"Натянутый лук" - читать интересную книгу автора (Паркер К. Дж.)

Глава девятнадцатая

Горгас серьезно недооценил мастерство своих лучников. На поверхности реки плавало больше трехсот пятидесяти трупов.

Хорошей новостью было то, что удалось одержать небывалую победу: с незначительными потерями разбить намного более многочисленного противника за очень короткий промежуток времени. Плохая новость заключалась в том, что теперь у них более пятисот заключенных, умирающих от голода и истощения.

Сланцевый карьер был достаточно большим, а его края слишком крутыми, чтобы по ним вскарабкаться. Но он был открыт лучам солнца, и, конечно же, там не было воды. Если даже выдавать каждому солдату всего по полторы пинты воды и по полбуханки хлеба в день, придется начерпать из реки кувшинами почти сто галлонов, пронести четыре мили по неровной дороге, опустить в карьер и снова поднять. Плюс к этому ежедневно где-то нужно будет доставать по шестьдесят подносов хлеба. Ему и без того почти нечем кормить своих солдат. Помимо этого, река забита мертвыми телами, и жители окрестных деревень начали жаловаться, что вода стала красной и вонючей. Горгас решил приказать своим солдатам войти в реку, вытащить из нее опухшие от воды зловонные трупы и уложить их штабелями в три братские могилы. Лишь после этого вояки смогут отдохнуть, заштопать свою поношенную одежду и залечить раны. Если, конечно, им не придется маршировать всю ночь: Горгас слышал, что по Острову бродят еще две вражеские армии.

Есть только одна вещь хуже, чем поражение, сказал кто-то, это победа. Избито, но верно, усмехнулся про себя Горгас. Поверхностный осмотр лагеря расстроил его еще сильнее. Медикаментов не хватало даже для собственных людей, не говоря уже о пленниках. Не нужно быть врачом или ученым, чтобы догадаться: если в ближайшее время заключенных не переведут в другое место, многие из них умрут от заражения крови, дизентерии, голода и ран. При любых других обстоятельствах Горгас не позволил бы такому произойти, однако сейчас… Если хоть один из пленников выживет и вернется назад в Шастел, его рассказов будет достаточно для того, чтобы Скону навсегда стерли с лица земли и из человеческой памяти.

Горгас с болью смотрел на заключенных: одежда пропитана запекшейся кровью, сидят небольшими группками, как дети на повозках с сеном. Но идет война, надо как-то разбираться с ужасными последствиями победы. Он и так уже сделал все возможное.

Горгас стер эту картину из своей памяти и ушел.

В сгоревшую деревню он вернулся как раз вовремя, чтобы услышать печальные новости из комиссариата. Да, луков, стрел, обуви, еды, всего необходимого было предостаточно, но лишь семь телег годились для их перевозки. Что является самым необходимым? Стрелы, без которых его люди не могут воевать? Сапоги, без которых сотрутся их ноги? Еда?

Выбор за ним. И, кстати, Стен Могре приближается к Сконе. Если поспешить, можно догнать его прежде, чем он спалит город дотла.

Собрав материал, Бардас начал делать лук.

Сначала он положил свежее сухожилие на подоконник. Затем смешал клей, благо стружек для него было предостаточно, и приколол к доске кусок кожи. Даже в такую жару требуется несколько дней, чтобы обработать эти материалы. К счастью, дел у него хватало.

Бардас смастерил деревянную основу, к которой надо было приклеить спину и живот. Среди подходящих кусков древесины нашел хорошее прямое полено, вырубленное из старого толстого дерева. Бардас обрабатывал его стругом и рубанком до тех пор, пока в руках у него не оказался квадрат толщиной в полдюйма и длиной стороны в пятьдесят пять дюймов. Потом он сделал устройство для сгибания — сложное приспособление, состоящее из панелей и зажимов, в котором должен находиться лук во время распаривания. Контур был традиционный — как очертания рта полногубой женщины. Бардас распаривал древесину целый час, пока она не потеряла волю к сопротивлению и не обвисла в зажимах, словно толстяк, садящийся на стул.

Пока древесина остывала и принимала необходимую форму, он снял с ребер, которые должны были пойти на живот, оставшееся мясо и бросил их в горшочек с клеем, чтобы придать смеси большую прочность.

— Зачем тебе весь этот мусор? — подозрительно спросила Ньесса.

— Хочу сделать лук для Горгаса. — Ответ застал ее врасплох.

— Я думала, ты терпеть его не можешь.

— Я изменился. «Забывай и прощай» — вот мой новый девиз. В конце концов, семья есть семья. И все мы ее члены, нравится нам это или нет.

Ньесса не нашлась с ответом.

— Это будет что-то вроде капкана? Или используешь яд? Или ты надпилишь лук, чтобы он сломался посреди боя?

Бардас смерил ее негодующим взглядом.

— Доверяй мне хоть чуть-чуть. Может, я не такой уж и хороший человек, но я горжусь своим мастерством. Если я сделаю Горгасу лук, это будет самый лучший лук на свете. Кроме того, я обязан ему. Он дал мне Гюэлэн при падении Перимадеи. Я хочу, чтобы его лук блистал, когда Фонд сожжет Скону.

Отделив ребра, Бардас сложил кусочки вместе. Обрезать их было очень сложно. На это ушла большая часть дня, в течение которого Горгас воевал на берегу реки.

Сержант Керл Байсс был сержантом ровно три недели. Раньше он служил управляющим второй по величине мельницей на Сконе, с персоналом из шестидесяти человек. Он занимался любимым делом, управляясь с ним превосходно. Горгас Лордан решил, что Байсс обладает необходимыми на войне управленческими и организаторскими качествами, и две недели назад послал его на фронт. У бывшего мельника едва хватило время на изучение основ стрельбы из лука: как натягивать тетиву и располагать стрелу таким образом, чтобы она не падала сразу, как только ты отпускаешь руку. А потом появились новости о приближении армии неприятеля, и Керл Байсс возглавил оборону города в отсутствие Горгаса.

Новость о том, что Стен Могре с двумя тысячами алебардщиков всего в пятнадцати милях от городских ворот, обрушилась на Байсса как снег на голову.

— Если Горгас получил наше сообщение, — говорил молодой нахальный унтер, — то скорее всего он пойдет по этой дороге. — Унтер указал на кривульку на карте, которая обозначала не то реку, не то границу деревни. — Если он пойдет достаточно быстро, то окажется здесь (еще одно тыканье пальцем) завтра к полудню. К тому времени Стен будет здесь, прямо у нас на пороге, что не оставляет нам выбора.

Единственный порок, которым Байсс явно не страдал, была ложная гордость.

— Лучше попробуй объяснить, а то, боюсь, я тебя не понимаю.

Молодой унтер кивнул.

— Вот эти горы…

— А, так это, оказывается, горы… Извини, продолжай…

— Вот эти горы, — повторил унтер, — наш единственный шанс. Стену придется перейти или здесь, или здесь. И я думаю, Стен сделает крюк вот здесь, несмотря на то что это лишние три мили. Потому что он знает, что на другой дороге его может ожидать засада. Поэтому мы перехитрим его. Не забывайте, он будет этого ждать, тем не менее ему придется несладко. Будем молиться и надеяться, что Горгас поспеет нам на подмогу и задаст Стену хорошую взбучку. Если все пойдет по плану, если Горгас придет, мы можем победить. Если нет, ну…

Сержант Байсс уставился на карту (чего с ним прежде почти никогда не случалось) и попытался рассуждать как солдат. Получалось так же естественно, как плавать в ртути. Почему, спрашивал он себя, в армии обращаются к генералам по имени, как к старым друзьям?

— Думаю, лучше выбрать другую дорогу, — произнес он. Молодой унтер посмотрел на него.

— Это означает напрашиваться на неприятности. Стен слишком умен.

Байсс покачал головой.

— Возможно, это аксиома для профессиональных солдат. Но если очевидно, что он выберет эту дорогу, то не лучше ли пойти другим путем, тем более что он короче?

Унтер пожал плечами.

— Да мы так с ума сойдем! Он ожидает, что мы ожидаем, что он сделает нечто. Поэтому он сделает неожиданное.

Сержант Байсс почувствовал нарастающее раздражение.

— Хорошо же. Давайте бросим монетку.

— Можно, конечно, — ухмыльнулся унтер. — Вы босс, вам и решать. Слава Богу.

Совсем не то, что Байсс хотел услышать, но если бы он был солдатом, а не прирожденным управляющим мельницы, то пошел бы коротким путем.

— Мы пойдем этой дорогой. Сколько надо времени, чтобы туда добраться?

Молодой унтер провел пальцем по карте.

— Четыре часа. Если мы правы, то Стен будет там через восемь.

В результате у Байсса и его трех сотен лучников ушло около двух с половиной часов. В общем-то неплохо, учитывая, что они на два часа отставали от графика. На всякий случай он послал пятьдесят человек, положившись на унтера, заявившего, что отряд больше двухсот пятидесяти человек будет скорее обузой в бою, чем помощью. Хотя пятьдесят человек могли лишь разозлить Стена Могре, а никак не остановили бы его. Впрочем, это было не важно.

Спустя час появился враг. Огромная толпа вооруженных мужчин, шагавших между камнями настолько близко друг к другу, что Байсс слышал скрежет щитов и оружия о скалы. Это было хорошо, правда, не настолько, как он надеялся. Он рассчитывал построить лучников таким образом, чтобы каждый мог выстрелить. Но сейчас одновременно выстрелят в лучшем случае не более пятидесяти солдат. К тому же дорога так изгибалась, что максимальное расстояние, с которого можно было вести стрельбу, составляло сто ярдов.

— Пять залпов, если нам повезет, — печально сказал унтер. — А потом они набросятся на нас, как голодная кошка на крысу. Конечно, в рукопашном бою на такой местности нам против них не выстоять.

Байсс нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Шестью пять — тридцать, значит, триста. Безусловно, каждый выстрел считать нельзя. Надо разделить. На два? Скажем, на три. Прежде чем враг приблизится, он потеряет сотню человек. Достаточно ли этого, чтобы спугнуть врага? Или они, наоборот, так разозлятся, что начнут драться, как черти?

— Как бы там ни было, они приближаются, — сообщил молодой унтер дрожащим от страха голосом.

К своему удивлению, Байсс осознал, что ужас, с которым он пытался справиться с тех самых пор, как узнал о приближении армии Могре, исчез. Порассуждав, он пришел к выводу: это из-за того, что уже ничего не изменишь. Остается только придерживаться плана и надеяться на лучшее. Мысль о смерти не беспокоила Байсса. Под его командованием были профессиональные солдаты, которые знали, что нужно делать.

— Все знают, что делать? — Молодой унтер кивнул.

В который уже раз Байсс подумал: какая сила могла заставить Горгаса поставить во главе армии гражданского? Ведь он знал, что тому, возможно, придется руководить решающим сражением.

Когда Байсс задал этот вопрос Горгасу, то в ответ услышал, что в настоящий момент в армии только десять сержантов и большинству из них нельзя доверить отвести корову на водопой.

— Не волнуйся, — сказал ему Горгас, широко улыбнувшись, — никто из нас раньше никогда такого не делал. Мне по крайней мере не приходилось. Ты справишься. У тебя для этого есть все качества.

— По моей команде, — выкрикнул молодой сержант тонким, но отчетливым голосом, — натянули, прицелились, огонь!

Байсс в жизни не видел ничего подобного. Наиболее подходящим сравнением, пришедшим ему в голову, были густые заросли чертополоха на заросшем пастбище, срезаемые серпом. Передний ряд алебардщиков упал. Следующие ряды просто перешагивали через них. Не потому, что были черствыми или слишком дисциплинированными — просто они не успели замедлить шаг или свернуть. Кто-то выкрикнул команду, и солдаты перешли на бег. Теперь они двигались со скоростью пожилого клерка, который трусит за шляпой, уносимой ветром. Второй залп положил оба первых ряда и несколько человек из третьего. Теперь противник спотыкался и падал. Бегущие солдаты пытались перепрыгнуть через упавших и приземлялись рядом. Бегущие сзади невольно подталкивали передних, передние падали, и все больше и больше людей оказывалось в копошащейся куче. Солдаты пытались продраться через паутину рук и ног, словно лесники, пробирающиеся сквозь десятилетние заросли.

Они все приближаются, удивленно заметил Байсс. Хотя в общем-то это было вполне естественно. Двигаться вперед — намного безопаснее, чем оставаться среди чудовищной изгороди из расстрелянных и растоптанных людей. Теперь враги бежали. Не военным бегом; так бегут люди от смертельной опасности. Третий залп поразил их на расстоянии тридцати ярдов. Словно волна, ударившая о скалу и разлетевшаяся на мелкие брызги. Еще несколько секунд назад это были живые люди, они двигались, дышали, а теперь их безжизненные тела устилали дно ущелья. От последнего залпа убереглись лишь пятеро. Линия солдат расступилась, чтобы пропустить их. Стандартный маневр, как он высчитал целых восемь дней назад. И все. Основное подразделение осталось в ущелье, по какой-то причине не желая присоединяться к ним.

Победа, — подумал Байсс, — черт меня дери!

— Доложите потери.

— Все на месте, — крикнул кто-то в ответ. Раздалось несколько победных возгласов. Байсс старался не смотреть на трупы неприятеля, среди которых все еще ползали раненые. Если им повезет и они доживут до вечера, у него будет шанс понаблюдать за их медленной смертью. Долгое время после этого ничего не происходило. Где Горгас Лордан со своей профессиональной армией? Разве он не должен быть сейчас здесь, чтобы взять командование на себя? Байсс внес свою лепту. Он выиграл свое сражение; может быть, теперь его отпустят домой?

— Разведчики только что вернулись.

Это снова был молодой унтер, он ухмылялся, но его ухмылка больше походила на оскал черепа.

— Знаете что?

— Нет, скажи мне.

— Там не две тысячи солдат, а скорее четыреста. Основная часть армии пошла другой дорогой. Нас обвели вокруг пальца.

— Думаю, они пришли оттуда, — сказал кто-то.

Горгас подошел к голове колонны и осмотрелся. На скалах между камнями лежало несколько трупов алебардщиков, похожие на поспешно разбросанную на полу спальни одежду. Чуть поодаль он наткнулся на ковер из трупов лучников. Их изрезали на мелкие кусочки. В таком маленьком пространстве невозможно пользоваться алебардой. Кто-то рубил и кромсал врага длинными острыми мечами.

— Бывает, — сказал Горгас, наклоняясь и погружая палец в липкую коричневую жижу. — Это произошло недавно. Мы успеем их нагнать.

— А что случилось с остальной армией? Здесь же не более пятидесяти наших.

— Убежали, — предположил один из лучников. Горгас отрицательно покачал головой:

— Я так не думаю. Наверное, главная армия пошла другой дорогой. В таком случае нам придется воевать со Стеном Могре одним. Пойдемте.

Для людей, которые не ели и не спали с ночи битвы на берегу реки, солдаты передвигались довольно быстро в своих рваных сапогах. Они шли как люди, которым некогда думать об усталости. Горгасу они напоминали легендарную армию дяди Максена, которая, по слухам, жила от боя до боя семь лет. Эта мысль заставила его поморщиться.

Несмотря на приличную скорость, когда они вышли из гор, почти стемнело. С этого момента дорога бежала прямо, и армию Могре не могло остановить ничто, кроме неглубокой речушки и небольшого леса. Горгас послал несколько разведчиков, хотя он и сам догадывался, чем мог заниматься противник. Будь он Стеном Могре, наверняка спрятал бы свою армию в лесу Локс на ночь и атаковал Скону при первых лучах солнца. Тогда можно сделать две вещи: добраться до Сконы прежде Могре, закрыть ворота и сидеть в осаде. Неплохой план, учитывая, что Скона все еще контролирует море. Или встать между Локсом и Сконой и рискнуть в бою на открытой местности. В любом случае снова придется маршировать всю ночь. К утру его солдаты едва ли смогут стоять, не говоря уже о том, чтобы воевать. К тому же не хватало стрел.

Весомые аргументы против боя в поле. Скона, по мнению его сестры, это город, а если быть точнее — Банк. Остальная часть острова была лишь видом из окна ее кабинета. Он не сомневался в том, какой вариант событий предпочла бы Ньесса. Она выбрала осаду с самого начала войны. Горгасу пришлось буквально умолять ее разрешить атаковать врага за городскими воротами. Что, по его мнению, было неправильно. Жители Острова — их люди, которых следует защищать. Он видел, что алебардщики устроили в Бриоре. Мысль о том, что подобное может случиться в каждой деревне на Сконе, была просто невыносимой. Если Горгас отступит в город, он будет чувствовать себя как отец, закрывающий двери перед собственными детьми. Нет, фамилия Лордан что-то да значит в этих краях. Она заставила людей восстать против Фонда и сбросить с себя ярмо рабства.

Разведчики подтвердили его догадку. Стен Могре устроил лагерь в лесу.

Могре все предусмотрел. Он разместил пикеты на краях леса, а по периметру поляны — кольцо часовых на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга. Битва в лесу идеально подходила Могре, так как лучники не могут стрелять сквозь ветви. Первоначальный план встретить Могре у выхода из леса был самым лучшим, даже несмотря на значительное численное превосходство армии противника. Он отдал необходимые приказания, и их приняли со смирением. Сон и отдых воспринимались как обещания политиков, которые те раздавали направо и налево, но никогда не выполняли.

Стен Могре был из тех людей, которые могут заснуть где угодно. Однако сейчас он почему-то никак не мог успокоиться. Проворочавшись пару часов в темноте с открытыми глазами, Могре встал, зажег лампу и созвал военный совет. Обсуждать в общем-то было нечего. Но если он собирается бодрствовать всю ночь, неплохо найти себе компанию.

— Мы не видели никаких следов армии Хайна Эйра, — доложили ему. — Похоже, придется обойтись без них.

Могре пожал плечами. Если Эйр потерял все четыре сотни солдат, значит, повстанцы ждали их на другой дороге. К тому же Эйр был не только сепаратистом, но и деверем Авида Соефа. Именно поэтому ему поручили возглавить армию. Стену было вполне достаточно шестнадцати сотен бойцов. Он только опасался, что Горгас не появится вовремя. Было бы ужасно неприятно топтаться под стенами города, дожидаясь его.

— Хватит говорить о войне, — сказал он. — Давайте лучше обсудим что-нибудь еще. Читали, что Элард Дос написал в прошлом месяце?

Кто-то рассмеялся. Два или три человека что-то пробормотали.

— На самом деле, — произнес высокий бородач, — мне понравилось. Особенно отрывок про двойственные корни последствий. Просто поэт, а не философ.

Могре улыбнулся:

— Я помню этот отрывок. Надо отдать ему должное, в нем есть определенный смысл.

Несколько человек скептически хмыкнули.

— Думаешь? — произнес бородач. — А мне показалось, что это старые обскурантистские идеи под новым соусом.

— Несомненно, — согласился Могре. — Однако обскурантисты в чем-то правы. Нет, не надо смеяться. Все они были безумны, как дикие крысы. Но это не отменяет факта, что именно они открыли Закон сохранения альтернатив, когда Дорманд еще пешком под стол ходил.

— Они сделали абсолютно неверные выводы, — вмешался другой алебардщик. — И все перевернули с ног на голову. Если бы не Дорманд, никто бы не обратил на их работу никакого внимания.

— А я, — вставил худой алебардщик, сидящий у входа в палатку, — недавно слышал, как мудрец из Города, Геннадий, не так давно говорил об этом что-то интересное. В целом он соглашался с Дормандом, хотя заметил, что тот не довел мысль до логического завершения. Только подумайте: скажем, в момент выбора у вас есть две альтернативы. Просто ради спора предположим, что ты — Горгас, сидишь в своей палатке и пытаешься решить, что делать дальше. Можно вернуться в город и запереть ворота. Можно рискнуть сразиться в открытом поле. Можно спрятаться в горах. Три альтернативы. А Дорманд говорит, что количество последствий этих альтернатив не бесконечно. Во-первых, во всех трех случаях Скона могла бы пасть.

— Слово «могла», — перебили его, — в данном контексте…

— Тихо, Марин, — вмещался Могре. — Интересно.

— Таким же образом, — продолжал худой, — бой на открытой местности и осада могут закончиться по-разному. Иными словами, в момент выбора возможности разветвляются, но потом снова сходятся так, будто выбора вовсе и не было. Обскурантисты хотели, чтобы мы поверили в загадочный замысел, который стоит над выбором. Судьбу и все такое. Дорманд говорит, что судьбы нет, существует только естественный закон, который сводит количество альтернатив к минимуму, а Геннадий утверждает — и мы знаем, что к его словам стоит прислушаться, — что существует также человеческий фактор. Вмешательство человека в естественное развитие альтернатив при помощи Принципа.

— Иными словами, — снова перебили его, — магия. Ну-ну. А потом доктор Геннадий вытащил волшебную палочку из уха и исчез в своем колпаке.

— В такое сложно поверить, согласен, — вмешался Могре. — Тем не менее давайте просто ради спора предположим, что магия существует. И что Геннадий и его коллеги по цеху умеют управлять Принципом. Дорманд сказал бы, что выбор тем не менее осуществляется случайно. Люди принимают решения, не важно, каким способом. Я могу пройти через дверь или заставить тебя сделать это, но, так или иначе, через дверь кто-то пройдет.

— Ясно, — произнес худой. — Геннадий все равно сказал бы, что магическое вмешательство происходит по определенной модели. Войны, падение городов, семейные проклятия — вот где используется магия. Которая, в свою очередь, разрушает случайную природу выбора. Другими словами, она существует. Возможно, это и не судьба, но осуществляется по определенной модели. И что бы ни говорил Дорманд, не является естественной.

— Вздор! — не удержался один из собеседников. — Все разговоры о том, что нечто разрушается, предполагают наличие того, что можно разрушить, а именно загадочного замысла. Если и есть какой-то замысел, то он является частью естественного развития природы, как сказал Могре несколько минут назад.

— Да, — вмешался другой солдат, — но тот замысел больше и сильнее, чем естественная модель развития природы. Она заставляет людей совершать поступки, на которые они в обычных условиях не способны.

— Другими словами, — добавил Могре, — дальнейшее уменьшение количества возможных альтернатив. Чистый Дорманд.

— Да, — зевнул советник, поднимаясь. — Возможно, вы способны сначала спорить всю ночь, а на следующий день воевать, а вот мне мои восемь часов просто необходимы. Да, и мой вам совет: проследите за тем, чтобы Стен выиграл спор. Иначе завтра и сами не заметите, как окажетесь в первых рядах.

— Забавно, что ты об этом упомянул, — усмехнулся Могре.

Советник в ужасе уставился на него.

— Ты шутишь, правда ведь? Стен, это не смешно. Повисла тишина. Потом Могре ухмыльнулся и сказал:

— Конечно, шучу. По крайней мере сейчас. Увидимся утром.

Спорщики, сидящие вокруг медного фонаря, притихли. Могре, казалось, ничего не заметил.

— Хорошо, — промолвил он. — На чем мы остановились? Ах, ну да…

Повторение, фу!

Мачера посмотрела на мерцающую свечу, потом опустила глаза на страницу. Иногда перерывы в чтении помогали ей стряхнуть дремоту, однако сейчас не вышло. Она перечитала те же самые двадцать строчек уже пять раз, а смысл все никак не доходил до нее.

Она попробовала снова.

Несмотря на вопиющую нелепость утверждений Модиануса и его последователей о таинственном замысле, я могу частично не согласиться с тем, что количество возможных альтернатив ограничивается субъектом и неясной сверхъестественной силой…

Голова Мачеры упала на грудь, девушка захрапела…

…она сидела в темноте, глядя на круг света. Точнее, пыталась балансировать на краешке складного стула, который ужасно скрипел. Ткань на углах провисла и, когда Мачера хотела натянуть ее, порвалась. Девушка замерла и огляделась. Казалось, там было два круга: внутренний, круг из мужчин, сидящих вокруг медного фонаря, и внешний: туманные силуэты голов и плеч позади палатки. Я в палатке, — осознала она. — Я не была в палатке с семи лет. Тогда все было по-другому. Прямо напротив нее во внутреннем круге она увидела знакомое лицо. Все, кто приходил провожать армию, узнали бы его: генерал Могре. Очевидно, она попала на военный совет. Зачарованная девушка вытянула шею и попыталась уловить слова великого человека.

— Все есть у Дорманда, — сказал генерал. — Ответы на все вопросы. Почитайте внимательно Дорманда — и поймете.

— Глупости, — сказала Мачера, хотя слова раздавались только в ее собственной голове. — Уж я-то знаю. Я читаю эту ужасную книгу прямо сейчас.

— Будем надеяться, что у Горгаса ее нет, — прозвучал голос за спиной девушки. — Если, конечно, он умеет читать.

— Держу пари, Ньесса уже все прочитала, — вмешался другой. — Впрочем, мне она представляется последовательницей святого Модиануса. Настоящая ведьма.

Стен Могре ухмыльнулся:

— Может, для того она и похитила патриарха Алексия? Чтобы тот объяснял ей длинные слова.

— Представляю, как она листает страницы в поисках рецептов любовных зелий и способов устроить шторм на море.

— Может, думает, что там все закодировано?

— Надо попробовать, — сказала Мачера.

— До тебя уже пробовали, — ответил кто-то рядом. — Не сработало. По крайней мере смысла не больше, чем в самой книге.

— Вы кто? — спросила Мачера.

— Алексий. А вы — та самая лучшая ученица Геннадия?

— Я… — Мачера не знала, что сказать. — Для меня честь познакомиться с вами, — пробормотала она.

— Вы так думаете? Удивительно. Кстати, Геннадий тоже где-то здесь. Привет, Геннадий.

— Привет. Привет, Мачера. Ты разве не должна сейчас повторять Дорманда? Хотя, думаю, это почти то же самое. Алексий, а ты что здесь делаешь? Я не понимаю, это не может быть важным. Они несут всякую чушь об абстрактной философии.

— Возвращаясь к сказанному, — сказал худой, — вам стоит почитать труды этого Геннадия. Он дело пишет.

— Глупости, — сказал Алексий.

— Тихо, это действительно глупости, полная чушь от начала до конца. Ты же не хочешь, чтобы я рассказал этим сумасшедшим правду?

— На мой взгляд, — начал кто-то из внутреннего круга, — сущность проблемы заключается в определении важного момента. Как его определить? Скажем, Гуйк останется здесь еще на полчаса, потом пойдет назад в свою палатку. По дороге он свернет, оступится и потянет мышцу. Завтра в бою потянутая мышца помешает ему увернуться в ответственный момент. И в результате мы проиграем бой, который выиграли бы, пойди он в палатку на полчаса раньше или позже. Положим, кто-то из нас скажет о работе Принципа нечто, что западет в душу генерала Могре и повлияет на принятие важного решения. Предположим, если я выйду помочиться, то окажусь на улице как раз в тот момент, когда Горгас и его армия пытаются проскользнуть мимо нас. Я услышу чей-то кашель или отблеск лунного света на пряжке ремня. Пока все ясно? Очень хорошо. А теперь предположим, что я колдун или ведьма, пытающийся найти критический момент, чтобы заставить события развиваться определенным образом. Конечно, я найду тонны критических моментов. Этот момент, возможно, тоже является критическим, но там, где находится Горгас. И около него собралась целая армия колдунов и ведьм. Однако если они изменят его критический момент, то останется ли мой момент важным? Например, они заставят Горгаса обойти лес с другой стороны. В таком случае я не увижу его, когда выйду из палатки.

Стен Могре кивнул:

— Ты хочешь сказать, что либо магия не работает, потому что количество альтернатив бесконечно, либо критическим является каждый момент, и в этом случае не важно, когда появятся волшебники, они всегда найдут способ повлиять на будущее. Аверт, тебе стоило бы подумать о карьере адвоката, а не солдата.

— На самом деле, — ответил Аверт, — я хотел сказать о другом. Хотел обратить внимание верящих в магию на некоторые противоречия.

— А ты, очевидно, в нее не веришь.

— Я всего лишь пытаюсь оставаться беспристрастным.

— Если он еще раз назовет меня ведьмой, я стукну его по лбу, — злобно пробормотал кто-то.

— Ньесса Лордан, — прошептал Алексий. Мачера поежилась.

— Не волнуйся, — продолжал Патриарх, — по какой-то причине мы все здесь очень вежливы. Никто не пытается воткнуть нож в спину соседа или выведать чужие секреты. Это — самая дружелюбная война, о которой ты когда-либо слышала. Верно, Геннадий? Например, мы с Геннадием оказались на противоположных сторонах баррикад.

— Да, — произнесла Мачера, — разве не странно? Я думала, вы друзья.

— Так оно и есть, — подтвердил Геннадий. — Но на самом деле нас здесь нет. Поэтому это не важно.

— Говори за себя, — перебил его голос. — Я, кстати, Ветриз Аузейл, и я точно здесь.

— Простите, — сказала Мачера, — кто-нибудь из вас знает, что мы здесь делаем?

Стен Могре вдруг зевнул и потянулся.

— Пожалуй, на сегодня достаточно. Продолжим обсуждение завтра, в Городе. Всем ясен план?

— Вообще-то… — начал было кто-то.

— Думаю, мы только что решили, каким будет исход войны, — произнес Геннадий. — Но кто победил?

…и проснулся в постели с пульсирующей болью в висках. По какой-то причине он был напуган, словно только что стал свидетелем какого-то ужасного происшествия на улице.

— Мачера? — вслух произнес он, сам не зная зачем. Геннадий медленно вылез из кровати и выглянул в окно, потом плюхнулся на стул и потянулся за кувшином с вином.

Колдовство, — подумал он, — кто-то заставил меня колдовать.

Его затошнило, он отхлебнул вина, подошел к умывальнику у изголовья кровати и умылся. Потом зажег все лампы в комнате, несмотря на то что было уже далеко за полночь. Стало немного легче.

Раздался стук в дверь. На пороге стояла Мачера.

— Что случилось?

Она подняла на него свои ужасно наивные, немного туповатые глаза.

— Извините, — произнесла девушка. — Мне приснился сон…

Геннадий вышел в коридор и огляделся. Ночные встречи пожилых учителей с юными студентками не поощрялись руководством факультета.

— Знаю, — сказал он, проталкивая ее в комнату и закрывая дверь. — Ты помнишь, что именно увидела?

Та кивнула.

— Думаю, да, — произнесла Мачера, грызя ногти. — Но не уверена.

— Ради Бога, сядь, — произнес Геннадий, надевая домашние тапочки. — Я помню, что проснулся после того, как ты задала мне вопрос. Кстати, у тебя болит голова?

Девушка кивнула:

— Чуть-чуть.

— Чуть-чуть. Отлично. Скажи мне, какой сон тебе приснился.

И она все рассказала. Закончив, девушка увидела, что Геннадий закрыл глаза и отвернулся.

— Что-то не так? — спросила она.

— Кажется, мы только что послали на смерть сотни людей. И я даже не знаю, кого именно.

До рассвета оставался целый час.

Горгас, который всегда отлично видел ночью, на этот раз не мог различить в темноте даже свою руку. Он приблизительно оценивал расстояние, которое они прошли, считая шаги, и вполне мог ошибаться. Горгас знал, где собирался быть, но понятия не имел, где оказался в действительности.

Какой идиотский способ выбирать место для самого важного сражения в войне, размышлял он. Было бы ужасно неприятно, если бы Скона пала только из-за того, что он недооценил ширину своих собственных шагов.

— Хорошо, — произнес он, надеясь, что кто-нибудь его слышит. — Стройтесь. И молитесь Богу, чтобы мы шли в правильном направлении.

Это мое решение, — говорил он себе, — только мое и ничье больше. Ньесса не хочет, чтобы я был здесь. Я решил, что люди, для которых я это делаю, надеются на меня. Но я не знаю этого наверняка. Единственное, что имело для меня значение при принятии решения, было мое ощущение, что я поступаю правильно. Просто смешно.

Он закрыл глаза.

Ради Бардаса, ради Ньессы, ради Лухи и маленькой Ньессы. Ради них, хотят они того или нет! Я никогда не жалел о том, что сделал. И теперь пришло время проверки. Победа будет означать, что все сделанное мной — правильно. Ну, увидим.

А потом над армией Стена Могре взошло солнце.