"1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война." - читать интересную книгу автора (Овсяный Игорь Дмитриевич)

«Китобойный промысел» Форин оффиса

Рыбная ловля, как известно, древний промысел. Не счесть любителей этого занятия. Фольклор многих народов свидетельствует, что ему с увлечением посвящали свой досуг и бедняки и короли. Если говорить о времени более близком нам, то можно назвать бывшего короля Италии Виктора-Эммануила III, подолгу просиживавшего в молчании с удочкой в руках. У него даже был специальный офицер, который постоянно находился рядом и часами тоже безмолвствовал. Когда же рыба склевывала червя, он нацеплял нового, плевал на него, и король опять забрасывал удочку. Благодать!..

Другое дело, когда рыбку ловят в мутной воде. Увлечение подобным спортом никогда не может принести лавров, а порой приводит к неприятностям. Даже крупным. В этом мог убедиться Форин оффис, проявивший подобную склонность. В середине июля 1939 г. в Западной Европе по этой причине вдруг вспыхнул громкий дипломатический скандал.

Внешне события выглядели так. 17 июля в Лондоне открылась международная конференция по китобойному промыслу. Кроме Англии в ней участвовали Германия, Норвегия, Соединенные Штаты и Япония. Германию представлял упоминавшийся выше Вольтат. Возможно, он еще помнил по картинкам в школьных учебниках, как выглядит кит, но причины назначения его руководителем делегации, безусловно, были иные. Крупный финансист, экономический советник Геринга по «четырехлетнему плану», Вольтат обладал прекрасными связями в деловых кругах Лондона, восходившими еще к 1933 г. По свидетельству самого Вольтата, он имел постоянный свободный доступ к Г. Вильсону, с которым поддерживал ряд лет «почти дружеские отношения». Сравнительно недавно стала известна другая любопытная деталь – эмиссар Геринга, оказывается, длительное время осуществлял секретные контакты с Ванситтартом, помимо своего дипломатического поста занимавшим видное место в иерархии руководства английскими специальными службами. К сожалению, относящиеся к данному вопросу архивные фонды Форин оффиса, ознакомление с которыми представило бы несомненный интерес как для англичан, так и для широкой международной общественности, станут доступны после 2015 года. Как будет видно из последующего, для подобной застенчивости есть достаточные основания.

Через норвежского представителя профессора Бергерсена английский министр внешней торговли, предприимчивый сын крупного магната, нажившего состояние на производстве мыла, Р. Хадсон организовал встречу тет-а-тет с германским делегатом. 22 июля разорвалась бомба: английские газеты оппозиционного направления под крупными заголовками сообщили, что «один из членов кабинета» предпринял новую попытку «умиротворения», предложив фашистскому рейху грандиозный заем, по некоторым данным, до миллиарда фунтов!

Сенсационная новость мгновенно облетела западный мир. Посыпались запросы и возмущенные высказывания. Пытаясь как-то замять дело, Хадсон встретился с корреспондентом «Дэйли экспресс». 24 июля газета опубликовала его интервью под заголовком: «Это я подготавливал предоставление мирного займа в переговорах с Вольтатом».

По мнению некоторых буржуазных исследователей, утечка информации произошла случайно, в результате телефонного разговора Хадсона, услышанного (или подслушанного?) испанским послом в Лондоне. Тот доверительно сообщил новость французскому посольству. Опасаясь, что английский союзник в сделке с Гитлером, не задумываясь, может продать интересы Франции, Кэ д’Орсэ подбросило добытые сведения английским газетам.

Дипломатия стран фашистского блока не упустила случая поставить кабинет Чемберлена в глупейшее положение, «с негодованием отвергнув» английские предложения. Подробно комментируя информацию, в которой предоставление займа Германии связывалось с ее «разоружением» под международным контролем, нацистская пресса оценила предложения Хадсона как «фантастические», свидетельствующие о том, что британское правительство «потеряло чувство реальности». Вместе с тем было высказано возмущение «бесстыдной и нахальной» формой «проекта», как если бы Англия диктовала условия «побежденному врагу».

Не поскупилась на риторику и итальянская «Трибуна», назвав английский демарш «предложением Шейлока», и заявила, что «нож Шейлока» никогда не сможет поразить сердце держав «оси», ибо для этого есть только один путь – борьба!»

Как остроумно заметил по поводу разыгравшегося скандала уже упоминавшийся исследователь Эстер, «угрожающее молчание», а именно так пыталось толковать свою позицию в отношении Германии британское правительство, «неожиданно превратилось в оглушительный рев».

Шумиха, вызванная разоблачением Хадсона, сыграла, однако, роль дымовой завесы, скрывшей от внимания общественности подлинное содержание проходивших тогда секретных переговоров. Мало можно узнать о них и из опубликованных в Англии дипломатических документов. Выйти истории на верную дорогу в этом вопросе помогло одно обстоятельство, которое организаторы закулисных сделок не учли. Спасая народы Европы от коричневой чумы, Советская Армия вступила на территорию фашистского рейха, В Гредицберге, в поместье Герберта фон Дирксена, германского посла в Лондоне в 1938—1939 гг., был обнаружен архив. В большинстве это были фамильные документы и деловые бумаги помещика-землевладельца, скрупулезно подсчитывавшего расходы и доходы. Но часть архива представляла необычайный интерес. Дело в том, что Дирксен имел небольшую слабость – был весьма высокого мнения о собственной персоне. Стремление поведать потомкам о своих деяниях побудило его нарушить строго соблюдаемый порядок – не держать дома служебных бумаг. Он заботливо подобрал машинописные копии отправлявшихся им телеграмм и донесений, копии расшифрованных телеграмм германского МИД, информационные материалы, поступавшие от чиновников или сотрудников возглавляемого им посольства, личные письма дипломатов. Нельзя не признать, что расчет Дирксена в данном случае был верен: подборка в прошлом совершенно секретных документов стала весьма колоритным украшением его деятельности на посту посла в британской столице[48].

Ознакомление с архивом Дирксена позволяет установить, что сенсационное признание Хадсона, наделавшее столько шума, в действительности было тонко рассчитанным ходом. Его цель – скрыть подлинные масштабы и характер тайных переговоров, в которых с английской стороны участвовали Г. Вильсон, Хадсон и ряд других лиц.

Документы говорят о том, что у Чемберлена и его единомышленников к описываемому моменту сдали нервы. Не дождавшись «обнадеживающего знака» со стороны Гитлера, сами выступили с предложением о заключении соглашения. При этом они больше всего опасались собственного народа: «Для сторонников этих планов, – писал Дирксен в Берлин 24 июля 1939 г., – наиболее головоломным является вопрос, как приступить к осуществлению этих переговоров». Общественное мнение настолько возбуждено, что опубликование сообщения о подобных планах ведения переговоров с Германией было бы немедленно взято под смертоносный огонь. «Лица, занятые выработкой программы переговоров, понимают поэтому, что подготовительные шаги должны быть сделаны самым секретным образом».

Переговоры начались «по английской инициативе», подчеркивает Дирксен. Воспользовавшись прибытием Вольтата на китобойную конференцию, Гораций Вильсон, правая рука Чемберлена, уже не ограничился намеками или дипломатическим зондажом. «Сэр Гораций, – писал Дирксен, – подготовил документ, в котором была изложена детально разработанная широкая программа; сэр Гораций Вильсон дал совершенно ясно понять, что Чемберлен одобряет эту программу; Вильсон предложил Вольтату немедленно переговорить с Чемберленом для того, чтобы Вольтат получил от него подтверждение сказанного Вильсоном».

Из приведенного следует, что эти тайные переговоры проходили не в каком-либо укромном закоулке, а на Даунинг-стрит, 10, в резиденции британского премьера, где рядом с кабинетом шефа находился и рабочий кабинет Вильсона. Стало быть, в описываемые минуты Чемберлен сидел совсем рядом, напряженно ожидая, не появится ли Вольтат. Но тот уклонился от встречи.

Суть английской программы крупными мазками изобразил Вольтату Р. Хадсон. Без обиняков он заявил, что «в мире существуют еще три большие области, в которых Германия и Англия могли бы найти широкие возможности приложения своих сил, а именно: Британская империя, Китай и Россия. Англия собственными силами не может в достаточной мере обслужить свою империю, и было бы возможно и в этой сфере более широкое привлечение Германии. Точно так же Япония не может удовлетворить весь Китай в экономическом отношении; в России – положение вещей аналогично». (Курсив мой. – Авт.)

Как понять, что положение в России «аналогично»? Документ дает один ответ – Россия предлагалась Германии в качестве сферы «приложения сил».

Программа этим не ограничивалась. Ее можно назвать верхом цинизма и вероломства в истории английской дипломатии (а это немало!): за сделку правительство Чемберлена выражало готовность предать союзников, отказаться от всех своих обязательств; ликвидация политики «окружения» рассматривалась английской стороной «как само собой разумеющееся следствие соглашения с Германией». Это означало бы прекращение переговоров с СССР, аннулирование фальшивых гарантий, предоставленных Польше и Румынии. Вот, стало быть, почему в лондонский проект договора с СССР был внедрен «лигонационный зонтик», вот почему английское правительство, официально объявив о заключении договора с Польшей, все лето оттягивало его ратификацию!

– А согласно ли британское правительство с тем, чтобы кроме названных германской стороной были поставлены на повестку дня еще и другие вопросы? – спросил Вольтат.

– Фюреру нужно лишь взять лист чистой бумаги, – ответил Вильсон, – и перечислить эти вопросы. Английское правительство было бы готово их обсудить.

В заключение беседы Вольтат пообещал по возвращении в Германию выяснить, считает ли Гитлер момент подходящим, чтобы приступить к такому обсуждению.

«Сэр Гораций Вильсон с большим оживлением ответил, что если это удастся, то будет сделан важнейший шаг по пути преодоления трудностей».

«…Достижение соглашения с Германией, – заключал свое донесение Дирксен, – является для Англии все еще самой важной и желанной целью».

Как умудрялась английская дипломатия увязывать переговоры в Москве с подобным курсом?

После долгих споров согласившись на гарантии странам Прибалтики, западные державы отметили, что это обязательство не распространяется на случай «косвенной» агрессии. Их позиция явно шла вразрез с логикой. Именно путем «косвенной» агрессии гитлеровцы захватили в марте 1938 г. Австрию и в марте 1939 г. – оставшуюся после Мюнхена часть Чехословакии. Кстати, «гарантии», предоставленные Англией и Францией Польше, учитывая этот опыт, предусматривали возможность как прямой, так и косвенной агрессии. Когда же вопрос встал о прибалтийских странах, где «косвенная» агрессия была наиболее вероятной, Лондон и Париж воспротивились.

Пока Вильсон и Хадсон вели в Лондоне закулисные переговоры с Вольтатом, Стрэнг в подробном донесении сообщил Форин оффису о положении дел в Москве. Отмечая, что переговоры проходят трудно, он пишет: из этого не следует делать вывод, будто «русские сами не заинтересованы в достижении соглашения и они спокойно отнеслись бы к разрыву переговоров. Наоборот, они вообще вряд ли вступили бы в эти переговоры, если бы не считали, что пакт трех держав для них выгоден… они, как и мы, вынуждены к этому силой обстоятельств…».

Далее Стрэнг делает весьма важное замечание. Недоверие и подозрение советской стороны в результате переговоров, по его мнению, не уменьшились, как не увеличилось уважение к западным державам. «Тот факт, что мы воздвигаем одну трудность за другой по вопросам, которые кажутся им несущественными, создал впечатление, что мы к соглашению серьезно не стремимся». Писать более прямо о том, что диктуемая из Лондона тактика терпит полный провал, английский дипломат не мог.

Как оценивал Стрэнг дальнейшие перспективы переговоров? Снова весьма показательное высказывание. «На том этапе, которого сейчас достигли переговоры, по-моему, перед нами несколько альтернатив, – писал он. – Мы можем принять советскую точку зрения в отношении неразрывности политического и военного соглашения и разорвать переговоры в связи с вопросом об определении косвенной агрессии. Или мы можем принять советское определение косвенной агрессии и разорвать на ст. 6 (вопрос об одновременности вступления в силу политической и военной частей договора. – Авт.). Мы можем не принять ни того, ни другого и разорвать в связи с обоими вопросами. Или (а положение, видимо, таково) мы не можем пойти на разрыв ни по одному из этих предлогов, тогда мы можем вернуться к идее соглашения, ограниченного случаем агрессии против одной из подписавших сторон; или мы можем принять советский проект ст. 6, начать сразу военные переговоры и продолжать тем временем усилия договориться (то есть тянуть переговоры. – Авт.) по вопросу об определении косвенной агрессии. Я склонен думать, что последний вариант был бы для нас лучшим курсом». Какое богатство вариантов, Стрэнг буквально жонглирует ими. Но, присмотревшись, обнаруживаешь, что среди них нет главного: заключения договора!

Как представляет себе Стрэнг проведение курса, который он предлагает? Хотя читатель уже утомлен цитированием документа, приводимый ниже абзац исключительно важен для правильного понимания последующих событий. «Переговоры о военной части соглашения будут очень трудным делом, – продолжает Стрэнг, – и военные переговоры, по-видимому, не будут доведены до конца до тех пор, пока не будет найдена возможность достигнуть договоренности между СССР и Польшей о том, что Советский Союз получит право прохода (войск) хотя бы через часть польской территории в случае войны, в которой Польша окажется вовлеченной на нашей стороне (интересное уточнение! Стрэнг не исключал, таким образом, возможности вовлечения Польши в войну на стороне фашистской Германии, то есть против Советского Союза!). Подобный результат не сможет быть легко достигнут, и мы можем оказаться на протяжении месяцев в состоянии переговоров с Москвой без достижения какого-либо конкретного соглашения».

Подобное положение, по мнению Стрэнга, будет лучше, чем разрыв переговоров. Разрыв «побудил бы Германию действовать. Он может заставить Советский Союз занять позицию изоляции или найти компромиссное решение с Германией…»

Сказано достаточно откровенно и ясно.

25 июля западные державы приняли советское предложение приступить к военным переговорам. Военные миссии выехали из Лондона лишь 5 августа.

Английское правительство не торопилось. Оно ожидало ответ из Берлина.

Создание единого антисоветского фронта империалистических держав означало бы смертельную опасность для нашей Родины.