Олег ОВЧИННИКОВ

CONNECT TO HEAVEN

Светофор отливал красным, как глаз вампира на закате. Подтягивалась к концу вторая минута простоя. Игнат уже проверил поступившие за последние полчаса «эсэмэски», окропил тонированный лоб «Мерседеса» водой из «святого источника», и теперь просто изнывал от томительного ожидания.

Старушка в черном пальто и платке, побалансировав в нерешительности на краешке тротуара, все-таки шагнула на грязно-белую полосу дорожной «зебры», придерживая рукой поднятый воротник.

«Медленно идет, — прикинул Игнат. — Не успеет же!» — и выскочил из машины.

— Бабуля, давайте помогу…

Старушка сперва, конечно, шарахнулась, но скоро смекнула, что не сделает ей плохого этот странный тип с короткой стрижкой, скромной осмиевой заколкой в галстуке и стограммовым золотым болтом на пальце, которому так и не удосужились придумать имя. Не обидит, не выхватит посреди дороги сумочку с пенсией.

— Вот сюда, пожалуйста. Так.

Занервничал, замигал всем телом зеленый человечек в конце перехода. Погас, над ним зажегся красный — житель Венеры сменил марсианина. Нетерпеливо загудела машина, другая…

— Да сейчас я, — махнул им Игнат.

Заныл, жалуясь на жизнь, бело-голубой проблесковый маячок.

— Ладно, бабушка, вы уж дальше сами. Тут недолго уже…

Игнат, стараясь не глядеть в озверелые лица водителей, впрыгнул в машину. Пока трогался с места, где-то слева взвизгнули шины, раздался, резанул по ушам короткий приглушенный стук. Чело Игната омрачилось преждевременной морщинкой: не любил он такие вот скомканные моменты.

«По-моему, наши беды, — записал он в ежедневнике прямо под напоминанием „11:30. Киберобл. — не забыть, Щелк-в“, благо автоматическая коробка передач оставляла простор для маневра правой рукой, — от того, что мы постоянно куда-то спешим и далеко не всегда доводим начатое до кон…» Темно-зеленая «БМВ» из третьего ряда резко вильнула вправо. Игнат вынужденно прекратил писать и вцепился в руль обеими руками.

— Игнат Петрович! — почтительно кивнул лифтер и отпустил дежурную шутку: — Вам как обычно?

Игнат кивнул дважды, приветствуя и подтверждая. Развернул купленный на входе у вахтера «Коммерсант» и, пробежав страницу по диагонали, споткнулся взглядом о вызывающе парадоксальное словосочетание.

«Убийственная благотворительность!» — гласило название статьи. Игнат заинтересовался.

«Услышав в одном из репортажей ОРТ о судьбе полупарализованного мальчика-инвалида из деревни Редькино Вологодской области, который несмотря на проблемы со здоровьем не расстается с мечтой стать космонавтом, некий московский предприниматель проникся жалостью к калеке и перевел на указанный в программе счет 10 тысяч долларов США в рублях по курсу ММВБ минус 13 процентов — стоимость перевода. „На тренажеры и хороших врачей для пацана“ — гласила сопроводительная записка. Но когда мальчик явился на почту за деньгами, его ждало потрясение. Сославшись на недостаток средств в кассе, почтовое отделение согласилось обналичить лишь часть суммы, причем исключительно монетами пятирублевого достоинства. Получив на руки двухпудовый мешок с деньгами, несчастный подросток…» Дверцы лифта разъехались бесшумно, выпуская Игната в холл двенадцатого этажа.

— Так что лучше ничего не сообщать. Пока… — услышал он вкрадчивый мужской голос, входя в собственную приемную. Разговаривали Лидочка, его личный секретарь-референт, и главный менеджер по имени Андрей.

При виде шефа лицо Андрея немедленно разверзлось широкой белозубой улыбкой.

— Добрейшего утречка, Игнат Петрович!

Игнат кивнул.

— Вот отчетность за первый квартал. Входящие. Исходящие. Текущие… — Менеджер перетасовал в руках стопку тонких разноцветных папочек и протянул Игнату.

— Надеюсь, официальная? — придав строгость голосу, спросил шеф.

— Других не держим, — улыбнулся менеджер и изобразил плечами: «обижаешь, начальник». Такая реакция немного успокоила Игната, так что он решился спросить:

— А как там со школьниками?

— Еще три школы в Первомайском районе оборудованы современными компьютерными классами, — четко, как перед микрофоном, доложил Андрей. — Все по последнему слову техники: сенсорные рукавицы и кибероболочки четвертого поколения.

— Ладно, ладно… — Игнат потрепал менеджера за рукав, теплея лицом.

Полчаса он провел в своем кабинете, наблюдая за подводной и теневой жизнью обитателей огромного, в полстены, аквариума. Дочитывать статью не хотелось. Игната всегда напрягало, когда о нем писали в газете или говорили по телевизору, это казалось ему нескромным.

Телефон на столе зазвонил.

— Алло! Это Щелкунов, — объявил резкий, раздраженный голос.

— Здравствуйте, — сказал Игнат. Он вспомнил запись в ежедневнике и испытал запоздалый укол совести. — Я как раз собирался вам…

— Долго собирались! — рявкнула трубка. — Ответьте мне: Что Вы Делаете?

— Что?

— Я спрашиваю, о чем вы думаете, поставляя в российские школы непроверенное оборудование? Вы хотя бы в курсе, что эти ваши кибероболочки у себя на родине находятся в стадии альфа-тестирования? И скорее всего, они его не пройдут, поскольку уже три японских мальчика, занятые в проекте, вторую неделю пребывают в глубокой…

Трубка неожиданно замолчала. Игнат несколько раз подул в нее, затем его растерянное лицо показалось в предбаннике.

— Лидочка, опять со связью что-то…

Секретарша, при его появлении отдернувшая руку от пульта, нервно улыбнулась и пожала плечами:

— Бывает… Какие-нибудь неполадки на линии.

Игнат вернулся к себе и углубился в кресло. Телефон снова работал, но никто больше не звонил. Впрочем, настроение и без того было испорчено.

Дорвавшийся до кормушки сомик разом заглотил половину общака и снова залег на дно. Игнат с минуту посмотрел, как он лениво шевелит усами, затем подошел к сейфу и, поколдовав с замком, достал непривычной формы телефонную трубку с корпусом из черного дерева. Торчащая вверх короткая, с прозеленью антенна напоминала свежий побег на мертвом деревянном обрубке. Круглых сглаженных шпеньков, заменяющих кнопки, на корпусе было всего три, но и в них, как в трех соснах, с непривычки немудрено было заблудиться.

Записная книжка сама раскрылась на букве «Е». Обладая отвратительной памятью на имена и фамилии, Игнат все важные телефоны всегда записывал на Е. «Если приедут люди в масках…» «Если станет одиноко…» «Если посредник начнет зарываться по процентам…» Это все не то… Вот!

«Если снова захочется странного…» Телефон глухо плимкнул семью цифрами набираемого номера, в трубке раздались и смолкли сухие деревянные щелчки, затем настала полная тишина. Не слышалось вздохов или иных признаков чужого присутствия.

— Отец? — осторожно позвал Игнат.

— Я слушаю, сынок, — ответила трубка ласковым, немолодым голосом. — Что-то случилось?

— Отец…

Игнат задумался. В принципе, ничего из ряда вон пока не произошло, но какие-то мелкие происшествия, неприятные раздражающие факторы вроде выразительного взгляда, пойманного в зеркальце заднего вида, услышанного краем уха обрывка фразы, теперь вот еще каких-то японцев с их оболочками… Все это имело обыкновение накапливаться и, накопившись, гнести.

— Почему они так не любят нас? — спросил он. — Мы ведь такие же люди, как они, усталые люди с неприятностями, у которых ни на что не хватает времени. Я верчусь целый день, ко мне постоянно приходят какие-то личности, разные личности. Одни говорят, что они из милиции, другие называют себя пожарными, третьи лицензионщиками, четвертые аудиторами и так далее. Двадцать пятые никак себя не называют, более того — обижаются, когда их самих называют бандитами. И все они просят денег. И я плачу им всем, я отстегиваю, даю на лапу, «уделяю внимание»… К тому же я постоянно на что-нибудь жертвую — в фонд мира, борьбы со СПИДом, в помощь пострадавшим от землетрясения в Уругвае… Ты слышишь, я не знаю, где это, но послушно перевожу пятнадцать штук куда попросили. Да, я не беден, у меня есть, где жить и на чем ездить — кстати, мой «Мерседес» не шестисотый, а в два раза меньше, — есть, на что сходить в ресторан и слетать… да хоть в тот же Уругвай, но я ведь делюсь! Теперь ответь, кому от того, что я делаю, становится хуже?

Он вспомнил вдруг очередь в шереметьевском коридоре VIP, где десяток таких же, как он, работящих людей в спецовках от Кардена и в кирзе от Гуччи, ни на минуту не выпуская из рук своих рабочих инструментов: телефонов, калькуляторов, электронных блокнотов, дожидались прохождения быстрого таможенного контроля, вспомнил их простые, усталые лица…. и неожиданно для себя заплакал.

— Ну что ты, что? — забеспокоилась трубка.

— Ах, отец…

Серый, с голубой искрой, шевиот вздрогнул и мелко затрясся на плечах.

— Успокоился? — спросил голос пару минут спустя.

Игнат кивнул. В данной ситуации этого было достаточно: в черной трубке все равно не наблюдалось прорезей микрофона.

— Слушай, а давай… Бросай все свои дела — и ко мне. Знаешь, какая тут природа? А река! Сядешь на бережку, опустишь ноги в воду — и обо всем на свете забудешь.

Игнат задумался, на какое-то мгновение — почти всерьез. Затем грустно усмехнулся.

— Нет уж, лучше помучаюсь… Я здесь еще кое-кому нужен.

— А то смотри… Если надо — приглашение тебе выправим. Официальное.

— Не надо приглашений, — попросил Игнат. — Я как-нибудь потом… сам. И во сне, пожалуйста, больше не зови.

— Ну, как знаешь… — трубка изобразила вздох. — Тогда подойди к окну. Вот так. Что видишь? Солнышко?

— Солнышко… — повторил Игнат, чувствуя, как по лицу непроизвольно растекается улыбка.

— И какое оно?

— Теплое…

— То-то! А еще что?

Маленькая взъерошенная птичка присела на карниз и с подозрением покосилась на Игната.

— Птичка! — сказал он.

— Не просто птичка! — произнесла трубка со значением. — Воробушек! Ну-ка, покорми его.

Игнат беспомощно огляделся. С сомнением шагнул к аквариуму и зачерпнул из стоявшей рядом банки щепотку корма для рыбок. Подстелив листок с экземпляром какого-то договора, высыпал корм на подоконник.

Воробушек деловито подскочил к кучке, решительно клюнул бронированное стекло и, смешно вывернув шею, как будто задумал выщипнуть перышко из хвоста, спланировал с карниза — солидно, почти как орел, без судорожных взмахов крыльями.

— Окно-то! — напомнила трубка. — Окно-то раскрой!

Игнат, обругав себя за недогадливость, двумя руками приподнял тяжелую фрамугу и, высунув голову, посмотрел вниз. Однако, воробья нигде не обнаружил.

С крыши напротив блеснул окуляр какой-то оптики. Брызнул в глаза, заставил сощуриться.

— Зайчик! — умилился Игнат.

— Зайчик! — назидательно повторил голос. — Теперь садись, пиши диктант.

Нашел чем писать? Тогда записывай. «Счастье — это когда…» Да не так, грамотей! Когда тебя научу : «ча», «ща» — пиши через «а».

Игнат, прикусив губу, внес исправление.

— Ну, хорошо тебе теперь? — спросила трубка.

— Хорошо… Спасибо, отец!

— Да не за что. Пиши дальше…

Снова блеснула оптика на соседней крыше, крохотное пятнышко красным светлячком пробежало по рубашке, сверкнуло, отразившись в осмиевой заколке галстука.

В следующее мгновение Игнат почувствовал — что-то сильно толкнуло его в грудь, и с удивлением увидел, как полированная поверхность стола вдруг попыталась навалиться на него сверху, и ему пришлось упереться в нее обеими руками, чтобы не упасть, не выронить зажатую между плечом и ухом трубку.

Чтобы все-таки успеть понять, что такое счастье.

27-28 августа 2001.