"Незийский калейдоскоп" - читать интересную книгу автора (Орлов Антон)

Глава 8

Фаодге – сонная незийская дыра почти без людей, с засиженными птицами куполами, дремлющими парками, лысыми остроухими незийцами и уличными кафе под открытым небом (ловушками для туристов, которых по какой-либо случайности занесет в эту глушь). Ловушек было больше, чем туристов. Пока Саймон приближался к цели, он миновал бессчетное множество заведений, где предлагали сладости на многоярусных блюдах и вино в кубках с колокольчиками. Его повсюду старались завлечь, но Клисс шагал мимо, игнорируя зазывные возгласы. В Фаодге он прилетел не как турист, а по делу – пристрелить серую врачиху Суйме и забрать свои сто тысяч кредиток.

Доктор Суйме жила в пригороде, купол ее дворца еле виднелся над раскидистыми деревьями парка, окруженного белой оградой. Краска на ограде облупилась, деревья выглядели так, словно давно уже были предоставлены сами себе. Означает ли это, что штат прислуги у Суйме небольшой?

Клисс остановился посреди широкой пустынной улицы, оглядел ограду – никакой сторожевой автоматики не видно. Он вытряхнул из упаковки и проглотил капсулу принака, потом достал передатчик и связался с электронным секретарем: докторша дома, отдыхает. Святая простота… Саймон вскарабкался по ограде и спрыгнул в траву. Никаких препятствий!

В парке было тихо, только птицы пересвистывались. Густой дурманящий аромат цветов – для Саймона это было непривычно, он начал ощущать непонятное беспокойство, несмотря на дозу принака. Вымощенная розовой плиткой дорожка вывела прямо к зданию, и он двинулся вдоль стены, осматривая закрытые окна. Этажей всего два, не считая цокольного, но постройка монументальная, и столь же запущена, как парк и ограда.

За поворотом Саймон увидел открытую террасу с фонтанчиком в центре. На террасе стояла плетеная мебель, за накрытым столиком сидели доктор Суйме и смуглый темноволосый мужчина. Толстуха что-то пила, ее гость (коллега? любовник? благодарный пациент?), худой и жилистый – контраст между сотрапезниками заставил Саймона хихикнуть, – глядел на свой наручный комп.

Свидетеля – убрать, а у незийки сперва надо выведать, где она хранит деньги и ценности. Клисс полез в карман, но не успел он вытащить пистолет, как мужчина вскочил, спрыгнул с террасы и исчез в кустарнике; со стуком упало на пол плетеное кресло. Саймон недоуменно поморщился: что бы это значило?..

Зато Суйме не удивилась. Она покосилась на упавшее кресло, потом качнулась вперед и уронила голову в тарелку с остатками какого-то лакомства. Повозилась, устраиваясь поудобней, и затихла в классической позе.

– Ну и психушка… – с тоской пробормотал Клисс.

Докторша мертвецки пьяна. Можно пристрелить ее и уйти, но как же тогда деньги?.. Не говоря уж о том, что после придется искать в кустах ее прыткого приятеля: он видел Саймона, потому должен умереть.

Убирать надо всех, как любил повторять покойный шеф «Перископа», чтобы ни пылинки не оставалось, тогда дольше проживешь. Сам шеф страшно подумать сколько прожил, он ведь перепрыгивал из одного человеческого тела в другое, а до этого был императором на Лярне. И до сих пор бы жил, если б не Стив Баталов и Тина Хэдис, которых он не сумел вовремя убрать.

Клисс двинулся к террасе. Он все не мог решить, как действовать дальше, убить Суйме сразу или дождаться, когда та протрезвеет, и спросить про кредитки, как вдруг ему приказали:

– Саймон, стой! Руки за голову!

Голос Хинара. Этот-то откуда здесь взялся?..

– Вы ошиблись, меня зовут не Саймон, – заложив руки за голову, возразил Клисс. – Я Самюэль Рокши, у меня острое отравление, я пришел на консультацию к доктору Суйме.

– Доктор Суйме не принимает. Она улетела на Землю, на конгресс токсикологов, – у невидимого Хинара вырвался злорадный смешок.

– А это кто?!.. – чувствуя, что у него сейчас зайдет ум за разум, и никакой принак от этого не спасет, спросил Саймон.

– Одна алкоголичка из Элакуанкоса, она за выпивку на что угодно согласится. Босс загримировал ее под доктора – не отличишь, ага? Хорошо, что ты пришел, а то мне уже надоело сидеть здесь с этой бездонной бочкой.

Саймон смотрел, моргая, на толстую незийку в испачканном платье из золотистого шелка. Та блаженно улыбалась во сне, по раздавленной белой массе возле ее щеки ползло какое-то крылатое насекомое.

– Повернись направо! – скомандовал Хинар. – Медленно. Руки держи за головой.

Клисс подчинился, и только теперь до него дошло: Эмми остался жив! Если учесть, какой скверный у него характер – это катастрофа… Как же он сумел выбраться из пожираемого пламенем подземного строения? Или там был еще один выход? И что стало с Полем?

Саймон от души надеялся, что хотя бы Поль сгорел. Он хуже Медо, он странный. Медо, при всех его наворотах, обыкновенный двуногий хищник, беспринципный, жестокий, самовлюбленный, а Поль – непонятный. Саймон таких с детства ненавидел. Ага, пожертвовал собой ради сопливой девчонки (в Кеодосе на табло новостей то и дело мелькали броские заголовки) – усраться, до чего благородный поступок! Такие, как Поль, на самом деле хотят одного: продемонстрировать, что они тут самые хорошие, а все остальные – дерьмо. Дешевая показуха.

– Как я мечтал посмотреть на твою рожу, когда ты попадешься! – злорадно ухмыльнулся загримированный Хинар. – Мы знали, что ты придешь сюда, босс все просчитал. Мы представились частными детективами, сказали доктору Суйме, что из больницы сбежал психопат с навязчивой идеей поубивать всех известных токсикологов, и она любезно разрешила нам устроить охоту на ее территории. Я за тобой слежу с того момента, как ты подошел к ограде, боссу я уже послал весточку. Он очень хочет с тобой увидеться!

Принак все же хороший допинг – пусть Саймон вспотел от страха, способность думать его не покинула.

– Хинар, эта незийская тетка побогаче твоего босса, – он постарался заговорщически улыбнуться. – Чем гнать фуфло, давай во дворце пошарим, поищем ее заначки! Все эти высоколобые ученые придурки – рассеянный народ, вдруг она не все ценное прибрала, когда вас сюда пустила?

– Оно мне надо? – без всякого воодушевления процедил Хинар. – Босс мне за службу столько платит, что искать чужие заначки я в жизни не полезу.

«Значит, ты уже все тут обшарил, пока эта серая бабища вино лакала, – про себя вздохнул Саймон. – На что же тебя купить?»

– Я лучше посмотрю, как ты будешь с боссом расплачиваться! – добавил Хинар, и в его небольших глазах, спрятанных в привычном прищуре, сверкнула ненависть. – И за прошлое, и за настоящее, и за Лейлу… Ей всего шестнадцать лет, и она могла бы жить, как все, если бы не ты!

– Ей было не шестнадцать, а двадцать два, – поправил Саймон, отметив, что шиайтианин, когда вспомнил о Лейле, начал терять самообладание. – Я ни в чем не виноват!

– Ты ведь даже диагностом ее не проверил, сразу потащил прятать! – голос шиайтианина дрогнул. – Ты еще и руку ей сломал, когда заталкивал ее в холодильник!

Ну какая трупу разница, сломаны руки-ноги или нет? Клисс хотел сказать это вслух, но передумал – зрачок пистолета смотрел ему в живот, а с этого психа станется нажать на спуск.

– Я же правда не виноват! Лучше найди того подлеца, который поставил ей гипноблок, и пусть он за Лейлу ответит!

Сам того не ожидая, Саймон попал в яблочко – эти фраза выбила Хинара из равновесия. Он вдруг нервно сжал губы и взмахнул пистолетом, словно забыл, что это за предмет у него в руке, потом открыл рот… Но продолжать беседу было не с кем: Саймон повторил его недавний маневр – сиганул в кусты. Оглянулся через плечо и помчался, по-заячьи петляя, к ограде.

Подвижная мозаика солнечных пятен и теней. Перистые веерообразные листья с режущими кромками. Скопления цветов, испускающих приторный аромат. Группа беседок, похожих на грибы, в глубине древесного лабиринта – беседки были белые, и Саймон вначале рванул в ту сторону, решив, что это ограда. Он проклинал врачиху Суйме, которая мало того, что сговорилась с Медо и Хинаром, так еще и запустила до безобразия свой парк: здесь не сориентируешься, куда бежать, можно метаться хоть до вечера!

Вдали опять мелькнуло белое. На этот раз ограда, без обмана. Скоро Клисс обнаружил, что «без обмана» – это еще надвое… Когда он схватился за узорчатую металлическую решетку, его ударило током – не настолько сильно, чтобы потерять сознание, но нечего и думать перелезть на ту сторону. Эти подлецы устроили здесь настоящую западню!

Саймон повернул обратно. Теперь он крался, стараясь не шуметь, низко пригибался и прятался за кустами. Около дворца есть гараж – может, удастся угнать машину?

Шорох справа. Саймон замер и осторожно выглянул из-за ствола дерева. Сплошная путаница ветвей скрывала перспективу, но внизу, в просвете, он увидел ноги в белых брюках и кроссовках. Ноги Хинара.

Клисс вытащил лазерный пистолет и вдавил кнопку спуска. Истошный крик. Упала на траву отрезанная ниже колена нога, а через долю секунды упал и ее хозяин. Саймон продолжал до боли в пальце давить на спуск – добить желтокожего, одной головной болью меньше! – но тот по-прежнему дергался и кричал.

Глазок индикатора тускло-серый. Это после первого же выстрела?! Ему подсунули неисправный пистолет или зарядный блок поставили некачественный, хотя все проверили в его присутствии, а он ведь родился не вчера… Покупай после этого оружие из-под полы!

Хинар перестал выть, и Саймон услышал другой голос. Тоже знакомый.

– Как ты себя чувствуешь?

– Теперь не больно… – Хинар добавил что-то по-шиайтиански. – Босс… Вы же не станете меня из-за этого перемещать? Новую ногу мне вырастят за месяц, даже быстрее – у меня крепкий организм. Не надо меня перемещать, я хочу быть таким, как есть…

Не иначе как желтокожий свихнулся от шока, отметил Саймон, отползая в сторону. Его, видите ли, перемещать не надо, он так и будет сидеть в этом чертовом парке под кустиком, в обнимку с ампутированной ногой! Хотя, он и раньше был психом.

– Вы все неизлечимые консерваторы, – засмеялся невидимый за кустарником Медо. – Одна Лейла исключение, но ей изначально нечего было терять. Я отвезу тебя в клинику, только сначала поймаю Клисса. Я обезоружил его, а теперь придется поиграть с ним в прятки. Если бы Поль не сбежал от меня, он бы нашел эту тварь за полторы минуты!

Поль сбежал?.. Саймон испустил горький беззвучный вздох: столько усилий затрачено, а в результате все остались живы! Так, чего доброго, окажется, что мерзкий Топаз тоже уцелел…

Он начал отступать, обливаясь потом и стараясь не производить шума.

– Дай мне комп, – долетел из-за растительного массива голос Эмми.

«Каким образом он вывел из строя мой пистолет?.. Все учел, предусмотрительная мразь…»

Саймон нащупал в кармане нож: ничего, у нас тоже кое-что есть! Укрывшись среди веерообразных растений, проглотил вторую капсулу принака.

Еле слышный шелест травы. Саймон затаился, а потом чуть не застонал от досады: Медо был в бронекостюме. Пусть это не та тяжелая армейская броня, которую он надевал, когда осуществлял свою сумасшедшую операцию по захвату Поля, ножом такой костюмчик не пробьешь. Голову защищает шлем с опущенным прозрачным щитком, в желтых глазах светится азарт, словно для Эмми это очередное развлечение.

Он прошел, крадучись, мимо; застывший Клисс не смел ни шевельнуться, ни вздохнуть. Хорошо, что оделся в зеленое, как эльф из тех долбанных мультиков про Умазайку: еще вчера мелькнула мысль, что придется, возможно, прятаться в докторшином парке.

Эмми исчез за деревьями, и тут у Саймона созрел план. Хинар наверняка вооружен – надо прирезать его, забрать пистолет или бластер, устроить засаду на Эмми… Целиться в щиток, это самое уязвимое место.

Отыскать шиайтианина удалось не сразу. Чертов парк… Хинар сидел, привалившись спиной к гладкому пурпурному стволу, увенчанному зонтиком перистых листьев. Как всегда флегматичный – еще бы, о чем желтокожему беспокоиться, Медо вколол ему обезболивающее и стимуляторы, обещал в клинику пристроить! Саймона, который глядел сбоку, сквозь просвет в кустарнике, он не заметил. Правый карман оттопыривается – вооружен. Клисс обошел поляну, неслышно подобрался сзади, занес нож…

– Саймон, не трогай его.

Медо стоял на другом краю поляны, оружия у него в руках не было. По серому с мерцающими золотыми разводами бронекостюму скользили солнечные пятна – костюмчик роскошный, как и прочие его туалеты. Саймон взмок, уже в который раз за сегодняшний день, приставил нож к горлу шиайтианина и крикнул:

– Я ему глотку перережу! Одно движение – и он сраный труп, понял? Не двигайся!

Лезвие впилось в кожу, по фальшиво-коричневой шее потекла струйка крови.

– Не нажимай, дурак, – процедил Хинар.

– Заткнись, убью! – Саймон нажал сильнее. – Я его зарежу, не подходи!

– Чужие жизни для меня мало что значат, – Медо улыбнулся, – но Хинара я предпочел бы видеть живым. Попробуем договориться?

– Подними руки! Медленно, понял? Живо, шевелись!

Хинар дернул головой и глухо замычал сквозь зубы.

Эмми красивым картинным жестом поднял руки и сказал:

– Перестань пилить ему горло. Ты ведь хочешь со мной договориться?

Саймон спохватился и ослабил нажим.

– Не пытайся меня провести, понял? Я эксцессер, а ты чертов сраный сопляк, я на твои уловки не попадусь! Мне нужны деньги и оружие, ты за мою работу по-честному заплатишь!

– Сколько ты хочешь?

Солнечные пятна поплыли в одуряющем хороводе. Что это – у него кружится голова? Несмотря на двойную дозу принака? Невозможно… Что за дрянь ему подсунули вместо допинга?

– Миллион… кредиток… – еле ворочая языком, произнес Клисс.

Ослабевшие пальцы разжались, нож упал на залитую кровью рубашку шиайтианина, потом свалился в траву. Саймон потянулся за ним. Удар, в глазах потемнело.

– Не убивай его! – донесся, как сквозь водную толщу, голос Медо.

Брат и сестра выглядели одинаково мрачными. Поль сидел, скрестив руки, на угловом диване, осунувшийся, с непримиримым и отстраненным выражением на лице. Ольга стояла напротив, ее кулаки были сжаты, облако волос пламенело на фоне застывшего водопада за окном.

Давным-давно остановленное мгновение: сумятица черного и синевато-белого, отвесная скала в хаотичных наплывах льда, сугробы, похожие на вздыбленные волны. Неба не видно – оно осталось за рамой окна, и над всем царят нескончаемые полярные сумерки.

Небольшой отель с туристическим комплексом, принадлежавший родственникам Лагаймов, был закрыт на ремонт. Ольга договорилась, и они спрятались тут от репортеров, от Лиргисо, от агентов пресловутой «Конторы Игрек» – от всех, кто мог испортить им каникулы.

– Поль, посмотри на ситуацию, как взрослый человек! – спор продолжался долго, Ольга уже успела охрипнуть. – Ты бы видел, как ты выглядишь со стороны! Тебе нужна психотерапевтическая помощь. Можно обратиться к силарским целителям, можно найти хорошего психотерапевта из людей или незийцев… Их ведь сколько угодно! Нужно что-то делать, а не сидеть целыми часами, погрузившись в себя. Ты всегда отказывался от помощи, это неправильно. Особенно теперь, после того, как тебя… после того, что с тобой было.

– Того, о чем ты подумала, со мной не было, – процедил Поль. – Пожар начался очень своевременно. Я обойдусь без психотерапевтов.

– Вот видишь, он всегда такой был! – Ольга оглянулась на Тину, которая уже несколько минут стояла в дверях и слушала разговор. – Поль, если человек получил травму, он включает медавтомат или идет к врачу. Если не в порядке твое душевное состояние, тоже надо обратиться к тем, кто в этом разбирается.

– Это разные области, – Поль упрямо качнул головой. Его черная водолазка и черные джинсы в сумерках сливались с черной обивкой дивана, выделялось только бледное, как у призрака, лицо. – Никто другой не разберется с моими проблемами.

Ольга вздохнула, повернулась и вышла из холла. Тина посторонилась, чтобы пропустить ее, потом подошла к большому, от пола до потолка, окну – отсюда можно было увидеть холодное темно-синее небо над замерзшим водопадом. Сумерки будут длиться около двух месяцев, потом начнется медленный полярный рассвет.

Тина повернулась к Полю – он сменил позу, откинулся на спинку дивана, но выражение лица оставалось прежним.

– По-моему, Ольга кое в чем права. – Тина не хотела вызывать его на новый спор и говорила осторожно, взвешивая каждое слово. – Тебе стоит побывать у силарских целителей.

– Я справлюсь без них, – по его лицу скользнула легкая гримаса досады. – Меня в детстве водили к психотерапевтам, из лучших побуждений – хотели вылечить от галлюцинаций. А у меня не было галлюцинаций, просто я уже тогда видел то, чего не видят другие. Помню, когда мне было шесть лет, меня привели к женщине-психотерапевту, и она при мне жаловалась на головную боль, потом приняла таблетку, а я видел, что к ее голове присосалась такая светящаяся туманная штука вроде червяка. Я сказал об этом, но доктор решила, что это игра моего расстроенного воображения. Я боялся, что червяк нападет на меня, следил за ним и не слушал, что она говорит. Она потом сказала маме, что у меня навязчивые страхи и плохая концентрация внимания. Позже я научился различать то, что воспринимают все, и то, что вижу только я, тогда мои галлюцинации прекратились – с точки зрения окружающих, – он усмехнулся. – Психотерапевтам я с тех пор не доверяю, они могут просто не понять, что к чему. Особенно в моем случае.

– Силарцы знают о невидимом мире.

– Мне не нужна посторонняя помощь. Просто нет необходимости. Почему вы все решили, что я сижу и потихоньку съезжаю с рельсов на почве пережитого шока? Я занимаюсь совсем не этим.

– А чем же тогда? – Тина присела напротив, на ковер из искусственного меха.

– Я хочу все проанализировать, разобрать на составляющие. Со стороны Лиргисо было много суггестии – и в интонациях, и в том, что и как он говорил. Он причинял мне боль и в то же время твердил, что рядом с ним я в безопасности, что он будет меня защищать… В общем, внушать он умеет, но я-то на сто процентов невнушаемый – это выяснилось, когда нас в полицейской школе тестировали. Психологов это удивляло, якобы остальные психоэмоциональные характеристики у меня такие, что я должен обладать высокой внушаемостью, а у меня все неправильно. Они говорили, что я ходячая аномалия.

– Просто они держатся за свои классификации и стараются не замечать исключений. Хотя исключений в этой области наверняка больше, чем тех случаев, которые подчиняются правилам – как в незийской грамматике.

– Я окончательно убедился в том, что я не герой, – усмешка Поля стала кривой и напряженной. – Даже не потому, что опять не сумел убить его, несмотря на всю подготовку. Он начал нагревать браслет наручников… сказал, что нагреет до точки плавления, и я согласился… на его требование… – Поль говорил все сбивчивей, потом замолчал. – Тина, я не могу об этом. Понимаешь, он показал мне, какой я на самом деле. Раньше я думал о себе лучше.

– Да ни черта он тебе не показал! Когда ты пошел на обмен в Пьялашарте, чтобы спасти Ивену, разве ты был не такой, как на самом деле?

– Меня накачали стимуляторами, – хмуро напомнил Поль.

– Стимуляторами тебя накачали после того, как ты принял решение, что пойдешь туда. Для нас со Стивом не имеет значения, герой ты или нет – ты наш друг, и ты нам дорог такой, как есть. Ивене тоже нужен не герой, соответствующий героическому стандарту, а Поль Лагайм. Она вчера плакала из-за того, что ты не подходишь к ней.

– Тина, такой субъект, как я, просто не должен к ней подходить! Ты ведь не знаешь, что там было… К тому времени, как начался пожар, я уже понял, что не выдержу пыток и соглашусь на все. А он, похоже, с самого начала это понимал… Я пытался его убить, но это ничего не меняло.

– Ты оказался в этой ситуации потому, что заменил собой Ивену. Если уж ты решил все проанализировать, не сбрасывай со счета ключевые факты, без них выводы будут ложные.

– Тина… – Поль понизил голос до шепота. – Я с ним целовался, понимаешь?

– Я с ним тоже целовалась, причем неоднократно. – Тина пожала плечами. – Ну и что?

– Ничего.

– Вот именно. У силарцев есть афоризм: «Все, происходящее с нами, обладает лишь тем значением, каким мы сами его наделяем». На их языке это звучит короче.

– Я все-таки пойду к Ивене, – помолчав, сказал Поль. – Только не сейчас.

Тина провела рукой по шелковистому искусственному меху – имитация шкуры какого-то белого полярного хищника, – потом снова повернулась к Полю и спросила:

– Не всплыли новые детали?

Они пытались отыскать хоть одну ниточку, ведущую к Лиргисо, но пока безуспешно. Стив нашел в Сети статистику пожаров, и они осмотрели все постройки, горевшие в то время, когда Поль телепортировался на Рье-Тьядо. Наибольшего внимания заслуживала уединенная вилла на одном из островов Орибского архипелага. С виду ничего особенного, скромный одноэтажный домик неподалеку от моря, зато под землей – настоящие хоромы: полтора десятка комнат, помещение с бассейном, гараж для аэрокаров. Обстановка выгорела дотла, повсюду толстый слой копоти. Все несгораемые сейфы были открыты, домашний «черный ящик» исчез – это свидетельствовало о том, что хозяева виллы либо их доверенные лица побывали здесь после пожара, однако делать капитальный ремонт никто не спешил.

Вилла была зарегистрирована на имя Келви Себрая, гражданина Земли, но этот Келви вполне мог быть фиктивной личностью, воочию его никто никогда не видел. Документы в порядке, налоги на недвижимость выплачиваются в срок, остальное незийские власти не волновало.

Поль запомнил только две смежных комнаты, и он как будто узнал их. Стена, отделявшая комнаты от коридора, превратилась в руины, это тоже совпадало с его впечатлениями.

Имя «Саймон» могло принадлежать как человеку, так и автомату, у Лиргисо была привычка давать домашним роботам имена. Вероятно, это напоминало Живущему-в-Прохладе его безоблачное существование на Лярне, где у него было множество рабов. Поль запомнил его фразу: «Саймон, мерзавец… Как он это сделал?», но о ком или о чем шла речь, можно было только гадать.

– Черт, как я мог забыть… – Поля вдруг оживился. – Топаз!

– Какой топаз? – удивилась Тина. – Камень?

– Нет, животное. Лиргисо перед тем, как телепортироваться, запихнул его в сумку. Странно, что я об этом забыл… – Поль поморщился, словно всплывшее воспоминание причиняло ему неосознанный дискомфорт. – Это важно. Если он привез на Нез животное, он должен был обратиться в ветеринарный контроль и оформить документы. Надо выяснить, как это существо называется, и навести справки.

– Точно, Ивене он тоже говорил, что у него есть домашнее животное, но показывать не стал. Сказал, что оно страшное.

– Этот зверь скорее нелепый, чем страшный, – воспоминание заставило Поля слегка улыбнуться. – Такая пушистая декоративная подушка на паучьих ножках. Головы я не заметил, а хвост вроде был. Оно сине-зеленое в полоску, чуть поменьше Ольгиного кота. Круглые желтые глаза, потому и Топаз. Оно испугалось огня и начало метаться, потом забралось наверх, а Лиргисо поймал его. – Поль снова поморщился.

– Этот Топаз неприятно выглядел?

– Нет. Дело не в этом, – он говорил отрывисто и продолжал морщиться. – Когда хороший человек совершает непорядочный поступок, это коробит. И когда наоборот, то же самое. Законченный подонок, которого я при первой возможности убью, не захотел бросить в огне свое домашнее животное – меня это немного выбило, и я постарался выкинуть это из головы.

– Видимо, Лиргисо к нему привязан.

– Я опять поступил непрофессионально, – угрюмо констатировал Поль. – За дело меня все-таки из полиции выгнали… Лиргисо наверняка уже убрался с Неза, вместе с Топазом, кордон ведь сняли, а если бы я раньше вспомнил…

– Вряд ли этот Топаз единственный представитель своего вида, – попыталась утешить его Тина. – Не такая уж это важная улика, сейчас многие держат экзотических животных. Лучше иди к Ивене и пригласи ее на прогулку, хорошо?

Вначале показалось, что забытье было недолгим, но времени прошло порядочно: очнулся Саймон уже не в парке доктора Суйме, а в незнакомом помещении.

Он лежит на полу. Руки скованы за спиной, слышны негромкие голоса – Медо с кем-то разговаривает, а на потолке сидит огромный светящийся паук с темным крестом на спине…

Из горла рванулся крик, но потом Саймон разглядел, что это просто светильник в виде паука. Изыск вполне в духе Эмми.

Небольшая круглая комната, стены, пол и потолок бежевые в темных асимметричных пятнах, отливают перламутром – неприятная раскраска, напоминающая о влажной коже амфибий. Мебели нет. Еле намеченная тень сбоку – значит, сзади находится какой-то предмет.

После нескольких неудачных попыток Клисс сумел приподняться и оглянуться: робот-охранник, модель «цербер», черный, зловещий, не лишенный сходства с пауком. Н-да…

Он прислушался к голосам: речь шла о пластической операции, о восстановлении внешности. Неужели это про него? Он думал, что Медо убьет его, а тот собирается вернуть ему прежний облик… Саймон насторожился: не может быть, чтобы тут не крылось никакого подвоха!

– Доктор, вы сможете прооперировать его без наркоза?

– Мы не делаем такие операции без наркоза… – собеседник Эмми как будто слегка опешил.

– Даже если я очень попрошу? Даже если я предложу вам утроенный гонорар?

Пауза.

– Вы хотите, чтобы пациент остался жив?

– Да.

– Понадобятся специальные препараты, чтобы организм выдержал… И чтобы пациент сохранял во время операции полную неподвижность. Это дорогие и редкие лекарства.

– Доктор, я могу обеспечить все, что угодно. Если нужно что-нибудь редкое лично для вас, в порядке ответной услуги… Разумеется, в качестве подарка.

– Даже …? – врач понизил голос, и Саймон не разобрал названия.

– Даже это, – рассмеялся Медо. – Итак, мы договорились? Пластическая операция плюс лечение обширных ожогов, сумму своего обычного гонорара помножьте на три.

– Можно взглянуть на пациента?

– Он здесь. На всякий случай наденьте маску.

Разошлись дверные створки, такие же перламутрово-пятнистые, как все остальное в этой комнате. Эмми был в иссиня-черном чешуйчатом костюме, его гость в мешковатых белых шортах и рубашке с мигающими картинками, словно его выдернули с пляжа или из какой-нибудь демократичной курортной забегаловки. Саймон уставился на них отчаянно и испуганно.

– Я не вижу у пациента обширных ожогов, – вполголоса заметил врач.

– К вам на лечение он поступит с ожогами. Он недавно спалил мою виллу – будем считать, что он пострадал при пожаре. Идемте, я провожу вас в ваши апартаменты.

– Простите, я рассчитывал вернуться сегодня домой…

Они вышли, створки закрылись, но Саймон продолжал слышать голоса.

– Доктор, вы же неглупый человек, – Эмми говорил мягко, но с еле уловимыми опасными нотками. – Думаю, вам известно, какая сумасшедшая награда обещана за мою голову?

Доктор что-то промямлил в ответ.

– Я не хочу подвергать вас столь жестокому искушению. Вдруг вы решите, что сдать меня выгоднее, чем сотрудничать со мной? Мне тогда придется убить вас, а я не хотел бы… тем более, что у вас семья, дети. Кстати, у вас очаровательные дети, я их видел на пляже… Да не бледнейте вы так, я никого из ваших близких не трону, если мы не поссоримся. Вы останетесь здесь, пока будете работать с пациентом. Это ведь займет немного времени, не больше одного рау?

Голоса затихли. Рау – пятидневный незийский цикл, чередуется с девятидневным циклом геамо; в одном здешнем месяце два рау и два геамо, или три рау и два геамо, или два рау и три геамо – в зависимости от того, какой месяц. Размышления о незийском календаре помогали Саймону отвлечься от других мыслей, и все равно к тому времени, как Медо вернулся, он начал дрожать.

Ну конечно… Он даже не удивился: на левом плече у Эмми сидел Топаз и с неприязнью глядел на пленника желтыми глазищами. Так и есть, мерзкая тварь живет и здравствует! Если уж не везет, так не везет по всем статьям.

На лбу у Медо был нарисован цветок прихотливо-сложной формы; веки, губы и ногти сиреневые. Свои длинные каштаново-сине-сиреневые волосы он перебросил на одну сторону, через правое плечо – видимо, чтобы Топаз в них не вцепился.

– Саймон, этот символ означает, что я имею право судить тебя, и мой приговор никем не может быть оспорен, – Медо прикоснулся к рисунку на лбу. – Это энгфрэйонгха, – он произнес название с каким-то нечеловеческим горловым переливом, похожим на рыдание, – плотоядный болотный цветок, пожирающий насекомых. У меня на родине он считается символом правосудия, которое господа вершат над своими рабами. Я буду судить тебя, как раба. Ты хотел сжечь заживо меня и тех, к кому я привязан – это тяжкое преступление, и наказание будет соответствующим.

«Псих. Ясное дело, психопат! Господи, ну как же случилось, что я так вляпался?»

– Господин Медо, вы что-то путаете! (Заговорить ему зубы, увести разговор подальше от скользкой темы.) На Ниаре нет таких цветов и таких символов!

– Я родился не на Ниаре, – Медо презрительно усмехнулся. – Млиаг, сделай Саймону инъекцию нермала.

«Цербер» ожил, один из его гибких манипуляторов прикоснулся к шее Клисса. Укол. Эмми начал задавать вопросы: где Саймон взял взрывчатку; рассказывал ли он кому-нибудь про Эмми, пока находился в бегах; передавал ли куда-нибудь информацию; с кем у него были контакты; знает ли он, кто такой Эмми на самом деле; почему он хотел убить Ивену и доктора Суйме.

– Они бы заложили меня Тине Хэдис и ее дружку-мутанту, – шмыгнув носом, объяснил Саймон. – А эта поганая киборгизованная сука вся нашпигована оружием, у нее в кистях рук…

Пинок в живот заставил его скорчиться и взвизгнуть от боли.

– Никогда больше не говори о Тине Хэдис в таких выражениях, – холодно предупредил Медо. – Как же мне надоела вся эта словесная грязь! Вы не умеете оскорблять красиво, вы умеете только барахтаться в грязи – так, что во все стороны летят брызги нечистот. Убожество… Перейдем к пунктам обвинения. Ты пытался меня убить. Ты уничтожил уникальные произведения искусства у меня на вилле. Из-за тебя чуть не погиб Топаз. Поступать жестоко можно с разумными существами либо с полуразумными – такими, как ты, но я всегда был противником жестокого обращения с животными.

Услышав свое имя, Топаз начал пищать и тереться пушистым боком о щеку хозяина. Тот потрепал его по сине-зеленой шерстке, а Клисс кисло подумал, что защитники природы хоть сейчас примут Эмми в свои ряды, с распростертыми объятиями!

– Ты хотел убить Поля – еще одно проявление бессмысленной жестокости. Жаль, что у меня не было возможности пригласить его на суд как потерпевшего и свидетеля обвинения. Хотел бы я показать ему Саймона Клисса! Поль считает меня воплощением мирового зла, наихудшим существом во Вселенной, но если бы он увидел тебя, он бы изменил свое мнение.

«Это вряд ли», – подумал съежившийся на полу Клисс.

– Мне нравится мучить Поля, но я никогда не желал его смерти. Саймон, ты хотел, чтобы я умер и напоследок увидел, как умирают Поль и Топаз?

– Да! Нет! Я хотел, чтобы вы все сгорели, и мне было все равно, что вы увидите напоследок! Я об этом вообще не думал! Я просто спасался! Я не сделал ничего плохого, я не мог иначе!

– Ты знаешь, что испытывает тот, чью плоть пожирает огонь?

– Знаю. Боль. Ужас. Надежду на помощь. Я видел много пожаров, я же был эксцессером…

Теперь Саймон дрожал так, что перед глазами все прыгало.

– На собственном опыте ты это знаешь?

– Нет.

– Значит, сейчас твой опыт обогатится новыми впечатлениями, – ухмыльнулся Эмми.

– Послушайте, вы же остались живы, никто не умер! Раз вы оттуда выбрались, я не должен ни за что отвечать! Это несправедливо, господин Медо…

– Саймон, ты не рассчитывал, что мы останемся живы, не так ли? Да и выбрались мы оттуда… м-м, как бы сказать… не по правилам, в обход всех законов природы. Твое преступление не может быть прощено, и ты будешь наказан. Подожди, сначала я унесу Топаза – он впечатлительный, я не хочу, чтобы он на это смотрел.

Медо вышел и через минуту вернулся уже без Топаза, но с респиратором. Следом за ним в комнату въехал прозрачный шкаф с блестящими спиралями и захватами внутри.

– Мне не нравится запах паленого мяса, – объяснил Медо оцепеневшему Клиссу перед тем, как надеть респиратор.

Дверцы шкафа раскрылись. Повинуясь команде, «цербер» подхватил Саймона и швырнул внутрь. Саймон закричал – пронзительно, срывая голос, закричал еще до того, как почувствовал боль. Да, он видел много пожаров, когда снимал свои материалы для «Перископа», видел, как люди и другие существа гибли в огне; иные из этих пожаров он сам же и устраивал, но он всегда соблюдал технику безопасности и ни разу не горел.

Боль пожирала его тело, а он хотел и не мог потерять сознание, хотел и не мог сойти с ума. За что? Господи, за что? Это же несправедливо, такого с ним не должно было случиться… Наконец дверцы шкафа раздвинулись, «цербер», нимало не церемонясь, вытащил Клисса и бросил на платформу подъехавшего медицинского робота. Обожженный Саймон продолжал кричать. Он видел все, как в тумане, хотя глаза были в порядке, лицо не пострадало. Когда платформа выплыла в коридор, он с мимолетным облегчением понял, что наконец-то падает в обморочную тьму.

Они медленно скользили по затопленному сумерками снежному пространству – Поль и Ивена рядом, Стив на некотором расстоянии. Ивена не умела ходить на лыжах, но спешить было некуда.

– …Бабушка хочет, чтобы я одевалась, как на Манокаре. Я уже другая, а она не понимает. Она скоро улетит домой, ей здесь не понравилось.

– А тебе?

– Мне нравится. Ты не полетишь туда больше, останешься с нами?

Ивена держалась за руку Поля, он почти тащил ее. Похоже, что такой способ катания на лыжах пришелся ей по вкусу.

– Не полечу. Ольга еще не сказала тебе, что в школу ты не вернешься?

– Почему?

– Тебе теперь придется жить вместе с нами – я имею в виду себя, Тину и Стива. Учиться дальше будешь экстерном. Иначе, если кто-нибудь захочет меня шантажировать, тебя опять могут захватить.

– Ну и хорошо, – темные глаза Ивены за щитком шлема заблестели, это было видно даже в ультрамариновом полярном сумраке. – Хорошо, что мы будем вместе…

Она сильно изменилась за прошедший год, из маленькой девочки превратилась в подростка. И выросла, ее макушка доставала Полю почти до плеча.

Вдруг она смутилась, стала серьезной.

– Поль, ты на меня правда не рассердился?

– За что?

– За то, что тебе из-за меня пришлось меняться.

– Ивена, ты ни в чем не виновата. Я полицейский, пусть и бывший, для нас это предусмотренный профессиональный риск.

Он произнес слова, которые сами собой подвернулись – объяснение-штамп, камуфлирующее истинную причину: он просто не смог бы жить дальше, если бы не удалось ее спасти.

– А я думала, ты сердишься и поэтому не хочешь со мной разговаривать… Ой!..

Их лыжи зацепились друг за друга, и они опрокинулись в сугроб. В падении Поль успел извернуться таким образом, чтобы Ивена оказалась сверху. Герметичные термокостюмы были непроницаемы для снега, но сугроб оказался глубоким, коварно рыхлым – настоящая полярная зыбучка. Они барахтались и не могли выбраться.

К ним подъехал Стив.

– Что вы делаете?

– Тонем в снегу! – радостно сообщила девочка. – А сейчас холодно?

– Сто пятнадцать градусов по шкале Ри-Ласме, – отозвался Поль. – Или минус пятьдесят два по Цельсию.

Он чувствовал тяжесть Ивены, видел рваные края продавленного сугроба и в этом обрамлении – темный силуэт Стива. Впервые с того дня, как они вернулись на Нез, Полю было хорошо. Он улыбнулся. Если бы эти каникулы могли длиться вечно…

– Ри-Ласме – это незийская шкала, я ее в школе учила. Стив, а вытащи нас!

Стив извлек из сугроба сначала Ивену, потом Поля, ухитрившись не провалиться в снежную зыбучку. Лыжи он достал с помощью телекинеза: к восторгу Ивены, те сами собой выскочили наружу. Одна лыжа треснула. Стив сдвинул крышечку укрепленного на запястье пульта, и аэрокар, висевший в отдалении, как темная рыбина в прозрачной синеватой воде над волнистым дном, ожил и поплыл в их сторону.

Поль отвел взгляд – словно в этом нет ничего особенного, словно так и должно быть. А ведь совсем недавно Стив не нуждался в пультах, чтобы дистанционно управлять техникой, ему хватало ментальных импульсов. Он был похож на искалеченного спортсмена, который раньше запросто делал тройное сальто, а теперь с трудом одолевает лестницу между двумя этажами. Хотя, спортсмен все же находится в лучшем положении: современная медицина позволяет достаточно быстро свести к нулю последствия любых травм, были бы средства на лечение.

Поль видел, что произошло со Стивом: до нападения фальшивых космополовцев он выглядел, как столб ослепительного цветного пламени, а теперь в этом пламени появились омертвелые участки, что-то вроде тусклых перемычек, разделяющих его на части. Сам Стив их не чувствовал, потому и сделать с ними ничего не мог – это ведь совсем не то, что регенерировать после физических повреждений.

Они забрались в аэрокар. Стив управлял машиной бесконтактно, это получалось у него лучше, чем у Тины, и все же не так лихо, как раньше.

Изредка из синего сумрака выплывали заиндевелые скалы, но их присутствие в этой реальности было кратковременным: они огибали машину и снова растворялись в морозном воздухе. Ивена сосредоточенно смотрела на снег – там иногда мелькали цепочки чьих-то следов. Заметив новую, девочка тормошила Поля, чтобы он тоже посмотрел. Ей очень хотелось увидеть тех, кто оставляет следы, но внизу все застыло и не было никакого движения.

– Вернемся в отель, я найду тебе голофильмы про здешних животных, – сказал Стив.

– Я хочу на кого-нибудь настоящего посмотреть, чтобы он там бегал… – Ивена опять вытянула шею и спросила, не отрываясь от иллюминатора: – А вы нашли то животное, которое вчера в энциклопедии искали?

– Нашли, – отозвался Поль. – Уже после того, как ты ушла спать. Обитает на Тихаррои, вид – мурун, искусственно выведенный подвид – мурун декоративный. Нас интересует конкретный представитель этого вида по кличке Топаз.

– А что вы сделаете с Топазом, когда убьете Лиргисо?

– Не знаю.

– Его нельзя просто выпустить, если он всегда был домашним, – озабоченно объяснила девочка. – У меня дома была кошка, а потом, когда все это случилось и меня забрали в приют, она убежала, и бабушка не знает, что с ней стало…

Ее голос звучал грустно. Поль обнял ее за плечи и сказал:

– Кошки умеют приспосабливаться. Наверное, твоя кошка поселилась в каком-нибудь подвале и ловит там мышей. А Топаза мы в зоопарк пристроим.

Худенькие плечики Ивены прятались под жестким материалом костюма с термоизолирующим фторопластовым слоем – если бы не это, он бы вряд ли решился ее обнять.

– Мы пойдем к Тлемлелху на праздник? – спросила Ивена.

Поль ответил не сразу. Учитывая последние события, лучше бы им на этом празднике не появляться… Тлемлелх получил на Гелионском арт-фестивале престижнейшую для художника награду – Бриллиантовую Палитру, и по этому случаю устраивал большой прием. Хотя «большой» – это еще мягко сказано. Предполагалось, что гостей будет не меньше двух тысяч; Тина и Стив получили почетные персональные приглашения, но лауреат не забыл и о друзьях своих друзей.

Не позвать их всех Тлемлелх просто не мог: пусть он пять лет назад эмигрировал с Лярна и не хотел туда возвращаться, он оставался Живущим-в-Прохладе и сохранил все стереотипы, присущие могндоэфрийской культуре. Не пригласить кого-то на светский прием – по могндоэфрийским меркам это оскорбление. Однако теперь, когда они включены в списки гостей (Тина – под номером один, и остальная компания тоже в первой сотне, Тлемлелх это особо подчеркнул, ведь он так хотел сделать им приятное!), оскорбление будет нанесено хозяину, если они проигнорируют торжество.

Тина уже сказала, что обязательно пойдет на прием, чтобы не расстраивать Тлемлелха. Ольга, Ли и Джеральд Крей тоже туда собирались, тем более что за ними никто не охотился.

– Мы пойдем? – с надеждой повторила Ивена. – Он же иначе обидится, я слышала, как Тина с Ольгой об этом говорили. А у меня красивое бальное платье есть…

– Посмотрим, – уклончиво ответил Поль. – Как Тина скажет.

Отель прятался среди невысоких, белых от изморози скал, его купола металлически поблескивали в синем сумраке. Перед аэрокаром раздвинулись створки шлюза, ведущего в гараж: здесь все было устроено так, чтобы свести потери тепла к минимуму.

– Поль, пошли в музей? – позвала Ивена, когда они сняли термокостюмы.

«Музеем» она называла большой холл с голограммами, изображающими полярную фауну Неза и быт здешних кочевников, каким он был в докосмическую эпоху. Потомки тех кочевников до сих пор живут в тундре, но теперь у них шатры из теплоизолирующих материалов, современные вездеходы, терминалы с выходом в глобальную Сеть. А на голограммах приземистые мохнатые уклепы с короноподобными рогами тянули сани, сделанные из ребер паюгама и уклепьих шкур, и незийки с лоснящимися серыми лицами, в меховых куртках, украшенных кожаными полосками с вышитым орнаментом, озябшими руками резали на ломтики промороженное мясо.

– Почему у них так блестят лица?

– Они смазывали их жиром, для защиты от мороза, – объяснил Поль.

Девочка отошла к другой голограмме, где балькао преследовали косматого белого сьяфа, а в темном небе мерцали розовато-серебристые сполохи полярного сияния.

– Какие странные собаки! – тихо заметила Ивена.

– Это балькао. Собаки происходят с Земли, как и люди, а балькао – здешний вид.

– А этот громадный кто?

– Сьяф. Хищник.

– Похож на растрепанное привидение.

Она запрокинула голову, разглядывая слоистые сполохи в небе (голограммы были большие, во всю стену), а Поль смотрел на нее. Тоненькая, в пушистом голубом свитере с коротковатыми рукавами (бабушкин подарок, та не учла, что за время разлуки Ивена выросла) и синих джинсах, которые были предметом тихого ужаса Марчены Белем (на Манокаре девушка в штанах традиционно символизировала такой упадок нравов, что дальше некуда). Каштановые волосы разделены зигзагообразным пробором, при каждом движении покачиваются два хвостика. Под челкой блестит любопытный карий глаз – Поль видел Ивену сбоку, вполоборота.

А если переключиться на измененное зрение, можно увидеть окутывающее девочку мягкое мерцание – его-то Поль и заметил в первую очередь, когда встретил Ивену в манокарском приюте, куда он внедрился под именем Полины Вердал, чтобы разыскать одну из вдов убитого президента.

Тихая трель. Он сунул руку в карман, вытащил передатчик. Лучше бы он этого не делал.

– Поль Лагайм слушает.

– Поль, здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

Поль молчал. Услышать этот голос сейчас – это уже слишком! Ему хотелось выругаться, но он не мог в присутствии Ивены. Даже шепотом не мог.

– Поль, ты ведь меня слышишь? Молчание не делает тебе чести. Ты ведешь себя невежливо, скажи что-нибудь!

«Я бы тебе много чего сказал, если б рядом никого не было…»

Он нажал на кнопку «Прекращение связи» и прислонился к колонне, подпирающей сводчатый потолок. Передатчик он продолжал держать в руке, вскоре тот снова просигналил.

– Поль Лагайм слушает.

Возможно, это уже кто-то другой? Ага, конечно…

– Поль, не отключай связь. После того, что между нами произошло, я тебя до безумия хочу, поэтому ты должен меня выслушать…

Поль нажал на кнопку. Звук этого голоса вызывал у него легкую внутреннюю дрожь (может, сестра не так уж и не права, когда посылает его к психотерапевтам?), однако это никого, кроме него, не касалось. Если бы обладатель голоса находился здесь, Поль вновь попытался бы его убить, и никакая дрожь не помешала бы ему это сделать.

Трель передатчика. Опять?

– Поль, со мной так нельзя! Я тебе этого не прощу. Ты сам не понимаешь, насколько опасную игру ты избрал…

Он вдавил кнопку. Новая трель.

Поддавшись внезапному импульсу, Поль бросил передатчик на пол и ударил по нему каблуком, словно раздавил ядовитую гадину. Брызнули детали.

Ивена вздрогнула, обернулась на звук.

– Что случилось?

– Я уронил передатчик и наступил на него.

– А-а… – она посмотрела на обломки. – А я однажды кинула передатчиком в девочку, которая меня за хвостики дергала, и он тоже разбился. Это было в школе. Я в нее не попала.

– Ивена, я пойду, – он постарался улыбнуться. – Все в порядке, позже увидимся.

В пустом коридоре он сел на подоконник, прикрыл глаза. Дрожь понемногу проходила.

Неподалеку открылась дверь. Тина. Двигалась она бесшумно, но Поль почувствовал ее присутствие.

– Что с тобой?

– Мне сейчас Лиргисо звонил, – Поль открыл глаза. – Хотел объясниться в любви. Придется теперь новый передатчик покупать.

Он рассказал о происшествии в «музее» и с досадой добавил:

– Жаль, что я не послал его подальше.

– Так ты ему вообще ни слова не сказал? – уточнила Тина.

Поль кивнул.

– Тогда поздравляю, ты нанес ему более серьезное оскорбление, чем если бы послал. Для Живущего-в-Прохладе нет ничего хуже отказа в общении. В Могндоэфре те, с кем никто не хочет разговаривать, теряют статус и кончают с собой – раньше уходили во Фласс, а теперь, вероятно, что-то другое придумали. Могу представить, как Лиргисо сейчас бесится!

– Очень рад, – мрачно усмехнулся Поль.

– А я отбываю в Кеодос. Тлемлелх и Зелгони хотят со мной встретиться, насчет приема.

На безлюдной улице фаодгианского пригорода ничего не произошло. Стычка около автоматического кафе, полтора десятка агентов с парализаторами, драка с применением телекинеза – все это был морок, плод охватившего Тину переутомления.

По крайней мере, так это выглядело со стороны – хотя бы с точки зрения Ликарта Йорма Чил Зелгони, Тининого адвоката. А как еще оно могло выглядеть? За медицинской помощью никто не обращался, в морги никого не привозили – трупы и раненые испарились вместе с разбитым аэрокаром. Очевидцев, желающих поделиться впечатлениями, не нашлось; ни в полицию, ни в «Службу заботы» никаких заявлений не поступало.

– По-вашему, я все это придумала? – спросила Тина.

Она просила адвоката выяснить, что ей грозит за расправу с агентами неведомой галактической организации, и была обескуражена результатом.

– Да нет, не придумали, – сдержанно усмехнулся Зелгони. На его худом лице, напоминающем череп, обтянутый серой высохшей кожей, проступило многозначительно-взвешивающее выражение. – Но факты показывают, что либо этого не было… либо же ваши противники заинтересованы в огласке еще меньше, чем вы. Я бы порекомендовал вам нанять охрану.

– Я сама себе охрана, – Тина усмехнулась в ответ.

Они сидели в полукруглой лоджии на втором этаже дворца Зелгони, пили похожее на компот вино с кусочками фруктов и ждали Тлемлелха. Во внутреннем дворике, вымощенном в шахматном порядке черной и белой плиткой, журчали симметрично расставленные мраморные фонтанчики в виде цветов. Обычно, когда адвокат принимал посетителей, там скользили в медленном танце полунагие серокожие танцовщицы в ожерельях из колокольчиков, но сегодня их не было: Зелгони решил обойтись без посторонних, чтобы не нервировать лишний раз секьюрити Тлемлелха.

– Госпожа Хэдис, я бы хотел попросить вас об одном конфиденциальном одолжении. Тлемлелх для защиты от Лиргисо нанял телохранителей-экстрасенсов, вы не могли бы оценить их с точки зрения профессиональной пригодности? Я в этой области не специалист, но когда я посмотрел на них, у меня возникло подозрение, что мой клиент топит деньги в море… или выбрасывает на ветер, как говорят люди.

– Я тоже не специалист. Стоит показать их Полю Лагайму, он точно разберется. А что за проблемы с приемом?

– Сейчас неподходящий момент для такого мероприятия. И Лиргисо, и эта сумасшедшая банда с генератором антиматерии… Я советовал Тлелмлелху отменить прием, но приглашения уже разосланы, и Тлемлелх утверждает, что отказаться от торжества на этой стадии для него смерти подобно. – Зелгони вздохнул. – Он добавил, что это не метафора.

– Он Живущий-в-Прохладе, этим все сказано. Среди приглашенных есть энбоно?

– Есть, и довольно много. Могндоэфрийское посольство в полном составе, двое или трое харлийских дипломатов высшего ранга… У Могндоэфры с Харлом трения, Галактическая Ассамблея пытается их помирить, но пока не преуспела.

– Слишком разный образ жизни, – пожала плечами Тина. – Разные базовые ценности.

– Как незийцу мне трудно понять такую вражду, – Зелгони сцепил длинные худые пальцы и откинулся в скрипнувшем кресле, – хотя как юрист я повидал всякое. Кроме аккредитованных на Незе лярнийских дипломатов, Тлемлелх пригласил около полусотни своих соотечественников с Лярна, те уже начали бронировать места в гостиницах.

– Он не может отказаться от приема, это его триумф. Пять лет назад могндоэфрийское высшее общество отвергло Тлемлелха только потому, что Лиргисо поставил его в дурацкое положение. История в общем-то пустяковая, но очень неприятная для Тлемлелха. В Могндоэфре жертвы таких историй добровольно умирают, и это считается нормой. Теперь Тлемлелх прославился на всю Галактику, получил Бриллиантовую Палитру, и энбоно сочтут за честь засвидетельствовать ему свое восхищение. Выглядеть красиво и выглядеть некрасиво – это для них ключевые моменты. Сообщить о торжестве и разослать приглашения, а потом отменить его – некрасиво, Тлемлелх на это не пойдет. Он опасается, что Лиргисо проникнет на вечеринку и все испортит?

– Немного не так. – Зелгони встал с кресла, прислонился к перилам лоджии – высокий, худой, слегка сутулый, он был похож на персонифицированный вопросительный знак. – Тлемлелх уверен, что Лиргисо появится на приеме, но в то же время надеется, что без повода тот не станет портить вечеринку. Госпожа Хэдис, я бы предпочел, чтобы мы обсудили этот вопрос втроем.

Адвокат устроился спиной к свету; его уши, даже для незийца чересчур вытянутые и острые, контрастно вырисовывались на фоне светлой стены по ту сторону дворика.

– Хорошо, обсудим, – согласилась Тина.

Вероятно, рационалист Зелгони не понял сумбурных и витиеватых объяснений Тлемлелха и пригласил ее в качестве переводчика, но сознаться в этом адвокату было неловко.

– Тлемлелх предполагает, что Лиргисо…

Его прервал перезвон колокольчиков. Из мобильного терминала в виде треножника с овальным экраном в антикварной серебряной раме полилась незийская речь: электронный секретарь докладывал о прибытии господина Тлемлелха с сопровождающими. Несколько минут спустя в лоджии стало тесно: Тлемлелха сопровождало два с лишним десятка «ми-гиайо» и трое телохранителей-экстрасенсов.

После бурных приветствий, адресованных Тине, Тлемлелх поздоровался с адвокатом и уселся в кресло. Его тонко очерченное удлиненное лицо, бледно-зеленое с изумрудными губами и двумя вертикальными носовыми щелями, напоминало стилизованную театральную маску; блестящие вишневые глаза, слишком большие по сравнению с глазами людей или незийцев, усиливали впечатление театральности. Венчающий голову костяной гребень покрывала золотая краска, на веках переливались блестки, – этим Тлемлелх ограничился, в отличие от Лиргисо он пользовался косметикой очень умеренно. На нем был светлый костюм и плащ из «ртутной» ткани – дань традиции: у себя на Лярне энбоно не носили никакой одежды, кроме плащей. К воротнику приколот автопереводчик в виде золотого цветка с жемчужной сердцевинкой.

Телохранители-экстрасенсы встали за его креслом: низенький пожилой незиец с морщинистым лицом и двое людей – мужчина болезненного вида, с залысинами на висках и беспокойной мимикой, и девушка с длинной косой, переброшенной через плечо, подчеркнуто строгая, с той одухотворенностью во взгляде, которая у Тины обычно вызывала прилив скепсиса. Тина про себя хмыкнула: как, интересно, она должна оценивать их профессиональную пригодность?

– Отойдите, у нас конфиденциальный разговор, – обратился Тлемлелх к своей свите. Он говорил на языке энбоно, с переливами и сложными горловыми модуляциями, а золотой цветок преобразовывал все это в человеческую речь, воспроизводя тембр и эмоциональную окраску.

Охрана отступила к стенам и перилам лоджии, вокруг образовалось пустое пространство.

– Тина, я боюсь, тебя удивит моя просьба. – Тлемлелх понизил голос, и переводчик тоже автоматически сбавил громкость. – Я прошу не трогать Лиргисо у меня в гостях.

– Ты его, что ли, пригласил? – Тина не могла припомнить, когда она в последний раз так удивлялась.

– Фласс меня упаси его приглашать… – слуховые отростки Тлемлелха (они росли двумя пучками примерно там, где у людей находятся уши) нервно свернулись и опять распрямились. – Впрочем, от вас не буду скрывать – если бы я знал, где его найти, я бы отправил ему приглашение, ведь он стал опасным и могущественным демоном, и не хотел бы я разозлить его. Нет, он придет сам. Тина, прошу тебя, уговори Поля не нападать на него на приеме! Я понимаю желание Поля убить его, – он перешел на шепот, – и надеюсь, что рано или поздно кто-нибудь это сделает, но если на моем празднике произойдет скандал или, Фласс упаси, драка, получится некрасиво.

– Подожди, что значит – не трогать? Он заявится к тебе в гости и устроит дебош, и никто не должен ему мешать?

– Нет, Тина, он ведь Живущий-в-Прохладе! На приеме будут другие Живущие-в-Прохладе, поэтому Лиргисо не станет устраивать дебош подобно рабу, которого остальные рабы не позвали на свою вульгарную пирушку. Он придет туда и будет вести себя так, словно его пригласили, будет всех ослеплять своим остроумием и своей утонченностью… В Могндоэфре его не случайно называли «блистательным Лиргисо»! А потом, в конце, он, возможно, тонко намекнет, кто он такой… Или раскроет свое инкогнито иным способом, уже после торжества. Так поступают Живущие-в-Прохладе, но я не знаю, способны ли незийцы и люди почувствовать шарм такого поступка… – энбоно неуверенно поглядел на Тину, потом на адвоката.

– Будем считать, что мы почувствовали шарм, – вздохнула Тина. – В общих чертах. Значит, по-твоему, он будет мирно слоняться среди гостей и всех подряд очаровывать, как на каком-нибудь великосветском приеме в Могндоэфре?

– Вот-вот, как раньше в Могндоэфре, в том-то и дело! – выразительное лицо Тлемлелха стало совсем несчастным. – Тина, определение «мирно» несовместимо со стилем Лиргисо. В Могндоэфре он постоянно шокировал общество своей изысканной дерзостью и грубостью, и Живущие-в-Прохладе терпели это лишь потому, что все его боялись.

– Грубостью?.. Я много с ним общалась, но грубости не замечала, при всех его сволочных качествах. Он всегда изъясняется литературно, и его злит, если другие выражаются грубо.

– О, человеческое сквернословие для него слишком вульгарно – рабский стиль, немыслимый для Живущего-в-Прохладе. Тина, если я скажу… простите, господин Зелгони, это отвлеченный пример… Если я скажу, что симметрия этих похожих на цветы фонтанчиков во дворе утомительна для взыскательного взора, либо что низменная симметрия, пустившая корни в этом дворе, уже расцвела на радость хозяевам дома, и теперь остается дождаться плодов, – почувствуете ли вы вопиющую разницу между двумя фразами?

Зелгони сделал неопределенный жест.

– Вторая фраза более замысловата, – сказала Тина. – Первая проще, вот и вся разница.

– Первая фраза вполне вежлива, а вторая ранит слух своей грубостью, однако заметить это способен только просвещенный энбоно. Лиргисо нередко разговаривал именно так, пренебрегая мнением окружающих. Кроме того, за ним водилась привычка сопровождать невинные словесные обороты оскорбительными движениями слуховых отростков, что придавало сказанному налет издевки. У людей нет слуховых отростков, и сейчас он так не может.

– Разве что он научится шевелить ушами с целью оскорбить собеседника, – фыркнула Тина.

– О, нет, человеческие уши – не то. Пристрастие Лиргисо к непристойному макияжу тоже коробило Живущих-в-Прохладе. Можно разрисовать лицо узорами определенного характера у себя дома, когда ждешь партнера по тайным любовным играм, но появиться в таком виде в обществе – это шок. Лиргисо постоянно так поступал. Вот я и боюсь, что он выйдет за рамки приличий… Тина, если ты вдруг узнаешь его среди гостей, не согласишься ли ты за ним присмотреть? Ты тоже демоническое существо и сможешь, если что, остановить его. Только не бей его, а то некрасиво будет, если вы подеретесь… Драка двух демонов у меня на празднике – только этого не хватало!

Умоляющий взгляд Тлемлелха заставил Тину воздержаться от комментариев. Она ограничилась тем, что закатила глаза к потолку.

– Тина, пожалуйста! Ты единственная, с кем Лиргисо всегда считался.

– Хорошо, – произнесла она сквозь зубы. – Присмотрю. Хотя лучше бы ты попросил меня вышвырнуть его с праздника.

– Нет, Тина, этого делать нельзя! – слуховые отростки Телмлелха опять испуганно свернулись в спирали. – Если его попробуют вышвырнуть, он разозлится, и уж тогда начнет вести себя, как настоящий демон, а не как Живущий-в-Прохладе!

– Чтобы обнаружить Лиргисо среди гостей, мне понадобится помощь твоих секьюрити.

– У вас есть идея, как это сделать? – оживился Зелгони. До сих пор он сохранял невозмутимость, под которой, вероятно, пряталось недовольство.

Тина рассказала о Топазе. Некоторое время назад появилась мода приходить на светские приемы и вечеринки с ручными экзотическими животными либо с биомехами – роботами, с виду неотличимыми от животных-прототипов; неизвестно, возьмет ли Лиргисо с собой тихаррианского муруна, но учесть такую возможность стоит.

Пока обсуждали эту тему, Тина параллельно прислушивалась к беседе телохранителей-экстрасенсов: мужчина и девушка отступили в угол лоджии и там шептались – видимо, они не знали о том, что тергаронские киборги обладают куда более острым слухом, чем обычные люди.

«Петер, ты еще не понял, из светлых она или из темных? – озабоченно спрашивала девушка. – Я что-то пока не пойму…» «С ней все непросто, – многозначительным шепотом отозвался Петер. – Она киборг, в ней слишком много искусственного, от машины, это завихряет энергетику. Видишь браслет у нее на руке? Мне не нравится, что он черный, это отдает низкопоклонством перед тьмой. Все киборги носят такие браслеты». «Ага… – подхватила его коллега. – Я сразу почувствовала нехорошую энергетику этого браслета!»

– Тлемлелх, сколько ты им платишь? – тихо поинтересовалась Тина.

– Это высокооплачиваемые маги, – с оттенком гордости сообщил Живущий-в-Прохладе. – У каждого из них ежемесячный оклад – пять тысяч галактических кредиток, плюс премия за риск. Я могу себе это позволить.

– И они стоят этих денег?

– Да кто их знает… – Тлемлелх покосился на экстрасенсов. – Это же маги! Тина, почему у тебя такое критическое выражение лица?

После того как он попрощался с Тиной и Зелгони и отправился вместе со своей свитой в Месхандрийский университет, где ему предстояло читать лекцию, адвокат выжидательно посмотрел на Тину – он больше не скрывал недовольства, его лишенные ресниц серые веки слегка подрагивали, темные губы сжались в суровую линию.

– Я думаю, с Лиргисо дело обстоит именно так, как он сказал, – заговорила Тина, предваряя вопрос. – Попробую нейтрализовать Лиргисо… Скорее всего, получится. Что касается экстрасенсов, я от них тоже не в восторге. Я имею в виду людей, насчет незийца ничего сказать не могу.

– Я надеялся, что вы уговорите Тлемлелха отменить прием. Мало мне его крутого пилотажа и проблем с воздушной полицией, так теперь еще это мероприятие… Госпожа Хэдис, вы ведь не видели мою коллекцию старинной незийской керамики?

– Нет, – Тину удивил такой поворот разговора.

– Тогда я хотел бы показать ее вам. Пойдемте? У меня есть уникальные экспонаты, каких вы не найдете ни в одном музее…

В сводчатом зале на втором этаже стояли витрины с покрытыми цветной глазурью вазами, блюдами, чашками, изразцовыми плитками, какими-то древними черепками в прозрачных футлярах. На стенах висели керамические панно. Зелгони распахнул спрятанную под одним из них дверцу и что-то переключил на пульте в нише.

– Система против подслушивания, – объяснил он Тине. – На всякий случай… Лиргисо – не единственная проблема, меня очень беспокоят эти господа с генератором антиматерии.

– Вы что-то о них знаете?

– К сожалению, ничего конкретного. Это одна из тех силовых структур галактического масштаба, которые никому непосредственно не подчиняются, однако располагают солидными возможностями. Видимо, эта структура когда-то была создана при Галактической Ассамблее, но потом вышла из-под ее контроля и с тех пор существует автономно. Современный конгломерат цивилизаций обеспечивает благоприятные условия для таких паразитических образований. Мы привыкли к тому, что всякое государство имеет свой бюрократический аппарат, но история некоторых рас знает модели, когда государство обходилось без бюрократической системы. Возможно и обратное – самодостаточная бюрократическая система, не скованная контролем со стороны какого-либо государства.

– Тогда чем они отличаются от межзвездных террористов?

– Если разобраться, ничем. Проблем они создают не меньше, и власти большинства миров их не любят… Однако есть и такие, кто с ними сотрудничает, связи у этих структур, как правило, обширные. После инцидента с генератором антиматерии наше правительство приняло меры, чтобы выявить и выдворить с Неза их агентов, но особых успехов пока нет. Во всяком случае, нанести по Синсаодге массированный удар из космоса им не позволят, вооруженные силы будут патрулировать…

Тлемлелх арендовал для своего праздника целый курортный комплекс в Синсаодге, его дом просто не вместил бы такое количество гостей и персонала.

– Уже хорошо, – кивнула Тина. – А зачем бы им наносить этот массированный удар?

– Затем, чтобы ликвидировать Лиргисо, а заодно и вас с господином Баталовым, – на худом сером лице адвоката появилась осуждающая усмешка. – Для них цель оправдывает средства – кажется, этот афоризм принадлежит основателю одной аналогичной организации на вашей планете-прародине? Свои цели они определяют сами, здесь им никто не указ.

– Я думаю, на нас со Стивом никто не обидится, если мы разгромим эту шайку?

– Да как же вы ее разгромите?

– Так же, как разгромили восемь лет назад «Галактический лидер».

– Некорректное сравнение, госпожа Хэдис. «Галактический лидер» был промышленно-торговой корпорацией, зарегистрированной на Ниаре – ничего общего с подпольными бюрократическими структурами. Вы собираетесь ввязаться в бой с невидимой гидрой.

– Нам этот бой навязывают. Спасибо, вы хотя бы немного прояснили, кто они такие.

– Сплав самовоспроизводящейся бюрократической системы и хорошо законспирированной террористической организации. – Зелгони задумчиво побарабанил пальцами по витрине с драгоценными обломками доисторической посудины. – Боюсь, что они в любом случае не оставят вас в покое.