"Смерть зверя с тонкой кожей" - читать интересную книгу автора (Александер Патрик)

15.

Посадив сонную Дорис в такси, Эбботт позвонил Джоан на домашний телефон.

Ответил мужской голос.

– Миссис Эбботт, пожалуйста.

– Кто её спрашивает?

– Я, разумеется.

– Извините, как вас зовут?

– Микки-Маус, тупая ты горилла.

Эбботт повесил трубку. Интересно, что с ней? Фрэнк Смит будет в курсе. Набрал номер Смита – ответила Джоан.

– Джоан, как ты? Всё нормально?

Она стала было рассказывать про допрос, но почувствовала, что перехватывает горло.

– Понял, дальше можешь не рассказывать. Знаю и Шеппарда, и ту бисексуальную сучку.

– Фрэнк разрешил мне переночевать здесь. Он…заботится обо мне.

– Отлично. Он славный парень. Знаешь, мне всегда казалось, что он к тебе неравнодушен. Стесняется только немного.

– Ричард, этой ночью я…

Она запнулась.

– Джоан, – помолчав сказал он, – ты ничего мне не должна. Меньше всего – оправдываться. Я рад, что Фрэнк заботится о тебе, на самом деле. Передай ему тоже, хорошо?

– А ты? А деньги? Я взяла для тебя…

– Уже не нужно. У меня всё в порядке.

– Ты уверен? У тебя есть, где жить?

– Да, да. Мне повезло. Говорят же, что когда-нибудь обязательно должно повезти.

– У тебя есть женщина.

– Что?

– У тебя есть женщина. По голосу чувствую.

Он расхохотался.

– Ты всегда чувствовала, что у меня есть женщина.

– Постарайся не сделать её несчастной. И, Ричард, будь осторожен.

– Буду, буду. И носки буду менять дважды в неделю.

– Опять ты смеёшься.

– Фрэнку скажи, Шеппарду я припомню. И не в благодарственных молитвах.

Он говорил о пустяках, как всегда с Джоан, но она понимала, о чём он.

– Фрэнк узнал твой код, как только услышал запись.

– Как и предполагалось.

– Но Шеппарду не сказал. Просто посмеялся. И оставил Шеппарда потеть там на всю ночь. Он его терпеть не может.

– Зато любит тебя.

– И тебя.

– У парня безупречный вкус. Следи за собой, Джоан.

– И ты, Ричард. И ты.

Он дал отбой, потом позвонил в отель, представился лондонским корреспондентом «Пари матч» и сказал, что хочет поговорить с пресс-секретарём полковника Нджалы. После некоторого ожидания трубку взял Артур и поинтересовался на французском, чего ему надо.

Эбботт ответил, что журнал заказал фоторепортаж о Нджале и ему хотелось бы взять у полковника интервью, желательно на каком-нибудь интересном фоне. На террасе пентхауза, например, они ведь занимают именно пентхауз?

– Да, мы в пентхаузе. Когда вы хотели бы взять интерью?

– Сегодня, если можно.

– Боюсь, это невозможно. Ночью Его Превосходительство выезжает за город.

– Я мог бы взять интервью прямо там. Если понадобится, могу съездить…

– Боюсь, это невозможно. Его Превосходительство желает полного покоя и не будет давать никаких интервью.

– Надеюсь, он не заболел?

– Нет. Просто желает отдохнуть.

– Ну хорошо, тогда может по возвращении? Куда, говорите, он выезжает?

– Боюсь, этого я вам сообщить не могу.

Эбботт и не расчитывал, но попробовать стоило.

Он пошатался по парку и довольно быстро нашёл скамейку, с которой мог видеть отель – включая террасу пентхауза. Если Нджала выйдет подышать свежим воздухом, то через трёхкратный прицел будет как на ладони. Но сидеть средь бела дня со снайперской винтовкой на коленях…

Другое дело вечером… Вопросы возникали один за другим: на когда назначен отъезд? Стоит ли доставать винтовку? Если Нджала выйдет на террасу – увидит ли его в темноте сам Эбботт? Зависит от фоновой подсветки. Стрелять по тёмному силуэту на светлом фоне будет удобнее. Впрочем, к винтовке прилагается ночной прицел.

В идеале, Нджале полагалось осознать, что его ждёт смерть, но это уже роскошь. Если есть шанс убить его – шанс надо использовать. Но любой шанс необходимо продумать и использовать с осторожностью. В первую очередь осторожность. Вначале надо достать винтовку, что требует ещё большей осторожности.

Он сидел, подперев голову рукой, и напряжённо думал.

Мимо, обнявшись, прошла влюблённая парочка – он их не замечал.

Девушка сказала парню:

– Видишь, человек на скамейке? Смотри, почти слышно, как он думает. Поэт, наверное, или философ.

Парня интересовали более насущные темы: тёплый весенний день, румянец на её щеках, запах её кожи и колыхание груди под тонкой блузкой.

Когда-нибудь обязательно должно повезти, как сказал Эбботт. Даже если потом одни неприятности.

Старшему суперинтенданту Шеппарду повезло как раз пока сам Эбботт размышлял в Гайд-парке.

Удача явилась к суперинтенданту в образе группы Сапёрного подразделения Скотленд-ярда. Подразделение проводило рутинную проверку камер хранения. Использовались металлоискатели и натренированные на поиск взрывчатки собаки: предыдущей ночью было сообщение о бомбе на Юстон-стейшен.

На станции Ватерлоо одна из групп наткнулась на чемоданчик, детектор указывал на большое количество металла внутри. Чемоданчик со всеми предосторожностями вскрыли. Ознакомившись с содержимым, группа немедленно связалась со Скотленд-ярдом.

Когда сержанту Клиффорду позвонили, он игрался с игрушечной железной дорогой.

Клиффорд, холостяк с бледным лицом и выцветшими глазами, жил вместе с матерью и коллекцией игрушечных поездов в безликом спальном пригороде, единственным плюсом которого было бесперебойное железнодорожное сообщение с вокзалом Ватерлоо. Женщины его не интересовали.

– Клиффорд, – это был Шеппард, – помните винтовку, которую заказывали специально для Эбботта?

Обычно мёртвые глаза Клиффорда разом оживились:

– Помню? Да как я могу её забыть? Мы вместе испытывали её на том стрельбище под Солсбери. Изготовлена в единственном экземпляре на базе Армалайт-15, оборудована трёхкратным Лезервудовским прицелом. А начальную скорость знаете? Три тысячи двести пять футов в секунду. На пяти сотнях ярдов каску прошивала навылет, а потом ещё проделывала в голове дыру с кулак. А что до баланса, мне никогда не попадалось оружия, которое бы так ложилось в руки…

Он вздохнул, как иные вздыхают о первой любви.

– Думаю, мы её обнаружили. На станции Ватерлоо. Когда сможете там быть?

Через полчаса сержант Клиффорд уже заканчивал свой осмотр.

– Она. Без сомнения.

Он извлёк из чемоданчика детали, собрал. Произвёл частичную разборку, собрал ещё раз. Все его действия были очень быстрыми, но нежными, почти ласкающими.

Потом он вскинул винтовку и навёл на человека в котелке, пересекавшего вестибюль в направлении выхода на Йорк-роуд.

– Этой штукой вы можете уложить кого угодно, – сказал он с благоговейным придыханием. Потом так же быстро и аккуратно разобрал оружие и уложил обратно в чемоданчик.

– Вам лучше побыть здесь, на случай, если он появится. На глаза ему не попадайтесь. Я пошлю вам несколько человек, которых он никогда не видел. Здоровенные такие ребята.

– Сэр, при всё моём уважении, таких громил он распознает на раз. Лучше послать таких, у кого на лбу не написано, что он коп. Вроде того длинноволосого красавчика…как его там…Питерса. И Франклина.

– Двое? Этого недостаточно.

– Тогда ещё этого дылду, который смахивает на пастора – Эшби. Так нас уже четверо. Больше этого уже рисковано.

Шеппард подумал и медленно кивнул:

– Хорошо.

– Скажите, пусть наденут что-то типа джинсов и вообще выглядят позапущеннее.

– Сказать, чтобы брали с собой оружие?

– Нет. Оружие будет у меня, и этого достаточно.

Шеппард снова кивнул и потёр подбородок. Клиффорд – человек довольно ограниченный, но в рамках этих ограничений – эксперт. Шеппард доверял ему безоговорочно.

– Мы ведь не хотим случайных жертв среди гражданских?

Глаза Клиффорда вспыхнули и снова помертвели. Голос стал блеклым и скучным:

– Использование оружия разумеется будет избегаться… будет сводиться исключительно к самообороне либо защите населения.

Шеппард продолжал кивать и тереть подбородок, едва прислушиваясь, как Клиффорд откашливается:

– С другой стороны, если других способов остановить его не существует…

Шеппард послал Клиффорду особенный острый взгляд.

– Тогда остановите сукина сына.

Клиффорд почти засиял. Он не любил Эбботта и причина была по-детски простой: кто-то когда-то сказал, что как стрелок тот лучше Клиффорда. Это даже не было правдой, но ограниченный умишко сержанта смертельно оскорбился.

На обратном пути Шеппард после долгого спора с самим собой решил, что Контролеру звонить не будет. С какой радости, в конце концов? Оффициально он не подчинён ни Контролеру, ни кому-либо в СИС. И в любом случае, прерогатива ареста принадлежит ему, а не Контролеру. Так что чёрт с Контролером.

…И позвонил Контролеру, как только вернулся в офис.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал Контролер. Его беспокоила перспектива пропустить парусные гонки в Соленте на этих выходных, – Кто на месте отвечает за проведение операции?

– Сержант Клиффорд.

– Ох.

Долгая пауза.

– Я не уверен, что это тот человек, на которого стоило бы оставлять операцию.

– Вы сами говорили, что Эбботта надо остановить…убить, если понадобится.

– Да, но только Эбботта. Помните, это станция Ватерлоо, а не аэропорт в Лоде.

Эбботт вернулся на квартиру, обнаружил там Элис, вернувшуюся с покупками, но был слишком озабочен, чтобы обратить на них внимание.

– Смотри, – она развернула пиджак, – Донегольский твид. Красиво, нет?

– Очень красиво, – отрешенно сказал он.

– Примеришь сейчас?

Он примерил.

– Очень красиво, – повторил Эбботт.

– Ричард, тебя что-то беспокоит?

– М-м-м?

– Говорю…

– Нет, ничего.

Но он беспокоился. Она чувствовала это и хотела понять причину. И в то же время не хотела. Как только она начинала обдумывать ситуацию, та начинала выглядеть безвыходной. И подобно большинству из нас, столкнувшись с безвыходным положением, она пыталась думать о чём-то другом. Отчаянно строить свой маленький воздушный замок, надеясь, что реальность никогда не ворвётся в него.

– Я люблю тебя, – сказала она, – никогда по-настоящему не знала, что это значит. А теперь знаю.

Она посмотрела на него, опустила голову. Прядь волос упала ей на лицо. Элис закинула её за ухо привычным движением, делающим её такой юной, искренней и ранимой.

Эбботт погладил её по шее. Она склонила голову набок, прижавшись к его руке – тёплой, сухой и нежной.

Что хорошо в станции Ватерлоо – она не меняется никогда. Всегда такая же – большая, гулкая и грязная. Даже музыка из динамиков та же – времён войны. Или так казалось Ричарду Эбботту.

Он намеревался оставить чемоданчик в подземке, но обнаружил ячейки закрытыми и без ключей – скорее всего против террористов. Встревожился – а если закрыта и камера хранения? Впрочем, беспокоиться не стоило, с ней всё было нормально. Стояла на том же углу напротив платформ 1 и 2, между шеренгой телефонных будок и мужским туалетом, знаменитым своей коллекцией граффити. Внимательно понаблюдал: содержимым багажа никто не интересовался.

Неподалёку угрюмо опирался на метлу седоусый дворник. Эбботт заговорил с ним и незаметно перевёл разговор на недавние угрозы терактов.

– Никто ничего не проверяет. У них и своих дел по горло. Будут ещё нос совать в каждую сумку – вообще отсюда не вылезут.

Эбботт согласился, что да, точно не вылезут, и встал в очередь. Усталый клерк окинул чемоданчик вялым взглядом и уже через несколько минут Эбботт выходил с квитанцией в руке.

Это было три дня назад. Теперь здесь, за раздвижной дверью поджидал сержант Клиффорд – с чисто кошачьим терпением. Он был надёжно скрыт от посетителей, а сам мог оказаться на перроне в секунды.

При сержанте был его собственный специальный пистолет – Ремингтон XP-100 в собственной специальной кобуре. Пистолет этот больше смахивал на небольшое ружьё – со своим продольно скользящим затвором, центральным боем и десятидюймовым стволом. С такими спецификациями и такой длиной ствола он задумывался, как спортивно-охотничий, но создатели, похоже, подумали и об убийцах (в качестве потенциальных пользователей). Потому как винтовочный патрон Файерболл 0.221, под который он создавался, даёт начальную скорость выше, чем у любого другого пистолета в мире.

Ремингтон был моделью однозарядной, но Клиффорду большего и не требовалось, особенно если цель двигалась. Если его реакция и меткость при стрельбе по движущимся мишеням и отличались от абсолютных, то ненамного.

Снаружи, у входа, подпирали стенку двое юных хиппи. Один в широкополой шляпе, драном свитере и при чётках, на втором – длинноволосом – забитая в потрёпанные джинсы рубашка расцветок флауэр-пауэр.

Вид у обоих был усталый и нерадостный. Каждый мог видеть, что всех перспектив на обозримое будущее для них – покуривать под стенкой. Двое были теми самыми бойцами из Спецотдела, которых просил Клинффорд.

Третий – Эшби, высокий, тощий с чахоточным лицом, восседал на одной из скамеек напротив камеры хранения. Чёрный костюм, чёрный галстук и томик карманной Библии, куда он время от времени косился, делали его похожим на одного из этих проповедников из южных штатов, равно готовых спасать души и совращать женщин.

В конторку клерка встроили кнопку, которую тот мог нажать ногой – сигнал для Клиффорда и остальных.

План был простым и казался вполне дуракоупорным. Всё, что требовалось – подождать, пока рыбка клюнет, потом подсекать.

Клюнуло в тот же день. У конторки как раз образовалась небольшая толпа – человек семь-восемь. В том числе два здоровенных и шумных мужика в изрядном подпитии. Толпа планом предусматривалась, пьяные амбалы – нет.

Квитанции были у всех, но по-настоящему клерк видел только одну – у человека, смахивавшего на бродягу – в своей продранной шляпе, надвинутой на глаза и в длинном ветхом плаще. Этой квитанции клерк ждал весь день. Изо всех сил он нажал на кнопку.

Двое из Спецотдела ввалились в дверь и стали протискиваться к конторке. Один из них попытался оттеснить с дороги большего из амбалов.

– Ты кого толкаешь, хиппи недоделанный? – рявкнул тот и одним ударом послал обидчика в нокаут.

Второй боец добрался до конторки, где надрывался клерк: «Это он, это он!».

Прежде чем боец успел что-то предпринять, бродяга своротил с конторки кассовый аппарат и обрушил на него, сокрушая нос и скулу. Боец осел на пол, в глазах медленно гасло изумление.

Секундами позже подоспели Эшби с Клиффордом и попытались прорваться к бродяге.

Амбал заорал: «Четверо на одного, да?! Мочи козлов!». Клиффорд поймал его на замахе, крепко ухватил за лацканы и ударил головой в лицо. Пьяный рухнул, Клиффорд перешагнул через него как раз в тот момент, когда бродяга вывернулся из рук Эшби и кинулся к выходу.

Эшби бросился было за ним, но Клиффорд закричал:

– Оставь его! Оставь!

Он опустился на колено, выхватил Ремингтон, перехватил для устойчивости второй рукой, выдохнул и выжал спусковой крючок – всё одним слитным движением.

Бродягу, бывшего уже ярдах в десяти от выхода, вдруг подбросило фута на два в воздух, перевернуло и он рухнул навзничь – прямо рядом с плакатом: «Голубей не кормить». Невидящие глаза смотрели куда-то под потолок.

Файерболл 0.221 снёс два шейных позвонка и вышел через горло. К тому моменту, когда до тела добрались, оно уже плавало в луже крови – неожиданно большой и увеличивающейся.

– Гос-споди, – выдохнул Клиффорд, сам не узнавая своего голоса.

Он убил не того.

Она была полногрудой, худой, с кожей, темнее, чем у Кироте (темнее ночи), с высокими африканскими скулами и профилем Нефертити. Он называл её Дженни. Настоящее её имя больше смахивало на икающее «Йенни», произнесённое пьянным немецким матросом.

Она искупала его, накормила, дала приют и выходила.

Остальной бидонвиль полагал, что он её сутенёр, и это изрядно раздражало тех, кто считал, что сутенёру непременно полагается быть чёрным.

В конце концов какой-то патриот попытался исправить положение при помощи ножа. Но в тот момент, когда он перешагивал порог трактира, ему сделали ему подсечку, а потом уронили на голову тяжёлый глиняный горшок. Посетители затолкали тело под стол и вернулись к прерваным занятиям. Время от времени патриоту лили на голову пиво, пытаясь привести в чувство. Тот не реагировал, и Эбботт решил, что он мёртв. Позже, заглянув под стол, он обнаружил, что тело удалилось.

В меню имелось два напитка: маисовое пиво и мутный бесцветный самогон, с обжигающим вкусом туалетного дезинфектанта и привкусом креозота. От самогона Эбботта тошнило и он перешёл на пиво. Пиво оказалось неожиданно крепким. Эбботт не чувствовал хмеля, пока не попытался привстать. Пришлось долго отсиживаться, ожидая, пока снова начнут слушаться ноги.

Трактир был тесным, жарким и скверно освещался светом коптящей парафиновой лампы.Вонь стояла неописуемая и в какой-то момент он решил, что с него достаточно. Снаружи стояла ночь – тёплая, тёмная и полная звёзд.

– Господи! Ночь тёмная, ты тоже. Не заметил.

Они стояли там, пока глаза не привыкли к темноте. Но даже так разглядеть можно было только горбатые силуэты хижин в бледном свете звёзд. Повсюду лежали длинные тени. На свежем воздухе Эбботта снова развезло, и он опёрся на плечо Дженни.

От неё пахло теплом и мускусом. Интересно, какая она в постели? Интересно ещё, не прячется ли в одной из длинных теней патриот с ножом? Его не в первый раз пытались зарезать в этом бидонвиле – алкоголь здесь был и источником радости, и причиной большинства драк.

Риск получить нож промеж рёбер – за пиво или женщину – конечно существовал, зато выдавать его полиции никто не собирался.

Это радовало. С ножами он мог разобраться и сам.