"Джек Потрошитель" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Патриция)

ГЛАВА ПЯТАЯ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК

Уолтер Ричард Сикерт родился 31 мая 1860 года в Германии, в городе Мюнхене.

Один из известнейших английских художников не был англичанином. «Стопроцентный англичанин», как он любил себя называть, был сыном датского художника Освальда Адальберта Сикерта и красотки далеко не стопроцентного англо-ирландского происхождения Элеоноры Луизы Моравии Генри. В детстве Уолтер считался настоящим немцем.

Мать Сикерта домашние звали Нелли. Точно так же называли и ее младшую дочь, сестру Уолтера, Хелену. Так же звали и первую жену Сикерта, Эллен Кобден. Так же называли и Эллен Терри. Для ясности я не буду использовать это имя, за исключением тех случаев, когда речь пойдет о матери Сикерта. Мне не хочется поддаваться психоаналитическому бреду относительно эдипова комплекса только из-за того, что четыре самые сильные женщины в жизни Сикерта имели одно и то же уменьшительное имя.

Уолтер был первым из шести детей. Рядом с ним росли четыре брата и сестра. Удивительно, что ни у одного из Сикертов не было собственных детей. И тем не менее каждый из детей обладал неким леденящим душу обаянием, за исключением разве что Освальда Валентина, удачливого торговца, о котором почти ничего не известно. Роберт жил отшельником и умер от травм, попав под грузовик. Леонард всегда был удивительно оторван от реальности и скончался после долгой и изнурительной борьбы с бедностью. Бернхард стал неудачливым художником. Он страдал депрессией и алкоголизмом. Поэтическое наблюдение их отца Освальда оказалось трагически пророческим: «Их свобода сводится к свободе совершать дурные поступки. Каждый из них несет в себе зерно разрушения, и смерть каждого будет связана именно с этим».

Единственная девочка в семье Сикертов, Хелена отличалась блестящим умом и сильным духом, но физически она была очень слаба. Хелена была единственным членом семьи, проявлявшим интерес к гуманитарным предметам и другим людям. В автобиографии она писала, что постоянные страдания сделали ее сострадательной и чуткой к несчастьям других людей. В детстве ее отправили в школу-интернат, где детей плохо кормили. Хелена подвергалась жестоким нападкам со стороны других девочек из-за того, что была болезненной и неуклюжей. Братья и отец убедили ее в том, что она настоящая уродина. Хелена очень страдала из-за того, что не родилась мальчиком.

Уолтер был художником в третьем поколении. Его дед, Йоханн Юрген Сикерт, считался одаренным художником, снискавшим покровительство датского короля Кристиана VIII. Отец Уолтера, Освальд, — талантливый живописец и график, который не сумел ни завоевать славы, ни разбогатеть. На старых фотографиях мы видим Освальда с длинной пышной бородой. В его холодных глазах застыл огонь ярости и гнева. История его жизни, как и жизни остальных членов семьи Сикертов, так же неясна и расплывчата, как старинный дагерротип. Все, что от него осталось, это несколько писем и рисунков, хранящихся вместе с бумагами его сына в публичной библиотеке Айлингтона. Письма Освальда написаны на верхнегерманском диалекте. Их пришлось переводить на нижнегерманский, а затем на английский. Этот процесс занял полгода, а в результате мы получили всего шестьдесят фрагментов, потому что большинство его записок невозможно ни прочесть, ни расшифровать.

Но даже из того, что мне удалось разобрать, становится ясно, что этот человек обладал невероятной волей и огромным талантом. Кроме живописи, он занимался музыкой, писал пьесы и стихи. Его литературная и артистическая одаренность сделала его желанным гостем на свадьбах, карнавалах и других праздниках. Во время датско-германской войны 1864 года он вел активную политическую деятельность и много ездил по другим городам, призывая немцев сплотиться ради единой Германии.

«Мне нужна ваша помощь, — говорил он в одной из своих речей. — Каждый из вас должен внести личный вклад… Это касается всех — и рабочих, и крупных торговцев, и владельцев фабрик. Каждый из вас должен честно трудиться на своем рабочем месте». Освальд умел вдохновить обездоленных. Он сочинял замечательную музыку и стихи, полные нежности и любви. Он умел рисовать картинки, похожие на современные мультфильмы. В них чувствуется его жестокое, дьявольское чувство юмора. Из его дневников становится ясно, что когда Освальд не рисовал, он путешествовал. И старший сын унаследовал ту же тягу к странствиям.

Освальд столько путешествовал, что становится непонятно, когда же он работал. Большую часть дня он гулял или отправлялся куда-нибудь на поезде и возвращался уже к ночи. Этот человек не мог спокойно сидеть на одном месте и довольствоваться обычными занятиями. Странички дневника не закончены, на них нет дат, но перед нами предстает погруженный в себя, беспокойный, нервный человек.

Вот одна неделя из его жизни. В среду Освальд Сикерт на поезде путешествовал из Эккенфорда в Шлезвиге в Эхен и Фленсбург на севере Германии. В четверг он отправился посмотреть на «новую дорогу, проложенную вдоль железнодорожного пути» и прошел «от порта к Нордентору», а затем полями вернулся домой. Он пообедал в местной пивной и посетил близлежащую ферму. В пятницу Освальд пешком прошел через Алленслоб, Ноббе, Янц, Штропатил и Мёллер. Он встретился со знакомыми, пообедал с ними и в десять вечера вернулся домой. Суббота: «Я целый день гулял по городу».

Воскресенье Освальд тоже провел вне дома. Вернулся он только к ужину, а потом семья музицировала до десяти вечера. В понедельник он отправился в Готторф, во вторник верхом поехал в Мюгнер, где до трех часов ловил рыбу и поймал «30 пескарей». В пивной он встретился со знакомыми. Вернулся домой он только в одиннадцать вечера.

Из записок Освальда становится ясно, что он не терпел власти, особенно полиции. И его яростные, злобные нападки во многом напоминают те слова, которые Джек Потрошитель адресовал полиции. «Поймайте меня, если сможете!» — издевался Джек Потрошитель.

«Ура! Часовой спит! — писал отец Уолтера Сикерта. — Когда видишь его в таком состоянии, трудно поверить в то, что он — часовой. Должен ли я из чувства человеколюбия разбудить его и сказать, что колокол уже прозвонил?.. О нет, пусть дремлет дальше. Может быть, ему снится, что он меня поймал. Пусть же пребывает во власти этой сладкой иллюзии!»

Отношение Освальда к власти не могло не проявляться и в стенах родного дома. Уолтер не мог не знать об этом. И Уолтер, и его мать явно догадывались о постоянных визитах Освальда в многочисленные пивные.

«Я пропил все деньги, — пишет Освальд в дневнике. — Я слишком много задолжал своему желудку. У меня масса свободного времени, и я люблю поспать».

Какова бы ни была цель его постоянных прогулок, путешествий и посиделок в пивных, все это стоило денег. А Освальд не мог заработать. Без денег его жены семья была бы обречена на голод. Возможно, пьеса о Панче и Джуди, которую Освальд написал, скорее всего, в начале 60-х годов, навеяна личными жизненными впечатлениями. Садист Панч тратит все деньги семьи на выпивку и не беспокоится о жене и маленьком сыне.

Панч (появляясь из коробки).

…А, здравствуйте, вы меня, наверное, не знаете… Меня зовут Панч. Так звали моего отца и деда тоже.

…Мне нравится красивая одежда. Кстати, я еще и женат. У меня есть жена и сын. Но это ничего не значит…

Жена (Джуди).

Нет, я больше не могу этого выносить! Даже в столь ранний час этот ужасный человек где-то раздобыл бренди!

…Ну что я за несчастная женщина! Все наши деньги уходят на выпивку. У меня нет хлеба для моих детей…

От отца Уолтер Сикерт унаследовал беззаботное отношение к деньгам и охоту к перемене мест, а от матери обаяние и красоту. Унаследовал он от нее и ряд не столь привлекательных черт. История странного детства миссис Сикерт во многом напоминает роман Чарльза Диккенса «Холодный дом» — любимую книгу Уолтера. В этой книге девочку-сироту Эстер по какой-то загадочной причине отправляют жить в имение доброго и богатого мистера Джарндайса, который впоследствии хочет на ней жениться.

Нелли родилась в 1830 году. Она была внебрачной дочерью ирландской танцовщицы, которой вовсе не хотелось становиться матерью. Она не обращала на Нелли никакого внимания, много пила, а в конце концов, когда Нелли было всего двенадцать лет, сбежала в Австралию, чтобы выйти там замуж. В этот момент в жизни Нелли появился неизвестный богатый покровитель. Он отправил ее в школу в Нейи-ле-Дьепп на севере Франции. В течение последующих шести лет он писал ей страстные письма, подписываясь одной только буквой «Р».

Когда Нелли исполнилось восемнадцать, она наконец-то встретилась со своим покровителем. Им оказался Ричард Шипшэнкс, бывший священник, отказавшийся от сана ради занятий астрономией. Он был остроумным и решительным человеком — о чем еще могла мечтать молоденькая девушка. А Нелли была образованной и очень красивой. Шипшэнкс обожал Нелли еще больше, чем она обожала его. Он познакомил ее с нужными людьми и поселил в красивом доме. Очень скоро она стала ездить на званые вечера, в театры, оперу. Они даже путешествовали за границей. Нелли знала несколько иностранных языков и была умной молодой женщиной. Сказочный покровитель ни на минуту не выпускал ее из поля зрения и в конце концов признался, что он ее биологический отец.

Шипшэнкс взял с Нелли обещание уничтожить все его письма, поэтому мы не можем определить, был ли он для нее действительно отцом или еще и любовником. Возможно, она догадывалась об истинной природе его чувств, но предпочитала не обращать на это внимания. А может быть, она действительно была доверчивой и наивной. Они отправились в Париж, и там Нелли заявила, что влюблена и помолвлена с молодым художником Освальдом Сикертом. Это потрясло Шипшэнкса до глубины души.

Он впал в ярость. Обвинял Нелли в неблагодарности, нечестности и обмане. Потребовал, чтобы она немедленно разорвала помолвку. Нелли отказалась. И тогда Шипшэнкс прекратил выплачивать ей деньги и вернулся в Англию и оттуда написал ей несколько горьких писем с упреками. Вскоре он скончался от инсульта. Нелли считала себя виновной в его смерти и до конца жизни терзалась чувством вины. Она уничтожила все его письма, кроме одного, которое сохранилось в старинном хронометре, принадлежавшем Шипшэнксу. «Люби меня, Нелли, люби меня страстно, как я люблю тебя», — писал он.

Ричард Шипшэнкс не оставил Нелли ничего. К счастью, его добрая сестра, Анна Шипшэнкс, пришла на помощь девушке и обеспечила ее достаточно, чтобы та могла содержать мужа и шестерых детей. Несчастное детство, предательство матери и разрыв с отцом, несомненно, оставили в душе Нелли незаживающие шрамы. Хотя никаких записей, говорящих об отношении Нелли к своей безответственной матери или о противоестественной любви к отцу, которая была романтической тайной ее юности, не сохранилось, можно предположить, что она глубоко страдала от горя, гнева и стыда.

Если бы Хелена Сикерт не стала известной суфражисткой, оставившей подробные мемуары, мы очень мало узнали бы о семействе Сикертов и о детстве Уолтера. Почти все, что мы знаем о ранних годах его жизни, почерпнуто из мемуаров Хелены. Если кто-то из членов семьи и вел записи, то они либо исчезли, либо где-то надежно спрятаны.

По описанию Хелены, ее мать была интеллигентной, образованной женщиной, которая могла быть обаятельной, веселой и независимой и в то же самое время суровой, эмоционально закрытой, жестокой и одновременно покорной.

Дом, который Нелли создала для своей семьи, был не самым уютным. То в нем царила жестокость и суровость, то он внезапно расцветал улыбками и весельем. По вечерам Нелли часто пела, а Освальд аккомпанировал ей на фортепиано. Она напевала за шитьем, на улице, когда вела детей в лес или на речку. Она выучила их замечательным песенкам «Ветка омелы» и «На ней был розовый венок». Больше всего дети любили песенку про маленького Джека.

С самых ранних лет Уолтер считался бесстрашным пловцом. В его голове роились мотивы и художественные образы. Он был голубоглазым блондином с длинными волосами. Мать наряжала его в бархатные костюмчики а-ля маленький лорд Фаунтлерой.

Хелена была младше Уолтера на четыре года. Ее раздражал постоянный восторг матери перед красотой и безупречным поведением старшего сына. Однако сестра понимала, что все совсем не так гладко, как кажется матери. Может быть, Уолтер был и красив, но называть его милым и добрым было по меньшей мере глупо. Хелена вспоминала, что Уолтер был обаятельным, заводным и сварливым мальчиком. У него было много друзей, но стоило ему потерять к ним интерес или убедиться в их бесполезности для него, как он немедленно порывал с ними всяческие отношения. Мать часто утешала брошенных Уолтером друзей и искала хоть какие-нибудь объяснения тому, почему Уолтер внезапно исчез из их жизни.

Холодность и эгоизм Уолтера проявились еще в раннем детстве. Его мать и не подозревала, что ее отношение сыграло важную роль в формировании темных сторон его натуры. Нелли могла обожать своего сына-ангелочка, но эта любовь не была здоровой. Очень вероятно, что она видела в нем всего лишь продолжение собственного эго. Ее обожание было проекцией ее собственных глубоко скрытых и не нашедших удовлетворения потребностей. Она относилась к нему так, как могла, но у нее не было с сыном эмоциональной связи, как не было у нее подобной связи с собственной матерью. Ее чувства к сыну были столь же нездоровы и эгоистичны, как и чувства ее отца по отношению к ней самой. Когда Уолтер был еще младенцем, художник Фузели захотел нарисовать «замечательного» малыша. Нелли хранила этот портрет до самой своей смерти. А умерла она в возрасте девяноста двух лет.

Претензии Освальда Сикерта на роль главы семьи были чистым обманом, и Уолтер это отлично понимал. Дети слишком часто видели, как мать выпрашивала у отца деньги, а тот лез в карман, доставал кошелек и спрашивал: «Сколько тебе дать, расточительная женщина?»

«Пятнадцать шиллингов у тебя есть?» — спрашивала мать, в уме подсчитав текущие расходы.

Освальд великодушно вручал ей деньги, которые и так принадлежали ей, а она содержала его всю жизнь. Щедрость Освальда вознаграждалась поцелуями и выражениями благодарности. Супруги разыгрывали целую сценку, неосознанно возрождая те отношения, которые существовали между Нелли и ее всемогущим, все контролирующим отцом, Ричардом Шипшэнксом. Уолтер изучил драму своих родителей насквозь. Он впитал в себя худшие черты отца. Ему всегда были нужны женщины, готовые терпеть его манию величия и удовлетворять любые его потребности.

Освальд Сикерт рисовал карикатуры для юмористического журнала «Ди Флигенде Блаттер», но дома его чувство юмора засыпало. Ему не хватало терпения, чтобы общаться с детьми. У Освальда не было эмоциональной связи ни с кем из детей. Хелена вспоминает, что разговаривал он только с Уолтером, который впоследствии заявлял, что помнит все, что говорил ему отец. Уолтер все схватывал на лету и мгновенно запоминал. В детстве он самостоятельно научился читать и писать. Всю жизнь Сикерт отличался уникальной фотографической памятью.

Существует легенда о том, что как-то раз Уолтер отправился на прогулку с отцом. Они проходили мимо церкви, и отец обратил внимание мальчика на надгробную доску. «Вот имя, которые тебе ни за что не запомнить», — сказал Освальд. Уолтер остановился и прочел:

МАХАРАДЖА МИРЖАРАМ

ГУАХАХАПАДЖИ РАЗ

ПАРЕА МАНЕРАМАПАМ

МУХЕР

Л.К.С.К.

В возрасте восьмидесяти лет Уолтер Сикерт помнил эту надпись и мог воспроизвести ее без единой ошибки.

Освальд не подталкивал своих детей к занятиям искусством. Однако Уолтера с самых ранних лет тянуло к рисованию и лепке. Сикерт утверждал, что изучил теорию искусств с помощью отца, который в 1870 году брал его в Королевскую академию в Берлингтон Хаус, чтобы мальчик увидел картины старых мастеров. Изучение архивов Сикерта позволяет предположить, что Освальд приложил руку к развитию Уолтера как рисовальщика. В публичной библиотеке Айлингтона на севере Лондона хранится коллекция набросков, принадлежащих кисти Освальда. Однако историки и искусствоведы в последнее время склоняются к мысли, что эти наброски были сделаны рукой его талантливого сына. Очень вероятно, что Освальд стал первым учителем Уолтера.

Большинство рисунков сделано неуверенной, но явно талантливой рукой человека, который учится зарисовывать уличные сценки, здания и фигуры. Но творческий ум, направляющий руку, неспокоен, жесток и нездоров. Художник находит удовлетворение, рисуя котел, в котором варят людей заживо, и демонов с хвостами и длинными, резкими лицами, на которых играют зловещие улыбки. Любимая тема — это солдаты, штурмующие замки и убивающие друг друга. Рыцарь похищает полногрудую девственницу, а она умоляет его не насиловать и не убивать ее. Сикерт говорил о своих ранних произведениях, когда описывал гравюру, выполненную в 1652 году Карелом дю Жарденом. На ней изображено ужасное преступление, когда «кавалер» на лошади останавливается посмотреть на «ободранный» и «разрубленный» труп, а вдали виднеются солдаты с «копьями и флажками».

Самый жестокий любительский рисунок из этой коллекции изображает пышногрудую женщину в платье с глубоким вырезом, сидящую в кресле. Ее руки связаны, голова откинута назад, а стоящий позади нее мужчина направляет кинжал ей в грудь как раз на уровне грудины. На левой стороне тела у женщины уже нанесено несколько ран, еще одна виднеется на шее, где расположена сонная артерия. Еще одна рана на лице, чуть ниже левого глаза. Ее убийца прорисован поверхностно, мы видим лишь тень улыбки на его лице. Мужчина одет в костюм. Рядом с этим рисунком на том же листке изображен согнувшийся напуганный мужчина, который рассматривает лежащую женщину в длинной юбке, шали и капоре.

Хотя я не нашла никаких доказательств того, что Освальд Сикерт был склонен к сексуальному насилию, он мог быть злобным и безжалостным. Излюбленным объектом для нападок была для него дочь. Страх Хелены перед отцом был настолько велик, что в его присутствии ее била неудержимая дрожь. Освальд не проявлял ни малейшего сочувствия к дочери, когда она два года провела в постели из-за ревматической лихорадки. Поправившись, она была очень слаба и с трудом ходила. Она с ужасом ожидала тех моментов, когда отец, отправляясь на прогулку, брал ее с собой. Во время этих прогулок Освальд все время молчал. А девочку его молчание пугало еще больше, чем любые выговоры.

Когда Хелена отставала или неуклюже натыкалась на отца, пишет она в своих воспоминаниях, «он без единого слова хватал меня за плечо и разворачивал меня в обратную сторону, и мне приходилось натыкаться на стену или падать в сточную канаву». Мать никогда не заступалась за дочь. Нелли предпочитала своих «очаровательных маленьких мальчиков» с их золотистыми волосами, матросскими костюмчиками, а не уродливую рыжую девчонку.

Уолтер, по всей видимости, был самым симпатичным мальчиком, к тому же еще и самым умным. Он отлично владел искусством манипуляции и обмана. Он мог очаровать любого и добиться всего, чего хотел. Он был лидером, и остальные дети во всем ему подчинялись, даже если игры Уолтера становились несправедливыми и неприятными. Играя в шахматы, он с легкостью мог изменить правила так, как это его устраивало. Став немного старше, Уолтер увлекся театром. В 1868 году семья перебралась в Англию. Уолтер начал собирать друзей и братьев, чтобы разыгрывать с ними сцены из Шекспира. Его сценические опыты были неприятными и патологическими. В неопубликованных черновиках мемуаров Хелены мы читаем:

«Я была еще ребенком, когда Уолтер связал нас, чтобы мы изображали трех ведьм в „Макбете“. Все происходило в заброшенной каменоломне возле Ньюкуэя, которую, по моему мнению, следовало бы назвать „Ямой Ахерона“. Он жестоко мучил нас. Меня он заставил снять платье, ботинки и чулки, чтобы я сидела на ведьминском котле. Острые камни и колючки впивались в мою кожу, а глаза разъедал едкий запах гниющих водорослей».

В опубликованных мемуарах Хелены такие моменты смягчили, а то и вовсе выбросили. Если бы они не сохранились в шестистраничном черновике, написанном от руки, который был пожертвован Национальной художественной библиотеке музея Виктории и Альберта, мы так и не узнали бы о садистских наклонностях Сикерта, проявившихся еще в детстве. Я подозреваю, что мемуары Хелены подверглись основательной чистке.

В викторианскую эпоху и в начале XX века было не принято выносить сор из избы и рассказывать неприятную правду о семье. Королева Виктория решила сжечь личные документы и устроила большой пожар, уничтоживший один из ее дворцов. Хелена опубликовала свои мемуары в 1935 году, когда ее брату было семьдесят пять лет, и молодые английские художники считали его настоящим гением. Сестра должна была несколько раз подумать, прежде чем писать о нем всю правду. Хелена была одним из тех людей, который Сикерту так и не удалось подчинить себе. Брат и сестра никогда не были по-настоящему близки.

Непонятно, знала ли Хелена о том, что в действительности происходит с ее братом. Он был «одновременно и самым переменчивым, и самым постоянным существом… безрассудным, но всегда очень рассудительным. Порой он пренебрегал интересами друзей и родственников, а порой был способен на необычайную доброту, щедрость и помощь в трудную минуту. Ему никогда не было скучно — только с людьми».

Соученики Сикерта вспоминают, что он был трудным ребенком. Он обладал выдающимися способностями и очень непостоянным характером. В возрасте трех лет мать называла его «извращенным и непокорным». Сикерт был физически сильным мальчиком, чья «нежность» с легкостью переходила в «злобу». Уолтер считался мастером убеждения. Как и его отец, он не испытывал уважения к религии. Авторитетов для него не существовало. Бога в его душе не было. В школе Уолтер отличался энергичностью и интеллектуальным превосходством над сверстниками, но он абсолютно не умел подчиняться правилам. Его биографы довольно уклончиво пишут о «неправильности» поведения художника, достаточно лишь прочесть книгу Денниса Саттона.

Когда Сикерту исполнилось десять, его перевели из школы-интерната в Ридинге. Впоследствии он писал, что «чудовищная старая директриса была совершенно невыносима». По неизвестным причинам Уолтера исключили из школы при университетском колледже. Примерно в 1870 году он посещал занятия в коллегиальной школе Бэйсуотер. В течение двух лет он учился в школе Кингз Колледж. В 1878 году он блестяще сдал экзамен на аттестат зрелости, но в университет поступать не стал.

Высокомерие Сикерта, отсутствие человеческих чувств и сверхчеловеческое мастерство в искусстве манипуляции абсолютно типичны для психопата. Не настолько очевиден гнев, который подспудно кипел в его душе. Однако во время садистских игр и вспышек ярости этот гнев выходил на поверхность. Добавьте еще эмоциональную отстраненность, ярость и полное отсутствие сочувствия и раскаяния — и вы получите формулу, превращающую доктора Джекилла в мистера Хайда. Технологии этого превращения нам никогда не понять. Может ли аномальное развитие фронтальных долей мозга превратить человека в психопата? А может быть, фронтальные доли развиваются аномально именно потому, что человек — психопат? Мы до сих пор этого не знаем.

Мы видим поведение психопатов и знаем, что они действуют, не испытывая страха перед последствиями. Их не волнуют страдания, причиняемые ими своим жертвам. Психопата не волнует то, что смерть убитого им президента окажет воздействие на жизнь целой нации. Его не волнуют страдания женщин, потерявших мужей, терзания детей, потерявших родителей. Сирхан Сирхан, попав в тюрьму, прославился не меньше, чем Роберт Кеннеди, которого он убил. Джон Хинкли-младший совершил неудачное покушение на Рональда Рейгана и мгновенно из толстого, никому не нужного неудачника превратился в героя журнальных статей.

Единственное, что пугает психопата, это возможность ареста. Насильник прекращает насиловать жертву, если слышит, что кто-то входит в дом. Но возможна и другая реакция — насилие нарастает, и он убивает и жертву, и того, кто вошел в дом. У психопата не должно оставаться свидетелей. Как бы ни провоцировал психопат полицию, мысль о поимке наполняет его ужасом. Психопат готов пойти на все, лишь бы его не поймали. Удивительно, что люди, испытывающие так мало уважения к чужой жизни, так боятся за свою собственную. Они продолжают играть в свои игры даже на краю смерти. Они хотят жить и считают, что сумеют увернуться от смертельной инъекции или электрического стула.

Потрошитель был игроком из игроков. Его убийства, его игра с прессой и полицией — все это было весело. Величайшим разочарованием его жизни было осознание того, что противостоят ему неопытные болваны. По большей части Джек Потрошитель играл в свои игры в одиночку. У него не было достойных соперников. Он все делал самостоятельно. Потрошитель написал сотни писем в полицию и прессу. Его любимым словом было «идиоты» — любимое словцо Освальда Сикерта. В письмах Потрошителя мы находим дюжины «ха-ха» — это американское выражение Уолтер подцепил от Джеймса Макнила Уистлера, который частенько пользовался им во время работы.

С 1888 года и по сегодняшний день миллионы людей ассоциируют имя Джека Потрошителя с тайной и нераскрытыми убийствами. Так и ненайденный убийца представляется нам высокомерным, злорадным, саркастическим человеком, который полагает всех остальных людей на земле идиотами и дураками. Потрошитель ненавидел полицию, он испытывал отвращение к «грязным шлюхам», он маниакально засыпал своими саркастическими письмами тех, кто никак не мог его поймать.

Пересмешничество и полное безразличие к человеческой жизни, свойственные Потрошителю, становятся очевидными из его писем. Первое письмо было отправлено в 1888 году, а последнее, как нам известно, в 1896-м. Я читала и перечитывала 250 сохранившихся писем Потрошителя, и у меня начал формироваться чудовищный образ яростного, злорадного, хитрого ребенка, который мастерски манипулирует умным и талантливым взрослым человеком. Джек Потрошитель чувствовал свою силу, только причиняя страдание другим людям и водя за нос власти. И его загадка оставалась неразгаданной более 114 лет.

Когда я впервые взяла в руки письма Потрошителя, я думала точно так же, как и полиция, и большинство людей: почти все письма можно счесть розыгрышем и издевательством психически нездоровых людей. Однако, исследуя письма Сикерта и изучая его манеру выражаться, я изменила свое мнение. Теперь я полагаю, что большая часть писем действительно написана убийцей. Вот некоторые примеры детских жестоких издевок и насмешливых замечаний, которые я нашла в письмах Потрошителя:

«Ха-ха-ха».

«Поймайте меня, если сможете».

«Это милая веселая шутка».

«В этом танце веду я».

«С любовью, Джек Потрошитель».

«Пишу, чтобы дать вам хотя бы незначительную зацепку».

«Я сказал ей, что я — Джек Потрошитель, и снял шляпу».

«Мне удалось обвести вокруг пальца целую кучу полицейских».

«Прощаюсь с вами, Потрошитель и большой хитрец».

«Как это славно — снова заставить встряхнуться милого старого шефа».

«Может быть, вы вспомните меня, если напряжетесь и немного подумаете. Ха-ха».

«Мне очень приятно рассказать о своих приключениях, чтобы парням из Скотланд-Ярда было чем заняться».

«Полицейские думают, что они чертовски умны».

«Вы ослы, вы настоящие двуличные идиоты».

«Будьте добры послать туда несколько самых умных полицейских».

«Полиция каждый день проходит мимо меня, а я спокойно отправляю вам это письмо».

«Ха! Ха!»

«Вы ошибаетесь, если вам кажется, что я вас не видел».

«Вернемся в старые добрые времена».

«Мне действительно хочется немного поиграть с вами, но у меня нет времени, чтобы вы могли играть со мной в кошки-мышки».

«Оревуар, шеф».

«Хорошую шутку я с ними сыграл».

«Та-та».

«Я пишу вам, чтобы вы знали, что моя работа мне нравится».

«Они выглядят такими умными, когда говорят, что напали на след».

«P.S. Вам никогда не выследить меня по этим письмам, так что и не пытайтесь».

«Я думаю, что все вы там, в Скотланд-Ярде, спите беспробудно».

«Я Джек Потрошитель, поймайте меня, если сможете».

«Я собираюсь отправиться в Париж и там продолжу свои игры».

«О, это была такая веселенькая работка — мое последнее дело».

«Целую вас».

«Я все еще на свободе… Ха-ха-ха!».

«Как я смеялся».

«Думаю, я добился настоящего успеха».

«Искренне ваш, Математикус».

«Дорогой шеф… Я обвел вокруг пальца двух или трех ваших людей прошлой ночью».

«До чего же глупы все полицейские».

«Но они не ищут меня в том виде, в каком я каждый день хожу мимо них».

«Почему я вчера прошел мимо полицейского и он меня не заметил?»

«Полиция считает мою работу настоящей шуткой. Джек — большой шутник, ха-ха-ха!».

«Я очень веселился».

«Меня считают очень симпатичным джентльменом».

«Вы понимаете, что я все еще на свободе. Ха! Ха!».

«Вам придется потрудиться, чтобы меня поймать».

«Не пытайтесь меня поймать, потому что вам это никогда не удастся».

«Вы до сих пор не поймали меня и никогда не поймаете. Ха! Ха!».

Мой отец адвокат, он говорит, что можно очень многое понять, если знать, что выводит человека из себя. Анализ 211 писем Потрошителя позволил мне понять, что Джек Потрошитель был интеллектуальным снобом. Даже когда его письма выглядели невежественными, неграмотными или безумными, ему не нравилось слышать подобные оскорбления в свой адрес. Он не мог удержаться, чтобы не напомнить полиции, что он образован, отправляя письмо, в котором не нарушено ни одно правило грамматики, написанное чудесным почерком с богатейшим словарным запасом. Сильнее всего Потрошитель протестует против того, на что совершенно не обращают внимания полиция и пресса. «Я не маньяк, как вы говорите. Я просто слишком умен для вас». «Вы считаете меня безумным? Что ж, вы совершаете огромную ошибку».

Вряд ли безграмотный кокни использует в своей речи слово «головоломка» или подпишет письмо псевдонимом «Математикус». Невежественный убийца никогда не назовет убитых им людей «жертвами» и никогда не напишет, что, уродуя женщину, он сделал ей «кесарево сечение». Потрошитель использует вульгаризмы, он изо всех сил старается сделать свое письмо безграмотным, искаженным, запутанным. А потом он отправляет свои мерзкие письма из Уайтчепела («у меня не было марки»), чтобы показать, что Джек Потрошитель — неимущий житель трущоб. Некоторые уайтчепелские нищие действительно умели читать и писать, но большинство жителей этого района были иностранцами и не говорили по-английски. Многие люди, делающие орфографические ошибки, пишут так, как слышат. В некоторых письмах Потрошителя одно и то же слово написано несколькими разными способами.

Слово «игры» и выражение «ха-ха» были любимыми словами Уистлера, родившегося в Америке. Эти выражения считались просторечными и резали слух образованного англичанина. «Ха-ха» Уистлера могло прервать утонченную беседу за ужином. Этой фразы было достаточно, чтобы его враги умолкли или поднялись и ушли. Выражение «ха-ха» скорее американское, чем английское. Можно только представить, сколько раз в день Сикерт слышал раздражающее его «ха-ха», находясь в студии мастера или работая вместе с ним. Вы можете прочесть сотни писем викторианской эпохи, и ни в одном из них не встретите этого словечка. Но письма Потрошителя так ими и пестрят.

Несколько поколений считали, что письма Потрошителя — фальшивка, работа шустрого журналиста, решившего создать сенсацию века. Так полагали пресса и полиция. Следователи и ученые, изучавшие преступления Потрошителя, в основном обращали внимание на почерк, а не на лексикон убийцы. Почерк легко изменить, особенно если этим занимается блестящий художник, но уникальные лингвистические комбинации, встречающиеся в ряде писем, так же характерны для человека, как и отпечатки пальцев.

Одним из излюбленных оскорблений Уолтера Сикерта было «дурак» или «идиот». Потрошитель нежно играет этими словами. Для Джека Потрошителя все люди, кроме него самого, «дураки». Психопатам нравится думать, что они умнее и хитрее тех, кто их окружает. Психопаты верят в то, что могут перехитрить тех, кто их ловит. Психопатам нравится играть в игры, не давать преследователям покоя и водить их за нос. Как приятно поднять такую суматоху, а потом спокойно сидеть и наблюдать. Уолтер Сикерт был не первым психопатом, которому нравилось играть в игры, хитрить, обманывать, думать, что он умнее всех на свете, совершать убийства и скрываться. Но его можно назвать самым оригинальным и творческим убийцей в мире.

Сикерт слыл образованным человеком, обладающим коэффициентом интеллекта гения. Он был талантливым художником, чьи работы вызывают уважение, хотя и не всегда восхищение. В его картинах нет каприза, прихоти, нет нежной игры красок, нет мечты. Он никогда не пытался передать «красоту». Его рисунки гораздо лучше больших картин. «Математикус» Сикерт был виртуозным чертежником. «Все линии в природе… расположены внутри круга в 360 градусов, разделенного на четыре сектора, — писал он. — Все прямые линии и все изгибы можно рассматривать как отклонения от этих линий».

Он учил своих учеников тому, что «основой рисования является развиваемая чувствительность к точному направлению линий… внутри 180 градусов и прямых углов». Порой он упрощал: «Мы можем сказать, что искусство… это индивидуальный коэффициент ошибки… в попытке достичь выражения формы». Уистлер и Дега никогда не определяли свое искусство в подобных выражениях. Не уверена, что они вообще поняли бы хоть слово из того, о чем говорил Сикерт.

Математическое мышление Сикерта, его расчетливость очевидны не только из его описаний собственных работ, но и из манеры письма. Его метод рисования заключается в «подготовке» эскизов, а затем в геометрическом увеличении их с соблюдением точных перспектив и пропорций. На некоторых картинах Сикерта отчетливо видны следы его математического метода. В играх и жестоких преступлениях Джека Потрошителя мы четко видим, что это был за человек.