"Тени войны" - читать интересную книгу автора (Оверчук Алексей)

10

После истории с исмаилитами я снял квартиру на окраине Москвы. Где — не скажу. Не хочется давать кое-кому наводку. Ни ребятам по делу о «Блуждающих огнях», ни тем ребятам, что могут поквитаться со мной за «Ликвидацию шпионской неграмотности».

Окна моей новой квартиры выходят на депо метрополитена. День-деньской и ночи напролет поезда носятся по рельсам туда-сюда, свистят друг другу, зубодробительно стучат колесами. А глубокими вечерами поезда-колбаски возвращаются домой и сексуально заскакивают в темные тоннели.

За окном мерцало воскресное утро. Я сидел на кухне. Пил чай. Мысленно пересчитал деньги, полученные при расчете. Да, на работу надо устраиваться как можно быстрее. Иначе меня ждет личный финансовый крах. А пока надо подумать, от чего бы такого отказаться, чтобы сэкономить. Я и так уже отказался от много. Ем макароны, супчики из пакетов. В рестораны, кино и театры не хожу. Книги читаю в электронном виде. Девушки тоже нет…

Или курить бросить? Ну не-е-ет! Я прошел в комнату и завалился на диван. В воскресенье искать работу бессмысленно. Кроме того, должен позвонить и подъехать Колчин. Если, конечно, его семейные дела отпустят.

Я уже говорил как-то где-то, что Судьба всегда предпочитает звонить мне по телефону. Она представляется по-разному. То моим редактором, то знакомым из ФСБ, то еще кем-нибудь. Наверняка они думают, будто сами проявляют инициативу. Но действуют по прямому указанию Судьбы. Телефон на тумбочке у дивана пробрало мелкой дрожью, и он противно заверещал. Ага!

— Але?! — сказал я трубке, думая о Колчине.

— Вот те и але! — ответила трубка. — Поздно, нах, алекать!

— Не понял, — приподнялся я на локте.

— Хрен ли понимать, Леха! — Тут я узнал голос Лучкова из ФСБ. — Собирайся! Тут у нас новое грандиозное мероприятие!

— Не могу.

— Почему?!

— Уволили меня, на фиг!

Серега присвистнул:

— М-да… Может, тебе помочь как?

— А как? Пристрелить главного, что ли? Он и так уверен, что я специально натравил вас на него, чтобы потом занять его место.

— Вот как?! — хрюкнула смешком трубка. — А это мысль!

— Хреновая мысль! — в сердцах гаркнул я.

— Ладно-ладно. Вижу, ты не в духе. Давай, как все наладится у тебя, сам позвони мне.

Не дождешься! Я дал отбой. Вот тебе и Судьба. Не судьба… Я включил телевизор и попал на новости. Ведущий рассказывал о всякой ерунде, которую обычно ставят в программу, чтобы как-то забить время. Лето на дворе. Политических событий — ноль.

Снова заверещал телефон. Я усмехнулся. Нелегкая у тебя, телефон, работа! Кому понравится, когда тебе в задницу электрическим током тычут по нескольку раз на дню? А все для чего? А чтобы кто-то другой по тебе ушами поелозил.

— Привет, Саш! — бодро сказал я, надеясь, что теперь-то это Колчин.

— Это Григорий Алексеевич.

Я нахмурился. Вот уж не помню: давал я ему свой домашний телефон?

— Чего поделываешь? — спросил профессор. — Как статья?

Вот как? Разве мы перешли на «ты»?

— Сижу на животе и слушаю, как волосы на спине растут. Статья накрылась. Меня уволили.

— Оригинально! И в знак протеста ты решил отрастить волосы на спине?

— Вроде того.

— А я хочу предложить тебе познавательный вечерний променад по Москве. Покажу еще кое-что интересное.

— Я ж говорю, уволен я! Все дела пока приостанавливаются. Мне работу искать надо.

— Ха! На ловца и зверь брюзжит, не только жена! Мне позарез нужен толковый журналист. А ты как раз свободен! В общем, подтягивайся ко мне… Нет, не так. Буду ждать возле рынка у метро «Выхино». Скажем, через два часа. На месте все расскажу, познакомлю с очаровательной старушкой-разведчицей. Надень костюм. Все-таки дама…

Да ну вас всех! Я положил трубку. Ну вас всех! Я открыл шкаф и осмотрел свой гардероб. Ну вас всех!

Гм, с костюмом некоторая проблема. Деловой стиль — что-то вроде плохой приметы для меня. Стоит надеть костюм, как я обязательно через пару часов напьюсь вдрабадан. И ничего поделать с этим нельзя. Так уж сложилось по жизни. Причем я ведь не стремлюсь напиться именно в костюме, не бегу покупать спиртное, не ищу встреч с собутыльниками. Даже если надену костюм и специально не возьму с собой ни копейки, все равно обстоятельства сложатся так, что к вечеру буду пьян в стельку.

Ну вас всех! Я решил побороться с роковой для меня приметой.

Во-первых, отправляюсь-то я к старушке. А я уже отправляюсь? Гм, да… Она ж не алкоголичка, все-таки ветеранша разведки!

Во-вторых, профессор Вяземский пьет мало, сам видел.

В-третьих, речь идет о моей работе. Негоже напиваться с работодателем в первый же день!

Так что есть шанс выиграть бой с роковой приметой.

* * *

За десять минут до встречи с профессором я уже стоял на пятачке между рынком и входом в метро. Бабушки с колесными авоськами штурмовали станцию «Выхино». Куда они ехали, не знаю. Где та конечная станция, где собираются эти бабушки, — тоже тайна. В какой район Москвы я ни попадал, возле каждой станции всегда толпы этих старушек. Каждое утро, словно по чьей-то незримой команде, они хватают наполненные чем-то авоськи и со всех концов Москвы несутся куда-то.

— Алексей?

Я обернулся:

— Григорий Алексеевич?

— Нам крупно повезло! — с ходу обрадовал Вяземский и потащил меня в метро. — Она согласилась с нами встретиться! Что бывает с ней крайне редко!

— А зачем она вам понадобилась?

— Не мне, а нам!..

* * *

Старушка жила на улице Грайвороновская, дом 5. Это в Текстильщиках. Мы поплутали немного в глухих дворах рабочего квартала.

В России всегда строят так, что сами жильцы зачастую ни за что не найдут собственного дома. Остается только удивляться каждодневному героизму почтальонов.

По пути Григорий Алексеевич рассказал, что ветераншу зовут Мещерякова Татьяна Борисовна. Живет одна. Вернулась из-за границы несколько лет назад. Муж-разведчик умер еще за границей. Ей пришлось свернуть свою миссию, продать двухэтажный особняк с садом и переправиться тайком на долгожданную родину.

Никогда бы не подумал, что в таких «хрущобах» живут ветераны нашей разведки…

В обшарпанном подъезде по ноздрям шибанул запах мочи. Под ногами хрустнули осколки лампочки. Может, ее разорвало со стыда, когда она высветила тусклые треснувшие стены и заплеванный потолок? Именно потолок, именно заплеванный! Это ж умудриться надо!

— Ну, вот! — Профессор остановился возле голой деревянной двери, без номера и ручки.

— Вы уверены? — переспросил я с сомнением.

— Никаких сомнений! — Профессор надавил на пимпочку звонка.

Самого звонка не последовало. Профессор постучал кулаком.

Дверь приоткрылась и тут же дернулась, как собака на поводке. Поверх цепочки появились бойкие черные глаза и седая прядь кокетливым винтом.

— Григорий Алексеевич! — узнавающе пропела старушка.

Дверь захлопнулась. Проскрежетала цепочка. Дверь распахнулась.

Я шагнул в прихожую вслед за профессором.

Старушка оказалась очень бойкой. Такой живчик на резиновом взводе.

— Григорий Алексеевич! — замурлыкала напевно. — Какая встреча! Проходите, проходите!

— Это Алексей, — представил меня Вяземский. — Очень хороший журналист! Военный репортер! Познакомился с ним в Чечне.

— Ага, — многозначительно произнесла старушка. — Вы нетривиально одеты для своей профессии, Алексей.

Блин! Надо было все-таки в джинсах!

Мы перешли в комнату. Квартира однокомнатная. Меблировку изо всех сил изображали когда-то лакированный стол и три скрипучих стула. Ну, и маленький диван. На фоне серых обоев мутного рисунка висело на вешалке черное платье с белым воротником, украшенное гроздьями орденов и медалей. Вешалка цеплялась за банальный гвоздь. Я представил себе, как она всю свою жизнь прожила в особняке, а потом переехала сюда, на родину…

— Вы здесь живете? — спросил.

— Да. А что?

— Никогда не думал, что разведчики ТАК живут…

Татьяна Борисовна улыбнулась:

— Бывает и хуже. Главное — тут родина.

Я чуть не поперхнулся.

— Вот Алексей решил книгу о разведчиках написать, — сказал Вяземский. — Что-нибудь о современности. О последних днях, так сказать, СССР. Я ему говорю: зачем? А он мне: хочу понять, как такая великая держава могла распасться!

Я снова чуть не поперхнулся. Без меня меня женили.

— И какой же вы видите эту книгу? — спросила меня старушка.

Я посмотрел на профессора, ища поддержки. Но тот углубился взглядом куда-то внутрь себя. В поисках геморроя, не иначе! Ну а мне-то! Мне-то зачем чужой геморрой! Но если сказано «а», надо говорить «б». Даже если «а» сказано не тобой, а от твоего имени.

— Мне интересно, прежде всего, как проводились спецоперации нашей разведки и иностранной. Насколько мы были сильны в этом деле? И насколько коварен противник? Как вообще живется разведчикам?

— Интересный у вас труд, — сказала старушка.

— Да, объемный такой…

— Нет, я о профессии говорю. И много вы зарабатываете?

— Хватает, чтобы не только намазать красную икру на булку, но и выбросить ее в мусорное ведро. И махнуть водочки с огурчиком.

— Забавные представления у современной молодежи о еде, — скупо улыбнулась старушка. — Ну что ж. Попробую вам помочь… Если бы не Григорий Алексеевич, я бы вам, конечно, ничего не сказала.

Если бы не Григорий Алексеевич, я бы сюда и не приперся! Тем более в костюме!

Она поправила седую прядь. Глаза цвета прощальной ночи устремились в окно. Она начала рассказывать…

Молоденькой звонкой девчонкой попала в разведку. Предложили в институте связи. Пригласили. Она согласилась. Потому что глупой была, романтичной. Работать надо было на так называемом долгом оседании. Под чужим именем, с чужой биографией. Без родных и близких. В постоянном страхе ареста.

Как только согласилась, тут же добавилась маленькая подробность. Ехать одной — нельзя. Нужна супружеская пара. Разведка нашла ей супруга. На пару лет старше. Покладистый характер. Добрый. Такой привлекательный. Но не более. Она его не любила. Но возражать не стала. Стерпится-слюбится. Выдали им поддельные паспорта. Они выехали из Советского Союза через Азербайджан в Турцию. Там снова поменяли паспорта. Стали они болгарскими подданными, возвращающимися из Турции в Европу. Точнее, в Испанию. Ехали через всю Европу. Опять меняли паспорта. Долго путали следы. Прибыли, наконец, в Брюссель. Где и осели.

Татьяна Борисовна прожила там всю свою активную жизнь. И вот под старость, когда уже развалился Советский Союз, умер муж, приехала в Россию. Пока жила за границей на долгом оседании, умерли в России ее родители. Ни знакомых, ни друзей. Ни детей… Мужа ведь так и не полюбила. Хотя и прожила с ним всю жизнь. Они были просто друзьями…

По праздникам ее изредка навещают ветераны из СВР. Поздравляют.

— Посидим-покалякаем. О политике, конечно, — подперла она сухонькой ладошкой щеку. — О чем еще русскому человеку говорить?

Да-а… Это ж кем надо быть, чтобы так вот загубить свою молодость, а потом еще под старость вернуться на помойку?!

— Скажите, Татьяна Борисовна… А вот начать бы все сначала — пошли бы снова в разведку?

— Честно сказать, ни за что.

— Почему?

— Романтика по молодости была. А на самом деле — это тяжелый труд. И за весь этот труд — вот это… — Она обвела взглядом убогую комнатку. — Ни за что не согласилась бы… Вот так. — Она вздохнула. — Ну, что еще вы хотели бы узнать, молодой человек?

— А как вообще попадают в разведку? Вы сказали: пригласили. А что потом?

Татьяна Борисовна достала из ящичка в столе несколько листков бумаги:

— Вот на такие анкеты, например, отвечать надо. Претендент должен соответствовать…

Я взял первый листок и вчитался. С виду обычная анкета. Но если вчитаться!..

* * *

Не поручусь за достоверность буква в букву, но смысл вопросов и возможных ответов запомнил. Такое разве позабудешь!

ВОПРОС: Если вам приставят пистолет к виску, то вы:

a) Живо поинтересуетесь маркой и калибром пистолета.

b) Громко рассмеетесь.

c) Готовы поседеть и состариться, ожидая помощи правоохранительных органов.

Ремарка: Если выбран ответ «с» —вы в высшей степени наивный человек. И делать вам в разведке нечего.

ВОПРОС: Что вы знаете о разведке?

а) Ничего не знаю.

b) Немного знаю, но хотелось бы побольше.

с) Не интересуюсь вообще.

Ремарка: Если выбран ответ «а» — вы что, не смотрели про Штирлица? И не умеете читать? Если выбран ответ «b» — как долго вы работаете на ЦРУ? Если выбран ответ «с» — тогда какого хрена вы сюда приперлись?

ВОПРОС: Что вы знаете о секретной методике «имбаршанской борьбы»?

Ремарка: Если ничего не знаете, то почему? Если знаете, то вам надо не в разведку, а к психиатру.

ВОПРОС: Всегда ли вы уверены, что знаете, где у вас правая и левая рука?

Ремарка: Если всегда, то вы что, самый умный? Если не всегда, то вы неуверенный в себе и мнительный тип.

ВОПРОС: Что вы делали в октябре 1917 года?

a) Колебался.

b) Не успел родиться.

Ремарка: Если выбран ответ «а» — обратитесь в ближайшее следственное управление КГБ за получением наказания.

Если выбран ответ «b» — не слишком-то вы спешили на помощь революционному пролетариату!

ВОПРОС: Солнце, на ваш взгляд:

a) Играет роль торшера.

b) Не играет.

c) Забыл.

Ремарка: Если выбран ответ «с» — откуда у вас эти секретные данные?

* * *

Я вернул листок Татьяне Борисовне. Пока я читал вопросы, они вместе с профессором внимательно наблюдали за моей реакцией. Они меня разыгрывают, что ли? Или издеваются, как пионер над котенком?

— И… как надо отвечать на все эти вопросы?

— Честно надо отвечать, — поджала губы старушка. — В разведке лукавства не любят.

— Но на эти вопросы ответить невозможно! При любом ответе человек окажется в дураках!

— Ага! Так с юмором надо отвечать. Импровизировать. Излишне серьезные люди разведке тоже не нужны.

Старушка глянула на профессора, и они оба расхохотались.

Я вертел головой, ожидая пояснений. Старушка и пояснила:

— Каждый кандидат в разведчики должен обладать чувством игры. Разведка — она ведь как театр. Только люди в нем — артисты и контрразведка. Артисты кривляются на сцене, контрразведка страны пребывания внимательно следит за игрой. Стоит сфальшивить — и ты уже в наручниках. Иначе на нашей работе никак. Подохнуть можно с тоски.

— Еще такой вопрос. Как много работало или работает наших разведчиков? В Европе, например? Ну, таких, как вы?

— А кто ж знает!

— Ну, десятки?

— Пожалуй, десятка два — это точно. Может, и больше.

— Немало!

— Так ведь и интерес к Европе большой. Я вам вот как скажу, Алексей. У нас в Германии была специальная база, куда без специального разрешения из Москвы не могло попасть даже командование базы. А на территории самой базы находился учебный центр под названием «Объект 31». Туда не только начальство базы, но и сами спецы не имели права заходить без разрешения все той же Москвы.

— А на территории «Объекта 31»… — подхватил я.

— Больше ничего не было. На точке 31, как ее еще называли, учились девушки и парни. Ликвидаторы. За каждым генералом НАТО, за каждым политическим деятелем было закреплено по два человека из точки 31. Как правило, парень и девушка. Иногда две девушки. Они изучали свои объекты. С помощью психологов, разведчиков добывания, нелегалов, дипломатов и прочая ликвидаторы составляли психологический портрет своих жертв, изучали их привычки, наклонности… Где они отдыхают, где бывают. Что любят, какие рестораны посещают, какие фильмы смотрят. Есть ли любовницы… В результате знали о них больше, чем о самих себе и о своих родителях. На случай войны…

— Войны? К-какой войны?

— А вот представьте: началась война СССР с Западом, и в один момент ликвидируется вся генеральская верхушка НАТО. Все авторитетные политики, президенты, депутаты. Кто возьмет на себя командование в такой критический момент, когда все мало-мальски авторитетные военные и политики ушли в мир иной? Никто. Запад погружается в хаос. Неизвестно, кто командует, кто еще жив, а кого уже убили. Вы представляете, если, к примеру, в России уничтожить разом всю военную, полицейскую и политическую элиту?

— Ну, это в нашей истории бывало! — хмыкнул я. — Сталин…

— Верховного не трожь! — неожиданно каркнула старушка, и взгляд мгновенно стал льдистым.

— Да никого я не трогаю, — пошел я на попятную.

— И к чему мы пришли после того, как в России в тридцатые уничтожили всю военную, полицейскую и политическую элиту? — как ни в чем не бывало продолжила Татьяна Борисовна. — До сих пор пожинаем… — снова обвела взглядом комнату. — М-да-а… Так вот! На это и был расчет. А чтобы максимально гарантировать результат, под каждый объект готовилось по два человека. Причем ликвидаторы не знали, кто еще готовится на его объект. Чтобы в случае провала не сдать напарника. — Чудовищно! — Нормально. Разведка… — А что же теперь? Где те люди?

Черные глаза Татьяны Борисовны блеснули:

— Один из них перед вами. Ну, у меня возраст и вообще… А остальные… После вывода советских войск из Германии они просто залегли на дно. В Европе живут. «Спящая агентура».

— И что, в любой момент, по единому сигналу, могут выполнить свое главное задание?!

Старушка глянула на Вяземского. Тот кивнул.

— Да. Они могут в любой момент выполнить свое задание, — подтвердила она. — Нужен только кодовый сигнал. Достоверный сигнал. Известный только им одним и их куратору. У каждого ликвидатора свой сигнал. У каждого свой связной.

— Вы, Татьяна Борисовна, ужастики, случайно, не пишете на досуге? — попытался пошутить я.

— Ужастики будешь писать теперь ты, Леша. — Однако голос у профессора затвердел. — У тебя бойкое перо, прыткая мысль, быстрая соображалка.

— Но у меня не титановая голова. Как только сунусь в такие дела, мне ее тут же проломят ломиком в подъезде.

— Дай Татьяне Борисовне договорить, — оборвал профессор.

— Один из кураторов ликвидаторской группы, — продолжила старушка, — до сих пор шатается по Москве. Занялся разными паскудными делами. Такое иногда случается с людьми. Григорий Алексеевич видел его недавно в Москве.

Профессор многозначительно кивнул.

— Вы хотите сказать, что кто-то из людей, которые могут отдать сигнал на уничтожение, больше не находятся под контролем разведки? В смысле, под контролем государства?

Молчание. Знак согласия. СТОП!

— Позвольте! Но ведь и генералы НАТО, и политики со времен СССР и его развала уже несколько раз поменялись.

— А кто тебе сказал, что все это время ликвидаторы сидели без дела? — спросил Григорий Алексеевич. — Ты правильно заметил: люди уходят. Но должности-то остаются. На нового человека собираются новые сведения. Этому ремеслу наши агенты обучены с самого начала. Психологи, дипломаты и прочее — это все было только на стадии обучения. Не забывай, все они были сначала на «Объекте 31». Но потом разъехались по местам дислокации, так сказать.

— Логично… — Я снова повернулся к Татьяне Борисовне: — А вот скажите…

Не тут-то было!

— Больше я вам сказать ничего не могу. Это все, что я знаю. По крайней мере, пока… — добавила многозначительно.

— А вы, Григорий Алексеевич? Знаете, за какую ниточку можно ухватить? — спросил я.

— Стал бы я вам помогать с вашей книгой, если бы не знал, — фыркнул профессор. — Конечно! Но сначала давай, Леша, распрощаемся с Татьяной Борисовной. Мы и так отняли у нее много времени. А потом посетим еще одного человека.

Я засобирался.

В прихожей профессор приостановился:

— Подожди меня пока в подъезде, Леша. Мне еще надо парой слов перекинуться с моей подругой.

Я как можно интеллигентнее, с европейской учтивостью распрощался с Татьяной Борисовной.

Вышел на улицу. Стоять в подъезде было невыносимо. Однако! Каков профессор! Прыткий! И профессор ли? Только ли профессор?

Природа уже подмешала в воздух сумерки. Солнце уехало куда-то в сторону метро. Дрянной и грязный двор приобрел черты таинственности. Бесшумно шныряли по подъездам коты. Ночью все кошки серут…

Я погладил борт своего костюма. Кажется, хоть тут переиграл обстоятельства и победил. До сих пор трезв! Роковая примета разгромлена подчистую. Теперь о ней можно забыть. Нет, я все-таки крепкий парень! Правда, летние вечера очень длинные…

* * *

— Ну, как впечатления? — спросил меня Вяземский по пути к метро.

— М-м… Я разведку немного не так себе представлял.

— Так что? Будешь книгу писать?

— Книгу?

— Ну, о разведчиках! Разве еще не понял?! Мы ее продадим… одному крупному издательству. Там такой материал с руками оторвут!

— Ага! Вместе с головой и руками-ногами! Еще на стадии написания!

— Знаешь, Леша, где-то ты смекалистый, а где-то непроходимый дурак! Зачем нам объявлять издательству о книге раньше времени? Тема жареная. Может произойти утечка, могут воспротивиться люди из компетентных органов… Так что нам сначала надо написать все как есть.

— А что есть-то? Постаревшая Шахерезада с ее рассказами на ночь?

— Ей-богу, ты какой-то странный!.. Татьяна Борисовна ввела тебя в курс дела. Тебе теперь с моей помощью надо собрать подробности, фактуру… Вот работа!

Работа не хуже любой другой. Осталось обсудить с профессором некоторые детали нашей совместной деятельности. Меня жутко интересовал один важный вопрос: сколько времени займет написание книги? По примерным подсчетам, моих наличных денег хватит, максимум, на месяц. Это если не учитывать предполагаемые поездки. Но накарябать статью и написать книгу — две большие разницы, которые в одном месте не помещаются. Даже в том, куда обычно посылают. Чтобы собрать фактуру на добротную книгу, понадобится не меньше месяца. В лучшем случае. Примерно столько же времени займет само написание. Потом мои труды читает редактор. А то и не один. Это еще месяц. Потом правка и типография… Итого, три месяца, в лучшем случае, мне придется ждать гонорара. Из них два месяца — голодать, жить на улице и попрошайничать.

По своему опыту я знаю: любое время, которое ты предполагаешь затратить на работу, надо всегда умножать на два. Еще начальник германского Генерального штаба Мольтке говаривал: ни один план не переживает встречи с противником.

Ради великой идеи можно, конечно, понищенствовать. Но опять же где гарантия, что сей труд будет опубликован? Или хотя бы что за него заплатят достойные деньги.

…Стоило нам почти дойти до станции метро «Выхино», как небо загрохотало с качеством «долби стерео». Заклубились облака, точно капли краски в стакане воды. Дождик чуть всхлипнул и — заплакал навзрыд, словно прорвало его от невыносимой грусти. Небо потемнело. Прохожие заспешили, а колкие капли дождя, выбивая бусинки воды из луж, прыгали у них под ногами.

Ну что? В метро? Э, нет! Мы заскочили в ближайшую забегаловку.

Расхлябанной походкой к нашему столику подошел халдей в замызганном халате, но со свежей алой гвоздикой в петлице.

— Это что? — неодобрительно кивнул в сторону алого пятна Григорий Алексеевич. Он чудесным образом преобразился. Гордая осанка, вздернутый подбородок, властный взгляд.

Халдеи одни из самых сметливых людей на планете. Именно поэтому им удается так долго сохранять свою популяцию.

— Украшательство, сэр! Должно радовать глаз клиента. — Халдей по-военному прищелкнул каблуками.

— Ты бы лучше халат постирал.

— Халат не украшательство, а элемент рабочей одежды!

— Ладно! — махнул рукой Григорий Алексеевич. — Сделай-ка нам, любезный, чего-нибудь… Сообрази сам.

Через минуту халдей вернулся с подносом. Два жбана разливного пива, салаты, чекушка водки в запотелом графине, тарелочки с маслом, говяжьим языком и ветчиной. Так-то…

Вяземский плеснул водку по рюмкам:

— Будем здравы!

— Сдаюсь. Ну, не получилось… — признал я.

— Ты о чем?

Я рассказал ему о роковой примете с костюмом.

— Вон оно как! Что ж, у меня тоже есть свои приметы. Я, например, не могу ходить в Пушкинский музей.

— Вот оно как? — невольно передразнил я его.

— Да. Посмотрю на тамошние картины и до того растрогаюсь, аж поджилки вибрируют. А потом — тройки с бубенцами, цыгане с гитарой, нумера, преферанс. В общем, сплошная бунинщина.

— С чего это вас так развозит?

— Ну, вот тебе парочка примеров, — оживился Григорий Алексеевич. — Есть в Пушкинском старинная картина. Называется она «Праздник в деревне». Представь себе: огромный дом, поляна на переднем плане. Огромный, длиннющий стол. Сидят гурьбой крестьяне. Чокаются, пьют, жрут. В общем, праздник. Эта сцена занимает центральное место в картине. Но вот в правом углу — спиной к зрителю — одинокий крестьянин, опершись рукой на забор. По его позе я безошибочно определил: персонаж блюет.

— Суровый реализм! — хмыкнул я.

— Он и есть!.. Я как ученый решил перепроверить свои впечатления на других. Из десяти опрощенных мной посетителей Пушкинского музея девять человек также пришли к выводу, что крестьянин блюет. Вывод?

— Вывод?

— А вывод таков: блюющий на картине крестьянин — это искусство. Попробуй нажраться и блевануть под стенами Пушкинского музея. Живо в милицию загремишь — за оскорбление национального достояния… Понимаешь, о чем я?

— Н-н… Д-д…

— Искусство так же далеко от народа, как в свое время декабристы. Люди не улавливают никакой связи между искусством и жизнью. Хотя одно не может существовать без другого.

Помолчали. Разлили. Выпили. Закусили.

Я решил сменить тему, спросил о сроках написания книги. Намекнув, что денег у меня — всего на месяц.

Профессор улыбнулся и заявил, что не видит здесь никаких препятствий. Он сам станет снабжать меня деньгами. Потом, по выходе книги, я с ним расплачусь.

Вот тут-то мне и надо было насторожиться. Бесплатный сыр, как известно, есть только у МЧС и гуманитарных организаций. Но водка, сволочь, водка!

— Поскольку с деньгами насущными вопрос решили, перейдем к рабочей теме. — Вяземский со смаком отхлебнул пивка. — Кстати, тебе неплохо бы купить ежедневник, чтобы записывать туда материал. Книгу пора собирать. У тебя должен получиться самый обширный труд по разведке постсоветского периода.

Я согласно кивнул.

— Так вот представь себе такое дело. В России есть военные округа. Каждый округ имеет свой штат военной разведки, который замыкается на ГРУ Генерального штаба. Разведка округа работает и имеет свою агентуру в определенных странах. По старой традиции, в тех государствах, с которыми мы готовились воевать. А воевать мы собирались со всеми… Киевский военный округ, Одесский, Белорусский работали против стран Европы. Дальневосточный, Сибирский вели разведку против Японии и Китая.

— О'кей, это я усвоил.

— Так вот, после развала СССР часть военных округов мы откровенно потеряли вместе с территорией. В оставшихся военных округах большая часть офицеров подверглась сокращению и всяким разным перетасовкам. И вот, например, послали человека на оседание в Афганистан, Иран или в Китай. Они там обжились. Внедрились. Выполняют задачи, шлют разведданные. А тут СССР — хрясь, и больше нет. Исчез. Что делать? Возвращаться? Куда и как? Разведчик-нелегал — гражданин другой страны. Российских или советских документов у него нет. Единственный офицер, который знает о его существовании и курировал его на протяжении многих лет, исчез вместе с Советским Союзом. Что делать? Задачи, которые перед ним ставили, потеряли смысл вместе с исчезновением страны. Да и куда пересылать разведданные, если потеряна связь с Москвой? А разведчик без связи, что шлюха на привязи. Все тебя имеют, а пожаловаться некому… Нелегал принимает решение возвращаться. Но ему нужна легенда для друзей и знакомых: с чего он вдруг решил поехать в Россию, с которой отродясь никаких контактов не имел! Надо получить визу в российском посольстве и так далее. В общем, геморроя не на одну, а на целых три задницы!

— У человека только одна задница! — глубокомысленно изрек я.

— Тем ему больней, если боли в ней — на все три! Не умничай, Алексей! Так вот… Была, допустим, у нас военная база в Германии, в Чехословакии — там ведь тоже готовили нелегалов, засылали на Запад. А когда группировку войск вывели в Россию, офицеров посокращали — агенты также потеряли всякую связь.

— И что, таких забытых разведчиков много?

— Полным-полно! Государство у нас большое. Стольких наготовили! Стольких наслали! Хорошо еще, если человек работал в Европе. А если в Афганистане, Пакистане, Иране?

— Позвольте, Григорий Алексеевич, — опомнился я на минуточку. — Вы-то все это откуда знаете?

— Снова здорово!.. Я же говорил, что занимаюсь поведенческой психологией. Преподаю в академии. Уточню теперь: в Академии разведки. Работал на это ведомство долгое время. Сейчас на пенсии. Вот и хочу вместе с тобой книгу написать. Ведь это несправедливо! Столько людей в одночасье потеряла наша страна, и каких людей! Отборный материал!

Бесплатный сыр, бесплатный сыр…

— Пиши, Леша, пиши! То есть запоминай, потом запишешь! Итак, разведчики — это непоколебимая сила. Основа и оплот государства. Что может, например, мотострелковая дивизия на войне? Уничтожить другую дивизию? Армию? Но это все ерунда, хотя и героизм, конечно. Зато благодаря верной информации разведчика гибнут целые армии противника, крупнейшие флоты идут ко дну. Разведчики это гении! И одновременно воины! Их ничем не запугать! Они как древние викинги! Чем можно запугать тех, кто хочет умереть в бою?! Тех, кто не желает дожить до старости и шкрябать палочкой по тротуару?

Пузырьки пива неслись по моим артериям к голове, точно по скоростной магистрали, и везли с собой груз чистой водки. Очертания профессорской головы перед лицом стали мутными. Да и он сам вроде поплыл. Или отменно изображал, что поплыл.

— Думаешь, наших нелегалов никогда не разоблачали, Леша? Еще как разоблачали! Но ты хоть что-нибудь слышал о пленных нелегалах? Ну, разве что Абель… Но в общем и целом, наши нелегалы — древние викинги! Заявляю авторитетно, как ученый! — Вяземский рубанул рукой воздух. — Ни в летописях, ни в хрониках — нигде нет ни одного упоминания о том, что какого-то викинга взяли в плен или обратили в рабство. На невольничьи рынки попадали многие — от славян до кельтов. Но! Но не скандинавы. Они умирали с мечом в руках и с улыбкой на лице… Так и наши разведчики-нелегалы. Попадались, но умирали достойно. В плен не сдавались. В Афганистане, например, наших нелегалов подвешивали за ключицы на крюки и живьем сдирали кожу. Но они не выдавали своих тайн… Короче!

— Короче?

— Слава разведке! — провозгласил профессор в полный голос. — Нашей разведке!

— Сла-ава! — вдруг взревели голоса. И — аплодисменты!

Я огляделся по сторонам. Все посетители кафе довернулись в нашу сторону и стоя аплодировали. Халдеи с алыми гвоздиками. Грязно-мокрые бомжи. Типы в кожанках и тренировочных брюках.

Ну, блин! Патриотизм! Последнее прибежище…

* * *

Напились мы изрядно. После «тошниловки» в памяти осела только пустынная улица с желтыми пятнами света от фонарей. Мозаика окон в пятиэтажках. Шелест одиноких таксомоторов по асфальту.

Вяземский что-то еще говорил про своего друга, который может рассказать о разведке еще больше и интереснее, чем ветеранша-старушка. Говорил о необычайной важности нашей будущей книги. О российском народе-лишенце. Почему «лишенце»?

Потом — такси. Я плюхнулся на заднее сиденье и погрузился в дрему. И случилось мне видение. Настолько явное, что я чуть не выпрыгнул из дремы. Почудилось вдруг, что под кожаным сиденьем разверзлась пропасть. И я на нем, точно на санках, ухнул вниз. Мимо замелькали валуны с наклеенными на них газетными вырезками. Какие-то кричащие аршинные заголовки над статьями. И все это написано обо мне. И ругают там меня распоследними словами. Но сколько я ни силился разобрать текст, ничего не получалось. Свистело в ушах — приближалось каменистое дно пропасти. Я зажмурился и… открыл глаза.

Я по-прежнему в такси. В окно я признал дома Рублевского шоссе. О, Рублевка, о!

Такси тормознуло возле какого-то дома. Видать, и вправду к серьезному человеку едем!

Вяземский расплатился, таксомотор укатил в тихую ночь рублево-успенских далей.

Я посмотрел на часы. Часов на руке не оказалось. Как?! Ах, да! Я ж давно их не ношу. А то бы решил, что меня обобрали.

— Выспался? Пошли. — Профессор легонько подтолкнул меня в спину.

Не помню, была ли в подъезде консьержка или охрана. Скорее всего, нет. К памяти прилипли намертво только горшки с цветами, расставленные по подъезду, как на выставке. Художественно расписанные стены и запах одеколона. Да, тут в подъездах не мочатся и в потолок не плюют. Кто ж тут живет?

— Кто ж тут живет? — озвучил я мысль.

— Генерал, — небрежно бросил Вяземский. — Кто ж еще!

* * *

Генерал оказался низкорослым мужичком лет пятидесяти в спортивном костюме. Округлый животик. Очки серебряной оправы. Лицо банальное и невыразительное. Впрочем, как у всех разведчиков. Такой человек никогда не привлечет к себе внимания на улице. Даже если наступит вам на ногу.

— Леонид Александрович, — представился генерал.

Я пожал пухлую ладошку. Нет, ну типичный такой завскладом или вахтер из проходной завода.

На просторной кухне по стенам мягко светились бра. По радио томный голос пел ночную чепуху: «Посреди бессонных полей мы с тобою во ржи присядем».

Посреди кухни играл хрустальными бликами накрытый стол. Рюмки и фужеры перемежались бутылками нарзана и водки. Дымилась на тарелках горячая закуска и зябла закуска холодная.

Леонид Александрович самолично разлил водочку.

Эх, костюм!..

— Вот, Леша у нас журналист, — показал на меня профессор серебряной вилкой. — Будет книжку писать о разведке. Толковый малый. Ему можно доверять. Я с ним в Чечне познакомился. Лихой парень.

Я никогда не пил еще с генералами из разведки. И потому несколько терялся, не знал, как себя вести. Вдруг еще вербовать начнет? А после посещения убогой квартирки Татьяны Борисовны мне совсем не хотелось работать в разведке. Но и обижать этого симпатягу тоже не хотелось.

Генерал поднял рюмку:

— Предлагаю выпить за содружество родов войск!

— Хорошо пошла! Добралась до мозгов и открыла там потайной вентиль, отвечающий за второе дыхание. — Лимончик и рыбки красной! — посоветовал мне профессор.

Леонид Александрович снова разлил по рюмкам:

— За солдатский хлеб! Солдат без нужды, что баба без манды! — неожиданно добавил этот интеллигентный с виду человек.

Вторая рюмка окончательно восстановила мою боеспособность. Мысли весело заскакали лошадками. Покачивался перед глазами стол. Я посмотрел в ночное окно. В кромешной темноте неба горели неисчислимыми огнями дома Рублевского шоссе. Точно эскадра кораблей в темном море.

Ну? Мы ж сюда не природой в окне любоваться приехали!

Не природой, да. А зачем? Смутно… Вроде накапливать материал? Вроде. Ну, и?

А вот… Генерал сразу после второй рюмки стал рассказывать какую-то байку. Профессор сделал круглые глаза, адресуя мне: «Ты слушай, слушай! И запоминай! Нигде и никогда больше такого не услышишь!»

Насчет слушать — слушал. А насчет запомнить… Вот что запомнил, то запомнил…

* * *

Было это в один из тех дней, когда Советский Союз уже рухнул и все, что когда-то трещало по швам, окончательно разорвалось и устаканилось в новом виде.

Поутру начальник разведки, генерал, пришел на службу, как всегда, налил себе крепкого чаю с лимоном. Отпил, поморщился, достал лимон. Выплеснул чай. Набуровил себе коньяку, сжевал лимон. Блаженно улыбнулся.

В дверь заглянул порученец, майор:

— Тут к вам это… Шпион наш потерянный. Прибыл из Китая. Так представляется.

— И ты ему поверил?

— А как же-с! Матом ругается отменно! По всем правилам военного искусства.

Веское доказательство. В организме любого военного приборчик, отвечающий за «удивление», выходит из строя уже на первых годах ратной лужбы и больше никогда не восстанавливается, то тут у начальника разведки отвисла челюсть, потерянный шпион — все равно что бесхозная боеголовка. Сначала — скандал, потом — трибунал. Главное правило армейской жизни — «разобраться как следует и наказать кого попало».

— И где этот… найденыш?

— Рядом. На улице.

— Ты документы его смотрел?

— Нет. Но охрана смотрела. Настоящие китайские документы у него. Ни пса не понятно. Но вроде все как по-взрослому.

Что это? Провокация китайских наймитов? Но зачем ее устраивать прямо под окнами «Аквариума»? Сумасшедший? Но у него настоящий паспорт гражданина Китая! Китайский сумасшедший возле «Аквариума» — уже не шутки. Ежели каждый сумасшедший в Китае знает, где находится главный офис агентурной военной разведки, то что можно ожидать от адекватных, нормальных китайцев?

Начальник разведки принял решение: принять решение.

— Выпроводи его!

Порученец исчез. Но через полчаса вернулся с бумагами:

— Он не уходит. Говорит, не может вернуться в Китай. Говорит, потерял связь с нашими кураторами. Вот передал ксерокопию своего паспорта и отпечатков пальцев. Просит посмотреть в картотеках и свериться там с его фотографией из личного дела.

Начальник разведки повертел бумаги. Снова налил себе и задумался.

Чем хреново работать в разведке? Всего боишься и не можешь воспринимать события как нормальный человек. Везде чувствуется подвох ила засада. Везде мерещится агентурная операция против тебя лично или против всей военной службы в целом. Что, в конечном итоге, одно и то же.

Допустим, примем бумаги и определим, что это действительно наш разведчик. Но как знать, кто китаец на самом деле? Вдруг они разоблачили нашего шпиона, а теперь послали своего агента, чтобы удостовериться: правду говорит арестованный или нет? Если мы признаем его за своего, может выйти дипломатический скандал.

Начальник разведки послал порученца — свериться с картотекой. А сам начал названивать людям из отдела агентурных операций по Китаю. Выяснилось, что никто из молодых офицеров не помнит такого человека. Старые разведчики-агентурщики, которые курировали шпионов-нелегалов в Китае, давно уже уволились. Личные дела разведчиков-нелегалов тоже куда-то пропали. Нет, их не украли. Просто валяются сейчас где-нибудь в подвале, в терриконах бумаги советских времен.

За час разговоров-переговоров начальник разведки ничего не выяснил, кроме того, что у него кончился коньяк. Кряхтя, поднялся, полез в сейф за новой бутылкой и нашел свою старую записную книжку. Глядя на нее, вспомнил Григория Алексеевича и позвонил ему.

Последняя надежда! Григорий Алексеевич в свое время готовил разведчиков-нелегалов на оседание. Преподавал им поведенческую психологию. Некоторых «студентов» знал в лицо. Поскольку сам привел их в школу разведки.

Профессор подъехал и действительно признал в этом потерянном китайце нашего разведчика. Вернее, сначала признал в нем своего племянника, а потом подтвердил, что сам завербовал его в разведку и тот уехал после подготовки на оседание в Китай.

— Бедный племянник чуть было уже не сделал нам под козырек, — вздохнул Леонид Александрович.

— В смысле? — не понял я. — Чуть не уехал обратно в Китай?

— В смысле, чуть не насрал от обиды под козырьком нашего парадного подъезда, — уточнил профессор.

— Оказалось, его заслали в страну, он сделал там неплохую карьеру. Стал председателем колхоза, уважаемым человеком в партии. И пока всячески крепил свой имидж, параллельно закладывал вдоль границы с Советским Союзом тайники с оружием на случай диверсионной или партизанской войны против Китая. Тут-то государство наше и развалилось! — Леонид Александрович снова поднял рюмку: — Предлагаю выпить за китайскую народную мудрость, которая гласит: что нельзя склеить, то можно сложить в кучку, до лучших времен.

За мудрость почему не выпить! Тем более китайскую!

…В общем, тот племянник наготовил в Китае просто уйму тайников с оружием. Уже дырку в пиджаке просверлил для ордена. А тут СССР — вдребезги. Как он переживал и горевал на чужбине! Раньше-то жил одной мыслью: когда-нибудь его отзовут на родину и доверят более высокий пост. А теперь? Кому нужны эти тайники с оружием? Кому нужна его работа, когда и страны-то такой больше нет?.. И вот стал он настоящим китайцем. Уважаемым человеком. Но жутко хотелось на родину. Окольными путями заготовил себе загранпаспорт, купил туристическую визу, перебрался в Сибирь. А оттуда рванул в Москву. В «Аквариум». Теперь вот мается без дела несколько лет.

— Ну, раз все выяснилось, он может и заново все начать, — предположил я.

— Да? — саркастически хмыкнул профессор. — И как он объяснит своим китайским начальникам многолетний прогул? Его ж обязательно спросят: где был и что делал? А как узнают о России, так сразу шлепнут, как врага народа. Если наши долго не признавали в нем своего разведчика, то китайская контрразведка поверит в это с удовольствием. И быстренько расстреляет.

Дальше разговор свернул на личные темы профессора и генерала, в которых я ни черта не понимал. Они увлеклись беседой. А я незаметно для себя уснул. Прямо за столом. Голова сама отыскала между тарелками свободное пространство.

* * *

Меня растолкал профессор:

— Ну, ты и дрыхнешь! Молодежь, молодежь! Мы, старики, уже успели выпить все, что горит в этом доме, а ты до сих пор от вчерашнего не оклемался!

— У меня сбой во времени и пространстве. О каком вчерашнем речь?

И тут я с ужасом заметил, что по-прежнему одет в треклятый костюм. Это означает, что мои неприятности не закончились.

— Лечить, срочно лечить! — запричитал профессор и потащил меня на улицу. По пути я заметил, что любезно избавлен от прощаний. Генерал в квартире отсутствовал.

На Рублевском шоссе профессор забежал в магазинчик и принес пару холодного пива. Я же, покачиваясь, тупо смотрел на проезжающие машины. Стекла автомобилей нестерпимо бликовали на солнце и мучили глаза.

Григорий Алексеевич вручил мне банку и заставил сделать несколько глотков. Взмахнул рукой, тормознул частника:

— На улицу Красный Казанец, Выхино!

В машине я снова уснул. Пивко легло на все вчерашнее.

* * *

И привиделась огромная земляная пещера. Отовсюду, словно шерсть животного, торчали корни растений. Посреди пещеры находилась неглубокая яма, наполненная какой-то вязкой субстанцией, похожей на разведенную водой глину.

Утопая ножками в этой глиняной «луже», стоял длинный деревянный помост. На нем спали люди, укутанные во вполне домашние одеяла. Головы их покоились на таких же обычных постельных подушках.

Женщина с черными и кудрявыми волосами, со смоляными глазами шла рядом со мной и что-то рассказывала. Но я не слушал ее и с интересом разглядывал пещеру. Когда мы подошли поближе к помосту, я увидел спящую… нет, не красавицу, а обычную девушку. Голова ее была покрыта резиновой купальной шапочкой.

Что-то вдруг зашевелилось под одеялом рядом с ней.

Я отпрянул от неожиданности.

Женщина-провожатая откинула край одеяла. Там спал грудной младенец. Он ворочался во сне. На голове такая же резиновая шапочка. В мое сознание ворвался голос женщины-провожатой:

— Они спят до поры. Как и все эти люди на помосте.

Я оглянулся на женщину. Она держала в руках купальную шапочку, измазанную изнутри «глиняным раствором» из ямы:

— Если наденешь шапочку, то уснешь. И будешь спать долго. Пока с тебя шапочку не снимут и не смоют раствор.

Я снова посмотрел на девушку. Шапочку с нее уже сняли. Русые ее волосы, уже омытые и чистые, веером покрывали подушку. Ресницы чуть подрагивали. Губы приоткрылись.

— Она просыпается, — пояснила провожатая. — Хочешь, я надену тебе такую же шапочку?

— Нет!

— Вам все равно нельзя встречаться. Это приведет к большому несчастью.

Я отпрянул и посмотрел женщине в глаза. Они были черны, как мрачная ночь.