"Ричард Длинные Руки — пфальцграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 9

Будакер обращается с леди Беатриссой предельно вежливо, всякий раз старается поцеловать ей руку, она всякий раз улыбается и опускает глаза. Я чувствовал, как горячая злость поднимается к сердцу, и, чтобы чем-то отвлечься, подзывал Пса, и мы мчались вперед, высматривая дорогу.

Погода хорошая, день теплый, по обе стороны дороги колосится пшеница. Крестьяне бросали работу и махали нам руками, а кто узнавал леди Беатриссу, становились на колени и радостно приветствовали ее.

Склоны зеленых холмов как снегом усыпаны, столько там овец, ниже пасутся стада тучных коров с отвисшим выменем, мелкие озера переполнены гусями и утками.

Богатые земли, отметил я. Но это я заметил еще тогда, когда ехали с братом Кадфаэлем и сэром Смитом через эти земли. Знал бы, что это будут мои земли, присмотрелся бы лучше. Или заранее отвертелся бы от слишком близкой дружбы с Барбароссой, что теперь лежит на мне тяжелым бременем.

Я старался держаться либо в авангарде, либо в арьергарде, высматривая возможные опасности, я же могу больше, чем другие, но понимал, трус несчастный, что просто избегаю близкого общения с леди Беатриссой. Между нами столько недоговоренностей… и в то же время оба понимаем, что лучше им так и оставаться недоговоренностями.

Но время от времени наши кони как будто сами, по своей воле, оказывались рядом. И вот мы общаемся на людях, как будто между нами нет этого страшного напряжения, дивной общности душ и всего того, что Фрейд сумел так опошлить, сведя к одухотворенным половым инстинктам.

Сейчас, на удивление, она не отвернула голову, взгляд кроток и печален, а голос звучит очень серьезно и очень невесело:

— Это горько и несправедливо, но в этом мире женщине нельзя одной… Так считается, хотя я не понимаю этого. Мне прекрасно одной, но все настаивают, что я должна как можно быстрее выбрать мужа, который будет бдить и защищать.

— К сожалению, — сказал я, — это мужской мир. Она бросила на меня быстрый взгляд:

— К сожалению?

— Леди, я же сказал, в моем королевстве женщины равны с мужчинами. Но вся беда в том, что у нас женщины хотят получать как мужчины, а отвечать как женщины… То есть никак не отвечать за свои проступки. Она покачала головой, голос прозвучал упрямо:

— Не знаю, о чем вы говорите, но Саксон прекрасно мог бы меня защитить, вовсе не становясь моим мужем! Но все твердят о необходимости замужества. Думаете, я не перебирала всех подходящих на эту роль? А когда перебрала… принялась и за неподходящих!

— Увы?

— Увы, — согласилась она. — В конце концов, я поняла, что придется выбирать между тремя, в самом деле, достойными рыцарями: графом Странженом, бароном ля Бержем и бароном Энгельярдом. Все достаточно уважаемые сеньоры, все трое пользуются хорошей репутацией. Правда, граф Странжен схоронил уже трех жен, но все они умирали от болезней, граф ни при чем, он их не убивал… хотя, как все сразу отметили, владения жен переходили к нему. Но все-таки у него репутация честного человека, к тому же он храбр и силен, всегда сражается впереди своих войск…

— А барон, как его, ля… ля… ля-ля-ля?…

— Ля Берж?

— Да, он самый.

— Ля Берж силен, красив и достаточно молод. Этот граф больше чем вдвое старше меня, а ля Берж почти мой ровесник. Он богат, влиятелен, умен, хотя многие уверяют, что это не ум, а хитрость и пронырливость. Я видела его дважды, и, скажу честно, мне он очень не понравился. Что-то в нем есть такое, отталкивающее женщин.

— Может, — предположил я, — не всех? Она зябко повела плечами:

— Я как-то упомянула его в разговоре с леди Дестиной, это жена сэра Терри, так она, оказывается, такого же мнения… Ну а третий, барон Энгельярд, показался самым лучшим на роль мужа. Он почти не бывает в своих землях, постоянно в дальних походах… Я засмеялся:

— Ну да, идеальный муж — это слепоглухонемой капитан дальнего плавания.

— Моряк?

— Да, — подтвердил я. — Выходить замуж надо всегда так же, как умираем. Только тогда, когда невозможно иначе.

Она грустно улыбнулась:

— А про вас говорят, что никогда не рано поздно жениться. Так что мы квиты. В смысле, мужчины и женщины… в своих оценках друг друга.

— Если верить этим оценкам, мужчины и женщины ненавидят друг друга!

Я проглотил вертящееся на языке замечание Ларошфуко, что если судить о любви по обычным ее проявлениям, то она больше похожа на вражду, чем на дружбу. И вообще в голову сразу же лезут шаблонные сентенции вроде того, что глупые женятся, а умные выходят замуж, обручальное кольцо на пальце у мужчины означает — осторожно: женат, а у женщины — смелее, я все равно замужем, и подобная хрень, у нас у всех черепа заполнены такими готовыми мудростями.

Я увидел его издали, память сразу подсказала, что это не простая громадная ящерица размером с толстого крокодила, это же и есть… Из кустов выпорхнула птичка, поспешно замахала крылышками, взлетая, и вдруг рухнула на землю камнем. Упала на ровное место, даже травы нет, и я отчетливо видел, как о землю шлепнулась каменная фигурка.

— Чтоб ты сдох… — прошептал я. — Бобик, сидеть!… Зайчик, стоять!

Я торопливо соскочил на землю, кто знает, вдруг да моих петов превратит в камень с такой же легкостью, взял в руки лук и пошел вперед. На большом валуне посидел с минуту, приспосабливаясь к переходу на тепловое зрение, добавил еще и запаховое, поднялся и пошел так же осторожно, присматриваясь ко всем багровым, красным и даже оранжевым силуэтам.

Странное дело, трижды видел в тепловом зрении отдельные пучки травы, хотя это нелепо. Правда, может быть, это не простая трава или даже не совсем трава. Либо теплокровная трава, либо какое-то животное мимикрирует под траву.

Глаза мои все время шарили в поисках крупных источников тепла, а когда перешел через гребень, по глазам как огненной вспышкой стегнуло: нечто похожее на осколок солнца быстро передвигается в мою сторону — ярко-оранжевое, почти белое, кипящее, нагревающее воздух вокруг себя так, что и тот начинает светиться багровым огнем.

Я быстро поднял лук, начал выпускать стрелу за стрелой. Когда смотришь в тепловом излучении, глаз не видишь, стреляешь наугад, по памяти, восстанавливая, где у монстра мозг, где уши, где раскрытая пасть.

Василиск вроде бы замедлил движение, одновременно я ощутил странную слабость, все члены похолодели, кровь заструилась медленнее, мысли начали замерзать. Василиск уже подполз совсем близко, я отбросил лук, выхватил меч и, ориентируясь на этот ком огня, сделал шаг в сторону и, вскинув тяжелый меч, с силой опустил на чудовище.

Лезвие меча Арианта тряхнуло, словно проходит через вязкий камень, затем от огромного бревна отделился приличный кусок. Я поспешно перешел на обычное зрение. У моих ног щелкает пастью страшная голова, глаза все еще смотрят с ненавистью, но их заволакивает пленка смерти.

Донесся топот, мои рыцари мчатся в мою сторону, вздымая мечи. Еще не поняли, что случилось, но раз я покинул седло и меч вставил в ножны — надо спешить.

Сэр Макс первым доскакал до утыканного стрелами монстра, его меч взлетел над головой… затем упал в ножны. Килпатрик и Будакер остановили коней рядом, те плясали под ними и не хотели успокоиться, василиск даже мертвый нагонял безотчетный ужас.

— Сэр Ричард! — воскликнул Макс. — Я еще не слышал, чтобы кто-то убил василиска. Будакер поправил:

— Старый Кенкерд убивал, и не одного. Но у него был волшебный плащ…

— …и это легенды, — закончил Макс задорно. — Как и Угарли — Убийца василисков, что жил тысячу лет назад и летал, подобно птице. Все это бабьи сказки, но сейчас я вижу убитого василиска!

Я отмахнулся:

— Вы лучше скажите, он съедобный? Обычно у ящериц мясо неплохое. Главное, нежирное.

— Так что тут хорошего? — не понял Макс. — Жирное мясо — это мясо. А нежирное — вроде и не мясо вовсе… Сэр Ричард, я никогда даже не слышал, чтобы василиска ели!

Килпатрик хохотнул:

— Будем первыми. Я посмотрел на небо:

— Тогда небольшой привал. Коней распрячь, напоить, пусть отдохнут. А мы посмотрим, что это за деликатес…

Ворпед, вздыхая и часто крестясь, взялся разделывать редчайшую добычу. Он считается мастером, может шкуру снять так, что остается цела вся, а тушу любого зверя вытаскивает через пасть, сделав всего пару крохотных надрезов.

Отец Бонидерий освятил василиска и прочел над ним очистительную молитву. Все сгрудились и жадно смотрели, как Ворпед ловко расчленяет тушу на части. Нож ни разу не наткнулся на кости, даже между суставами проходил, словно и не касался, куски отваливаются будто сами по себе. Их подхватывали и торопливо нанизывали на прутья.

У костра все спорили о природе василисков, а Ворпед, обычно немногословный, наконец сказал с явным неудовольствием:

— Ну что вы навыдумывали? Василиск вовсе не смотрит на тех, кого хочет сожрать. Он же не камнями питается, понимать надо!…

— А как же ловит? — спросил Килпатрик.

— По слуху.

— Ага, глаза закрывает!

— Ты зубы не скаль, он в самом деле все по слуху, как слепой. Но если добыча не по зубам, василиск может и посмотреть.

Будакер подал голос:

— По-моему, они вообще глаз не открывают. Ну, почти не открывают… Это если на него кто сам нападет, тогда да, посмотрит.

Ворпед продолжал рассудительно:

— Если он будет на всех смотреть, вокруг останутся камни, а сам Он с голоду подохнет. Но вы ж видите, какой толстый…

Василиск оказался в самом деле крупный и упитанный, хватило на всех, погрызли даже кости, вдруг именно там внутри вся его сила. Мясо василиска, как говорят, придает мужскому взгляду твердость, мышцам силу, а самое главное — увеличивает главную мужскую силу, что для нас так важно. Во всяком случае, говорят.

…Дальше двигались на рысях, останавливаться приходилось иногда из-за леди Беатриссы. Она быстро уставала везти яйцо дракона, подвешенное на палке, это чтоб не стучало о конскую упряжь, рыцари тут же вызывались помочь, и начиналась неразбериха, когда каждый уверял, что знает, что делает, а леди Беатрисса визжала, что вот-вот уронят дракончика.

Я снова выезжал вперед, но однажды на взмыленных конях догнали Макс и Килпатрик, взволнованные, Макс побелел, да и Килпатрик выглядит не на шутку испуганным.

— Сэр Ричард! — кричал Килпатрик. — Дальше ни шагу!

Я поспешно остановил Зайчика, свистнул Псу. Впереди прекрасная долина, сочная зеленая трава по пояс, вспыхивают искорки на слюдяных крыльях стрекоз. Я сосредоточился и, сфокусировав зрение, рассмотрел на стеблях толстых кузнечиков. К одному медленно-медленно подбирался богомол.

Простучали копыта коня Будакера, он остановился возле меня, Ворпед и остальные рыцари тоже придержали коней. Лица их стали очень серьезными, а у Ворпеда впервые побледнело и даже вытянулось, что совсем уж дико. К моему удивлению, сэр Макс торопливо перекрестился, Килпатрик потрогал амулеты. Подъехал отец Бонидерий и начал читать молитву.

Я спросил тихонько:

— Что случилось? Макс ответил шепотом:

— Это долина Молчаливого Стрелка. Я привстал на стременах, огляделся:

— А где он?

Макс сказал с тоской:

— Если бы знать! Он у нас бы кровью умылся. А потом я, хоть и христианин, с него бы живого шкуру снял и насадил бы на кол.

— Шкуру?

— Из шкуры сделал бы сарацинский барабан. А пока этот гад корчился бы на колу, издыхая медленно, я бы перечислял всех, кого он убил, сволочь…

Будакер откашлялся, лицо мрачное, сказал неприятным голосом:

— Сэр Ричард, никто не знает, кто он. И где прячется. Скорее всего, это не человек. Возможно, какой-то из древних богов. Он живет в этой долине и не терпит человеческой речи. Потому только самые-самые смельчаки отваживаются пересечь ее, а купцы проложили дороги в обход.

Я поинтересовался:

— А как пересекают эти смельчаки? Он буркнул еще мрачнее:

— Нельзя вымолвить даже единого слова. Даже шепотом! Тут же щелчок, и ты падаешь, пронзенный стрелой. А потом стрела исчезает, словно превращается в пар. Но ты все равно мертв…

Я посмотрел на долину, дальний край упирается в гряду холмов, уже не зеленых, а покрытых деревьями с оранжевой и красной листвой. Там Молчаливый Стрелок уже не тронет…

— Ясно, — ответил я. — Но раз уж мы приехали сюда, а не в обход, то, я понимаю, поедем прямо? Макс вздохнул:

— Зная вас, сэр Ричард, я предполагал, что, если повернем, вы тут же спросите зачем. И все равно с вашим бара… гм… благородным рыцарским упрямством восхотите проехать здесь. Так что распорядитесь, чтобы все закрыли рты… нет, просто напомните, про эту долину все знают, и… да благословит нас Бог!

Будакер покосился на леди Беатриссу.

— Наше счастье, что с нами такая женщина. Другую бы никто не заставил перестать щебетать.

Я кивнул, старался не оглядываться, хотя сердце трепещет именно за нее, женщины непредсказуемы, вдруг да захочет щебетнуть, но взял себя в кулак и первым направил коня вниз, в зеленую чашу.

Трава как трава, а долина как долина. Я сперва предположил, что неведомый стрелок настроен убивать всех млекопитающих, но вскоре из-под копыт выпрыснула пара зайцев. Наверное, Молчаливый Стрелок убивает только тех, чья живая масса близка к массе человека, однако увидел олениху с олененком, пасутся спокойно. Олениха посматривает настороженно, готовая в любой момент пуститься в бегство. Видимо, в самом деле настройка только на человеческий голос, что вообще-то глупо. Вон как просто даже примитивные люди нашли способ преодолевать опасную долину… Возможно, когда-то настройка была даже на знаки различия, но специалисты погибли, а кто-то малограмотный сумел настроить только на звуки человеческой речи…

Внезапно жутко захотелось сказать хоть слово. Пусть даже шепотом. Самым-самым тихим. А если пройдет — чуть громче. А потом еще громче…

Я стиснул зубы, оглянулся в тревоге. Всадники настегивают коней, те чуют общую тревогу и несутся карьером. Я остановил Зайчика, пропуская мимо себя отряд, успел перехватить взгляд расширенных в страхе глаз леди Беатриссы, но не решился даже улыбнуться подбадривающе, а то вдруг у нее в ответ вырвется слово…

Загнанные кони шатались и хрипели, когда зеленая равнина осталась позади, а отряд вскарабкался на холм. Я покидал долину последним, зудит сказать хоть слово нестерпимо, я стискивал челюсти, скрипел зубами, ну что мы за люди, почему обязательно надо потрогать пальцем скамейку с надписью «Окрашено», открыть дверь в трансформаторную будку с устрашающим желтым черепом, переходить улицу в неположенном месте?

…Мы ехали тесной группой, сломав привычный строй, все наперебой высказывались о долине Молчаливого Стрелка. Сэр Макс оглянулся на меня, обеспокоенное лицо озарилось угрюмой улыбкой.

— Сэр Ричард! Как думаете, войско Его Величества прошло бы здесь? Я проворчал:

— Наполеон, был такой полководец, потерял половину своей армии на дорогах одного королевства, не встречая противника. У Барбароссы было бы то же самое…

Килпатрик возразил:

— Его Величество не послал бы войско такой дорогой! Он оберегает людей. Я поморщился.

— Скажи еще, из человеколюбия.

Килпатрик явно не знал, что это за странное слово, посмотрел с вопросом в честных глазах взрослого ребенка, кем были и всегда останутся рыцари, я вельможно отмахнулся.

— Не бери в голову. Власть, собственно, и есть запатентованное насилие. Все лорды стремятся стать королями, считая, что именно их способ ограбления населения наиболее справедливый.

Примчался Пес, в пасти болтается огромная щука с подозрительно длинными перьями, а Пес абсолютно сухой, будто перехватил, когда перелетала в соседнее озеро.

Килпатрик перекрестился:

— Господи, да где он их берет?

— Он уже взрослый, — ответил я, — следить за таким ребенком неприлично. Хотя, конечно, интересно… Бобик, отдай Килпатрику!

Килпатрик взял с опаской, щука начала бешено вырываться, блестя серебряной чешуей, вцепилась острыми зубами в край его кольчуги. Я услыхал металлический скрежет, стальная проволока оказалась перекушенной, будто алмазными клещами.

Килпатрик с проклятием бил озверевшую рыбу кулаком в стальной перчатке. Подскакали рыцари и наперебой советовали, что делать, но все хихикали и переглядывались, Килпатрик покраснел, какой позор, дерется с обидевшей его рыбой…

Я поискал глазами леди Беатриссу, рядом с нею едет сэр Будакер, между ними палка с подвешенным в одеяле яйцом дракона. Беседуют мирно, в сердце снова шевельнулась ревность. Чтобы не видеть их лиц, я пустил коня вперед.

Далеко впереди над низкими кустами подскочил олень, явно отсыпался, очумело уставился на скачущих в его сторону всадников. Сэр Макс засвистел, заулюлюкал, олень наконец развернулся и бросился прочь. Спросонья все не мог набрать скорость, но наконец начал отрываться все дальше и дальше.

Я прикрикнул на Бобика, тот нацелился догнать и свернуть соне шею, это же готовый обед уходит, мы некоторое время наблюдали за удаляющимся золотым телом, как вдруг сэр Макс вскрикнул:

— Сиреневая Трава!… Она перебралась!

Разговоры оборвались, все вытянули головы. Я и не обратил бы внимание, что трава дальше сиреневая, даже не такая уж и сиреневая, а зеленая с примесью этой сиреневости: весь лес в оранжевых листья, пурпурных, багровых, багряных, ярко-красных, желтых — золотая осень в разгаре, так что и трава меняет цвет перед наступлением заморозков… Но олень вбежал в эту сиреневость с разбегу, сразу забеспокоился и торопливо свернул, чтобы и не возвращаться к нам, страшным людям, и не пытаться пересечь все поле с этой низкорослой травой…

Потом он подпрыгнул несколько раз, мы видели на его копытах и бабках прилипшие стебли травы, сэр Макс выругался, а Килпатрик пробормотал:

— Ну что же ты, дурак… Еще успеешь вернуться…

— Не тронем! — крикнул Макс и замахал руками. — Возвращайся, дурачина…

Подъехали леди Беатрисса и Будакер, Будакер оценил взглядом расстояние и сказал трезво:

— Не успеет.

— Может успеть, — возразил Макс, — если сразу в нашу сторону. Тут всего шагов двадцать.

— Так олень еще дурнее тебя, — заметил Килпатрик. — И рога больше… А может, и нет… Макс бросил ладонь на рукоять меча.

— Но-но!

— Нет-нет, — сказал Килпатрик испуганно, — беру свои слова назад. Олень ничуть не умнее тебя!

Макс насупился, чувствуя, что изворотливый Килпатрик снова его уел, но не мог уловить где, а я, не слушая больше, смотрел, как прыжки оленя становятся все слабее и слабее. Наконец он, уже не подпрыгивая, сделал три тяжелых шага, стебли травы прилипали к его коже, другие, как вьюнки, быстро оплетали ноги и поднимались все выше и выше.

Я успел увидеть, как возле оленьих копыт поднялись из земли зеленые травинки, начали подниматься, словно при ускоренной съемке, обрели зловещий синеватый оттенок, роднивший их со сталью, обвили копыта… а некоторые даже сумели пронзить копыта, словно мягкую глину!

Олень закричал почти человечьим голосом, упал, трава сомкнулась над ним. Макс медленно выругался. Сквозь олений бок, покрытый золотистой шерстью, начали подниматься окровавленные стебли. А тело оленя все опускалось, будто под ним работает бригада кротов, вскоре осталась только трава, одна трава, а кровь потемнела и осыпалась.

— Объедем, — сказал Будакер. — Хорошо, олень попался первым…

— Да мы бы заметили, — возразил Килпатрик. — Что, про Сиреневую Траву не знаем?

— Знать одно, — буркнул Будакер, — а все равно могли забыть и поскакать напрямик… Я спросил раздраженно:

— А почему не уничтожат? Это ж не тролли в лесу, которых еще найти надо?

Килпатрик отъехал и уже махал оттуда, указывая, где пройти безопаснее. Трава не так уж и много места заняла, мы все направили коней в его сторону, Будакер начал объяснять недовольно:

— А кому этим заниматься? Если закрепитесь на этих землях, вот тогда и… но, думаю, все равно не до травы будет. То бароны бунтуют, то лесные люди выходят грабить целыми племенами, то еще что посерьезнее травки.

— Понятно, — сказал я.