"Сплошное свинство" - читать интересную книгу автора (Онищенко Алексей)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Наш поезд уходил поздно ночью. Площадь трех вокзалов бурлила вечнокочевой жизнью так же интенсивно, как и днем. Приезжающие, уезжающие, ларьки, бомжи, хот-доги, милиционеры — дом там, где деньги. Я расплатился с таксистом и помог Свину выбраться из машины. Затем забрал поклажу из багажника. Вещей получилось много, хотя моя доля составляла ничтожную часть. Пара рубашек да несессер — вот и все, что я брал с собой в дорогу. Свин — другое дело. Два огромных чемодана едва не лопались от его манаток. Ноутбук со специальным джойстиком. Десять жилеток на все случаи жизни, от строгой шерстяной с серебряной цепочкой для часов до ультрамодной молодежной с множеством накладных карманов, сетчатой подкладкой и светящимися в темноте надписями на иностранных языках. Портативный кальян с запасом яблочного табака по меньшей мере на месяц. Маленький пластиковый чемоданчик с ворохом солнцезащитных очков последних моделей. Кроме того, Свин, несмотря на позднюю осеннюю пору, захватил несколько бейсболок и егерских шапочек, так как считал, что ему очень напекает голову солнцем. Далее шли два спальных мешка: ватный, с вшитыми грелками, и облегченный, с сеткой для защиты от насекомых. Переносной биотуалет. Несколько номеров «Плейбоя», которые Свин педантично покупал, чтобы совершенствовать свой писательский уровень. Ну и море жратвы, разумеется: от консервированных оливок до расфасованного мармелада, от крабовых палочек до дорогого импортного пива. В момент закрытия второго чемодана я был готов убить своего старшего офицера, вертевшегося под ногами и дававшего ценные указания с энтузиазмом бывалого партийного работника. Единственной вещью, которую мы уложили без пререканий, был пистолет «глок»: задание обещало быть тяжелым…

Итак, мы зашли в огромный зал ожидания. Свин гордо демонстрировал удивленным прохожим свою новую жилетку из итальянской шерсти и кожаный ошейник-ожерелье ручной выделки. Я же стал внимательно изучать расписание поездов, висевшее возле бесконечной череды касс по продаже билетов. По правде сказать, нас больше устраивал самолет. Несколько часов полета до Сочи, а там можно взять машину. Быстро и удобно. Однако самолет отпадал. За десять лет работы мы редко ездили куда-то вместе, раза четыре, не больше. И все время — на поезде. Свин панически боялся воздушных перелетов. Ради интереса я пытался понять причину его страха. Ведь прошлую жизнь он закончил не в авиакатастрофе… Но мои старания не увенчались успехом: Свин упорно отмалчивался, а на наводящие вопросы отвечал в высшей степени грубо и бестактно. Ладно, каждому свое, как говорили продвинутые во всех отношениях римляне.

— Нашел? — спросил меня Свин.

— Подожди, не торопись, — отмахнулся я, вглядываясь в строчки с мелкими цифрами.

Мы не боялись разговаривать на людях — слишком много было их вокруг. К тому же надсадно играла музыка в небольших кафе, по громкой связи объявляли прибытие и отправление поездов. Да если и заметит нас кто, что с того? На вокзалах всегда полный цирк. Свиньи разговаривают, потрепанные личности в дешевых кожаных куртках предлагают выиграть миллион долларов в мгновенную лотерею, не менее потрепанные личности всучивают доверчивым провинциалам гибрид утюга и соковыжималки за баснословно низкую, в два раза превышающую магазинную, цену…

— Бинго, — сказал я, узрев нужный номер. — Пятая платформа, шестой путь. Давай быстрее, до отправления осталось совсем немного времени.

На самом деле времени было достаточно, но я боялся, что Свин прилипнет к лоткам с желтой прессой. Оторвать его от созерцания ярких обложек с похабными заголовками лично мне удавалось в лучшем случае минут через двадцать.

Мы спустились в туннель, отыскали по указателям нужную платформу и поднялись наверх по выщербленной лестнице.

Тут нас и перехватил дежурный наряд: двое милиционеров и немецкая овчарка на поводке. Увидев моего старшего офицера, собака ощетинилась и зарычала. Но Свин провел молниеносный сеанс гипноза — огромный пес заскулил и свернулся калачиком у ног своих хозяев.

— Плановая антитеррористическая проверка, — приложил руку к козырьку высокий сержант. — Что у вас в чемоданах?

Я со вздохом щелкнул замками. Милиционеры профессионально брезгливо осмотрели поклажу, затем один из них указал на Свина концом дубинки, которую вертел в руках.

— А свинью зачем с собой везете?

— Я что, не имею право на провоз свиньи?

— Знаете, дрессированных животных сейчас часто используют для терактов, — вздохнул сержант. — Привязывают взрывчатку — и вперед…

— Со свиньями этот номер не проходит, — сообщил я. — они слишком тупы для дрессировки. А держу я его рядом с собой исключительно ради психологического эффекта: всегда приятно видеть возле себя кого-то, кто глупее, чем ты…

— Ладно, идите, — снова отдал мне честь милиционер.

Пока я застегивал чемоданы, Свин успел лягнуть меня в колено. Дружеская перепалка — мы часто развлекались подобным образом…

Поезд уже стоял-дожидался: аккуратные свежепокрашенные вагоны с затемненными окнами и белыми занавесочками на них. На табличках, прикрученных к каждому вагону, красовалась фирменная эмблема: восходящее солнце освещает спокойное ласковое море и чайку, широко раскинувшую в полете крылья.

— Здравствуйте, — сказал я проводнице, поставив чемоданы на землю и протянув ей наши билеты.

— Здравствуйте, — кокетливо улыбнулась она и углубилась в изучение документов.

Ей было слегка за сорок. Крашеные каштановые волосы, яркий маникюр, сдобное тело, которое форменная одежда обтягивала так, что все интимности не только не скрывались, но, наоборот, — выпячивались.

— Простите, я не вижу второго пассажира, — сказала проводница, вскинув на меня бесстыжие карие глаза.

— Второй пассажир у ваших ног. — Я скосил глаза на своего офицера.

Свин недовольно хрюкнул, но комментировать умственные способности проводницы не стал.

— Но… но это же… свинка, — запнулась она, — а у вас билеты на двоих людей. Вот и фамилии проставлены.

— Видите ли, — объяснил я, — на самом деле это не свинка, как вы изволили выразиться. Это — моя жена. Просто ее заколдовал злой волшебник, и теперь она временно вынуждена ходить за мной на поводке и есть ботвинью вместо круассанов. Душа ее, впрочем, осталась без изменений, хотя в физическом смысле — совершенная свинья. Если желаете, могу предъявить справку от ветеринара.

Проводница засмеялась и вернула мне билеты.

— Только аккуратней с туалетом, ладно?

— Не первый раз ездим, — заверил я ее и взялся за чемоданы.

Мы вошли в тамбур, а затем — в узкий, застеленный мягкой ковровой дорожкой коридор. Вагон был спальный, купе — двухместным. Самые лучшие и дорогие места: по-другому мы не путешествовали.

Едва проводница скрылась из глаз, Свин больно лягнул меня в щиколотку и пообещал:

— Еще раз назовешь меня своей женой, получишь в глаз!

— Да, мой фюрер! — покорно пробормотал я, но все же не смог сдержать улыбку. Мы вели своеобразный счет по части острот. Сегодня Свину ответить было нечем. Два: ноль. Вполне достойный повод для хорошего настроения.

Купе порадовало чистотой: аккуратно заправленные постели, вазочка с искусственными цветами на столе. В воздухе запах турецкого мыла и пластика.

— Как тебе проводница? — поинтересовался Свин, запрыгивая на полку.

— Ничего, — сказал я, распаковывая чемоданы. — С ней, наверное, как за каменный стеной: и борщ сварит, и за водкой в магазин сбегает…

Свин презрительно фыркнул, но через несколько секунд не выдержал и все-таки заговорил:

— Знаешь, я тут подумал… Мы ведь уже фактически не на службе…

— Ну и что?

— Мы искупили свои грехи. И… и мы не обязаны соблюдать ограничения, наложенные на нас при поступлении в Отдел.

— То есть ты хочешь сказать, — начал понимать ход его мыслей я, — что тебе необязательно соблюдать обет безбрачия?

— Именно, — кивнул Свин. — Так давно не удавалось засадить кому-нибудь по самый корень…

Я не знал, что и сказать. Свин действительно много нагрешил по части прекрасного пола в прошлой жизни. Совсем омерзительных вещей он не делал. Но женщин менял часто. Три жены, пять «официальных» любовниц, столько же — «неофициальных» плюс случайные романтические увлечения. Да, еще офисный персонал. Свин неоднократно рассказывал мне, что секретарши, переводчицы, юристки и даже уборщица у него были сплошь и рядом фотомодели. У них существовал особый график визитов в кабинет шефа. Собственно, исторический выстрел, разнесший моему будущему старшему офицеру голову на куски, случился именно в тот момент, когда одна из секретарш стояла перед ним на коленях и делала то. что порядочные девушки обычно отказываются делать при первом свидании, а некоторые не делают этого Даже своим мужьям. Впрочем, неважно. За все эти грешки руководство Отдела строжайше запретило Свину заниматься сексом с кем бы то ни было. Наказание было суровым: минус год выслуги и двадцать штрафных очков. Так что Свин крепился, как мог. Но сейчас действительно ситуация изменилась. Формально мы уже получили отставку. Да и Отдел прекратил свое существование, так что наказать Свина за нарушение устава было некому.

— Может, потерпишь? — спросил я его. — Осталось-то совсем немного. Скоро ты воплотишься в человеческое тело. Там и оторвешься по полной.

— Меня гложут сомнения, — признался Свин. — Видишь ли, десять лет сплошного одиночества… И к ним прибавь по меньшей мере пятнадцать лет новой жизни— я же не с пеленок начну, честное-то слово… итого получается четвертак вхолостую. А вдруг у меня атрофируется половой инстинкт?

— Станешь монахом, дослужишься до патриарха или до папы римского, — предположил я.

— Типун тебе на язык, — охнул Свин. — Я многого собираюсь достигнуть в следующей жизни. Но на что мне все эти достижения, если я буду евнухом? Мужик без секса, как машина без колес, — выглядит грозно, но довезти никуда не может…

— Ладно, и что ты предлагаешь?

Свин подался вперед. Его глаза заблестели. Копыта отбивали мелкую дробь.

— Поговори с проводницей, а? Всем же известно, что они женщины веселые и без твердых моральных устоев. Может, она и согласится. Ну приплатим, конечно, куда же без этого…

— Нет, — сказал я, подумав.

— Почему?! — взвился Свин.

— Во-первых, она не проститутка. Во-вторых, для любой женщины переспать со свиньей — тяжелая психологическая травма.

— По данным социологических опросов, — не согласился Свин, — больше половины женщин в нашей стране считают, что живут со свиньями. Так что травмироваться особо не от чего…

— И все-таки потерпи, — попросил я. — В Приморске должны обитать девочки по вызову. Там тебе кого-нибудь и сосватаем.

— Обещай, — попросил меня Свин.

Я уклонился от обещания и стал выставлять на стол съестное.

Поезд тронулся. Свет фонарей, освещавших перрон, задрожал и медленно пополз вдоль стенок купе. На улице засуетились провожающие. Кто-то махал платочком, кто-то посылал воздушные поцелуи, кто-то крестил близких на дорогу. Нас никто не провожал. Ни одна живая душа. Целых десять лет мы, едва выбравшись из одной опасной передряги, тут же попадали в другую. Спасли много жизней, заслужили кресты… Но провожать нас было некому. У меня в очередной раз кольнуло сердце. Что-то часто в последнее время… Может, я привык к своей работе? Иногда, говорят, привыкаешь и к тому, что ненавидишь…

Поезд набирал ход. Сначала за окном мелькали укутанные электрическим шлейфом улицы. Затем их сменили огни автострады. Потом все накрыла непроглядная тьма, лишь изредка нарушаемая всполохами фонарей одиноких платформ. Мы поужинали. Свин открыл ноутбук и углубился в компьютерную игру-стрелялку самого последнего поколения. Управляемый им бравый десантник бегал по коридорам далекой космической станции и уничтожал всевозможную нечисть с помощью разнообразного оружия. Динамики ноутбука дрожали от пулеметных очередей, диких воплей и щелканья передергиваемых затворов. Кроме того, Свин довольно причмокивал при гибели очередного супостата. Меня изрядно доставала вся эта какофония, но остановить Свина я не мог: он очень любил компьютерные игры и даже сражался с другими игроками по Интернету. Естественно, к ноутбуку прилагались наушники, однако они были слишком малы для ушных впадин Свина.

Помаявшись немного, я вышел из купе, стал возле окна в коридоре и начал считать проносившиеся мимо меня огоньки на линиях электропередач. Позади что-то тихо звякнуло. Я обернулся. Оказалось, это проводница несет чай в старых добрых граненых стаканах с сияющими подстаканниками. Разойтись нам вдвоем в узком пространстве коридора было очень сложно. К тому же женщина явно замедлила ход, оказавшись в непосредственной близости от моего тела.

— Не желаете ли чайку? — спросила проводница, глядя мне в глаза.

— Спасибо, — сказал я и взял у нее из рук стаканы.

Она, будто случайно, провела по моим запястьям горячими сухими пальцами.

— Может быть, еще что-нибудь? У нас вагон образцового обслуживания. Вы только попросите — обслужим в полном соответствии с европейскими стандартами.

— Я подумаю, — честно пообещал я.

Ненароком задев меня большой тяжелой грудью, проводница развернулась и, покачивая бедрами, величаво поплыла к себе в купе. Она была вполне еще ничего, живое подтверждение поговорки «В сорок пять — баба ягодка опять». Стоило проявить минимум заинтересованности, — и я получил бы порцию теплой искренней радости под мерный перестук колес. Но последние события настолько выбили меня из колеи, что я мог думать только об успешном завершении нашего неожиданного задания. Защитим этих ребят из «Обломков кораблекрушения», если повезет, нейтрализуем активатора энергетических атак — и в Испанию, выбирать виллу в старомодном колониальном стиле с белыми кирпичными башенками и нежно плещущимся под солнцем морем. Вот тогда можно будет расслабиться и всецело предаться блаженному ничегонеделанью в обществе знойных красоток. Женщины они ведь и в Испании женщины…

Я отнес чай Свину, потом еще немного постоял в коридоре, стараясь сосредоточиться на счете огоньков. Получалось так себе. Тогда я вернулся в купе, улегся на постель и, накрыв голову подушкой, принялся медитировать, как учил меня Свин. Сущность процесса заключалась в следующем: когда хочешь перестать замечать шум, постарайся слиться с ним. Если будешь сопротивляться, то он будет преследовать тебя. А если примешь шум как должное, как часть твоего существа — он перестанет тебя беспокоить. Вот я и представил, будто я тот самый десантник. Неплохая в целом жизнь: бегаю себе по коридорам, отстреливаю монстров. Всех забот — добраться до следующего уровня.

Уловка сработала. Лишь изредка вздрагивая от особо громких воплей, я стал медленно погружаться в сладкие объятия Морфея. Еще минута — и я бы окончательно провалился в забытье. Но Присутствие не дало мне такого шанса. В моей голове опять стали складываться пазлы. И вот что я увидел во второй раз.

Мужчина уже давно остановил свою «шестерку». Мотор еще работал, нагнетая теплый воздух в салон. Мужчина кусал губы и машинально чертил на лобовом стекле замысловатые узоры. Он не хотел торопиться. Перед визитом к Кате надо было обдумать каждое слово, которое он собирался произнести. Очень важно: не перестараться, но и не давать поблажек. Чем быстрее Катя поймет, с кем имеет дело, тем лучше для нее. И не только для нее, но и для многих, очень многих людей.

Мысленно повторив свои установки, мужчина выключил мотор, взял из багажника большой полиэтиленовый пакет и зашагал к остову сгоревшей сторожки. Лес молчал, лишь верхушки деревьев тихо постанывали от слабых порывов ветра. Пахло опавшими листьями, сухой землей и немножко — гарью. Бабье лето — так, кажется, это называется…

Звеня ключами, он открыл люк и направил мощный луч карманного фонарика вниз. Сноп света не сразу нашел жертву, мужчине пришлось основательно осмотреть подвал, прежде чем он заметил девушку. Она сидела в углу. Точнее, не сидела даже, а полулежала, накрывшись одеялом. Рядом валялся пепел и обгорелые фильтры сигарет. Он понял: ночью Катя пыталась согреться и жгла все, что могло гореть. Емелин труд… Пачка сигарет горит от силы минуты две. Да и тепла от нее — кот наплакал, разве что пальцы обожжешь.

Мужчина посветил фонариком прямо в грязный центр старого одеяла и тихонечко позвал:

— Эй!

Никакого ответа. Тогда он поднял с пола головешку и, прицелившись, с силой метнул ее вниз. Одеяло зашевелилось. Мужчина увидел свою жертву. Лицо девушки заплыло от побоев, губы потрескались, волосы висели грязными клочьями. Она дрожала от холода и страха.

— Здравствуй! — вежливо сказал мужчина.

Катя промолчала — только смотрела на него снизу вверх, безуспешно пытаясь справиться с ознобом.

— Здравствуй! — повторил мужчина. В его голосе послышались стальные нотки.

— Здравствуй… те! — прошептала девушка.

— Приятно, — улыбнулся он. — Вежливость — основное правило успешного диалога. Ты ведь хочешь, чтобы наш разговор был успешным?

Катя утвердительно кивнула. Мужчина бросил вниз полиэтиленовый пакет.

— Я принес тебе печку, — сообщил мужчина. — Раньше они назывались буржуйками. Технология очень проста: кладешь дрова, таблетку самовозгорающегося угля, поджигаешь — и наслаждаешься теплом. Если правильно рассчитаешь запас дров, сможешь греться всю ночь. Только не клади все сразу, а то будет очень много дыма. Я. конечно, просверлил в люке отверстия для вентиляции. Но, боюсь, их недостаточно.

Мужчина замолчал. Поняв, чего он хочет, девушка сделала попытку улыбнуться. Получилось плохо: вздувшаяся губа треснула, по почерневшей коже потекла тонкая струйка крови. Но все же Катя смогла выдавить:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — кивнул мужчина. — Еще я положил в пакет немного еды и теплые вещи. Они, конечно, не такие блестящие, какие ты привыкла носить. Но согреться можно.

Он снова замолчал. Опираясь ладонью о стену, Катя встала на ноги.

— Что… что вам нужно?

— Неправильно ставишь вопрос. Правильнее сказать, что нужно тебе?

— Я хочу выбраться отсюда!

— И вернуться на улицу? Обслуживать всяких скотов за тысячу рублей?

Девушка развела руками.

— Меня устраивала эта жизнь. Я никого не трогала. Я давала мужчинам то, что они хотели. Это была честная сделка. Может, выпустите меня отсюда?

Мужчина закурил и задумчиво уставился на небо. Звезды ярко сияли, ветер, словно презирая ночную пору, обдувал лицо теплым, напоенным запахом леса, потоком. Бабье лето, ну конечно же, бабье лето. Говорят, когда ты делаешь правое дело, природа подтверждает это знаками. И если сегодняшняя теплынь не знак, то что же вообще можно считать знаком?

— Скажи, Катя, — выпустил дым из легких мужчина, — ты была счастлива, когда стояла на улице?

Девушка постаралась вглядеться в его лицо, но так и не поняла, какой ответ хочет услышать от нее мужчина. Она пожала плечами и неуверенно прошептала:

— Я не знаю.

— В этом-то и проблема, — оживился мужчина, — и не только твоя. Понимаешь, большинство людей сейчас совершенно не знают, в чем их счастье. Они даже не ищут его, не пытаются понять.

— Это ужасно, — согласилась Катя, вытирая кровь с губы. — Выпустите меня отсюда, и я обещаю серьезно подумать над своей жизнью.

— Нет, — коротко сказал мужчина.

— Послушай, — незаметно для себя перешла на «ты» девушка, — я всегда держу свои обещания. Выпусти, и я подумаю. На свободе ведь всегда думается легче. Выпусти, а?

— Ты ошибаешься, — твердо сказал мужчина, — как и большинство людей, впрочем. Все вы считаете, что к счастью можно прийти легким путем, лежа в ванной с сигаретой в зубах. Нет, милая. Счастье достигается силой, ты должна пролить семь потов и истереть ноги до крови, чтобы понять, в чем твой рай.

Он протянул руку к крышке люка и зазвенел ключами. Катя поняла, что мужчина собирается уходить. Значит, как минимум еще сутки ей придется провести в этом ужасном холодном подвале. Девушка в отчаянии подпрыгнула вверх. Но подвал был слишком глубок, и ее пальцы лишь прочертили грязные полосы на бетонных стенах.

— Не уходи! — закричала проститутка. — Не уходи, слышишь! Скажи мне, что я должна понять?

— Лапочка, — пожалел ее мужчина, — если я скажу тебе, это будет не твое решение. А вся соль в том, что ты должна проделать весь путь самостоятельно. Я — всего лишь помощник, не более.

— Подожди! — взмолилась девушка. В ее глазах появился отчаянный блеск. — Я — наркоманка. Я не могу без дури. Если ты уж затеял всю эту херню, принеси мне героин. Иначе я умру, слышишь?!

— Вполне возможно, — согласился мужчина. — Но если ты выживешь, у тебя будет лишний повод гордиться собой. Это очень важно, поверь мне.

— Сволочь! Выродок! — в гневе закричала Катя. — Ты не имеешь права так поступать со мной!

— Моя обязанность поступить с тобой именно так, — сказал мужчина, поднимаясь на ноги.

Девушка медленно опустилась на колени в бессильных рыданиях.

— Впрочем, — сделал великодушное лицо мужчина, — я не могу лишить тебя свободы выбора. В пакете ты найдешь опасную бритву. Если решишь, что не хочешь искать ответа на свои вопросы, просто приложи лезвие к горлу и сделай вот так.

Он показал пальцем режущее движение.

— Будь ты проклят, ублюдок! — всхлипнула Катя.

— Никогда не проклинай получившего благословение от Господа, — посоветовал мужчина и захлопнул люк…

На мою грудь что-то надавило. Я открыл глаза, медленно возвращаясь из теплого ночного леса в купе спального вагона.

— Вставай, вставай! — кричал Свин, усиливая свои слова нажимом копыт.

Я встряхнул головой, пытаясь сбросить остатки тягостного видения.

— Что случилось?

— Она здесь! — сказал Свин и громко икнул.

— Я же просил тебя не трогать проводницу. Ну неужели сложно потерпеть до утра?

— Да какая, к черту, проводница?! — заверещал Свин.

Только сейчас я заметил, что он очень испуган. Рыло побелело, на пятаке выступила холодная дрожащая капля. Таким я видел его не часто, потому что испугать Спина на белом свете могли всего несколько вещей.

— Ты… ты имеешь в виду Смерть? — обмирая, спросил я.

Свин кивнул, громко сглотнув слюну. Я почувствовал, что покрываюсь мурашками. Испугаться было не грех. Мы довольно часто рисковали жизнью (я рисковал, если вдаваться в подробности и заниматься нудным уточнением). И Смерть не раз стояла рядом со мной. Но в то время мы числились в списках Отдела. Это означало, что если бы Смерть решила забрать меня или Свина, Ей пришлось бы согласовать свое намерение в тонких структурах. Как-никак, Отдел был официальным учреждением Неба, и его сотрудники имели особый статус. Но Отдел упразднили, а мы превратились в обычных людей. Награды, выслуга лет — для Смерти это имело не больше значения, чем для нас пустая пивная банка. Она могла забрать нас сейчас без вопросов и обсуждений. По идее я должен был волноваться гораздо больше, поскольку мне выгодных реинкарнаций никто не обещал. И куда я пойду после того, как отброшу лапти, — очень большой вопрос. Но я понимал и Свина. Одно дело — когда на небо тебя отводит за руку Ангел и ты проходишь трехмесячный курс освобождения от тела животного, а затем получаешь направление в будущую жизнь. Другое дело — когда тебя забирают внезапно. И не дружественная сущность высшего порядка, а Великая Бесстрастность. Тут, знаете ли, возможны всякие накладки. Попади Свин не в ту судебную коллегию, и кто-нибудь может намеренно запамятовать его офицерские заслуги. Так что родится он вовсе не благополучным рязанским малышом, а дистрофичным недоноском в голодающей Азии. Какие уж тогда, к черту, МГТУ и пентхаусы…

— Я вижу Ее, — теребил меня Свин. — Она идет по крышам вагонов.

Я представил картину и содрогнулся. Тонкая фигура в бордовом балахоне, скребущая железо крыши. Поезд мчится с огромной скоростью. Свистит ветер. А Она равнодушно ползет и ползет к лишь одной Ей ведомой цели. Дай бог, чтобы это были не мы. Дай бог…

— Не представляй! — завизжал Свин. — Не представляй Ее! Ты же знаешь, что Она мгновенно реагирует на страх!

Но его предостережения опоздали. Я увидел, как над нами расходится крыша. То есть крыша, конечно, осталась на месте. Но из потолка медленно возник кусок бордовой материи. Кусок превратился в балахон. Затем настал черед и капюшона. Смерть стояла рядом с нами. Я почувствовал, как волосы на моей голове встают дыбом.

— Только не смотри Ей в глаза! — заикаясь от страха, пробормотал Свин. Его нижняя челюсть отвисла. Глаза выкатились из орбит.

Я и сам знал, что нельзя смотреть в глубь бордового капюшона. Хотя и пользы с этого знания… Если Она захочет, ни один не сможет проигнорировать Ее взгляд. Но Смерть, насколько я понял, еще не определилась.

Время ползло невыносимо медленно, словно улитка по зеленому листку. Мы со Свином замерли, преувеличенно отстраненно созерцая друг на друга. Краем глаза я видел, как бордовый капюшон поворачивается из стороны в сторону, внимательно исследуя наши трепещущие души. Еще несколько секунд томительного ожидания — и бордовое облако скользнуло вверх. В купе снова стало свободно. Только хохотал довольный монстр на экране ноутбука: беспринципная электронная тварюга воспользовалась отсутствием Свина на рабочем месте и в клочья порвала бравого десантника.

— Кому-то сегодня не повезет, — облегченно вздохнул Свин и вытер мокрый лоб о мою простынь.

Стоит ли говорить, что больше спать мы не могли. Сидели как заведенные и тупо смотрели в окно. Я спросил Свина, не появились ли у меня седые волосы. Он отрицательно хрюкнул в ответ, не посмотрев, впрочем, на мою голову… Про второй сеанс Присутствия я рассказывать Свину не стал: проблем и так хватало.

Где-то через полчаса после визита нелрошеной гостьи колеса поезда заскрипели.

— Тормозим, — вздохнул Свин. — Значит, она уже сделала свое дело.

Скрип колес становился все более громким. За окном светилась мелкая россыпь огоньков. Похоже, мы подъезжали к какому-то населенному пункту.

— Пойдем, что ли, посмотрим, — сказал Свин и попросил меня помочь надеть ему жилетку.

Проводница, кутаясь в пуховую кофту, уже стояла в тамбуре. Наше появление ее не очень обрадовало.

— Остановка короткая, — довольно холодно сказала она, покосившись на Свина. — Стоим только три минуты. Вам лучше остаться в вагоне.

— Нам надо проветриться, — как можно искреннее улыбнулся я. — Трех минут вполне достаточно.

— Ладно, — пожала плечами женщина.

Лязгнув сцеплениями, состав остановился. Проводница открыла дверь, и мы вышли на перрон. Оказалось, что погода довольно прохладная, зябкая. Дождь с неба не падал, но асфальт перрона блестел от влаги. Станция действительно была небольшая. Скромное здание вокзала из красного кирпича, две платформы, одинокий киоск с пивом и прошлогодними чипсами для транзитных пассажиров. Вдоль вагонов ходили бабушки с корзинками, предлагали провизию в дорогу. Я купил у одной кукурузный початок для Свина — частью, чтобы оправдать наш выход, частью из-за сострадания к старушке.

— Далеко от вагона не отходите, — попросила проводница.

Мы и не собирались. Свин грыз свою кукурузу. Я осматривался по сторонам. Пассажиров на перроне, кроме нас, почти не было: несколько мающихся бессонницей мужиков курили у своих вагонов.

— Заходите, отправляемся, — глянула на часы проводница.

Мы послушно проследовали в тамбур. Но возвращаться в купе не спешили. Смерть не приходит просто так. Мы ожидали развязки.

— Да что они там, заснули? — недовольно поежилась проводница, вглядываясь в начало состава.

— Задерживаемся? — вежливо осведомился я.

— Да, начальник поезда почему-то не дает отмашку.

— Ничего, скоро поедем, — сам не знаю зачем, подбодрил ее я.

Но скоро уехать нам не удалось. Пять, десять, пятнадцать минут — состав все так же стоял на месте. Через двадцать минут проводница сдалась, снова выпустила нас на перрон и, недовольно ворча, пошла к локомотиву узнавать, в чем дело. Мы лениво потянулись следом. И тут я заметил некоторую странность. По причине позднего времени свет в вагонах не горел. Вернее, горел, но тусклый, чтобы не расшибить лоб по дороге в туалет. А один вагон светился, словно рождественская елка. Да и пассажиров из него вышло немало. Около двух десятков человек, облаченных в спортивные брюки и свитера, стояли на перроне и о чем-то оживленно переговаривались. Судя по всему, разговор был не из веселых. Мне не потребовалось проявлять чудеса сообразительности, чтобы понять, что все это могло означать.

— Пошли, — позвал я Свина, — похоже, кому-то стало плохо.

Освещенный вагон был плацкартным. С полок свисали матрасы, бутылки с минеральной водой и свертки с продуктами виднелись на каждом столике. В глубине я заметил большое скопление народа возле одного места. Люди стояли плотно, стеной. А на полке кто-то лежал.

— Интересно, что там произошло? — вслух сказал я, пытаясь рассмотреть происходящее сквозь мутное стекло. — Паленая водка, драка, аппендицит?

— Сердечная недостаточность, если хотите конкретики, — раздался голос за нашими спинами. — Острый приступ, остановить который не смогли ни оказавшийся в соседнем вагоне врач-реаниматолог, ни лошадиная доза адреналина, введенная непосредственно в область сердца.

Мы обернулись и увидели двух одинакового роста парней с аккуратно зачесанными набок волосами. Чадов и Гешко, инспекторы Службы Справедливости. Как всегда, при полном параде: черные пуловеры, черные найковские брюки, черные же кроссовки на ногах. Они, судя по всему, тоже ехали в поезде, но выглядели так, словно снимались минуту назад для рекламного каталога спортивной одежды. Ни страха, ни упрека, ни складок на брюках. В Отделе эту сладко-гадкую парочку прозвали Чук и Гек.

— Здравствуйте, господа провокаторы! — осклабился Чадов. — Не ожидал, что так обрадуюсь, увидев вас. Вы же теперь вроде ископаемых: последние обломки приказавшей долго жить структуры. Всегда приятно поговорить с динозаврами.

Гешко присел на корточки и протянул руку Свину.

— Здравствуйте, офицер Свин!

Свин громко сморкнулся и выплюнул на перрон остатки кукурузы, застрявшие у него между зубов. Я тоже не ответил на приветствие, демонстративно засунув руки поглубже в карманы плаща, который накинул на плечи перед выходом из вагона.

— Какие теплые чувства, — улыбнулся Гешко.

Жаль, что я не знал хотя бы одной вещи, способной вывести его из себя. Если бы знал — воспроизвел бы немедленно.

— Куда направляетесь? — поинтересовался Чадов.

— Да так, едем на курорт, — брякнул первое, что пришло в голову, я.

— А не прохладно ли для купания в море? — усомнился Чадов.

— Закаляемся, — пояснил я. — Кстати, очень повышает потенцию, так что рекомендую. Хотя… вряд ли вам обоим что-нибудь поможет.

Засранцы вежливо улыбнулись моей шутке. Гешко поправил свой и без того идеальный пробор.

— Между прочим, вы получили инструкции от независимых наблюдателей? Все служащие Отдела теперь переходят в подчинение нашему начальству.

— Да?! — глумливо скривил рот я.

— Да, — без малейшей тени смущения произнес Чадов. — Не скажу, что мы очень обрадованы этим пополнением, особенно вами двумя и Локки. Но так решило Высшее Руководство, а сомневаться в правильности Его решений, мы не видим причин. Так что добро пожаловать в семью Службы Справедливости!

— Эх, хорошо бы сделать всем вам подлянку, — поиграл поясом от плаща я, — но, к глубочайшему сожалению, не удастся. Мы ушли на пенсию за неделю до закрытия Отдела. Посему портить нервы вам будет один Локки.

— Неужели? — поднял правую бровь Чадов.

Они переглянулись. Гешко многозначительно повертел в руках свой мобильный телефон — такой же плоский, вылизанный и претенциозный, как и его хозяин. Известие о нашей отставке смутило их. И они считали себя обязанными как-то отреагировать на эту волнующую новость. Чадов, по крайней мере, поскольку он в их связке носил звание старшего офицера.

— В таком случае, господа, — заявил Чадов, — я попрошу вас предъявить увольнительные документы. Оперативники вашего уровня могут создать много проблем, находясь в свободном полете. Особенно если станут нарушать принцип невмешательства в процессы Службы Справедливости. Поэтому мы хотели бы удостовериться что заявленное вами соответствует действительности.

— И еще мы хотели бы узнать истинную цель вашей поездки, — подхватил Гешко.

— А отсосать вы у нас не хотели бы? — вступил в разговор Свин.

— Вы отдаете себе отчет в своих словах, офицер Свин? — спросил Чадов, брезгливо поджав губы.

Он и Гешко больше не улыбались. Приятно. Уже победа, пусть совсем незначительная.

— Нет, парень, это ты забыл свое место, — рявкнул Свин. — Что, крылья за спиной выросли, в ангелы метишь? Тебе же русским языком сказали, что мы на пенсии. Не знаю, кто заведует уставом в СС, но всем остальным хорошо известно, что означает данный факт. Мы переведены в разряд обычных людей, не посвященных в энергетические процессы, происходящие на Земле. И проверять у нас документы имеют право только менты на вокзалах. Ну, может, еще они же на дорогах. Но никак не гомики из СС.

— Если вы солгали про увольнение, вас ожидают большие неприятности, — предупредил Гешко.

— Не волнуйтесь, — успокоил его я, — большей неприятности, чем встреча с вами, мы и представить себе не можем.

Сделав лицо потомственной аристократки, изнасилованной отребьем, Чадов отдал нам честь и пошел прочь. Гешко поспешил за ним.

— Здорово мы им врезали, — порадовался я.

— Здорово, — согласился Свин. — Вот только что делает здесь эта парочка?

Я пожал плечами.

— По-видимому, дело с Блуждающим Сгустком и впрямь затевается нешуточное, — решил Свин, после чего предложил: — Пойдем посидим. В ногах, как говорит Ангел, правды нет.

Мы отошли к кованой зеленой ограде. Я сел на скамейку, Свин примостился у моих ног. Заметно похолодало, плащ уже не защищал от порывов холодного колючего ветра. Я долго возился с пуговицами, стараясь застегнуть его поплотнее. А когда поднял голову — перед нами уже стояла гостья.

Стройная девушка с копной роскошных рыжих волос, трогательно вьющихся ближе к плечам. Длинные ноги, плоский живот, небольшая упругая грудь. Лицо живое, приятное. Такие гибкие создания обычно рекламируют дорогое нижнее белье на страницах глянцевых журналов. На вид ей было около двадцати лет.

— Здравствуйте! — немного смущенно сказала она.

Я вежливо наклонил голову. Свин галантно шаркнул копытом об асфальт.

— Не подскажете, какая это станция?

Я повернул голову, чтобы прочитать надпись на здании вокзала. Но Свин оказался проворнее.

— Мы стоим на станции Прибрежная.

— Ой, — изумилась девушка, глядя на меня, — у вас поросенок разговаривает! Это какой-то фокус, да?

— Никаких фокусов, — заверил я ее. — Он действительно говорит, вам не кажется. Только это не поросенок, а Свин. Меня же зовут Гаврила.

— Вы, наверное, чревовещатель, — не поверила мне юная фея. — Я видела по телевизору. Там мужчина сидел рядом с куклой, и казалось, что она говорит. А на самом деле слова произносил он, только с закрытым ртом.

— Как вам будет угодно, — снова поклонился я.

— Хорошо, что мы так долго стоим, — сказала девушка, подставляя лицо ветру. — В вагоне ужасная духота. Да и военный с бокового места все время приставал… Уф! Хоть подышу немного. Отличная погода, не правда ли?

Я поднял повыше воротник плаща. О погоде, конечно, можно было поспорить. Но мы ехали в спальном вагоне с кондиционером. А девушка, судя по всему, — в набитом, словно селедкой в бочке, плацкартном. После такой духоты любая слякоть обрадует, это верно. И я вполне мог бы согласиться со словами девушки. Если бы не одно «но»: она была полностью, абсолютно, бескомпромиссно обнажена. Ни единого лоскутка материи на упругом молодом теле.

В ярко освещенном вагоне началось какое-то движение. Стоявшие на перроне люди расступились, позволяя двум парням в парадной форме десантников вынести что-то из вагона.

— Чего они так суетятся? — спросила у нас девушка. — Вы видите, что они выносят?

Я со вздохом покачал головой.

— Пойду посмотрю, — сказала девушка и, развернувшись, сделала шаг в сторону вагона.

— Я бы тебе не советовал, милая, — сказал Свин.

— Почему?

— Боюсь, детка, они выносят тебя.

— Что?! — изменилась она в лице.

Мы молчали, разглядывая трещины на асфальте.

— Так нельзя шутить! — вскрикнула девушка и бросилась к вагону.

Свин медленно зацокал копытами вслед за ней. Я тоже поднялся со скамейки и пошел к дверям вагона, спрашивая себя, зачем я ввязываюсь во все это.

Свин не ошибся. Из вагона действительно выносили тело девушки. Двое молодых ребят, стриженных под бобрик, в кое-как накинутых на плечи дембельских кителях с аксельбантами, держали тело с двух сторон. Она была одета в полосатую футболочку от «Гуччи» и розовые спортивные штаны. На беспомощно болтавшихся из стороны в сторону ступнях белели пуховые носочки с вышитыми на щиколотках ромашками. Рыжие волосы подметали асфальт.

Следом за дембелями шел пожилой лысый мужчина в запотевших очках. Я сразу понял, что это — тот самый врач-реаниматолог, о котором говорил Чадов.

— Расступитесь! — приказала проводница плацкартного вагона — невысокая хохлушка с выдохшимся перманентом.

Люди образовали плотное кольцо. Солдаты положили тело девушки на мокрый асфальт.

— Ну, дыши же, дыши! — наклонился над ней один из парней. По-видимому, он и был тем самым неудавшимся ухажером.

Я разглядывал голову девушки. Она лежала лицом в небо. Рот открыт. Лицо расслаблено. Очень неестественно, надо сказать, расслаблено. Или, наоборот, слишком естественно. Определениями можно долго играть, согласен.

— Доктор, что же вы стоите! — воскликнул десантник. — Сделайте что-нибудь!

Реаниматолог снял с носа очки и преувеличенно тщательно стал их протирать.

— Молодой человек, я уже тридцать лет занимаюсь подобными случаями. Мы сделали все, что могли. Она умерла. Делать искусственное дыхание трупу бесполезно. Свяжитесь лучше с милицией. Пусть вызовут машину из морга.

Где-то сбоку раздался громкий крик. Стоявшие над телом девушки люди на него не отреагировали. Все правильно: живые не слышат воплей умерших. И я бы не услышал, но Свин тайком подключил меня к своим чувствам восприятия мира. Он умел делать такие штуки, хотя в данном случае смысл его поступка я пока не улавливал.

Эфирное тело девушки стояло за спинами людей. Она в ужасе закрыла руками рот. Глаза расширились до невообразимых пределов. Что делать, созерцать собственный труп всегда нелегко…

Народ суетился. Начальник поезда побежал в здание вокзала искать милиционеров. Проводницы успокаивали хохлушку, каждая старалась сунуть ей в руку таблетку. Подошедший со стороны локомотива кряжистый машинист с вислыми седыми усами пытался кричать, что состав, мол, нарушает график движения и не может стоять так долго на станции. Но его никто не слушал.

Между тем девушка, — точнее, ее душа, заключенная в эфирное тело, — подбежала к нам со Свином.

— Пожалуйста, помогите мне! — с мольбой попросила она.

— Мы не можем, солнышко, — тихо сказал я.

— Но вы видите меня! А я вижу вас! Значит, вы можете что-то сделать…

— Увы, не всякий видящий обрящет и не всякому делающему отворят, — пробормотал я.

— Да что вы несете!! Мне нужна помощь! Ну пожалуйста, пожалуйста!

Свин потянул меня зубами за подол плаща, показывая, что хочет поговорить с глазу на глаз. Мы отошли немного в сторону.

— Ты ничего не замечаешь? — спросил меня Свин.

— А что я должен заметить?

— Разуй глаза! Смерти нет!

Я оглянулся вокруг. И действительно не заметил фигуры в бордовом балахоне.

— Ну и что?

— Ты сам прекрасно знаешь, что это значит.

Мы говорили на разных языках. Я был в курсе, что Смерть встречает эфирное тело человека и сопровождает его по местам жизни в течение девяти дней. И если Ее нет рядом — значит, время отхода человека еще не пришло, даже если он лежит с остановившимся сердцем, как в нашем случае. Но с другой стороны, у Неба могли быть свои планы на жизнь этой девушки. Может, она очнется позже. Ну, там, в машине или даже в морге. Перспектива, конечно, — и Чуку с Геком не пожелаешь. Но вмешиваться в шахматную партию, разыгрываемую стиль могущественными силами, очень опасно. Я знал это. И Свин знал. Только не хотел вспоминать об этом, а зациклился на видимом отсутствии Смерти возле тела девушки.

— Что ты предлагаешь?

— Я могу привести ее в чувство, — сказал Свин.

— Ты представляешь последствия? Может, она лежит на асфальте именно для того, чтобы очутиться в морге.

— А может, для того, чтобы мы отнесли ее к нам в купе и я смог провести над ней исцеляющие действия, — парировал Свин.

— Но… но зачем тебе это надо? — спросил его я.

— Знаешь, — вздохнул Свин, — я много думал в последнее время над своей жизнью в этом теле. Особенно сейчас, в поезде…

— Да? Мне показалось, ты уничтожал монстров с помощью мыши.

— Когда их убиваешь, думается особенно легко, — пояснил Свин и продолжил: — Так вот, о моей жизни… Мы с тобой сделали много хорошего. Или того, что считали хорошим… Но мне пришло в голову, что все это мы делали по приказанию. Отдел ставил нам условия: баллы, награды, перспектива выгодной реинкарнации… Ангел давал задания. И мы выполняли их. Но это была воля Ангела, а не наша. Получается, мы служили только орудием, молотком, которым забивают гвозди.

— И?

— И, проанализировав свою жизнь, я понял, что могу гордиться только советами Кристины А., которые она давала своим читателям. А этого, наверное, мало…

— Мало для чего?

— Для того, — сказал Свин, — чтобы считать себя человеком. Гордиться собой. Знать, что если в следующей жизни ты, находясь в медитации, вспомнишь предыдущую, то будешь уважать себя прошлого.

Его слова звучали красиво, величественно и благородно. Но я слишком хорошо знал характер своего старшего офицера, чтобы купиться на такой дешевый трюк.

— Может, ты просто хочешь ее трахнуть?

— У тебя нет ничего святого, — с осуждением произнес Свин.

— Как и у тебя…

— Ладно, ладно. Давай просто пойдем и поможем этой девушке. Без всякой мотивации. В конце концов, ты тоже сопереживал проститутке, которую закрыли в бетонном подвале. Так вот, представь, что эта Маша.,

— Катя….

— … да, Катя, лежит сейчас на перроне. Ты ведь помог бы ей, правда?

— Правда, — неуверенно согласился я и поплелся за бодро семенящим Свином.

Мы снова наткнулись на эсэсовцев. Точнее, Чук и Гек сами возникли перед нами, словно на цыпочках подкрадывались.

— Переживаете? — осведомился Чадов. — Не видите Смерти и размышляете, как бы спасти эту овечку?

— А не пошел бы ты на… — хором сказали мы со Свином.

— Зря грубите, — покачал головой Гешко. — Девушка, между прочим, по справедливости загнулась. Вся ее жизнь — сплошное вероотступничество. Бог есть, но то, что делаю я, он не видит… Плюс недовольство жизненными обстоятельствами, которые предоставили ей Высшие Силы для гармоничного развития души. Думала, что весь мир против нее. Плакала по ночам в подушку и обзывала Бога сволочью. Он не дал того, другого, третьего. Он ее не любит. Он все устраивает так, чтобы она страдала… А в последнее время она поссорилась с парнем, с которым жила, и ее вышибли с работы. Найти другую, с такой же высокой зарплатой, она не смогла. Пришлось возвращаться из Москвы в родное захолустье. Она ехала в поезде и повторяла про себя, что жизнь кончена. Вот и получила то, во что верила. Жизнь действительно закончилась….

— Не лезьте, парни, — посоветовал Чадов. — Себе дороже выйдет. Идите-ка лучше в купе, попейте пива, поешьте чипсов… Вы уже не у дел. Не надо изображать из себя героев.

Я расстегнул ворот рубашки и вытащил наградной крест, висевший на золотой цепочке. Мы захватили награды Отдела с собой. Не ожидал, правда, что предъявить их придется так скоро.

Эсэсовцы уставились на крест с плохо скрываемым удивлением.

— Так, значит, вас действительно отпустили на пенсию… — пробормотал ошеломленный Гешко.

— Да. И я настоятельно рекомендую вам не соваться больше в наши дела. Иначе мы будем вынуждены обратиться с жалобой сами знаете к кому. Думаете, вас погладят по головке за нарушение устава?

Им пришлось молча ретироваться — второй раз за вечер. Я удовлетворенно улыбнулся, заправил крест под воротник рубашки и стал расталкивать локтями пассажиров, столпившихся вокруг тела девушки.

Ситуация складывалась не из приятных. Начальник поезда нашел таки милиционера, дежурившего по вокзалу. От служивого довольно ощутимо несло водкой, и забирать труп в отделение он не желал категорически. Морг в Прибрежном имелся. Но из-за недостатка финансирования ночные дежурства в нем отменили еще пять лет назад. Водитель «скорой помощи», услышав по рации об обстоятельствах дела, приезжать отказался наотрез: «Мы помогаем живым, а не мертвым… » Итак, никто не хотел брать на себя ответственность и возиться с бездыханным рыжеволосым телом. Машинист кричал о необходимости отправлять состав. Милиционер то и дело возвращался к составлению рапорта, хотя и намекал туманно, что в Приморске сделать это будет легче. Там и дежурный отряд больше, и ночная смена в морге функционирует.

— Вы в своем уме? — взвизгнула проводница плацкартного вагона после очередного намека. — До Приморска еще четыре с половиной часа езды. Как же я повезу труп в переполненном вагоне?! У меня там шестьдесят человек, дети…

Свин требовательно посмотрел на меня. Настала пора вмешаться. Я подошел к начальнику поезда и вежливо кашлянул:

— Если позволите, я хотел бы предложить вам свою помощь.

Он посмотрел на меня — усталые глаза человека, который хотел спать еще с утра прошлого дня и спал бы, приняв на сон грядущий пару рюмок коньяку со шпротами, но его вырвало из теплой постели это нелепое происшествие…

— Дело в том, — продолжил я, — что у меня есть место в спальном вагоне. Я еду вместе с домашним животным. Но поскольку ситуация экстремальная, мы положим девушку к нам в купе. Я подожду четыре часа в коридоре, ничего страшного… А в Приморске вы свяжетесь с милицией и моргом. Так лучше, чем оставлять ее здесь одну. К тому же девушку, наверное, кто-то должен встречать. Невеселая, конечно, получится встреча… Но, по крайней мере, телом займутся родственники…

В глазах начальника поезда затеплилась надежда. Вытерев лицо синим платком в крупную клетку, он вопросительно посмотрел на милиционера.

— Я ж и говорю, — кивнул служивый, — в Приморске морг круглосуточно работает. А я позвоню на вокзал, предупрежу, чтобы дежурная бригада вас встретила. Заполните протокол — и всех делов.

Поняв, что возражений больше не предвидится, я подошел к телу девушки. Врач курил в сторонке. Солдат по-прежнему сжимал ее тонкую руку в своей огромной крестьянской ладони. По его румяной щеке катилась слеза.

— Ты сделал все, что мог, — попытался утешить десантника я.

Утешение получилось слабенькое. Я поднял девушку на руки. Она была легкой, словно пушинка. Уже не теплая, но еще не холодная.

Люди расступились передо мной.

— Смотри, и среди богатых иногда встречаются люди, — произнес кто-то мне вслед.

Проводница обдала меня негодующим взглядом, но возразить не посмела: опасалась, по всей вероятности, гнева начальника поезда. Спальный вагон встретил нас молчанием. Здесь никто так и не проснулся, не выглянул поинтересоваться причиной столь затянувшейся оста' нивки. Я внес тело девушки в купе и опустил ее на постель.

— Теперь тебе лучше уйти, — сказал Свин.

Я сунул в карман бутылку рома и запаянную в полиэтилен нарезку сервелата, после чего вышел из купе и захлопнул за собою дверь. Естественно, можно было и поприсутствовать при лечении. Но я не ощущал к этому тяги. Когда розовая туша Свина начинает светиться, а из его глаз вырастают две энергетические нити— это, знаете ли, зрелище не из легких.

Скрипнули тормоза. Поезд, затомившийся в долгой непредвиденной стоянке, дрогнул и тронулся в путь. Радостно застучали колеса. Я стоял у окна и думал, что мне делать дальше. Лечение могло продлиться довольно Долго. А дремать до утра на откидном сиденье в коридоре мне не улыбалось. Как ни крути, а оставалась проводница.

Она сидела в своем купе, устало облокотившись на стол. Наверное, расстроилась из-за неожиданного сюрприза в виде мертвого тела, который я преподнес ей, даже не поинтересовавшись ее мнением. Хотя особого смущения на лице женщины я не заметил. Думается, она принадлежала к тому типу людей, которые действительно любят жизнь и не забивают себе головы проблемами, какими бы тяжелыми они ни казались на первый взгляд.

Я постучал костяшками пальцев в дверь куле.

— Мне хотелось бы принести свои извинения за то, что произошло.

— Да вы-то тут при чем? — фыркнула проводница. — Девочку жалко. Молодая совсем.

— Да случается, — признал я. — Можно войти?

— Садитесь, — подвинулась она.

Я примостился на полке рядом с ней. От женщины пахло свежестью и дешевой, но вполне приятной парфюмерией.

— Как вас зовут?

— Лида.

— А меня — Гаврила. Знаете, Лида, мне действительно жаль, что я причинил вам неудобства. Я сам ненавижу, когда кто-то суется в мои дела. А тут получилось, что я принял решение, не посоветовавшись с вами.

— Я же сказала, не волнуйтесь…

— Нет, я так не могу. Чувствую себя виноватым. Вот. возьмите, скромная компенсация за неудобства.

С этими словами я положил на стол стопку зеленых купюр. Тысяча долларов или что-то около того.

— О, ну это необязательно, — зарделась проводница.

— Необязательно, — согласился я. — А потому особенно приятно. Сделайте милость, возьмите.

Она смущенно потрогала деньги, затем смела их со стола легким, грациозным движением.

— А где же ваша свинка?

— В тамбуре, — соврал я. — Думаю, ничего страшного, потерпит до утра.

— Потерпит, — подтвердила Лида. — Я в детстве ухаживала за свиньями. К холоду они привычные… Хотите кофе? Наверное, волнуетесь после всего этого. А может, аспирин?

— Есть предложение получше, — сказал я, доставая из карманов свои запасы. — Как вы относитесь к рому, Лидия?

Оказалось, что к рому она относится хорошо. И к рому, и к кофе, и к сервелату, и к сексу. Редкостный подарок судьбы: мне не пришлось выслушивать нудные исповеди о негодяе муже, которыми очищают свою совесть женщины, которым за тридцать, перед тем как отдаться. После очередной рюмки вагон качнуло, и она прильнула к моему плечу. А я захлопнул дверь купе и стал расстегивать пуговицы ее форменной рубашки…

По причине малых размеров купе я любил Лиду прямо на столе. И находил в этом определенную приятность… Секс получился с ярко выраженным дорожным колоритом: стук колес, одинокие фонари на провинциальных переездах, каштановые волосы, рассыпавшиеся по спине, искренние и оттого немного смущенные крики, и жаркие пальцы с ярким маникюром на ногтях, впивающиеся в мои плечи…

А потом Лида заставила меня лечь на полку, умело употребила одноразовую влажную салфетку и, периодически набирая в рот горячий кофе, стала вытворять вещи, которые только грезились изобретательной Кристине А.

Я чувствовал себя комфортно. В купе было тепло. По столу перекатывалась половинка лимона. Пахло ромом и разгоряченным женским телом. Нижнюю часть туловища сотрясали сладостные спазмы, умело останавливаемые Лидой на предпоследней ноте для продления Удовольствия. Я только что не мурлыкал от блаженства. Можно, можно сказать, что мне повезло. Как ни крути, а все это — неожиданный подарок, кусочек рая в тесном купе, почти Испания, если закрыть глаза.

И мне действительно повезло: я успел кончить, прежде чем раздался первый взрыв.