"НА СТРАННЫХ ВОЛНАХ" - читать интересную книгу автора (Пауэрс Тим)

ЭПИЛОГ

Они шли несколько часов, избегая оживленных дорог, поскольку отряды солдат с факелами прочесывали, казалось, весь Спаниш-Таун и его окрестности. Шэнди вел Бет по задворкам; они пробирались по узким тропинкам между рядами сахарного тростника. Дважды на них начинали лаять собаки, но оба раза Шэнди удалось, насвистев определенную мелодию, заставить ветер дуть в другую сторону и унести их запах. Он не смог, однако, столь же легко разделаться с москитами; им с Бет пришлось обмазаться грязью, чтобы насекомые не так докучали. Шэнди определял направление и время по звездам, когда они выходили из-под ветвей деревьев. Однако он не выбросил компас, который купил вместе с одеждой, хотя его вес оттягивал карман.

Несколько раз Бет впадала в транс и шла, как сомнамбула; если бы Шэнди не вел ее за руку, она натыкалась бы на деревья и кусты. Однажды она просто уснула на ходу, и Шэнди пришлось нести девушку, завидуя ее краткому отдыху. Все же большую часть времени Бет была бодра, и на протяжении долгих миль они с Шэнди шепотом беседовали. Бет рассказала Шэнди о годах, проведенных в монастыре, а Шэнди описал их с отцом путешествия по всей Европе с театром марионеток. Бет спросила Шэнди про Энн Бонни таким нарочито равнодушным тоном, что сердце его бешено заколотилось. Он был как пьяный – от усталости и от счастья – и в ответ на ее вопрос разразился довольно бессвязным монологом о любви и расставании, возмужании и смерти, рождении и судьбе; когда потом он пытался вспомнить свои слова, оказалось, что он сохранил о них лишь смутные воспоминания. Но что бы он ни сказал тогда, Бет была явно довольна услышанным, и хотя сейчас она шла не в трансе, Шэнди взял ее за руку.

Беглецы все время старались идти на юг; когда, по оценке Шэнди, было около трех часов ночи, они оказались на песчаном берегу. Между ними и бесконечной чернотой моря смутно виднелись какие-то строения;

Шэнди показалось, что он узнал здание Морского управления. Они с Бет вышли из-под пальм и двинулись по берегу, прячась в тени домов и пересекая улицы и площади так быстро и бесшумно, как только могли. В некоторых здания огни еще не были потушены, и несколько раз они слышали пьяные голоса, однако беглецов никто не окликнул.

Они миновали несколько причалов, но каждый раз, когда Шэнди подкрадывался к ним с намерением украсть лодку, его отпугивали голоса и свет фонаря. Дважды ночной ветер донес до него лязг оружия, и ему удалось даже подслушать разговор, в котором было упомянуто имя Шэнди. Британские власти, которым не удалось помешать ему попасть в Спаниш-Таун, явно не намеревались позволить ему покинуть город.

Еще более осторожно, чем раньше, Шэнди и Бет продолжали пробираться на юг; скоро строения кончились, потянулись бамбуковые навесы, и наконец, когда звезды стали бледнеть, беглецы добрались до широкой полосы болот, окаймлявшей берег моря. На редких возвышенностях можно было разглядеть загон для скота или рыбачью хижину. Москиты здесь особенно свирепствовали, и Шэнди и Бет пришлось обвязать лица оторванными от одежды полосами ткани, чтобы не вдохнуть насекомых. Однако в этой безлюдной местности Шэнди чувствовал себя спокойнее; теперь не нужно было так заботиться о соблюдении тишины и можно было идти быстрее.

При первых лучах рассвета они подошли к полуразвалившемуся причалу, рядом с которым качалась на волнах парусная лодка. Шэнди несколько минут всматривался в фигуры пяти или шести оборванцев, дремавших вокруг костра; когда ветер раздувал угли, их силуэты четко выступали из темноты. Наконец он вернулся к Бет в кусты, отделявшие их от берега, и удовлетворенно прошептал:

– Это всего лишь рыбаки. – Бет не слышала его: ею снова овладел один из приступов транса. Шэнди еще раньше накинул ей на плечи свой бархатный кафтан, карман которого оттягивал компас, и сейчас ежился на утреннем ветру. – Пошли, – прошептал он, поднимая ее на ноги и ощупывая свою перевязь, чтобы убедиться: все его золотые эскудо на месте. – Мы сейчас купим лодку.

Шэнди понимал, что рыбаки будут удивлены появившейся перед ними в холодные рассветные часы странной парой – женщиной, идущей, как сомнамбула, в ночной рубашке и накинутом на плечи кафтане, и ее спутником в грязном и запятнанном кровью парадном костюме, – но был уверен, что полдюжины золотых монет усыпят все подозрения.

К тому моменту когда они спустились на пляж и пошли по песку к причалу, большинство сидевших у костра повернулись к ним; только один человек, в старой соломенной шляпе и накинутом на плечи одеяле, продолжал смотреть на позлащенные первыми лучами солнца волны.

Шэнди улыбнулся, протянул шесть золотых монет на ладони затянутой в перчатку руки и вывел Бет на скрипучие доски причала…

Его улыбка исчезла, когда он разглядел запавшие подернутые пленкой глаза, серые лица, подвязанные челюсти, зашитую одежду и босые ноги сидевших вокруг костра.

– О, проклятие, – прошептал он безнадежно, понимая, что ни у него, ни у Бет нет сил на то, чтобы бежать – он мог только беспомощно стоять на месте.

Без особого удивления он увидел, как человек у причала встал, сбросив одеяло и шляпу. В лучах рассвета заблестела лысина. Человек вынул изо рта сигару и улыбнулся Шэнди.

– Спасибо, Джек, – пророкотал он. – Пойдем, моя дорогая. – Он поманил Бет, и девушка двинулась к нему, как будто увлекаемая непонятной силой. Бархатный кафтан соскользнул с ее плеч и упал на доски причала.

Колени Шэнди подкосились, и он неожиданно для себя сел на доски.

– Ты же мертв, – пробормотал он. – Я ведь убил тебя… там, на лестнице.

Бет сделала еще два быстрых шага, едва не потеряв равновесие.

Лысый печально покачал головой, как если бы Шэнди был непонятливым учеником. Он затянулся сигарой и помахал ее вспыхнувшим концом.

– Ну же, Джек, разве ты забыл тлеющие фитили, которые я всегда вплетал в волосы и бороду? Тлеющий огонь – то самое дрогу, которое обеспечивает мне защиту Барона Субботы. Горящая сигара выполняет эту роль тоже. Твой клинок ранил меня, конечно, но Барон, добрый старый хозяин кладбищ, пришел мне на помощь, прежде чем я успел испустить дух.

Бет, пошатываясь, остановилась на причале между ними.

В лучах восходящего солнца пышные локоны ее волос отсвечивали начищенной медью. Шэнди судорожно шарил руками по доскам причала, ища опоры и не находя в себе силы подняться.

– Я не злопамятен, – продолжал великан, – так же, как и Дэвис не держал на тебя зла, когда ты его ранил. Я благодарен тебе за то, что ты доставил мне невесту – единственную женщину в мире, которая пролила кровь в Эребусе, – и был бы чертовски рад видеть тебя боцманом на борту моего судна.

Из зажмуренных глаз Шенди потекли слезы и закапали на деревянный настил причала.

– Скорее ты попадешь в ад, Черная Борода. Гигант засмеялся, не отрывая пристального взгляда от приближавшейся к нему девушки.

– Черная Борода мертв, Джек, – сказал он, жадно глядя на Бет Харвуд. – Ты должен был слышать. Моя смерть подтверждена документально, есть куча свидетелей. Теперь мне нужно другое прозвище, Лысунчик, быть может, или Плешивчик. – И он раскатисто захохотал, и его неподвижные мертвецы вторили ему, фырча сквозь ноздри, словно больные лошади.

Шэнди рассеянно подтягивал к себе свалившийся кафтан, и тут он нащупал в нем нечто твердое. Он запустил руку в карман и сразу же узнал круглый диск из латуни со стеклянным верхом – купленный им морской компас. Его сердце бешено заколотилось, и с убедительным, как ему казалось, стоном отчаяния он повалился на пирс, лицом прямо в бархат кафтана.

Гигант потянулся к Бет.

Шэнди вытащил компас из кармана и на секунду растерялся: чем же разбить стекло?!

Черная Борода коснулся Бет Харвуд, и воздух вокруг глухо содрогнулся, будто некая исполинская сила ударила в купол неба.

Шэнди открыл рот и стиснул компас зубами. Латунь немилосердно врезалась в десны, он почувствовал, как хрустнул и сломался коренной зуб, но челюстей так и не разжал. Несмотря на невыносимую боль, едва не теряя сознание, он продолжал давить зубами на стекло. Сквозь туман, плывущий перед глазами, на грани беспамятства он вдруг увидел, как Тэтч хозяйским жестом кладет свою ручищу на локоть Бет, и это зрелище придало ему силы. Стекло наконец не выдержало и треснуло. Шэнди вытащил компас изо рта и, выплевывая осколки стекла и сгустки крови, вырвал иглу компаса и загнал ее под кожу оплетки эфеса своей шпаги, пока металл не заскрежетал по стали. Он бережно взял эфес израненной рукой в перчатке и решительно сжал его. Игла впилась в плоть. Он приподнялся, занес саблю над головой и словно по наитию позвал:

– Фил!

Ему даже оглядываться не пришлось, настолько ощутимо вдруг оказалось присутствие друга. Шэнди с усилием встал на ноги, поднял оружие рукой, с которой капала кровь, и на подкашивающихся ногах стал приближаться к Тэтчу.

И хотя грузная фигура четко вырисовывалась на фоне светлеющего моря и неба, Тэтч – быть может, даже и не по своей воле, – оказался тоже не один. Словно для поддержания некоего космического равновесия призыв Шэнди вызвал секундантов для них обоих. Шэнди не был уверен, откуда пришло к нему это знание: звук?.. запах?.. Да, конечно же, запах – слабая, эфемерная, раздражающая смесь одеколона, шоколадного сиропа и грязного белья отравляли чистый морской воздух.

Памятный запах Лео Фрейда.

Рука Тэтча скользнула на плечо Бет и сдавила его. Он лихорадочно облизывал губы, прилипшая сигара болталась в уголке рта, глаза масляно поблескивали, из гигантской груди с хрипом рвалось натужное дыхание, лицо покрылось потом. И сделав пару шагов навстречу Тэтчу, Шэнди вдруг понял, что изгнанный из мира живых Лео Френд сейчас занимает то же самое пространство, что и Тэтч, и, по крайней мере в эту минуту, является хозяином положения.

Левой рукой Шэнди ухватил Бет за другое плечо и оттолкнул ее подальше от этого монстра. Она отшатнулась в сторону. Шэнди ударил Тэтча по щеке, выбив сигару изо рта. Она отлетела прочь, зашипев в воде, словно змея. Не давая врагу опомниться, Шэнди сделал выпад, вонзив клинок сабли в живот.

Глаза великана по-прежнему были широко раскрыты. Он смотрел прямо на Шэнди, и теперь это был уже не Френд, а Тэтч. Рот скривился в уверенной улыбке, хотя в углах губ пузырилась кровь.

Тэтч сделал шаг вперед. Шэнди всей тяжестью навалился на саблю, игла впилась в ладонь, боль пронзила руку до самого плеча, он едва не потерял сознание и все же вынужден был податься назад. Доски глухо заскрипели под ногами.

Тэтч, продолжая ухмыляться окровавленным ртом, вновь шагнул вперед, и Шэнди приготовился встретить новую волну боли. Он почувствовал, как лезвие сабли пронзило тело лысого великана насквозь и вышло из спины. Тэтч дотянулся до костра, протянул руку, словно изысканное лакомство с подноса, аккуратно подобрал один из алеющих угольков и сдавил в кулаке.

И по всей округе морские птицы встревоженно загомонили, взвившись в воздух и беспорядочно кружа.

Дымок заструился меж пальцев Тэтча, и Шэнди явственно услышал, как зашипела опаленная ладонь.

– Тлеющий огонь, – проскрежетал великан и быстро шагнул назад. Сабля Шэнди выскользнула из тела, и Тэтч выхватил свою рапиру. На мгновение он замер, глядя на капли крови, сбегавшие по руке Шэнди.

– А, Джек, – сказал Тэтч тихо, – вижу, кто-то посвятил тебя в эту тайну железа и крови. Игла компаса, небось, да? Это не подействует против Барона Субботы, Джек. Он больше, чем просто лоа, и уже не связан их законами. Еще за столетие до рождения Жана Петро Барон показал карибским индейцам, почему надо бояться наступления ночи. Брось саблю!

Шэнди почти был уверен, что проиграл, но ощущал незримое присутствие Филипа Дэвиса и исходящее от него дружеское одобрение. И когда он заговорил, ему даже показалось, что его устами говорит сам Фил.

– Я и мои парни, – хрипло, но отчетливо произнес Шэнди, – отчаливаем на Нью-Провиденс, чтобы сдаться Вудсу Роджерсу. – Он оскалил окровавленные зубы. – Делай выбор, Тэтч: присоединяйся к нам и поклянись разделять наши цели либо прими смерть, здесь, сейчас же, немедленно.

Какое-то мгновение Тэтч растерянно глядел на Шэнди, а затем угрюмо засмеялся.

…И внезапно Шэнди покачнулся на лавке в плотницкой мастерской, держа в правой руке деревянную марионетку. Это была одна из самых дорогих, в ярд высотой, сицилийских кукол; Шэнди велели держать ее крепко, пока не высохнет клей, которым ее голова крепилась к туловищу. Но в спине у марионетки торчала какая-то острая щепка, она впивалась в ладонь, и судорожная боль растекалась по руке. Да и сам Шэнди уже устал держать тяжелую куклу. Рука от напряжения занемела и начала дрожать. Но выпустить ее Шэнди не мог, ведь тогда кукла была бы совершенно испорчена.

Ее ярко раскрашенные глазки смотрели прямо на Шэнди, рот внезапно приоткрылся.

– Отпусти меня, – сказала она. – Разожми пальцы, брось меня.

Деревянная кукла разговаривала голосом самого Шэнди! Означает ли это, что так и нужно поступить? И избавиться от мучительной боли?! Шэнди очень хотелось, но он вспомнил, как гордился его отец, когда они купили эту марионетку. Нет, решительно никак не мог он ее уронить, как бы ни было больно.

– Брось меня! – повторила марионетка. «Ну почему бы и нет, – думал Шэнди. Боль становилась все сильнее и сильнее. – Что из того, что от этого зависит моя жизнь? Просто невозможно терпеть эту боль, да к тому же все эти марионетки, ведь они долго не служат, их век короток!»

И тут ему припомнился древний негр, который разговаривал с ним в лодке на Сене:

– Ты перенял этот трюк с комочком глины от Филипа Девиса, и ты потратил его впустую. Он преподал тебе еще кое-что, и мне не доставит удовольствия видеть, как ты и это тоже растратишь впустую.

Негр исчез, но его плечо ободряюще и дружески сжала чья-то рука, и он решил, что подержит марионетку еще чуть-чуть.

Он открыл глаза и прямо перед собой увидел лицо Бет Харвуд.

Бет не сразу сообразила, где находится – на причале, в рассветный час, в одной ночной сорочке и в окружении застывших мертвецов. Прямо перед ней был Джон Шанданьяк с саблей в руке, с которой капала кровь, противостоящий огромному лысому мужчине с дымящимся кулаком и с отвратительной колотой раной в животе.

Утренний зябкий холод и свежий запах моря окончательно убедили ее, что зрелище не было очередной галлюцинацией. В воздухе ощущалось титаническое противостояние и вызов, порывшись в памяти, она извлекла последние реплики:

– А, Джек, кто-то посвятил тебя в эту тайну железа и крови. Игла компаса небось, да? Это не подействует против Барона Субботы… Брось саблю!

Ее взгляд метнулся к руке Шэнди, в которой он держал саблю, и она поморщилась, увидев кровь, лужицей натекшую на доски настила. И в то же время она понимала, что железная стрелка компаса, впившаяся в ладонь, была единственной надеждой и спасением Джека. И что этот лысый великан пытается заставить Джека бросить саблю.

Его глаза были плотно зажмурены, и сабля дрожала в его руке. Джон уже был готов выпустить ее. И тогда Бет устремилась к нему. Она крепко обхватила его за плечо одной рукой, а другой поддержала занесенную саблю, ухватившись за острое как бритва лезвие. Ее собственная горячая кровь потекла по холодной стали и смешалась с кровью Шэнди. Его глаза открылись, и взгляды их встретились.

Когда их кровь смешалась, лысый отшатнулся прочь, но Бет чувствовала, что это еще не победа.

И в это мгновение в голове у нее раздался голос. Сначала она даже не хотела вслушиваться в этот циничный голос, голос этого несносного пирата, Филипа Дэвиса… Но он объяснял нечто, что нужно было ей знать, что-то о тех областях магии, которые доступны лишь женщинам и становятся доступны мужчинам лишь при определенных обстоятельствах…

– Ты, Джон, берешь ли ты меня, Элизабет Харвуд, в свои законные жены? Клянешься ли ты… любить и беречь меня… в э-э-э… в богатстве ли, в бедности… здравии и в болезни… пока смерть нас не разлучит?

Ее ночная сорочка развевалась и билась вокруг колен на поднявшемся утреннем ветерке, и ее била дрожь, словно вымокшую под дождем кошку.

Тэтч снова попятился. Он со свистом рассекал перед собой воздух рапирой, словно рубя невидимое препятствие.

– Нет, – сдавленно прохрипел он. – Ты моя! Ты не можешь!..

– Клянусь… А ты, Элизабет, берешь ли ты меня, Дже… Джона, себе в мужья? Клянешься ли ты любить и беречь меня в здравии и в болезни, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит нас?

Тэтч яростно завыл.

– Клянусь, – сказала Бет.

Она отпустила лезвие и прижала порезанную ладонь к груди. Шэнди уже не нуждался в помощи, он ощущал в себе прилив бодрости, боль куда-то отступала, окружившие его мертвецы начали было придвигаться, но их оттолкнула некая сила, в мгновение ока превратив их в прах.

Шэнди не мог бы сказать, кто – отец ли, Дэвис ли – подтолкнул его, но он кинулся на Тэтча. И хотя сапоги громко затопали по скрипучим старым доскам, а рука с саблей метнулась вперед, он вновь видел себя как бы со стороны и ощущал, словно кто-то там, наверху, ловко управлял раскрашенной куклой, которой является он сам.

Ошеломленный Тэтч сгорбился, выставив вперед рапиру.

Делая последний бросок, Шэнди почувствовал, как где-то там решительно дернули за ниточку, и он обманным движением отвел рапиру. Тэтч парировал наотмашь, но клинка Шэнди там уже не было. Поднырнув, острие сабли пронзило незащищенный бок Тэтча.

Пламя ожгло руку Шэнди, он чуть было не свалился с причала в воду. Но Тэтч все еще стоял, и Шэнди усилием воли заставил себя держаться на ногах, ощущая себя частичкой великой цепи, в которой звеньями стало все: и смешавшаяся кровь его и Бет, и намагниченное железо компасной стрелки, и холодный металл клинка. И на мгновение его сознание как бы распахнулось, охватило все окружавшее, он мог видеть себя через глаза Бет и до отвращения реально ощущал внутренности Тэтча на своей сабле…

…А потом все вокруг начало умирать. Чувством, которое вряд ли можно было бы назвать слухом, Шэнди уловил стоны изгнанных существ, искавших убежище от солнечного света в море и зарослях… Сиюминутные творения, созданные могущественным волшебством из инертных стихий, они в мгновение ока канули в небытие, как капли дождя, жадно впитанные иссохшей почвой… Шэнди ощущал, но не откликался на отчаянные голоса, которые молили его приютить их в своем сознании… и одно невидимое, но огромное существо, мрачное, черное и холодное, как гибель всего, что было светом, принужденное покинуть свой разбитый сосуд, угрюмо пригрозило Шэнди, прежде чем убраться в утекающую на запад ночь…

И когда Тэтч повалился на доски причала, выбив саблю из онемевших пальцев Шэнди, тот в тупом изумлении уставился на труп, ибо то, что было Тэтчем, оказалось все изрублено и покрыто зияющими ранами от пуль, а левое плечо рассечено, как от удара пики.

Предсказание Печального Толстяка, похоже, исполнилось. Смерть Тэтча и впрямь явилась из Старого Света в образе Шэнди.

Шэнди несколько минут безмолвно взирал на изуродованный труп, а затем огляделся. Мертвецы исчезли. Бет спокойно стояла, опустив руки, и кровь размеренно капала из порезанной ладони. Солнце уже взошло, и Шэнди вдруг сообразил, что ему надо поторапливаться, если он хочет успеть перевязать раны себе и Бет, сжечь труп Тэтча и привести парусную лодку к условленному месту встречи, где поджидал «Кармайкл», прежде чем Скэнк, повинуясь его приказу, поднимет якорь и отплывет прочь.

И даже тогда его проблемам не будет положен конец. Бет, вероятно, со временем перестанут преследовать припадки беспамятства, но не взбунтуется ли его экипаж, когда он прикажет вернуться назад, на Нью-Провиденс? И удастся ли убедить губернатора Роджерса, что ни одно из действий прошедших двух педель не нарушало буквы королевской амнистии?

Его взгляд упал на иглу компаса, торчавшую из пропитанной кровью правой перчатки. Погруженный в мысли, Шэнди медленно расшатал застрявшую иглу и выдернул ее, даже не чувствуя боли. Потом он улыбнулся, кинул ее в сверкавшие под низкими лучами солнца волны и, щурясь от света, рассмеялся тихо и удовлетворенно, поскольку был женат на Бет Харвуд. Очевидно, удача по-прежнему сопутствовала ему, и он был полон уверенности, что, несмотря на все штормы, которые еще предстоит пережить, ему удастся поставить парус и направить лодку туда, где его ждет тихая гавань. Ведь его трепали гораздо более сильные бури.

Все еще улыбаясь собственным мыслям, он принялся разрывать свою шелковую с кружевами рубашку на длинные полосы.