"Дверь № 3" - читать интересную книгу автора (О Лири Патрик)2Эти два четких коричневых квадрата на изящной груди стояли потом у меня перед глазами чуть ли не месяц, не давая спать по ночам. Однажды за завтраком я тупо таращился в свой утренний кофе, снова и снова перебирая в памяти невероятные признания своей новой пациентки. Мой мозг отказывался принимать их, как компьютер – незнакомые команды. Стиллнер Сьюки? Складки пространства? Желеобразная атмосфера? Десять измерений? О боже, как же это все понимать? – Ну вот, опять… – вздохнула Нэнси, выглядывая из кухни. В смысле, «глядишь в чашку». Так всегда бывает, когда я и дома не могу забыть о работе. С Нэнси я жил уже год, она была толковая, хозяйственная и не совсем еще меня бросила. – Что? – встрепенулся я. – А, извини. – Ну и кто там у тебя на сей раз? – Да никто, так… – пожал я плечами. Она продолжала ехидно улыбаться. – Просто пациентка. – Крепкий орешек? – кивнула Нэнси, поправляя волосы перед зеркалом. – Слушай… давай лучше не будем об этом, ладно? – Ладно. – Спасибо. Да, в общем, ничего особенного. – Ну и хорошо. – Она стояла и смотрела на меня. Я снова уставился в кружку. – Хорошенькая? – Очень, – кивнул я и тут же спохватился. Лицо Нэнси было каменным. – На самом деле я не прочь поговорить о ней, но… не могу, понимаешь? – Не можешь? Ох. Начинается обычный допрос с пристрастием. Теперь она будет долбить и долбить в одну точку, пока не доберется до самой сути. – Я заключил договор. Поклялся молчать. – У вас так принято? А что, если тебе нужно будет обсудить ее проблемы с врачом из больницы? – У нее нет проблем, – хмыкнул я. Нэнси наклонилась над столом, зацепила мой указательный палец мизинцем и потянула к себе. Это был единственный оставшийся у нас интимный жест, но я даже не обратил внимания. – Что с тобой? – обеспокоенно спросила она. Я поднял голову. Мне и в самом деле нестерпимо хотелось поговорить. – Тебе приходилось видеть НЛО? – Зубы заговариваешь? – фыркнула Нэнси. – Нет. Их видели многие серьезные люди. Она подозрительно прищурилась. Черт… – Я совсем не то имел в виду. Это было мое любимое ругательное словечко – «серьезный». В смысле «сухой», лишенный воображения. Короче, «достало меня твое занудство». Не помню, кто сказал, что те самые качества, за которые влюбляешься в человека, потом начинают выводить из себя. – Правда, – улыбнулся я, – я не хотел тебя поддеть. В глазах Нэнси были нежность и беспокойство, которые она редко позволяла себе показывать. – Что случилось, Джон? – Когда-нибудь обязательно расскажу. Не сейчас. Она вышла из комнаты. Я снова уставился в чашку. Итак, диагноз… Сьюки. Десятое измерение. Колесо, которое на самом деле трубка. Внутрь и наружу. Наружу и внутрь. М-м… А атмосфера? Зеленоватое желе. Боже мой… Потом я вспомнил сон. Вернее, кусочек сна. И странное дело, казалось, я видел его не прошлой ночью, а давным-давно, недели или месяцы назад. Насчет порядка событий не поручусь, это могло быть и начало, и конец, помню только шеренгу людей, изнывающих под слепящим светом в какой-то комнате вроде полицейского участка, белые стены и стойкий всепроникающий запах лимонного желе. – Повернитесь направо! – командует низкий женский голос из скрытого репродуктора. Мы послушно поворачиваемся. Нас человек десять, все абсолютно голые. Вспоминаю, как стоял вот так же в ряду других с бутылочкой мочи в руке, ожидая своей очереди на обследование, и как наклонялся вместе со всеми, раздвигая ягодицы, чтобы врач проверил, нет ли у кого грыжи. Значит, это призывной участок? Душно, влажно, пол выложен белой плиткой. Мы стоим, прикрывая наготу сложенными ладонями. Ждем. – Теперь налево! Снова поворот. – Номер три… шаг вперед! Пауза. Прищурившись от яркого света, я вглядываюсь туда, откуда исходит голос, но вижу лишь смутные силуэты за темным стеклом на противоположной стене. – Номер три! – повторяет голос. Почему-то я решаю, что команда относится ко мне, и неловко выступаю вперед. – Имя? – Джон. – Полное имя! Черт… Похоже, начал я не слишком удачно. – Доктор Джон Доннелли. – Возраст? – Сорок лет. – Вероисповедание? – Атеист. Не совсем верно. На самом деле я где-то посередине, однако постарался выбрать ближайший вариант. – Сексуальная ориентация? – Брюнетки, – ухмыляюсь я, вспомнив цвет лобковых волос Нэнси. – Стерео или моно? – уточняет женский голос. К такому вопросу я не готовился, но отвечать что-нибудь надо… – Моно, – выпаливаю я, немного помявшись. Черт побери, так или иначе, тут пятьдесят на пятьдесят. – Когда в последний раз занимались сексом? Мучительно вспоминаю: я никогда не был силен в датах. К счастью, у нас с Нэнси это больная тема. – Какое сегодня число? – спрашиваю я. – Первый день остатка вашей жизни. – За стеклом слышны смешки. – Э-э… месяцев пять назад. – Воевать готовы? – Нет, спасибо. Допрашивающие обмениваются чуть слышными репликами, словно кто-то зажимает рукой микрофон. Следует новый вопрос: – Вы пацифист или просто трус? – Да, – говорю я, гордый своим ответом. – Принято, – отвечает голос, на этот раз мужской. – Ваши кумиры? – Ван Моррисон… Леннон… Юнг… Монк… Лист… – Это не фамилия! – вмешивается женский голос. Она сбила меня с мысли. Я как раз пытался вспомнить еще одного, очень важного, его имя вертелось на языке… такой парень с бородой. Еврей, его еще убили… теперь делают статуи, на открытках печатают. С ягнятами как-то связано… и еще что-то про любовь. Его отец любил его, а мать спала с другим. Черт побери, как досадно… и дернуло же их перебивать! – И последний вопрос. Подумайте как следует, он с подвохом. Спасибо, что предупредила. Однако задавать не спешит. Пока жду, начинаю представлять, какая она – там, за стеклом. Почему-то вижу ее обнаженной. У нее прекрасное тело, под стать чарующему голосу. Она тоже смотрит на меня… Опускаю глаза и с ужасом обнаруживаю эрекцию. Спрятаться некуда, прикрыть толком не получается. Последний раз такой казус случился со мной в конце школы, в душе после урока физкультуры. Я всегда стеснялся своего тела, потому что сложен как Бобби Джонс, бывший форвард филадельфийцев, – длинный, тощий и костлявый. Скорее бы выйти из этого света… Чего она ждет? – Да? – спрашиваю. – Да? – эхом повторяет она. – Это ваш ответ? – Нет! – протестую я. – Ваш ответ – «нет»? Мое сердце отчаянно колотится. – Не могли бы вы повторить вопрос? – Вы читали Синюю Книгу? Вы читали Синюю Книгу? Как это понимать? Два вопроса. А может, в этом и подвох… Ответить дважды? Что еще за Синяя Книга? Скорее всего читал: уж одна-то синяя наверняка попадалась. Или должны быть сразу две синие? Нет, так нечестно. – Мне надо еще подумать, – лепечу я. – Спасибо. Вы можете вернуться к остальным. С облегчением разворачиваюсь и вновь занимаю свое место в строю. Не так уж плохо все прошло. Вдруг замечаю, что все смотрят на меня. И все они – я. – Да, – провозглашает низкий женский голос. – Это он. Вот и все, что я запомнил из своего сна. Запомнил очень хорошо, даже узнал голос Лоры, хоть он и был слегка искажен. Однако я мог поклясться, что сон этот видел задолго до знакомства с Лорой. Не может такого быть… Тут зазвонил телефон, и моя деловая подружка тут же схватила трубку. – Тебя, Морж! – крикнула она из соседней комнаты. Нэнси прозвала меня так еще во времена наших первых свиданий, намекая на мое сходство с мертвым битлом и такие же, как у него, очки. В последнее время, однако, в этом шутливом прозвище все чаще звучали язвительные нотки: она почему-то вбила себе в голову, что морж – самое медлительное на свете животное, и к тому же… Впрочем, это долго объяснять. Прижав трубку к уху, я смотрел в окно на серую чайку, деловито обследующую открытый мусорный бак на дальнем конце автостоянки. Мерзкие птицы. Каждое слово того телефонного разговора должно было, по идее, навеки отпечататься у меня в памяти, но я только помню, что звонил мой брат Хоган. Потом была почему-то затекшая нога, ухо, надавленное трубкой, и голос Нэнси, который будто доносился издалека, из другой временной зоны, постепенно набирая силу, как сигнал приближающегося поезда. Я услышал ее только на третий раз. – Джон? Джон! Что с тобой? Скажи наконец, что случилось! – А? Что? – вяло пробормотал я. – Это насчет матери. Наверное, мне придется повидать ее. Нэнси с облегчением вздохнула и принялась за свой утренний ритуал: методическое заполнение многочисленных отделений коричневого портфеля юридическими документами, справочниками и блокнотами. – Я думала, вы договорились, – заметила она, глядя в кожаное нутро своего прожорливого любимца и скармливая ему очередную пачку бумаг, которые все чаще приносила с работы, чтобы отвлечься от наших непрерывных ссор. – Договорились? – поднял я брови. – Когда это нам с ней удавалось о чем-нибудь договориться? Я знал, что это ее заведет: Нэнси никогда не сдавалась. К тому времени общими у нас остались одни только споры. Мы цеплялись за них, как за соломинку, надеясь если не спасти любовь, то хоть расстаться с иллюзией, что ничего не потеряли, а просто закончили препираться. Она подняла глаза от портфеля, откинула каштановую прядь со лба и хитро прищурилась. – Ты говорил, – провозгласила она, словно перед присяжными, – что вы видитесь, только если нет другого выбора. – Она умирает, – ответил я. – Выбора нет. Если бы я не был тогда так оглушен новостью, то оценил бы, наверное, то, что услышал в ответ. Услышал в первый раз за все время наших отношений. Никогда не понимал этого обычая. Странный способ разделить боль: взять на себя ответственность за то, в чем не виноват. Однако в последующие дни я слышал эти слова раз за разом и с удивлением чувствовал, что они помогают. – Прости, Джон. Мне очень жаль, – сказала Нэнси. |
||
|