"Город и ветер" - читать интересную книгу автора (Парфенова Анастасия)

ГЛАВА 6

Пробуждение после величайшего триумфа в его карьере было... м-мм....

Маги называли это «откатом» или «последействием магических энергий».

Все остальные – похмельем.

Зверским.

Тэйон по-настоящему напивался только один раз в жизни. Было это в далекой-далекой молодости, когда юный лэрд впервые прибыл в столицу горного царства и, разумеется, не мог не удрать из-под чуткого надзора старших и не посетить инкогнито «самую настоящую» таверну.

Воспоминания о том вечере у него остались весьма смутные, хотя Тэйон еще не один раз краснел, встречая над стояками во всех питейных заведениях Халиссы надпись: «Хозяину ветров не наливаем». Благо пробуждение под развалинами злосчастной таверны, разнесенной налетевшим на нее из ниоткуда тайфуном, врезалось в память более чем отчетливо.

И сейчас ощущения казались подозрительно схожими-

Спальня была погружена в блаженный полумрак, но даже слабого мерцания едва тлеющего светильника хватило, чтобы заставить мага зажмуриться, оберегая глаза. Голова нет, «раскалывалась» – слишком слабое слово для описания этого неповторимого ощущения.

Победа. Вершина. Триумф.

Угу.

Так точно.

– Чтоб я еще раз... Чтоб еще хоть один проклятый стилями раз... – простонал магистр Алория.

На придвинутом к краю кровати табурете стоял стакан с водой и свернутый из вощеной бумаги пакетик с каким-то порошком. Подтягиваясь на руках, добрался до вожделенного лекарства, растворил, выпил. Откинулся на подушки, желая лишь одного: умереть.

Постепенно, по мере того как целебная взвесь начала действовать, к нему стала возвращаться способность анализировать ситуацию.

Прежде всего маг попытался собрать факты. Первое: над ним явно поработал мастер Ри, и поработал серьезно. Без спешного и кардинального вмешательства целителя самого высокого класса последствия такого растворения в стихии были бы куда опаснее просто головной боли. Даже если в данный момент ему казалось, что ничего хуже быть уже не может.

Второе: он раздет, вымыт и уложен в постель в своей собственной спальне. Сделать все это могла только Таш, никто другой не посмел бы сюда войти. Значит, после того, как он потерял сознание, госпожа д'Алория как-то нашла способ не только принести (употребление этого глагола, даже мысленно, заставило его поморщиться) мужа домой, но и выкроила время, чтобы позаботиться о нем. Косвенно это также свидетельствовало о том, что самочувствие самой госпожи д'Алория находится в пределах нормы. Сумасшедшая ночь прошла для нее сравнительно безболезненно. Третье: он все еще жив, а особняк Алория не разрушен до основания. Что, опять-таки косвенно, говорило о том, то политическая ситуация в городе если не стабилизировалась, то по крайней мере находится в состоянии шаткого равновесия.

Из всего вышеперечисленного можно было сделать следующий вывод: похоже, у них получилось.

Магистр воздуха лениво обдумал возможность того, что он не только вызвал, а затем и укротил величайший шторм в истории Лаэссэ, но и умудрился попутно захватить власть в великом городе. То есть помог Таш и Шаэтанне получить власть, которой, по закону, они были наделены изначально... Тэйон отбросил эти мысли как не имеющие особо значения.

Тэйон осторожно, стараясь не шевелить лишний раз головой, запустил руку под подушку, нащупал кинжал Ощущение идеально слившегося с линиями ладони изгиба рукояти оказало привычное успокаивающее действие. Настолько успокаивающее, что уже через минуту магистр Алория, вопреки здравому смыслу и даже зная, что ничем хорошим это не кончится, попытался коснуться пролетавшего за стеной воздушного потока.

Новый приступ боли швырнул его на подушки, погасил окружающий мир острым, ранящим водоворотом битого стекла. Когда Тэйон пришел в себя достаточно, чтобы начать осознавать собственную личность, он лежал на скомканных простынях, обхватив голову руками.

«Никакой высшей магии на ближайшие несколько дней, – сделал очевидный вывод магистр воздуха. – И не высшей тоже», – поправил он себя, ощущая, как перекатываются внутри черепа резкие стеклянные осколки.

Все-таки вчерашний «подвиг» был по сути своей неумным пьяным демаршем. Магистр Алория мрачно подумал, что в более адекватном состоянии ни за что не решился бы на подобный идиотизм. Даже не потому, что шансы пережить столь опрометчивую выходку были удручающе низкими, а потому, что именно сейчас он никак не мог позволить себе бездействие. Ситуация в городе, что бы там ни делали приведенные Таш войска, далека от стабильности и...

Что-то отвлекло его от сосредоточенного обдумывания созданной собственной неосторожностью угрозы. Позабыв даже о боли, магистр Алория поднял голову, пытаясь понять... Вот оно. Звук. Как будто разбили что-то хрупкое.

И звук этот донесся из его личного кабинета.

Недоумевая, зачем Таш понадобилось громить коллекцию древнекейлонгского фарфора, мастер воздуха осторожно сел на кровати Опутывающие комнату заклинания были специально созданы так, чтобы повиноваться хозяину, пусть он и находится не в лучшей форме, поэтому несколько произнесенных хриплым шепотом слов заставили одежду выпорхнуть из шкафа и упасть прямо в руки магистру.

Процедуру одевания Тэйон ненавидел, даже когда его разум бывал гораздо лучше, чем сейчас. Ничто так не напоминало о неполноценности, как неспособность самому поднять ногу и сунуть ее в штанину. Тем не менее практика двух десятилетий не прошла даром: вскоре магистр Алория, же полностью одетый, ухватился за специально для этого натянутый через всю комнату энергетический шнур, подтянулся на руках и усадил свое тело в кресло. Головная боль притупилась до почти терпимого уровня, но перед глазами все еще расплывались темные круги. Однако странное шуршание, раздающееся из-за двери, вызывало слишком острое замешательство, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

О том, чтобы управлять креслом мысленно, не могло быть и речи. Тэйон опустил руку на подлокотник, коснулся гладкого, врезанного в деревянную поверхность камня, активируя ручной контроль. Повел указательным пальцем вправо, заставляя кресло мягко скользнуть в ту же сторону, потратил несколько секунд на то, чтобы плеснуть в лицо ледяной водой и прополоскать рот. И лишь после этого направил кресло к двери, намереваясь выяснить, что его уважаемая лэри забыла в кабинете мужа.

Личные покои магистра Алория были запечатаны таким количеством разнообразных степеней защиты, что ворваться туда без спроса мог лишь самоубийца. Единственным способом переступить порог этих комнат было получить соответствующую степень доступа, а единственной, кому ее предоставили, была адмирал леди Таш д'Алория. Поэтому Тэйону и в голову не пришло усомниться, что, открыв верь, он найдет именно ее.

Дверь открылась. Какое-то время магистр воздуха еще привыкал к льющемуся из широких окон яркому свету и вращающимся перед глазами дурманящим и болезненным кругам. И лишь затем происходящее начало регистрироваться его оглушенным магией сознанием.

Кабинет был, как всегда, завален книгами, артефактами с каждым днем умножающимся в геометрической прогрессии мусором. Здесь было мало мебели, поскольку она лишь мешала бы движению кресла магистра. Тяжелый стол да массивные полки от пола до потолка. К одной из таких полок было приставлено кресло. На кресло был поставлен притащенный откуда-то с чердака стул. На стуле – небольшая скамеечка. На скамеечке – стопка толстых, явно магического содержания книг. На книгах, привстав на цыпочки, стоял человеческий детеныш лет пяти-шести, отчаянно тянувшийся к покоящейся на верхней полке таолинской ритуальной маске. Внизу, задрав темноволосую голову, стоял второй детеныш, точная копия первого. На полу вокруг кресла валялись осколки фарфора, ставшего жертвой исследовательских импульсов подрастающего поколения.

Полное и абсолютное нахальство происходящего на мгновение привело мастера ветров в ступор. Тот факт, что бесстыжие нарушители являлись ненаследными принцессами города, которому он в данный момент служил и, следовательно, принадлежали к иерархически более высокому клану, не слишком помогал. Социальный опыт магистра Алория не включал навыков, необходимых, чтобы справиться с подобной ситуацией.

Наконец решив, что с него довольно, Тэйон приподнял кресло, готовя его к стремительному броску. И отчеканил, заморозив воздух прозвеневшими в сосредоточенной тишине металлическими нотками:

– Что здесь происходит?

Желаемый эффект последовал незамедлительно. Девочка, балансировавшая на вершине самодельной пирамиды, с полупридушенным писком рванулась в сторону, потеряла равновесие и полетела вниз. Ожидавший этого магистр успел бросить свое кресло вперед, перехватить ребенка в воздухе и с безукоризненно вежливым видом поставить на пол. Ее близняшка, которая во время падения сотрясала стены убийственно громким визгом (стихии, голова-то как болит!), тут же замолчала, и принцессы, запрокинув головы, уставились на нависшего над ними взрослого. Тэйон моргнул, чтобы убедиться, что у него не двоится в глазах. Не только два обращенных к нему большеглазых личика были похожи, точно отражения в зеркале, но и эмпатическая аура, окутывавшая одну принцессу, была точной копией той, что мерцала вокруг другой. Ожидание, переходящее в жгучее любопытство, вызов, граничащий с дерзостью. В огромных темных глазах плескался, освещая комнату янтарными бликами, искрящийся восторг детей, знавших страш-ш-шную тайну, недоступную глупым неуклюжим взрослым.

Но вот чего в их глазах совершенно не было, так это раскаяния. Как, впрочем, и намека на то, что подобное безобразие больше не повторится. И страха. В них совсем не было страха, и это казалось невероятным для существ, не первый год балансирующих на тонкой грани, за которой скрывалось уродливое лицемерие политического детоубийства.

Магистр Алория призвал на помощь весь свой опыт общения с разнообразными учениками и нацепил на лицо маску ироничной заинтересованности, вгонявшей в ступор уже не одно поколение студентов магической Академии.

– Могу я поинтересоваться, ваши высочества, как вы попали в эти покои?

Увы, принцессы Нарунгов не были ученицами и, более того, не были его ученицами. Они и не подумали трепетать или отпираться.

– Мы вошли, – чирикнуло одно юное создание.

– В дверь, – уточнило другое.

– Вон в ту, – указало первое. И магистру были подарены две одинаково солнечные, счастливые, с оттенком вызова улыбки. Магистр на мгновение прикрыл глаза.

Все логично. От близняшек так несло магией, что весь дом казался залитым полыхающим грозой янтарным заревом. И хотя они еще не умели по-настоящему пользоваться своей силой, кое-какие трюки эта парочка явно освоила. Например, проходить, не тревожа, сквозь любые щиты и охранные круги. Практики у них явно было предостаточно, Мотивации – еще больше. И если и были предназначенные в городе запирающие чары более мощные, чем те, что мог создать страдающий паранойей мастер ветров, то найти их можно было во дворцах Нарунгов. Логично, что принцессы, с самого младенчества ползавшие среди мощнейших оборонных гремуаров королевства, могли пройти через его защиту на одном подсознательном желании оказаться внутри.

Он должен был это предвидеть.

Интересно, сколько раз в последующие дни он повторять про себя эти простенькие пять слов?

Тэйон превратил лицо в такую холодную маску, которой всегда было достаточно, чтобы осадить его отнюдь не склонных к повиновению сыновей. Девочки смотрели все с тем же ясноглазым любопытством.

– И чья же это была замечательная идея?

– Ее! – Звонкий хор голосков отразился от стен и осел в голове магистра тупой болью. Двойняшки совершенно одинаковыми жестами указывали друг на друга. Что ж, по крайней мере в одном можно быть спокойным: никто из старших, понимавших всю опасность подобного предприятия, не подкидывал детям исследовательских идей. Они и сами справились.

Тэйон попытался нахмуриться. Угрюмо посмотрел на осколки бесценной вазы, рассыпавшиеся по полу.

– Это она виновата!!! – послушно проныл царственный хор.

Так, стратегию надо было срочно менять, иначе эта парочка запросто сведет его с ума.

Мастер попытался вычленить знакомые по суматошной ночи обертоны в ауре детей, и ему смутно почудилось, что та, что справа, ощущается на несколько месяцев старше и отчаяннее, чем сестра. Наверное, Нелита. Значит, та, что свалилась с импровизированной лестницы, методом исключения – проспавшая эти месяцы в саркофаге Тавина.

– Принцесса Нелита ди Лаэссэ, вы...

– Нет! – хором возопили их высочества.

– Я – Нита!

– Я – Тави!

– Она – Тави!

– Она – Нита!

Трюк, судя по всему, был отработан не на одном десятке сбитых с толку взрослых. Тэйон сжал зубы: «Ненавижу детей!»

– Вы, – он наставил указующий перст на растрепанного демоненка, пытавшегося надуть ни много ни мало магистра магии, – принцесса Неряха ди Дурные Манеры. А вы, – палец переместился ко второму поцарапанному носу, – принцесса Грязнуля из того же плохо воспитанного рода. Сим нарекаю вас этими именами, отныне и до тех пор, пока не исправитесь. И сообщаю, что, если ваши высочества будут и далее без приглашения проходить в покои малознакомых лэрдов, и личные, и семейные имена таких леди приобретут еще более печальное звучание! А теперь...

Маг наклонился и подхватил полностью растерявшиеся от его самоуправства царственные чада. В ладони ударило праведным возмущением. Которое, впрочем, тут же сменилось щенячьим восторгом, когда магистр лихим виражом (ох, бедная его голова!) развернул кресло и на бреющем полете покинул свои комнаты, направляясь в более «публичный» кабинет на втором этаже.

Вопрос о няньке с каждой минутой становился все более насущным. Причем, если вторжение в его забаррикадированное пространство было хоть сколько-нибудь показательно, нянька требовалась с высоким потенциалом выживания в экстремальных условиях. Кандидатура адмирала д'Алория даже не рассматривалась. Тэйон поиграл с идеей пристроить к этой работе Сааж, но тут же от нее отказался. Таолинская наемная убийца, воспитывавшаяся в суровых традициях древнего и прославленного в веках клана наемных убийц, конечно, могла научить детей многим полезным в жизни навыкам, но она была нужна ему для выполнения непосредственных обязанностей. Младшие ученики? Эта сиятельная парочка растерзает их на месте, да еще и добавки попросит. Идеальным решением было бы озадачить старшую сестричку и надеяться, что венценосная троица сможет занять друг друга настолько, что ни у одной не останется сил путаться под ногами. Но более вероятно, что они, по-родственному, найдут общий язык и сомкнут ряды для борьбы с врагом, то есть с ним, Тэйоном Алория...

Немного подумав (и удостоив отнюдь не мягкого подзатыльника королевское чадо, вздумавшее совать пальцы к управлению креслом), магистр решительно дернул за шнур, вызывая к себе распорядителя того сумасшедшего Дома, в который вдруг превратился суровый особняк Алория. Появившийся спустя мгновение Одрик невозмутимо оглядел своего хозяина, на коленях которого восседали подозрительно притихшие принцессы, отрывисто поклонился

– Мой господин?

– Дата? – прежде всего поинтересовался маг.

– Двадцать первый день одиннадцатого месяца, магистр. Значит, он пролежал без сознания двое суток. Не так плохо, как могло бы быть. Но и не хорошо. Совсем нехорошо.

– Лэри Алория?

– Первая леди Адмиралтейства и принцесса Шаэтанна в данный момент находятся на заседании полного Совета Лаэссэ. После этого леди направится в Адмиралтейство и, вполне возможно, вынуждена будет задержаться там до завтрашнего дня. Однако она настойчиво просила, чтобы вы связались с ней сразу после пробуждения.

Тэйон сухо кивнул, хотя мозг сквозь почти рассеявшийся туман головной боли лихорадочно работал, прокручивая подтексты фразы, и вычисляя политический расклад в городе. Полный Совет Лаэссэ. Не малый, не муниципальный, не Совет Академии. Таш явно не собиралась терять время. Интересно, как первая леди Адмиралтейства объяснила отсутствие своего супруга?

– Ученики?

– Адепт Шехэ счел, что младшие нуждаются в отдыхе, и взял на себя смелость отменить все занятия, помимо обязательного дежурства на погодной башне.

– Адепт ди Таэа?

Девочкам тем временем надоело сидеть неподвижно, изображая из себя примерных принцесс. Тавина пнула Нелиту, Нелита вцепилась в волосы Тавины, обе заверещали, толкая локтями и коленками магистра Алория. Тэйон, не меняя выражения лица, поднял обоих за шкирки, отодвинул на расстояние вытянутых рук и хорошенько тряхнул.

– Разговоры старших – лучший способ получить информацию, от которой может зависеть ваша жизнь и жизнь вашей сестры. Подслушивайте, запоминайте и используйте в своих целях. Вам предстоит править великим городом!

Ошеломленные близняшки дружно клацнули зубами и начали набирать воздух, чтобы разразиться грандиозным плачем, но Тэйон уже усадил детей обратно и положил свои ладони им на спины, в основание шеи. Этот жест всегда успокаивал Таш, даже когда она металась в гневе или боли. Сработал он и сейчас. Близнецы замерли и затихли.

Одрик блеснул золотистыми глазами и невозмутимо ответил на вопрос:

– Леди Ноэханна пришла в себя и, по свидетельству мастера Ри, со временем полностью оправится. Однако пока что целитель предпочел оставить ее под присмотром еще на несколько дней.

– Почему-то он не счел нужным задержать их высочеств, – заметил Тэйон, быть может, чуть резче, чем намеревался. Стихии и их бури, ведь просил же старого сноба приглядеть за детьми! Почему им позволили в одиночестве бегать по дому? Эти малолетки сунулись к артефактам темной магии, которыми были буквально захламлены его комнаты. Еще пара минут, и у Лаэссэ стало бы на две принцессы меньше!

– Мастер счел, что здоровье их высочеств не требует дальнейшего наблюдения, – ответил Одрик. Затем, после едва заметной паузы, добавил: – После того, как их высочества... – еще одна пауза – ...посетили его фармацевтическую лабораторию.

Теперь девочки сидели очень неподвижно, буквально излучая невинность и непричастность. Тэйон прикрыл глаза. Эта парочка разгромила лелеемую таолинцем коллекцию ядов. Если и было в доме место опаснее логова самого магистра, то это, без сомнения, экзотические запасники черного целителя. При всем желании Тэйон не мог винить Ри за решение держать двойняшек как можно дальше от своих сокровищ.

– Могу я узнать, что еще их высочества успели... – пауза – ...посетить за то время, пока гостили в резиденции рода Алория?

Детские плечики под его ладонями чуть напряглись. Вот теперь королевские близнецы и в самом деле сочли необходимым послушать, что говорят старшие.

– Поначалу их высочества проводили время с младшими учениками, магистр, однако, после того как подмастерье Гвинтоар сломал ногу, а ученик Риок ди Шан получи магический ожог второй степени, принцессы... предпочли удалиться в свои комнаты. После этого в резиденции без всякой очевидной причины рухнул большой гобелен, украшающий вестибюль, в библиотеке лэри повалился книжный шкаф и само себя разбило старинное серебряное зеркало Большая люстра в вестибюле покосилась и чуть не упала – как будто кто-то использовал ее в качестве качелей. Халиссийский ковер в малой гостиной самопроизвольно вспыхнул, как и хвост кота фамилиара Укатты. Сама госпожа Укатта утверждает, что неоднократно видела у себя на кухне странных призраков, и нижайше просит вас, магистр, избавить ее от присутствия полтергейстов во вверенных ей помещениях, в противном случае она не отвечает за вкус приготовленной пищи. Были также замечены Неопознанные Катающиеся На Перилах Объекты, что крайне возмутило учеников и, боюсь, подвигло их на то, чтобы самим начать использовать нетрадиционные способы спуска, строжайше запрещенные установленными вами правилами.

Тэйон выслушал все это с ничего не выражающим лицом и только чуть-чуть сжал пальцы, когда был упомянут ультиматум поварихи. Если выбор стоял между ссорой с правящей семьей Лаэссэ и ссорой с госпожой Укаттой, то какой из вариантов хуже, оставалось вопросом, открытым для дебатов.

Близняшки виновато сопели из-под опущенных челок. Одна попыталась было неуверенно вставить:

– Это Тавина виновата... – но, встретив полное отсутствие сочувствия у слушателей, вновь повесила голову.

Магистр Алория молчал. С одной стороны, если оставить эту парочку сейчас безнаказанной, они совсем сорвутся с поводка. Были бы это его сыновья – выпорол бы так, что света белого не взвидели бы. Однако вассалу заниматься рукоприкладством по отношению к детям суверена, пусть даже и условного, нельзя. Да еще девочки... О воспитаний девочек Тэйон знал только то, что от этого процесса лучше держаться подальше. Учениц женского пола у него за всю карьеру было лишь две: Ноэханна и Ойна. И в обоих случаях педагогический процесс окончился катастрофой: одна влюбилась в простолюдина, другая погибла.

Итак, дисциплина необходима, но требуется осторожно переложить ее на другие плечи.

– Одрик, как только принцесса Шаэтанна прибудет с Совета, предъявите ей, пожалуйста, счет на починку гобелена и шкафа, а также на полную стоимость зеркала и ковра. Включите стоимость кейлонгского фарфора из моей коллекции. Общая сумма, полагаю, получится весьма круглой. Также сообщите принцессе, что дом Алория подает иск в суд против Лаэссэйской короны по поводу возмещения морального и физического ущерба ученикам магистра Алория, а также госпоже Укатте и, конечно, ее уважаемому коту. Сумма иска тоже будет немалой. И попросите ее высочество оказать вам содействие в установке блокирующих заклятий на перила в резиденции. Передайте ей мою уверенность в том, что высокородная наследница отнесется к столь незначительной просьбе с пониманием.

Вот теперь двойняшки уже были на грани слез по-настоящему. Тэйон тут же счел, что на сегодня с него достаточно их общества.

– Одрик, пожалуйста, проводите принцесс в их комнаты и проследите за тем, чтобы они благополучно дождались прибытия сестры.

Бывший халиссийский рейнджер, сообразивший, что его назначили на роль дежурной няньки, посмотрел на магистра с ужасом, который в нем не смогли пробудить ни глава гильдии наемных убийц, ни злополучный демон. Двойняшки же оглядели высоченную и широкоплечую фигуру золотоглазого полуорка с искренним интересом. Подхватив принцесс, Тэйон вручил их дворецкому, по одной на каждую руку, и барским жестом позволил ему удалиться.

Затем, когда тяжелая дверь за спиной дворецкого и его опасного для общества груза закрылась, осел в кресле, массируя виски. Послать, что ли, к мастеру Ри за еще одной порцией того порошка? Нет, учитывая «подвиги» маленьких проказниц, черный маг сейчас скорее склонен травить ближних своих, а не помогать им. Жаль, сомнительное юридическое положение целителя не позволило включить и его потери в счет Короне.

Тэйон подлетел к столу, на котором располагался коммуникационный кристалл, мрачно хмыкнул. Провел пальцем по прохладной ровной грани и, когда поверхность вспыхнула под его прикосновением, раздельно произнес:

– Таш вер Алория.

Она, должно быть, действительно ждала его звонка, потому что связь установилась мгновенно. Малый кристалл висевший у Таш на цепочке, передавал информацию в кабинет Тэйона, где над столом появилось изображение адмирала леди д'Алория, облаченной в самый строгий вариант своей формы: черное на черном. На этот раз никаких доспехов, помимо скрытого под кителем корсета, отметил Тэйон. И неодобрительно прищурился. По его мнению, в дебрях политического собрания дополнительный слой металлической защиты был едва ли не нужнее, чем в гуще морского сражения. Судя по чуть опущенным уголкам губ и теням под глазами госпожи адмирала, она была с супругом полностью согласна.

– Моя лэри. – Тэйон чуть поклонился и окинул взглядом призрачно обрисованные за ее спиной детали обстановки. Похоже, один из коридоров ратуши, но не зал заседаний. – Я так понимаю, Совет уже закончил свою встречу?

– Айе, мой господин. Я уже отослала домой Шаэ. Ее величество прибудет к Вам с минуты на минуту.

Он отметил про себя, какое количество посланий ей удалось передать этой фразой. Шаэ – не Шаэтанна. Величество – уже не высочество. «Отослала». «Домой». «К Вам». Лаэссэйский диалект, на котором они говорили ради того, чтобы не накалять и без того подвергшиеся за последние дни серьезному «подогреву» отношения, был беден, почти схематичен по сравнению с их родным языком. Но те, кто десятилетиями мыслил категориями высшего халиссийского, умудрялся передавать тончайшие нюансы неуловимой игрой слов или совершенно случайным на первый взгляд построением фразы.

Какое-то время они молчали, зная, чтосказать надо многое, но не зная, что сказать. Тэйон скользил взглядом по шее, закованной в высокий черный воротник, по стянутым в высокую прическу тяжелым волосам, по лицу, заснеженному вежливой отчужденностью. Его собственное лицо представляло сейчас ту же безупречно вежливую маску-

Даже если б и было желание, железные заповеди халиссийского этикета не позволили бы им сказать ничего лишнего. Не тогда, когда разговор могли прослушивать.

– Хорошо ли Вы чувствуете себя, мой господин? – Голос госпожи адмирала струился светлозмейной вьюгой, но звездные глаза смотрели серьезно и испытующе.

– Да, вполне, благодарю Вас.

Ресницы на мгновение прикрыли бездонные глаза. Он пренебрег использованием халиссийской утвердительной частицы, что автоматически меняло смысл фразы на прямо противоположный. «Я не в порядке. Я не смогу помочь». Она поняла. Губы дрогнули, но больше вопросов о самочувствии не было.

– Я рада слышать это, мой господин, – в строгом соответствии с приличиями склонила обвитую косами голову адмирал. – Ваши достижения в магическом искусстве наполняют меня безмерной гордостью.

Когда она с милой улыбкой произнесла эту фразу, у Тэйона возник кинестетический образ – прикосновение ветра к коже, нецензурный суховей оскорбления, слитый с приторно-сладким бризом комплимента. Маг чуть поклонился, пряча тень гримасы. Выслушивать мораль и терпеть ехидство от сумасбродной супруги он был не в настроении. Пора переводить разговор на ее безумные выходки.

– Совет прошел... спокойно? – Тэйон постарался, чтобы голос его прозвучал равнодушнее обычного.

–Глава Академии был в своем духе, – точно в тон ему ответила Таш. – Но возразить достойному магу было нечего.

Магистр откинулся в кресле, оценивая восхитительную двусмысленность этой фразы. Так он мог бы оценить надвигающийся на побережье муссон. Затем не без усилия переключился с личного на более важные сейчас события.

Итак, Совет официально признал Шаэтанну ди Лаэссэ наследницей и назначил дату коронации. У города вновь появилась полновластная королева.

– Дата коронации?

– Первый день первого месяца нового года.

Таш действительно не собиралась терять время. Как, во имя стихий, ей удалось заставить их назначить церемонию всего лишь через девять дней? Хотя, с другой стороны, вздумай члены Совета упираться и отказываться, госпожа адмирал просто провела бы коронацию прямо там и была бы крайне довольна отсутствием «лишних проволочек». Скорее всего, это она и предложила сделать, открывая Совет. А все последующие дебаты свелись к попыткам оппонентов выторговать хотя бы несколько дней. Они, наверное, сейчас поздравляют себя с тем, что добились столь значительных уступок.

– Решение, я так полагаю, было единогласным?

– К сожалению, нет, мой господин, – ее голос был образцом бесстрастности. – Страж восточного предела решил воздержаться.

Тэйон не вздрогнул, но внутри у него точно стены обрушились. Какое именно послание генерал ди Шрингар пытался донести до всех этим жестом?

Или он пошел наперекор лишь потому, что был единственным, кто мог сейчас безнаказанно позволить сколь угодно вызывающие жесты?

И что обо всем этом думает Шаэтанна? Впрочем, можно не сомневаться, Таш уже провела в рядах грядущей монархии суровый инструктаж. Или элегантно-незаметный инструктаж. В зависимости от того, что вышеназванная монархия лучше воспринимает. Если она вообще хоть что-то воспринимает...

Словно издали Тэйон услышал свой голос, небрежно осведомляющийся, как проголосовал новый страж юго-запада. Ожидаемый вопрос, приемлемый вопрос. Учитывая недавние события, его глупо было не задать. Также издалека он услышал, как Таш докладывает о «безупречно вежливом и объяснимо холодном» поведении вице-адмирала Кьена диШеноэ.

Она говорила еще некоторое время, обтекаемыми и безликими фразами, такими, как «чуть излишнее беспокойство герцога Дароо» и «во всех отношениях неожиданное дружелюбие стража Даршао», обрисовывая обстановку. (Насколько понял Тэйон, ди Дароо, привыкший считать корону своей добычей, полностью потерял над собой контроль и устроил не то драку, не то истерику, тем самым окончательно себя дискредитировав. Ну а страж ди Даршао спешно сменил взгляды и теперь давал понять, что не прочь поменять ящеров на скаку и заключить новый союз. Опять.) Маг почему-то напрягся, услышав о «неоценимой помощи стража Юрского предела», но как истолковать эту фразу и каковы могут быть ее последствия, он пока не знал.

– Что с Вашим флотом, моя лэри? – Сочетание «Вашим» и «моя» двойной иронией резануло уши, и Тэйон, даже задавая вопрос, едва заметно повел головой, извиняясь за то, как неуклюже он его сформулировал, в то же время понимая, что сделал это отнюдь не случайно.

– Лучше, чем я смела надеяться. Все до последнего корабли благополучно прошли через портал, и сейчас эскадры в порту. Кроме тех, кого я отправила на патрулирование гавани и прибрежной полосы, конечно.

– Мы с Вами успешно ведем соревнование за звание первого параноика в Паутине Миров, моя лэри, – пошутил Тэйон. В тот момент, когда каждый верный человек дороже золота, посылать полную боевую сеть для мониторинга по определению безопасной гавани – это действительно плохо укладывалось в нормально мыслящей голове. – Ближайшие десять дней море Лаэ полностью закрыто для вторжения.

– Я в курсе данного факта, мой господин. – Точно метелью в лицо.

– Прошу прощения, если показалось, что я вздумал учить Вас Вашему ремеслу, о лэри. Продолжайте, пожалуйста.

– Те, кто сейчас не в море, несут вахты на кораблях, а абордажные команды временно приняли на себя функции королевской гвардии и патрулируют город.

– Королевской гвардии?

– Королева приняла их присягу вчера вечером.

– До своей официальной коронации, – заметил Тэйон. Комментировать столь очевидный факт Таш отказалась

Вместо этого она перешла к куда более, с ее точки зрения, важной проблеме.

– Многие мои люди не в восторге от того, что, попав домой после трех лет скитаний, они вынуждены по-прежнему нести службу и быть наготове. С другой стороны, все знают, как нас подставили, и мы не собираемся ни забывать, ни прощать. Ни тем более подставлять спину для повторного удара. Мои люди выдержат столько, сколько нужно, чтобы навести порядок в этом гадюшнике. – Звездные глаза коротко вспыхнули и тут же снова подернулись отстраненным холодком сдержанности.

Тэйон кивнул. Воспоминания о ночи шторма, гнева и магии, когда эскадры пересекли созданный им с Динорэ портал, были в лучшем случае смутными. Но и смутных было более чем достаточно.

– Раз уж мы заговорили о верности, моя лэри, правильно ли я понимаю, что не все из приведенных Вами людей, или кораблей, если на то пошло, – когда-то начинали свой путь из Лаэссэ?

– У нас были потери, которые требовалось восполнять, – как-то криво, одним уголком рта, усмехнулась Таш. – И люди, и корабли... Я не видела ничего плохого в том, чтобы принять в команды тех, кто доказал свои способности и верность... и кто не боялся уплыть в полную неизвестность, даже понимая, что пути назад не будет.

И вновь Тэйон кивнул, на этот раз молча. За скобками осталось, что флот, приведенный Таш из злополучной экспедиции, был почти втрое больше того, что когда-то отплыл вместе с ней, и что многие корабли имели конструкцию, до сих пор невиданную в этих водах. Еще дальше за скобки они вынесли тот факт, что пришедшие из ниоткуда люди, чужие этим мирам и этому городу, имели перед собой лишь один ориентир во мраке, одну зарницу верности, и звалась она Таш д'Алория. Нет, бескрылая женщина могла не бояться нового предательства. Преданность людей своему адмиралу превосходила лишь преданность адмирала своим людям.

Только вот как во все это впишется юная королева?

Раз уж мы заговорили о гостях издалека, мой господин, – как-то ну очень уж небрежно заметила Таш, – возможно, имеет смысл обсудить некоторых из них.

Ему так не понравился тон, которым это было произнесено, что потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о ком она может говорить. Магистр воздуха переплел пальцы, внимательно глядя на супругу и отказываясь произнести хоть слово. Попадать в ловушку вот так просто он не хотел. Таш, считавшая себя слишком старой, чтобы играть в глупые игры в молчанку, вынуждена была продолжить:

– Я говорю о человеке, которого мы обсуждали ранее. Предполагаемый arr-shansy и, возможно, соплеменник милорда ди Крия, что находится при моей эскадре в статусе почетного гостя. Признаюсь, держать его в таком же статусе и далее, становится... затруднительно.

Тэйон посмотрел в прекрасные глаза своей жены. Честные-честные. Просто до дрожи.

– Были... инциденты?

– Пожалуй, можно это и так назвать. – Она помолчала. – Мой господин, Вы позволите пригласить этого человека гостем в дом Алория?

– Дом Алория – это и Ваш дом, моя лэри. Вы имеете право приглашать, кого сочтете нужным, – ровно ответил Тэйон.

– Мой господин, Вы прекрасно понимаете, о чем я. – Таш не любила плясок вокруг да около. Если сказать ей «най», пусть даже и едва уловимым намеком, она бы сняла вопрос и никогда его более не поднимала, однако использование дела для прояснения личных отношений позволялось кому угодно, но не Тэйону. И это тоже было своего рода знаком доверия. – Мне не справиться с ним. Не сейчас, когда все навалилось одновременно. И я не имею в виду магию.

Несмотря на почти просительное построение фразы, просьбой сказанное не было. Скорее вызовом. Таш притащила ему тайну и, точно кошка, выкладывающая мышей на подушку хозяина, бросила к его ногам. Возьмешь это диво? Найдешь к нему подход? Сможешь связать с давно не дающейся тебе загадкой ди Крия?

– Удивительно не вовремя, – глядя в пространство заявил Тэйон.

Адмирал скривила уголки губ.

Ладно, намеки тут бесполезны, придется действовать напрямик.

– Госпожа адмирал, я бы попросил Вас принять более деятельное участие в судьбе принцесс ди Лаэссэ, в настоящий момент являющихся Вашими гостями в доме Алория.

Удар пришелся в цель. Она дернулась, точно кто-то вытянул хлыстом по разрезанной шрамами спине. Губы сжались, раскосые глаза сузились. И Тэйон понял, что, пока он спал, лэри Алория уже успела получить опыт общения с королевскими отпрысками. И что, пока в Паутине Миров останется хоть один благовидный предлог, в который сможет вцепиться ну очень занятая первая леди Адмиралтейства, ноги ее не будет в доме, где в настоящий момент обитают ужасные близнецы.

Воспоминание нахлынуло, как горная метель, столь же холодное, непрошеное, нежеланное.

Он сам, семнадцатилетний лэрд, стоящий на стене собственного замка и в первый раз смотрящий, как скрывается летящая галопом всадница, так ни разу и не обернувшаяся. Надрывный плач двухмесячного наследника, вот уже которую ночь не смолкавший ни на минуту. Раздраженный приказ через плечо: «Да позовите наконец кормилицу!», стремительные шаги прочь и от этой стены, и от этого плача. И боевые ящеры, уносящие в горы отряд ночных всадников, у предводителя которых были более важные дела, чем сидеть безвылазно в клановых владениях. Почти мгновенно мысли улетели к крови, ночным броскам, к детально спланированной атаке, в которой нанесут первый из серии непредсказуемых ударов. В ту ночь он начал строить одну из самых жестоких и самых красивых вендетт в истории Халиссийских кланов, в течение каких-то шести лет поставившую на колени казавшихся неуязвимыми горностаев.

Таш отвела взгляд. Некоторые вещи никогда не менялись.

– Моя лэри, не думал, что доведется обвинить Вас в столь мелочной трусости.

– Я взяла на себя Шаэ, – сухо напомнила госпожа адмирал. – Поверьте, мой господин, в итоге неизвестно, кому досталась худшая доля.

Ну-ка, ну-ка... Неужели это признаки сомнения?

Две гиперактивные маленькие ведьмы, начиненные магией и каверзами по самые уши, уравновешиваются одной запуганной, истеричной, только-только входящей в силу девицей, страдающей от подростковых заморочек вкупе со свалившейся на нее абсолютной властью. Да, эта мысль могла служить утешением.

Пока не вспомнишь, что Шаэтанна ди Лаэссэ в настоящий момент направляется сюда, а отнюдь не наслаждается обществом госпожи адмирала.

Тэйон удостоил свою единственную и ненаглядную взглядом, исполненным почти презрения. Халиссийский этикет, честь ему и хвала, не позволял вслух высказать то, что вертелось на языке. Есть обвинения, которые лучше не озвучивать. Хотя бы потому, что боишься услышать, как их бросят в лицо тебе самому.

– Присылайте Вашего «гостя», моя лэри. Будет крайне интересно познакомиться.

У госпожи адмирала хватило ума склониться в благодарном поклоне и тут же разорвать связь, пока они все-таки не наговорили друг другу лишнего. Однако, прежде чем образ над столом растаял, супруги успели обменяться взглядами, полными иронии, горечи и еще чего-то невыразимого, что заставило их несколько минут сидеть, глядя в никуда. А, быть может, и в никогда.

Наконец Тэйон передернул плечами. Невысказанное не исчезло и не потеряло своей ранящей власти, но оно ждало уже не первое десятилетие и могло подождать и дальше.

Магистр воздуха почему-то всерьез сомневался, что подождать согласятся и разъяренные лаэссэйские нобили. Или посланные ими наемные убийцы. Маг и так позволил себе потерять два жизненно важных дня, в течение противники оправились после жуткого шторма и последовавшего за ним потрясения. Пора было вновь включаться в события.

Ни Сааж, ни Рино в доме не было, но на его столе лежало несколько коротких записок, содержание которых у стороннего наблюдателя вызвало бы лишь здоровое недоумение, а Тэйона заставило задумчиво приподнять брови. Судя по всему, обрушившаяся на город буря и последовавшее за ней стремительное выступление первой леди Адмиралтейства (уже получившее неуместное, на взгляд мага, название «штормового переворота») основательно перетасовало политическую солянку как в самом великом городе, так и за его пределами. Кейлонгцы что-то чудили. Или это госпожа посол до сих пор не пришла в себя после достопамятного приема в резиденции ди Шеноэ? Не похоже на нее. Впрочем, на ближайшее десятидневье кейлонгцев, да и всех прочих соседей, связь с которыми осуществлялась через Океанию, можно было сбросить со счетов. Зато северяне и восточники традиционно оживятся...

Перепады магической энергии, связанная с ними активность порталов и иная естественная ритмика всегда играли огромную роль в балансе власти в Лаэссэ. Великий город жил по своим собственным, странным для стороннего наблюдателя законам, и опыт научил Тэйона не только внимательно следить за колебанием магических полей, но и использовать их в своих целях. Вот и теперь первое, что сделал маг погоды, прочитав сообщения шпионов, – направил кресло к окну.

Разум привычно рванулся к родной стихии, и Тэйону потребовалось почти болезненное усилие, чтобы удержаться и не дать себе соскользнуть в губительную сейчас магию. Вот в такие моменты бывший сокол начинал действительно понимать, насколько глубока его зависимость от магии и сколь многое в жизни вращается вокруг непостоянной и капризной стихии. Магистр уперся взглядом во врезанные в оконную раму барометры, затем опустился на более изощренные приборы, украшавшие подоконник. Мастеру ветров уже не требовались осознанные усилия, чтобы перевести их показания в более конкретные термины погодных изменений. Наступление с севера холодного воздушного фронта, резкое охлаждение воздуха, ливневые осадки, быстро переходящие в снегопад, возможны сильные шквальные ветры. Затем он перевел взгляд на затянутое болезненной белизной небо, долго изучал какие-то ему одному видные перепады воздушных течений. Если все так пойдет и дальше, ночью будет вьюга, а уже с утра наступит прояснение и сильное похолодание. А затем – единственные в году девять дней, когда великий город окутан белоснежным покровом, переливается ледяными узорами и первозданной чистотой. Все в порядке... Но даже сейчас, тщательно оградив разум от любого магического воздействия, он ощущал что-то непонятное. Надорванность, надломленность в воздухе, не имевшую ничего общего с привычной сезонной ритмикой. Магический фон в городе был далеко не здоров, и мастер ветров чувствовал, как сами кости его вибрируют в ответ на тревожные сдвиги в глубинных энергетических слоях.

Не может быть, чтобы лишь он один ощущал это. Или остальные маги города предпочитают просто списать все вопросы на то светопреставление, которое сам Тэйон устроил пять дней назад? Но проблемы начались задолго до злополучной попытки проконтролировать циклон...

Недовольный состоянием подвластной ему епархии почти в той же степени, как и своей неспособностью предпринять что-либо, мастер ветров города вернулся к столу. Некоторое время изучал висящую на стене карту, а точнее добавленные рукой Рино новые знаки. Затем пододвинул кресло к самому столу и погрузился в изучение копий чужой переписки...

Он заметил ее сразу же. Запах озона и предгрозовой свежести. Тень в затемненной комнате, пойманная краем глаза, янтарный всплеск у беззвучно скользнувшей на место двери. Она стояла там долго, очень долго, и магистр про себя отметил ее способность сохранять абсолютную неподвижность и почти безупречную тишину. И мысленно вычеркнул неусидчивость и неумение концентрироваться из списка ее слышанных из третьих уст неблаговидных качеств.

Судя по всему, при должной мотивации это существо способно было пересидеть застывшего в засаде юрского тигра.

Наконец, сочтя, что оба они уже достаточно пригляделись друг к другу, магистр, не поднимая головы от бумаг и не оборачиваясь, произнес:

– Было когда-то время, когда я считался уважаемым мастером этого города. Когда к моему уединению относились с вежливостью, граничащей с обоснованной опаской. Когда ворваться в мой кабинет без приглашения или по крайней мере без стука, считалось вульгарной грубостью.

Пауза. Почему-то в этот момент он представил, как все должно было выглядеть со стороны. Комната, затемненная опущенными шторами, тяжелые шкафы, массивные кресла, темные толстые ковры на полу, скрывавшие оставленные саркофагом глубокие царапины. Угрожающий сумрак и закутанная в этот сумрак, точно в доспехи, фигура жесткого, немолодого и некрасивого мужчины. Властного. Едкого. Полностью контролирующего ситуацию, точнее, делающего вид, что он ее контролирует.

И напротив него, купаясь в размытом потоке пробивающегося сквозь шторы света, тонкая девушка. Королевская осанка, вызывающе вздернутый подбородок, сжатые в кулаки руки. И страх, так отчаянно скрываемый, но все равно проявляющийся с каждым вздохом.

– Я приношу официальные извинения за поведение сестер, магистр. – Ее голос оказался неожиданно музыкален, как если бы она привыкла скорее петь, а не говорить, и этим очень напоминал голос фейш Шаниль. – И за свое собственное.

И, держа тебя с той же железной гордостью, без разрешения подошла к столу. Отодвинула стоявшее напротив магистра кресло, села. Очень стараясь выглядеть небрежно, откинулась на спинку, беззастенчиво разглядывая человека, которому, скорее всего, была обязана короной и жизнью.

Два дня назад в горячке похищения и последовавшего за ним сумасшествия Тэйон не успел толком рассмотреть свою будущую повелительницу. Теперь же магистр Алория счел, что пришло время наверстать упущенное, и устремил на гостью взгляд столь же прямой и испытующий, как и тот, которым его окатили в ответ.

Шаэтанна ди Лаэссэ была худым невысоким подростком, с сухой фигурой фехтовальщицы и удлиненными тонкими костями, которые обещали когда-нибудь (хотя вряд ли скоро) подарить ей грациозность движений, свойственную мастерам боевых искусств да еще по-настоящему красивым женщинам. Темные волосы, светло-зеленые глаза, неестественно бледная кожа, которая в сочетании с подростковыми прыщами придавала ей вид болезненный и почему-то диковатый.

Тэйон автоматически отмечал следы бесчисленных внутрисемейных браков, практикуемых правящей династией Лаэссэ. Узкие плечи, множество родинок, странная форма черепа. Хотя последнее напоминало скорее расовый признак, даже если Тэйон и не мог припомнить ни одной расы, которая бы отличалась такими пропорциями.

Аура королевы блистала мастерски поставленными щитами, пробиваться сквозь которые магистр воздуха в своем нынешнем состоянии не стал и пытаться. Ее поведение... ее поведение опровергало все, что мастеру ветров до сих пор приходилось слышать о Шаэтанне ди Лаэссэ. Полный самоконтроль. Никакой истеричности, ни одной эмоции, которая отразилась бы на бледном лице. Ничего общего с девушкой, два дня назад рыдавшей на полу в этом самом кабинете.

– Ваше величество, – Тэйон чуть поклонился, гадая, намного ли хватит ее самообладания и сможет ли он в таком состоянии справиться с вспышкой заправленного магией темперамента.

– Пока что – все еще высочество, – поправила его девушка, и Тэйон отметил, что это прозвучало более твердо, чем можно было бы списать на притворную скромность. Интересно. На что он наткнулся, да еще первой же фразой? Попытаться копнуть поглубже?

– Я всегда предпочитал считать, что значение имеет внутренняя суть, а не внешняя мишура, – сухо ответил магистр Алория, и, хотя лицо королевы осталось непроницаемым, рука, лежавшая на подлокотнике, чуть дернулась.

Он определенно нащупал что-то, не просто важное, а буквально снедавшее ее в данный момент. Тэйон попытался углубиться дальше.

– Пара древних артефактов и напыщенная церемония вряд ли значат больше, нежели реальная власть над жизнью и смертью.

Мимо. Полностью и абсолютно мимо. Нулевая реакция. Что бы там ни беспокоило Шаэтанну в ее титуле, это не имело отношения ни к звенящим фанфарам и освященным веками символам, что скоро будут возложены к ее ногам, ни к фактической власти, которая уже сейчас была у нее в руках. Однако, что куда более странно, это не имело отношения и к той власти, которой у нее сейчас в руках не было.

– Пока что – «ваше высочество», – твердо сказала девушка.

Тэйон церемонно склонился, откладывая важную (он чувствовал – критически важную!) загадку для более позднего изучения.

– Как вам будет угодно. – Магистр Алория протянул руку, чтобы смешать узор, созданный расставленными на столе предметами.

– Янтарь надо передвинуть ближе к чернильнице, – неожиданно сказала Шаэтанна.

Тэйон замер, чувствуя, как напряглась под рубашкой рука, и в ответ на это шевельнулся в пружинных ножнах кинжал.

– Прошу прощения? – Голос мага был спокойным, с чуть ленивыми обертонами заинтересованности, но по какой-то причине от него бросало в дрожь.

– Это ведь зе-нарри, не так ли? Вы моделируете политическую ситуацию в городе в соответствии с правилами игры, а затем анализируете партию. Янтарь должен означать королевскую власть. Меня. И правильнее... правдивее будет подвинуть его ближе к чернильнице – магическому источнику. – Девушка, несмотря на завидное самообладание, с каждой минутой чувствовала себя все более не в своей тарелке. Что, впрочем, ее не останавливало.

Магистр Алория откинулся на спинку кресла. Значит, это и есть та «психически неустойчивая, страдающая умственной неполноценностью жертва инцеста»? Либо общавшиеся с ней утратили зрение, слух и разум, либо ему специально было позволено увидеть то, что от всех остальных намеренно скрывалось.

– Госпожа адмирал посоветовала вам попытаться произвести на меня впечатление своим интеллектом?

Ее взгляд остался сухим и чуть напряженным.

– Первая леди упомянула, что подобный подход может оказаться наиболее действенным.

Ну раз так... Тэйон протянул руку и коснулся прозрачной пирамидальной призмы.

– Магическая Академия...

Статуэтка, выточенная в виде крылатой женщины, чье запрокинутое вверх лицо было воплощением безумия, ярости и красоты.

– Адмирал д'Алория...

Черный камешек с вырезанным на нем знаком «неустойчивость».

– Страж ди Даршао...

Он продолжил называть предметы на своем столе, не вдаваясь в объяснения по поводу сложных символических значений и философских подтекстов, связанных с каждым из них, а ограничиваясь лишь простейшей параллелью с определенной силой, человеком или явлением. В классическом зе-нарри, одной из сложнейших халиссийских стратегических игр, использовали фигурки, созданные специально для конкретной партии, причем по ходу игры в них можно было вносить изменения, а то и вообще уничтожать и создавать заново. Современная школа, напротив, предписывала игрокам иметь специальный набор фигур, каждая из которых либо получала в начале каждой новой партии новую роль, либо выполняла одну и ту же роль из партии в партию. Были редкие мастера, которые вообще предпочитали не вводить специальных предметов, считая, что символическим смыслом может быть наделена и подвернувшаяся под руку солонка, точно так же, как и передававшийся из поколения в поколение хрустальный дракон – суть игры все равно не меняется. Тэйон придерживался всех этих позиций одновременно. У него был постоянно обновляющийся и корректируемый набор выточенных из различных материалов фигурок, а также камней, украшенных основными рунами. Когда дело доходило до игры, магистр не стеснялся добавить к ним любой оказавшийся под рукой предмет, символическое и пространственное значение которого вписывалось в динамику партии.

Вот и сейчас на столе соседствовали тончайшей работы статуэтки, грубо обтесанные камни, карандаши, перья, книги, просто клочки бумаги с нарисованными на них знаками. Все это было расположено в строго выверенном порядке. Соотношении. Ключевым словом было именно «соотношение». Углы наклона и расстояние между на первый взгляд небрежно разбросанными безделушками несли в себе более глубокую смысловую нагрузку, чем сами предметы. Зе-нарри позволяло моделировать отношения между сложными абстрактными концепциями, более того, манипулировать этими отношениями, воплощая их в пространстве мышления игроков, а затем и в пространстве реальности. Были те, кто использовал магию, вкладывая в игровые фигуры не только символическое значение, но и истинное сродство, пытаясь таким образом влиять на мир. Глупцы. Настоящие мастера зе-нарри вне зависимости от того, являлись они адептами магического искусства или нет, смотрели на подобные потуги с брезгливым презрением. А как еще прикажете смотреть на тех, кто по собственной воле предпочел не видеть, не замечать и не понимать истинной силы одной из самых могущественных дисциплин в истории человеческой мысли?

Суть зе-нарри была не в том, чтобы привязать окружающую реальность к упрощенной схеме, дабы удобнее было этой реальностью управлять. Для подобных задач существует масса куда более простых и действенных способов.

Най. Игра Игр, напротив, выводила разум за пределы, ограниченные грубой реальностью, переносила стратегическое сражение в область, обозначаемую в высоком халиссийском языке термином «зейер». «Пространство игры, сотканное из мыслей множества играющих». Переносила сражение туда, где существовала возможность подняться над плоскостью событий, окинуть их взглядом сверху. Увидеть то, что иначе не доступно ни взгляду, ни мысли. Изменить и взгляд, и мысль, найти решение, которое никогда не смогло бы зародиться в разуме смертного. И изменить само пространство игры, меняя тем самым не только себя, но и того, с кем играешь, постигая его, предугадывая его, контролируя его действия. Побеждая его.

Зе-нарри было многогранным искусством, для овладения всеми аспектами которого не хватило бы и десятка жизней. Оно несло в себе большее количество смыслов и подсмыслов, чем иная религия, и способно было как свести с ума, так и вывести сознание на совершенно иной уровень. Иными словами, зе-нарри было любимым национальным развлечением халиссийских горцев.

Ни один выдержанный в древних традициях конфликт (будь то раздирающая все царство вендетта двух схватившихся за престол родов или же спор диковатых пастухов из-за сбежавшего барана) не мог вестись без использования Игры Игр. Даже в самом бедном доме можно было найти доску с расставленными на ней камнями и бусинами. И даже самый бедный замок имел специальную залу, обстановкой которой являлись несколько круглых ровных столов да высокие шкафы, уставленные старинными резными фигурками. Когда лэрды кланов ощущали, что назревает столкновение интересов, каждый из них независимо от других выкладывал фигуры на одном из столов, моделируя конкретную политическую, экономическую, социальную или военную ситуацию. Зачастую конфликт разрешался чистой партией в зе-нарри, когда противники встречались в нейтральном месте и, отгородившись от мира на несколько часов, а то и дней, искали решение, выгодное для обоих. Еще чаще властители кланов вели одновременно и войну, и игру, соотнося движение фигур на доске и боевых отрядов в горах, смешивая зейер и реальный мир в неразрывное целое. Те, кому удавалось помнить, что каждая из фигур на столе тоже, в свою очередь, является игроком и тоже может двигать точеные статуэтки по гладкой поверхности, могли выиграть в такой партии куда больше, нежели просто преимущество для своего клана.

Тэйон, которого с младых ногтей готовили к роли повелителя соколов, считался одним из самых опасных мастеров зе-нарри за всю историю царства. Не умелым, не непобедимым, а именно опасным. Он не очень уверенно себя чувствовал в отвлеченных вариантах игры, предпочитая для упражнения абстрактного мышления усложненные формы нершеса. Однако, когда дело доходило до конкретной партии Игры Игр, завязанной на опасной для жизни и клана ситуации, Тэйон вер Алория всякий раз оказывался куда более тонким игроком, нежели предполагали его противники. И куда как безжалостным.

В родовом замке соколиного клана под непроницаемыми хрустальными колпаками столетиями хранились оставшиеся с прошлого легендарные позиции: фигуры, навечно застывшие на своих уникальных, строго выверенных местах, дабы служить назиданием для будущих поколений. Ну и, разумеется, прилагающиеся к ним толстые тома написанных от руки замечаний и пояснений. В свое время Тэйон провел не один час, воссоздавая мысленно политические и военные ситуации, в которых жили его предки, удивляясь найденным ими решениям и пытаясь понять, как бы повел себя в сходных обстоятельствах он сам. Как минимум два накрытых хрусталем стола из той молчаливой, но от этого не менее выразительной коллекции навечно запечатлели битвы, что вел лэрд Тэйон вер Алория. «По крайней мере должны запечатывать, – сухо подумал бывший сокол. – Если, конечно, Терр не разбил их, стремясь уничтожить саму память о постигшем клан позоре».

Воспоминания о прошлом были сейчас неуместны. Перед ним, сосредоточенно прищурив серо-зеленые глаза и отбросив с лица выбившиеся из строгой прически темные пряди, сидело будущее. И сейчас пришло время узнать, что это будущее собой представляет.

Тэйон назвал последнюю из фигур позиции и откинулся на спинку кресла. Переплел пальцы, с терпеливым, таинственным и невозмутимым видом ожидая, что она сделает дальше.

Девушка протянула руку и решительно, но осторожно передвинула круглый кусочек янтаря вплотную к старинной чернильнице, меняя тем самым весь узор, весь смысл партии.

Магистр подавил разочарование, когда первым же своим ходом юная королева показала, что совершенно не понимает этой игры. Она видела в зе-нарри то же, что и все новички, – способ анализировать и изменять окружающую действительность. И не понимала, не могла понять, что Игра Игр с реальностью связана лишь косвенно, что реальное поле битвы – собственный разум играющего. Ни один настоящий мастер зе-нарри не притронулся бы к фигуре, изображавшей себя самого. Хотя бы потому, что отличие мастера от простого игрока и заключалось в том, что мастер воспринимал как фигуру на доске прежде всего самого себя и, если ему требовалось изменить свою позицию на поле, менял собственное восприятие этого поля и свои мысли о нем. Шаэтанна этого не знала, да и откуда? Чудо уже то, что она вообще слышала об Игре Игр. Было бы слишком требовать от четырнадцатилетней девочки разбираться в тонкостях, доступных понимаю не каждого седобородого патриарха клана.

Что ж, партии, которая бросила бы ему настоящий вызов, не получится. Зато первоочередной своей цели – узнать, что представляет собой юная властительница великого города, – он сможет достигнуть в полной мере. Даже смертельная опасность не раскрывала внутреннюю суть человека так, как игра в зе-нарри с мастером, знающим, на что следует обращать внимание. Сделав первый ход, девушка фактически обнажила собственные мысли, весь их спутанный, пропитанный страхом, решимостью и злостью клубок. И магистр не был настолько благороден, чтобы вежливо отвести взгляд в сторону.

Первое, что бросилось ему в глаза, – жест, которым Шаэтанна ди Лаэссэ передвинула свою фигуру. Всей ладонью накрыла кусочек янтаря, переместила его по поверхности стола, прикрывая пальцами от взгляда мага, и лишь в самый последний момент, после едва заметного колебания, раскрыла ладонь. Будто выпуская на волю птицу, будто поднимая занавес, будто вручая ему нечто бесконечно дорогое и бесконечно хрупкое. Жест, полный неуверенности и вместе с тем почему-то говорящий о робком доверии. Она подняла руку, вновь откидываясь в кресле, такая же невозмутимая, устремив на него взгляд настороженный и испытующий.

У магистра ветров возникло впечатление, что ему пытаются что-то сказать. Что-то столь важное, что сама мысль об этом сводила тренированную руку юной фехтовальщицы непроизвольной судорогой. Тэйон устремил взгляд на свой стол, пытаясь понять, почему же такое простое на первый взгляд перемещение одной фигуры полностью изменило его восприятие позиции в целом. Откуда пришло бьющее по глазам ощущение угрозы.

Янтарь теперь стоял возле чернильницы, почти подпирая ее. Ближе к Академии, к стихии воды, ближе почему-то к знаку Юри. Но именно ближе, а не с ними – это было важно. Изменилась позиция относительно крылатой статуэтки, относительно воздуха и руны, обозначавшей порядок, – уже не с ними. Сама по себе. На своем месте. Это тоже было важно. Но не это заставило волну холода прокатиться по его позвоночнику.

Несколько секунд Тэйон никак не мог ухватить... А потом переместил кресло, меняя угол зрения, и наконец увидел. Когда он расставлял фигуры, то попытался, пусть и схематично, отразить неустойчивость, которую ощущал в воздухе все последние месяцы. В картине должны были найти свое место все элементы его восприятия ситуации, и, если магия утратила стабильность, это тоже требовалось как-то отметить. В конце концов магистр воздуха не придумал ничего лучше, чем подложить под один из углов чернильницы карандаш как символ «наклоненного», неустойчивого состояния.

Только вот теперь в воздух было поднято уже два угла, и второй поддерживался именно куском янтаря. Лишенный твердой опоры, сосуд опасно кренился, и ясно было, что, стоит только шевельнуть округлый камень, как он опрокинется.

Заливая чернилами и стол, и все расставленные на нем фигуры.

Затопляя Лаэссэ дикой магией.

Аналогия была грубой и, пожалуй, излишне наглядной для столь утонченной игры, но смысл того, что ею хотели передать, был предельно ясен.

Тэйон перевел взгляд на свою собеседницу. Возможно, она и не понимала, что такое зе-нарри, но партия, похоже, все равно будет интересной. И познавательной.

Для обеих сторон.

Он поднял руку, чтобы переместить камень с руной «сила, влияние» между Академией и чернильницей.

Через десять ходов янтарный камушек оказался в позиции, когда все его возможные движения контролировались той или иной фигурой на доске. Шаэтанна сосредоточенно изучала позицию, пытаясь сообразить, что еще она может сделать, но, кажется, ей остался лишь один выход – опрокинуть чернильницу. И то, что девушка этого не сделала, то, что ей, судя по всему, и в голову не пришла подобная мысль, тоже служило пищей для размышлений.

За все время партии они не произнесли ни слова. Но за эти полчаса королева узнала о происходящем в ее городе больше, чем за предыдущие несколько месяцев. А Тэйон узнал еще больше о королеве.

И для обоих это стало немалым шоком.

Магистр Алория без всякого энтузиазма подумал, что, вероятно, должен будет извиниться перед своей супругой. Госпожа адмирал, по выработанной за полторы сотни лет привычке неплохо знала, что делала. А он действительно вместе со всеми остальными лаэссэйцами, игравшими в большую политику, поспешил списать со счета наследную принцессу.

Зря.

О, Шаэ вовсе не была такой благовоспитанной, какой пыталась сейчас казаться. Она не отличалась ни добрым нравом, ни особенной выдержкой, ни терпением, необходимым, чтобы тщательно продумывать свои шаги. Под показным самоконтролем скрывался темперамент, которому могли позавидовать иные вулканы.

Но все те качества, коих ей пока что не хватало, королева могла бы выработать в себе, будь у нее время и должная мотивация И если задаткам, которые он чуял в этом ядовитом существе, позволить развиться в полной мере, то из нее могла получиться вполне сносная королева. А может быть, и более чем сносная.

Значительно «более».

Если Таш и в самом деле послала девушку, чтобы та произвела впечатление своим интеллектом, то задумка госпожи адмирала сработала. Тэйон был впечатлен.

И, все еще во власти этого впечатления, магистр вынужден был признать (опять-таки без особого энтузиазма), что теперь придется еще и помогать юной королеве становиться «более чем сносной». Как будто ему и без этого делать нечего.

Впрочем, если учесть альтернативы...

– Вы умеете думать быстро и под давлением, ваше высочество. – Голос магистра нарушил долгую тишину, заставив плечи девушки напрячься. – И не страдаете от нерешительности. Очень хорошо.

Тон, который обычно заставлял учеников растекаться в исполненную благодарности лужицу (хотя бы потому, что им так редко приходилось его слышать), на этот раз возымел прямо противоположный эффект. Шаэтанна заледенела.

– Не похоже, чтобы мои умения помешали вам расправиться со мной или моими решениями, магистр.

Тэйон чуть приподнял бровь. Ну, если она настаивает...

– Если вы не желаете проигрывать, не стоит выбирать поле боя, на котором не имеете ни малейшего шанса.

У девушки побелели уголки губ, но лицо осталось таким же спокойным, собранным. Видимо, леди Нарунг пару раз обыграла в Игру Игр того невежду, который пытался ее обучить, и после этого вообразила себя настоящим мастером. А теперь отчаянно жалела, что вообще решилась обратить внимание Алория на свою «эрудицию».

Тэйон не собирался облегчать ей жизнь.

– Вы пытались играть в зе-нарри, не владея языком создавших его людей и, похоже, не очень глубоко понимая основы их культуры. – Голос магистра был сух, тон окрашен разве что «лекционными» нотами. – Причем играть против человека, который когда-то был лэрдом старшего клана.

Если вы пытались при этом чему-то научиться, склоняюсь перед вашей мудростью. Если хотели всего лишь победить...

Он не стал заканчивать фразу. В этом не было нужды.

У Шаэтанны хватило самообладания улыбнуться самой что ни на есть светской улыбкой. И поспешить доказать магистру, что она хотела как раз научиться. Причем доказать не при помощи пустых заверений, а делом. Напустив на лицо выражение внимания и испытующего интереса, королева Лаэссэ спросила:

– Значит, для того, чтобы играть в Игру Игр, нужно уметь говорить на халиссийском?

Из чего Тэйон заключил, что на халиссийском она говорить умеет.

– Чтобы играть в тот вариант Игры Игр, который мы с вами попытались сейчас развернуть, нужно уметь думать на высоком диалекте тотемных кланов. Или же уметь структурировать свое мышление так, чтобы видеть мир как взаимодействие социальных категорий.

Вот теперь в зеленых глазах мелькнул уже неподдельный интерес. Магистр Алория достал чистый лист бумаги, положил его перед девушкой. Тем же сухим, не слишком благожелательным тоном, которым он вел всю беседу, начал объяснять:

– Каждый язык накладывает на процесс мышления определенное структурирующее поле. Чем богаче язык, тем больше возможностей он предлагает носителю. И, соответственно, предоставляет больше возможностей его носителю манипулировать через использование подсознательных смысловых оттенков. Вы согласны?

Девушка кивнула. Она сидела на краю кресла, чуть наклонив корпус вперед. Руки разведены в стороны и раскрыты ладонями к собеседнику. Голова наклонена на точно отмеренный угол. На лице – выражение заинтересованности, глаза следят за сидящим напротив человеком, как будто ничего важнее его слов для нее не существует. Тот, на кого направлено столь концентрированное внимание венценосной особы, не мог не ощутить себя самым значимым существом в Паутине Миров.

Если бы не врожденное чувство юмора, Тэйон бы ее за такое фиглярство подверг словесной порке. Но королев была молода, ей надо было на ком-то оттачивать навыки управления людьми. Магистр Алория решил пока позволить ей использовать для этой цели себя.

– Халиссийский язык – один из самых сложных, известных нам лингвистических курьезов. При этом диалект называемый «высоким тотемным», считается как бы языком в языке. Наречием, используемым в основном внутри тотемных кланов или для общения с кланниками и известным тем, что оно позволяет ориентироваться в сложной иерархической системе царства и разграничивает очень внушительное число уровней отношений.

Тэйон с иронией посмотрел на «ее высочество», гадая, сколько еще она выдержит этот покровительственный тон. К его удивлению, показное внимание аудитории успело смениться искренней заинтересованностью. Итак, он был прав. Хобби королевы из рода Нарунгов – лингвистика и структурный анализ. Рассказать кому – поднимут на смех.

– Высокий диалект также известен сложной грамматикой, – сказала Шаэтанна с чувством. Похоже, она успела уже па личном опыте столкнуться с этой «грамматикой», и столкновение ей не понравилось. Еще бы. Толковые учебники по глухому горному диалекту заштатного мирка в четырех порталах от Лаэссэ непросто найти даже в королевской библиотеке, а самой разобраться в таком с наскока не получится.

– Временные и падежные формы сравнительно просты, – улыбнулся Тэйон, делая акцент на «сравнительно». Тут, конечно, многое зависело от того, с чем сравнивать. – По-настоящему интересны морфология и семантика. В халиссийском существует широкий набор суффиксов, префиксов и аффиксов, позволяющих передавать оттенки социальных отношений, сама концепция которых и в голову бы не пришла лаэссэйцу. Взять хотя бы роды. В высоком диалекте традиционные мужской, женский, неодушевленный дополняются волчьим, лисьим, соколиным и так далее. Помимо этого существует очень много слов, обозначающих одно и то же понятие, но несущих различные оттенки взаимоотношений с говорящим – и употребление того или иного слова требует изменения всей грамматической структуры фразы.

– Во многих языках существуют уровни вежливости, магистр. В том же классическом нарэ можно обратиться к человеку на «ты» или на «вы», полностью меняя значение высказывания.

Тэйон улыбнулся. И сказал:

– А можно еще больше расширить семантическое поле при помощи интонации, допустим, обратившись к человеку, требующему максимального уважения, не на «вы», а на «Вы», – он произнес последнее слово, как если бы говорил с Таш: интонацией, мимикой, каким-то неуловимо халиссийским произношением передавая то подчеркнутое внимание и уважение, которые были обязательны при обращении к генетическому партнеру. – Задача общения усложняется фактором ситуации, когда к представителю определенной половозрастной, этнической или социальной группы ты должен обращаться именно определенным образом. Нарушение этого кода несет в себе дополнительные семантические возможности. Например, говоря «ты» вместо положенного «вы», можно передать обиду, презрение, оскорбление, близость, приязнь, нарочитую фамильярность и так далее. Даже скромные два уровня вежливости для одного-единственного слова открывают огромный простор для передачи смысла.

Тэйон сделал паузу, давая собеседнице время осознать возможности родного языка. И продолжил уже в другом тоне, полностью меняя темп беседы и переключая на разговор о другом наречии.

– В базовом халиссийском зачастую имеется десяток слов для обозначения одного и того же понятия, и они разграничивают не только уровни вежливости. Высокий Диалект включает в себя их все и дополняет сотнями других, при помощи которых можно передавать оттенки, совершенно бессмысленные для представителей иной культуры. Даже местоимения, используемые по отношению к представителям различных кланов, разительно отличаются друг от друга. По одному приветствию можно определить, в каких отношениях твой клан находится с кланом говорящего, какова на данный момент позиция ваших кланов по отношению к правящим волкам, какое положение ты и говорящий занимаете в своих кланах, в какой степени родства ты сам находишься с говорящим, каково отношение говорящего к тебе лично, к твоей семейной ветви, к твоим политическим взглядам, какое у говорящего сегодня настроение и какое настроение у его генетического партнера, сколько у него детей, сколько их у тебя и что он думает по поводу новостей о новом витке уже осточертевшей всем вендетты между барсами и медведями. Разговор идет на стольких уровнях одновременно, что человеку, жизнь которого не зависела в течение нескольких десятилетий от понимания всех этих нюансов и подтекстов, совершенно невозможно понять, о чем халиссийцы говорят на самом деле.

Бывший сокол сделал паузу, давая завороженной королеве возможность соотнести все сказанное со своим внутренним опытом и задать правильный вопрос.

Она его не разочаровала. Она дала ему ответ на правильный вопрос:

– И такой многоуровневый язык формирует мышление, идеально приспособленное для анализа сложных социальных хитросплетений, которые вы пытаетесь смоделировать при помощи зе-нарри.

Умная девочка. Тэйон позволил себе мальчишескую улыбку, быструю, ясную и странную на его угрюмом лице.

– Некоторые энтузиасты от генетики утверждают, что мышление, достаточно развитое для анализа социально-политических взаимодействий, сформировало язык, идеально приспособленный для проведения этого анализа, но не будем отвлекаться на детали.

Королева удивленно застыла, совершенно выбитая из колеи этой короткой, солнечной вспышкой юмора, а магистр Алория взял резное перо, обмакнул его в чернильницу и поднес руку к листу бумаги, лежавшему перед девушкой.

– Я лично подозреваю, что многое зависит от мироощущения. И, соответственно, от ощущения самого себя.

Магистр каллиграфически вывел в центре лаэссэйское слово «Я». Сбоку расположил список концепций: «семья», «город», «соседи», «друзья», «приближенные», «враги» и прочее в том же духе. Затем подвинул лист к Шаэтанне.

– Вы – лаэссэйка, ваше высочество. Прошу вас, нарисуйте, как вы представляете себе саму себя и свои отношения со всеми этими социальными группами.

И протянул ей перо. Шаэ задумчиво посмотрела на старинный пишущий прибор, на лист бумаги, на магистра. Затем стремительным росчерком обвела свое «Я» в окружность. Остальные надписи, также заключенные в небольшие кружки, расположились вокруг «Я», связанные с ним и друг с другом различной формы стрелками, перемычками, пунктирными линиями и посредниками.

Тэйон заметил, что в создании схемы королева была далека от искренности, явно не желая демонстрировать свое истинное отношение ко многим из перечисленных понятий. И мысленно отметил это большим королевским плюсом. Девушка уже понимала, что слова «доверие» в ее лексиконе существовать не должно. Хорошо.

Затем, когда она закончила, магистр взял еще один лист бумаги и в центре его поместил халиссийскую руну, обозначавшую понятие «я». Ради сходства с системой знаков, выбранной королевой, он тоже поместил ее в круг, который у него, правда, занимал большую часть листа. А затем начал работать с остальными символами.

На его рисунке не было ни стрелочек, ни перемычек, ни пунктира. Они были не нужны. Все понятия, в том числе «семья», «друзья» и даже «враги», пересекались с кругом, обозначавшим его собственную личность, в той или иной пропорции составляя неотъемлемую часть этого «я». Все было связано со всем. Все было единым целым. И очень малой части своей личности Тэйон позволил остаться неприкосновенной. Принадлежащей лишь ему самому.

В повисшем в воздухе молчании магистр Алория передал королеве свой рисунок. Какое-то время Шаэтанна сидела, держа перед собой на вытянутых руках два листа. Затем посмотрела на стоящие на столе фигуры и камни.

– Вы видите все это частью самого себя. – Вывод был очевиден.

– Не стоит упрощать. – Тэйон едва не фыркнул. – Халиссийское сознание так или иначе склонно определять себя исходя из группы. Если халиссиец говорит с представителем другого клана, он видит себя членом своего клана и это сказывается на его речи и поведении. При разговоре внутри своего клана с сыном из другой семьи он воспринимает себя как представителя своей собственной и ведет себя соответственно. При взаимодействии с враждебной политической группировкой он выступает как представитель своей группировки, даже если она и состоит из него одного. Причем все происходит одновременно, все противостоящие группы, к которым принадлежим «я» и «другой», анализируются мгновенно и мгновенно же возникают соответствующие эмоциональные и поведенческие ответы. Считается, что каждое мгновение, пока думаешь на высоком диалекте, ты играешь в Игру Игр. Также считается, что если высокий язык тебе недоступен, то и понять истинный смысл зе-нарри тоже не дано. – Бывший сокол помолчал, потом добавил, почти небрежно: – Среди халиссийцев не принято передвигать по доске фигуру, обозначающую их самих.

Будущая королева застыла. А когда Шаэтанна оторвала наконец взгляд от листов бумаги, магистр Алория понял, что ему не понравится вопрос, который она сейчас задаст.

– Существуют ли ситуации, в которых вы... то есть халиссиец... может быть просто самим собой?

От магистра воздуха повеяло воистину арктическим ветром. Его, предавшего свой клан, свою семью, свой народ именно ради того, что можно было назвать лишь презренным эгоизмом, – спросить такое... Девушка-Нарунг, похоже, прекрасно осознавала неловкость этого поворота беседы, но фамильная спесь не позволяла отвести вызывающего взгляда. Именно под эмоциональным давлением можно узнать что-то об истинной сути собеседника – это Шаэтанна уже усвоила. Тэйон сжал зубы. Единственный способ выйти из столь идиотской ситуации, не потеряв лицо, – ответить на вопрос, сколь бы неуместным он ни был, сохраняя при этом соответствующую педагогическую отстраненность.

– Считается, что халиссиец обязан быть самим собой в общении с собственным генетическим партнером, – холодно объяснил магистр Алория. – Это одна из причин, по которой этикет так жестко регулирует отношения между супругами. Слишком... просто нанести несмываемое оскорбление, когда снято столько предохранительных барьеров.

Мысли подростка тут же скакнули в распахнутом перед ним направлении, и Тэйон уже почти приготовился грубо оборвать следующую бестактность, но Шаэ сообразила, что такое развитие разговора подставляло под эмоциональное давление прежде всего ее саму, и сделала очередной финт, ускользая в сторону.

– Если исходить из предположения, что овладение более сложным языком позволяет овладеть соответственно более сложной системой мышления, то выходит, что наибольшие преимущества в этом отношении получают... кейлонгцы?

Ход был хорош. Понимая, что тягаться с магистром в знании халиссийской культуры бесполезно, но не желая казаться беспомощной и неумной, Шаэ изящно перевела разговор на тему, в которой имела над собеседником преимущество. Магистр Алория знал на кейлонгском лишь несколько фраз и не сомневался, что королева, коль скоро она решилась затронуть этот вопрос в бескровной дуэли, разбирается в нем досконально.

– Многомодальная структура речи действительно делает взгляд кейлонщев на мир в достаточной степени... необычным, – протянул мастер ветра, пытаясь подтолкнуть девушку к прочтению ответной лекции (и соответственно избавлению собеседника от необходимости рассуждать на тему, в которой он мало что понимал).

Шаэтанна уже набрала было воздуха, чтобы ответить, когда их беседу прервал донесшийся откуда-то снизу яростный визг. Секунду мастер ветров и некоронованная королева Лаэссэ сидели неподвижно, вслушиваясь, затем молча (и очень выразительно) встретились взглядами. В глазах у обоих мелькнула одна и та же мысль:

«Близнецы».

И чувства при этой мысли они испытывали примерно одинаковые.

Не сговариваясь, Шаэтанна ди Лаэссэ поднялась на ноги а магистр Алория развернул свое кресло, направляясь двери. Зрелище, открывшееся с галереи, вызвало у обоих почти одинаковый приступ зубной боли.

Принцессы Тавина и Нелита ди Лаэссэ стояли на верхней ступени лестницы, остервенело перетягивая друг на друга набитого тряпками кота и оглашая дом пронзительными воплями. Одна вцепилась в голову игрушке, другая изо всех сил тянула на себя ноги. Второй точно такой же кот валялся у них под ногами, полностью игнорируемый.

– Отдай!

– Мое!

– Пусти!

– А-ааааааа!

Одрик стоял рядом с видом растерянным и беспомощным.

Королева, из собранной и опасной девы-Нарунга разом превратившаяся в разъяренную старшую сестру, подлетела к двойняшкам. Нависла над ними, грозно нахмурившись.

– Ну что на этот раз?!

От ее оклика близнецы отшатнулись, едва удерживая равновесие. Тэйон, оценив крутизну лестницы и положение на ней высочайших спорщиц, бесшумно перебросил свое кресло над перилами, и, плавным виражом спустившись на полпролета, застыл прямо под девочками

– Она не пускает!

– Моя игрушка! Отдавай! – Возьми другую!

– Я хочу ЭТУ!

– Я первая взяла!

– Мне дали!

– Пусти!

– Мое!

– Нет, МОЕ!

– Прекратить!!!

Перетягивание мгновенно перешло в толкание, затем в пинки, и, прежде чем Шаэтанна успела схватить маленьких собственниц за шкирки, обе, потеряв равновесие, уже кубарем летели вниз по крутым ступеням. Дикий, звенящий крик королевы Лаэссэ, бросившейся следом, выбил стекла в витражах и заставил дом-крепость содрогнуться до самого основания.

А потом все вдруг закончилось. Шаэ обвисла в могучих лапах Одрика, в последний момент успевшего схватить ее за талию и не дать метнуться в самоубийственном прыжке вслед за сестрами.

Магистр Алория медленно выпрямился в кресле, прижимая к груди сопящих, хныкающих и перепуганных, но так и не успевших сломать себе шеи принцесс. Чтобы безболезненно маневрировать креслом, ему требовалась хотя бы одна свободная рука. А руки в этот момент были заняты судорожно цепляющимися за них Тавиной и Нелитой.

«Ненавижу детей», – устало, уже скорее по инерции подумал магистр Алория.

Когда наконец ему удалось освободить одну кисть и опустить ее на подлокотник, страсти несколько улеглись. Одрик со всей возможной вежливостью поставил на ноги королеву. Та, бледная от смущения и испуга, сдержанно извинялась перед магом за поведение сестер и за выбитые окна. Младшие принцессы покаянно сопели ему в шею. Ни одна так и не выпустила злополучного кота.

Раздавшийся сзади шорох заставил давно уже заподозрившего неладное хозяина дома развернуть кресло.

Оказывается, у всей этой сцены были зрители. Внизу, в вестибюле, запрокинув вверх в разной степени непроницаемые лица, собралась настоящая аудитория.

На четверых был потрепанный и явно дополненный неуставными деталями вариант формы военно-морского флота, из чего магистр Алория заключил, что это скорее всего люди Таш. Логично было предположить, что удивленно вскинувший брови золотоволосый и черноглазый красавец, которого они охраняли, и есть обещанный госпожой адмиралом «соотечественник» ди Крия. Впрочем, несмотря на всю важность этого гостя, мастер воздуха лишь коротко скользнул по нему взглядом, тут же полностью сосредоточившись на все еще прямой и все еще впечатляющей фигуре генерала стражи ди Шрингара, застывшего впереди двух футунцев, облаченных в цвета его рода.

Плавным движением, скрывающим ухнувшее в пропасть сердце, Тэйон направил кресло вниз по лестнице. Замер перед гостями и с видом полностью невозмутимым заставил свое средство передвижения церемонно опуститься на пол-ладони. Усеивающие пол осколки цветного стекла чуть поскрипывали под шагами грациозно сбежавшей вслед за ним королевы.

– Господа, добро пожаловать в дом Алория. Позвольте представить вас моим гостьям...

Ему наконец удалось отодрать от себя начавших проявлять признаки любопытства принцесс, и Нелита первая переползла с колен мастера на подножку кресла, прочирикав что-то приветственное. Когда Тавина попыталась было вновь дернуть на себя изрядно пострадавшего кота, мастер ветров с невозмутимой улыбкой выхватил игрушку у них обеих и засунул к себе в карман. Принцессы обиженно надулись, но от протестов или плача все-таки догадались воздержаться.

Тэйон, который тем временем дошел в церемонии представления до черноглазого, запнулся, сообразив, что не знает ни имени, ни титула притащенного Таш arr-shansy. В том, что это родственник, пусть и дальний, одиозного Река ди Крия, у него уже не было ни малейшего сомнения. Ни в чертах, ни в фигуре этих двоих не просматривалось ничего, что могло бы указать на расовое сходство, но было что-то... более тонкое. Строение костей. Осанка. Культура движений. Манера держать себя, в конце концов.

Этот человек не был так подчеркнуто загадочен и надменен, как таинственный спутник Шаниль, но затягивающим черным глазам, слишком мудрым на нарочито юном лице, позавидовал бы любой профессиональный оракул. У него были коротко стриженые волосы, золотыми и серебристыми прядями падавшие на лоб, и очень загорелая, почти бронзовая кожа, на фоне которой кривоватая белозубая улыбка производила впечатление одновременно силы и циничности. Высокая, однако отнюдь не массивная фигура, расслабленность человека, в совершенстве владеющего своим телом. И странная аура возраста, опыта, знания,не вязавшаяся с залихватским внешним видом. Черноглазый был совсем не похож на ди Крия, но в нем ощущалась та же несомненная порода.

И когда незнакомец понял, что Тэйон узнал в нем эту породистую повадку, от взгляда черно-черных глаз повеяло такой угрозой, что видавший на своем веку всякое магистр воздуха потянулся мыслями к своему зачарованному кольцу и встроенным в кресло защитам.

– Оникс Тонарро к вашим услугам, – представился «почетный гость», когда повисла вопросительная пауза, и, сочтя, что немое послание передано, обратил темный взгляд на юную королеву.

Он посмотрел на нее.

Она посмотрела на него.

Он отряхнул с волос упавшие на них разноцветные стеклянные осколки и улыбнулся, почти заговорщицки.

Она с неосознанной грациозностью подростка прянула назад – ловким, быстрым движением фехтовальщицы.

Тэйон внутренне содрогнулся. Что можно найти в неуверенной в себе, заморенного вида экзальтированной девчонке, только что в неконтролируемом припадке расколошматившей бесценные магические витражи, было для бывшего сокола загадкой. Разве что прилагающийся к ней трон вечного города. Однако ситуация складывалась слишком многообещающая, чтобы ею пренебречь. Возможность ввести на доску новую фигуру, которая потенциально могла оказаться равной по силе Сергарру и которая явно пока что не имела никакой ставки в ведущейся игре, была столь же заманчива, сколь и опасна.

Мысли, наполовину представляющие многозначные формулировки высокого халиссийского, наполовину – геометрию зе-нарри, молнией мелькнули за непроницаемыми желтыми глазами.

Руна «контроль».

Шаэтанна, контролируемая arr-shansy – Шаэтанна как способ контроля над arr-shansy.

Королева, не способная контролировать собственную магию и по примеру многих и многих своих предков сгибающаяся под гнетом надвигающегося безумия, – мужчина как способ контролировать королеву. Единство и борьба противоположностей. Руна «завершенность».

Бессмысленно разрешать проблему, оставляя нетронутыми ее истоки. Сегодняшний кризис начался с конфликта между династией Нарунгов и того (тех?), кто стоит за народом драгов. И разрешение его также следует искать между этими двумя силами (фигурами?).

Шаэтанна Нарунг – Оникс Тонарро – Сергарр. Замкнутый треугольник. Взаимный контроль. Взаимные влияния. Зависимость? Оказание воздействия на одну из вершин треугольника посредством влияния на другую.

(Фонетическое сравнение. Возможная значимость звукосочетания «арр»?) Руна «сила».

Сергарр – сила, оказавшая дестабилизирующее влияние на Лаэссэ.

Лаэссэ как «вещь в себе», исключение из правил, пространство зейер.

Сила в этом городе означает магию. Янтарный камень, подпирающий чернильницу. Цепочка: королева – магия – великий город.

Оникс Тонарро, неизвестная величина. Случайный (Непредсказуемый? Непредвиденный? Неучтенный?) фактор. Четыре вершины. Четырехугольник? Нет, выход на трехмерное пространство. Тетраэдр.

(И как сюда, скажите, вписывается ди Крий???) Руна «риск».

Общее поле, на котором выделены фигуры. Но: Сергарр оставил город, не пытаясь настоять на контроле, не завершая начатого, не используя своей силы.

А кроме того, магистр Алория нашел няньку хотя бы для одной из проклятых королевских девиц. Упускать возможность будет безумием.

Тэйон, сомнения которого не заняли и секунды и никак не отразились на лице, улыбнулся.

– Позвольте, в свою очередь, представить вам их высочества принцесс Тавину (любопытный взгляд в сторону незнакомцев, но крепко вцепившийся в робу магистра маленький кулачок) и Нелиту (обиженная гримаса, вызванная вовремя пресеченной попыткой выудить из кармана магистра злополучного кота) из рода Нарунгов. А также, – он чуть развернул свое кресло, чтобы сделать галантный жест в сторону Шаэ, – наследную принцессу Лаэссэ Шаэтанну из рода Нарунгов.

Если бы он не следил за реакцией, то никогда бы не заметил: Оникс Тонарро не вздрогнул, его аура не изменилась, но вдруг застывшие глаза сказали: пленный пират не знал, что тонкая темноволосая девушка, впервые увиденная в блеске разлетающегося на мелкие осколки магического стекла, была без пяти минут королевой этого мира. И открытие явно не слишком вписывалось в его личные планы в отношении юного зеленоглазого создания. Но не особенно их нарушало.

Если бы он не следил за ее реакцией, то никогда бы не заметил: она узнала в Тонарро ту самую породу, которую отметил магистр Алория. И будь он развеян ветром, если понимал, какова ее реакция.

Тэйон понял, что сейчас сделает глупость. Но все равно ее сделал.

– Ваше высочество. – Он посмотрел на Шаэтанну с хорошо рассчитанной долей раздражения, затем красноречиво перевел взгляд на ее подозрительно притихших младших сестренок. – Не могли бы вы...

С поистине царственным апломбом, несколько нарушенным очень громко подуманным «Ну погодите у меня, малявки!», королева отодрала двойняшек от мастера воздуха. Оникс, не упустивший заботливо предоставленной ему возможности, одарил ее сногсшибательной улыбкой и с безупречно галантным «Позвольте служить вам, ваше высочество!» подхватил на руки одну из девочек, демонстрируя готовность оказать их старшей сестре всяческую помощь и поддержку. Остальные, чуть лучше представлявшие себе, что скрывается за словами «из рода Нарунгов», предпочли держаться на безопасном расстоянии.

Тэйон, испытывавший огромное чувство облегчения и за того, что его маленький, но коварный план сработал, поспешил объявить, что ему необходимо поговорить со стражем ди Шрингар, и, извинившись, удалился в компании пожилого генерала. Многострадальный Одрик остался играть роль хозяина.

Когда за спиной мага захлопнулась дверь его кабинета Тэйон, не сдержавшись, облегченно вздохнул. Затем, не заботясь, что подумает великий генерал ди Шрингар, опустил свое кресло на пол и почти минуту сидел согнувшись и спрятав лицо в ладонях.

Наконец, вновь выпрямившись, магистр поднял кресло и расположил его так, чтобы оказаться точно напротив пожилого стража предела. Лицо бывшего сокола было совершенно спокойно, как, впрочем, и голос.

– Пара секунд. Еще пара секунд, и я не успел бы их поймать.

«Как не успел поймать вашу внучку», без слов прозвучало в воздухе.

Ди Шрингар опустился в кресло, в котором еще недавно сидела Шаэтанна ди Лаэссэ. Отвернулся от мастера ветров, изучая расставленные на столе фигуры. Он, в отличие от юной королевы, играл в зе-нарри очень и очень неплохо. Он вообще не умел что-либо делать плохо, генерал страж ди Шрингар.

– Вы не сможете все время прятаться в своем кабинете, магистр, – наконец спокойно сказал старый воин, и эти слова имели такое количество подтекстов, которое не смогла бы передать даже богатая семантика кейлонгского языка.

– Быть может, с их точки зрения, не могу. – Тэйон небрежно кивнул на прочно закрытую дверь. – А с моей, именно этим я и намерен заняться!

Старый генерал посмотрел на него долгим и внимательным взглядом человека, умевшего оценивать других. Поднялся на ноги, неожиданно мощный, седой, подавляющий.

– Вы присылали мне это? – В руке его было письмо, отправленное Тэйоном пять дней назад и за эти пять дней уже не раз проклятое в душе.

Бывший сокол лишь кивнул, резко и молча.

«Я, Тэйон Алория, мастер ветров Лаэссэ, официально признаю за генералом Андеем ди Шрингар, стражем восточного предела Лаэссэ, право на кровную месть», – процитировал страж предела. И вновь Тэйон лишь кивнул.

– Кровную месть. Не просто вендетту? – в последний раз уточнил генерал. Это было слишком важно, чтобы оставлять место недомолвкам.

– Айе.

Слишком важно, чтобы обойтись лишь кивком.

– В таком случае... – Черты генерала вдруг исказились так долго сдерживаемой яростью. И болью. Раздирающей изнутри, убийственной болью, заставляющей рассудок меркнуть перед чудовищной невосполнимостью потери. – Тэйон вер Алория, изгнанный из клана сокола, я принимаю твою жизнь и забираю ее себе, чтобы распорядиться ею, как сочту необходимым.

Вот и все.

Мир отдалился, подернулся белым шумом, и в этом пустом пространстве остался лишь Тэйон. Все.

Это было крушение. Конец всему. Крах всего.

Но, как ни странно, Тэйон испытывал только, облегчение.

Он все-таки нашел для близняшек няньку, на которую сможет без опасения свалить даже заботу об этой оголтелой парочке.

Магистр Алория сочувственно смотрел в глаза стражу востока, шагнувшему к нему с обнаженной сталью в руках.