Патриция Райс Лунный свет

Глава первая

Появление в Голланд-Хаус Остина Этвуда, графа Хитмонта вызвало массу пересудов.

– С каких пор здесь принимают женоубийц? – возмущенно прошамкал ему вслед престарелый виконт. Его спутник, такой же трясущийся старик, согласно закивал головой.

Остин Этвуд невозмутимо пересекал гостиную, не оглядываясь по сторонам.

– …скандал с его женой, – раздался шепот.

– …странно, но он, кажется, ранен? Погляди, загорел, как какой-нибудь пират.

– Бесси, отвернись. Что сказал бы господин Эванс, если бы узнал, что ты обращаешь внимание на таких, как он?

– Но все говорят, что он герой: награжденный за битву при Ла-Корунье…

– А я говорю, просто, бандит. Все его медали свидетельствуют о тяге к насилию. Если вас интересует мое мнение.

Усмехнувшись про себя, граф продолжал игнорировать шепот за спиной. Сюда он пришел с одной-единственной целью и, если бы не она, с удовольствием покинул бы враждебное общество, которого сторонился все эти годы. Несмотря на хромоту, держался он прямо, с гордостью, и его внушительная фигура продолжала притягивать взгляды, пока он пробирался между группами бледных девиц, впервые вывезенных в свет, чадолюбивых мамаш и занудных папаш.

Дойдя до бального зала, граф приостановился в дверях. Хрустальные люстры сияли над многоликой толпой, состоящей в большей степени из дам в пышных нарядах, увешанных драгоценностями, кое-где разбавленных более строгими костюмами джентльменов. Но даже мужчины в черных шелковых панталонах и длинных сюртуках щеголяли бриллиантовыми булавками и золотыми часами, блестевшими в сиянии свечей. Такое впечатляющее общество вряд ли можно проигнорировать так же легко, как шепот за спиной.

Граф огляделся, заметив, что друзей и знакомых прошлых дней здесь оказалось немного, и они держались особняком. Большинство из них преуспело за счет выгодной женитьбы, позволившей им войти в избранные круги. Дебютантки и их сопровождающие принадлежали уже к новому поколению – даже простое знакомство с ними было невозможно под бдительным оком мамаш, чьих старших дочерей он когда-то вводил в этот же зал. Если бы не политические интриги, которые плелись в задних комнатах этого дома, он никогда бы не переступил порог Голланд-Хаус.

У входа в зал, рядом с позолоченной статуей, почти скрытой росшей в кадке пальмой, стояла девушка в бело-розовом платье с оборками немного больших, чем принято модой, размеров. Блондинки редко привлекали внимание графа, но грация девушки и необычная цветовая палитра ее наряда вызвали у него мимолетное восхищение. Среди блеклых лиц цвета лепестков увядшей оранжерейной гардении румянец юных щек выглядел зарей после безлунной ночи.

Отступив на шаг и прислонясь к стене, чтобы лучше разглядеть девушку, граф с легкой досадой заметил, что она слишком молода. Право, жаль, что столь экстравагантная красота досталась пустоголовому ребенку.

В переливающемся газовом платье, которое, должно быть, стоило столько, как если бы его сшили из золотой канители, девушка совершенно не замечала молодых людей, толпящихся подле нее. Льняные локоны были по моде собраны на макушке и покачивались вокруг лица – знак любителей флирта и интрижек, но она, похоже, не была осведомлена о провокационном значении такой прически. Очаровательные черты лица застыли в напряжении, пальцы крепко сжимали веер, а она, забыв им обмахиваться, с близорукой настойчивостью вглядывалась в толпу танцоров. В этот момент графа окликнули: – Хитмонт! Вот вы где! Я уже отчаялся найти вас в этой толчее.

Сухопарый мужчина одного возраста с графом протиснулся к нему, рассеянно потирая переносицу, словно поправлял несуществующие очки.

– Если хочешь чего-то добиться, надо потрудиться, Аверилл, – заметил граф, повернувшись к единственному другу, который от него не отвернулся. – Ты уже что-то выяснил?

Внук герцога от младшего сына, Аверилл Берфорд, непонятно почему прозванный Алваном, не имел земель, но занимал в обществе прочное и бесспорное положение. Чрезвычайно любимый всеми своими знакомыми, он никогда не интересовался компанией, которую содержал за свой счет, но проявлял необычную заботу о друге детства.

– Это вопрос времени, Хит. – Аверилл смущенно повел плечами. – Герцог, тори до мозга костей, процветает при нынешнем регентстве и потому постоянно в политических заботах. Сегодняшний день, к сожалению, не исключение.

Граф помрачнел. Узнав, что герцога и его друзей не будет на приеме, он потерял к вечеру интерес. Пытаясь развеять нахлынувшую тоску, граф перевел взгляд на девушку в золотом уборе и принялся ее разглядывать.

Лицо девушки внезапно озарилось, и Хитмонт, ощутив неожиданный укол зависти, повернулся, чтобы отыскать глазами счастливца, удостоенного такого внимания.

В бальный зал самоуверенной походкой вошел молодой джентльмен в безукоризненно сшитом по стройной фигуре блестящем костюме, с тщательно повязанным батистовым галстуком и свисающим на серебряной цепочке моноклем. Он показался графу смутно знакомым, хотя денди явно был зеленым юнцом, когда Хитмонт последний раз посещал лондонское общество. Исключительно респектабельный молодой джентльмен и идеальный кандидат для мечтающих о замужестве молодых мисс.

Граф повернулся к выходу, но тут заметил предательский блеск в расширившихся глазах девушки. Длинные ресницы поспешно опустились, но слишком поздно, чтобы скрыть красноречивый блеск слез.

Граф снова поискал глазами молодого человека и обнаружил его склонившимся в поклоне перед пухлой мисс в розовом платье и намеренно игнорирующим девушку. Именно тогда Хитмонт понял, кого ему напомнил молодой повеса.

Кивнув Авериллу, он протолкался к девушке и, галантно улыбаясь, поклонился.

– Надеюсь, этот танец, наконец, мой? – тихо спросил он. Обри посмотрела в синие глаза умудренного жизненным опытом человека и от их чуть насмешливого снисходительного прищура испытала неожиданное облегчение, охватившее ее от столь благоприятного вмешательства. Стремительно протянув незнакомцу затянутую в перчатку руку, она одарила его сияющей улыбкой.

– Я думала, вы никогда не придете, – заявила она снаигранным весельем, игнорируя взгляды окружающих, прислушивающихся к каждому слову.

Хитмонт одобрил ее решительность, но проклял свою глупость, когда музыканты заиграли вальс. С застывшей на губах гримасой он обнял точеную талию и, приволакивая ногу, начал мучительные движения, которые когда-то исполнял безукоризненно.

Погруженная в невеселые размышления, Обри не замечала хромоты партнера – она боролась с собой, пытаясь сдержать слезы.

– Улыбнитесь, – скомандовал Хитмонт, стискивая зубы. – С таким лицом вы никого не одурачите.

Привыкшая бездумно танцевать, обмениваясь бессмысленными любезностями с молодыми людьми, чьи лица сливались для нее в одно, Обри позабыла о партнере. Резкий тон вернул ее в реальность, и она почувствовала, что руки партнера держат ее крепче, чем позволяли приличия.

Граф удовлетворенно улыбнулся, оценив впечатление, которое он произвел на девочку.

– Ни один мужчина не стоит ваших слез, – сухо ответил он на немой вопрос, читавшийся в ее потемневших и, казалось, искрившихся крупинками золота глазах.

– Мы собирались пожениться, – просто сказала она.

– Если будете хмуриться, у вас над бровями появятся безобразные морщины. Что вы имели в виду, говоря: «Мы собирались пожениться»? Разве мужчина в здравом уме разорвет помолвку с прекраснейшей невестой сезона?

Обри пропустила лесть мимо ушей.

– Мой отец даже не поговорил с ним – они лишь обменялись письмами. Джеффри мне еще ничего не объяснил, но я надеялась… Я надеялась…

– Неужели вы думали, что неоперившийся птенец пойдет против желаний вашего отца? Вы наивны, моя дорогая.

Она раздраженно посмотрела на него, но граф не отвел глаз.

– Мой папа обещал! Он сказал, что я смогу сама сделать выбор, если только сделаю его до моего следующего дня рождения. Я выбрала Джеффри, а мой отец даже не посмотрел на него! Он нарушил слово!

Откровенность и самонадеянность, с которой девчонка считала, что может получить любого мужчину по собственному выбору, позабавили графа. Скука исчезла, и он был не в претензии к партнерше. В его руках она двигалась как перышко и делала пытку танцем почти сносной.

– Если вы его любите, то должны за него бороться. Он покорился желанию вашего отца. Заставьте его понять, что мужчина, которого вы выберете, должен суметь противостоять вашему отцу.

Неожиданный луч света промелькнул в зеленых глазах.

– Вы думаете, я смогу? А как?

Хитмонт пожал плечами.

– Для джентльмена достоинство – его ахиллесова пята. Для него нестерпимо, если его начнут игнорировать или бросят ради другого. Вы не сможете поставить ему лучшей западни, если притворитесь, что его не существует.

– Судите по своему опыту, сэр? – озорно поинтересовалась она.

Неожиданно проснувшееся чувство опасности, выработанное годами жизни на грани риска, заставило Хитмонта приглядеться к девушке.

– Горы опыта, – сухо уточнил он.

Она украдкой сквозь ресницы посмотрела на него.

– Может быть, вам известен джентльмен, который поможет мне убедить Джеффри, что он забыт?

Не столь уж тонкий намек заставил Хитмонта скривить губы. Он знал механику слухов лучше, чем кто-либо, знал, как злые языки разрушают жизни и репутации, свергают монархии и делают героев из мужланов. Но использовать слухи, чтобы достичь цели… Такой поворот разговора вызвал у него двойственное чувство. Поставить свою скандальную репутацию на службу добру было бы поучительным экспериментом, но в большей степени опасной игрой, слишком опасной, чтобы отважиться на нее. Даже если это избавит его от утомительных часов бесполезного топтания у задних дверей знати.

– Не смотрите на меня, леди. Одного моего присутствия рядом с вами хватит, чтобы разрушить вашу репутацию. Мы оба и так перенесем неприятные минуты, объясняясь по поводу этого танца.

Широко раскрытые глаза посмотрели на графа с откровенным любопытством.

– Вы настолько ужасный человек?

Сардоническая усмешка искривила его губы.

– По мнению окружающих – да.

Тень настороженности исчезла, сменившись внезапной решимостью.

– До тех пор, пока вы не опасны лично для меня, я не посмотрю на свою репутацию. Вы мне поможете?

Граф нахмурился.

– Ваша репутация – это все. Без нее вы совершенно одиноки в этом мире.

– Снова судите по своему опыту? – дерзко спросила она. – Без Джеффри я действительно останусь одна в мире. Мой отец отречется от меня, если я откажусь выйти замуж за одного из его друзей-политиканов с лицами заговорщиков.

Хитмонт с трудом сдержал улыбку. Было бы забавно хоть чему-то научить эту девчонку, один вид которой мог полностью развеять его мрачное настроение.

– Хорошо. Я приложу все усилия, чтобы сберечь вашу репутацию. Буду действовать крайне осмотрительно, чтобы никакие сомнения вас не коснулись. Но один только звук моего имени прогонит прочь вашего юного денди, даже если он вас любит.

– Могу я спросить, что вы сотворили, чтобы заслужить такую репутацию?

– Не можете, – строго ответил Остин. – Достаточно того, что нам будет очень непросто найти человека, который бы нас надлежащим образом представил, чтобы я имел возможность встречаться с вами публично.

Обри беспечно улыбнулась.

– Вы только что разговаривали с моим кузеном. Пожалуй, он сможет нас представить. Моя тетя против этого возражать не будет.

– Ваш кузен? – Хитмонт изумленно поднял брови. Он не мог понять, как эта нимфа, одержимая единственно своими переживаниями, успела заметить, с кем он разговаривал.

– А вот и Джеффри. – Обри посмотрела через плечо графа, и ее лицо осветилось неудержимым ликованием. – Не могли бы вы посмотреть на меня со сдержанной страстью или как-нибудь в этом духе? Он выглядит взбешенным.

Граф кивнул и оказал ей эту любезность в танце так, что у нее перехватило дыхание, а юбки взметнулись неподобающим образом. Обри вдруг ощутила всю мощь стальных мышц, скрытых под шелком и вельветом, когда ее новый друг наклонился и шепнул:

– Осторожно, малышка, вы играете с огнем, когда играете с мужской страстью.

В его глазах разгорелось темное пламя, и казалось, что взгляд проникает сквозь облегающее платье к укромным уголкам ее тела. Но когда танец закончился, его взгляд потух, он отпустил ее талию и учтиво подал руку.

– А теперь – к вашему кузену, миледи.