"Тот, кто следовал за мистером Рипли" - читать интересную книгу автора (Хайсмит Патриция)

8

Том взял «рено», хотя предпочел бы «мерседес», и тут же упрекнул себя за то, что не узнал у Элоизы, не будет ли ей нужна машина, ведь «мерседес» все еще находился у Грацев. Он остановил машину возле гаража в районе Порт д'Орлеана, объяснив Фрэнку, что в центре парковка затруднительна. В гараже его знали. Том предупредил, что они заберут машину около шести вечера, и на выходе ему был выдан квиток с указанием часа прибытия, после чего они остановили такси.

— Проспект Габриэль, пожалуйста, — сказал Том шоферу. У самого посольства он высаживаться не хотел, а название улочки, примыкавшей к проспекту, на углу которой находилась фотомастерская, забыл.

— Вместе с вами — по Парижу! Вот она, настоящая жизнь! — мечтательно проговорил Фрэнк. О чем он грезил — о полной свободе? Юноша настоял на том, что будет платить сам, и извлек бумажник из внутреннего кармана дареного блейзера.

Том попытался догадаться, что еще, кроме денег, могло храниться в этом бумажнике, — на случай, если кто-то будет обыскивать Фрэнка. Они остановили такси на углу, где на дверях виднелась маленькая табличка.

— Видишь эту вывеску? — сказал он пареньку. — Это, кажется, называется «Маргарита». Там и сфотографируешься. Я с тобой заходить не буду. Не прикасайся к щеке, где запудрена родинка, взъерошь волосы, чуть-чуть улыбнись. Только не делай серьезное лицо!

Это он сказал именно потому, что обычно у Фрэнка было серьезное выражение лица.

— Тебя попросят назвать себя и подписать квитанцию. Можешь подписаться Чарльзом Джонсоном, например. Документов они не спрашивают, я знаю, потому что сам недавно фотографировался. Все понял?

— Да, сэр.

— Я буду вон там, — продолжал Том, указывая на кафе на противоположной стороне улицы. — Туда и приходи, они попросят тебя зайти через час, но на самом деле все будет готово через сорок пять минут.

Как только Фрэнк отошел, Том направился по проспекту Габриэль к площади Согласия, где, как он помнил, был газетный киоск. Он купил «Монд», «Фигаро» и даже «Иси Пари» — скандальную газетенку, первая страница которой была окрашена в зеленый, желтый и красный цвета. По дороге к кафе он торопливо проглядел ее. Целую страницу они отвели странному замужеству Кристины Онассис, которая сочеталась браком с русским шпионом; еще одну — принцессе Маргарет и ее новому, если верить слухам, протеже — итальянскому банкиру, чуть моложе нее. Как обычно, их интересовали только проблемы секса: кто с кем спутался, кто с кем собирается спутаться, кто с кем больше не спит и так далее в том же духе. Устроившись за столиком и заказав кофе, Том просмотрел всю газету с начала до конца и не нашел там никакого упоминания о Фрэнке. Естественно: в его истории сексом и не пахло. На предпоследней странице была целая куча объявлений по поводу того, как найти себе идеального партнера: «Жизнь коротка, так спешите осуществить свое заветное желание!». Объявления сопровождались иллюстрациями самых разнообразных надувных кукол — от пятидесяти девяти до трехсот девяноста франков за штуку. Они способны были вытворять что угодно, их можно было заказать по почте и получить в запакованном виде. «Интересно, каким образом их надувают? — подумал Том. — Весь дух выйдет, пока такую надуешь. И потом, что подумает та же экономка или кто-нибудь из друзей, если застанет мужчину с насосом в руках при том, что рядом нет велосипеда? Или еще забавнее: предположим, экономка увидит в постели надутую резиновую барышню и подумает, что перед ней труп. Или откроет дверцы гардероба, и оттуда вывалится кукла в человеческий рост. Можно купить себе не одну, а несколько таких созданий и держать одну в качестве жены, а двоих или троих — в качестве любовниц и таким образом пребывать постоянно в мире своих фантазий».

Принесли кофе, и Том закурил. В «Монд» и «Фигаро» — тоже ни строчки о деле Пирсонов.

Что, если французская полиция послала в эту фотомастерскую своего человека — для того, чтобы вместе с прочими пропавшими и разыскиваемыми выследить и Фрэнка? Ведь им хорошо известно о том, что те, кого ищут, вынуждены выправлять себе новые паспорта, а следовательно, фотографироваться...

Фрэнк вернулся довольный.

— Велели прийти через час, что вы и сказали.

— Как вы сказали, — механически поправил его Том.

Родинка была не видна, но волосы у Фрэнка на макушке все еще топорщились.

— Как ты расписался?

— Чарльз Джонсон.

— Ну, теперь мы можем сорок пять минут погулять, если только тебе не хочется кофе.

Пока они разговаривали, Фрэнк стоял. Вдруг Том увидел, как паренек весь напрягся и уставился на что-то на другой стороне улицы. Том посмотрел в том же направлении, но видеть мешали проходившие машины. Фрэнк опустился на стул, отвернулся и нервно потер лоб.

— Я только что видел... — выговорил он.

Том встал, огляделся, перевел взгляд на противоположный тротуар. Как раз в этот момент один из удалявшихся мужчин оглянулся, и Том узнал Джонни Пирсона.

— Так-так-так, — протянул Том, садясь. Он посмотрел на официантов, толпившихся у стойки, но они не обращали на него ни малейшего внимания. Тогда он снова встал и подошел к дверям кафе, чтобы разглядеть получше. Детектив — во всяком случае, Том подумал, что это детектив, — был одет в серый костюм. Он был атлетического сложения, без шляпы, с волнистыми рыжеватыми волосами. Джонни был светлее Фрэнка и выше него ростом. На нем был короткий, до талии, почти белый пиджак. Тому хотелось проверить, не заглянут ли они в фотомастерскую. По сути дела, это был магазин фотопринадлежностей, о том, что там еще и делали фотографии для паспорта, нигде написано не было. К великому облегчению Тома, мужчины прошли мимо. Вероятно, они заходили в американское посольство.

— В посольстве им не могли сообщить ничего нового, — успокаивающе сказал он Фрэнку. — Ничего такого, о чем нам следовало бы знать.

Паренек молчал. Лицо его слегка побледнело.

Том оставил на столе пятифранковую купюру и сделал знак Фрэнку.

Они вышли из кафе и направились в сторону улицы Риволи и площади Согласия. Том поглядел на часы: по его расчету, фотография должна быть готова в двенадцать пятнадцать.

— Не волнуйся, — сказал он, не ускоряя шагов. — Я сначала сам зайду в магазин, чтобы проверить, нет ли их там, но они только что прошли мимо.

— Точно?

— Точно.

Про себя он подумал, что они еще могут туда заглянуть, если в посольстве им сказали, где поблизости обычно фотографируются для паспорта, и в магазине начать расспрашивать, не заходил ли к ним молодой человек, похожий на Фрэнка. Том решил выбросить из головы эти мысли — все равно ничего уже нельзя изменить. Они медленно двинулись по улице Риволи, разглядывая витрины. Тут было все вперемешку — шелковые шарфы, миниатюрные гондолы, пышные мужские рубашки с рюшами и блестящими запонками. Тому хотелось заглянуть в знаменитую книжную лавку Смита, где продавалась литература на английском, но он не стал этого делать: там всегда толпилось много англичан и американцев. Он надеялся, что эта игра в преследуемых может развлечь Фрэнка, но этого не произошло, — после того, как Фрэнк увидел брата, с его лица не сходило тревожное, напряженное выражение. Когда подошло время получать фотографии, Том велел Фрэнку прогуливаться около магазина, а в случае появления Джонни с детективом повернуть к бульвару Риволи. Сам же Том вошел в магазин и сделал вид, что рассматривает выставленные на продажу фотокамеры. На деревянных стульях в ожидании своей очереди сидела парочка — по виду явно американцы, а продавец — все тот же тощий высокий молодой человек, которого Том запомнил по прошлому посещению, — предлагал расписаться в регистрационной книге молоденькой американке. Парочка вскоре исчезла за занавеской, где находилось помещение для съемки, а Том вышел на улицу и сообщил Фрэнку, что путь свободен.

— Я буду ждать тебя прямо здесь, — сказал он. — Ты ведь уже заплатил за снимки?

Фрэнк ответил утвердительно: тридцать пять франков он уже отдал.

— Ну, вперед! Спокойно и не спеша.

Фрэнк послушно замедлил шаг и, не оглядываясь, скрылся за дверью.

Том же двинулся по улице в сторону проспекта Габриэль с таким видом, будто шел на заранее назначенную встречу. Он внимательно присматривался к прохожим, но ни Джонни, ни детектива среди них не было. Он дошел до конца улицы, повернул обратно и увидел шедшего ему навстречу Фрэнка. Подойдя вплотную, он передал Тому белый конверт с фотографиями.

На новом снимке Фрэнк и вправду выглядел совсем иначе, чем на фото из «Франс диманш»: волосы взъерошены на затылке, лицо улыбчивое, родинка не видна, но ни глаза, ни рисунок бровей изменить не удалось — если присмотреться, то можно было легко догадаться, что на обеих фотографиях один и тот же человек.

— Что ж, лучшего результата ожидать было трудно, — заметил Том. — Теперь надо найти такси. Он видел, что Фрэнк надеялся на более высокую оценку его усилий.

Им повезло — они нашли такси, еще не дойдя до площади Согласия.

Одну из фотографий, предназначенную для Ривза, Том положил в конверт, запечатал его и облегченно вздохнул. Шоферу он велел ехать к Бобуру, он помнил, что возле знаменитого Центра найдутся и почтовый ящик, и недорогое кафе. И то и другое они действительно обнаружили в нескольких шагах от входа в Центр Помпиду.

— Поразительно — тебе не кажется? Я имею в виду — поразительно безобразно, — сказал Том, указывая на здание Центра, являвшего собою, по его мнению, верх безвкусицы. — Во всяком случае, снаружи, — добавил он.

И действительно: казалось, что здание представляет собой переплетение вытянутых в длину синих шаров, надутых так, будто они вот-вот лопнут. Они определенно напоминали некоторые предметы сантехнического назначения; сомнение могло возникнуть лишь по поводу того, что именно содержат эти десятифутовые в диаметре баллоны — воду или воздух. Они невольно заставили Тома вспомнить о надувных куклах, и он подумал, какой конфуз может случиться, если ненароком такая надувная красотка лопнет под тяжестью «партнера». Он закусил губу, чтобы громко не рассмеяться.

В кафе они перекусили бифштексами с жареной картошкой, и на выходе Том кинул в желтый почтовый ящик свое экспресс-письмо. Из ящика корреспонденцию должны были забрать уже в 16.00.

На выставке «Париж — Берлин» Фрэнку больше всего понравилась картина Эмиля Нудла под названием «Танец перед Золотым Тельцом». Она изображала трех или четырех гарцующих девиц вульгарного вида, причем одна из них была голая.

— Золотой Телец — это ведь символ денег, да?

Глаза у него остекленели, и вид был совсем ошалевший.

— Да, да, деньги, — машинально отозвался Том.

Выставка была не из тех, которые успокаивают, к тому же Том все время был настороже — как бы не наткнуться невзначай на Джонни и детектива. Очень сложно и странно было воспринимать все это, вместе взятое, представление художников о немецком социуме 20-х годов, антикайзеровские плакаты Кирхнера[8], времен Первой мировой, портреты в исполнении Отто Дикса плюс его знаменитое полотно «Три уличные проститутки» и одновременно беспокоиться о появлении пары американцев, которые могут положить конец этому пиршеству духа. «Да пошли они к черту!» — сказал себе Том и сухо проговорил, обращаясь к Фрэнку.

— Давай-ка ты сам смотри, не появится ли твой брат, а я хочу насладиться сполна.

Окружавшие его полотна были словно сладчайшая, проникающая прямо в душу музыка.

— Ага, вот и Бекман[9]! — восхищенно выдохнул он. — Твой брат любит выставки? — спросил он Фрэнка.

— Не так сильно, как я, но любит, — прозвучал мало обнадеживающий ответ. Фрэнк был явно поглощен наброском, выполненным углем: темная комната, на заднем плане в левом углу окно, на переднем — одинокая фигура мужчины, от которой веяло одиночеством заточения. Рисунок по технике далеко не блестящий, однако необычайно выразительный. Тюрьма — вот первое, что приходило на ум при виде этого помещения. Видимо, поэтому Фрэнк и не мог оторвать от эскиза глаз. Тому пришлось слегка встряхнуть его за плечо.

— Простите. — Фрэнк повел головой и оглянулся на обе двери зала, где они находились. — Отец часто брал меня с собой на выставки. Он любил импрессионистов, особенно французских. У нас дома Ренуар — тоже на эту тему. «Снегопад в Париже» называется.

— Ну вот, значит, было в твоем отце что-то привлекательное — он любил живопись. И мог себе позволить ее коллекционировать.

— Да, этого у него не отнимешь. Только что такое для него картины — какие-то несколько сот тысяч долларов. — Фрэнк сказал это таким тоном, словно речь шла о ничтожных суммах. — Я заметил, что вы все время пытаетесь сказать о моем отце что-нибудь хорошее, — с долей раздражения заметил Фрэнк.

— О мертвых либо хорошо, либо ничего, — пожимая плечами, сказал Том.

— Он, видите ли, мог позволить себе приобрести Ренуара! — горячо продолжал Фрэнк. Пальцы его то и дело сжимались в кулаки, словно он собирался драться, а глаза смотрели куда-то вдаль. — Еще бы — когда рынком сбыта для него был весь мир и каждый человек в отдельности. Ну, если не каждый, то очень многие. Его компания специализировалась на деликатесных диетических продуктах. Он любил повторять, что добрая половина населения Америки — это люди, страдающие ожирением.

Они проходили через залы, в которых уже побывали. В комнате слева шел мини-показ фильмов. Около десяти человек сидели на стульях, и еще несколько смотрели стоя. На экране показались русские танки, атакующие позиции немцев.

— Как я вам говорил, есть обычные продукты и деликатесы, а есть все то же, но с низкой калорийностью: вот это и производит отцовская компания. Про это можно сказать абсолютно то же самое, что говорится об азартных играх и проституции: это значит наживаться на чужих пороках — сначала людей раскармливают, потом заставляют сбрасывать вес, а дальше все повторяется в обратном порядке.

Том улыбнулся: горячность Фрэнка забавляла его. Но откуда столько горечи? Может, подспудно им движет желание как-то оправдать свой поступок? Ладно, пускай выпустит пар. (Том при этом представил себе кипящий чайник с подпрыгивающей крышкой.) Вопрос в том, сумеет ли когда-нибудь мальчик избавиться от чувства вины полностью, избавиться раз и навсегда? Может, этому так и не суждено случиться, но рано или поздно Фрэнку придется сформировать свое отношение к происшедшему. Том был убежден, что человек обязан вырабатывать собственный подход к любому допущенному им в жизни промаху. От этой внутренней оценки будет зависеть и воздействие поступка на личность — либо позитивное, либо негативное, которое неизбежно будет иметь гибельные для личности последствия. Один и тот же поступок может быть воспринят по-разному: либо как трагедия, либо — при конструктивном подходе — относительно спокойно. Фрэнка терзало чувство вины, и потому он решил разыскать его, Тома Рипли; парадокс же заключался в том, что самого Тома никогда не мучили угрызения совести, и этим он отличался от прочих. Многие на его месте лишились бы сна или терзались бы кошмарами — в особенности после того, что он учинил с Дикки Гринлифом, — но Том спал спокойно.

Том заметил, что Фрэнк снова сжал кулаки, но поблизости ни одного подозрительного лица не было, это была мальчишеская реакция на собственные, вероятно, тревожные мысли.

Том тронул его за руку и сказал:

— Пожалуй, для одного раза довольно. Давай выбираться.

Они двинулись к выходу. Когда проходили через последний зал, у Тома возникло странное чувство: ему показалось, что он проходит не мимо портретов, а сквозь строи вооруженных солдат, — и это несмотря на то, что далеко не все картины изображали военных; на некоторых были люди во фраках. Том ощутил растерянность, и это ему очень не понравилось. Откуда оно возникло, это чувство? Вероятно, не только под впечатлением картин. Сложившаяся ситуация явно начинала действовать ему на нервы, задевать лично. Следовало избавиться от Фрэнка, положить этому конец. Неожиданно Тому пришла в голову мысль, заставившая его рассмеяться.

— В чем дело? — спросил Фрэнк и стал озираться по сторонам. Он чутко улавливал любую перемену в настроении Тома.

— Да ни в чем. Время от времени мне приходят в голову самые невероятные идеи, — ответил Том.

На самом деле он подумал о том, что если Джонни и детектив случайно увидят его рядом с Фрэнком, то, принимая во внимание его дурную славу, вполне могут решить, что Том Рипли похитил Фрэнка. Они могут прийти к подобному выводу и в том случае, если сыщику вздумается выяснить, где живет Том, и он обнаружит, что Фрэнк находится там же. Правда, кроме мадам Аннет, о пребывании в Бель-Омбр Фрэнка никто не знает — это во-первых, а во-вторых, он не затребовал от семейства никаких денег.

Они взяли такси, доехали до гаража и без приключений добрались до дома около шести. Элоиза была наверху. Она мыла голову. Вместе с сушкой эта процедура должна была занять минут двадцать, что вполне устраивало Тома. Он хотел еще раз попробовать вызвать Фрэнка на откровенность.

— Почему бы тебе не позвонить Терезе? — бодро начал он. — Скажи ей хотя бы, что ты жив и здоров. Тебе совсем необязательно сообщать, где ты находишься, тем более она уже наверняка знает, что ты во Франции.

При упоминании о Терезе Фрэнк снова весь напрягся.

— Мне кажется, вы хотите, чтобы я... исчез. Я вас понимаю, — проговорил юноша дрогнувшим голосом.

— Хочешь остаться в Европе — ради бога! В конце концов, тебе решать. Просто мне сдается, что разговор с Терезой доставит тебе радость, разве нет? Наверное, она беспокоится о тебе.

— Хотелось бы надеяться.

— В Нью-Йорке сейчас около полудня. Она ведь в Нью-Йорке? Набери девятнадцать, затем один-два-двенадцать. Я поднимусь наверх, оттуда ничего не слышно.

С этими словами Том направился к лестнице. Он был уверен, что Фрэнк позвонит.

Минуты через три в дверь комнаты Тома постучали. Уже с порога Фрэнк трагическим голосом произнес:

— Она ушла играть в теннис.

Он явно не мог смириться с мыслью, что Тереза способна спокойно играть в теннис, не имея от него никаких вестей. Еще ужаснее для него было то, что она играет в теннис с каким-то типом, который, вероятно, нравится ей больше, чем Фрэнк.

— Ты говорил с ее матерью?

— Нет, с горничной, с Луизой. Я ее знаю. Она сказала: «Позвоните через час», и еще сказала, что Тереза ушла не одна, — проговорил он упавшим голосом.

— Ты сказал, что у тебя все хорошо?

— Нет, — ответил Фрэнк, помолчав. — Зачем? И так по голосу должно быть ясно.

— Знаешь, перезванивать отсюда тебе нельзя. Если Луиза сообщит хозяевам о твоем звонке, то в случае повторного звонка они могут засечь номер, по которому ты звонишь. Мне это кажется весьма возможным, так что не будем рисковать. Почта в Фонтенбло уже закрыта, иначе я бы тебя туда отвез. Похоже, что сегодня тебе не удастся поговорить с Терезой, — с сожалением заключил Том. Он очень надеялся на то, что паренек дозвонится и услышит что-нибудь вроде: «Ой, Фрэнк, наконец-то! Я так волновалась. Когда вернешься?»

— Я вас понимаю, — сказал Фрэнк.

— Послушай, Билли, — решительно произнес Том. — Ты должен наконец понять, чего тебе больше всего хочется. Тебя никто не подозревает, никто не собирается тебя ни в чем обвинять. Сьюзи можно в расчет не принимать, тем более что она и не могла ничего увидеть. Объясни, чего ты боишься? Тебе нужно примириться с тем, что случилось, и жить дальше.

— Я боюсь себя самого, — произнес юноша. — Я уже, по-моему, об этом говорил.

— А что бы ты делал, если бы не встретил меня?

Фрэнк пожал плечами:

— Не знаю. Может, убил бы себя, может, ночевал бы на улице, на Пикадилли например. Знаете, возле фонтана, где статуя, — там всегда ночует много бродяг. Отослал бы обратно паспорт Джонни, а потом... не знаю... бродил бы, пока кто-нибудь меня бы не опознал. Ну ладно — отправят они меня домой, а дальше... как знать? Может, я вообще никогда не признаюсь. — Голос его упал до шепота. — А может, через пару недель покончу с собой. А еще — Тереза. Что скрывать — я втюрился в нее по уши, и если и тут у меня не сложится, а может, уже разладилось, то... Она ведь даже не может мне писать. Мучение сплошное — вот так.

Том не стал говорить, что, прежде чем отыскать свою «единственную», он еще повстречает не одну и не двух таких, как Тереза.

В среду после полудня Тома ждал приятный сюрприз — звонок от Ривза: искомая вещь будет к вечеру готова и к середине следующего дня доставлена в Париж. Если Том очень торопится, то может забрать «это» сам по такому-то адресу, если же время терпит, то ему вышлют «это» заказным письмом. Пунктуальный, как всегда, Ривз, кроме парижского адреса, указал даже этаж. Том на всякий случай попросил номер телефона, Ривз дал и его.

— Быстро сработано, Ривз, спасибо огромное.

Том подумал, что в принципе можно было бы послать документ заказной почтой прямо из Гамбурга, зато авиапочта сэкономила ему целые сутки.

— За это небольшое дельце пожалуйте две тысячи, — проговорил Ривз. Хотя ему еще не исполнилось сорока, голос у него был скрипучий, как у старика. — Это недорого, — говорил он, — учитывая сложности. Я имею в виду возраст и хорошее состояние вещи. И потом, думаю, твой приятель может себе позволить такую сумму, — добродушно и с легкой иронией заключил Ривз. Том его понял. Это означало, что Ривз догадался о Фрэнке Пирсоне.

— Сейчас долго говорить не могу. Деньга получишь по обычному каналу, — сказал Том. Под «обычным каналом» подразумевался швейцарский банк. — Никуда не собираешься уезжать в ближайшее время?

У Тома не было определенных планов, но все не предугадаешь, а Ривз умел быть незаменимым в определенных ситуациях.

— А что? Думаешь приехать?

— Да нет, просто так спросил, — отозвался Том, всегда опасавшийся, что его телефон может прослушиваться.

— Ты чего-то не договариваешь. — Вероятно, Ривз не исключал того, что Фрэнк скрывается либо в Бель-Омбр, либо где-то рядом. — В чем, собственно, проблема? Или это не телефонный разговор?

— Вот именно. Еще раз большое спасибо, Ривз.

Окончив разговор, Том подошел к окну. Фрэнк в светло-голубых джинсах и темно-синей рубахе зачищал лопату у дальнего края розария. Он работал основательно и неторопливо, как будто занимался этим всю жизнь, и никак не был похож на дилетанта-торопыгу, который выдохся бы уже через четверть часа. Том не мог не подивиться его усердию. Или Фрэнк рассматривает этот тяжкий физический труд как своего рода форму покаяния? Весь прошедший день и утро нынешнего Фрэнк читал и слушал пластинки. Кроме того, он успел выполнить кое-какую «черную» работу, вымыл машины и подмел погреб. Последнее включало в себя перестановку с места на место тяжелых подставок для винных бутылок.

Том подумал насчет поездки в Венецию. Перемена обстановки, возможно, взбодрит паренька, заставит его прийти в какому-то определенному решению. Тогда Том посадил бы его на самолет до Нью-Йорка, а сам вернулся бы домой. Или двинуть в Гамбург? Тоже перемена обстановки. Правда, Тому не хотелось впутывать в это дело Ривза, да и сам он предпочел бы поскорее с ним развязаться. Оставалось надеяться, что новый паспорт придаст Фрэнку мужества и он предпочтет уехать один, чтобы завершить свое Великое Приключение по собственному сценарию.

В четверг около двенадцати Том позвонил по парижскому номеру. Ему ответила женщина. Говорили по-французски. Том назвал себя и услышал:

— Да-да, все в порядке. Заезжайте сегодня во "торой половине дня. Вас это устроит?

Похоже, говорила не горничная, а хозяйка дома.

— Вполне. Около половины четвертого.

— Прекрасно.

Элоизе Том сказал, что ему нужно лично переговорить в Париже с ответственным за их банковские вклады. Он обещал вернуться не позднее шести. Том не превышал кредита, просто один из чиновников моргановского фонда ценных бумаг время от времени снабжал его не очень секретной и довольно скудной информацией о предполагаемых колебаниях курса акций, хотя, как правило, Том предпочитал обычный, устойчивый процент бессмысленной трате времени и риску, с которым связана игра на бирже.

Его объяснение было принято. Элоизу волновало совсем иное — состояние матери. Этой моложавой даме лет пятидесяти с небольшим, отнюдь не склонной жаловаться на здоровье, предстояло пройти обследование. В случае негативных результатов тестов ей грозила операция. Том, правда, успокаивал Элоизу тем, что профессия обязывает врачей готовить пациентов к наихудшему.

— У нее цветущий вид, — сказал он. — Будешь звонить — передай ей от меня самые наилучшие пожелания.

— Билли едет с тобой?

— Нет, остается. Хочет еще кое-что сделать для нас по саду.

На Рю-де-Сирк Тому удалось быстро найти свободное место на платной парковке вблизи от нужного дома. Здание было старое, ухоженное, двери подъезда открывались традиционным нажатием на кнопку, а когда Том вошел внутрь, то увидел большой холл и окошечко консьержки в углу. Он сразу поднялся на лифте до третьего этажа и позвонил в дверь с табличкой «Шулье».

Дверь приоткрылась, и он увидел высокую женщину с копной рыжих волос.

— Вы Том? Проходите сюда, пожалуйста.

Она повела его по коридору и отворила дверь в гостиную со словами:

— Кажется, вы уже встречались.

С улыбкой на сочных губах и подбоченившись, перед Томом стоял не кто иной, как Эрик Ланц.

На низеньком столике перед диваном был поставлен поднос с кофе.

— Да-да, Том, это снова я! Как живете-можете?

— Отлично, спасибо, а вы? — отозвался Том.

Рыжеволосая женщина вышла, и они остались одни. Откуда-то из внутренних комнат глухо доносилось стрекотанье швейных машин. «Что тут такое происходит? — подумал Том. — Может, как в гамбургской квартире Ривза, здесь тоже работает какое-нибудь подпольное производство под прикрытием пошивочной мастерской?»

— Вот, пожалуйста, — раскрывая кейс с замочками, сказал Эрик. Среди толстых белых конвертов он выбрал тот, что потоньше, и вручил его Тому. Перед тем, как открыть его, Рипли оглянулся через плечо. Они были в гостиной одни. Конверт не заклеен. Означает ли это, что Эрик туда заглядывал и видел паспорт? Вполне возможно. Тому не очень-то хотелось рассматривать документ при Эрике, но желание увидеть, насколько хорошо выполнен заказ, перевесило, и он вынул паспорт из конверта.

— Думаю, вы останетесь довольны, — послышался голос Ланца.

На фотографии Фрэнка красовалась обычная официальная марка; штамп паспортного отдела города Нью-Йорка — частично на фото, частично под ним — удостоверял идентичность фотографии и лица, на чье имя выписан документ — Бенджамина Гатри Эндрюса, уроженца Нью-Йорка. Дальше следовали данные о дате рождения, росте, весе и возрасте, вполне подходившие для Фрэнка, за исключением того, что по новому паспорту Фрэнку уже исполнилось семнадцать, но это было неважно. На взгляд Тома — а у него был некоторый опыт в подобных вещах, — сработано было чисто. Если смотреть через лупу, то можно было заметить, что контуры штемпеля на фотографии и на странице чуть-чуть не совпадают, — или ему это лишь померещилось? На оборотной стороне первой страницы — полный нью-йоркский адрес родителей. Документ был выдан месяцев пять назад с отметкой прибытия в аэропорт Хитроу, Лондон; далее следовала отметка о выезде во Францию и затем — в Италию, где, судя по всему, бедняга владелец паспорта и утратил свой документ. Относительно вторичного въезда во Францию пометки не было, но Том был уверен, что при нормальных обстоятельствах никто на таможенном контроле не будет разбираться в датах о въезде и выезде, едва видных на марках налогового сбора.

— Отличная работа, — сказал Том.

— Ему осталось только расписаться на собственной фотографии, — заметил Эрик.

— Вы случайно не в курсе — имя владельца изменено, или же настоящий Бенджамин Эндрюс в этот самый момент, возможно, активно разыскивает свой документ? — спросил Том, поскольку не заметил никаких подозрительных поправок на первой странице, где было напечатано имя владельца, и все признаки первоначальной подписи были тщательно удалены.

— Фамилия изменена, это мне Ривз сказал. Кофе будете? В этом кофейнике пусто, но я могу попросить, чтобы приготовили свежий.

Эрик Ланц выглядел более стройным, казалось, за трехдневный срок он успел довольно прытко взбежать по ступеням социальной лестницы. Словно ему, как волшебнику, достаточно было только подумать, чтобы принять совершенно иной облик. На этот раз на нем были темно-синие летние брюки, белая шелковая рубашка и туфли, которые Том уже у него видел.

— Присаживайтесь, Том.

— Нет, спасибо. Я обещал быстро вернуться. А вы, я смотрю, много путешествуете.

Пухлые губы раздвинулись, обнаружив белые зубы.

— О да! У Ривза для меня всегда есть работа, да и в Берлине — тоже. На сей раз я торгую деталями для приемников. — Последнюю фразу он произнес тихо и, осторожно поглядев на дверь позади Тома, добавил со смешком: — Во всяком случае, предполагается, что я торгую именно этим. Когда собираетесь в Берлин? — неожиданно спросил он.

— Понятия не имею, — отозвался Том. Он вложил паспорт обратно в конверт и перед тем, как положить в карман пиджака, повертел в руках и сказал: — Я уже договорился с Ривзом насчет оплаты.

— Знаю. — Эрик достал из своего бумажника визитную карточку и протянул Тому: — Приедете в Берлин — загляните, буду очень рад.

Том посмотрел на адрес: Нибурштрассе. Он не помнил, где именно расположена эта улица, но рядом стоял номер телефона.

— Благодарю. Вы давно знакомы с Ривзом?

— Года два-три, наверное. — На сочных губах снова изобразилась улыбка. — Ну, удачи вам, Том, вам и вашему другу.

Он проводил Тома до дверей. Когда Том уже шел по коридору, то у себя за спиной услышал тихое, но вполне отчетливое:

— Ауфвидерзеен — до скорого!

«Берлин? А это, пожалуй, неплохая идея», — думал Том на обратном пути. Нет, вовсе не потому, что там дом Эрика Ланца — если он вообще когда-нибудь бывает дома, — а из-за того, что Берлин в стороне от обычных туристских маршрутов. Что верно, то верно — кого может привлекать теперешний Берлин, кроме тех, кто интересуется историей двух последних мировых войн, да еще, как справедливо заметил Эрик, бизнесменов. Если Фрэнк хочет еще несколько дней пожить, не объявляя о себе, то, пожалуй, Берлин для него — как раз то, что нужно. Венеция, конечно, намного привлекательнее и живописнее, зато это именно то место, куда могут направить свои стопы в поисках Фрэнка его брат и детектив. Главное, чего не хотел допустить Том, — того, чтобы в один прекрасный день эта парочка постучалась в двери его дома.