"Эмма" - читать интересную книгу автора (Остeн Джейн)

Глава 3

Эмма не могла ее простить, — однако это зло, как и причина, вызвавшая его, укрылись от внимания мистеpa Найтли, который тоже был в числе гостей и усмотрел с обеих сторон лишь должную внимательность и милое поведение, а потому, снова придя наутро в Хартфилд по делу к мистеру Вудхаусу, с одобрением отозвался о вчерашнем вечере — не столь открыто, как мог бы, не будь в комнате ее отца, но все же достаточно вразумительно для Эммы. Привыкши думать, что она несправедлива к Джейн, он теперь с большим удовольствием отмечал перемену к лучшему.

— Очень приятный вечер, — начал он, как только втолковал мистеру Вудхаусу необходимое, услышал в ответ, что все понятно, и убрал со стола бумаги. — В высшей степени приятный. Вы и мисс Фэрфакс угостили нас музыкой на славу. Есть ли большая роскошь, сэр, чем посиживать себе с удобством, когда две такие девицы целый вечер развлекают вас то музыкою, то разговором. Уверен, Эмма, что и мисс Фэрфакс осталась довольна вечером. Вы превзошли самое себя. Хорошо, что вы заставили ее так много играть, ведь в доме ее бабки нет инструмента и для нее, должно быть, это был настоящий подарок.

— Я рада, что вам понравилось, — с улыбкой сказала Эмма, — хотя, надеюсь, вообще не часто грешу невниманием к гостям Хартфилда.

— Что ты, душенька, — тотчас отозвался ее отец, — в чем другом, а в этом тебя не упрекнуть. Никому не сравниться с тобою в радушии и любезности. Скорее уж ты грешишь избытком гостеприимства. Взять хоть вчерашний вечер, когда обносили булочками, — по-моему, довольно было бы и одного раза.

— Да, нечасто, — почти одновременно с ним отозвался мистер Найтли. — Нечасто вы грешите также недостатком хороших манер и проницательности. И оттого, я думаю, понимаете, о чем я говорю.

Лукавый взгляд сказал ему: «И очень понимаю», меж тем как вслух она молвила только:

— Мисс Фэрфакс очень сдержанна.

— Немножко, — я давно вам говорил. Однако излишнюю сдержанность, ту, которая проистекает от застенчивости, вы скоро преодолеете. Ту же, что подсказана благоразумием, надлежит уважать.

— Это вы находите ее застенчивой. Я не нахожу.

— Милая Эмма, — сказал он, пересаживаясь на стул, стоящий ближе к ней, — надеюсь, вы не хотите сказать, что были недовольны вчерашним вечером.

— Нет, отчего же! Была довольна тем, что с таким упорством задаю вопросы, и позабавилась, наблюдая, как мало сведений получаю в ответ.

— Вот оно что! Не ожидал, — отрывисто заметил он.

— Надеюсь, все приятно провели время, — со свойственным ему благодушием проговорил мистер Вудхаус. — Я — очень. Была минута, когда мне сделалось жарковато у камина, но я чуточку отодвинул стул, совсем чуть-чуть, и жар уже не доставал до меня. Мисс Бейтс, по обыкновению, была так говорлива, оживлена — правда, она говорит несколько быстро. Но при всем том, милейшая особа, и миссис Бейтс, на иной лад, тоже. Люблю старых друзей! И мисс Джейн Фэрфакс очень милая барышня, прехорошенькая и прекрасно воспитана. Ей должен был понравиться этот вечер, мистер Найтли, потому что с ней была Эмма.

— Справедливо, сэр. А Эмме — потому что с ней была мисс Фэрфакс.

Эмма видела, что он расстроен, и, желая утешить его хотя бы на время, сказала с неподдельною искренностью:

— Она такое изящное создание, что глаз не оторвать. Всякий раз гляжу и любуюсь — и сочувствую ей от души.

На лице мистера Найтли изобразилось нескрываемое удовлетворение, но он не успел отозваться, ибо в этот миг мистер Вудхаус, коего мысли заняты были Бейтсами, произнес:

— Какая жалость, что им приходится жить в столь стесненных обстоятельствах! Ужасно жаль! Мне часто хочется… но многое ли можно сделать, не обидев, — побаловать их изредка чем-нибудь не совсем обычным, маленьким подношением… Вот закололи свинку, и Эмма думает послать им ногу или филейчик, мясо молоденькое, нежное — хартфилдская свинина совсем не то, что свинина вообще — но все-таки свинина… так что пусть, Эмма, душенька, они ее непременно разделают на ломтики и легонько обжарят, как жарят у нас, без жиринки, а ни в коем случае не запекают, никакой желудок не выдержит запеченной свинины… Пожалуй, лучше будет послать ножку — ты как полагаешь, душа моя?

— Папенька, я послала половину задней части целиком. Я знала, что вы бы так хотели. Окорок они засолят, он очень для этого хорош, как вы знаете, а филей пойдет прямо к столу, в том виде, какой им больше понравится.

— Правильно, душенька моя, совершенно правильно. Мне сразу в голову не пришло, но это самое лучшее. Пусть только не пересолят окорок — когда он засолен в меру, его еще проварить хорошенько, как проваривает для нас Сэрли, и, если есть очень понемножку, с вареной репой, да туда же морковки или пастернака, то получается, я сказал бы, не столь уж обременительное для желудка блюдо.

— Эмма, — начал спустя немного мистер Найтли, — у меня для вас новость. Вы ведь охотница до новостей — так вот, я по дороге сюда узнал такую, которая, думаю, будет вам любопытна.

— Новость? Ах, верно, — я всегда рада новостям! Что же это за новость? И чему вы так усмехаетесь?.. Где вы ее узнали — не в Рзндалсе?

Он только успел сказать:

— Да нет, — я нынче не был в Рэндалсе… — как дверь распахнулась и в комнату вошли мисс Бейтс и мисс Фэрфакс. Распираемая благодарностью, но распираемая и новостями, мисс Бейтс положительно не знала, чему отдать предпочтение. Мистер Найтли скоро увидел, что момент упущен и не ему быть рассказчиком.

— Ах, сударь, здравствуйте — доброе утро! Мисс Вудхаус, дорогая моя, я слов не нахожу! Какая чудесная свинина, и вся половина задней части! Вы чересчур щедры! А слышали вы новость? Мистер Элтон женится.

Эмма, которая меньше всего в эту минуту думала об мистере Элтоне, невольно вздрогнула от неожиданности при этом имени и чуть заметно покраснела.

— Это и есть моя новость, я полагал, вам она покажется любопытной, — сказал мистер Найтли с усмешкою, таящей осуждение и намек на известные им обоим события в недавнем прошлом.

— Но от кого же вы могли слышать, мистер Найтли? — вскричала мисс Бейтс. — Кто мог вам сказать? Ведь пяти минут нету, как я получила записку от миссис Коул, — не прошло и пяти минут — от силы десять… я как раз собиралась выйти, надела уже и капор, и спенсер, хотела лишь еще разок наведаться к Патти насчет свинины… Джейн в это время стояла в коридоре, — верно, Джейн? — потому что матушка беспокоилась, не маловата ли будет для засолки наша большая кастрюля. Вот я ей и сказала, что сойду вниз посмотрю, а Джейн говорит: «Не лучше ли мне спуститься? Вы, по-моему, немного простужены, а Патти только что мыла кухню». «Ах, милая…» — говорю я ей, и тут-то принесли записку… На некой мисс Хокинс — это все, что мне известно. Мисс Хокинс, которую он встретил в Бате. Но вы, мистер Найтли, — как вы могли узнать? Ведь не успел мистер Коул сообщить об этом миссис Коул, как она сразу села писать мне записку. Что это некая мисс Хокинс…

— Я полтора часа назад был у мистера Коула по делу. Когда вошел, он только что кончил читать письмо от Элтона и тотчас протянул его мне.

— Вот как! Понимаю… конечно, всем интересно узнать такую новость. Сударь, щедротам вашим, право же, нет конца. Матушка просила вам кланяться, она вас тысячу раз благодарит и решительно не знает, что с вами поделать.

— Мы считаем, — отозвался мистер Вудхаус, — что наша хартфилдская свинина не идет ни в какое сравнение со всякою другой, так оно и есть, несомненно, и потому для нас с Эммой первое удовольствие…

— Ах, сэр, правду говорит моя матушка: наши друзья чрезмерно к нам добры! Ну кто еще, не будучи слишком богат, имеет все чего душа пожелает? Кто, как не мы, может по справедливости сказать: «Межи наши прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня!..» [9]Так вы, мистер Найтли, стало быть, читали письмо собственными глазами — и что же…

— Письмо короткое — одно это известие и больше ничего, но, разумеется, радостное, торжествующее. — Хитро покосившись на Эмму: — Что, дескать, имеет счастье… — уж не помню точно, как там сказано, — да и не к чему запоминать, — но суть, как вы правильно изволили сказать, та, что он женится на некой мисс Хокинс. По его тону можно заключить, что все решилось только-только.

— Итак, мистер Элтон женится! — проговорила Эмма, когда к ней вновь вернулся дар речи. — Пожелаем же ему счастья.

— Ему рано жениться, — вывел свое заключение мистер Вудхаус. — Напрасно он торопится. По-моему, ему и так жилось прекрасно. Мы всегда рады были видеть его в Хартфилде.

— Будет нам, мисс Вудхаус, новая соседушка! — радостно объявила мисс Бейтс. — Моя матушка так довольна! Ей грустно было, что бедный дом викария стоит без хозяйки. Да, это новость так новость! Джейн, тебе ведь не приводилось видеть мистера Элтона, не удивительно, что ты сгораешь от любопытства!

Может быть, Джейн и сгорала от любопытства, но мысли ее при этом, сколько можно было заметить, витали вдалеке.

— Мистера Элтона?.. — вздрогнув, откликнулась она на этот призыв. — Нет, не приводилось. Он что… высок ростом?

— Как на такой вопрос ответить? — воскликнула Эмма. — Батюшка скажет — да, мистер Найтли — нет, а мы с мисс Бейтс — что он среднего роста, которого лучше быть не может. Когда вы поживете у нас подольше, мисс Фэрфакс, то поймете, что мистер Элтон для Хайбери — образец совершенства, как внешнего, так и внутреннего.

— Очень метко сказано, мисс Вудхаус, так оно и есть. Прекраснейший молодой человек… Но, Джейн, милая, если помнишь, я говорила тебе вчера, что он в точности такого роста, как мистер Перри. Мисс Хокинс… наилучших правил, должно быть, девица. Его крайнее внимание к моей матушке… усадил ее на одну из скамей, отведенных для семьи викария, там лучше слышно, а матушка, знаете ли, глуховата, не то чтобы очень, но может не расслышать с первого раза. Джейн говорит, полковник Кемпбелл тоже глуховат. Возлагал надежды на водолечение — теплые ванны, — но большой пользы, по ее словам, от них не было. Полковник Кемпбелл, вы знаете, просто наш добрый ангел. Да и мистер Диксон, такое у меня впечатление, прелестнейший молодой человек и вполне ему под стать. Какое счастье, когда жизнь сводит вместе хороших людей, а ведь так обыкновенно и происходит. Посмотрите — приедут мистер Элтон с мисс Хокинс, а тут им и Коулы — такие отличные люди, и мистер Перри с женою — счастливее и лучше четы нигде не встретишь! Знаете, сэр, — относясь к мистеру Вудхаусу, — я думаю, не много найдется мест, где собралось бы такое общество, как в Хайбери. Я всегда благословляю судьбу за то, что послала нам таких соседей… Сударь, если и есть у моей матушки любимое блюдо, то это свинина — запеченный свиной филей…

— Любопытно бы узнать, — поторопилась сказать Эмма, — кто такая эта мисс Хокинс, давно ли он с нею знаком. Едва ли это давнее знакомство. Он ведь только четыре недели как уехал.

На этот счет никаких сведений ни у кого не оказалось, и Эмма, полюбопытствовав в пространство еще немного, сказала:

— Вы все молчите, мисс Фэрфакс, но я надеюсь, что и вы рано или поздно выкажете интерес к этой новости. Вы столько за последнее время наслышаны о подобных предметах, столько повидали, так были всем этим поглощены, благодаря мисс Кемпбелл — мы не простим вам безучастия к мистеру Элтону и мисс Хокинс.

— Когда я увижу мистера Элтона, — возразила Джейн, — мне, вероятно, станет интересно, но ранее этого не думаю. А с тех пор, как мисс Кемпбелл вышла замуж, прошел не один месяц, и впечатления мои несколько поблекли.

— Да, ровно четыре недели, как он уехал, — сказала мисс Бейтс, — вы совершенно верно заметили, мисс Вудхаус, — как раз вчера было четыре недели… Мисс Хокинс… А мне-то представлялось всегда, что это будет девица из здешних, — не то чтобы я хоть раз позволила себе… Миссис Коул, правда, шепнула однажды… но я ей тотчас ответила: «Нет. Хоть у мистера Элтона и много достоинств, но…» Короче говоря, выходит, я не очень-то дальновидна в такого рода делах. Ну что же, нет так нет. Значит, далее того, что у меня перед глазами, я не вижу. Хотя, по совести сказать, никого бы не удивило, если бы мистер Элтон решился просить… Мисс Вудхаус так снисходительна, я заболталась, а она меня не останавливает. Она знает, что я ни в коем случае не хочу сказать ничего обидного. А как поживает мисс Смит? Кажется, совсем поправилась? А от миссис Найтли слышно что-нибудь в последнее время? Ах! Что за восторг эти милые малютки! Знаешь ли, Джейн, я всегда рисую себе мистера Диксона похожим на мистера Джона Найтли. По виду, я хочу сказать, — тоже высокий, и что-то в выражении лица… и тоже не очень разговорчивый.

— Совсем не то, милая тетушка, — между ними совершенно нет сходства.

— Вот странно! Хотя заранее никогда не составишь себе точного портрета. Даешь волю воображению, и оно заводит неведомо куда. Так ты говоришь, мистера Диксона нельзя назвать красивым в полном смысле слова?

— Красивым? Отнюдь! Наоборот — он явно некрасив.

— Но, милая, ты сказала, мисс Кемпбелл так не считает — и что ты тоже…

— Я? Мое суждение не имеет ровно никакой цены. Я ежели к кому расположена, то всегда нахожу привлекательной и его внешность. Назвавши его некрасивым, я высказала общее мнение, сколько оно мне известно.

— Ну что ж, Джейн, милочка моя, — пожалуй, нам настало время бежать. Что-то небо нахмурилось, бабушка будет волноваться. Вы очень любезны, дорогая мисс Вудхаус, но нам, право, нужно идти. Такая приятная новость! Я по пути на минутку загляну к миссис Коул — трех минут у нее не пробуду, — ты же, Джейн, иди-ка прямо домой, иначе можешь попасть под дождь, а для тебя с ним шутки плохи!.. Мы находим, ей уже стало лучше за то время, что она в Хайбери. Да, в самом деле, спасибо. К миссис Годдард я заходить не буду — она, я знаю, признает только вареную свинину… вот поспеет окорок, тогда другое дело. До свиданья, сударь. Что, и мистер Найтли с нами? Ах, это очень!.. Ежели Джейн устанет, вы, я уверена, не откажете в любезности подать ей руку… Да, мистер Элтон и мисс Хокинс… Прощайте же, до свиданья.

Оставшись наедине с отцом, Эмма слушала краем уха его сетованья о том, что молодые люди зачем-то спешат жениться — и на ком жениться, на посторонних, — и в это же время прислушивалась к собственным мыслям. Ее самое эта новость и позабавила и успокоила, с очевидностью подтвердив, что мистер Элтон страдал недолго, но она с жалостно думала о Гарриет — Гарриет больно будет это узнать. Оставалась одна надежда — первой сообщить ей новость, пока удар внезапно не нанесли другие. Близился тот час, когда она обыкновенно приходила. Что, если ей по дороге встретится мисс Бейтс!.. Стал накрапывать дождь, вынуждая Эмму смириться с предположением, что Гарриет может, пережидая его, задержаться в доме миссис Годдард, где ее, без сомненья, нежданно-негаданно и ошеломят этим известием.

Хлынул дождик, проливной, но короткий, и не прошло после него пяти минут, как появилась Гарриет, с тем самым разгоряченным, возбужденным видом, который говорил, что она торопилась сюда излить душу, а восклицание, которое немедленно вырвалось у нее: «Ах, мисс Вудхаус, подумайте, что случилось!» — свидетельствовало, что душа эта в неописуемом волненье. Удар был нанесен, а значит, поняла Эмма, лучшее, что можно сделать для нее, — это выслушать, не перебивая; и Гарриет, захлебываясь, еле переводя дух, выложила перед нею то, с чем пришла. Она вышла от миссис Годдард полчаса назад — испугалась, что пойдет дождь, он грозил начаться с минуты на минуту, — но подумала, что успеет прежде добраться до Хартфилда, ежели пойдет быстрым шагом, а как дорога ей лежала мимо дома, где живет девушка, которая шьет для нее платье, то она решила, что забежит взглянуть, как подвигается работа, пробыла там, кажется, всего полминутки, но когда пошла дальше, все-таки полил дождь, — что было делать? — она пустилась во всю прыть прямо к Форду и укрылась там. Форд был торговец сукнами, полотняным и мелочным товаром; все это, вместе взятое, продавалось в лавке, которую он содержал, — самой большой и модной в Хайбери. И вот просидела она там, наверно, целых десять минут, ни о чем таком не помышляя, ничего не подозревая, как вдруг входит — кто бы вы думали? — это так удивительно, хотя, правда, они всегда покупают у Форда, — входит не кто иной, как Элизабет Мартин и с нею ее брат.

— Дорогая мисс Вудхаус, вообразите только! Мне чуть дурно не стало! Я не знала, что делать. Я сидела прямо у входа, и Элизабет сразу увидела меня, а он — нет, он возился с зонтом. Я уверена, что она узнала меня, но она тотчас отвернулась и сделала вид, будто меня не замечает, они отошли вдвоем в самый дальний угол лавки, а я осталась сидеть подле двери!.. Ах, не могу передать, как мне было худо! Я, верно, стала белая, как мое платье. Уйти было нельзя, на дворе шел дождь, но я готова была сквозь землю провалиться… Ах, мисс Вудхаус, если б вы знали!.. В конце концов он, вероятно, оглянулся и увидел меня, во всяком случае, они перестали заниматься покупками, а начали перешептываться — обо мне, я уверена. И скорее всего он убеждал ее заговорить со мною — как вы думаете, мисс Вудхаус, могло это быть? Потому что она вскоре подошла ко мне, стала рядом, спросила, как я поживаю, и видно было, что она готова протянуть мне руку, если и я отвечу тем же. Все это она делала не так, как бывало, я видела, что она другая, но она хотя бы старалась держаться дружески, и мы пожали друг другу руки и постояли, разговаривая, только не помню, что я говорила, — меня всю колотило от волнения!.. Она, я помню, говорила о том, как ей жаль, что мы теперь совсем не видимся, и поразила меня своей добротой в самое сердце! Дорогая мисс Вудхаус, я чувствовала себя такой гадкой! Дождь в это время стал стихать, и я решила, что не останусь там более ни под каким видом, но тут — вы не поверите! — увидела, что он тоже подходит ко мне, медленными шагами и с таким лицом, знаете, словно не очень уверен, то ли он делает. Но все-таки подошел и заговорил, я ответила и минуту стояла с таким ужасным чувством, не могу вам передать, потом набралась духу и сказала, что дождь кончился и мне пора идти, — выхожу, но не успела отойти от двери и трех ярдов, как он догнал меня, и для того только, чтобы остеречь, что ежели я направляюсь в Хартфилд, то лучше будет дать крюку и пройти мимо конюшни мистера Коула, потому что на ближней дороге будут после дождя одни лужи. Ах, мисс Вудхаус, легче мне было умереть в эту минуту! Я сказала, что весьма ему обязана — не могла не сказать, как вы понимаете, — и он воротился опять к Элизабет, а я пошла дальней дорогой, мимо конюшни, — наверное так, хотя я плохо понимала, где я и что я. Мисс Вудхаус, я все на свете отдала бы, чтобы этого не случилось, но знаете, где-то в глубине души была рада, что он так добр и так мило себя ведет. И Элизабет тоже. Дорогая мисс Вудхаус, поговорите со мною, успокойте меня.

Эмма искренне рада была бы сделать это, но не вдруг нашла в себе силы. Ей надобно было сначала поразмыслить. У нее самой было не очень-то спокойно на сердце. За поведением молодого человека — и сестры его — она угадывала неподдельное чувство и невольно проникалась к ним состраданием. В поведении их, как описала его Гарриет, трогательно смешались оскорбленная любовь и утонченное благородство. Впрочем, она ведь и прежде знала, что они благонамеренные, достойные люди, но разве от этого породниться с ними становилось меньшим несчастьем? Глупо смущаться таким происшествием. Разумеется, ему жалко должно быть ее терять — всем им должно быть жалко. И не одна тут любовь была задета, но еще, пожалуй, и честолюбие. Надеялись, вероятно, благодаря знакомству с Гарриет возвыситься в обществе, да и потом, многого ли стоят описания Гарриет — такой покладистой, простенькой — такой близорукой, — что значит ее похвала?

Эмма взяла себя в руки и принялась ее успокаивать, стараясь представить случившееся сущим пустяком, который не заслуживает внимания.

— Неудивительно, что это несколько вас расстроило, — говорила она, — однако, как я могла понять, вы держались превосходно, а теперь все позади и более никогда не повторится — по крайней мере, это, будет уже не первая встреча — а значит, следует все это выбросить из головы.

Гарриет пролепетала, что это «очень верно», что она «выбросит все из головы», но, однако же, только о том и продолжала говорить, ни о чем другом говорить не могла, и, дабы все-таки отвлечь ее от Мартинов, Эмма в конце концов принуждена была без всяких обиняков сообщить ей новость, которую предполагалось преподнести со всевозможной деликатностью, — и сама уже не знала, радоваться ей или сердиться, стыдиться или, может быть, просто посмеяться подобной перемене в душе бедняжки Гарриет — подобному завершению всепоглощающей страсти к мистеру Элтону!

Мало-помалу, впрочем, мистер Элтон был восстановлен в правах. Хоть в первые минуты известие о нем и не произвело того действия, которое могло бы произвести вчера или час назад, но вскоре интерес к нему увеличился, а к концу их беседы Гарриет, за разговорами об этой счастливице мисс Хокинс, столь распалила в себе любопытство, изумление и сожаление, горечь и умиление, что Мартины должным образом отступили в тень.

Эмма постепенно заключила, что все вышло к лучшему. Встреча с Мартинами пригодилась, чтобы смягчить для Гарриет первое потрясение, и теперь, оттесненная назад, не давала оснований для тревоги. При нынешней своей жизни Гарриет никак не соприкасалась с Мартинами, разве что они стали бы сами искать с нею встреч, а они до сих пор то ли не имели на это духу, то ли не снисходили до этого — во всяком случае, сестры Мартин с тех пор, как она отказала их брату, не переступали порога миссис Годдард, и, стало быть, целый год мог пройти, покамест случай снова сведет их вместе и даст возможность хотя бы обменяться несколькими словами.