"Прекрасная обманщица" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

4

– Должен сказать, Кэтти, что-то ты сегодня сама на себя не похожа. – Простецкая физиономия капрала Блейни расплылась в широкой ухмылке. – Еще чуть-чуть, и я принял бы тебя за мешок с мукой.

Он загоготал, радуясь собственной шутке и ни капельки не смущаясь тем, что предмет его веселья не находит в ней ничего смешного. Кэтрин хмуро оглядывала безобразное коричневое платье, сшитое чуть ли не из парусины.

В нем она действительно чувствовала себя как в мешке. Может, Бэрк решил над ней подшутить? В бирюзовой синеве ее глаз засверкали искры гнева.

– Фредди, неужели он заставит меня это напялить? Ну-ка повтори, что он сказал?

– Сказал, чтоб ты живо одевалась и чтоб я привел тебя прямо на конюшенный двор. Он там ждет. Ах да, еще он сказал, чтоб ты выбросила прежнее платье. Назвал его «омерзительной тряпкой». Сказал, что, будь он на моем месте, он бы его сжег.

Кэтрин с досадой расправила широченную юбку.

– Да я в нем шагу ступить не смогу! Его хватит на троих таких, как я! Он просто хочет посмеяться надо мной, вот что! «Омерзительная тряпка», да? Вот сукин сын! А ну-ка дай мне то платье, Фредди. Я не собираюсь его выбрасывать. Сохраню на черный день. Ну пошли, а то Его Королевское Высочество небось уж нас заждались. А где ж моя шаль? Придется подпоясаться. Не наступать же на подол на каждом шагу!

С этими словами арестантка покинула место своего заточения, а ее тюремщик поспешил за нею следом.

Небо заволокли свинцово-серые тучи, шел мелкий затяжной дождь. Капрал Блейни проворчал, что майор Бэрк выбрал явно неудачный день для того, чтобы тронуться в путь.

– Хорошо еще, что верхом, а не то завязли бы ко всем чертям. По таким дорогам в карете не проедешь.

– Майор небось ждет не дождется, как бы меня поскорее с рук сбыть. Ему и буран не помеха, – угрюмо заметила Кэтрин.

Вскоре ее башмаки промокли насквозь, а подол платья покрылся коркой грязи. Когда добрались до конюшни, она была уже зла, как сто чертей, а первые слова майора Бэрка только подлили масла в огонь.

– Где ты, черт тебя побери, пропадала? Я собирался выехать еще полчаса назад.

Он был в мундире своего полка, хотя и без сабли. Несмотря на дурное расположение духа, Кэтрин пришлось признать, что выглядит он великолепно. Впрочем, она тут же рассудила, что военный мундир сам по себе украшает любого мужчину. О капрале Блейни она уже успела напрочь позабыть.

Блейни тем временем отсалютовал Бэрку и доложил, что задержка вышла из-за платья. Кэтрин нетерпеливо перебила его:

– Хочу вам напомнить, майор Бэрк, что я еще не в Ньюгейте[13] и нечего напяливать на меня тюремную робу! А может, Фредди что-то перепутал? Может, это попона для лошади?

Гримаса недовольства на лице Бэрка сменилась веселой улыбкой.

– Нет, это платье для тебя, Кэт. Конечно, оно скрывает все твои прелести, но я подумал, что это и к лучшему. Мы же не хотим, чтобы передвижение войск вплоть до Ланкастера замерло, пока парни глазеют на тебя? Платье ужасное, согласен, ты заслуживаешь лучшего, но зато оно хорошо тебя маскирует.

Он обвел ее оценивающим взглядом, задержавшись на груди, от чего щеки Кэтрин вспыхнули. Она была совершенно сбита с толку. Он назвал ее «Кэт», а не «Кэтти» и не «мисс Леннокс», его голос прозвучал ласково, без сарказма. Казалось, он не испытывает к ней презрения. Улыбка, смягчившая его суровые черты, заставила ее позабыть о своей обиде. Ее гнев разом улетучился.

– К тому же, – рассудительно добавил Бэрк, – меня бы разжаловали, если бы я доставил тебя к месту назначения с приступом лихорадки.

Он повернулся к капралу:

– Ну что ж, Блейни, это все. Вы свободны.

– Да, сэр.

Капрал Блейни еще раз отдал честь, но что-то удержало его на месте. Он посмотрел на землю, вскинул взгляд на Кэтрин и снова опустил глаза.

– Ну, Кэтти, – начал он нерешительно.

Кэтрин порывисто схватила его за руку и пожала ее.

– Прощай, Фредди! Спасибо тебе за доброту, я век тебя не забуду.

– И я тебя не забуду! Бог тебе в помощь, милая, авось у тебя все кончится хорошо.

Смутившись, он в третий раз отсалютовал Бэрку и поспешил прочь. Кэтрин проводила его грустным взглядом; насколько мог, он относился к ней по-доброму, иногда ему даже удавалось развеять мрак ее заточения веселой шуткой.

– Вы взяли себе за правило обольщать своих тюремщиков, мисс Леннокс?

Кэтрин вздрогнула как от удара и медленно повернулась к Бэрку. На его лице вновь появилось высокомерное выражение, в голосе прозвучали издевательские нотки.

Девушка гордо вздернула подбородок. Слова, разящие наповал, уже готовы были сорваться с ее губ, но она вовремя удержалась.

– Только когда это идет мне на пользу, майор Бэрк, – сладко пропела она в ответ, хотя в ее глазах все еще полыхал гнев. – В тюрьме так не хватает домашнего уюта, сами понимаете, вот и стараешься обзавестись друзьями, раз дело того стоит.

Очень трудно было не потупиться, увидев жгучее презрение в его глазах, но Кэтрин с колотящимся сердцем и горящими от унижения щеками все-таки сумела выдержать его взгляд и не отвести глаз.

– А вы что, не одобряете? – с вызовом спросила она через минуту.

– Не одобряю? – с кривой усмешкой переспросил Бэрк. – О, нет, я одобряю всей душой. Скажу больше, это именно то, чего я ожидал.

Он повернулся к ней спиной и направился к коновязи, где уже дожидались лошади: две верховые и одна навьюченная поклажей.

Кэтрин дважды перевела дух, чтобы подавить негодование. Было бы чистейшим безумием дать волю чувствам именно сейчас, в самом начале спектакля, и она твердо решила, что больше не позволит майору Бэрку вывести ее из себя. Она должна научиться думать и вести себя как распутная девка, то есть делать именно то, чего ожидает от нее майор Бэрк, и тогда наплевать ей на его дурацкие шуточки. Хоть это и нелегко, она заставит себя позабыть о том, что она – Кэтрин Макгрегор, и перевоплотится в Кэтти Леннокс.

Поджав губки бантиком в глупейшей, как ей хотелось надеяться, жеманной улыбочке, Кэтрин мелко засеменила по двору следом за Бэрком. При этом она нарочно подобрала забрызганный грязью подол платья так высоко, чтобы ее щиколотки были ему хорошо видны.

– Вот это конь! Ай да красавчик! А как его звать? – нарочито оживленно спросила Кэтрин, хотя отлично видела, что перед нею кобыла. – Можно мне его погладить?

Поднявшись на цыпочки, она робко погладила кобылу по носу и тотчас же отдернула руку, словно опасаясь, что лошадь ее укусит.

– Он такой высокий, как же мне на него забраться? А он быстро бегает?

Бэрк бросил на нее взгляд, полный стоического мученичества, чем чрезвычайно порадовал Кэтрин.

– А это дамское седло, майор? Надо же, я поеду как настоящая леди. На Клубничке я ездила верхом, помню, сидела вроде как на бревне. Ух, и натерла же я себе задницу! Говорю Юэну: «Слушай, говорю…»

– Уймись, женщина! Я человек мирного и кроткого нрава, но еще полслова – и ты вынудишь меня прибегнуть к столь не свойственному мне насилию.

– До чего же вы складно выражаетесь! Фредди мне говорил, что вы лорд или что-то вроде того. Как видно, он не соврал.

Не обращая внимания на ее болтовню, Бэрк раскрыл один из коробов на вьючной лошади и вытащил из него тяжелый, стянутый узлом сверток. В расправленном виде сверток оказался широчайшим плащом тонкого серого сукна с капюшоном, подбитым черным бархатом.

– Вот, – сказал Бэрк, окутав плащом ее плечи и скрепляя на груди обшитую тесьмой застежку, словно перед ним стоял манекен. – Та добрая душа, что снабдила тебя платьем, не нашла в своем гардеробе женского плаща или салопа. Так что придется тебе первое время довольствоваться вот этим.

Кэтрин провела ладонями по полам плаща, словно удивляясь мягкости ткани.

– Отличная штука, – признала она сквозь зубы, – но, как я понимаю, она вроде бы ваша? Вы что же, с себя его сняли, чтобы мне отдать? Стало быть, для себя у вас ничего не осталось? Нет-нет, возьмите назад… Ой!

Не говоря ни слова, Бэрк бесцеремонно подхватил Кэтрин и усадил ее в седло, потом подогнал длину стремени и просунул в него ее ногу, самым фамильярным образом схватив ее за лодыжку.

– Вожжи держи вот так, – сурово приказал он, вложив поводья ей в руки и сжав вокруг них ее пальцы, как будто она была ребенком.

Кэтрин пришлось скрыть улыбку.

– Вот так?

– Нет, черт возьми, вот так!

– Вот так? Да, сэр, я поняла. Вы уж не обижайтесь, майор Бэрк, да только учитель из вас никудышный, Юэн куда лучше. Он на меня так не злился и не рычал!

Ворча себе под нос что-то неразборчивое, Бэрк отошел от нее и вскочил на своего серого жеребца с мощными задними ногами и изящной умной головой. Однако ее лошадь тоже совсем неплоха, решила Кэтрин. Добрая кобыла, с широкой грудью и крепкими ногами. Ей пришло в голову, что, если дело дойдет до скачки наперегонки, она заставит майора Бэрка попотеть.

Они выехали по разъезженной, раскисшей от дождей дороге на восток, по направлению к Дамфризу, до которого было миль десять-двенадцать. Оттуда им предстояло повернуть на юго-восток в обход залива Солуэй-Ферт. Если погода не ухудшится, подумал Бэрк, к ночи они доберутся до Гретна-Грин, а утром пересекут границу и, обойдя стороной Карлайль, направятся на юг, в графство Камберленд. Впрочем, все будет зависеть от погоды. Бэрк бросил хмурый взгляд на небо. Свинцовые тучи, нависшие прямо над головой, ничего хорошего не предвещали. Слава Богу, девчонка крепко сидела в седле, а не подскакивала на каждом шагу, как поплавок. Он глазам своим не верил, глядя, как ловко она управляется с поводьями, как легко и грациозно держится. Видимо, некоторые люди – прирожденные наездники, и хорошо, что она – одна из них.

Какое-то время они молча ехали по отлогим склонам Южной Шотландии. По пути им встретились лишь несколько небольших селений. Местные жители занимались в основном овцеводством, хотя в долинах было сколько угодно прекрасных пахотных земель. Оглядывая плавные очертания невысоких холмов и узкие лесистые долины, Кэтрин решила, что этим местам, хотя они, конечно, очень милы, все-таки чего-то не хватает. Пейзажи ее родного нагорья, суровые, неприветливые и скудные, казались ей неизмеримо более волнующими и прекрасными.

Впервые за последние три месяца она вдруг с неумолимой ясностью осознала, что скорее всего никогда больше не увидит столь дорогой ее сердцу фамильный замок Дарраф и уж тем более не сможет в нем жить. После казни отца все его земли и другие владения были конфискованы, а им с матерью пришлось срочно перебраться из Инвернесса в Эдинбург. Они не страдали от бедности, потому что все неотчужденное состояние ее деда целиком перешло к ней по наследству, как только ей исполнилось двадцать лет. Но в Эдинбурге Кэтрин пала духом, жизнь в городе казалась ей пустой и лишенной смысла.

Ослепленная горем, погруженная в печальные размышления, она ехала, не замечая ничего вокруг. Боль пронизывала ее кинжалом при мысли о том, что не только Дарраф потерян для нее навсегда. Ей никогда больше не суждено было увидеть своего доброго отца, Рори, Майкла… И даже матери у нее, в сущности, больше не было: не в силах вынести обрушившейся на нее утраты, Роза Макгрегор лишилась рассудка.

Но одна мысль, с которой Кэтрин не расставалась ни на минуту за последние три месяца, терзала ее больнее всего: ужасная мысль о том, что она сама, пусть и косвенно, виновата в смерти отца. На протяжении последних четырех лет она вслед за матерью ежедневно и ежечасно попрекала, бранила и стыдила его, призывая принять прямое участие в борьбе якобитов за возвращение короны Стюартов. Будучи главой клана инвернессширских Макгрегоров, настаивала она, он просто обязан собрать их под знамена Карла Стюарта. Если бы не эти бесконечные попреки и увещевания, добродушный ученый чудак никогда не покинул бы своей любимой библиотеки и не взялся бы за чуждое ему дело, приведшее его к гибели. Теперь-то она понимала, что так поступать не следовало, но тогда ей казалось, что нет иного способа отомстить англичанам и помочь повстанцам. Кэтрин была женщиной и не могла сама отправиться воевать. Поэтому она толкнула на борьбу своего престарелого отца и тем самым послала его на верную смерть. И все ради громких слов о патриотизме и мерности долгу. С бременем этой вины ей предстояло жить до конца своих дней.

Обычно Кэтрин не позволяла себе предаваться горестным мыслям, запрятанным глубоко в душе, и впадать в отчаяние; она и сама не понимала, почему горькие воспоминания нахлынули на нее в столь неподходящий момент. Бэрк оглянулся на нее, и она отвернулась, чтобы укрыться от его взгляда. Но майор остановил коня, дожидаясь, пока она не поравняется с ним.

– Ты не заболела? – спросил он, нахмурившись.

Кэтрин с трудом проглотила ком в горле; ее сердце было переполнено печалью.

– Нет, я не заболела.

Она улыбнулась дрожащими губами, ее глаза, полные непролитых слез, сияли чистейшей синевой. Бэрк посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Вроде бы начинаю смекать, что это за штука – ездить верхом, – сумела она беспечно добавить через минуту, наклонившись вперед и похлопав кобылу по загривку.

– Да я уж вижу, – согласился он.

Еще четверть мили они проехали в молчании. Убедившись, что девушка пришла в себя, Бэрк заговорил снова:

– Опять у тебя изменилось произношение.

Кэтрин бросила на него недоуменный взгляд.

– Когда сказала «Нет, я не заболела».

Щеки у нее запылали.

– К тому же ты слишком часто краснеешь, – настаивал он. – Признайся, этот твой грубый говор – всего лишь притворство. Хватит ломать комедию, это так утомительно… для тебя же самой. Нам предстоит долгий путь; ты только подумай, насколько тебе станет легче, если ты оставишь эти игры и перейдешь на обычный язык.

И он уставился на нее, выжидательно выгнув бровь.

– Да у вас в голове, видать, все паутиной заросло! – возмутилась Кэтрин, отводя, впрочем, глаза в сторону. – Я никак в толк не возьму, что вы такое несете!

– Ах, Кэт! – Бэрк печально покачал головой, словно школьный учитель, разочарованный неправильным ответом ученицы.

Затем он пустил коня рысью и занял место впереди нее.

До самого Дамфриза Кэтрин ломала голову над стоящим перед нею выбором. С одной стороны, похоже, он ее разоблачил, и нет смысла дальше притворяться. К тому же он прав, это очень утомительно. Напрасно она с самого начала взяла на себя роль неграмотной девушки из простонародья: слишком трудно было выдерживать ее последовательно, особенно когда задевались ее гордость и достоинство. С другой стороны, вдруг он просто преувеличивает, а на самом деле вовсе не так уверен, как хочет показать? Вдруг он пытается таким образом заставить ее сбросить маску и выдать себя с головой? И еще одно смутное соображение удерживало ее: простонародный говор служил препятствием, сословным барьером, помогавшим держать его на расстоянии в прямом и в переносном смысле. У нее создалось впечатление, что не будь этого барьера – их взаимоотношения сложились бы совсем иначе.

К тому времени, как они достигли Дамфриза, Кэтрин приняла решение.

Она ожидала, что Бэрк устроит привал для завтрака, и ужасно удивилась, когда он остановил лошадей возле местной модной лавки. Над дверью красовалась внушительная вывеска: «Магазин одежды миссис Читэм: готовое платье, мужское и женское, по последней моде; костюмы и жилеты из фланели, тика и сукна, а также Обувь и Белье». Бэрк соскочил с коня и привязал всех трех лошадей, потом подошел к ней, чтобы помочь ей спуститься на землю. Он протянул к ней обе руки, но Кэтрин заговорила прежде, чем он успел ее подхватить.

– Майор Бэрк, я обдумала ваши слова, – сказала она своим обычным голосом с едва заметным шотландским акцентом. – Это правда, я немного переусердствовала, но у меня были на то веские причины, и я хотела бы их объяснить.

Когда она начала говорить, Бэрк фамильярно опустил ладонь ей на бедро, но, заслышав ее слова, спохватился и отдернул руку. Кэтрин пришла в смятение: она-то рассчитывала, что Бэрк по-прежнему будет считать ее шлюхой, а он принял ее за леди!

Она лихорадочно бросилась исправлять положение.

– Все, что я вам сказала о себе, – чистая правда! Ну, может, только чуть-чуть приврала и то по мелочи. Я могу все объяснить.

Холодные, как лед, голубые глаза с глубоким недоверием смотрели на нее из-под полуопущенных ресниц. Дождевая вода непрерывными ручейками стекала с его треуголки. Ощутив исходящую от него угрозу, Кэтрин с испугом подумала, что совершила непоправимую ошибку.

Бэрк вновь протянул руки и обхватил ее талию.

– Я охотно выслушаю твою историю, Кэт, – ответил он тихо.

Его угрюмо сжатые губы не предвещали ничего хорошего. Он осторожно и медленно поставил ее на землю, но руки разжал не сразу. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и капюшон упал с ее волос. Дождевые капли повисли на длинных ресницах, пришлось их смахнуть.

– Я просто жажду ее услышать, – продолжал Бэрк. – Давай поговорим за обедом, и ты мне все расскажешь.

Он взял ее за локоть – не больно, но так, что вырваться было невозможно, – и повел в лавку.

Кэтрин слепо двинулась вперед. Ее охватил панический ужас. Что за затмение на нее нашло? Как она могла по доброй воле, не под пыткой выдать себя с головой? Он ее одурачил, вот в чем дело, заморочил ей голову своими разговорами о том, насколько ей станет легче. Она так погрузилась в себя, обдумывая детали новой истории, которую собиралась ему поведать, что, очутившись в магазине миссис Читэм, даже не огляделась по сторонам и поняла, где находится, лишь когда сама хозяйка обратилась к ним с речью.

– Добрый день, сударыня, добрый день, офицер, – бодро приветствовала она посетителей. – Хотя какой уж там «добрый»! В такую погоду только уткам раздолье!

Подойдя поближе и увидев, в каком беспорядке гардероб Кэтрин, лавочница на мгновение ошеломленно умолкла.

– Ну и ну, – начала она снова, – я бы сказала, что вы… что вам… – ей опять не хватило слов.

– Нам нужно платье, – пришел ей на помощь майор Бэрк.

Он держался в привычной для себя величественной манере и говорил, глядя на хозяйку лавки сверху вниз.

– Платье! Да-да, конечно. Именно платье.

– Что-нибудь простое, но прочное. Теплое, непритязательное…

– Розовое! – кокетливо пропищала Кэтрин.

– Безусловно, не розовое, – холодно поправил Бэрк. – Коричневое или серое, я думаю, подойдет. А также теплый женский плащ для верховой езды, если у вас такой имеется. Вы торгуете обувью?

– Да. То есть нет, вернее, я… у меня есть сапоги. Я торгую сапогами. – Миссис Читэм все никак не могла прийти в себя.

– Тем лучше. Вот это, пожалуй, подойдет.

С этими словами он указал на скромное на вид темно-серое шерстяное платье, отделанное бордовой тесьмой.

Кэтрин досадливо поморщилась.

– Для похорон будет в самый раз, – бросила она с презрением.

Ее лицо загорелось восторгом при виде канареечно-желтого атласного платья вечернего фасона.

– Ой, смотрите! Желтый – это мой цвет, и вы только поглядите на все эти миленькие бантики! Можно мне его купить?

– Разумеется, нет. Мы купим серое.

– Я его не надену! – капризно воскликнула Кэтрин. – Вы меня не заставите надеть эту гадость. Кроме того, оно мне велико, я в нем утону.

И она топнула ногой, явно намереваясь закатить сцену.

– Ты будешь носить то, что я скажу, и учти, я не намерен вступать в пререкания!

– Вы не намерены?.. Да как вы… – Она задохнулась от возмущения.

Ей много чего хотелось ему сказать, но все слова, приходившие на ум, либо выдавали ее образованность (к примеру: «Самодовольный педант!» или «Беспардонный грубиян!»), либо были слишком грубы, и Кэтрин решила пощадить уши бедной миссис Читэм. В беспокойстве и растерянности лавочница переводила взгляд с дамы на господина и обратно, опасаясь, что в ее магазинчике вот-вот вспыхнет шумная ссора.

– Мне кажется, серое вам впору, – робко заметила миссис Читэм, – хотя трудно сказать наверняка, когда вы так укутаны, сударыня. Но, возможно, у меня найдется еще кое-что подходящее. Вот, взгляните на это.

Порывшись в шкафу, она вытащила бархатное платье цвета лесной зелени с более светлой нижней юбкой и изящным лифом из черно-зеленой парчи, отделанное по рукавам кремовым кружевом. Платье было изумительно в своей элегантной простоте. Кэтрин затаила дыхание, не зная, что делать: восхищаться или отпустить какую-нибудь колкость.

– Ого! Я вижу, ты уже не лягаешься, как мул, Кэт. Значит ли это, оно пришлось тебе по душе? – лениво осведомился Бэрк, пощупав ткань. Это подойдет, – не дожидаясь ответа, обратился он к хозяйке. – Ваши сапоги из хорошей кожи, сударыня?

Кэтрин решила стоять на своем до конца.

– Желтое гораздо красивее, – сказала она упрямо, – но и это сойдет. Ладно, я его надену.

– А тебя никто не спрашивает, – оборвал ее Бэрк и вновь повернулся к миссис Читэм: – Мы возьмем зеленое. Можно взглянуть на ваши сапоги?

Дело кончилось тем, что Бэрк купил два платья, зеленое бархатное и льняное, причем тоже довольно нарядное, а также плащ для верховой езды, мягкие сафьяновые сапожки, две сорочки с панталонами и две пары шелковых чулок. Все вещи, подобранные со вкусом, были лучшего качества, какое только могла предложить миссис Читэм. Кэтрин очень скоро поняла, что ее собственное мнение (вернее, мнение Кэтти Леннокс) не имеет никакого значения: хвалила она вещь или ругала, Бэрк, не слушая ее, покупал то, что считал нужным. К счастью, это было именно то, что она выбрала бы сама. Но, чтобы ее роль выглядела правдоподобной, она дала себе зарок непременно восторгаться самыми пестрыми и яркими тряпками. Увы, ничего по-настоящему вульгарного в магазинчике миссис Читэм не было. Кэтрин подивилась щедрости Бэрка, но он холодно пояснил, что им предстоит провести вместе некоторое время, возможно, не меньше недели, и видеть ее каждый день в одном и том же наряде было бы оскорбительно для его глаз.

– А можно мне прямо сейчас надеть зеленое? – спросила она, когда Бэрк попросил хозяйку упаковать все, кроме плаща и сапожек.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я так сказал.

– Но почему? Может, хоть объясните? Или это и называется «вступать в пререкания»?

Ее саркастический тон заставил его поморщиться.

– Я не разрешаю тебе переодеться в новое платье по двум причинам, – терпеливо ответил Бэрк, испустив тяжелый вздох. – Во-первых, у нас сейчас нет времени. Во-вторых, было бы безумием надевать чистое платье, не приняв предварительно ванны. Все равно, что набрасывать чистую попону на лошадь, только что выбравшуюся из болота. Ты же унесла на себе чуть ли не половину всей грязи графства Дамфриз!

Он ухмыльнулся, довольный собственными словами и обиженным выражением на ее лице.

– Да, кстати, разве в тюрьме тебе не давали воды для мытья?

– Воды для мытья?

Кэтрин язвительно засмеялась, услыхав столь наивный вопрос. Очевидно, майору за всю свою жизнь ни разу не доводилось бывать в военной тюрьме.

– О, да, конечно! В большой медной ванне, с душистым мылом и благовониями, с таким огромным пушистым полотенцем, что в него можно было завернуться раза три! Но я велела охраннику все унести прочь. Подобная роскошь не для таких, как я!

Бэрк слегка покраснел (по крайней мере ей так покачалось), но ничего не сказал, кроме «гм».

– Вы закончили, сударыня? – спросил он у миссис Читэм, увидев, как ее пальцы уронили бечевку и замерли над последней коробкой.

– Да-да, я закончила. А теперь посмотрим… с вас двадцать шесть фунтов и четыре шиллинга за все.

– Надо сказать, – заметила Кэтрин, пока Бэрк расплачивался, – королевская армия оказалась гораздо щедрее, чем я думала.

Бэрк изумленно поднял брови.

– Королевская армия? – переспросил он. – Ладно, оставим это. Давай-ка сюда мой плащ и накинь вот этот. И сапоги надень.

Кэтрин остолбенела. Только теперь до нее дошла вся правда.

– Вы хотите сказать… Вы говорите, что это вы…

– Ради всего святого, Кэт, закрой рот и помолчи.

Она не поверила своим глазам, когда он опустился на одно колено, приподнял ее ногу от пола и снял башмак. Ей пришлось ухватиться за его плечо, чтобы не потерять равновесия. Бэрк ловко надел ей на ногу новый сапожок и проделал то же самое с другой ногой, затем выпрямился и хлопнул в ладоши.

– Мой плащ, – скомандовал он, протянув руку.

Все еще как в тумане, Кэтрин расстегнула застежки, сняла плащ и протянула ему. Бэрк широким жестом набросил его себе на плечи. Ему этот плащ шел куда больше, чем ей, что правда, то правда.

– Честное слово, я думала, это казенные деньги. Может, они вам потом возместят? А если нет…

Она запнулась, сообразив, что опять чуть было не выбилась из роли. Кэтти Леннокс не стала бы спрашивать, на чьи деньги куплена ее новая одежда. Ей было бы наплевать.

– А если нет, тогда что? – осведомился Бэрк, помогая ей надеть сшитый по последней моде дамский плащ для верховой езды из темно-синей шерсти с воротником и манжетами, отороченными мехом. – Ты не приняла бы эти вещи? Извини, дорогая, но мне трудно в это поверить.

Его улыбка показалась ей на редкость мрачной. Вот и отлично, подумала Кэтрин, в то же время чувствуя себя оскорбленной до глубины души.

– А если нет, – выпалила она сгоряча, – я бы спросила, на каких условиях вы покупаете мне все эти вещи?!

– Неужели спросила бы? – издевательски усмехнулся он. – Что ж, возможно, мы это обсудим позже. А теперь идем.

– О, нет, этого мы никогда обсуждать не будем, уверяю вас!

Кэтрин знала, что совершает ошибку, но удержаться не могла: она была вне себя.

Миссис Читэм уже топталась у дверей, беспокойно потирая руки.

– Всего вам доброго! – прощебетала она, не чая от них избавиться.

– Нет? – Бэрк взглянул на Кэтрин с любопытством. – Ты не шутишь? Надо будет как-нибудь непременно спросить тебя, в чем тут дело. Напомни мне, чтоб я не забыл. Я-то думал, ты не так щепетильна.

Захватив все коробки в одну руку, майор направился к дверям.

– Вы были необычайно любезны, сударыня, – обратился он к миссис Читэм.

Свободной рукой Бэрк протянул ей что-то, чего Кэтрин не смогла разглядеть. Впрочем, она все поняла, увидев, как внезапно просияло лицо лавочницы.

– Идем, Кэт.

Оказавшись на улице, Кэтрин получила возможность немного успокоиться, пока Бэрк грузил ее обновки на спину вьючной лошади. Опять она попала впросак, позабыв, кто она такая, и дав волю совершенно неподобающему негодованию. И если с этой минуты она не станет более осторожной, то очень скоро просунет голову в петлю, утешаясь лишь тем, что по дороге на виселицу вела себя как настоящая леди.

Как оказалось, город был хорошо знаком Бэрку. Не оглядываясь по сторонам и не плутая, он уверенно повел Кэтрин вперед по улице. Они миновали еще несколько лавок и наконец остановились у пивной, носившей гордое название «У святого Георгия». Воздух внутри был сизым от чадящего камина, к тому же многие посетители курили трубку. У стойки бара торчали забулдыги, обычные завсегдатаи подобных заведений. Они внимательно, хотя и не с таким изумлением, как миссис Читэм, оглядели Бэрка и Кэтрин с головы до ног, а по окончании осмотра вернулись к своим трубкам, кружкам и прерванным разговорам. Бэрк предложил Кэтрин сесть за стол у огромного камина. Он снял свой промокший плащ и повесил его сушиться на крючок у огня. От плаща тотчас же пошел пар.

Появился слуга и объявил, что может предложить телячьи котлеты, запеченных голубей, спаржу, ягненка, салат, яблочный пирог и фруктовые ватрушки.

– Ты проголодалась? – безучастно осведомился Бэрк.

– Я бы чего-нибудь съела, – небрежно бросила она в ответ, притворяясь равнодушной.

За последние пять дней Кэтрин заметно похудела, и сейчас ее пустующий с раннего утра, наполовину усохший желудок возмущенно заворчал. Но она решила, что скорее отправится живьем в преисподнюю, чем признается Его надменному Высокоблагородию, Великому и Всемогущему майору Бэрку, что умирает с голоду.

Усмехнувшись, Бэрк велел слуге принести всего понемногу и кувшин лучшего эля. Перехватив вопросительный взгляд Кэтрин, он пожал плечами:

– За кормежку и постой армия действительно платит, так что можешь не беспокоиться насчет – как ты вы разилась? – ах да, насчет условий.

У нее не нашлось достойного ответа.

Слуга принес эль и разлил его по кружкам. Сообразив, что не следует пить слишком мелкими глоточками, Кэтрин отхлебнула сразу чуть ли не полкружки и зашлась в яростном приступе кашля. Придя в себя, она встретила цепкий изучающий взгляд Бэрка.

– Ну как? Такая же бурда, как ромовый пунш у Мактавиша? – невозмутимо спросил он.

– Гораздо лучше, просто не в то горло попало, – ответила девушка, промокая салфеткой выступившие на глазах слезы. – Честное слово, майор, все, что я рассказала вам о себе, сущая правда. Вы же не станете меня обвинять только за то, что мне хотелось выглядеть попроще в ваших глазах, так ведь? Уж скажите честно: теперь, когда вы знаете, что я умею правильно говорить, разве вы не склонны еще сильнее подозревать, что я лазутчица?

Он промолчал.

– Да я уж по глазам вижу, – со вздохом продолжала Кэтрин. – Ничего другого я и не ждала. С самого начала знала, что вы с полковником Денхольмом так и подумаете, потому и прикинулась немного, чтоб вы решили, будто я… ну совсем из простых. А потом мне самой так понравилось – я вроде как увлеклась немного. Мне все хотелось посмотреть, как далеко я могу зайти.

Бэрк задумался.

– Ты не совсем утратила свой выговор, как я погляжy. Могу ли я заключить, что ты и в самом деле родом из Шотландии?

– О, да, сэр, до четвертого колена. По крайней мере, с материнской стороны. Как я уже говорила, моя матушка…

– Была не вполне уверена в том, кто твой отец. Да, ты упоминала об этом.

Слуга принес еду.

Кэтрин тотчас же позабыла о своей решимости не показывать майору Бэрку, насколько она голодна. Какое ей, к сущности, дело до того, что сам он почти ничего не ест и лишь смотрит на нее во все глаза? Она была слишком сильно поглощена едой, так как ей никак не удавалось утолить голод.

– Закончила? – спросил он, заметив, что она положила нож и вилку.

– Да нет, просто… хочу сделать передышку.

– Вот как.

– Вы собираетесь есть вот тот кусочек мяса?

– Вот этот? Нет, а что? Хочешь его съесть?

– Ну… просто чтобы не пропадал зря.

– Да, конечно.

– Вы же знаете, в некоторых местах отходы просто выбрасывают.

– Но только не здесь.

– Наверняка никогда сказать нельзя.

– Совершенно верно. Не возражаешь, если я закурю?

– Да ради Бога. Мой о… Один из моих приятелей все время курил. Мне даже нравилось.

– А много у тебя приятелей, Кэт?

Вытащив из кармана глиняную трубку, Бэрк принялся набивать ее табаком.

– Так много? – повторил он, заметив, что она не отвечает.

– Да уж, знаете ли, немало, – с кокетливым смущением призналась Кэтрин, доверительно понизив голос. – Может, оно и нехорошо, но я вам признаюсь, как на духу: мне мужчины нравятся. Ну и потом, сами понимаете, девушке без образования, без ремесла… куда податься? Надо же и ей как-то жить!

– Конечно, надо. Но обычно такие девушки выходят замуж.

– Ну что ж, – задумчиво протянула она, – охотники-то были.

– Я бы не поверил, если б ты сказала, что их не было.

– И не то, чтобы я была против замужества. Просто мне пока не встретился подходящий жених.

– Богатый, разумеется?

– Вот видите, я знала, что вы поймете.

– А как насчет Юэна Рэмзи?

Бэрк пустил к потолку струйку дыма, сам не понимая, что его так раздражает.

– Да никак. Юэн всем хорош, только толку из него никогда не выйдет.

– А ты, стало быть, нацелилась на дичь покрупнее?

– Должна же девушка о себе позаботиться, если больше некому!

– Твоя мать жива?

– Да, она в Эдинбурге.

Кэтрин наконец отодвинула от себя тарелку и промокнула губы салфеткой.

– В молодости моя матушка была настоящей красавицей. Ну, по мне-то она и сейчас хороша, да только живет в нищете и болеет. А когда молоденькая была, поступила она в услужение в дом одного джентльмена в Эдинбурге. Там ее в скором времени обрюхатили да и уволили. Ну, как я уже говорила, была она красивая и без царя в голове, даже не знала точно, кто ей ребенка сделал. Вот и родила меня. А уж как мы перебивались первые годы, сама не знаю, хотя, наверное, догадаться можно.

Она отпила добрый глоток эля. Сплести эту небылицу оказалось вовсе не так трудно, как ей представлялось вначале. Сама Кэтрин отнеслась к своему рассказу как к занимательной истории с вымышленными персонажами, одной из тех, что она рассказывала Рори, когда они были детьми. Рори всегда утверждал, что она лучше всех на свете умеет рассказывать сказки.

– В общем, когда мне было девять, матушка нашла место горничной в доме одного знатного господина. Он к тому времени овдовел, жена его от оспы померла, и вскоре он пожелал сделать матушку своей любовницей. Ко мне тоже очень привязался, уж не знаю, почему: смотреть-то было не на что, это уж точно.

– Ты меня поражаешь.

– Он говорил, что я для него вроде как дочь, которой у него никогда не было. Все время со мной разговаривал, как будто я взрослая. Ну и дал мне кое-какое образование, так, совсем чуть-чуть. Говорить научил правильно, брал иногда с собой в театр, а однажды даже в оперу. Я потом очень жалела, что он не научил меня читать; тогда бы я смогла стать гувернанткой и жила бы как порядочная. Да что толку плакать над пролитым молоком, я всегда так говорю. Человек он был добрый и тосковал сильно, когда жена его померла. Я, ей-Богу, верю, что он мог бы все бросить, жениться на матушке, а меня удочерить, да только этому не суждено было сбыться. Он разбился насмерть в карете, когда мне было тринадцать, и нас с матушкой выбросили на улицу. Пришлось нам опять самим о себе заботиться.

Сделав вид, что плачет, Кэтрин уткнулась носом в салфетку.

Бэрк слегка отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его это проявление горя ничуть не тронуло. Ее история звучала правдоподобно, но что-то ему подсказывало, что она все выдумывает от начала до конца. Впрочем, ему было все равно. Целиком поглощенный напевным звуком ее голоса, он любовался сменой чувств на ее прелестном и выразительном лице и мог бы в эту минуту с готовностью слушать, как она читает вслух податный список.

– После этого мы отправились попытать счастья на север и поселились в Инвернессе, – всхлипывая, продолжала между тем Кэтрин. – Как стукнуло мне шестнадцать, пошла я в услужение и нанялась в дом к одному джентльмену, если его можно так назвать. Работала я поломойкой, и никогда в жизни мне не приходилось так туго, как за тот год, что я там провела. Через год меня выгнали. Хозяйка сказала, будто я уж больно нос задираю, возомнила, мол, себя невесть кем, но на самом-то деле она боялась за своего сыночка. Да только поздно спохватилась: к тому времени он уже успел меня обесчестить. Позабавился со мною да и бросил! Вот тогда-то я и узнала впервые, что это такое – мужское непостоянство. И первый мой урок был такой: не будь дурой и не отдавайся мужчине, если он не может дать взамен ничего более существенного, чем поцелуи.

– Умница, – согласился Бэрк, следя за нею из-под лениво полуопущенных век.

– Ну с тех пор какое-то время дела у меня шли под гору. Матушка говорила, что я спуталась с плохой компанией, но я была молода и только еще набиралась ума-разума. Одно я быстро усвоила: лучше уж жить с мужчиной и пользоваться его кошельком в обмен на ласки, чем до конца своих дней гнуть спину за гроши в доме какого-нибудь вельможи. Посмотрела я на жизнь моей матушки и решила, что скорее умру, но со мной такого не будет!

Кэтрин так воодушевилась собственным рассказом, что даже стукнула кулаком по столу.

На Бэрка ее слова не произвели должного впечатления. Он сделал знак слуге принести счет.

– А Юэн? Он вытащил тебя из этой ямы?

– Нет, но с ним хоть было не скучно. Даже наоборот, мы с ним славно повеселились, – вздохнула она с нежностью. – Только настало время двигаться дальше: я уже начала ему надоедать.

Бэрк поднялся из-за стола.

– Ну, Кэт, из всего, что ты тут сегодня наплела, это – самая большая ложь!

– Я не лгу! – Кэтрин тоже встала, потрясенная и обиженная. – Как вы можете так думать? Я вам рассказала чистую правду!

– Готов признать, что это славная история, в чем-то, возможно, даже правдивая. Но ты никогда не заставишь меня поверить, что начала кому-то надоедать. Уж больно ты занятная.

Дождь перешел в туманную изморось, зато ветер усилился. Кэтрин поплотнее закуталась в свой новый плащ. Пока она садилась на лошадь и ждала Бэрка, занятого отвязыванием двух других лошадей, за спиной у нее послышалась какая-то возня. Обернувшись, девушка увидала, как человек метлой гонит прочь из лавки сцепившихся в драке кота и пса, но не успела она даже вскрикнуть, как кот, шипя и отплевываясь, проскользнул между ног ее лошади, а пес с лаем кинулся за ним. С испуганным ржанием кобыла взвилась на дыбы. Опустившись наземь, она шарахнулась в сторону, прыжком бросилась вперед и вновь поднялась на дыбы, перебирая копытами в воздухе. Кэтрин низко нагнулась к шее лошади, натянула потуже поводья и держалась в седле. Кобыла с грохотом обрушила передние копыта на землю и вскинула задом. По-прежнему низко пригнувшись к гриве и крепко сжимая поводья в одной руке, Кэтрин принялась поглаживанием и уговорами успокаивать испуганную лошадь. Покачивая головой и возмущенно отфыркиваясь, кобыла пробежала круг легкой рысцой и остановилась.

– Умница, хорошая девочка, – ворковала Кэтрин, оглаживая крутую шею.

Человек с метлой, оказавшийся торговцем рыбой, подбежал к ней, взяв метлу на отлет и прижимая свободную руку к сердцу. Он рассыпался в извинениях, уверяя, что ему очень жаль, что он умоляет простить его, но проклятый кот стащил с прилавка макрель, а пес обучен гнать грабителей; сам же он ни в чем не виноват, это все кот, в следующий раз он с него шкуру спустит! Слава Богу, леди не пострадала! Такая красавица и такая великолепная наездница!

Кэтрин рассмеялась и уже готова была заверить несчастного, что все обошлось, когда ее взгляд невольно упал на Бэрка и слова замерли у нее на устах. Он подходил к ней неторопливым, словно крадущимся шагом; по лицу было видно, что его обуревают противоречивые чувства: невольное восхищение и ярость. Ярость одержала верх. Бэрк схватил уздечку слишком быстрым движением, кобыла чуть было опять не вскинулась на дыбы, но он удержал ее железной рукой. Несколько мгновений Кэтрин смотрела, не отрываясь, на его руки: ловкие, чуткие, с длинными пальцами и грозные на вид. Наконец она заставила себя перевести взгляд на его лицо и тотчас же заметила в ледяной голубизне его глаз опасный огонек. Его рот был плотно сжат, белый шрамик над верхней губой еще сильнее побелел от гнева. Дрожь испуга пробежала у нее по спине. Кэтрин решила, что надо начисто все отрицать.

– Иисус, Мария и Иосиф, вы это видели? Я уж думала, мне конец! Вцепилась в гриву, что было сил, да Господь, как видно, сжалился надо мною. Ух, как сердце бьется! Никак не отдышусь! – Она с беспокойством схватилась рукой за грудь. – И часто такое бывает? Удивляюсь, как это по всей округе трупы не валяются! Уж больно опасное это дело – верховая езда!

Тут она запнулась, не в силах продолжать представление под этим ледяным взглядом, в котором теперь явственно читалось презрение.

– Ты закончила?

Кэтрин перевела дух и кивнула.

– Прекрасно.

Он отвел ее кобылу туда, где все еще стоял на привязи его собственный конь. Вскочив в седло, Бэрк подхватил длинный повод вьючной лошади. Кэтрин заняла свое место позади них, и маленькая процессия медленно двинулась по дороге прочь из города. Один раз девушка оглянулась на торговца рыбой, смотревшего им вслед, и грустно помахала ему рукой. Ей очень хотелось остаться у «Святого Георгия», укрывшись в теплом углу от ноябрьской непогоды и попивая горячий шоколад, вместо того, чтобы отправляться в Англию следом за враждебно настроенным и непредсказуемым майором, чье общество с каждой минутой становилось для нее все более невыносимым. А ведь он держал в руках ее судьбу!

Они долго ехали по пересеченной местности, заросшей вереском и утесником, потом дорога свернула к речке и запетляла, повторяя ее прихотливые изгибы, вдоль поросшего лесом берега. На холмах паслись равнодушные к холоду овцы, один раз они увидели семейство грациозных косуль, щипавших травку на дальнем берегу. Рыжие белки рыскали в голых ветвях деревьев, готовя запасы на зиму.

Дорога расширилась и повернула к востоку; река осталась позади. Бэрк остановил коня, дожидаясь, пока Кэтрин не поравнялась с ним. Спокойствие, царившее в природе, немного смягчило ее опасения, и она сумела взглянуть в лицо майору, сохранив самообладание.

– Я хочу знать, в чем еще ты мне солгала! – объявил он внезапно, и девушка вновь пришла в смятение. – Ты сама себе роешь могилу, Кэт… если тебя в самом деле так зовут. Чем больше ты будешь врать, тем больше у тебя шансов быть повешенной за измену. Тебе понятно?

Несмотря на суровый тон, в его голосе послышалось нечто, скорее напоминавшее мольбу, чему Кэтрин поразилась до глубины души. Впрочем, она тут же решила, что это, несомненно, всего лишь новый ловкий трюк.

– Тебе понятно, Кэт? – настойчиво повторил Бэрк. – Ты не та, за кого себя выдаешь, и я обязан доложить об этом военным властям в Ланкастере. Чем больше ты будешь врать, тем хуже для тебя. Расскажи мне правду о себе. Сию же минуту!

Как же, держи карман шире, мрачно подумала про себя Кэтрин. Да за кого он ее принимает, за дурочку деревенскую? И она вообразила свое признание Бэрку: «Да, майор, – говорила она мысленно, – я вижу, вас обмануть невозможно. Я богатая титулованная дама из Инвернесса, и у меня зуб на Англию, потому что англичане обесчестили меня и уничтожили мою семью. Я поддерживаю Карла Стюарта против короля, вот и попыталась помочь ему, похитив вражеские военные секреты. Ну вот, я во всем созналась. Что вы теперь скажете военным властям в Ланкастере?» Глупости! Она отнюдь не дура, а вот он сам… Если кто и дурак, то скорее всего именно он, ведь по какой-то непостижимой причине он все еще верит, что она не лазутчица, несмотря на все несообразности в ее рассказе. Он ее подозревает, только сам не знает, в чем именно. Вот и пускай немного помучится, заносчивый английский ублюдок!

Нет. Здравый рассудок подсказывал ей, что, только притворяясь шлюхой, она может рассчитывать на успех. Надо его убедить – это единственный путь к спасению. Кэтрин не могла отказаться от истории о том, как Юэн проиграл ее в пикет подполковнику Молю, а как еще объяснить всю эту грязную подоплеку, если не стоять на том, что она проститутка? И почему он, черт его дери, в этом сомневается? Ей казалось, что она блестяще сыграла роль женщины легкого поведения. А может, она слишком наивна? Может, он видит ее насквозь и понимает, что все ее представления о распутстве почерпнуты из книг и школьных сплетен? Эта мысль заставила ее поежиться.

– Я больше ни в чем не соврала, – проговорила Кэтрин, опустив глаза, – хотя и не виню вас за то, что вы мне не верите. Я скрыла от вас, что умею ездить верхом, все по той же причине: знала, что это, как и правильный выговор, обернется против меня. Вы верно заметили: похоже, я с каждой минутой увязаю все глубже, но… честное слово, майор Бэрк, сейчас я говорю правду. Никаких секретов у меня больше нет, и никаких сюрпризов не будет. Поверьте мне, прошу вас!

Она подняла на него взор, полный неподдельного волнения, и тотчас же поняла, что он все еще сомневается. Тут на нее снизошло вдохновение.

– А знаете, – захихикала Кэтрин, – насчет Клубнички все чистая правда, все так и было. Юэн мне ее подарил. В карты выиграл, ясное дело. Он хотел назвать ослика Парой Тузов, да я ему не позволила. Ну, надо знать Юэна, он человек по-своему гордый, так что, когда я на стояла на своем, он даже обиделся. Сказал, что я уж больно много о себе понимаю. Мне кажется, его задевало, что я умею правильно говорить. Получалось, вроде как он мне неровня. Поэтому пока мы были вместе, я старалась говорить попроще, как и с вами… хотя с вами я, пожалуй, перестаралась! – Она весело рассмеялась, впрочем, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Ну, словом, когда он привел мне ослика, я сделала вид, будто не умею ездить верхом. Уж я-то знала, как он разозлится, если узнает, что я умею. Я вам уже рассказывала о том лорде, что был любовником моей матери. Так вот: это он меня научил. Ну, а когда вы меня спросили, ясное дело, я сказала, что не умею! Мне казалось, что это… ну… вроде как с Юэном. Что так вы мне скорее поверите. Теперь-то я жалею, что соврала… Я уж вижу, что вы думаете: раз соврала насчет верховой езды, можно ли вообще верить моему слову? А что, разве не так?

Бэрк хмыкнул. На его лице появилось непонятное выражение, и Кэтрин сочла, что это уже громадный шаг вперед.

– Но все остальное – чистая правда, – она поторопилась закрепить свой успех. – Подполковник Моль действительно выиграл меня в карты, да он и сам этого не отрицает. Я, может, и пошла бы с ним жить, да уж больно рука у него тяжелая и нрав скверный. А у меня свои правила есть: не люблю, когда мужчина избивает женщину безо всякой причины. Вот я и украла у него деньги (ну, я считала, что это деньги), да и побежала в комнату к Юэну, думала, пережду, пока не вернемся в Эдинбург или в другой большой город. А уж тогда бы я бросила Юэна и начала бы все по новой. Все говорила себе, что это не воровство, потому что подполковник мне кое-что задолжал. Я же не виновата, что он уже заплатил за меня Юэну тридцать гиней! Я считала, что я и сама по себе кое-чего стою!

Покраснев от возбуждения и совсем позабыв, что рассказывает выдуманную историю, она почувствовала себя женщиной, вынужденной в одиночку бороться с несправедливостью в мире, где правят мужчины.

– Ладно, Кэт, – произнес Бэрк после минутной паузы.

Увидев, что он улыбается, Кэтрин обрадовалась, но тотчас же заметила, что в его глазах все еще сохраняется загадочное выражение, смысл которого от нее ускользал. Бэрк глядел на нее так, словно пытался оценить нечто большее, нежели просто правдивость ее слов.

– Все, что ты рассказываешь, вполне может оказаться правдой, но должен признать, что я по-прежнему полон сомнений. Мне бы не хотелось составить неверное мнение о тебе и передать его моему начальству в Ланкастере. Однако сдается мне, ты могла бы кое-что сделать, чтобы окончательно меня убедить.