"Последний из Рода" - читать интересную книгу автора (Авербух Н А., Комарова В А.)Я.Девушка стоит в огромной очереди перед воротами какого-то города. – Вольград, – подсказывает Ткачиха. – Там ты найдешь последнего из твоего Рода. – Покажи мне его, Великая. – Молю, согретая надеждой. Не прерван! Жив! Мой Род жив. Значит, и я могу жить дальше… Она качает головой. – Нет. Ты не должна его видеть. Иди, ты сразу поймешь, когда он заговорит с тобой. Иди… Ветер. Холодный, злой ноябрьский ветер. Я кутаюсь в серый плащ, пахнущий мокрой шерстью, но это не помогает. Меня толкают в спину. – Не спи на ходу! Или двигайся, или уступай очередь! Я безропотно шагнула вперед. Огромная очередь сдвинулась на целую телегу, это дало людям возможность подойти на три шага вперед. Мой черед подойдет не скоро, хорошо, если до вечера в городе окажусь. Внезапное озарение заставило застыть на месте и получить еще один тычок. Меня видят люди!!! Ткачиха подарила мне тело из плоти и крови. Смертное тело. О, нет… что же мне предстоит, если пришлось пойти на такое?! Тиан Ушел Листопад, прогорели Осенние Костры, на смену им пришли ледяные ливни и стылый, почти зимний ветер. Зима уже стояла на пороге, заглядывала в окна, грозила людям. Уже недолго осталось до того, как Мать-Стужа ступит на землю, оденет голые ветви в белую снежную шубу. Скорее бы… Уж лучше зима, чем такая осень. – Следующий! – рявкаю. Напарник смылся в таверну – греться. А я вот… стою… мерзну… Куцая форменная куртка не спасает от ноябрьских холодов. Хочется попрыгать, чтобы согреться, но не положено. Не хватало еще выглядеть дураком перед… этими… Хмурюсь, кладу ладонь на торчащую из-за пояса рукоять меча – короткого, тоже форменного, дерьмовенького, не годящегося для боя. Им, как однажды продемонстрировал мой сослуживец, даже колбасу ровно не настрогать. Купчишка. Трясется, словно осиновый лист. Усатый. Мордатый. Ненавижу! – Какова цель визита? – рычу, он не отвечает – сует две золотые монеты. Я отмахиваюсь. Принципиальный, мать мою так! Благородный! Честный! Взяток не беру, девок из ближайшей таверны к себе не таскаю, морды по пьяни никому не бью. Ну просто ангел Единого. Мать бы мною гордилась. А что толку? Живу в крысятнике, денег даже на еду не хватает, когда девку в последний раз щупал уже и не помню. Зато честный. – Следующий! Крестьянка с двумя детишками. Погостить к родственникам. Пропускаю. Беру три медные монетки и, не глядя, опускаю их в прорезь ящика. Вот что мне с этой честности, а? У сослуживцев всех жены, дети – карапузы толстощекие. Дома всегда ужин ждет, форма чистая, а ночи жаркие. Пальцы уже посинели, холод струйками пробирался под широкие рукава и обвивал руки, полз все выше. Одно утешает: последний день стою. Перевели меня. В Костряки. Возвращался я вчера со смены, решил в таверну зайти, кружечку пропустить, благо жалование вчера выдали, да еще и премию накинули в честь дня Основания Вольграда. Иду, гляжу, мальчишка какой-то Линю тащит – девчонку из таверны. Она-то кухаркой там, да подавальщицей – не продажная. А он тащит. Линя кричит, отбивается… Ну я-то и вмешался. Девчонка она хорошая, редко когда не клала в суп лишний кусочек мяса, а кружку до краев приносила, да не пену одну. Вмешался… на свою голову. Парень-то зыркнул на меня и процедил, дескать он – маг дипломированный, что хочет, то и творит. Маг-то маг, а кулаком в зубы – и свалился. Линя в слезы, я – в холодный пот. Это сейчас я себя героем чувствую, а вот маг очухается – и не останется от меня и горстки пыли. Эти гады что хотят творят – никто им слова поперек не скажет. Люди простые для них – что трава под ногами. Утром меня к сотнику вызвали. Нажаловался. Ур-р-род. Нет, обвинить-то меня не в чем было. Не убил же, а зубы маг себе новые отрастит. Но маг этот сыном Мастера Ветра, члена Совета, оказался. Щенок. Не стал сам разбираться, побежал, папочке нажаловался. А уж меня-то быстро вычислили, я ж в форме был… Вот теперь поеду… В Пограничье. В Костряки. К фейкам и их отродьям на корм. Идиот. – Следующий! Рассматриваю посиневшие пальцы. Потом поднимаю глаза… Она смотрит на меня и чему-то улыбается. Худая, нескладная, закутанная в грязно-серый шерстяной плащ, слишком легкий по такой погоде. Из-под плаща виднеется подол зеленого, тонкого платья. Волосы распущенные треплет ветер. И цвета они странного, никогда не встречал: словно грозовые тучи, иссиня-черные, отливающие металлом. А карие глаза с зеленоватыми крапинками – припухшие, покрасневшие – то ли от ветра, то ли от слез. Девушка из моих снов. Нара Еще не зашло солнце, как я оказалась у ворот. Чем ближе я подходила, тем больше меня охватывало беспокойство. Человек в черной одежде злобно кричал: "Следующий!" А потом: "Какова цель визита?!" И каждый вручал ему деньги. За вход? Княгиня жестоко подшутила надо мной. У меня не было ни денег, ни цели. У меня не было ничего, кроме той одежды, которая на мне. Княгиня подшутила… Пусть видит: я оценила ее шутку! Улыбаюсь. Не для себя, не для людей вокруг – для нее. Эйш-тан должна знать, как я поняла ее юмор. Эйш-тан должна знать – я не сломаюсь. Я – баньши угасшего Рода! Улыбаюсь. Холодно. – Следующий! Я оправила плащ, робко заглянула ему в глаза. Никогда раньше мне не приходилось разговаривать с людьми. И никогда раньше не случалось такого, чтобы я не знала ничего о судьбе человека, перед которым стояла. Хотя бы – как он повлияет на мой Род. Теперь – ничего. Княгиня не показала мне нити. Я взглянула ему в глаза… мир остановился, застыл на месте. Стоящий передо мной человек в черной короткой куртке и таких же черных штанах… На правой стороне груди – гербовая нашивка. Темноволосый, светлокожий, глаза болотной зелени. На виске шрам. Безусый. Волосы короткие. Обычный человек. Нет. Не обычный. Даже не будь у него родинки в уголке правого глаза, я все равно узнала бы его из тысячи. Это лицо. Этот взгляд. Он! Последний из Рода, потомок побочной ветви, которую я пропустила в незапамятные времена. Нельзя встретить и проводить столько мужчин и женщин одного Рода, чтобы не выучить наизусть все фамильные признаки, на которые обычный человек может и не обратить внимание. Он! Я нашла его… Теперь я улыбнулась по-настоящему. – С вами все с порядке? – спросил стражник, хмурясь и пытливо, жадно разглядывая меня. И нет в голосе злости – только беспокойство. Искреннее. – Вам помочь? Я заморгала. Со мной? Все ли в порядке? Как со мной может быть не в порядке – сегодня, сейчас, когда… Позади недовольно заворчала очередь. Тот грубиян, который толкал меня в спину, теперь кричал, что не намерен стоять до утра на холодном ветру. Я вернулась в смертные земли. Я сейчас не баньши. Я человеческая женщина без вещей и гроша в кармане. – Н-не совсем, – пробормотала я. – Какова цель вашего визита в Вольград? – мягко спросил он, убирая ладонь с рукояти торчащего из-за пояса меча. Посиневшие от холода пальцы вцепились в ворот форменной куртки, стараясь покрепче затянуть его, не пустить под одежку холод. Он с трудом заставлял себя стоять прямо, не переминаться с ноги на ногу, хотя, я видела, ему этого хотелось. Цель! Какая же у меня может быть цель?.. – Найти тебя… – сорвалось у меня с губ прежде, чем я сообразила, что говорю. – Что? – переспросил он, от удивления даже перестав хмуриться. – Меня? Перед глазами все померкло, а когда зрение вернулось, я стояла возле гамака моей Эйш-тан. – Как была дурой, так и осталась, – холодно улыбнулась Великая. – Вот, смотри… Я вгляделась в нить, которую она мне протянула и склонилась в глубоком поклоне. – Простите. Я ищу Сегока, не знаете такого? Он – родственник моего мужа… – Я выдержала паузу и решила уточнить: – Погибшего мужа. У мужа не было других родных, кроме него… – Сегока? – стражник нахмурился вновь, между бровей пролегла глубокая морщинка. – Нет, не знаю… Простите. Вам нужно заплатить за вход и пройти до таверны "Серебряное Копытце". Там спросите, да и переночевать вам где-то надо… Солнце садится. – У меня нет денег, – призналась я. Вот так всегда – даже перед Княгиней говорю, что думаю, не откладывая в долгий ящик. Чего уж перед человеком изворачиваться? – Как же вы так? – покачал головой он. Очередь нервничала. Стоявший за мной мужчина ругался, что нечего побродяжку в приличный город пускать. Это я-то побродяжка?! Стражник глянул на хама так, что понятно стало, кого и куда нельзя пускать, а потом вновь обратился ко мне: – Что ж делать-то? Не должен я вас пускать. Давайте-ка так… Вы со мной постойте, пока я не сменюсь, а потом пойдем, я вас накормлю и помогу вашего родственника найти. – Он замялся и вдруг покраснел. – Вы только не подумайте чего такого… Я просто… Не дело это, по такому холоду на улице спать, тем более такой молоденькой девушке, как вы. С тихим звоном упала на дно ящика медная монетка, которую он достал из кармана. Улыбнувшись, он подмигнул мне. – Во всем должен быть порядок. Покормит… на холоде… Я хотела возразить – зачем мне, баньши, человеческая еда и тепло? Налетел ветер. Холодно. Похожий холод отозвался где-то внутри меня… Лицу стало непривычно горячо, а мне неловко и стыдно, когда поняла: это не холод, это пустота в желудке. Я голодна. Я мерзну. Я человек. – Спасибо, – прошептала я и чихнула. Мне очень холодно. И очень хочется есть. – Простите… а вы скоро сменитесь? – Замерзла? – понимающе спросил он, принимая у грубияна монетку и кивком разрешая ему пройти. Потом оценивающе глянул на меня и в который раз покачал головой. – Напарник мой скоро вернуться должен. Ты уж подожди немного. Не могу я пост оставить, а одну тебя отпускать не хочу. Помедлив, он бросил очередную монетку в ящик, а потом вдруг начал расстегивать тугие петли на форме, шипя и ругаясь на не поддающиеся его замерзшим пальцам костяные пуговицы. – Вот, держи, – он накинул нагретую, пахнущую табаком куртку мне на плечи, закутывая меня, словно ребенка. Сам зябко поежился, но тут же, заметив мое невольное движение, твердо произнес: – И не спорь. Нечего тут из себя строить. Вон, синяя вся… Хотелось сказать, что и он не лучше, но вместо этого вырвалось неожиданно тихое и беспомощное: – Спасибо… Под курткой стало тепло. Вот странно – стражник сам замерз, дальше некуда. Не человек – воплощение холода. А куртка теплая, согретая живым теплом. Мелочь, чепуха, но непонятно. Сам холодный, куртка теплая. Почему? Люди очень странные существа, и в большом, и в малом. Но разве для них не загадка мы, Старшие? Те из смертных, которые проходили мимо меня в город, поглядывали с недоумением, будто мне не место здесь, на воротах. А потом косились на человека в одной рубашке. Что не так? Перед глазами закачалась в своем гамаке Ткачиха. Нет, она не вызвала меня к себе, просто вспомнилась. Для меня все было ясно. Он – последний из Рода, человек, благодаря которому я живу. Я нашла его – неправдоподобно быстро нашла! – и теперь должна позаботиться о своем человеке. Продлить его Род. Да не предложи он мне помощь, сама бы ходила за ним по пятам, выслеживая днем и ночью! Остаться с ним – моя цель на всю жизнь. Всю его жизнь. Нашу. Пока – нашу. Потом придет черед его детей и внуков. Ради этого я готова мерзнуть, готова голодать, готова терпеть лишения и болезни. Я снова чихнула. Готова-то готова, но не хочется. Не заболеть бы… на что моему человеку больная баньши? На что. Почему, скажите мне, этот человек вдруг проявляет такую заботу? "Вы только не подумайте чего такого"… Чего? Память о судьбах женщин из Рода представила множество вариантов. Я согласилась на помощь, не раздумывая. Слишком он был мне нужен. Слишком мне было холодно и… одиноко? Но почему он решил помочь? И как мне теперь себя вести? Наверное, честная женщина отдала бы куртку и ушла бы… прочь от ворот, потому что не платила сама за вход. Я закуталась потеплее и снова чихнула. Где его напарник?! – Марек, фейкино семя, ты где шлялся? – раздраженно рявкнул у меня над ухом мой человек. Одутловатый мужчина, одетый не в пример теплее, подошел к нам. От него пахло хмелем, а серые глаза были мутными, словно грязные зеркала. – А это кто? – спросил он недовольно, косясь на меня. – Сестра моя, – ответил мой защитник. – Мне идти надо бы… Полчаса осталось. Достоишь один? Тот фыркнул, дескать, знаем таких сестер, но кивнул… – Идем, – поманил меня человек. – И, забыл спросить, как зовут-то тебя, горемыка? – Нара… – от холода зуб на зуб не попадал. Он улыбнулся. Тепло и по-доброму. – А я – Тиан. Тиан Ничейный. – Ничейный… – повторила я. – Что же так? Опять брякнула. Как меня Княгиня терпит? Он не ответил. Засунул руки в карманы и пошел быстрее… Что я не так сказала? Я побежала за ним. Ветер, проклятый ветер как нарочно дул в лицо, забиваясь в горло. Человек шел слишком быстро, а я никогда в жизни не бегала. Как-то не приходилось мне, баньши это не надо… – Тиан! – позвала я, когда поняла – все. Не могу. На таком ветру даже стоять нельзя, не то чтобы бежать наперекор ему. – Тиан, подожди! – Что? – резко спросил он тем же тоном, что кричал: "Следующий!" – Тиан, – закашлялась я. – Прости… забери свою куртку. Я стянула куртку. Больше всего мне хотелось лечь и умереть. Прямо сейчас. Я обидела его. Последнего из Рода. Он повернулся ко мне спиной. Он уходил. Он сердился на меня. Если б он не был Последним – что мне за дело до чувств человека? Но теперь его жизнь и моя – одно. Он был одинок, потому что я не знала о его существовании. Потому что я не исполнила долг. Теперь я же попрекала его своей ошибкой. Небрежностью, неаккуратностью, глупостью. Своей – не его. Как была дурой, так и осталась. Правильно Эйш-тан говорила. – Забери, – попросила я. – Прости. Я уйду. Желудок громогласно заурчал. Стихии! Я и не думала, что могу издавать такие звуки. Потом появился кашель. От холода саднило горло. Меня пробирала дрожь. Сложно было удержаться от того, чтобы не натянуть куртку обратно на себя. Если бы я разгневала свою Эйш-тан, как бы поступила? Сейчас, пока я не найду ему жену, он – моя жизнь и мой Закон. Важнее самой Эйш-тан. Упасть на колени, взмолиться о пощаде? – Не дури. – Он преодолел мое слабое сопротивление и вновь завернул меня в свою одежду. – Идем, расскажешь, что знаешь о своем родственнике. Ночь близится… – А потом, помолчав, добавил: – А Ничейный я потому, что никому в этом мире не нужен. Я прижалась к нему. Пусть без куртки, но он теплый. Хороший… – Далеко до таверны? – Да нет. – По-моему, я сделала что-то не то. Он мягко отодвинул меня. – Идем, тут всего в паре домов… В таверне было тепло. И людно. Столько народу я видела только в пророческих видениях, которыми меня наделяла Княгиня. Пахло едой и людьми. Мы устроились за маленьким столиком, дерево которого от времени и пролитого пива потемнело, набухло, пошло волнами. Над стойкой висели оленьи рога. Весело звенели, сталкиваясь и выплескивая на столы свое содержимое, кружки. За соседним столиком сидели двое – курили, разговаривали о какой-то малышке, которую намеревались вдвоем… оприходовать… Я не сразу поняла, отчего так странно себя чувствую. Неуютно, непривычно… Мне никогда раньше не бывало жарко. Я стянула куртку и протянула Тиану. – Спасибо. – Нара Благодарная. Я не сразу поняла: он так шутит. – Нара Очень Голодная, Но Уже Согревшаяся, – поправила я. Тиан засмеялся. – Этому горю нетрудно помочь. Хозяин таверны очень удивился, когда Тиан продиктовал ему заказ. Покосился в мою сторону. – Давненько вы девок не угощали. Не жирно ли будет, одной столько умять? – Это не девка, – зло отчеканил Тиан. – Это моя сестра. Я и впрямь была слегка похожа на него: Ткачиха создала мое тело подобным женщинам моего Рода. Но не сегодняшним, а таким, какими они были, когда я поселилась у них. Я невольно расправила плечи. Это были особенные люди! Все! Великий Род, Род, которому служит баньши! Сравнить его с сегодняшними потомками – курам на смех! Да люди, которым я поклялась служить, убили бы всякого, кто попытался предсказать им подобное будущее. Чтобы потомок Великого Рода мерз на воротах, спорил со стражниками и трактирщиками?! Уму непостижимо! Хозяин таверны, видно, знал своего клиента. Поспешно поклонился, кликнул какую-то Линю и велел проводить за столик. Линя прибежала так поспешно, как будто ей обещали янтарную корону. На моего человека она смотрела с прямо-таки неестественным обожанием. Так смотрят Старшие на Эйш-тан… нормальные Старшие. Не я. Будь я повежливее с Ткачихой, она показала бы мне нить Тиана! И я бы знала все. Знала бы, с кем он дружит, с кем поругался, кто принесет в его жизнь радость, а кто несчастье. А так… я слепа и глуха, будто самый обычный человек. Я не знаю, нужна ли Тиану Линя или нет. Хотелось бы, чтобы нет – на что потомку Великого Рода служанка из таверны? Когда девушка узнала, что еда для меня, она помрачнела. – Это Нара, моя сестра, – в который раз за вечер повторил Тиан. Линя поверила. Удивительно наивная девушка! – Линя, – представилась служанка, как будто я еще не поняла. – Очень приятно, – покривила душой я. Поерзала на жесткой дубовой лавке и с надеждой взглянула на Тиана. – Линя, лапочка, Нара умирает от голода! Девчонку как ветром сдуло. – Кто ты для нее? – спросила я. Опять не то! Тиан помрачнел, как тогда, на улице. Я уж испугалась – уйдет, но нет, сдержался. – Расскажи о родственнике, – попросил он. Ткачиха засмеялась в своем гамаке. Лгать, притворяться – какое это мучение для баньши! А уж для меня-то… – Я ничего о нем не знаю, – солгала я. На самом деле я знала многое. Всю его нить от начала и до конца… он умер на прошлой неделе. Один, как и Тарк, и, как и у Тарка, его добро разобрали посторонние люди. Вот только дом не снесли – он Сегоку не принадлежал. – Муж мне мало рассказывал… Был у него дальний родственник в Вольграде. Писарем работал. Мы-то далеко жили, под Псховом. Род мужа… семья, я хочу сказать, прекратилась… то есть муж умер… простудился. – Привязалась ко мне эта простуда! Ничего умнее не могу придумать? – Простудился и умер. Ну, а я сюда пошла. Нет у меня никого и у Сегока нет. Последние новости десять лет назад доходили. Ему тогда уже полвека исполнилось… Один он жил. И сейчас, наверное, один живет. Вот теперь решила к нему податься. Мы-то с мужем бедно жили… – Бедно… – протянул Тиан. – Так бедно, что и на дорогу ничего не осталось? Где твои вещи? Ткачиха любит такие моменты, они делают ее узоры интересней. Как же Княгиня сейчас веселится! Ну и пусть! Пришла Линя, поставила на стол тарелку с супом. Хороший суп, наваристый, а запах-то!.. Я схватила ложку… Как-то я не так ее держу, неудобно. Оглянулась – нет, все так держат. Никогда прежде мне не приходилось есть суп! Какое… новое ощущение… Память о людях их моего Рода подсказала мне, как это делается, но первую ложку я нечаянно вылила на стол. Пришлось пересесть, пока горячий суп не потек мне на колени. – Ты не ответила, – напомнил человек. – Где твои вещи? Я подавилась куском мяса, который выловила в тарелке. Тиан подсел поближе и похлопал меня по спине. – Украли, – сообразила я, как следует прокашлявшись. – Все вещи? А тебя в живых оставили? – удивился стражник. Я припомнила рассказ одного бродяги, которого Тарк не пустил на порог прошлой осенью. – Недавно, по пути сюда. Остановилась в таверне, вышла в зал, вернулась – вещей нет. Деньги все истратила там же – на ужин и комнату. – Вот так взяли и украли? – скептически переспросил Тиан. – Почему ты не обратилась к стражникам? – Я обращалась! Но надо мной только смеялись… Кажется, я опять промахнулась. Это над бродягой могут смеяться, когда его обчистят ушлые воры. А над молодой одинокой вдовой нормальный стражник не посмеется. – Где это было? – нахмурился Тиан. Если бы Княгиня спросила моего мнения, я бы сказала, ей вредно столько смеяться. Не ровен час, оборвет гамак, сколько жизней прекратится. Но являться к своей Эйш-тан с претензиями не годится. – Не помню, – вяло пробормотала я. Хозяин таверны не зря хмыкал, когда Тиан называл заказ. Каши в меня влезло только четверть порции, да и то через силу. Тиан, который голодным и требовательным взглядом следил за тем, как я ем, не заставил просить себя дважды и смел все с тарелки подчистую. Он истратил на меня деньги, которые предназначал себе на ужин, – поняла я. Поэтому и не ел, только расспрашивал. А я-то, хороша! Обрадовалась, согрелась… Непонятная тяжесть принуждала закрываться глаза. Странная судорога заставила рот сначала открыться, потом вырвала протяжный вздох и только после этого я смогла вернуть себе полную власть над телом. Я зевнула! Я хочу спать! Дожили… Тиан помог мне встать и куда-то повел. – Сейчас снимем тебе комнату, ты сможешь отдохнуть, – говорил он, направляя меня вверх по лестнице. Мне снились сны… какое странное ощущение. Тиан, его жена, чем-то похожая на девчонку Линю, дети… Тиан был уже постаревший, седой, согнувшийся под грузом прожитых лет. Жена тоже немолода. Зато дети – сильные юноши, нежные девушки. Красивые, стройные. И внуки. Еще немного, но потом их будет больше. Их будет много, столько, сколько необходимо, чтобы Род не угас в веках, чтобы не исчезло семя Берсерка. И все они будут жить в доме – в огромном доме, построенном по моей подсказке Тианом. Прекрасное будущее. Моя мечта. Почему же мне так горько? Почему же хочется плакать? Внезапно я поняла. В этой жизни не будет меня. Я уйду, исчезну, стану неясной тенью, ветром завывающим в щелях осенними ночами. Сказкой, легендой, пустым звуком. Тиан во сне смеялся и угощал внуков яблоками и конфетами. Но он беспокойно оглядывался, словно… словно чувствовал: рядом есть кто-то, кого он не видит. Рядом есть я. И я буду всегда. Он отстранил внуков и ушел в другую комнату. Там долго стоял у окна и думал. О чем? Я не знала. Стоило ему оказаться одному, фальшивая улыбка сползла с его лица. – Ты довольна? – горько спросил он. – Но я так и остался Ничейным. Я проснулась. Бревенчатый потолок, грубая ткань одеял. В окна бьет солнечный свет. Я проснулась. Впервые в жизни. Ощущение было новым. Странным. Захватывающим. Как хорошо быть человеком! Я села на постели. Смутно припоминаю, что раздевалась перед сном. Тиан страшно покраснел, когда я стала при нем распутывать завязки платья, и выскочил за дверь. Через некоторое время вошла Линя и принесла мне сорочку. Передала, что "брат" просил одолжить, а сам ушел. Я кивнула – слишком хотелось спать. К счастью, я представляла себе, что люди для этого делают. "Брат" ушел… Ушел!!! Я едва удержалась, чтобы не выскочить за дверь в сорочке. Вот дура! Как я могла забыть – у меня человеческое тело! Люди стесняются друг друга, а мне и в голову не пришло стесняться Тиана. Я забыла, что уже не пара глаз, видящих будущее и рот, изрекающий пророчества. Я принудила себя одеться. Человеческие наряды были для меня загадкой. Никогда не приходило в голову обращать внимание на такие мелочи, разве что однажды, когда неподходящая для одного из моих людей невеста запуталась в завязках и задохнулась… Страх придал мне сил, я кое-как натянула платье и захватила плащ. Сбежала вниз, метнулась туда-сюда, отыскивая хозяина таверны. – Где он?! – выпалила я, дергая толстяка за руку. – Где Тиан?! Куда он ушел?! Тиан Выйдя из "Копытца", я покрепче запахнулся в куртку, и, ежась, побежал домой. Переодеться. Не то, чтобы вторая куртка была теплее, но от нее хотя бы не пахло женщиной. Странно, она ведь совсем недолго была на ней, но успела пропитаться ее запахом: тяжелым, цветочным. Не слишком-то приятным, если честно. Но не мне судить: таким, как она, не приходится выбирать, душатся, чем придется, что отдадут соседки или подарит муж. И пока я бежал, нелепо перепрыгивая через лужи, меня не оставлял вопрос… Зачем? Зачем я в это ввязался? Чего ради? Она не была красавицей. Ей нечем было расплатиться со мной. Не телом же – такие не платят им. Нет, прогнать бы ее я не смог, в город пустил бы, не по-людски молоденькую девчушку гнать на холод ноябрьский, за стены, но остальное-то? Мало того, что накормил, сам оставшись голодным, так еще и комнату оплатил, и соврал, что сестра. Теперь ведь не бросить ее. Еще и проблемы ее решать, когда со своими-то разобраться не могу. Да и рассказ ее… Не верится мне что-то. Боюсь, не найду я никакого родственника, не сдам это несчастье в чужие руки. Самому придется маяться. Правильно говорят, все зло в жизни от баб проклятых. В животе урчало. Специально ведь от завтрака отказался и обеда, думал, поужинаю хорошо, словно маг какой. Но глянул на нее, и так жалко стало… Бледная она, почти прозрачная… Сколько ж не ела-то, что с такой жадностью накинулась? Квартирка у меня была – сущий крысятник. Маленькая, что клетушка, темная, грязная. Спал на шаткой, скрипучей кровати, так и норовившей развалиться. Собственно, кровать – единственное, что было в моей квартирке. Очаг я давно разобрал, все равно денег на дрова не хватало, а всю мебель ненужную сожгла еще мать. На полу, рядом с кроватью, лежали три книги: "Кодекс Стражи", ветхий сборник песен и растрепанный, старый дневник. Зачарованный дневник. Мать говорила, от отца остался. Магом тот был. Вроде… Она так говорила. Я не верил. Был бы магом – чего тогда нас бросил, и почему мне дар не перешел в наследство? Мать часто лгала мне. Солгала и в этом, думаю. Как солгала, когда лежала умирающая и твердила, что вот встанет солнышко, и ей станет лучше. Но солнце встало, а она уже не увидела рассвет. Ночь забрала ее у меня. Я провел ладонью по шероховатой, холодной стене и сбросил форменную куртку, натягивая другую, облезлую, старую, тоже, по словам матери, оставшуюся от отца. Мать… И чего она мне сегодня вспоминается? Десять лет, как ее не стало, привык, почти забыл… Я снял с гвоздя пуховый платок – последний из оставшихся от нее предметов роскоши – и завязал на пояснице, спрятав под курткой и брюками, краснея, словно кто-то мог увидеть меня. Стал сразу выглядеть толще, но зато не замерзну. Мне ведь еще к интенданту идти, получать подорожные. А потом… Потом в Управу, искать сведения об этом… как его… Сегоке… Сегок Писарь… Да, она сказала так. Меч бросаю на пол – иного обращения эта железяка не заслуживает. Вот завтра, прежде чем отправляться, зайду к оружейникам, куплю новый, собственный. Пять лет коплю на него, должно хватить. А если повезет, еще и на новую куртку останется, а то в этой ехать – позорище. Никто и не скажет, что стражник, за бродягу-попрошайку примут. А потом словно озарение… Ни с того ни с сего. Я бросился к кровати, подхватил томик с балладами и вытащил спрятанный между страниц рисунок. Портрет. Матери. И похолодел. – Как же они похожи… Нет, не чем-то конкретным, спутать их, или даже принять за мать и дочь, нельзя было бы, сходство было неуловимым. Что-то в посадке головы, в том, как Нара… эта девушка… себя держала. Что-то такое… В ее глазах была та же боль, что не покидала мою мать. Когда она там, у ворот, призналась, что у нее нет денег, вспомнилось вдруг, как мать стояла на пороге, опустив голову, разговаривала с очередным кредитором… – Вот ведь, навязалась на мою голову! – застонал я, осторожно убирая портрет обратно в книгу. – Все беды от баб, точно! Но теперь я бросить ее не мог. Не теперь, когда вдруг увидел, насколько она похожа на мою мать. Не смогу, совесть не позволит. Все беды от баб и совести… Вот. Мне выдали бумаги и тощую сумку с провиантом. А еще лошадь – неслыханная щедрость, я подумал. Правда разочаровался быстро, коняге со звучным именем Боец было столько же, сколько и мне… По меньшей мере… Ему не поход идти через всю Рось, а на лужке пастись. Не взял. Что толку? Только угроблю беднягу. Уж лучше в обоз попрошусь. Да и не силен я в верховой езде, не было у меня денег, чтобы уроки брать, а в тренировочном лагере новичков учили лишь в седле держаться, большего стражнику и не требуется. Зато меня мечом махать знатно научили. Мать, правда, говорила, что не их это заслуга – в крови это, от предков перешло, – но я не верил. В крови? От предков? Кем они были? Она никогда не говорила… Или врала. Ну не верить же, что мой предок, тот самый Тиан Берсерк, в честь которого меня назвали? Легендарный воин, погибший вместе с городом, который защищал, ушедший в Осеннее Пламя, ставший одной из его душ. Тот, кого барды звали Огнем-Смертью. Так… Теперь в Управу… И правда, нашелся Сегок Писарь. В Управе он и работал. Злобный был старикашка, как мне сказал знакомый счетовод. Не любили его. Только вот умер он на прошлой неделе. И похоронили его за счет Управы – ничего не скопил за годы. Даже дом, и тот не его был. Я вздохнул, поблагодарил за рассказ и попрощался, сказав, что завтра уезжаю. Счетовод лишь головой покачал. Он неглуп был, понимал, что просто так в Приграничье не ссылают. Это ж верная смерть. Не фейри аль их отродья – так свои же во сне прирежут. Не живут честные люди там, одно отребье, наемники, да полукровки – шваль, отбросы этого мира. И что теперь делать? Девушку куда девать? Ну оставлю я ей денег, и что? Не так их у меня много, всего на пару месяцев хватит – не дольше. А потом? Как она проживет? Работать пойдет? Кем? Подавальщицей? Так не возьмут… Только если полотеркой… А это – верная смерть для такой… Мать три года проработала в "Серебряном Копытце". А потом умерла. Вот ведь пожалел дурочку… Теперь не отвязаться… Я вернулся домой и проворочался до рассвета, так и не сумев заснуть. В голову все лезли мысли о матери, о девушке, о назначении и о том, что с этим всем делать. Жениться на ней? Так ведь что я ей предложить могу? Какая у нее со мной будет жизнь? Себя-то прокормить не могу, какая тут семья. – Все беды от баб, – в тысячный раз повторил я, переворачиваясь на другой бок, кутаясь в сырое, холодное одеяло. Ладно, бросить ее – не дело. Придется что-то придумывать. К друзьям пристроить? Так нет таких, чтобы не побоялся девушку доверить. Значит, с собой возьму. В Вольграде ей больше делать нечего. Провожу до какой-нибудь деревушки, там и оставлю. Наверняка что-нибудь, да подвернется… Ей бы к знахарке какой в ученицы или ткачихе – пальцы тонкие, гибкие, осторожные, сноровистые – не полы мыть такими руками, не в земле возиться. Сначала-то я подумал, неловкая, как она ложку держала, но потом вспомнил, что с моими пальцами за три часа стало по такому холоду… – Где он?! – кричала она, дергая опешившего Лама за руку. – Где Тиан?! Куда он ушел?! Я усмехнулся… Вот уж навязалась на мою голову… Нара Хозяин уставился на что-то за моей спиной, я обернулась. Он пришел! Пришел! Никуда не делся! Ткачиха судеб, прости! Прости, что роптала на твою волю! Ради этого мига я пережила бы и больше… Ну и видок! Это я о нем. Убогий… Последний из Рода… Да уж, последний нищий так не оделся бы! Где он это старье выкопал? Ох, Тиан, наплачусь я еще с тобой. Как же мне сделать основателя многочисленного Рода из тебя – глупого, неимущего стражника? Добренький… первой встречной ужин отдал, курткой поделился… так ты никогда не разбогатеешь, Тиан. Я помогу тебе. Ты станешь другим. Бросишь это опасное и неприбыльное ремесло, перестанешь помогать убогим и обделенным, найдешь невесту… Только кто ж за тебя пойдет? Ладно, придумаю. Приодеть бы тебя, откормить, а там подыщем какую-нибудь богатую дуру… Лучше вдову, а не то родня вмешается, отдавать дочь простому стражнику ни один род не захочет. Я бы и сама не посоветовала. Но сейчас я на другой стороне. Найду Тиану хорошую вдовушку, женится, детишек заведет… а там и внуки пойдут… богатый дом… Почему же мне так горько и хочется плакать? – Потеряла меня, горемыка? Я отпустила хозяина таверны и уцепилась за руку Тиана. Он удивился, но отстраняться не стал. – Куда ты исчез? Я уж думала, не вернешься… Он как-то скривился. Кивнул хозяину таверны, сел за стол и усадил меня рядом. Вскоре Линя принесла нам… Что это такое? – Ешь, – посоветовал Тиан. – Тебе надо подкрепиться. Это едят? Завтрак оказался остатками вчерашней каши – местами горелой! – которую рачительный хозяин отскреб от горшков, залил водой, подержал на огне и теперь выдавал за съестное. Так Тарк приказывал служанке питаться, пока та не сбежала от такого доброго господина. – Ешь, – повторил Тиан. – Невкусно, но хоть что-то. За медяки позавтракаем. Щекам снова стало тепло. Кажется, люди такое чувствуют, когда к коже лица приливает кровь… это называется "покраснеть". Тиан такое вытворил несколько раз вчера, а я один – на воротах, когда поняла, что хочу есть. А теперь… Последний из Рода тратит последние деньги, чтобы накормить свою баньши. Не-ет, рано я у Ткачихи прощения просила, рано! Довести моего человека до такого! Будь я по-прежнему бесплотной, он мог бы съесть свежую кашу и наесться как следует, а не давиться этой мерзостью! – Ты будешь завтракать?! – Ого! В голосе прорезалась сталь. Оказывается, он умеет не только обижаться, но и сердиться. Пожалуй, это мне нравится. Мой человек не должен быть слишком уж добреньким. Я послушно взяла ложку и принялась вслед за своим человеком давиться невкусным завтраком. Не-ет, пора менять судьбу Тиана! Каждый день вчерашняя каша – я умру прежде Рода! – Запить… – прохрипела я, когда комок попал не в то горло. Линя услужливо поставила на стол пивную кружку. Я замотала головой. Слишком часто я видела, что делают с людьми крепкие напитки… даже пиво! А вот Тиан с удовольствием ухватился за ручку и сделал большой глоток. С этой привычкой ему придется расстаться. – Хорошо, без пены, – похвалил он. Линя просияла от удовольствия. Я закашлялась. Не так уж першило в горле, как хотелось напомнить о себе, а то девчонка так и будет пожирать моего человека глазами. – Чай будешь? Я закивала. Линя убежала и быстро вернулась. Это чай?! Княгиня!!! Вот спасу Род и все тебе выскажу, так и знай! Потрескавшаяся чашка была до краев полна кипятка. На дне сиротливо плавал одинокий листик, который, судя по виду, уже в десятый раз заваривают. Такого даже Тарк не придумывал! Хотя… у него служанка пила простую воду… Тиан неодобрительно хмурился. Нищенке, какой он меня посчитал, не пристало привередничать. Я взяла чашку, глотнула. Гор-р-рячо. Княгиня, больше от меня не жди благодарности! Это не напиток, это издевательство над бедным человеческим телом! Зачем ты меня им наградила – поиздеваться?! – Нара, – осторожно начал человек, отвлекая меня от сетований на судьбу. – Я узнавал насчет Сегока в Управе… – Какого Сегока? – удивилась я. – Твоего родственника, – терпеливо напомнил Тиан. – Ты вчера говорила – Сегок Писарь из Вольграда. – А, этого! Так он же давно у… – Бестолочь, – пропела Ткачиха, раскачиваясь в гамаке. Чтоб ты вывалилась! – Бес-то-лочь… Ой, ду-у-у-ура! Ну и ляпнула! Вот уж воистину – бестолочь! Как мне, такой глупой, Род доверили? – Прости, – попыталась исправить ситуацию я. – Ты говорил о родственнике моего мужа. Что с ним? – Он умер, – опустил глаза Тиан. Человек напрягся, словно теперь ему предстояло что-то нехорошее. Только что? Все люди смертны, какое мне дело до Писаря… Ой, дура! Я ж вроде как этого старикашку и искала. А он умер. Ни вещей, ни денег, ни родных… Я тоже опустила глаза, постаравшись состроить как можно более печальную физиономию. – Умер… – эхом повторила я. Мне даже не пришлось притворяться, когда я сообразила: вот сейчас Тиан может встать и попрощаться. Он свое дело сделал, куда больше? Накормил бездомную, родственника разыскал… Не его вина, что того уже нет в живых. На этом все. Все. – Умер! – закричала я страшным голосом. Люди Рода хорошо знали этот крик. Он оповещал их о несчастьях раньше всех гонцов и вестей. – Умер!!! – Не плачь, – попросил стражник, с тревогой вглядываясь в мое лицо. Я поспешила закрыться руками: сквозь маску скорби прорывалась усмешка. Поверил, наивный мой! Ну и человек мне достался! – Я не плачу, – произнесла я глухим голосом. – Я не… что мне теперь делать?! Парень сглотнул. Странно, раньше он казался мне зрелым мужчиной, но вот сейчас – нет. Не может взрослый человек быть таким наивным. Мальчишка… Такие не взрослеют, хотя, бывает, старятся. – Меня из Вольграда переводят, – выпалил он. – В Костряки. Пойдешь со мной? – Что-о?! Из столицы идти через всю страну в такую глушь?! На пограничье? Не так страшны фейри, Старшие – они не тронут, я ведь в своем праве. Но люди! Отребья! Как я ему в этой глухомани жену хорошую подыщу?! А там чистокровных смертных днем с огнем не сыщешь, в каждом хоть капля Старшей крови течет. А ведь мне человек нужен, не Старшая. Смешай Тиан кровь с нечеловеком – все, Род оборвется, сколько бы ни было детей-полукровок. Не может полукровка продолжить Род, это Закон. Ладно, сдался он Старшим, не о том речь. – Не до Костряков, – поспешил заверить меня Тиан. – По дороге подыщу тебе хорошую наставницу… – Что-о?! Теперь я разозлилась по-настоящему. Кто он такой, чтобы мной распоряжаться?! Тиан потихоньку тоже начинал злиться. Линя, которая с удивлением прислушивалась к нашему разговору, спала с лица и убежала на кухню: почувствовала недоброе. А вот меня уже не остановить было, не испугать. Да как он смеет?! Тиан И я эту… мегеру и манипуляторшу… называл милой, беспомощной, наивной девушкой?! Ничего себе! Вот ведь… А глаза-то как горят! Ну чисто кошка, которой на хвост наступили! Пальцы вон, скрючила, будто когти. Волосы дыбом стоят… Правда, орала она недолго, вновь упала на лавку и расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Я к тому времени уже вскочил с лавки и стоял пунцовый, кулаки сжимал. Нет, ударить не смог бы – не так воспитан, – но хотелось до жути. – Никому… Не с кем… Не к кому, – всхлипывала она. – Нет у меня никого… Я растерянно стоял посреди таверны. Успокаивать рыдающих девушек не было моим любимым занятием. А тут еще вспомнил, что сестрой ее представил – что люди-то подумают, что при живом брате одинокой себя считает?! – Ну что ты… Я же тут. – Мягко. Раздражение и злость ушли, будто и не было. – Пойдем-ка… Нам отправляться скоро, а у тебя ни одежки, ни обувки теплых нет. Она подняла на меня счастливые глаза, кивнула, быстро вскочила и, подбежав ко мне, словно клещ вцепилась в рукав. Я аж испугался – оторвет, вон, по шву затрещал… И невольно улыбнулся, подумав, что не такие уж мы с ней и разные… Ничейные, но отчаянно мечтающие стать чьими-то. Торжище раскинулось за воротами – Вольград просто не вместил бы его. Торговали прямо с повозок. Купцы побогаче ставили шатры. Бегали мальчишки, играя во что-то и мимоходом срезая кошельки с поясов зазевавшихся покупателей. Одного я поймал за ухо и, отобрав кошелек, вернул тот побагровевшему владельцу – тучному богачу, который же раскричался на все торжище и едва не набросился на меня с кулаками. Во внутреннем кармане, прямо под сердцем, дожидались подходящего меча скопленные золотые и серебряные монеты. Мелочь бряцала в кармане. Нара разглядывала торжище с каким-то детским, наивным восторгом. И, как ребенок же, жалась ко мне. На сей раз я не стал ее отталкивать. Лишь фейки знают, что в ее рассказе правда, а что – нет, но к толпе она не привычна, видно, и правда жила в деревне. Ее не интересовали наряды, но я с трудом оттаскивал ее от лотков со сластями и магическими игрушками. Пришлось купить ей огромный грушевый леденец, чтобы хоть чуть-чуть угомонить. Времени глазеть по сторонам не было. До вечера я должен покинуть город. Кстати, надо будет поспрашивать тут, не уходят ли сегодня обозы на Костряки. Хорошо бы наняться в такой. Пешком мы далеко не уйдем, да и опасно это. Пусть мечник я неплохой, но против банды разбойников, в последние годы заполонивших тракт, не выстою. Да и нет пока у меня меча. Не брать же с собой ту тупую железяку, которой только плашмя по головам воришек и бить? – Эй, Тиан, а что ты хочешь купить? – спросила Нара. Я глянул на девушку и закашлялся. Сначала я не понял, что с ней – щека раздулась до немыслимых размеров. Потом до меня дошло – это она леденец за щеку (про запас, что ли?) засунула. – Меч, – ответил я, борясь со смехом. – Меч? – посерьезнела она. – А зачем тебе меч? Тебе совсем не нужен меч, ни капельки… И что на такое ответить? – Мужчина должен уметь себя защитить. Вот нападут на нас разбойники… – Не нападут, – сообщила она. – Нара… – Я начал злиться. Ну не может она быть настолько наивной и не знающей жизни. Линя – и то больше понимает. А эта ведь пол-Роси, по ее же словам, пешком преодолела. Похоже она поняла, что рискует нарваться на неприятный разговор по душам, вновь зачмокала леденцом, но морщинка, залегшая между бровей, никуда не делась. Палатки оружейников занимали самый центр торжища. Их было четыре. Я остановился, раздумывая, какую выбрать. Пожал плечами, осторожно освободил рукав из хватки тонких пальцев и шагнул к алой. Нара вновь ухватилась за меня и потянула обратно. – Не ходи… – а в глазах ужас. Я стряхнул ее руку. Вот ведь! – Подожди меня здесь, если хочешь, – предложил. Она замотала головой. Даже леденец выплюнула. – Не ходи. Не надо, – зачастила. Я не стал спорить. Что толку? Слушаться ее я не нанимался. Я иду – она со мной. Или нет. Это ее выбор. Решительно откинув полог, я шагнул внутрь. Она тенью скользнула за мной. Двое обитателей палатки вели неспешный разговор о преимуществах и недостатках парных мечей, выложенных на бархат. Пожилой мастер, брызгая слюной, доказывал что это – оружие для новичков, ничего не стоящее в серьезном бою. Рыжеволосая женщина, не соглашалась, говорила, что в умелых руках – и молоток страшнее катапульты. Они оборвали спор на полуслове и одновременно глянули на нас. Нара сжалась за моей спиной, стараясь стать незаметной. Я же выругался – на женщине была темно-винная, сшитая из дорогой плотной ткани, форма Советника с алым гербом на рукаве. Огневик. Покопавшись в памяти, я даже вспомнил, как ее зовут – Елина Огнь. Мало кто не знал ее. Так и звали: "В каждой бочке затычка". Говорили, она Ректором могла бы стать, но что-то там не вышло, избрали другого. С тех пор она лютует пуще прежнего, озверела. Вот только ее и не хватало на мою голову. – К тебе покупатели, Сиб, – с насмешкой сообщила она, отступая от лотка и кивая мне, будто доброму знакомому. Забренчали серьги – гроздья монеток. Такие цыганки носят – отметил ненароком. – Вижу, – ответил тот. – Интересные покупатели, надо сказать… Давно ко мне не приходили такие интересные люди… А ты могла бы и сказать, что не просто так, а по делу явилась. Я прокашлялся. – Мне бы меч, – робко как-то получилось. От досады я покраснел… Ну прямо девчонка какая! Собрав в кучку оставшуюся гордость, я, уже тверже, сообщил: – Одноручный, средний, обоюдоострый. – Меч? – задумчиво спросила почему-то маг. – Значит меч, говоришь… – Не нужен ему меч, – высунулась из-за моего плеча Нара и тут же спряталась обратно. Я уже хотел выпроводить ее из палатки, но… – Ему не нужен меч?! – спросила маг, в ее странных, хищных золотых глазах разгоралось пламя. Верхняя губа приподнялась в волчьем оскале. На миг мне показалось, что черты ее лица исказились, будто сквозь иллюзию проступили настоящие… Я умоляюще глянул на оружейника. Самому связываться с магом, разгневанной глупостью моей спутницы, не хотелось. Хватит, дважды я на одну борону не наступаю. А маг тем временем бросила загадочное: – Эре аш'анель, бэниши?(1) И моя подопечная ответила. На том же певучем, незнакомом мне языке: – Аш'анель эре, Реи'Линэ Сид…(2) Маг по-птичьи склонила голову набок. Пламя ушло из ее глаз, но не окончательно, еще тлели в глубине черных зрачков злые искры, напоминая о том, что нужно быть осторожным. – Так-так, малыш… – обратилась ко мне маг. В голосе ее не было злости – лишь неподдельный интерес. Пронесло… Впрочем, Нара все еще пряталась за меня. Что же ей сказала маг? И что услышала в ответ? – Значит, меч тебе нужен… Я покорно стерпел "малыш", только кончики ушей пламенели уже от унижения. От магов хорошего не жди… Вот дернуло меня эту палатку выбрать. Говорила же Нара! – А если саблю? – спросила маг. – Не хочешь саблю? Есть у меня одна… Только вот сабля эта не всякого признает. Разборчивая она. Только в особенные руки пойдет. Признает тебя – отдам даром. Нет – так нет. Ну что? Я сглотнул. Магическое оружие стоило столько, что я и до конца жизни не скопил бы. А тут само в руки идет… Но магу-то что с того? С какой стати она мне предлагает такую ценную вещь в подарок?! Нара дернула меня за рукав, я отмахнулся от нее. Не сейчас. Будет мнение высказывать, когда за тряпками пойдем. А сейчас от нее одни проблемы да глупости. – Ты погоди отказываться, – Огневик смерила меня насмешливым, задержавшемся на кособоко залатанной дырке, взглядом. – Я плохого не посоветую, вон, Сиб подтвердит. Тот закивал как сумасшедший и я, наступив проснувшейся гордости на горло, неопределенно пожал плечами. Маг скинула с бархата клинки, словно мусор. Сиб тут же бросился их подбирать, причитая и ворча… А она вытянула руки и развела их в стороны, едва не сбив колпак с оружейника. А потом резко хлопнула в ладони. Вокруг ее запястий закружили огненные кольца, а потом пламя стекло на черный бархат. И превратилось в саблю… Я охнул. Нет, навидался я на последних учениях всякого, да и на тренировки учеников ходил смотреть, но это было… невероятно… Я подошел ближе и, зачарованный, склонился над волшебным оружием. Это была сабля с коротким, широким клинком, слабо изогнутая, с острым концом. Крестовина маленькая, прямая и длинная, будто под женскую ладонь, но у меня руки тоже небольшие, узкие, совсем не подходящие воину. Головка рукояти была выполнена в форме раскинувшего крылья ворона – черненого, с позолотой. И дрожит сабля… Словно живая. А по острой кромке искры пробегают. – Возьми, если сможешь, – произнесла маг у меня над ухом, и я механически повиновался. Рукоять легла в ладонь, будто под нее и делали. А черный ворон открыл рубиновые глаза и каркнул громко: – Признаю тебя, последний из Бер-р-рсерков! Я зажмурился а потом, опомнившись, отбросил саблю, словно обжегшись, и отступил. Маг внимательно глядела на меня. А потом со странной, грустной улыбкой произнесла: – Забирай. – Взмах, и сабля взлетает, зависает передо мной, ожидая. – Возьми, Воин. Твоя она. По праву твоя. – Ши'эр гонераи!(3) – прошипела Нара, о которой мы и забыли. – Ши'эр нераи!(4) – резко ответила маг, прожигая глупую девчонку взглядом. Хорошо – не поджигая. Могла бы… – Эту саблю моя Семья хранила тысячи лет. Лишь воин, равный ее первому владельцу мог прикоснуться к ней. Никто больше. Бери, Воин. И не забывай, кто ты… Твой Род должен гордиться тобой. И исчезла в языках бездымного, не обжигающего пламени… А я стоял и смотрел на саблю, мягко легшую мне в руки… Нара вытащила меня из палатки, а я все смотрел и смотрел, не в силах поверить… Моя… Только моя… Выбравшая не Великого Воина, а меня – обычного стражника… Бедняка, болвана и растяпу. – Энри гане'ари нераи?!(5) – проворчала под моим ухом Нара. А потом неожиданно твердо, как еще ни разу не говорила, предупредила: – От магов ничего хорошего не жди. Избавься от этого… Не принесет счастья. Я не стал спорить. Только спросил сухо: – Что это за язык? – Мой отец был магом… Это истинный… Я с детства помню… – поспешно и неумело солгала – я видел, что солгала, – она. – Какое совпадение, – язвительно (и откуда взялось) сообщил я. – Мой отец тоже был магом. Вот странно, не правда ли? И, не следя, идет она за мной, или нет, размашисто зашагал к палаткам портных. Я знал – идет, не было нужды проверять. Не знаю, что ей нужно, но просто так эта теперь не отвяжется. Не оставлять же ее мерзнуть? Деньги теперь есть, раз уж оружие мне бесплатно досталось… Все равно выброшу на ветер, так почему бы не на одежку для Нары? Для Нары, подозрительно свободно говорящей на истинном, действительно являвшемся языком магов. И Старших с фейками. Только вот не была она Старшей. На всех воротах Вольграда амулеты висят. Если нелюдь пройдет – закричат, завопят, закружат. К фейкам вопросы! Сегодня – мой день. Я заполучил Оружие. Именно так – с большой буквы. Оружие Воина. Не буду портить себе настроение подозрениями. О Наре и том, кто она такая, можно и завтра подумать… Нара Ох, не к добру встреча! Не к добру! Княгиня Осенней Семьи встала на моем пути. Смешно сказать: "Княгиня встала на моем пути". Это я – пыль под ее ногами, которую она растопчет и пойдет дальше. А Тиан-то! Мальчишка! Обрадовался! Игрушку получил и радуется. Нет, чтобы умных Старших слушать! Он мне не в сыновья, не во внуки годится – в отдаленные потомки! В самые что ни на есть отдаленные! Нет, не к добру эта встреча! Что задумала Реи'Линэ? Зачем она вмешалась в нашу жизнь? Почто ей являться в смертные земли и вручать Тиану наследство Первого Берсерка? Рассказать ему, как погиб его предок? Ушел в Осенний Огнь! А теперь Княгиня и на потомка замахнулась. Нет! Не отдам! Ни за что не отдам! Пусть другие машут мечами, получают раны и рискуют собой! Мой человек будет мирно жить в безопасности, в тепле и покое! Уговорю его бросить эту придурь вместе с саблей. Продать мерзкую железяку, найдется ведь дурак, который с руками отхватит! Нет, с руками не надо, но все равно. Продать железяку, деньги пустить в оборот… но из Вольграда лучше убраться. Только куда? Точно не в Псхов – додумается еще поискать моих друзей или хотя бы знакомых. Костряки исключаются. Ладно, придумала тоже проблему! Для начала пусть бродячим купцом походит, а я уж Ткачиху умолю защитить в дороге. А там где угодно осядет, разбогатеет, дом заведет, женится… Какие его годы, молод еще, можно не торопиться. Как бы только уговорить Тиана с саблей расстался? Вцепился – не отберешь! Ко-онечно-о, он у нас мужчина, он у нас самый у-у-у-умный! Мальчишка! Дурак! Может быть позже, когда он больше ко мне привяжется? Или, например, когда деньги закончатся, надо же будет на что-то кушать! А я уж расстараюсь, не оружейника подыщу, а ювелира. Железка будет знать, как Последнего из Рода на путь гибели склонять! Глаза у ворона выковыряют, позолоту соскребут… А нам втрое больше, чем оружейник бы дал, отвалят! Куда только можно все деньги сразу ухнуть? Я наткнулась на какого-то парня и остановилась. – Смотри, куда прешь, фейкино семя! – Простите, – извинилась я и хотела пройти дальше. Тиан ходит ненормально быстро. Специально учился, что ли? А я еще и задумалась, замечталась… Ну, где его теперь искать? Люди, люди, люди! Много людей, все кричат, толкаются, бегают… Где же Тиан? Парень никуда не делся, наоборот, подозвал еще двоих. Выглядели они не многим лучше Тиана, только морды какие-то противные, а глаза маслянисто блестят. – Вы не видели стра… – начала я и вспомнила, что с утра Тиан был в другой куртке, без герба, – простите, моего спутника. Высокий такой, темноволосый, с короткой стрижкой. Куртка такая потрепанная, старая. Мы вместе пришли, но вот… – Я беспомощно умолкла. Парни нравились мне все меньше и меньше. Надо бы избавиться от них и попробовать самой поискать… – Что ж ты сразу не сказала, цыпочка? – оттолкнул первого парня его приятель. – Видели твоего хахаля, видели! – Он мой брат, – поправила я на всякий случай. – Где… куда он пошел? – Да вот сюда, – схватил меня за руку третий. Он потащил меня куда-то в сторону, заталкивая в тихий закуток между палаток… Почему этот смертный держит меня за руки – за обе руки?! Крепко держит… больно. Что им нужно от моего платья?! – Подождет братик, не переломится, – гадко произнес первый парень. Княгиня!!! Спаси! Передо мной уже закачалась спасительная паутина, но тут полыхнул огонь, сверкнули хищные золотые глаза… – Молись Хаосу, баньши… – прошуршал тихий, холодный голос. – Молись, чтобы хоть что-то осталось в нем после твоей "помощи" Великому Роду Огненных Берсерков, хоть искра… Я осталась в смертных землях! Реи'Линэ! За что?! Парень одной рукой держал меня за запястья, а другой зажимал рот. Тиан У палатки с одеждой я притормозил. – Пойдем, посмотрим, может что тебе подойдет, – сказал я. Тишина в ответ. Обиделась, что ли? Осматриваюсь, на цыпочки встаю, выглядывая поверх голов. Как сквозь землю к фейкам провалилась! И что теперь делать? Ходить, орать, звать по имени? Желание плюнуть на глупую обидчивую девку и отправиться в город, собираться в путь, я пресек на корню. Не годится так… Не по-мужски. "Взял на себя ношу – не бросай на полпути", – любила повторять мать. Испугался вдруг, вспомнив, что на этом торжище творится: вор на убийце сидит, мошенником погоняет. А она глупая… Пойдет, как корова на бойню, поверит, дурочка, первому же встречному… И даром, что манипуляторша, мегера и лгунья… Все равно ведь блаженная, не от мира сего, с придурью странной. А я-то каков! Заигрался, загордился. Воин Великий! А за блаженной дурочкой не уследил! Вот случится что с ней – виноват буду. – Потерял что-то? – я резко обернулся. У палатки, скрестив руки на груди, стояла Елина Огнь. И усмехалась – недобро, ядовито. – А, может, кого-то? Я молчал. Похолодев, сжимал саблю, которую нес наголо, за неимением ножен или хотя бы тряпки, чтобы завернуть. – Что вы хотите? – Я? – удивилась маг. – Много чего. Например, преподать одной слишком… непочтительной… девочке… урок, указать на ее место и объяснить, наконец, каков ее долг. А то, по-моему, она сама не понимает что творит… – Где она? – Я отложил на будущее все вопросы. Сейчас главное – девочка. Вот знал ведь, что магам нельзя верить. Знал, но пожадничал! Возгордился! Зазнался! Опьянен был неслыханной честью, что меня, оборванца без роду без племени, выбрал Клинок. – Где Нара?! – Что тебе дороже, малыш, выбирай. Отдай мне саблю – я скажу, где твоя… проблема… потерялась. Или ищи сам. Выбирай, малыш… И упаси тебя Хаос сделать неправильный выбор. Я не даю второй шанс. Никому. – Она смотрела прямо, не отводила взгляд, не опускала хищных, карих глаз, отливающих холодным золотом. – Даже тебе не дам, хотя просил за тебя тот, кому не могу я отказать. Выбирай, кто ты, Тиан. Воин или… Берсерк или Ничейный? Странно, почему на нас никто не обращает внимания? Ни на меня, держащего обнаженный клинок, ни на нее, окруженную горячим, дрожащим маревом… – Я… – сглотнув, собираюсь с мыслями. Золото… Холодное… Затягивающее… Ее глаза – золотое зеркало, в котором я вижу свое отражение. Себя другого. Себя настоящего… – Я не… Хочется разжать сведенные судорогой пальцы, отпустить рукоять сабли – нагревшуюся, обжигающую… Но я медлю. Медлю – трушу. Потому, что не могу заставить себя отказаться от мечты… Не могу стать Ничейным, когда кто-то признал меня Берсерком. И вдруг осклизлый ком, вставший в горле, исчезает. Я вижу ее… Я вижу где она. Нет – не вижу, знаю. И я, забыв о ждущей ответа Елине Огне бросаюсь к шатрам барышников. И не слышу, как она смеется мне вослед, и не вижу, как исчезает в пламени, так и не замеченная никем. Я бегу. Расталкиваю мерно вышагивающих покупателей, сбиваю один из лотков. Бегу, на ходу крича: "Вольградская Стража! Уступите дорогу!" Бегу, не чуя под собою ног… Мир теряет цвета и звуки. Торговцы и покупатели разевают рты – медленно-медленно, – но до меня не доносится не звука. Только бы успеть, только бы не опоздать! И не опаздываю. За шиворот оттаскиваю мужчину от лежащей на земле Нары. Двое других бросаются на меня с разных сторон. Рублю наискось одного, перекидываю саблю в левую руку и наношу удар в живот второго. Третий поднимается с земли, кидается мне на спину. Локтем в живот и с пол-оборота рублю не глядя… И замираю… Что-то не так… Что-то не правильно… Зажмуриваюсь, трясу головой… И тишина прорывается, лавиной звуки обрушиваются на меня. Стоны, тихий жалобный плач и мое хриплое дыхание. И вопли прибежавших на шум барышников, зовущих стражу. Желудок сжимается, завтрак просится наружу… Я слишком поздно вспомнил, что в моей руке не тупая железяка, а сабля… Все алое… Все вокруг алое… Весь мир алый. Алый с золотом… Пламя пожирает все, чем я был. В огне сгорает глупый мальчишка стражник, подкармливающий остатками хлеба живущих под полом крыс, подбиравший нищенок и бродяг и никогда не державший в руках настоящего боевого оружия. Никогда не убивавший. – Вставай, – хрипло. Протягиваю руку, помогая ей встать. Она не отвечает, но с земли поднимается. И тут же отдергивает ладошку, перемазанную в крови. И я смеюсь. Хрипло. Безумно. Слышишь, Елина Огнь, я выбрал! Я выбрал! Я сам выбрал! И будь я проклят! … ведь я выбрал неправильно… Стража, прибежавшая на крики, не уволокла нас, как я боялся. Нет, даже благодарность вынесли: эту троицу второй день ловили. Не первой оказалась Нара, только вот за других жертв некому было вступиться. Никто бы и не почесался, но они умудрились принять за бродяжку дочь одного из десятников стражи, возвращавшуюся из бедного квартала, куда ходила к подруге. Одежду позаимствовала у служанки, это ее и сгубило… Вот уже два дня, как вся стража на ушах стояла. Неофициально, конечно… А эти трое идиотов и не знали, какая на них охота развернута. Помогло и то, что я был "из своих", меня признали. – А ты, Ничейный, что ж не на службе? – спросил один из стражников Торжища, смутно знакомый мне по одному из учений. – Так перевели меня. До полудня должен выехать… – ответил я, пожимая плечами и озираясь в поисках, обо что бы вытереть клинок. – Значит, в Управу некогда идти? – чуть нахмурился старший смены. Я виновато кивнул, надеясь, что он войдет в мое положение. Моя квартирка уже продана, сегодня вечером в ней вселится новый жилец. – Идите, – кивнул он, немного поразмыслив… И мы пошли… Уже по дороге я вспомнил, что мой напарник вчера рассказывал о вознаграждении, назначенном за головы убийц… Не этих ли? Не потому ли меня отпустили, что решили присвоить заслугу себе? Жаль, но времени выяснять не было. Отпустили – и ладно. А деньги… Деньги теперь есть. На дорогу хватит. Хватит даже на то, чтобы ночевать в придорожных тавернах, а не в лесу, под кустами. Но к обозу прибиться все-таки попытаюсь… – Ты в порядке? – вспомнил я о девушке. Та сжимала мою руку, сильно, словно стальными тисками, а не тонкими холодными пальцами. – Ты сделал неправильный выбор, Тиан Берсерк! – говорит она, а по щекам катятся крупные слезы. – Ты сам отказался от мира, отрекся от покоя. И нет тебе пути обратно! Пораженный ее словами, я застыл, вырвался из ее хватки, положил ладонь на худенькое вздрагивающее плечо и заглянул в заплаканные глаза. – Они хотели изнасиловать тебя, а потом убить – перерезать глотку. Они заслужили смерть. Она резко отвернулась. Прядь волос попала в рот. Отплевавшись, она произнесла тихо: – Лучше бы я умерла… Все, к чему я стремилась, разрушено. У меня ничего не осталось. Никого. – И в тихий, шипящий крик: – Только ты… Только ты и остался… Я ведь тоже… Ничейная. Никому не нужная. Неумеха и бездарь. Я долго-долго смотрю на нее, потом прижимаю к себе. На нас пялятся, но не подходят. Все торжище уже знает о произошедшем. – Я не брошу тебя, – и это обещание. – Просто позволь себе в это поверить. Ты больше не одна. Я тебя не оставлю… Нара Будь ты проклята, Реи'Линэ! Будь ты проклята! Меня сотрясала крупная дрожь. Я человек. Я всего лишь человек, у меня смертное тело… женское тело. Обычное женское тело, такое же, как у дочерей Рода. И оно беззащитно. Тиан весь в крови. Я тоже. Плащ можно выкидывать, платье еще и разорвано. В левой руке он держит саблю, я вцепляюсь в правую. Что было бы со мной, если бы не Тиан? А он и сам напуган. Смеется, кричит… Я тоже кричу: – Он Ринэ, вадэ'али Сид!(6) Нет. Не слышит. Фейри. Как она могла? Подвергнуть моего человека такому испытанию?! Великая Княгиня. Высшие не знают жалости и сожалений. Нет. Не видать ему мирной жизни. Воин. Великий Воин. Тот Кому Неведом Мир. Он не умрет своей смертью. Не построит дом, не воспитает внуков. Нет. У него не будет могилы, некому будет оплакать его. Нет… Он погибнет в битве, от меча или стрелы. Он падет в бою, и менестрели восславят его имя. Имя Тиана Берсерка – Последнего из Огненного Рода Берсерков. Но мне уже не услышать об этом. Я умру там, с ним… Исчезну… И пронесется над кровавой сечей вопль-крик-стон баньши, чей Род прервался. Плач умирающей баньши. Выбор сделан, его не изменишь. Мне не надо видеть паутину судеб, чтобы понять это. – Будь ты проклята… – уже не кричу – шепчу. – Реи'Линэ, Огнь Осенних Костров… По виду торговца, у него сегодня был особенный день. Вот только не сказать, чтобы очень уж радостный. Когда в палатку вваливаются мужчина и женщина, оба в крови, будто в ней выкупались, у мужчины меч наголо, а женщина в порванной одежде… – Стража! – придушенно пискнул купец, закатывая заплывшие жиром глазки. – Тихо! – рявкнул на него Тиан. – Я сам стражник! При исполнении. Преступников задержал. – Он кивнул на меня: – Вот, потерпевшая. Купец оглядел меня с ног до головы. Я, кажется, начинаю понимать, что означает такое выражение лица… О, Ткачиха Судеб, неужели я так перед тобой провинилась?! Не хочу быть человеком! Не хочу быть женщиной! Вообще не хочу быть! Ну почему, почему людям надо на меня пялиться?! Я ведь даже не красива! Тиан заметил масляный взгляд торговца и поудобней перехватил окровавленную саблю. Купец опомнился и быстро закивал моему человеку. – Госпожа изволит одеться? Тиан с сомнением оглядел меня. Он чего-то ждал, но я не понимала – чего. – Одеться, – выговорил, наконец, стражник. – Теплое платье, новый плащ… Нара! Какая тебе еще одежда нужна? – Мне? – изумилась я. – Ох, да. Одежда… нужна, наверное… Тиан тягостно вздохнул и смерил меня взглядом: "ну что же за наказание мне досталось". – Горе ты мое. Вспомни! Ты, когда с мужем жила, что из одежды покупала? – С каким мужем? – тупо спросила я. – С твоим мужем! Нара! – сердито. Навис надо мной, нахмурился. Пора брать себя в руки. Ткачиха, наверное, уже молится на моего человека – даже она на меня столько не кричала, как он. – Ах, с мужем… я не помню. Он всегда из города привозил мне одежку, сам покупал… – Горе ты мое! Деточка, все позади! Больше тебя никто не тронет! Я с тобой! – Снова мягко. Словно с ребенком неразумным разговаривает, или буйной безумицей. – Ага, конечно… – бурчу. Тиан беспомощно обернулся к торговцу. – До сих пор не может в себя прийти. Не поможете? – А вот эти просительные нотки в голосе мне не нравятся. Чтобы потомок Великого Рода унижался перед каким-то… торгашом?! – У госпожи есть деньги? – уточнил торговец. – Нет. – Купец разом поскучнел. – У меня есть. На прилавок брякнулся тяжелый кошель. Рядом Тиан положил саблю. Все еще окровавленную. Торгаш сглотнул нервно, отодвигаясь. Дай ему волю, сбежал бы наверное подальше от сумасшедших стражника и потерпевшей. – Подберете ей, что нужно. И еще – куртку мне. – Тебе еще плащ хороший не помешает, – очнулась я. Не время спать. Если Тиану позволить, он так в путь и отправится, словно нищий. Заболеет, умрет… За ним глаз да глаз нужен. – И сапоги. И штаны тоже нужны новые. – Тебе лучше? – обрадовался Тиан, кивая торговцу. – Мне? – Вот какая разница, что со мной происходит? Мне не было лучше, мне было так плохо, как никогда в жизни. Страх, отвращение, гнев… Я человек. Брр! – Со мной уже все хорошо, правда. Ты о себе подумай. – Что тебе купить? – вернулся человек к своему вопросу. Я развела руками. – Не знаю… – И правда, не знала. Тиан сплюнул в сердцах. – Я помогу госпоже, – вызвался купец. Он так посмотрел на меня, что я попятилась и покрепче вцепилась в руку Тиана. Не-е-е-ет, больше я своего человека не отпущу! Торговец понял, что его помощи госпожа не желает, и подошел к занавешенному углу палатки. – Станя! Помоги госпоже! – кликнул. Светловолосая девчонка в простом, латаном сером платье выскочила из-за полотна. – Милостивая госпожа, идемте! – с поклоном. Я оглянулась на Тиана, но этот предатель отцепил мою руку от своего рукава, еще и подтолкнул вперед. – Иди, – твердо сказал он. – Я пока тут себе подберу что-нибудь. – И, видя, что я не тороплюсь выполнять распоряжение, рявкнул: – Иди же! – Мне ничего не надо, – твердила я, пока смертная тащила меня в отгороженный закуток. – Как не надо, госпожа, вы на себя посмотрите! – причитала девочка. Огромное зеркало ясно показало, на что я теперь похожа… – Чего ты от меня хочешь? – сдалась я. Девчонка растерялась. В серых глазах стояло удивление. – Милостивая госпожа, что вам нужно?! – Не знаю. Тебе надо продать – ты и продавай. – Я безразлично пожала плечами. Мигом позже поняла, откуда у меня этот жест. О, Хаос! Это он должен был учиться у меня, а не я у него! – Ну, хотя бы, где вы эту одежду собираетесь носить?.. – Нам для путешествия нужно! – крикнул Тиан, видимо, прислушивался к происходящему, не слишком понадеявшись на меня. – Потеплее! Госпожа сильно мерзнет! – Для путешествия, – покорно повторила за ним я, хотя этого и не требовалось, девочка не могла не слышать. – Что-нибудь попроще, подешевле. Девчонка скрылась, а после вернулась с таким же платьем, как у нее самой, только еще нигде не латаным. Кошмарным платьем, даже служанка Тарка такое бы не надела… – Не-е-е-ет! – я отмахнулась от служанки, сующей мне под нос эту тряпку. – Госпожа? – Убери эту тряпку! – со знакомой такой твердостью в голосе, мне совсем не свойственной. О, Хаос! – Но, госпожа, вы ведь сами просили… – робко настаивала она. – Не надену серого платья! Хочу зеленое! – и глазами сверкнуть – Тиану помогает, значит и мне поможет. Станя хлопала белесыми ресницами. – Но зеленое дороже… – вновь возразила она. – Ну и что? Я ношу только зеленое платье и серый плащ! Только так! И никогда не наоборот! – И подбородок задрала. Так всегда делали женщины моего Рода, когда кто-то пытался им возражать. – Но, госпожа! – Да что ж за смертные такие пошли?! С десятого раза не понимают! – Только зеленое платье и серый плащ! – тихо, с угрозой. Тиан за занавеской фыркал уже от смеха. – Кофту еще подберите потолще, – посоветовал он. – И еще… ну, чтобы везде тепло было, понимаете? – Как скажете, господин, – согласилась Станя и ушла за зеленым платьем. Выбор платья оказался не таким уже и легким делом. Паршивка Станя притаскивала мне какие-то обноски, которые сидели на мне, как мешок на огородном пугале. Неудобные, невозможные, кошмарные! Уродливые! Пусть Ткачиха сделала меня человеком, но Старшей я от этого быть не перестала. Никогда Старшая не наденет такое… убожество… Я перемерила десятка два, не меньше, постепенно входя во вкус. А ведь раньше не понимала, что женщины моего Рода находят в этом, почему часами крутятся перед зеркалом. – Это подойдет, – милостиво согласилась я. Станя бросила на меня замученный взгляд. Под конец, она, сдавшись, притащила мне целый ворох одежды, не глядя, что берет. – Это?! – она внимательней глянула на выбранное мною темно-зеленое платье. – Ну да, – согласилась я. – Госпожа, это же бархат! – с отчаянием произнесла она, заламывая руки. – Ну и что? – разозлилась я. При всех выкрутасах ее братца Тарина до самой смерти ходила только в бархате и шелках. Эта пигалица еще будет меня учить, как одеваться! – Мне нравится это! – Но бархат! – сходила с ума девчонка. – С меховой оторочкой! – Нара, – вмешался в нашу перепалку Тиан. – Замерзнешь в бархате… Никакая оторочка не поможет. – Не замерзну! – заупрямилась я. – Замерзнешь, простудишься, – не уступал человек. – Что я с тобой делать буду? Куда мне тебя девать? На дороге бросить?! – Не надо меня никуда девать! – взвилась я. – Тогда возьми другое, – предложил Тиан. Я, не глядя, вытянула следующее из вороха. Это было попроще, из мягкой, уютной шерсти. Да, Тиан прав, зачем мне бархат? – На вас замечательно сидит, госпожа! – охнула моя помощница, всплеснув руками. Станя порылась в том же ворохе, вытянула оттуда кофту-накидку и набросила мне на плечи. Кофта и платье чудесно дополняли друг друга. – Вам повезло, такой красивый комплект и такой дешевый… Я поморщилась. Теперь, когда спал первый испуг, я вспомнила, что собиралась не экономить деньги Тиана, а потратить. Если сам такой дурак добренький… вот потратится, тогда и саблю продаст… Перед глазами промелькнула жуткая картина: Тиан расправляется с парнями, которые на меня напали. Что бы со мной было без его сабли… Да и поздно уже. Став на путь Воина, он не свернет уже. Не отпускает Огнь тех, кого опалил. Он уже внутри смертного тела. В глазах Тиана уже пляшут его блики. Сабля ему теперь просто необходима… Чем лучше оружие – тем дольше он проживет. Может, удастся хоть семя его взрастить в чреве какой-нибудь девушки? Уж ребенка-то я от Княгини Осенней охраню… – Госпожа? – тревожно окликнула Станя. – Что с вами? – Со мной все хорошо, – заплетающимся языком ответила я. – Дешевый, говоришь? Хорошо… Плащ я уже взяла первый попавшийся. Серый, как и хотела. Тяжелый, из толстой шерсти, на простой домотканой подкладке. Станя скрепила фибулой наброшенный на плечи плащ и вывела из-за натянутого полотна в основную часть палатки. Тиан при виде меня как-то изменился в лице. Гулко сглотнул. Он, кстати, тоже приоделся – расстаравшийся купец отыскал ему более-менее приличную одежду взамен испачканной. К моей радости, плащ тоже прикупил, не забыл. Все черное, смотреть страшно! К тому же, явно не новое. Хорошо еще чистое… – Нравится? – с явной гордостью спросила Станя. – А-а-а, – протянул Тиан каким-то странным голосом. – Сколько с меня? – Шесть золотых и три серебряные монеты. – А-а-а. Хорошо. – Дорого? – расстроилась я, заметив, как он глянул на кошелек. – Я же говорила – не надо мне ничего! – Нет, оставь! Хватит у меня денег, хватит! Теперь только платок купим… и… – Человек чудовищно покраснел. – Белье тебе нужно. Теплое. И сорочка. Еще сумку бы… – вспомнил Тиан. – Какой платок? – возмутилась я. – Не надо мне никакого платка. – На голову, – отрезал Тиан. – И не спорь, я сказал – нужно! – Госпоже бы еще волосы заплести, – встряла Станя. – Неудобно ведь в дороге будет. Возьмете ленту? – Ни за что! – Где вы видели баньши с убранными волосами?! Нет, эти смертные меня с ума сведут! – Тебе же хуже, – махнул рукой Тиан. – Но платок возьми. Из палатки мы вышли, расставшись с семью золотыми из тианового кошелька. Человек нес в правой руке саблю, а в левой сумку, куда были сложено сменное белье и ненавистный мне платок. Надевать эту гадость я отказалась: сегодня не было ветрено, так что о здоровье можно не беспокоиться. К счастью, Тиан не вспомнил человеческий обычай, по которому вдовы прячут от неба волосы. Или не очень-то поверил моему рассказу… Саблю он нес завернутой в холстину. – Надо бы ножны прикупить… – шепнул он себе под нос. – Ей не нужны ножны, – заметила я, не глядя на спутника. – Ее ножны – пламя. Позови – и оденут клинок. Он фыркнул что-то, но я не расслышала, погруженная в свои невеселые думы. Порыв непонятно откуда взявшегося ветра бросил мне в лицо алый кленовый лист… И кто-то рассмеялся… И шепнул в ухо: "Все правильно, глупая… Все так, как должно быть"… Тиан Оставалось купить ножны и поспрашивать, не уходят ли сегодня обозы на Костряки. Держа Нару за руку, я быстро шел, разыскивая знакомые лица. Многих купцов я встречал на воротах, многие знали меня в лицо, кто-то даже по имени. Нара вдруг резко остановилась. Я дернул ее за руку, но девушка не двинулась с места. Пришлось оборачиваться и смотреть, что ее так заинтересовало. Мы стояли у навеса, под которым старый мастер выложил музыкальные инструменты… – Что? – недовольно спросил я. – Нам некогда любоваться… – Тиан… Ну пожалуйста… – просительно. – Всего минутку. Ну, как было отказать? Она подошла ближе, кивнула мастеру. Тот, обрадованный, начал предлагать ей свои нехитрые товары. То флейту расчехлил, то вытащил откуда-то семиструнную гитару – изящную, из светлого дерева… Ох, знал бы, чем кончится, за волосы бы утащил! Нара вцепилась в гитару, будто утопающая в бревно. Все расспрашивала мастера: что, да из чего, да почем… Я, услышав цену, поперхнулся – иной меч дешевле. – Хотите опробовать? – спросил мерзкий торгаш, прищурившись. Нара обернулась, глянула на меня… и я вновь кивнул. Поморщился правда, когда она уже не видела… Гитару она держала неуверенно, но вот пальцы пробежали по струнам. Перебор, еще один… Нахмурившись, она подтянула одну из струн. Попробовала еще раз… А потом заиграла. Да так, что я не поверил своим ушам. Вот оно, значит, что! А я-то уши развесил! Какая она вдова-то, к фейкам?! Менестреля за час видно! Должен был догадаться сразу, как она Псхов упомянула. Вот и объяснение всем ее странностям. Как же я мог забыть, что, кроме феек, их отродий и магов, истинным свободно владеют еще и менестрели! Как мог не догадаться, что все ее странности – не наивность и глупость, просто менестрели все такие, не от мира сего. Мелодия изменилась. Старый мастер не просил вернуть инструмент: как и я, заслушался, потерялся среди льющихся из-под нервных пальцев аккордов, заблудился, потерялся, забылся… А вокруг уже толпились привлеченные музыкой зрители, яблоку было негде упасть… Ее глаза затуманились, и вновь новая мелодия: жестче, быстрее… безумней… И она запела. Сначала тихо, хрипло, так, что музыка заглушала ее голос. Все громче, и громче… У нее был удивительно богатый, глубокий голос с легкой хрипотцой. Сильный, красивый, необыкновенный… Голос Менестреля. Степь под копыта бросит ковер ковыля. Примет убитых в добрые руки земля. Там, на дороге – пепел остывших костров. Древние Боги помнят забытую кровь. Я закрыл глаза. …хрипит раненый конь подо мной. Один за одним гибнут те, кто бьется рядом. Ни боли, ни злости, ни страха – только ярость. Кровавая, застилающая глаза ярость… …огненная дева смеется, и срывается с ее ладоней пламя, летит ко мне, но не обжигает – прячет, укрывает, защищает. "Сражайся, мой Берсерк", – шепчет кто-то, но я почти не слышу, оглушенный стуком собственного сердца. И горит в моих руках сабля… И ревет пламя: "Сражайся дитя угасшего Рода, сражайся – это в твоей крови!"… Нам на ладони чертит грядущее рок. Серые кони, серый усталый клинок. Там, за порогом ветра нездешнего вихрь. Древние Боги в нашей смеются крови. Там, за закатом – лица, года, города. Счастье Проклятых путь что зовется всегда. Только немногим душу согреет звезда. Древние Боги были и будут всегда. …тебе ведь не нужен мир? Ты не ищешь покоя? Зачем они такому, как ты?… А перед глазами стоит усмешка огненного мага. Злая усмешка, довольная. …разбуди то, что спит в твоей крови… Скрипнут колеса древней телеги времен. Что-то вернется, что-то – растает как сон. Песня тревоги… Знаки судьбы на челе. Древние Боги с нами идут по земле. Степь под копыта бросит ковер ковыля. Тех, что убиты, снова подымет земля. Древнего рога звуком поднимут нас вновь Древние Боги – Вера, Надежда, Любовь! (7) Я словно сон вижу: навстречу мне несется армия. А я один… И лишь сабля со мной. Одна сабля против целой армии. И я. – Придите те, кому не ведом мир! – шепчет кто-то моим голосом и кричит, срывая голос: – Придите те, кто выбрал свободу, а не рабство! Придите жители Великого Города, покоренного, но не сдавшегося! Придите и исполните обет! И они приходят. Что-то пробивается из-под земли, идет волнами дерн, фонтанами брызжет земля. И они встают. И разгорается внутри костяков осеннее пламя, и сжимают костяные пальцы ржавые мечи, одетые в огнь… И они идут… И они мстят… Все еще не соображающий ничего, я покорно согласился купить моему несчастью эту гитару, будь проклята она и мастер, ее нам всучивший. На инструмент для моей менестрельки ушли почти все деньги. Купить ножны – и все. Придется все-таки наниматься в обоз, или голодать… – Тиан… – радостно, звонко. – Тиан, ты слышал?! Слышал?! – А кто тебя играть учил? – спросил я, чуть успокоившись. Что уж теперь? Да и Менестрелю инструмент как воздух нужен. А она помрачнела, нахмурилась, в глаза вернулась тревога. – Никто. Я и гитары-то в руках не держала никогда… – пожала плечами. – Как не держала? – опешив, переспрашиваю. – Такой не держала, – исправляется она. И горестно всхлипывает: – Зря я пела, зря! Наи'ли Сей, они мит'т ва'ари?!(8) – Почему? – Это не песня! – с отчаянием произносит Нара. – Это проклятье, предсказание. Мой дар, да катится он в Хаос! Ты ведь заметил! Ты ведь видел, видел… это. Судьбу. Проклятье. Я молчу, ничего не говорю… А перед глазами до сих пор стоит видение – тысячи огненных воинов, что пришли по моему зову… Ножны я все-таки купил, хотя Нара и убеждала меня, что не стоит. И обоз нашелся, который шел по Вольградскому тракту. Не до Костряков, правда, но в нужную нам сторону. Нара не отходила от меня ни на шаг. Гитару она повесила за спину. Мастер сказал, ее эльфы делали. Ни дождь, ни холода ей не страшны. Сбегав за вещами, мы вернулись как раз к отходу обоза. Нара устроилась на одной из телег, я шел рядом. Пели возницы – тягуче, раскатисто… За спиной остался Вольград – Город Городов. За спиной осталась моя прежняя жизнь. В Вольграде остался Тиан Ничейный, по тракту же шел Тиан еще не Берсерк. Впереди меня ждала неизвестность… Ткачиха Судеб покачивалась в своем гамаке и смеялась. Уже сплетен узор, уже предрешено будущее, его не изменить ни метаниями глупой девчонки, но выбором мальчишки, ни вмешательством Реи'Линэ. Ни сабля предка, ни предсказания баньши не помогут потомку Берсерка, когда придет его час. Мало быть Воином, чтобы открыть дорогу пламени… мало… Не призвать ему Воинов, не спасти ему город… намеченное давным-давно случится. Скоро. Уже седлают Чудовищ те, кого она призвала. Уже корчатся в муках жертвы, приносимые в дар несуществующим зверобогам. Поют шаманы, пьют из золотых чаш соленую кровь, пляшут и молят, зовут… Случится так, как должно было произойти тысячи лет назад. Быть потомком Берсерка мало. Слишком поздно спохватилась Реи'Линэ… |
|
|