик грубо потащил женщину за локоть в дальний конец комнаты, где они продолжили разговор возбужденным шепотом.

Даффи уткнулся носом в книгу, но, будучи человеком любознательным, навострил уши, чтобы услышать как можно больше. Он уловил хриплый шепот Беллы:

– Поговаривают, что в Константинополе начали собирать акинжи… – Аврелиан спросил о положении дел с припасами и о янычарах, но Даффи не смог расслышать ответа.

«Новости о турках, – подумал ирландец. – Все только это и обсуждают. Только вот чем вызван интерес этого старого сыча?»

– Ладно, ладно, – заключил Аврелиан, отмахиваясь от женщины обеими руками. – Твои собственные домыслы меня не интересуют. Вот… немного денег. Теперь убирайся. Но сначала положи на место кинжал.

С печальным вздохом Белла извлекла украшенный самоцветами кинжал из тайников своего туалета.

– Я только подумала, что женщине может понадобиться защитить себя.

Старик издал довольный смешок.

– Это турецким матросам нужна защита, ты, старая вампирша. Вон!

Она вышла, хлопнув дверью, и Аврелиан немедленно зажег в пламени свечей несколько ароматных палочек, которые поместил на маленькие латунные подносы в разных углах комнаты.

– Я бы открыл окно, – сказал он, – но в очень старых городах никогда не знаешь, что может пролетать мимо в темноте.

Даффи нерешительно кивнул, а затем взял книгу, которую только что перелистывал.

– Я гляжу, вы интересуетесь фехтованием.

– Что там у вас? Ах да, книга Пьетро Монсио. Вы ее читали?

– Да. Вообще-то как раз с Пьетро и Ахиллом Мароццо я сегодня ужинал. Старик моргнул.

– О!.. Ну, сам я уже несколько лет не держал в руках меча, однако стараюсь не отставать от развития искусства. Вон та копия делла Торре, в темном пергаменте, очень редкая.

– В самом деле? – заметил ирландец, возвращаясь к столу и вновь наполняя свой бокал. – Тогда мне стоит продать свою копию. Хоть немного разбогатею. Мне не особенно понравилось содержание.

Длинные паутины ароматического дыма повисли по всей комнате, и Даффи стал обмахиваться небольшой папкой с какими-то гравюрами.

– Становится душновато, – пожаловался он.

– Вы правы, – признался старик. – Я отвратительный хозяин. Возможно, если мы приоткроем немного окно… – Он подошел к окну, посмотрел какое-то время на улицу и вернулся к Даффи с примирительной улыбкой.

– Нет, не стану открывать. Позвольте мне быстро объяснить, зачем я позвал вас, а там идите по своим делам, прежде чем дым станет серьезно вам досаждать. Я упоминал трактир Циммермана, которым владею… Место известное, так что отбоя от посетителей нет, а я много путешествую, да, сказать по чести, даже если я там, то совладать с беспорядками все равно не в силах. Знаете, то странствующий монах затеет ссору с каким-нибудь последователем Лютера, или оставшийся после Крестьянских войн бундшлюх прирежет лютеранина, и мигом весь зал разгромлен, а подавальщицы в слезах. А я несу сплошные убытки: разбитая утварь, выгодные посетители обходят трактир стороной, работников так просто не наймешь. Мне нужен человек, кто будет там все время, способен говорить с посетителями на их родных языках, а случись потасовка, сможет быстро разнять драчунов и никого не убить – как вы только что разобрались с юными Гритти у канала. Даффи улыбнулся:

– Вы хотите нанять меня вышибалой?

– Вот именно, – согласился Аврелиан, потирая руки.

– Гм-м… – Даффи забарабанил пальцами по столешнице. – Знаете, предложи вы мне это два дня назад, я бы послал вас куда подальше. Но… за последние два дня Венеция мне немного приелась. Пожалуй, я даже начал скучать по старой Вене. А вчера ночью я видел сон…

– Да? – поднял брови Аврелиан с самым непритворным удивлением.

– Да, я видел во сне девушку, которую знал там когда-то. В общем, я был бы не прочь ее повидать, узнать, что с ней теперь. А останься я тут, эти трое парнишек Гритти, пожалуй, вызовут меня на настоящий рыцарский турнир, для которого я уже староват.

– Несомненно вызовут, – согласился Аврелиан. – Они очень горячие молодые люди.

– Вы их знаете?

– Нет, но я знаю о них, – Аврелиан взял наполовину выкуренную змею и снова поджег ее. – Я знаю о многих людях, с которыми так никогда и не встречался, – добавил он почти про себя. – Так мне проще. Что ж, работа вам подходит?

«Какого черта! – подумал Даффи. – Все равно я вряд ли придусь ко двору в Дингле, если смотреть на вещи прямо». Он пожал плечами:

– Да. Что в ней особенного?

– Ага. Я рассчитывал на то, что вы согласитесь. Вы подходите для нее больше всех, кого я встречал.

Он сложил руки за спиной и принялся расхаживать по комнате.

– У меня еще дела на юге, но я предпочел бы, чтобы вы отправились в Вену ту де сьют. Я дам денег на дорожные расходы и рекомендательное письмо к пивовару Циммермана, старине Гамбринусу. Я укажу ему, чтобы он выплатил вам содержание по приезде. Когда вы сможете там быть?

Даффи почесал седой затылок.

– Ну, не знаю. Сегодня у нас какое число?

– Двадцать четвертое февраля. Ясеневая среда.

– Точно. У Монико на лбу был серый крестик. Посмотрим… Сяду на корабль до Триеста, там куплю лошадь и пересеку нижние отроги Альп как раз к западу отсюда. Дальше составлю компанию в дороге на север какому-нибудь венгерскому торговцу лесом – обычно в тех местах их пруд пруди. Переправлюсь через Саву и Драву, а там вдоль старого Дуная на запад к Вене. Скажем, примерно месяц.

– Но, без сомнения, до Пасхи? – с тревогой спросил Аврелиан.

– Ну конечно.

– Прекрасно. Мы будем тогда откупоривать бочки темного, и я не хотел бы, чтобы разнесли трактир.

– Ясно, я доберусь туда не меньше чем за две недели.

– Рад слышать. – Аврелиан налил себе сотерна и наполнил бокал Даффи. – Похоже, вы знаете западную Венгрию, – осторожно заметил он.

Ирландец на мгновение нахмурился, прихлебывая вино, затем расслабился и кивнул.

– Знаю, – тихо сказал он. – Я был с королем Людовиком и архиепископом Томори в битве при Мохаше в августе двадцать шестого. Тогда, как австрийцу, мне нечего было делать в Венгрии. Наверное, я просто сообразил, что Вена стоит следующей на очереди у турок. – «Нет смысла рассказывать ему об Ипифании», – подумал Даффи.

Вино пробудило в Даффи воспоминания. Все небо было затянуто тучами, вспомнил он, и обе армии просто стояли по разные стороны Мохашской равнины, пока не перевалило за полдень. Потом ударила венгерская кавалерия, турецкий центр развалился, и отряд немецкой пехоты, где был Даффи, последовал за венграми в ловушку. «Началась самая жуткая мясорубка из всех, в которых я мог бы представить себя участником, – думал он, потягивая вино, – когда проклятые турки внезапно перестали отступать и накинулись на своих преследователей».

Его губы плотно сжались при воспоминании о треске турецких пищалей и свисте шрапнели, которая косила ряды христиан, о сверкающем вихре скимитар завывающих янычаров, которые перегородили дорогу, и об отчаянном крике, исторгнутом глотками защитников Запада, когда они поняли, что турки окружили их с флангов.

– Вам очень повезло, – сказал Аврелиан после паузы. – Не многие сумели тогда уцелеть.

– Это верно, – промолвил Даффи. – Я прятался в камышах у берега реки, пока на следующий день не подошли войска Яна Заполи. Мне пришлось объяснять, что этот болван Томори атаковал, не дожидаясь его и франжипани или других подкреплений, что почти все с венгерской стороны – Людовик, Томори и тысячи других – погибли, а Сулейман и турки одержали победу. Заполи похоронил убитых и поспешил на запад. Я побежал к югу.

Старик потушил свою тлеющую змею в сосуде с ладаном и неохотно выдохнул последний дым.

– Полагаю, вы слышали, что Заполи сейчас переметнулся к туркам? Даффи нахмурился.

– Да. Он просто хочет стать наместником в Венгрии и будет лизать руку всякому, кто этому поспособствует. Все же мне трудно в это поверить, ведь мы знакомы с 1515 года, и уже в то время он устраивал набеги на турок. Я был бы готов поклясться, что из всего невозможного…

Аврелиан участливо кивнул.

– Коль уж полагаться на невозможное, лучше нам всем вообще ни во что не вмешиваться.

Он пересек комнату и присел к заваленному бумагами столу.

– Но прошу прощения, я не хотел ворошить ваше прошлое. Здесь, – сказал он, вынимая из ящика матерчатый мешочек, – пятьсот дукатов.

Даффи подхватил мешочек на лету и спрятал его в карман.

– А теперь, – продолжал Аврелиан, разглаживая листок бумаги, – я напишу рекомендательное письмо. – Он обмакнул перо в чернильницу и принялся писать.

Даффи уже давно обнаружил, что умение читать вверх ногами может в жизни очень пригодиться, и сейчас непринужденно поглядывал через стол на разборчивые строки.

«Любезный Гамбринус, – читал Даффи, – податель сего, Брайан Даффи (здесь Аврелиан сделал паузу, чтобы ловко набросать точный портрет ирландца), тот самый человек, которого мы искали, – хранитель дома „Херцвестен“. Проследи, чтобы по прибытии он получил пятьсот дукатов, а в дальнейшем то месячное содержание, о котором вы сговоритесь. Я скоро присоединюсь к вам, возможно в середине апреля, во всяком случае, до Пасхи. Надеюсь, пиво готовится правильно и в этом сезоне не закиснет. С наилучшими пожеланиями, АВРЕЛИАН».

Старик в черных одеждах сложил письмо, залил густым красным сургучом из маленькой чашки, подогретой на огне свечи, и приложил печать.

– Вот и все, – сказал он, отнимая печать и размахивая в воздухе письмом, чтобы охладить сургуч. – Просто передайте это пивовару.

Даффи взял письмо. Печать, как он заметил, изображала двух драконов, сцепившихся в схватке.

– Чем я должен буду заниматься? – спросил он. – Скажите еще раз.

– Тем, о чем вы сами сказали, – улыбнулся Аврелиан. – Быть вышибалой Пресекать беспорядки и поддерживать мир.

Здоровенный ирландец неуверенно кивнул:

– Довольно странно, что вы отправились в Венецию, чтобы подыскать работника для австрийской таверны.

– О, я здесь вовсе не за этим. У меня тут совершенно другие дела. Совершенно. Но стоило мне увидеть, как вы расправились с этими молодцами, как я понял, что вы рождены для такой работы.

– Ладно. Какая, в общем, разница! Вы платите.

Ветер усиливается, подумал Даффи. Как громыхает окно!

Аврелиан поднялся.

– Благодарю за помощь в этом деле, – быстро проговорил он, пожимая Даффи руку и почти волоча его к двери. – Увидимся через месяц или около того.

– Хорошо, – согласился Даффи и через мгновение обнаружил себя на темной лестничной площадке перед захлопнувшейся дверью. «Довольно странный старикан, – думал он, ощупью спускаясь по ступеням. – Очень любопытно, действительно ли в этом мешке пятьсот дукатов?»

Запах дешевого ликера витал у подножия лестницы, и Белла выскочила из темноты, едва Даффи спустился.

– Маленький евнух дал тебе денег, верно?

– Прошу прощения, леди, – ответил Даффи – Ничего подобного.

– Почему бы нам не выпить где-нибудь вина? – предложила она. – Я бы многое могла о нем порассказать.

– Меня он не интересует. Прошу прощения. – Даффи проскользнул мимо нее на мостовую.

– Но, может, тебя интересует женское общество?

– Ты-то тут при чем? – бросил Даффи через плечо, удаляясь.

Она прокричала ему вслед что-то грубое, но он не разобрал слов. «Бедная старуха, – сказал он себе. – Совсем сдурела от дешевого итальянского ликера. Оскорблять незнакомцев и изводить бедного ненормального старика».

Он взглянул на небо – примерно час пополуночи. «Какой смысл возвращаться сейчас в Сан-Джиорно! – думал он. – Единственное, что меня там ожидает, так это разъяренный домовладелец, который не получил платы за жилье. Лучше подыскать место, где провести ночь, а с утра пораньше отправиться в путь. Несколько часов сна в более или менее чистой постели – вот все, что сейчас нужно. Ночка выдалась беспокойная».

– Осади, дедуля, мы будем здесь разгружаться.

Даффи злобно сверкнул глазами на молодого портового грузчика, но послушно отодвинулся. Утреннее солнце сверкало на воде, точно пригоршня новеньких золотых монет, так что Даффи щурился и тер кулаками глаза. Ему посоветовали отыскать кипрскую галеру, принадлежащую Морфеу, которая по дороге домой должна была зайти в Триест. «Ищи треугольный парус с тремя печальными глазами, – сказал щуплый услужливый египтянин, – это и будет судно Морфеу».

«Черт, – раздраженно думал Даффи, – не вижу я никаких проклятых глаз! Да и у половины кораблей паруса все равно зарифлены».

Он присел около тюка с хлопком, с неодобрением наблюдая за суетой вокруг себя всех этих шумных, выспавшихся людей. Вереща на смеси средиземноморских языков, мимо пронеслись темнокожие ребятишки, обстреляв капустными кочерыжками негодующего бородатого купца, из доков вразвалку выходили загорелые моряки, надеясь сразить венецианских девушек иноземными монетами и нарядными шелковыми камзолами, а старухи с точно высеченными из гранита лицами караулили корзины с копченой рыбой, готовые улыбнуться покупателю или засветить в ухо портовому воришке.

Даффи проснулся на рассвете в сомнительной ночлежке с ощущением сильного похмелья от выпитого накануне ликера, но окрыленный воспоминанием о том, как, заглянув в мешочек под колеблющимся светом уличного фонаря, он обнаружил самые настоящие пятьсот дукатов.

«И еще пятьсот ждут меня в Вене, – напомнил он себе, – если только я отыщу этого грязного кипрского Морфеу».

Седой ирландец с усилием поднялся на ноги, а человек на балконе с портиком в ста футах за его спиной присел на колено, целясь из аркебузы с колесцовым затвором. Стрелок нажал курок, колесико закрутилось, брызнув искрами на полку, и мгновение спустя оружие отдало ему в плечо, выпустив заряд в цель.

Глиняный кувшин взорвался у самого уха Даффи, обдав его лицо вином и осколками. Он в изумлении отскочил в сторону и нырнул за тюк хлопка, с яростным проклятием рванув зацепившуюся рапиру.

Стрелок перегнулся через перила балкона и развел руками. На мостовой под ним двое мужчин раздраженно нахмурились, достали из ножен кинжалы и начали проталкиваться через толпу.

Даффи вскочил на ноги, сжимая обнаженную рапиру и в ярости оглядываясь. «Не иначе кто-то из этих бешеных Гритти, – решил он. – Или все трое. А я прошлой ночью был с ними так обходителен. Ну теперь будет другой разговор».

Высокий человек в шляпе с пером и усами, похоже, намазанными маслом, с улыбкой шагнул к ирландцу.

– Тот, кто стрелял, уплывает вон на той лодке, – сказал он, указывая направление.

Даффи обернулся, и человек кинулся на него, с неистовой силой вонзив кинжал ирландцу в грудь. Кольчуга под многострадальным камзолом спасла Даффи от первого удара; он схватил запястье убийцы правой рукой и, прежде чем тот смог нанести второй удар, отступил на шаг и пронзил рапирой бедро нападавшего. Обладатель шляпы с пером упал на колени, белый от шока.

«Самое время покинуть Венецию», – в замешательстве подумал Даффи. Он с досадой отметил, что руки у него трясутся.

Перепуганные торговцы и портовые рабочие бросились врассыпную, так что он без труда заметил две устремившиеся к нему фигуры: один – незнакомец, а другой – Джакомо Гритти, оба с обнаженными кинжалами.

– Ради бога, зовите стражу! – отчаянно завопил Даффи в толпу, хотя понимал, что теперь слишком поздно.

Чувствуя дурноту от напряжения, он выхватил свой кинжал и сжался за скрещенными клинками.

Незнакомец опередил Гритти, занеся руку для мощного колющего удара, но вдруг глаза его расширились в изумлении, и он рухнул вниз лицом. Рукоятка кинжала Гритти торчала у него между лопаток.

Разделенные десятью футами, Гритти и Даффи уставились друг на друга.

– На судне Морфеу тебя ждут убийцы, – выпалил Гритти, – но старый греческий купец, что заякорился в третьем доке, тоже держит путь в Триест. Поспеши, – добавил он, – они уже отдают концы.

Даффи задержался ровно настолько, чтобы убрать в ножны оружие и озадаченно поблагодарить, а затем рысью припустился к третьему доку.

После недолгих притворных раздумий с насупливанием бровей и почесыванием щетины на щеках пузатый капитан купца согласился взять Даффи на борт, запросив при этом вдвое против обычной цены «за неимением предварительной договоренности». Ирландец давно понял, что иногда лучше промолчать и заплатить, что просят. Так он и поступил.

Судно, как он заключил, перепрыгнув на высокую корму, изрядно обветшало. «Господи, двойной ряд гребных весел и прямоугольный парус под гитовы, – с сомнением покачал он головой. – Даже Клеопатре впору было бы отпустить оскорбительное замечание насчет этой рухляди. Наверное, оно ходило из Венеции в Триест чаще, чем я за свою жизнь надевал сапоги, так что вряд ли оно затонет именно в этот раз». Он уселся в открытом трюме между двумя громадными амфорами с вином и укрепил кусок штормового паруса, представлявший собой плетеную циновку на раме, в пазы на планшире. «Теперь, – решил он, – откинувшись за своим укрытием, я, слава богу, скрыт от посторонних глаз».

Матросы баграми протолкнули судно через скопление стоящих на якоре галер, затем парус распустили, и он набрал свежий утренний ветер. Древний корабль накренился, когда мускулистый рулевой обхватил перекрещенные рукояти румпеля, и они отплыли.

Капитан слонялся по палубе, наблюдая за стараниями своей команды, до тех пор, пока по правому борту не проплыл Лидо; тогда он угомонился и отправился на корму, где Даффи устроился на ящике, от нечего делать вырезая кинжалом из куска дерева девичью головку. Капитан облокотился рядом на поручень и вытер лоб косынкой.

Он кивком головы указал на рапиру Даффи:

– Воин?

– Нет, – усмехнулся ирландец.

– А чего ж тебе тогда нужно в Триесте?

– Да вот собираюсь пойти в монастырь, – сказал Даффи, обстругивая девичью щечку.

– Ну конечно, – хмыкнул капитан. – Чего тебе приспичило искать в монастыре?

– Обет молчания.

Капитан рассмеялся, но тут же нахмурился и встал. Немного подумав, он сказал:

– Вырезать ты ни черта не умеешь. – И пошел в направлении носа.

Даффи критически оглядел кусок дерева на вытянутой руке. «А ведь верно», – сказал он себе.

Тяжело груженный старый корабль еле-еле полз, несмотря на «новую» свинцовую обшивку, о которой капитан с гордостью заявил, что ее поставил его дед, и когда корабль вошел в порт, причалы Триеста уже купались в оранжево-золотом закате. Капитан суетился, выкрикивая приказы своей усталой команде, пока те расклинивали гнездо мачты и опускали ее обратно на палубу, так что Даффи беспрепятственно поднялся по лесенке и пошел через порт к лабиринту башен и улиц города. Во многих окнах уже горел свет, и ирландец начинал всерьез подумывать об ужине. Он ускорил шаг, на ходу прикидывая, в какой части города можно получить достойную еду подешевле.

Стук каблуков тяжелых сапог Даффи эхом отражался от выбеленных стен узкой виа Долорес, тогда как запах вяленой рыбы из порта постепенно рассеивался. Из открытой двери перед ним на мостовую падала полоска света, а изнутри отчетливо слышались смех и звон бокалов.

Даффи шагнул внутрь, встреченный приятным теплом очага, благоуханием чеснока и кари. Он снял шляпу и принялся было развязывать свою длинную, подбитую мехом накидку, когда к нему подскочил человек в переднике и что-то затараторил по-итальянски.

– Что? – прервал его ирландец. – Говорите медленнее.

– У нас, – сказал человек, старательно разделяя слова, – нет мест. Уже слишком много людей ждет.

– А-а… ну что ж. – Даффи развернулся, чтобы уйти. Потом вспомнил о своей шляпе и обернулся назад. За ближайшим столиком священник одобрительно кивал человеку в переднике, который, как успел заметить Даффи, перекрестился. В следующий миг Даффи молча взял шляпу и вышел.

«Провинциальные болваны, – сердито думал он, засунув руки в карманы и устало шагая дальше по улице. – Верно, никогда в жизни не видели человека с лицом, непохожим на них. Приняли меня за какое-то пугало».

Лоскуты сапфирового и розового все еще тлели на зимнем небе, но ночь уже опустилась на улицы. Чтобы разглядеть дорогу, Даффи приходилось полагаться на падающий из окон свет, и он начинал опасаться возможной встречи с бандитами.

Потом со звуком волочащихся по булыжнику веток завеса проливного дождя закружилась вокруг него. «Господи боже, – взмолился он, когда холодные капли забарабанили по полям его шляпы, – нужно как-то выбираться. Я могу подхватить малярию, а моя кольчуга и так безобразно ржавая».

Впереди он увидел открытую дверь и неуклюже запрыгал к ней, разбрызгивая воду в глубокой сточной канаве. «Я действительно слышу звук мельничного колеса, – подумал он, – или просто шумит непогода?» Трактирной вывески не было, но над притолокой двери висели виноградные листья, и, войдя внутрь, Даффи улыбнулся с облегчением при виде незанятых столов. Здесь хотя бы не скажут, что нет свободных мест, подумал он, отряхивая мокрую шляпу о бедро. Он прошел к пустому столу, бросил накидку на скамью и уселся рядом.

«Странное место, – отметил он, озираясь. – Вон тот седой выпивоха у дверей на кухню, видно, хозяин. По крайней мере кивнул, когда я вошел».

Из кухни появился юноша и поспешил к столу Даффи.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Ужин из того, что есть в котле, и кубок лучшего красного вина.

Парнишка кивнул и удалился. Даффи принялся разглядывать других посетителей, сидящих в разных концах полутемной комнаты с низким потолком. Дождь явно испортил им настроение. Все они казались угнетенными… нет, встревоженными, и улыбки их были мимолетными и натянутыми. Даффи извлек из кармана кусок деревяшки и, достав кинжал, возобновил свой труд.

Принесенная еда оказалась острее той, к которой он привык, к тому же вся завернутая в виноградные листья, но вот вино, которого поставили целый кувшин, было лучшим из всего, что ему случалось пробовать. Сухое, но крепкое и ароматное, оно ударило в голову, точно бренди.

– Потрясающе! – выдохнул он и налил вторую кружку.

***

По прошествии длительного времени Даффи пришел к выводу, что барельеф, который он вырезает на столешнице, не удался. Он тряхнул головой и спрятал кинжал. «Не иначе кто-то вновь наполнил кувшин, когда я отвлекся, – подумал он. – Может, не единожды. Не могу вспомнить, сколько кружек я уже выпил, но, судя по всему, немало». Помутившимся взором он обвел комнату и обнаружил, что народу прибавилось и освещение стало ярче. «Как же я напился, – сказал он себе, – что не заметил, как набираются посетители! Вот даже за моим столом уже сидят двое». Он вежливо кивнул дзум бородачам.

Даффи понимал, что нужно стряхнуть с себя винный дурман. «Я болван, – думал он. – Напиться в незнакомой таверне в чужом городе».

Юноша, который прислуживал ему, стоял сейчас на столе, играя на флейте, а большинство гостей заведения кружились в безумном танце, подпевая на языке, который Даффи не мог определить. Старого бородатого хозяина, который уже не стоял на ногах без посторонней помощи, водила под руки по комнате ватага смеющихся ребятишек. «Бедный старый пьяница, – ошалело подумал Даффи, – посмешище для детей. Верно, они и вплели ему в волосы дурацкие виноградные листья».

Теперь Даффи снова слышал шум мельничного колеса, более отчетливый и глубокий, чем раньше, словно стук сердца земли. Он разобрал, что высокие, буйные переливы флейты свиваются вокруг этого медленного глубокого ритма.

Внезапно он испугался. Туманная, но безмерно могучая мысль или идея поднималась через темные глубины его разума, и он во что бы то ни стало хотел избежать ее. Он рывком поднялся на ноги, опрокинув кружку с вином на пол.

– Я… – пробормотал он. – Меня зовут… – и не смог вспомнить. Сотни имен крутились у него в голове.

Бородач рядом с ним подобрал кружку, наполнил ее сверкающим вином и протянул ирландцу. Опустив глаза, Даффи впервые заметил, что человек был голым, а его ноги покрыты короткой вьющейся шерстью, странно изогнуты и заканчиваются маленькими раздвоенными копытами.

Даффи с воплем кинулся к двери, но его собственные ноги заплетались, так что он почти не сдвинулся с места. А потом он, похоже, впал в забытье, ибо сотни тревожных видений проносились перед ним: он был плачущим от страха ребенком в каменной темнице; старым обесчещенным королем, истекающим кровью под проливным дождем на руках у единственного верного слуги; стоял с двумя женщинами у костра на ночном болоте, с отчаянной надеждой всматриваясь в черное небо; в узкой лодочке он плыл через широкое спокойное озеро; сидел за столом напротив немыслимо древнего старика, который сочувственно взглянул на него и сказал: «Многое потеряно, и еще больше предстоит потерять» Дальше видения стали трудноразличимыми, как процессия, исчезающая вдали, в конце концов оставив его в местности столь холодной и темной, что, наверное, никогда не знала солнечного света.

Пинки под ребра заставили его очнуться. Он перевернулся в холодной грязи и откинул с лица мокрые волосы.

– Будь я проклят! – прохрипел он. – Где я, черт возьми?

– Я хочу, чтобы ты покинул этот город, – произнес мужской голос.

Даффи сел. Он был на грязном мокром пустыре между двух домов. Дождь кончился, и за разрывами туч сияло голубое небо. Он взглянул вверх, в рассерженное и напуганное лицо священника.

– Ты… – пробормотал Даффи, – священник, который был вчера вечером в первом заведении. Откуда меня выставили.

– Но ты, я вижу, нашел… другой приют. Когда ты покинешь Триест?

– Чертовски скоро, скажу тебе. – Опершись руками в грязь, Даффи с трудом поднялся на ноги. – Ох-х! – Он осторожно растер себе поясницу. – Я не спал под дождем с тех пор, как мне было восемнадцать. Немолодым людям вроде нас следует этого избегать.

– Я не спал под дождем, – раздраженно ответил священник.

– Ну да, верно. Это был я. Я знаю, что это точно был один из нас.

– Так… – Священник нахмурился. – Деньги тебе нужны?

– Нет, вообще-то… один момент. – Рука Даффи метнулась за пазуху, и, к некоторому удивлению, он обнаружил тяжелый мешочек с деньгами на месте. – Ха! Спасибо, сейчас я вполне обеспечен.

– Прекрасно. Тогда уезжай сегодня же, или я велю восьми самым здоровым моим прихожанам хорошенько отдубасить тебя палками и швырнуть в море.

Даффи прищурился.

– Что? Я… Послушай, я ведь ничего тебе не сделал… Ты, поганый трус, я вырежу печень всем твоим скотоводам.

Он шагнул к священнику, но потерял равновесие и судорожно отступил в сторону. От встряски он рухнул на четвереньки, и его тут же вырвало. Когда он вновь выпрямился на трясущихся ногах, священник исчез.

«Интересно, за кого он меня принял, – подумал Даффи. – Ненавижу подобные недоразумения».

Но теперь предстояло разобраться, что же все-таки случилось прошлой ночью?

Все просто, услужливо подсказывала рациональная часть рассудка, ты был настолько глуп, что нажрался вусмерть в незнакомом кабаке и тебя избили и выбросили на улицу. Хорошо еще, что при твоей сомнительной внешности никому не пришло в голову проверить твой кошелек. А видения и галлюцинации не имеют значения. Никакого значения. Его зубы выбивали дробь, и он дрожал, как промокший кот. Нужно пошевеливаться, подумал он, найти гостеприимный трактир, где можно привести себя в порядок, закупить припасов и выметаться из Триеста. Глубоко вздохнув, он неуверенно поплелся вниз по виа-Долорес. Два часа спустя он вышел из наполненной паром ванной комнаты, энергично растирая голову полотенцем.

– Как там мой завтрак? – спросил он. Когда никто не откликнулся, он постучал в дверь и открыл ее.

– Как там мой завтрак? – выкрикнул он в зал.

– Ждет вас на столе, сударь.

– Отлично. Сейчас иду.

Даффи снял просушенные шерстяные штаны со стула у камина и облачился в них. Штаны эти он купил в Британии много лет назад, и, хотя сейчас они состояли больше из заплаток, чем из английской шерсти, и итальянцы смеялись, называя его орангутангом, он не мог с ними расстаться. «А при переходе через Альпы в конце зимы они хорошо послужат мне», – сказал он себе. Он влез в продырявленный в двух местах камзол, натянул сапоги и отправился завтракать.

Трактирщик подал ему миску какой-то каши с взбитыми яйцами, черного хлеба с сыром и кружку горячего эля.

– Выглядит аппетитно, – сказал Даффи, плюхаясь на стул и приступая к еде.

Четверо других гостей за столом грызли поджаренный хлеб и с любопытством поглядывали на дюжего седовласого ирландца. Один, тощий мужчина в обвисшей вельветовой шляпе и шелковом трико, откашлялся.

– Сударь, мы слышали, вы пересекаете Юлианские Альпы, – сказал он.

Даффи нахмурился, как имел обыкновение делать при разговоре с посторонними, сующими нос в его дела.

– Верно, – проворчал он.

– Однако еще слишком рано, – заметил мужчина.

– Для кого-то, может, и рано, – пожал плечами Даффи.

Из кухни высунулся трактирщик и кивнул Даффи:

– Мальчик говорит, что отчистил всю ржавчину с вашей кольчуги.

– Вели ему встряхнуть ее в песке еще сто раз, на счастье, – сказал Даффи.

– Разве вы не боитесь турок? – встряла женщина – вероятно, жена Обвисшей Шляпы.

– Нет, госпожа. В это время года турки не могли забраться так далеко на север. – «Хорошо бы сказать то же самое о разбойниках», – подумал Даффи. Он занялся своей едой, а другие гости, хотя и продолжали перешептываться, больше не приставали к нему с вопросами.

«В одном они правы – признался он себе – Сейчас еще рано для перехода. Но я к нему, черт побери, подготовлюсь. Погода хорошая, а Предильский перевал должен быть чистым. Переход будет легким, не то что в последний раз, когда я осенью 1526-го пробирался на юг, полуголодный и с головой, забинтованной на манер тюрбана. – Воспоминание заставило его усмехнуться в кружку с элем. – Вот так я и сумел пробраться через наводненные турками просторы Венгрии – при виде моих бинтов Сулеймановы ребята, должно быть, думали, что я один из них».

Трактирщик снова высунулся из кухни.

– Мальчик говорит, что, встряхни он кольчугу еще сто раз, она разлетится на части. Даффи устало кивнул.

– Наверное, он прав. Пусть осторожно выбьет песок и смажет ее маслом

Он поднялся, вежливо кивнул оставшимся за столом и прошел в свою комнату.

Рапира лежала на кровати, и он легко подхватил ее, скользнув рукой в изогнутую гарду. Вытертая кожаная рукоять приобрела очертания его пальцев, так что извлечь рапиру из ножен было все равно что вытащить руку из рукава куртки. Даффи полировал свой старый клинок и смазывал его, и, когда он прошелся взглядом вдоль него, ответный темный блеск согрел его сердце. Он слегка выправил лезвие, избавляясь от раздражающего обратного изгиба, и взмахнул рапирой в воздухе раз и два. Получай, турецкий язычник! В дверь постучали.

– Сударь, ваша кольчуга.

– А, спасибо.

Даффи взял свой неказистый с виду доспех и критически осмотрел его. Что ж, не так уж плохо, подумал он. Кое-где железные звенья разошлись и были соединены проволокой, рукава были разной длины и неровные по краям, но в целом кольчуга еще вполне годилась в дело.

На стуле лежала маленькая деревянная коробочка. Даффи открыл ее и взглянул на комок ниток, пыли, пуха, перьев и древесной крошки. Он пощупал комок пальцем – плотный и сухой, как положено. Внутри комка находился маленький круглый кусок стекла, в целостности которого Даффи не преминул убедиться. Затем закрыл коробочку и спрятал ее во внутренний карман камзола.

«Пора отправляться», – сказал он себе. Он снял камзол, надел две шелковые нижние рубашки в пятнах от ржавчины, а поверх них кольчугу, не обращая внимания на дребезжание по полу нескольких отлетевших колец. Натянул камзол, пристегнул к поясу рапиру и кинжал и, захватив меховую накидку и шляпу, вышел из комнаты.

– Хозяин! Держи. – Он опустил несколько монет в ладонь трактирщика. – Кстати, где я могу купить коня?

– Коня?

– Вот именно. Коня. Икуус. Ну, знаешь…

– Полагаю, я мог бы предложить своего.

– Выносливая скотина? Годится для перехода через Альпы?

– Без сомнения, при должном обращении.

– Гляди, чтоб не подвел, не то я вернусь и сделаю что-то ужасное.

Даффи завершил осмотр коня проникновенным взглядом ему в глаза.

– Сколько за него?

– О-о… – Трактирщик закусил губу. – Скажем… шестьдесят дукатов?

– Сорок дукатов. – Даффи отсыпал трактирщику еще монет. – И я не шучу, говоря, что вернусь назад в ярости, если он сдохнет.

– Он добрый конь, – заверил трактирщик. – С самого рождения я его холил. Да и родиться ему помог.

– Господи боже! Больше ничего не говори. И вот что… Мне еще нужна еда. Э… четыре, нет, пять больших буханок хлеба, пять палок твердой колбасы, недельный запас зерна для твоего чудного коня, два галлона сухого красного вина, бутылку крепкого бренди… и еще связку луковиц, горсть головок чеснока и два фунта козьего сыра. Сложи все в четыре мешка и скажи, сколько я еще должен.

– Слушаю, сударь. – Трактирщик повернулся и направился к дому.

– И гляди, чтоб бренди был крепким! – крикнул ему вслед Даффи. – Попробуй его разбавить, и я вернусь, даже если у твоего коня вырастут крылья.

Солнце еще нежилось на утренней стороне неба, когда Даффи выехал из Триеста на восток, направляясь по извилистой дороге через предгорья к белым зубцам Юлианских Альп. Перед выездом из города он в последний раз задержался, чтобы купить кожаные бриджи и заплечный мешок. Яркое солнце сверкало из сбегающих с гор ручьев, но белое облачко от дыхания по-прежнему повисало в воздухе, и Даффи был рад, что во время пребывания в Венеции запасся парой хороших перчаток.

Обернувшись, он кивнул голубому пятну Венецианского залива на горизонте.

«Прощай, Средиземноморье, – подумал он. – Я славно отдохнул под твоим солнцем, попивая мадеру и наслаждаясь темноглазыми красавицами, но, видать, мне больше по душе холодные северные земли. Бог знает отчего».

Ирландец сдвинул на затылок шляпу и озадаченно покачал головой. "Странно, – подумал он, – как все обернулось под конец. В среду вечером трое Гритти пытались меня убить, а на следующее утро один из них спас мне жизнь и указал безопасный корабль. И откуда только он узнал, что я ищу корабль до Триеста? Похоже, жители Венеции знают о моих делах больше, чем я сам.

Кстати, что же это за дела? Я так и не возьму в толк, почему этот мелкий старый попрыгунчик в черном – господи, я даже не помню его имени – дал мне столько денег. Неужели я единственный человек, который, на его взгляд, способен поддерживать порядок в австрийском трактире? И с каких пор вышибале предлагают такие деньги? Сдается мне, обычно хватает жилья и стола. Ладно, старина, не нужно дурацких вопросов, – оборвал он себя. – Тебе заплатили, остальное неважно".

Дорога вилась теперь среди высоких сосен, и холодный воздух был пропитан запахом смолы. Даффи глубоко вдохнул и счастливо улыбнулся. "Наконец запах дома, – подумал он. – Австрия, мне так тебя не хватало.

И тебя, Ипифания, признался он неохотно. Милосердный боже, Даффи неожиданно почувствовал себя старым, у нее, поди, уже ребенок. А то и двое. Но, возможно, – воодушевился он, – что этот треклятый Хальштад однажды свалился с лошади на соколиной охоте и теперь она богата и одинока. Хо-хо! Конечно, она, может, и разговаривать со мной не станет: «Эй, слуга, вылей ночной горшок на этого бродягу у дверей». Тут последовало мгновенное видение оскверненного и обезумевшего Даффи, который врывается на пир через окно, точно омерзительный призрак.

Мерный топот подков прервал его грезы. Он обернулся – в пятидесяти шагах позади него лениво трусил на лошади здоровяк в шнурованном кожаном колете, с луком охотника на серн. Даффи приветствовал его взмахом руки, но, не желая вступать в разговор, не замедлил движения.

Наконец, он сосредоточился на том, что тревожило его сильнее всего. «Неужели, – неохотно спросил он себя, – я сделался горьким пьяницей? Я пристрастился к вину лет с одиннадцати, но прежде оно никогда не вызывало галлюцинаций или потери памяти. Знаешь, друг, ты с каждым днем стареешь. И уже не можешь пить, как в двадцать лет. После этого путешествия временно перейду на пиво, да и то в разумных количествах, – зарекся он. – Без сомнения, я не хотел бы снова увидеть козлоногих людей».

Дорога пошла круче. По левую руку возвышался глинистый склон в коричневом ковре из сосновых иголок, справа такой же склон уходил вниз. Высокие сосны поднимались с каждого пригорка, точно рассевшиеся рядами зрители в пышных зеленых уборах. Пение птиц разносилось по лесу, а сидящие на верхних ветвях белки с большим интересом разглядывали коня и всадника. Даффи с гуканьем хлопал в ладоши, и белки бросались наутек.

Он поравнялся с еще одним всадником – жирным монахом на заморенном осле. Человек, похоже, спал, покачиваясь в седле, доверив выбор пути своей кляче. Для этого времени дорога весьма оживленная, отметил Даффи.

Внезапно стало тише. Что за звук прекратился? Ну да, стук подков лошади охотника на серн. Даффи снова обернулся и мигом слетел на землю, когда стрела с железным наконечником прошила воздух в шести дюймах над лукой его седла. Неловко перекувырнувшись на тропинке, размахивая в воздухе сапогами, он поехал вниз по крутому склону. Футов тридцать он проделывал борозды в грязи и сметал сосновые иглы, а потом судорожно ухватился за торчащий корень и поспешно поднялся на ноги. Сейчас он находился позади широкого ствола и молил бога, чтобы его не было видно с дороги.

Дрожащей рукой в перчатке он стер с лица холодную грязь и отдышался. «Разбойник, клянусь богом, – подумал Даффи. – Надеюсь, он не тронет бедного монаха. Третье покушение на меня за три дня. Недурное совпадение». Да, всего-навсего совпадение, твердо заверил он себя.

– Ты видел тело? – спросил кто-то на дороге.

– Болван, говорю тебе, ты промахнулся, – последовал ответ. – Стрела улетела в лес. А он прячется где-то внизу.

После длительной паузы первый заговорил снова, уже спокойнее:

– Просто великолепно.

«Кто же второй? – подумал Даффи. – И где монах? Или второй и есть монах? Дорого бы я дал, чтобы видеть дорогу».

– Эй! – закричал один. – Я знаю, ты меня слышишь. Выходи, мы ничего тебе не сделаем.

Как бы не так, невесело усмехнулся Даффи. Как бы не так, приятель.

– Ты знаешь, у меня лук. Я могу просто выждать. Ты рано или поздно вылезешь, и я пушу стрелу тебе в глаз.

«Ну, коли на то пошло, – возразил про себя ирландец, – я могу дождаться темноты, потом незаметно выберусь на дорогу и перережу твое крикливое горло. Вот только как с моим конем и припасами? Странные разбойники вы двое, раз предпочитаете всадника коню».

Некоторое время на дороге было тихо. Потом послышались треск и чавканье грязи под ногами двух спускающихся людей.

– Осторожнее! Ты его видишь? – крикнул один.

– Нет, – отозвался другой. – Куда ты? Нам надо держаться рядом.

Когда Даффи рассчитал, что один из них готов поравняться с его деревом, он вытащил рапиру и выпрыгнул из-за ствола. Это был жирный монах с длинным мечом в руках. Он в ужасе завизжал и парировал выпад Даффи скорее по воле случая, чем за счет навыка. Монах навалился на ирландца, и оба поехали по скользкому склону, скрестив клинки, лишенные возможности как-то затормозить свое скольжение. Удерживая клинок монаха, Даффи попытался обернуться и посмотреть, что у них на пути. «Толстая ветка мне в спину, – мрачно предположил он, – положит конец этой забаве».

Длинная волочащаяся ряса монаха задела за выступ скалы, и он повис как на крючке, так что клинки расцепились, а Даффи поехал дальше. Высвободившись наконец из неловкого корпс-а-корпс, ирландец мигом затормозил носками сапог, правой рукой и рукоятью рапиры и вскоре остановился, отправив вниз по склону маленькую лавину грязи. Затем занял устойчивую позицию, вдавив подошвы в почву.

Второй разбойник поспешно спускался по склону, но был еще довольно далеко от монаха и Даффи.

Потом ткань не выдержала, и монах возобновил свое движение. Он снова попытался парировать рапиру Даффи, но на сей раз ирландец сделал быстрый финт, и монах напоролся животом прямо на острие выставленного вперед клинка. Эфес рапиры Даффи задержал его падение, и лицо раненого оказалось в каком-нибудь футе от лица ирландца. Монах конвульсивно замахал мечом, но Даффи перехватил свободной рукой его запястье и отвел в сторону. Двое мужчин мгновение смотрели друг на друга.

– Ты не настоящий монах, – выдохнул Даффи.

– Ты… сгоришь в аду, – захлебнулся монах, и ноги его подкосились.

Поддержав труп правой рукой, Даффи высвободил клинок и отпустил тело, позволив ему катиться вниз по склону. Он посмотрел вверх. Футах в двадцати над ним охотник на серн сумел уцепиться за дерево, не рискуя спускаться дальше, чтобы не напороться на рапиру ирландца. Разбойник сжимал меч, но, похоже, не очень представлял, как пустить его в ход. Свой лук он оставил на дороге.

– Давай, хорек, – подзадорил его Даффи. – Выкажи немного той смелости, с которой пять минут назад ты стрелял мне в спину.

Разбойник облизнул пот с верхней губы и затравленно оглянулся через плечо. Он явно прикидывал, сумеет ли вскарабкаться обратно на дорогу, прежде чем ирландец достанет его.

– Не надейся, что я стану раздумывать, – заверил Даффи, угадав намерения противника.

Тогда охотник на серн в отчаянии заскреб мечом по земле, так что в ирландца полетели камешки и слежавшиеся листья.

Даффи громогласно расхохотался, заставив эхо зазвенеть между деревьями.

– Поздновато пахать землю, приятель! Не знаю, где ты и твой жирный спутник прятали мечи, пока ехали верхом, но лучше б им там и оставаться. – Камень размером с кулак чувствительно ударил его по голове. – Ох, ты! Ладно, собачий сын… – В ярости он стал взбираться по склону.

Его противник бросил свой меч, развернулся и припустился вверх, точно испуганная белка. Более тяжеловесный Даффи, к тому же не намеренный выпускать из рук рапиру, несмотря на отчаянные усилия, остался позади.

Дело может обернуться плохо, сообразил он, коли враг успеет добраться до своего лука. Даффи остановился, чтобы перевести дыхание, и выковырнул из земли камень. Он взвесил камень в руке. Неплохо. Отведя левую руку назад и опираясь на ветку, он расслабился и стал выжидать, когда трусливый разбойник, чье продвижение через заросли было слышно, наверное, за милю, окажется в поле его зрения.

Наконец тот появился на краю дороги, его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне неба. Рука Даффи сорвалась, подобно выпущенной стреле, метнув камень со всей силой, которая у него оставалась. Через секунду разбойник отчаянно дернулся и исчез из виду.

«Достал я тебя, подонок», – подумал Даффи, возобновив свой подъем. Прошло еще несколько минут, пока он не оказался на дороге, но за все это время поверженный разбойник никак не дал о себе знать. «Наверное, я попал ему в голову и убил его», – мрачно заключил ирландец.

Впрочем, он воодушевился при виде коня со всеми припасами, который обнюхивал топкую почву шагах в сорока в стороне.

– Здорово, конь! – позвал он, направляясь к животному. Конь поднял голову и безучастно оглядел своего хозяина. – А где ж ты был, животное, пока я кувыркался по этим горам? А? – Конь отвернулся, явно не разделяя энтузиазма Даффи. Он огорченно покачал головой и запрыгнул в седло. – Вперед, бессердечная скотина.

После полудня дорога превратилась в широкий уступ, круто поднимающийся вдоль почти отвесной горной гряды. Стертые камни образовали дорожный настил, а со стороны обрыва дорогу огораживала наклоненная наружу ветхая изгородь из полусгнивших прутьев. Когда солнце всего на несколько пальцев не доползло до западных вершин, Даффи очутился перед приютом Святого Стефана – крытым шифером строением с узкими окнами, притулившимся между двумя мощными выступами альпийского гранита.

«В самое время, – подумал ирландец, направляя коня по дорожке к приюту. – Если бы не двое убийц этим утром, я был бы здесь слишком рано и мог бы поддаться искушению продолжить путь и поискать другое укрытие на ночь, возможно, не столь подходящее». Когда Даффи спешился, тяжелая входная дверь отворилась, и двое монахов пересекли заснеженный двор.

– Вечер добрый, путник, – сказал тот, что был повыше. – Брат Юстас отведет твоего коня в стойло. Идем со мной.

Даффи последовал за монахом внутрь и, когда дверь закрылась, снял свою шляпу и накидку. Узкая прихожая освещалась факелом, висящим на стене в железном канделябре, а в углу стояло с полдюжины мечей.

– Мы требуем, чтобы все наши гости оставляли оружие здесь, – сказал монах.

Даффи ухмыльнулся, отстегивая рапиру и вручая ее монаху.

– Прекрасная мысль, только как вы заставляете всех с ней соглашаться?

– Очень просто, – ответил монах, помещая рапиру Даффи рядом с остальными. – Кто не согласен, ночует снаружи.

После вечерней трапезы шестеро гостей расположились вокруг большого очага и пили бренди. Большинство сидели на деревянных стульях, но Даффи улегся на полу, использовав спину большой спящей собаки в качестве подушки. Ирландец позволил себе кружку бренди, рассудив, что оно послужит лекарством против простуды.

С безмолвного взаимного согласия мотивы странствований решили не обсуждать, и гости проводили время, рассказывая всяческие истории. Итальянец поведал мрачную повесть о высокородной девице, которая хранила голову своего юного возлюбленного в цветочном горшке и поливала слезами растущий цветок. Встречавший Даффи монах позабавил слушателей непристойной историей об известного рода путанице в монастыре, а сам Даффи вспомнил старинное ирландское предание о том, как Саив, жена героя Финна МакКула, была превращена из фавна в человека.

Низенький пожилой господин едва начал декламировать длинную поэму о заблудившемся в Альпах императоре Максимилиане, как дверь приюта внезапно отворилась. Мгновение спустя высокий человек в тяжелых сапогах и накидке проводника шагнул в комнату, стряхивая с усов снег.

– Как, Олаус, холодная ночь? – спросил монах, поднимаясь, чтобы налить бренди новому гостю.

– Нет, – ответил Олаус, с благодарностью принимая кружку. – Зима складывает пожитки и возвращается на север. – Он сделал большой глоток. – Но в горах появились чудища.

Даффи взглянул с любопытством:

– Чудища?

Проводник кивнул, усаживаясь у огня.

– Угу. Грифоны, змеелюды, всяческие демоны.

– Ты их видел, Олаус? – спросил монах, подмигивая остальным гостям.

Олаус мрачно покачал головой:

– Нет. Мало кто уцелел после встречи с ними. Но сегодня у Монташа я слышал в горах их песнопения, а по дороге сюда наткнулся на необычные следы в снегу. Интересно, что их взбаламутило?

– Ума не приложу, – беззаботно заметил монах. – Видать, у чудищ сегодня какой-нибудь праздник. Не иначе открыли бочонки весеннего пива.

Олаус наконец сообразил, что над ним подшучивают, и погрузился в угрюмое молчание.

«Кстати, – подумал Даффи, – как там поживает темное пиво „Херцвестен“? Надеюсь, этот Гамбринус знает свое дело и не допустит порчи». Даффи зевнул. После выпавших ему сегодня испытаний его от выпитого бренди потянуло в сон. Он осторожно встал, чтобы не разбудить собаку.

– Брат, пора мне на боковую, – сказал он. – Где бы найти койку?

Монах повернулся с улыбкой, которую Даффи случалось видеть у старух, ухаживающих за ранеными. Это была спокойная улыбка того, кто придерживается нейтралитета и может быть одинаково любезен со всеми.

– Вон в ту дверь, – указал он. – Завтрак на рассвете.

Даффи кивнул с некоторым замешательством и направился к указанной двери, неожиданно для себя подумав о том, не могло ли недоверие монаха к рассказу Олауса оказаться притворством? Впрочем, подобная мысль была очевидной глупостью, и он тут же выбросил ее из головы.

В соседнем помещении два десятка коек были прикреплены к стенам на манер книжных полок. Даффи оставил сапоги на полу и забрался на верхнюю койку. Поверх досок было расстелено одеяло. Даффи растянулся на нем, накрылся своей накидкой, а под голову запихнул заплечный мешок. Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса, читающие молитву. «Вовремя я ушел», – подумал он с ухмылкой. Потом повернулся на бок и заснул с мыслью о девушке по имени Ипифания.

Ночью шел снег, и, когда наутро Даффи зашел в стойло оседлать коня, воздух был таким холодным, что при вдохе сводило зубы. Конь тряс головой и негодующе фыркал, отказываясь верить, что в такой ранний час его заставляют работать.

– Давай просыпайся, – сказал ему Даффи, забираясь в седло. – Солнце встало и к десяти часам рассеет проклятый туман. К полудню от всего этого следа не останется.

Туман, однако, сопротивлялся, будто цепляясь изо всех сил своими клочковатыми пальцами за каждый камешек. Даффи уже въехал в Предильский проход, справа от него тропа обрывалась круто, как срезанная ножом, и туман создавал иллюзию мерцающей стены, подстать темной каменной стене слева. Один раз, чтобы проверить глубину невидимой бездны, он выковырнул камешек и швырнул его за край тропинки. Ни один звук не долетел оттуда.

Когда, по его расчету, утро было в самом разгаре, тропа расширилась, обвивая широкое плечо хребта Мартиньяк. Часовни путешественников, каменные пирамиды и истуканы даже в тумане надежно указывали дорогу, так что Даффи откинулся поудобнее в седле и запел.

Кто знает, есть ли за островом Мэн

Чудесная Птица-Жар?

Туда позолоченные корабли

Спешили из дальних краев земли

Под парусами белей облаков,

Под звуки труб, барабанов, рогов,

Мечтая достать королевский дар,

Чудесную Птицу-Жар.

Сквозь туман Даффи уже некоторое время смутно виделся горный хребет, параллельный его тропе, и сейчас, взглянув туда, он увидел на вершине хребта силуэт громадного всадника.

– Господи помилуй! – ахнул Даффи, инстинктивно хватаясь за рукоять рапиры. Этот человек ростом не меньше двадцати футов, решил он. Прав был Олаус.

Смутно различимый великан схватился за свой меч, тогда Даффи выхватил рапиру и угрожающе взмахнул ею. Великан сделал то же самое. Удивленный ирландец немного расслабился. Потом убрал рапиру в ножны. То же сделал и великан. Затем Даффи раскинул руки и медленно замахал ими на манер летящей птицы. Призрачный всадник синхронно повторил его движения.

Даффи облегченно расхохотался.

– Конь, нам нечего пугаться, – сказал он. – Это всего лишь наша тень в тумане.

Конь с отвращением фыркнул.

Таращить глаза в молочный мерцающий туман было не слишком приятно, поэтому ирландец предпочитал рассматривать собственные руки, тропу и поставленные на пути вехи. Когда же он снова взглянул на призрачного всадника, то, к удивлению своему, увидел целую вереницу марширующих силуэтов. Он встревоженно пригляделся и оцепенел.

Первым шел зверь с телом громадной кошки и головой хищной птицы, в такт ходьбе на его спине подрагивали сложенные крылья. За ним ковыляло существо, похожее на ящерицу с нелепым петушиным гребнем. «Василиск, будь я отец-исповедник», – подумал Даффи, пока струйки пота стекали за ворот его накидки. В безмолвной туманной процессии были и другие фигуры: гномы, чудовищные крабы и неведомые создания, похоже, состоявшие из одних извивающихся щупалец. Все тени двигались размеренно, как будто они долгие часы находились на марше, но еще много лиг лежало впереди. И посередке этого сборища двигалась тень точно проглотившего аршин всадника.

Подобно ребенку, который увидел в окне бледную безглазую личину, Даффи едва осмеливался вздохнуть. Он медленно отвел глаза от призрачного кряжа и взглянул вперед, где, к ужасу своему, увидел в тумане расплывчатые очертания. «Наверное, я увижу что-то и позади, – подумал он, – но нет силы, которая заставила бы меня обернуться». Часть рассудка, на которую он всячески пытался не реагировать, не переставала испуганно вопить: «Что им нужно? Что им нужно?». Здравый смысл советовал избегать резких движений и дождаться, пока фантастические существа уйдут.

Они не ушли. Когда с приближением вечера небо стало меркнуть, Даффи по-прежнему оставался в компании своих безмолвных спутников. За долгий день верховой прогулки страх понемногу уступил место какому-то обреченному удивлению. Тем временем конь, казалось, не замечал окружавших их существ.

С безразличием приговоренного Даффи остановил коня – сказочные животные тоже остановились – и начал разбивать лагерь под низко нависшим уступом. «Я, несомненно, либо сошел с ума, либо погибну, – подумал он, – но почему должен при этом мерзнуть?» Он принялся собирать валежник и однажды, чтобы поднять особенно подходящую ветку, подошел почти вплотную к одному из чудовищ. Существо – подобие птицы с собачьей мордой – поклонилось и отпрыгнуло назад.

Ирландец заполз под скальный навес и собрал валежник в пирамиду. Он достал деревянную коробочку с трутом и положил в основание пирамиды несколько щепоток запасенного пуха. Туман сделал увеличительное стекло бесполезным, так что он вылил на валежник несколько капель бренди и принялся высекать искры из эфеса рапиры рукоятью своего кинжала. Клинк…клинк… клинк – разносился звук в холодном безмолвии. Наконец тонкий язычок пламени заплясал над валежником, и через минуту костер разгорелся достаточно, чтобы осветить убогое убежище Даффи. Остро ощущая, что он единственный человек на сотни миль ледяного пространства, ирландец благословлял потрескивание огня, которое скрадывало зловещую тишину обступившей темноты.

Он отхлебнул изрядную порцию бренди и поплотнее закутался в свою меховую накидку. Теперь он мог предположить, что чудовища были всего лишь иллюзией, эффектом рассеянного солнечного света, тумана и снега. Утром они исчезнут, сказал он себе.

Они не исчезли. Когда на рассвете Даффи открыл глаза, сердце его упало при виде полукруга высоких фантастических фигур всего в дюжине футов; снеговые шапки на крыльях и рогатых мордах свидетельствовали о том, что так они провели всю ночь. Если бы не мерцание настороженных глаз, сейчас их вполне можно было бы принять за статуи.

После того как он поднялся, покормил равнодушного к происходящему коня, сам прожевал кусок колбасы и запил его холодным вином, двое существ расступились, открывая полукруг. Даффи послушно залез в седло и двинулся вперед, тогда двое отступивших обогнали его, чтобы возглавить процессию, а остальные пристроились сзади.

Небо в это воскресное утро было ослепительно синим, и на его фоне горные вершины могли показаться вырезанными из мятой белой бумаги, если бы не поразительное ощущение безбрежного пространства вокруг. Пар от дыхания Даффи рассеивался позади в прозрачном студеном воздухе, и он чувствовал, что ступает по самому краю мира, ближе к небесным уделам, чем к теплому сердцу земли.

Около могучего гранитного уступа дорога разветвлялась: налево и вниз отходила тропа, где, судя по ухоженным часовням и каменным пирамидам, движение было оживленным, другая тропа карабкалась вверх и, несмотря на торчащие из-под снега старые путевые знаки, несомненно, оставалась заброшенной по меньшей мере несколько сезонов. Диковинная процессия без колебаний устремилась по старой тропе. Даффи нахмурился, в нем затеплилась было надежда повстречать компанию путешественников, способную отпугнуть его фантастический эскорт. Он обернулся и оглядел примерно дюжину тварей за своей спиной. Да нет, безнадежно махнул он рукой, тут нужна или очень большая компания, или такая, где все отчаянные храбрецы.

Когда ослепительное солнце на несколько градусов перешло меридиан, они снова повернули. На новой тропе между скалистых стен не попадалось ни единого знака, но достаточно правильное направление и ровная поверхность под ногами указывали, что в свое время и по ней кто-то передвигался.

Даффи был на грани паники. «Куда ведут меня эти твари? – почти всхлипывал он. – Мы, слава богу, движемся почти прямо на восток, но теперь уже в нескольких милях к северу от намеченного маршрута. Сумею ли я отделаться от них? А если да, то найду ли дорогу к своей первой тропе?»

Крутой подъем еще несколько раз менял направление и с каждой лигой становился все прямее и шире. Было уже далеко за полдень, и Даффи набирался решимости повернуть свою лошадь из процессии, когда все доселе безмолвные существа одновременно затянули нечто похожее на песню. Это был набор отдельных протяжных нот, точно незатихающие отзвуки дюжины гигантских гонгов, и мотив, в который они соединялись, отражающийся от стен ущелья и уносящийся ввысь, наполнил глаза ирландца слезами – так велико было переданное чувство нечеловеческого величия и одиночества. И когда песня стала нарастать и достигла головокружительной высоты в неведомой гамме, поднимавшийся вверх проход вывел на покрытое снегом обширное каменистое плато.

Несмотря на безграничное изумление, Даффи на миг закрыл глаза, прежде чем вернуться к ошеломляющему зрелищу. Неимоверно древние, обточенные ветром колонны разной высоты выстроились вдоль вершины в два ряда, разделенные почти полумилей потрескавшегося камня. Даже самая низкая из колонн возносилась своей выветренной верхушкой на дюжину футов над головой Даффи, и внутри каждой могла бы свободно уместиться небольшая часовня.

Двое проводников впереди расступились, и конь Даффи без приглашения возглавил шествие. Ирландец и его фантастическая свита торжественно проследовали к центру широкого прохода между колоннами. Красное солнце висело прямо позади, и Даффи сообразил, что если смотреть в ту сторону с другого края плато, то можно увидеть солнце, заходящее ровно на западном конце гигантского зала без крыши.

«Господи, – сказал себе Даффи, – на что же походило это место, когда, неважно сколько тысяч лет назад, над ним смыкался свод? Представь сотни факелов в руках собравшихся на мозаичных плитах, образы, выписанные на высоком сводчатом потолке, мраморный алтарь выше человеческого роста, но все равно крохотный в сравнении с высящейся над ним колоссальной статуей женщины, глядящей поверх голов молящихся прямо в око заходящего солнца…»

Даффи несколько раз глубоко вздохнул, опасаясь, что разреженный горный воздух может вызвать бред. «Держись, приятель, – подбадривал он сам себя, – ты едва не преступил границу между воображением и реальностью».

Передвижение по плато заняло почти час, и когда ирландец достиг противоположного края, длинная тень уже опережала его на несколько минут. Прямо перед ним располагался большой квадратный след, и, приглядевшись, он понял, что это брешь в каменном покрытии, как будто кто-то аккуратно удалил квадратную плиту – или нет, пришло ему в голову, как будто кто-то стоял здесь, прежде чем уложили пол, и был потом убран. Он опасливо покосился вправо-влево, и сердце у него захолонуло при виде двух остатков каменных колонн, в которых, несмотря на разрушительный эффект тысяч альпийских зим, можно было ясно опознать ступни и лодыжки исчезнувшего колосса.

Даффи осознал, что его трясет, и полез в седельную сумку за бутылью бренди. Он откупорил бутыль, но, прежде чем успел поднести ее к губам, конь преодолел дюжину ярдов между краями каменных ног, и озноб внезапно прекратился. Раз уж бренди все равно оказалось в руке, ирландец отпил глоток – напиток был теплым после длительного соседства с конским боком, – но теперь не для того, чтобы прогнать страх, а только чтобы воздать должное окружающей красоте.

Древняя лестница, превращенная ветром в изрезанный склон, спускалась вниз от вершины плато, и Даффи взглянул на еще освещенные солнцем высокие пики, теперь угадывая в них очертания первозданных крепостных стен и башен. Он уже забрался в тень, альпийский холод крепчал с наступлением темноты, поэтому Даффи направил коня к укрытию в небольшой пещере, спешился и стал устраиваться на ночь. Наконец он пристроился, завернувшись в накидку, между укрытым попоной конем и скалой и принялся смотреть в небо, постепенно чернеющее за неподвижными силуэтами его стражей, пока совсем не стемнело.

Пятью днями позже Йоханнес Фрейбург сидел в трактире Святого Мунго и, отставив в сторону кружку с элем, кивал сидящему напротив старику, глаза которого уже округлились от страха.

– Вот я и говорю. В компании всех демонов Альп. Случилось это аккурат на закате, я с моими козочками переходил мост через Драву и тут услышал пение – эдакие тонюсенькие голоса щебетали на птичий манер какой-то чудной мотив. Я было решил, что наконец господь и все ангелы спустились за мной. Обернулся в сторону гор – глядь, высокий седой человек на хромой лошади спускается по тропе, и солнце освещает его, будто перед ним несут фонарь. А позади на каждом уступе, в каждой трещине рядами сидят демоны с птичьими головами, виверны да любое проклятое чудище, о котором когда случалось слышать, и распевают, что твой церковный хор.

Старик перекрестился и судорожно сглотнул.

– Еще эля сюда, – дрожащим голосом позвал он трактирщика. – Так кто это был? – обратился он к собеседнику. – Вельзевул?

– Не знаю. Я поскорее припустился оттуда, чтобы он не смог приблизиться и меня околдовать, но он был похож… Господи, да вот же он, только что вошел в дверь!

Даффи даже не заметил старика, который, закрывшись руками и жалобно вскрикнув, опрометью выбежал из комнаты. Он прошел к стойке и спокойно спросил кружку пива. Лицо ирландца было изможденным, а вокруг глаз залегли новые морщинки. Когда ему нацедили пива, он сел за столик в углу и неспешно принялся пить, не замечая пристального благоговейного взгляда Фрейбурга.

«Так, – думал Даффи, – целых шесть дней никак не спишешь на белую горячку. – Он вздохнул и покачал головой. – Меня действительно сопровождали через Предильский проход фантастические создания, о которых только в сказках и услышишь. Они вели меня, обходя скрытые под снегом провалы, следуя известному только им пути. При этом они всегда держались на почтительном расстоянии и кланялись при моем приближении! Как будто… как будто я был долгожданным королем, возвращающимся в свои владения».

Он вспомнил свой непонятный страх неделю назад в той безумной таверне в Триесте – страх неведомых воспоминаний.

«Вот еще на мою голову, – подумал он. – А ну как козлоногий человек не был наваждением? Дьявольщина, в сравнении с моей компанией в последние шесть дней он был самым что ни на есть обыденным зрелищем».

Дверь трактира распахнулась настежь, и вошел крепкий бородатый мужчина в высоких ботфортах. Он рассерженно огляделся.

– Черт побери, Фрейбург, – рявкнул бородач, – ты не видел Людвига? Он собирался пропустить здесь кружечку.

Фрейбург услужливо кивнул.

– Точно так, господин Йонт. Он… э… только что выскочил через заднюю дверь.

– Ага, меня, стало быть, увидел. Ленивая старая мартышка, я ему все зубы пересчитаю. Ведь он знает…

Фрейбург ужом завертелся на стуле, тряся головой, подмигивая и размахивая руками. Йонт изумленно воззрился на него, потом сообразил, что пастух хочет сказать ему что-то по секрету. Он наклонился пониже.

– Ну, что еще?

– Не вините Людвига, – шепнул пастух. – Это все демоны, с которыми вон тот седой водит дружбу.

Йонт взглянул на Даффи, который сидел, уткнувшись в свое пиво.

– Черт побери, – сказал он Фрейбургу, – вы, крестьяне, шагу ступить не можете, чтобы не обвинить кого-нибудь в сношениях с дьяволом.

– Но так оно и есть, – воспротивился пастух. – Я ничего не…

– Ну конечно. Как в прошлом году, когда ты распял в городе всех котов, которые якобы прислуживают ведьмам.

– Послушайте, господин Йонт, были явления…

Йонт высказал непристойное предложение по поводу того, какую позу должен принять Фрейбург при очередном явлении.

– Ну где тут мой хнычущий слуга? Господи, прячется среди метел и корзин. Вылезай, Людвиг, трус несчастный. Нам давно пора быть в дороге, везти шкуры в Вену, пока они не сгнили под дождем.

Даффи оторвался от пива.

– Вы направляетесь в Вену? – спросил он.

Три лица одновременно повернулись к нему – два бледных и испуганных и одно внимательное, оценивающее.

– Верно, незнакомец, – ответил Йонт.

– Я с радостью заплачу, если позволите составить вам компанию, – сказал Даффи. – Мой конь охромел во время… э… вынужденного перехода через Альпы, а у меня нет времени ждать, пока он придет в норму. Я не буду большой обузой, а случись повстречать разбойников, думаю, лишний клинок вам не помешает.

– Во имя милосердия господня, хозяин, – взмолился Людвиг, – не…

– Заткнись! – отрезал Йонт. – Коли хочешь, обливайся святой водой или нарисуй на лбу крест, а здесь я подбираю себе компанию. – Он повернулся к Даффи, немало озадаченному такой реакцией. – Разумеется, незнакомец, можешь ехать с нами. Я возьму с тебя десять дукатов, но верну вдвое, если поможешь отбиться от разбойников.

Людвиг начал всхлипывать, и Йонт отпустил ему затрещину.

В ветвях деревьев перекликались птицы, когда скромный караван Йонта тронулся в путь. Четыре бочкообразные лошади были впряжены в головной фургон, на облучке которого сидели Йонт и его слуга, тогда как двое Йонтовых сыновей, скинув рубашки, улеглись позагорать на тюках. Позади был прицеплен второй фургон, на козлах которого развалился разморенный утренним солнцем Даффи. По обочинам дороги выстроились ребятишки, радостными криками провожая груз, от которого их городок последние два дня насквозь провонял сыромятней. Ирландец сдвинул шляпу набекрень. «Прощай, конь, – подумал он. – Без меня тебе наверняка будет лучше».

Сейчас, под ярким утренним солнцем, наблюдая за птицами, которые радостно перепархивали с ветки на ветку, и слушая скрип колес фургонов, Даффи легко было расценить все случившееся с ним в горах и в Триесте просто как редкостную возможность увидеть проблески отживших древних миров. Такое до сих пор случается, говорил он себе, в разных захолустных углах и путешественнику не пристало впадать в панику от подобных встреч.

На ночь они разбили лагерь на берегу Рааба. Людвиг всячески сторонился Даффи, неизменно усаживаясь по другую сторону костра, и, дабы не оставлять ни малейшего сомнения в своих чувствах, почти каждые полчаса удалялся за фургоны, откуда затем доносились громкие молитвы. Сыновья Йонта, напротив, прониклись к ирландцу симпатией, и он показал им, как играть мелодии на зажатой между большими пальцами травинке. Ребята пришли в полный восторг, когда он закончил свое выступление задорным отрывком из Вильде Манне Блейлока, но вновь укрывшийся за фургоном Людвиг стал громко взывать к господу с просьбой укротить дьявольские дудки.

– Будет уже, – наконец сказал Йонт. – Ты перепугал бедного Людвига до смерти. Да и время позднее. Всем пора спать. – Он прикрыл костер валежником и проверил привязь у лошадей, в то время как его сыновья залезли в спальные мешки, а Даффи завернулся в свою старую накидку.

На следующее утро все небо затянули низкие тучи, и Йонт сильно забеспокоился за свой товар.

– К черту завтрак, ребята, – выкрикивал он, хлопками расшевеливая лошадей, – мы уже пять минут как должны быть в пяти милях отсюда.

Даффи взгромоздился на козлы заднего фургона, поднял потертый воротник и возобновил прерванный сон.

Второй раз его разбудил странный птичий крик.

Похоже на кроншнепа, решил он спросонья, выпрямляясь на сиденье, только тот кричит не так глухо. Потом с другой стороны дороги донесся ответный крик, такой же фальшивый, и сон с Даффи как рукой сняло. Это не кроншнепы, мрачно подумал он. И вообще не птицы.

Стараясь выглядеть естественно, он встал на подножку, приноровился и перескочил на задок переднего фургона. Перевалившись через перекладину, он пролез по наваленным тюкам, по пути дружески кивнув парням, и постучал Йонта по плечу.

– Улыбайся пошире, – сказал он, словно не замечая Людвига, – но если имеется лук, давай его сюда. В лесу засели разбойники.

– Черт! – выдавил Йонт. – Нету у меня лука. Даффи закусил губу, прикидывая.

– При таком раскладе нам их точно не одолеть. По-моему, лучше всего сдаться, когда они появятся.

– Черта с два! Будем драться. Даффи пожал плечами:

– Дело твое. Тогда я пошел обратно и постараюсь помешать им отцепить задний фургон.

Он вновь перебрался по мешкам, сказал ребятам, что отец хочет с ними поговорить, и перелез на свой фургон.

Оказавшись на козлах, он надвинул шляпу до самых глаз и притворился, что заснул. Но руки от оружия уже не отнимал.

Когда фургоны проезжали под низко наклонившейся над дорогой веткой, она резко распрямилась и четверо по-кошачьи спрыгнули на путников. Двое свалились на тюки второго фургона, и Даффи в мгновение ока вскочил и развернулся к ним. Его клинок запел, вылетая из ножен.

Один из нападавших вытащил свой меч и со всего размаху рубанул Даффи по черепу. Ирландец парировал удар над головой и сразу же нанес ответный выпад. Противник отпрянул, но Даффи сумел зацепить его запястье кончиком рапиры.

– Ага! – рявкнул ирландец. – Йонт, разбойники! Гони что есть духу!

Тут он заметил, что их настигают трое верховых. «Господи помилуй, – подумал он, теперь нам точно каюк». Оказавшиеся в фургоне бандиты выставили мечи перед собой и попытались напасть разом. Впрочем, позиция Даффи за козлами была более удобной – он отразил первый выпад кинжалом и, захватив клинок на гарду, вывернул меч из руки нападавшего и перекинул через борт. Второй клинок он отбил наотмашь сверху вниз, так что тот на секунду застрял в деревянной скамье, а Даффи тем временем проткнул рапирой горло противнику. Разбойник свалился на дорогу, а другой, оказавшись обезоруженным перед двумя клинками Даффи, предпочел добровольно последовать за приятелем.

С момента, когда двое спрыгнули с дерева на фургон, прошло едва ли больше десяти секунд. Даффи обернулся, чтобы увидеть, как обстоит дело впереди. Один из сыновей Йонта хлестал вожжами лошадей, сопровождая свои действия бранью в адрес лезущих из кожи животных, тогда как торговец и его второй сын топорами отмахивались от бандитов. Оба были окровавлены, но поверхностные раны только добавляли им прыти.

Прежде чем верховой успел выкрикнуть предостережение, Даффи перемахнул на передний фургон, и его рапира описала горизонтальный сверкающий полукруг, вслед за чем голова разбойника закувыркалась в дорожной пыли. Другой бандит, которого Даффи сшиб с ног, отчаянно попытался схватить оброненный меч, но ирландец по рукоять загнал ему под челюсть свой кинжал.

Двое из трех всадников склонились с седел и пытались перерубить трос, соединяющий два фургона.

– Господи! – устало выдохнул Даффи, поднимаясь. Он перегнулся через край фургона и плашмя хватил рапирой по черепу одной из скачущих рядом лошадей. Животное взвизгнуло, споткнулось и полетело через голову, сбросив всадника на дорогу. Скачущая следом лошадь налетела на упавшую и тоже повалилась.

Последний всадник, внезапно очутившийся в одиночестве, нерешительно придержал коня.

– Отправляйся лучше домой подобру-поздорову, – посоветовал ему Даффи.

«О нет, – подумал он через мгновение, – новое подкрепление – Сзади быстро приближались еще двое всадников. Они держали мечи наготове, и Даффи не очень радовала перспектива новой стычки. – Сейчас они догонят напуганного разбойника, и, когда тот увидит подкрепление, мне придется сражаться с тремя».

Но тут Даффи удивленно заморгал, ибо один из новых всадников на ходу ловко вонзил шпагу в спину отставшего разбойника. «Так это нам подкрепление, – облегченно подумал ирландец». Он сел, улыбаясь во весь рот, когда один из спасителей, курчавый юноша, подъехал поближе.

– Вовремя вы, ребята, – приветствовал его Даффи. – Хотя еще чуть пораньше, и…

Он отпрянул, как испуганный кот, когда всадник нанес ему внезапный молниеносный удар в лицо. Острие шпаги порезало ирландцу кончик носа и метнулось к груди, но Даффи уже держал рапиру и парировал удар.

– Что за дьявольщина! – завопил Йонт. – Это что за негодяи?!

– Почем я знаю! – прокричал в ответ Даффи, пробуя обмануть юного всадника ложным выпадом. Тот непринужденно отбил клинок Даффи и сразу же нанес ответный выпад. Неплохо, тем более что он дерется верхом, быстро прикинул ирландец, вновь отпрыгивая назад, тогда как клинок незнакомца слегка прорезал ему камзол.

Фургон резко качнуло, когда второй всадник спрыгнул на ходу с коня на другой край.

«Проклятие! – подумал Даффи, крутясь волчком, чтобы отбить боковой удар их нового пассажира. – Шустрые ребята».

Йонт и его сын, вновь взяв топоры, полезли через задний борт своего фургона.

– Не суйтесь в это дело, – обратился к ним молодой всадник. – Нам нужен только он.

– А я что говорил! – взвыл старый Людвиг, высовываясь из-под козел переднего фургона. – Он дьявол! В воздухе что-то просвистело, юноша неуверенно покачнулся и секундой позже повалился вперед. Оперенная стрела торчала из его спины.

«Господи помилуй, – подумал Даффи почти в исступлении, – новые неприятности!»

– Гони! – завопил он. – Пора выбираться из этого бедлама!

В кустах вдоль дороги стояли люди, маленькие люди. Даффи пригляделся и с удивлением понял, что это гномы, одетые в кольчуги и с луками в руках.

Курчавый всадник тоже увидел их, побледнел и повернул коня. Но не успел он проскакать и десяти шагов, как дюжина стрел вонзилась ему между ребер и конь понесся дальше уже без всадника.

Фургоны продолжали катиться дальше, утыканный стрелами труп застыл на обочине, а гномы опустили луки и преклоняли колена, почтительно опустив головы, когда груз шкур проезжал мимо.

Вереницы коленопреклоненных гномов тянулись по обеим сторонам дороги почти на четверть мили. Ирландец медленно вытер рапиру и убрал ее в ножны, но никто в фургонах не произнес ни слова, пока последний гном не остался в пяти минутах езды позади.

– Они… тебя выручили, верно? Эти гномы? – Голос Йонта был полон сомнения.

Даффи мрачно пожал плечами:

– Не знаю. Похоже на то.

– Я уже много лет вожу шкуры через эти леса, – сказал Йонт. – Мне случалось прежде встречать разбойников. Но я впервые вижу гномов.

– Они ему кланялись! – подал голос Людвиг. – Становились на колени! Он король гномов!

– Ради бога, Людвиг, – с раздражением оборвал его Йонт. – Он выше меня ростом.

Даффи сел на один из тюков, пытаясь осмыслить происходящее.

«Невозможно примириться с тем, – думал он, – что, похоже, объявилось мировое братство, единственная цель которого – прикончить Брайана Даффи. Поверить в это может только безумец. Но еще поразительнее другое братство, посвятившее себя моей защите. Зачем, например, Джакомо Гритти спас мне жизнь в Венеции неделю назад? Зачем все чудовища Юлианских Альп собрались проводить меня через проход? И почему эти гномы, известные своей замкнутостью и тайным лиходейством, выходят толпой, чтобы убить моих преследователей?»

– Я не поеду с ним дальше. – Людвиг готов был разрыдаться. – Я человек набожный и не могу ехать в компании короля гномов и горных бесов.

«Ого, – с тревогой подумал ирландец, – откуда он знает о моих альпийских проводниках?»

– Замолчи! – рявкнул Йонт, но в его голосе уже не было слышно прежней уверенности. – Если поспешим, будем в Вене послезавтра к вечеру. Незнакомец, кем бы ты ни был, я обещал, что ты можешь ехать с нами, а теперь, когда ты спас нас от разбойников, тем более не отступлю от своих слов.

– Тогда уйду я, – сказал Людвиг. – Остановите фургон и отдайте мои пожитки. Йонт отмахнулся от него:

– Сиди помалкивай.

– Я не шучу, – настаивал старик. – Остановите фургон, или я спрыгну на ходу. Даффи встал.

– Верно, Йонт, притормози. Я пройдусь дальше пешком. Не хочу, чтобы ты лишился своего помощника-в одиночку он точно здесь сгинет.

Почтенного торговца шкурами раздирали противоречивые чувства: он явно был не прочь избавиться от беспокойного ирландца, но в то же время не хотел пренебрегать законами гостеприимства.

– Ты уверен, что хочешь нас покинуть? – спросил он. – Я не стану гнать тебя даже ради спасения полоумного Людвига.

– Уверен. Я отлично справлюсь. А случись что, свистну на помощь десяток-другой гномов.

Фургоны со скрипом остановились, тем временем Даффи надел заплечный мешок, свернул свою накидку и спрыгнул наземь. Сыновья Йонта прощались с ним с нескрываемой грустью: компания ирландца, понятно, устраивала их куда больше, чем набожный старикан. Даффи помахал рукой на прощание, и фургоны покатились дальше.

Ирландец устало выругался и уселся под деревом, чтобы пропустить глоток вина, ибо утро выдалось не из легких. "Наверное, – сказал он себе, с удовольствием потягивая тепловатое, чуть подкисшее кьянти, – я мог бы как-то избежать расставания. Подойти, скажем, к Людвигу со страшным лицом и шепнуть: «Если не заткнешься и не оставишь меня в покое, мой приятель сатана зашвырнет тебя отсюда в Гибралтар». Хо-хо!

Даффи настругал себе сыра, колбасы, лука и хлеба и запил все это новой порцией вина. Потом натер долькой чеснока порез на носу, чтобы предотвратить воспаление.

Минутой позже он встал, поправил шляпу на седой голове и зашагал на север по следу фургонов на пыльной дороге. Уверенной легкой походкой он оставлял позади себя милю за милей. В середине дня он позволил себе привал, но уже через пять минут отправился дальше. Дыхание его уже сильно сбивалось, но, отдуваясь и потея, он гнал себя дальше, чтобы до темноты преодолеть наибольшее расстояние.

Заходящее солнце окрасило небо на западе, когда за поворотом дороги Даффи открылась восточная оконечность озера Неусидлер, чеканным серебром блистающего под темнеющим небосводом. Слева в небольшом заливе приткнулся заброшенный на вид паром с барабаном и канатом – переправа на другой берег. «Пора наконец отдохнуть, – подумал он, усаживаясь прямо на дороге и вновь доставая бурдюк с вином. – В такое время никто не может ждать желающих переправиться».

На северном берегу мерцала оранжевая точка костра. «Не иначе Йонт, – решил Даффи. – Я даже пешком почти его догнал».

Почва была влажной, что наводило на мысли о змеях и упырях, поэтому он залез на дуб и расположился в естественном гамаке из ветвей, которые обхватывали его, словно пальцы громадной руки. Он поужинал хлебом, сыром и вином, в заключение позволив себе добрый глоток бренди. Затем повесил на ветку мешок, завернулся в старую накидку и устроился поудобнее на своем насесте.

Усталость и бренди быстро сморили его, но вскоре после полуночи он проснулся на своем естественном ложе от хриплых, гортанных голосов. «Что за чертовщина, – подумал Даффи спросонья. – Не иначе шайка на дороге». И оцепенел, ибо понял, что, если только он не стал жертвой неких удивительных чревовещателей, голоса доносились сверху, перемещаясь по небу.

Он не мог распознать язык, на котором перекликались существа, но звучал он явно как восточный – турецкий или арабский. «Неужто это все взаправду, – гадал Даффи, – или это бренди ударило мне в голову?»

Под звуки, похожие на хлопанье знамен на ветру, голоса удалились к северу, и Даффи наконец облегченно вздохнул, услышав их отзвуки далеко над озером.

«Никогда в жизни, – думал он, пытаясь взять себя в руки, – сверхъестественное не преследовало меня так, как за последние полторы недели». Он мог припомнить два-три странных случая из детства: престарелый господин, удивший рыбу на берегу Лайффи, который бесследно пропал, стоило юному Даффи на мгновение отвести взгляд; два облака над холмами Уиклоу, поразительно похожие на сражавшихся дракона и медведя; крошечный человечек, который подмигнул ему с ветки и, подпрыгнув, исчез в листве. Но тридцать лет назад подобное легко могло сойти за сон или игру. А недавние происшествия были слишком реальны. «Что же заставило нечисть повылезать из своих нор? – размышлял он. – Что?»

Он снова задремал, когда вдруг с севера донеслись слабые крики, но и на расстоянии Даффи отчетливо расслышал в них неистовый ужас. «Боже милосердный, – сообразил он, – это компания Йонта. Летуны добрались до них». Он приподнялся, но тут же безнадежно пожал плечами и лег обратно. «Чем я могу им помочь? – думал он. – Сейчас глубокая ночь, луна скрылась, а я на другой стороне озера. Да и будь я с ними, вряд ли я бы смог противостоять этим неведомым тварям».

Через несколько минут крики стихли. Ирландец хватил еще бренди, потом еще, закрыл глаза и попытался уснуть.

Наутро Даффи с трудом спустился с дерева, которое скрипело и ходило ходуном под яростным ветром, налетевшим с запада. Ветер раздувал его накидку и бросал в лицо длинные волосы. Когда Даффи спрыгнул на землю, вокруг крутились листья и сломанные ветки, точно уносимые потопом, а по небу рваными лохмотьями стремительно неслись серые тучи. «Господи Иисусе, – сказал себе Даффи, удерживай шляпу на голове, – можно подумать, настал конец света».

Он пошел по дороге к озеру, наклоняясь против ветра при каждом шаге и вцепившись в ворот накидки, чтобы не дать ей улететь вдаль на манер мохнатой летучей мыши. «Интересно, – прикидывал он, – сумею ли я в такую погоду справиться с переправой? По крайней мере стоит попытаться, – решил он, и тут же у него мелькнула мысль: – А с чего это я так тороплюсь? Или мне так не терпится увидеть Ипифанию?» На мгновение он почти забыл про Йонта.

Озеро походило на громадное оконное стекло, по которому в подкованных сапогах марширует невидимая армия; ветер разносил барашки и вздымал бесчисленные волны. Даффи взглянул на переправу, в душе содрогаясь от перспективы перетягивания парома через озеро, но с удивлением обнаружил, что паром уже пришвартован к берегу. Вчера его точно здесь не было, сказал он себе. Кто же успел его подтянуть?

Он побрел по замусоренному берегу к пристани и внезапно заметил стоящего на носу парома старика. Хотя спутанные волосы и борода паромщика были белее кости, ростом он был все шесть футов, с широкими плечами и мускулами атлета. Несмотря на пронизывающий ветер, одежду паромщика составляли лишь сандалии да повязка на чреслах.

– Две монеты за переправу, – произнес старик, легко перекрывая низким голосом шум ветра.

Даффи проковылял по пристани и осторожно перелез на паром.

– Какие монеты? – проговорил он, шаря под накидкой. «Слава богу, он готов переправиться, на его месте я бы вряд ли согласился», – подумал он.

– Мне что за дело! – рявкнул паромщик. – Сказано, две монеты.

Благословенны будь темные жители лесов, подумал Даффи, опуская два цехина в мозолистую ладонь, прежде чем сесть на скамью, хоть как-то укрытую от ветра высоким планширом. Старый паромщик отвязал швартовы, покрепче уперся узловатыми ногами в днище и взялся за протянутый на другой берег канат. Крутясь и подскакивая на неспокойной воде, точно пойманная рыба, плоскодонное судно стало удаляться от пристани.

Ошарашенный Даффи уставился на старика, будучи уверен, что на одном из берегов колесо переправы вращают волы. Да он тянет паром в одиночку, изумился ирландец. И по такой воде! Его сердце разорвется через пару минут.

– Позволь помочь тебе, – предложил Даффи, вскакивая на ноги.

– Нет, – ответил паромщик. – Сиди на месте.

«В его голосе слышится усталость, – подумал Даффи, вновь опускаясь на место, – но от труда куда более длительного, перед которым сегодняшние усилия не, более примечательны, чем полученные от меня две жалкие монеты».

Даффи взглянул на неспокойную воду впереди и внезапно вспомнил об окликах в небе и криках, услышанных прошлой ночью. «Точно ли крики доносились из лагеря Йонта? Пожалуй, да. Хотелось бы надеяться, что эти летучие твари не имеют ко мне никакого отношения, но, пожалуй, старый Людвиг был-таки прав. Я стал Ионой для Йонта и его спутников».

Он с тревогой взглянул на небо в обрывках облаков, опасаясь увидеть наверху кружащие крылатые фигуры вроде гигантских нетопырей. Но тут же ему пришло в голову, что летунов, кто бы они ни были, не могло не отнести на восток ураганным ветром. Точно само их появление здесь заставило землю вздрагивать.

Туго натянутый над водой канат гудел как басовая струна при каждой потяжке старого паромщика. Даффи покрепче ухватился за борт, все еще ожидая, что старик свалится замертво.

Однако противоположный берег мало-помалу приближался, и разбитый нос парома наконец ткнулся в сваи северной пристани. Даффи поднялся на ноги.

– Что ж, любезный, – проговорил он, – благодарю за беспримерный…

– Убирайся из моей ладьи, – оборвал старик. Ирландец нахмурился и вылез на пристань. Немногословны эти деревенщины, подумал он.

На усыпанной обрывками шкур и щепками прогалине виднелись остатки лагеря, но ни одного тела не было. Даффи так и не решил, радоваться этому или нет.

К полудню ветер стих. Он разогнал облака, и на солнце Даффи клонило в сон, так что ирландец расстелил под деревом накидку, растянулся на ней и задремал в пятнистой тени листвы.

Примерно через час его разбудил звук, который за последнее время начал приедаться ему, – лязг мечей. Даффи вскочил, свернул накидку и попятился в лесную чащу. «Хотя бы на сей раз, – сказал он себе, – останусь в стороне».

– Прикончить ублюдка! – воззвал некто. – Видишь его?

– Нет, – откликнулся другой голос. – Он только что нырнул в заросли.

– Так. Господи Иисусе! – Последовало троекратное звяканье стали и сдавленный крик.

На несколько секунд повисла тишина, затем вновь послышался второй голос:

– Боб, ты прикончил горбуна или он тебя?

Ответа не было.

«Сдается мне, горбун прикончил Боба», – подумал Даффи с жестокой усмешкой.

Где-то рядом затрещали ветки, и он шепотом выругался. Окружили. Не лучше ли забраться на дерево?

Внезапно из соседнего кустарника в ворохе листьев и сломанных веток метнулся кудрявый коротышка с нелепо длинным мечом, целя ирландцу в голову. Не успев обнажить собственный клинок, Даффи подпрыгнул и отбил удар каблуком сапога, отлетев при этом на несколько ярдов. Коротышка продолжил исступленную атаку, но Даффи уже держал рапиру и без особого труда отразил несколько яростных выпадов, ибо двуручный меч коротышки был слишком тяжел для обманных финтов.

«Пора отвечать, – подумал Даффи с раздражением, – а не то он сломает мне клинок».

– Что такое? – воскликнул он, отражая могучий удар в грудь. – Я ничего тебе не сделал!

Горбун, а это был именно он, как уже заметил ирландец, на мгновение в ярости уставился на него.

– Да ну? – выдавил он наконец и вновь кинулся в бой. – По-твоему, это ничего! Смотри же, как я ничего не сделаю с твоими грязными кишками!

«Сначала демоны, теперь безумец, – обреченно подумал Даффи. – Придется его убить».

Он развернул рапиру внутрь, намеренно приоткрывая плечо. «Когда горбун, поддавшись на уловку, ударит, – рассчитал он, – я парирую наружу, продолжу обманным прямым выпадом, обведу блок и проткну ему горло».

Горбун замахнулся для удара, который должен был стать для него роковым, но в этот момент через заросли продрались четверо вооруженных людей.

– Убить обоих! – прорычал предводитель новой партии, и они двинулись вперед, выставив мечи.

– Господи помилуй! – От новой напасти Даффи едва не потерял дар речи. – Продолжим позже, – обратился он к горбуну. – А пока займемся этими молодцами.

Коротышка кивнул, и они обернулись к четырем нападавшим. Даффи скрестил рапиру с двумя, выманивая кого-либо на бросок вперед для ответного выпада в лицо, но горбун налетел на свою пару, молотя мечом как попало. Лес наполнился звоном, точно дюжина кузнецов застучала по наковальням.

Удачный ремиз Даффи уложил одного из его противников с распоротым горлом; другой попытался использовать момент, пока Даффи не освободился, но ирландец проворно отскочил назад, и меч впустую рассек воздух. «Прикончу этого, – подумал Даффи, – хватаю свои пожитки, и давай бог ноги. Пусть сумасшедший горбун довольствуется расчленением следующего встреченного путника».

Отбив плохо направленный выпад, Даффи выбросил тело вперед в пунта сопра мано, но едва каблук опорной ноги коснулся земли, как тут же отломился, и Даффи упал. В последний момент он успел как кошка извернуться в воздухе, подставив рапиру между собой и противником. Секунд десять он извивался в прошлогодних листьях, отражая град посыпавшихся ударов и пытаясь подрубить противнику ноги, а потом раздалось мясистое «чак», и враг рухнул на него сверху.

Даффи едва успел поднять острие рапиры и вонзить его врагу под ребра, но когда отбросил труп в сторону и поднялся на ноги, то увидел на спине мертвеца зияющую рубленую рану.

– Я уже его прикончил, – пояснил горбун, отирая пот со лба. – Однако что это за финт – так бросаться на землю?

– Знатный вышел бы финт, не разруби ты мне перед тем каблук, – горько усмехнулся Даффи. Он оглядел полянку и увидел еще два трупа, распростершихся в кровавых лужах. – Ты, верно, все еще хочешь меня убить?

Горбун нахмурился:

– Нет, что ты!

Он вытер лезвие двуручного меча и вложил его в ножны за спиной.

– Я виноват. Эти хорьки уже несколько дней преследуют меня, и я принял тебя за одного из их шайки. Жаль, что так вышло с сапогом.

– Не беда. У кого-то из этих ребят наверняка мой размер ноги, а все они, как погляжу, превосходно снаряжены.

– В одиночку мне нипочем бы не выстоять против четверых, – сказал горбун. – Я перед тобой в долгу. Он протянул правую руку:

– Блуто, из Швейцарии.

Даффи пожал предложенную руку:

– Брайан Даффи, ирландец.

– Далеко же тебя занесло, Даффи. А где твой конь?

– Э… – «Экий любопытный шельмец, – подумал Даффи. – Однако ж, что ни говори, он спас мне жизнь вслед за тем, как попытался ее отнять». – Я пешком.

– А, просто прогуляться вышел. Но вон у тех господ лошади точно имелись. Они привязаны на полянке в полумиле отсюда. Когда подберешь себе сапоги, не пожелаешь ли заодно выбрать и лошадь?

Даффи рассмеялся и вытер клинок о камзол мертвеца.

– Что ж, – произнес он. – Пошли взглянем.

Через полчаса двое всадников скакали на север. Даффи позволил себе очередной глоток вина, которое подходило к концу, и протянул бурдюк Блуто.

– Нет, благодарю, – ответил горбун. – Не теперь, а то меня вырвет. Как полагаю, ты держишь путь в Вену?

Даффи кивнул.

– Вот и я тоже. Меня наняли, чтобы наладить артиллерию в городе.

– Ого! Так ты в этом знаток?

– Вот именно. Я вольный бомбардир. А тебя что влечет в Вену?

– У меня все проще. Меня наняли вышибалой в тамошний трактир.

– Ха! Далеко же эти венцы ищут себе наемников. Неужто не нашлось подходящего из своих? Ирландец пожал плечами.

– Значит, не нашлось. Мой наниматель – странный человечек по имени Аврелиан…

– Аврелиан! – воскликнул Блуто. – Одевается в черное? Дрожит? Боится открывать окна? Озадаченный Даффи нахмурился.

– Верно, это он. А ты откуда знаешь?

– Я повстречал его два месяца назад в Берне. Он-то и нанял меня привести в порядок пушки. – Пару минут они ехали молча. Наконец Блуто заговорил снова: – Думается, за тобой охотились убийцы, верно?

– Ну… раза два случалось.

– Угу. Рискну высказать догадку, что это враги Аврелиана не хотят, чтобы мы добрались до Вены. Даффи недоверчиво фыркнул:

– Кому какое дело, появится ли в трактире Циммермана новый вышибала?

– Не берусь судить. Впрочем, любопытно, кого он еще нанял и зачем?

– А ты… – неуверенно начал Даффи, – не довелось ли тебе, кроме обычных убийц, встретить что-нибудь странное? Диковинные.. явления… преследующие тебя без малейшего повода?

Горбун недоуменно уставился на него.

– А что, неужто убийц недостаточно? И что за явления, я в толк не возьму? Львы? Волки?

– Да, – быстро ответил ирландец. – Волки. Мне прямо проходу не давали. Блуто покачал головой:

– Нет. Все же мы с разных сторон путь держим. Вестимо, на одних и тех же зверей вряд ли нарвешься.

– Верно, – признал Даффи, обрывая разговор. «Странно, однако, – подумал он. – Блуто явно не видел никаких сверхъестественных созданий. Отчего же я видел их так много?»

День перевалил за середину, когда копыта их коней простучали по мосту Лейта, а к закату они добрались до высоких каменных стен и бастионов Вены.

– Вот так громадина, – отметил Блуто, когда они проезжали через Коринфский мост. – Бывал здесь раньше?

– Когда-то я жил здесь, – тихо проговорил Даффи.

– О… Тогда не скажешь, где бы я мог остановиться на ночь? Хочу немного отдохнуть, прежде чем предстать перед городским советом.

Даффи нахмурил брови: «Вот что мне теперь нужно меньше всего, так это компания. Впрочем, он славный малый, да и с конем мне помог».

– Я так мыслю, для тебя найдется место у Циммермана. Аврелиан там хозяин. Он давал тебе какое-нибудь письмо?

– А как же. Запечатанное двумя сцепившимися драконами.

– Так покажи печать трактирщику. Не удивлюсь, если он тебе еще и денег даст.

– Отличная мысль. Премного благодарен.

Они проехали под древней каменной аркой, и копыта коней неспешно зацокали по мостовой Картнерштрассе. Даффи дышал полной грудью, наслаждаясь пропахшим дымом городским воздухом. «Лопни мои глаза, – думал он, – как же здорово вернуться! Помнится, шестнадцать лет назад я проскакал по этой самой улице с рыцарями Франца фон Сикингена, направляясь отогнать французов с берегов Рейна. И свое возвращение ослепшим и едва способным двигаться после удара мечом по затылку я тоже не забыл. Лекари говорили, что я никогда не смогу встать со стула без посторонней помощи, не то что сражаться. Ха! Моя ирландская кровь, Ипифания и бренди выставили их лжецами. Спустя год я мог читать, ходить с тростью и давать уроки фехтования, а когда мне стукнуло тридцать три и волосы вновь отросли до плеч, уже никто не сказал бы, что я был серьезно ранен».

– А где трактир Циммермана? – спросил Блуто, глазея по сторонам.

– Немного дальше по этой улице, как раз в начале Ротентэрнштрассе.

– Как там с удобствами?

– Понятия не имею. В мое время там был монастырь. Но пиво всегда варили отличное, вроде бы даже когда это был римский форт.

Прохожие на улице останавливались подивиться на двух диковинных всадников: высокого, богатырского сложения седовласого Даффи и горбатого, скрюченного Блуто, у которого рукоять длинного меча торчала из-за плеча, точно шепчущая ему на ухо кобра. Во дворе собора Святого Стефана ребятишки со смехом указывали на них пальцами.

"А справа от нас, – мрачно размышлял Даффи, – на фоне заката вырисовывается церковь Святого Петра, где в июне двадцать шестого Ипифания обвенчалась с Максом Хальштадом. С того дня я ее больше не видел, напоследок выслушав, что мое поведение на свадьбе было отвратительным. Спору нет, она была права.

Но вот я снова здесь, постаревший на три года и с несколькими новыми шрамами. Триумфальное возвращение героя, дабы не позволять пьяницам в трактире Циммермана блевать на пол".

Небо быстро темнело, за несколько ночей впервые очистившись от облаков. Даффи подмигнул загоревшейся звезде.

– Здесь нам налево, – сказал он. Через три квартала ирландец указал на цель их путешествия.

– Вот он, слева. Насколько помню, стойла с обратной стороны.

Это было длинное двухэтажное строение, наполовину деревянное, с нависающей крытой гонтом кровлей и тремя высокими дымоходами. Почти все окна приветливо светились желтым, и Даффи едва не сгорал от вожделения большого кувшина подогретого «Херцвестенского» эля и мягкой постели.

От слуг на конюшне разило пивом, и они нетвердо держались на ногах, но Даффи заверил горбуна, что так положено в любом приличном трактире. Они оставили коней и, немного пошатываясь после долгих часов езды в седле, прошли по проулку на улицу к главному входу.

В прихожей они задержались под украшавшей потолок фреской с изображением на редкость жизнерадостной «Тайной вечери».

– Тебе нужно к трактирщику, – сказал Даффи, – а мне ведено явиться к пивовару. Уж не знаю почему. Так что позже я составлю тебе компанию, если получится.

– Видать, найдется девчонка, с которой ты не прочь возобновить знакомство? – осклабился Блуто. – Ладно, не стану увязываться. Теперь я хотя бы знаю, где в Вене подают лучшее пиво, и то ладно.

– Точно.

Они обменялись рукопожатием, и Блуто распахнул дверь в комнату для гостей, а Даффи прошел в другую, с надписью «Для прислуги».

Увидев его, худосочная женщина ахнула и едва не уронила поднос с пивом.

– Тихонько, дочка, – сказал Даффи, подхватывая поднос. – Я здесь не за тем, чтобы насиловать прислугу. Скажи лучше, где мне найти… – он взглянул на конверт, – Гамбринуса? Пивовара?

– Пожалуйте, сударь, – ответила она дрожащим голоском. – Он в погребе, вон по той лестнице в конце зала, пробует весеннее пиво.

– Спасибо.

Даффи прошел к указанной лестнице и стал неспешно спускаться. Ступеней оказалось много, так что когда Даффи ступил наконец на сырые плиты пола, он заключил, что спустился под землю футов на тридцать. Воздух здесь был влажным, пропитанным испарениями солода, и в первый момент он ничего не мог разглядеть в тусклой полутьме.

– Чем могу служить, незнакомец? – раздался низкий благозвучный голос.

– Не ты ли Гамбринус?

– Да. Желаешь кружку свежего монастырского пива?

– Благодарю, с удовольствием.

Глаза Даффи понемногу привыкли к сумраку, и он уселся на перевернутую бадью, положил заплечный мешок перед собой. Чисто выбритый старик с густыми седыми волосами нацедил полную кружку пива из стоящего по соседству бочонка и протянул ирландцу.

– В этом году мы не станем больше готовить монастырское, – проговорил он серьезно. – Когда эти бочонки опустеют, откроем темное.

– Что ж, неплохо, – сказал Даффи. – Послушай, несколько недель назад в Венеции я встретил человека по имени Аврелиан, и он велел отдать тебе это. – С этими словами он вручил пивовару уже довольно потрепанное письмо. Гамбринус сломал печать и просмотрел написанное. Видно, он провел здесь немало времени, заключил Даффи, раз может читать в такой темноте.

Ирландец с любопытством огляделся. «Сколько галлонов пива „Херцвестен“ я опорожнил, – думал он, – но впервые, хотя и смутно, вижу место, где оно готовится». Потолок терялся в сумраке, но вокруг медных чанов, что поднимались над полом футов на двадцать, были нагромождены леса, а в древние кирпичные стены уходили длинные трубы. Повсюду валялись дубовые бочонки, формой напоминавшие колокола, полные же были сложены рядами у стены, узкой стороной вниз. Гамбринус сидел на пустом бочонке, вокруг были разбросаны другие, точно кегли после особенно бурной игры. Большие заторные чаны, где, собственно, происходило брожение, не были видны, и Даффи рассудил, что они за какой-то стеной.

Гамбринус оценивающе разглядывал Даффи.

– Он, похоже, считает, что ты тот, кто нам нужен. Полагаю, ему виднее. Вот. – Он поставил закорючку красным мелом на обратной стороне письма. – Покажи это трактирщику, и он отдаст тебе твои деньги.

– Хорошо. – Даффи опустошил кружку и поднялся на ноги. – Спасибо за пиво. Гамбринус развел руками.

– Благодари за него господа.

Даффи неуверенно кивнул, затем подобрал свой мешок и поднялся по ступеням обратно в основное помещение.

Та же служанка, которую он чуть раньше напугал, теперь возвращалась со стопкой пустых подносов.

– Ну как, нашел его? – спросила она все еще с долей неловкости.

– Ага, – ухмыльнулся Даффи. – А сейчас не скажешь, где мне отыскать трактирщика?

– Вернера? Нет ничего проще. Это эдакий важный упитанный гослодин, что пьет бургундское в конце трактирной стойки. – Она прищурилась. – А ты не бывал здесь раньше?

– Пока не вполне уверен, – ответил он. – Спасибо.

«Похоже, вон тот приятель с псиной мордой именно тот, кого я ищу, – думал Даффи, прокладывая путь через полную людей трапезную к обособленному возвышению, где располагалась распивочная. Старинные монастырские столы, когда-то длиной во всю комнату, были теперь распилены на три части и расставлены менее упорядоченно, а несколько заметно новых канделябров отбрасывали свет в самые темные углы. – Почти ясно вижу, как разъяренные духи старых монахов таращатся внутрь через эти окна».

Он уселся перед человеком с маленькими свиными глазками.

– Вы, сударь, будете здесь трактирщиком? Вернер подозрительно уставился на него.

– А тебе что?

– У меня письмо…

– Еще один нахлебник! Аврелиан явно собрался нас разорить. Слушай, если попытаешься стащить из комнат любую медь или котелок, клянусь телом Христовым, я…

Даффи мягко, но увесисто опустил руку на стойку, и Вернер прервал свою тираду.

– Я не нахлебник, – спокойно проговорил ирландец. – Меня нанял Аврелиан поддерживать здесь порядок, так что не шуми.

– О! Вот как? Виноват. Дай-ка взгляну. – Даффи протянул ему письмо. – Ага, наш подвальный отшельник согласен. Так… пятьсот дукатов? И речи быть не может. Бесспорно, это недоразумение. Я разрешу тебе спать где-нибудь и можешь есть с прислугой… а сегодня я даже позволю вдосталь пить пиво, но деньги… тут и речи…

– Ты не выполнишь условия договора? – вкрадчиво поинтересовался Даффи.

– Понятно, нет. Тут ошибка. Даффи встал.

– Тогда утром я уезжаю. А когда появится Аврелиан, объяснишь ему, что я уехал, поскольку ты отказался исполнить его письменные указания. А теперь я, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением насчет пива.

– Минутку, – всполошился Вернер. – Коли ты не берешься за работу, ты и вправду… утром уедешь?

– Спозаранку.

Вернер с удрученным видом отхлебнул немного вина.

– Так и быть, – решился он наконец. – Я заплачу. Пусть не винит меня за собственные промахи и беспечность Гамбринуса. Завтра я где-нибудь достану деньги. Тогда и назначим тебе жалованье. – Он сверкнул на Даффи заплывшими красными глазками. – Но вот что… Отныне здесь не будет ни одной драки или даже грубого слова. Коль уж я плачу вышибале такие деньги, он должен на работе из кожи лезть.

Ирландец широко улыбнулся и хлопнул Вернера по спине.

– Вернер, старина, это другой разговор! Я свое отработаю. Ты еще благословишь мое появление.

– Иди, пей свое пиво.

Даффи спустился в трапезную и занял стол у стены, откуда он мог видеть все помещение. На вид место вполне спокойное, подумал он, усаживаясь, разве что нужно поприжать местных вандалов. Вон кто-то весь стол изрезал узорами.

Тощая служанка появилась вновь с подносами, полными пенящихся кружек. Даффи махнул ей рукой.

– Милая, принеси мне большую кружку подогретого эля и себе нацеди – платит заведение. Я новый здешний вышибала.

Она вымученно улыбнулась.

– С радостью. Только не обижайся, сначала справлюсь у Вернера. – Затем склонила голову набок. – Ты ведь Брайан Даффи? Старый учитель фехтования из наемников?

Даффи вздохнул.

– Верно. Я самый. А ты?

– Анна Шомберг. Все считали, что ты несколько лет как погиб, сражаясь с турками.

– То был не я. Послушай, Анна, не помнишь ли девушку по имени Ипифания Фойгель?

– Девушку? Ну-ну. Ясно, я помню Ипифанию Хальштад. Она вышла замуж, слыхал?

– А где она сейчас? – Даффи старался говорить безразличным тоном. – Где ее найти?

– Да прямо тут, если ты готов подождать. Она выйдет в утреннюю смену.

– Черт возьми, Анна, где мое многострадальное пиво? – донесся нетерпеливый голос от другого стола.

– Опа! – Анна вновь подхватила поднос. – Договорим позже.

Даффи был ошарашен. Возможно ли, что девушка говорит правду? "Если так, – рассудил он, – то какое удивительное совпадение! Никогда не задумывался особо о совпадениях, и вот на тебе, настало время, когда от них уже проходу нет. Ради бога, утром буду здесь дожидаться, надвину шляпу на глаза, а когда она подойдет к посетителю, сдерну шляпу и – угадай кто, Ипифания! Хо-хо!

Стоп, а почему она работает здесь, в этом проклятом трактире? Хальштад был не беден. Видно, деньги куда-то испарились, как оно не раз случалось со мной. Да и сам старый Хальштад тоже, может быть, здесь, отмывает где-нибудь на кухне грязные подносы. Любого из нас жизнь способна зашвырнуть очень низко".

За соседним столиком двое начали громко ссориться. «О-хо-хо, время отрабатывать свое жалованье», – сказал себе ирландец, быстро поднимаясь на ноги.

– Господа! – произнес он. – Что-нибудь не так?

При виде заросшего седой щетиной сурового лица нового вышибалы спорщики заметно побледнели, а еще один взгляд на потертые рукояти его рапиры и кинжала и вовсе привел их в уныние.

– Да вот, – наконец решился один, – Отто говорит… стало быть, папа не может погоду предсказать. Даффи негодующе поднял брови:

– Чью мать?! Отто моргнул.

– Да нет, – изрек он. – Я ему говорю, папа…

– И слушать не желаю твои поганые выдумки о папе и матушке этого господина, – негромко, но гневно проговорил Даффи. – Или ты вконец пьян, что ведешь такие речи?

– Вы не поняли, – вступился первый. – Мы говорили…

– Я-то как раз все понял. От вашей бесстыдной болтовни всех тут с души воротит – на деле никто и ухом не повел, – и, по-моему, вам двоим следует угостить пивом всю компанию, включая меня, в качестве извинения.

– Что? Господи боже, откуда ж у нас такие деньги! Нельзя ли…

– Скажите трактирщику, я посоветовал вам открыть кредит. Он будет доволен. И ведите себя потише, не то, если услышу вас снова, подойду и выпущу кишки.

Даффи вернулся на место, как раз когда Анна ставила на стол пиво.

– И что ты им сказал? – поинтересовалась она.

– Обещал прирезать, если не заткнутся. Случится получить у Вернера передышку, плесни себе пива и подсаживайся. Порасскажешь, что тут делалось эти три года.

– Ладно. Подожди минуту-другую.

Даффи проводил ее взглядом, привычно любуясь легкой, скользящей походкой опытной подавальщицы, что несет поднос через переполненную комнату.

Получасом позже Анна устало присела к его столу.

– Ф-фу… – вздохнула она. – Спасибо за пиво. В такие моменты оно для меня и хлеб, и соль, и материнское молоко. – Она откинула прядь влажных волос со лба и отхлебнула из своей кружки. – Так где ты был эти три года, – спросила она, отставляя пиво, – если не в аду, как все полагали?

– В Венеции, – сообщил Даффи, – там я и встретил Аврелиана, который предложил эту работу.

– Ну да, – кивнула Анна, – наш неуловимый хозяин. Всего-то пару раз его видела, но все равно мурашки по коже.

– Неудивительно, – признал Даффи, – с его повадкой держать во рту горящих змей и прочим. Давно он владеет этим местом? Не припомню, чтобы в мою бытность здесь я его видел.

– Он объявился примерно год назад. Вроде бы из Англии, хотя наверняка не знаю. При нем была бумага, подписанная епископом, на право владения монастырем Святого Христофора. Земля принадлежала его предкам, и они никогда ее не продавали. Аббат, понятно, заартачился, но епископ сам сюда приехал. Говорит, точно этот старый сыч – законный владелец, а вы, монахи, выметайтесь. Правда, сам епископ был не слишком-то всему этому рад.

– И монахов просто выкинули на улицу?

– Нет, конечно. Аврелиан купил для них другое здание на Виплингерштрассе. Монахам, правда, слабое утешение, но со времен Конгресса Шпилей вошло в обычай отбирать церковную собственность, и все посчитали, что Аврелиан поступил великодушно. – Она хмыкнула. – Впрочем, не пообещай он оставить пивоварню, горожане бы его повесили.

– Он, видно, богат, как Якоб Фаггер.

– Денежки у него водятся, что и говорить. Сорит ими повсюду, на разную блажь.

Самым беззаботным тоном Даффи перешел к предмету, более всего его занимавшему:

– Кстати, о денежках. Разве Макс Хальштад не был богачом? Как вышло, что Ипифания здесь прислуживает?

– О, с виду он был богачом, с его большим домом, землями и лошадьми, но владели всем ростовщики. Он брал под заклад то там, то здесь, а однажды проверил свои записи и увидел, что на его дом имеют законное право восемь разных ростовщиков. Тогда, – проговорила Анна, явно смакуя ситуацию, – он положил свою украшенную серебром аркебузу на резной столик красного дерева, встал напротив на колени и отстрелил себе нижнюю челюсть. Хотел, понимаешь, застрелиться, но когда на грохот прибежала Ипифания, он катался по ковру, ревел, и из него фонтаном била кровь. Умирал он четыре дня.

– Милосердный боже! – в ужасе воскликнул Даффи. – Бедняжка Ипифания! Анна сочувственно кивнула:

– Да уж, пришлось ей хлебнуть. Даже когда все добро пустили с молотка, она осталась кругом должна. Аврелиан, надо отдать ему должное, и тут проявил великодушие. Скупил все ее долги и позволил работать здесь с тем же содержанием, что и прочие.

За столиком по соседству Даффи заметил Блуто с ядреной блондинкой. Горбун залихватски подмигнул ему.

– Так где она? – спросил Даффи. – Тут живет?

– Тут. Правда, сегодня она навещает отца, художника. Он вроде помирает. Ослеп – это уж точно. Даффи кивнул:

– Он стал слепнуть еще три года назад. Анна покосилась на него.

– Все, вспомнила. Вы ведь с ней миловались, верно? А когда она вышла за Хальштада, ты подался в Венгрию, устроив сначала скандал на их свадьбе. Все знали, отчего ты сбежал.

– Всем бы мозгов побольше, – раздраженно заметил Даффи.

– Понятное дело. На, допей мое пиво. Мне пора работать.

До того как потушить освещение, комнату подмели, однако мыши сновали во тьме по древнему деревянному полу, отыскивая крошки по углам и вокруг ножек столов. Сверху время от времени доносился приглушенный стук захлопнувшейся двери, и тогда мыши замирали, но после десяти секунд тишины спокойствие возвращалось к ним, и они возобновляли свою беготню. Некоторые останавливались попробовать на зубок сапоги под одним из столов у стены, но быстро отправлялись на поиски более лакомых кусочков.

Небо за волнистыми оконными стеклами побледнело, давая мышам знак, что ночь на исходе. Послышался скрип редких тележек по булыжной мостовой, с крыш домов закаркали друг на друга вороны, и кто-то прошел вдоль окон, насвистывая. Наконец громыхание ключа в замке парадной двери заставил о мышей разбежаться по норкам.

В распахнувшуюся дверь вошла немолодая уже женщина. Ее тронутые сединой волосы были скручены в пучок и убраны под шарф, а пальцы в толстых шерстяных перчатках неловко сжимали ключи.

– Ну, Брайан, как тебе тут сегодня утром? – рассеянно поинтересовалась она. Даффи выпрямился.

– Рад видеть тебя, Пиф.

– А-а-а-а! – завопила она, роняя ключи. Мгновение она в ужасе таращилась на него, а потом со вздохом рухнула на пол.

«Господи, я, похоже, убил ее, – подумал Даффи, опрометью бросаясь к распростертому телу. – Но зачем она обратилась ко мне, если не знала, что я здесь?»

По ступеням прошлепали босые ноги.

– Что ты сделал с ней, чудовище? – завопил Вер-нер, выскакивая на площадку лестницы в мятой белой ночной рубахе. Он яростно махнул ножом в сторону ирландца. – Кто будет теперь подавать завтрак?

– Она только лишилась чувств, – ответил Даффи со злобой. – Мы друг друга знаем. Я поздоровался, а она от неожиданности упала в обморок.

С лестницы послышались другие голоса:

– Что случилось?

– Седой пьяница, что объявился вчера вечером, только что прирезал тетку, которая подает завтрак.

– Верно. Хотел над ней надругаться.

Господи, подумал Даффи, приподнимая голову Ипифании, чем дальше, тем хуже. Хуже, чем на свадьбе. Тогда трагическая ситуация подразумевала хотя бы некое подобие достоинства. Теперь все обернулось дешевым фарсом.

Глаза Ипифании широко открылись.

– О, Брайан, – промолвила она. – Это в самом деле ты? Или я сошла с ума и разговариваю с призраком?

– Ручаюсь, что это я. Теперь соберись с силами и объясни почтенным горожанам, что я тебя не убил.

– Каким горожанам?.. О боже! Господин Вернер, со мной все хорошо. Этот господин – мой старый друг. Я неожиданно столкнулась с ним и перепугалась. Мне, право, очень жаль, что я вас разбудила.

Вернер скорчил недовольную гримасу.

– На будущее выбирай другое место и время для своей возни. К тебе… э… Даффи, это тоже относится.

Трактирщик удалился вверх по лестнице, а любопытные постояльцы, на все лады повторяя: «Возня?», разошлись по своим комнатам.. Даффи и Ипифания остались сидеть на полу.

– О, Брайан, – промолвила она, кладя голову ему на плечо, – я была уверена, что ты мертв. Говорили, после битвы при Мохаше никого не осталось в живых, кроме турок.

– Вернее, почти никого, – поправил ее ирландец. – Но если ты считала, что я мертв, почему заговорила со мной, входя сюда? Я не собирался тебя пугать. Просто решил, что кто-то успел тебе рассказать о моем появлении.

– Под старость у женщин появляются дурацкие привычки, – робко призналась она. – С прошлого года, как умер Макс, я… когда остаюсь одна… в общем, разговариваю с твоим призраком. Что-то вроде игры. Я в здравом уме, просто пытаюсь как-то разнообразить одиночество. Я и подумать не могла, что ты ответишь.

Растроганный и в то же время довольный, Даффи обнял ее. В памяти всплыли слова старика из его сна в Триесте: «Многое потеряно и еще больше предстоит потерять».