"Нелегал" - читать интересную книгу автора (Северюхин Олег Васильевич)

Глава 19

Рана моя заживала быстро, чему способствовала Катерина, окружившая меня вниманием и заботой. Она выполняла обязанности сиделки и во всем помогала медицинскому персоналу поставить меня на ноги. На ноги - это так, буквально. Я был ходячим больным с перебинтованной спиной и деревянной рукой на перевязи. Через месяц раны зарубцевались, однако два пальца на левой руке не действовали и нарушилась подвижность руки. Задело нервные окончания, - констатировал врач, - может быть с течением времени это пройдет, а, может быть, вы к этому привыкнете, и не будете замечать, но со службой в армии у вас закончено.

Нет худа без добра, говорят русские. Я немного повоевал, и у меня в документах запись, что я являюсь красноармейцем одной из первых советских воинских частей, получил ранение и инвалидность, защищая советскую власть. Лучшего способа для легализации и не придумаешь. Можно сказать, что я стоял у истоков Красной Армии и участвовал в ее первых боях.

Выписавшись из госпиталя и получив продовольственный паек, мы с Катей вернулись в Москву. В военном комиссариате мне оформили документы о том, что я уволен по ранению из РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии) и прикрепили на продовольственный паек к ближайшему к Аркадию Михайловичу продовольственному пункту.

Вечером мы все сели за один стол, и я объявил, что мы с Катей собираемся пожениться и снять квартиру неподалеку от них. Мое заявление вызвало бурю протеста в семье Хлопониных. Его супруга категорически заявила, что с сегодняшнего Катя у них не работает, а находится на таком же положении члена семьи, как и все остальные, а хозяйство они будут вести вместе, что более экономно при нынешних экономических трудностях. Аркадий Михайлович также был категорически против нашего переезда и предложил немедленно начать переносить вещи из кабинета к себе в спальню. Меня очень тронуло такое проявление чувств, в общем-то, чужих мне людей и я предложил отпраздновать мое возвращение, наше воссоединение в коммуну (очень модное тогда слово), и наше с Катей намерение создать семью.

Все хорошо, когда все хорошо. Аркадий Михайлович трудится в театре, получает небольшую зарплату и небольшой продовольственный паек от комиссариата по делам культуры. Я получаю маленький продовольственный паек как инвалид. Женская половина и маленький ребенок находятся на нашем иждивении. Не густо. Надо искать работу и учиться на курсах за среднюю школу.

Для Кати мы нашли место сиделки-санитарки в военном госпитале, а я устроился в гараж санитарного управления Московского военного округа. Случилось так, что я помог исправить автомашину какого-то командира, которая сломалась недалеко от вечерних курсов, где мы с Катей занимались. Командир строго отчитывал водителя в кожаной куртке, а тот только руками разводил и говорил: "Не знаю, товарищ командир, трофейные машины они все не такие как наши". Так как я был в красноармейской форме, командир обратился ко мне, не могу ли помочь устранить неисправность машины. Я ответил, что я не водитель, но машины раньше видел и, если он не возражает, то я взгляну на двигатель. Опыта ремонта автомобилей у меня не было вообще, но устройство "Руссо-Балта" я в общих чертах знал, и водить эту машину умел.

Заглянув в двигатель, я подергал находившиеся там провода, зная, что автомобиль не заводится, когда нет искры. А искры нет, когда нет электрического контакта. Так и оказалось. Провод от катушки зажигания отделился очень легко, как будто ожидал, когда к нему прикоснется заботливая рука. Воткнув провод в катушку зажигания, я проверил и крепление проводов, подходивших к свечам зажигания. Затем я посмотрел наличие бензина в стеклянном отстойнике и попробовал подкачать бензонасосом. Бензонасос качал плохо, но бензин подкачивал. Проделав все эти манипуляции, я сел в машину, нажал на стартер, и машина к моему удивлению завелась. Пожалте ехать, - сказал я командиру и открыл дверку. Командир сел рядом со мной и приказал водителю сесть на заднее сиденье. Вперед, - последовал приказ, и я поехал. Сначала неуверенно, а потом навык возвратился ко мне и я поехал сравнительно быстро по нешироким московским улочкам. Подъехали к санитарному управлению, рядом с которым находился госпиталь, в котором работала Катя. Я вышел из машины, поблагодарил за то, что подвезли, и пошел в госпиталь. Командир остановил меня и спросил, где я служу. Услышав мой ответ, предложил работу водителя в сануправлении. Я стал отнекиваться, что не учился специально водить автомобиль, на фронте знакомый водитель только показывал. Ничего, - сказал командир, - подучитесь, а водители нам очень нужны, и рана ваша не помешает работе в тылу. На том и договорились.

Катя была рада тому, что я и нашел себе достойную работу. По прибытию в гараж я попросился в ученики водителя, чем заслужил некоторое уважение более старших коллег. Я производил уборку в гараже, помогал мыть машины и внимательно приглядывался к процессу ремонта агрегатов. Слесари поручали мне разбирать отдельные агрегаты, такие как карбюратор, бензонасос, генератор постоянного тока и другие. Я внимательно следил за сборкой, слушая о том, где и какие могут быть неисправности в них. Опытные водители давали мне уроки вождения, учили правилам дорожного движения в Москве. Правил, как таковых, не было. Были приказы московского градоначальника, пытавшегося совместить движение механического и гужевого транспорта. Но механические средства движения отвоевали себе жизненное пространство и стали господствующим средством передвижения, которому все уступали дорогу.

Месяца через два я уже был своим в гараже и готовился сдавать экзамен на знание автомобиля и умение вождения. С экзаменами я справился успешно, сказалась предыдущая подготовка, мое старание и способности. После экзамена я получил удостоверение водителя и был назначен водителем к заместителю начальника сануправления. Раненая рука несколько мешала работать, но в процессе постоянных поворотов руля вправо и влево она начала чувствовать нормально, но безымянный палец и мизинец по-прежнему были неподвижными. Работа была несложная, утром подъехать к дому начальника, отвезти его на работу, ждать вызова. По вызову отвозил его или сотрудников управления в различные организации Москвы и ждал их. Времени было достаточно для того, чтобы штудировать учебники и готовиться к экзамену за среднюю школу. Мое стремление к учебе отмечали и не препятствовали ему.

В процессе работы я неплохо изучил Москву. Я и сейчас свободно ориентируюсь в ней, когда приезжаю по каким-либо делам.

У водителя сануправления был неплохой по тем временам продовольственный паек, выдавались и деньги в качестве зарплаты. Кое-что удавалось прикупить в различных организациях снабжения во время поездок. Иногда выдавалось свободное время, и я возил Катю и Аркадия Михайловича с супругой по делам нашего домашнего хозяйства.

Вообще, жизнь была нормальная для условий 1918 года. Везде была гражданская война, разруха, но в Москве она ощущалась не особенно остро. По ночам, иногда, были слышны выстрелы. В июле было восстание левых эсеров, начавшееся с убийства германского Посла графа Мирбаха. Вместе с заместителем начальника сануправления я ездил в госпитали для организации приемки раненых. Раненых было немного. После подавления восстания его руководители были арестованы. В Москве был разоружен отряд анархиствующих матросов, которые более напоминали бандитов, выступающих с революционных позиций.

По разговорам руководителей сануправления, которые ездили со мной, я слышал, что в подразделениях снабжения окопались одни сволочи и без взяток нельзя достать ни медикаментов, ни боеприпасов, ни вооружения. Снять их нельзя, потому что они имеют поддержку в более высоких сферах и революционные заслуги дооктябрьского периода. Многие из них, вообще ничего не понимают в том деле, каким руководят, и вся эта бестолковщина только вредит делу обороны. Люди, имеющие образование, а до революции носившие военные и гражданские чины медицинского ведомства, вообще находятся под подозрением, как потенциальные вредители, а их распоряжения должны утверждаться комиссарами.

Водитель начальника категория особая. Его считают доверенным лицом и не стесняются в его присутствии обсуждать дела свои и дела служебные. Много разговоров было о тех или иных чиновниках в исполнительном комитете Моссовета, от которых зависело решение вопросов санитарного снабжения.

Хорошо отзывались о новом первом заместителе председателя исполкома одной из подмосковных губерний Вареникове. Всем нравилась его деловая хватка, твердость в отстаивании экономических интересов от Москвы. Кого-то он оттер от хлебных мест, кому-то не дал в карман народный залезть. Однажды, когда первый зампред утром ехал на работу, из переулка выскочила пролетка с установленным на ней ручным пулеметом системы Льюиса и обстреляла машину. Водителя убили, а пассажира ранили в руку и ногу. Пролетку с пулеметом налетчики бросили. Значит, кто-то заказал первого. Всю машину изрешетили, а он чудом живой остался. Вероятно, спас его ангел-хранитель.

По всем статьям начальник хорош, и солидность во внешности, и голос хорошо поставлен, и твердости в характере не занимать, а в подчиненные подобрал себе тех, кто его только компрометирует перед остальными должностными лицами. Взял он к себе в помощники бывшего офицера. Офицер этот, по фамилии Юнцов, считал себя самым грамотным и умным человеком. Был он раньше пропагандистом в стрелковом полку, вдалбливал солдатам словесность и закон Божий. На большее способностей не хватало. После февральской революции отринул он закон Божий и начал костерить своих бывших начальников, обличая все их пороки, особенно упирая на использование служебного положения в личных целях. От греха подальше перевели его преподавателем в пехотное училище, но и там он продержался недолго. Посмотрели на него со всех сторон и предложили по-хорошему убраться с военной службы, не позорить своим присутствием пошатнувшийся авторитет офицера российской армии. Кто-то познакомил его с будущим зампредом. Пока он был принеси-подай, никто о нем и слыхом не слыхивал, а вместе с начальником своим поднялся до высот небесных. Людей в упор не видит. Особенно офицеров бывших, которые были выше его чином и должностью. Несмотря на офицерское образование, любит изгаляться над барышнями, которые работают на технических должностях. Все документы заворачивает назад, перечеркивая даже подпись товарища Варенникова. Запятая, мол, не там поставлена, или год и месяц не так написаны, или бумага не такого качества. Его любимое изречение: "Я здесь блюду интересы первого заместителя председателя исполнительного комитета губернского Совета депутатов трудящихся товарища Варенникова". Всем говорит: "А вы спорьте со мной, спорьте". С дураком спорить, себя на его уровень ставить. Зайдет в кабинет к подчиненному, увидит у него посетителя и давай гостя допрашивать: "А что вы здесь делаете? Почему не на своем рабочем месте? За то время, пока вы здесь торчите, вы бы уже какой-нибудь руководящий документ могли прочитать". Основные работники губернского правления, кому приходится с ним сталкиваться, характеризуют его емко и кратко - гад.

Юнцов взял себе юридическим советником двадцатилетнего гимназиста с непримечательной, но чисто пролетарской фамилией. Закончил тот юридические курсы и стал ставить по стойке "смирно" старых чиновников, которые на подготовке документов и на государевой службе зубы съели. Вызовет исполнителя документа и станет допрашивать: "Вот вы тут в распоряжении пишете, что такого-то надо назначить руководителем группы. А что будет делать этот руководитель группы? Какой у него будет план действий, к какому сроку он сможет наладить то или иное дело?" Стоит исполнитель и не понимает. То ли новый столоначальник издевается, то ли совсем не понимает, о чем идет речь, то ли он в первый раз видит документ, который называется распоряжением председателя исполкома. Раньше, чтобы такой должности достигнуть, чиновник лет двадцать на различных должностях и в различных отделах трудился, постигая трудную науку управления. А здесь, по знакомству, после гимназии сразу стал чиновником шестого класса по Табели о рангах. А это, по-военному, не ниже полковника. Нет таких гениев ни в одной стране мира, даже в Америке, чтобы сразу после военного училища или после университета получить должность статского советника или звание полковника. Поговаривают, что только в этой подмосковной губернии это и возможно. А мне кажется, что во всей России это вполне возможно.

Революция, говорят, из унтер-офицеров маршалов делает. Революция революцией, а документы важные нельзя чаем обливать и карамельками мазать. Но, какая бы ни была революция, из дерьма только дерьмо получается, или, по-немецки Merd. И пролетарское происхождение здесь не при чем. Пролетарское происхождение нужно только для того, чтобы работу тяжелую делать или в штыковую атаку ходить.

Чтобы соблюдать социалистическую законность в московском губернском аппарате создали юридическое управление, куда набрали вчерашних студентов юридического факультета университета. Руководить им постаивали похожего на Чингиз-хана профессора, помогавшего большевикам прийти к власти. Управление сразу затормозило работу всего аппарата, по крючкотворству и забюрокрачиванию всего и вся, во много раз превосходя все бюрократические структуры царского времени.

Слушая своих пассажиров, я делал для себя вывод о том, что мне ничего не надо делать для развала советской власти и снижения обороноспособности России - она сама это сделает при помощи Юнцовых и молодых юристов. Один Юнцов сделает больше, чем сто шпионов вместе взятых. Таких людей надо брать на казенное обеспечение и не подпускать ни к какой работе, потому что, если они только пальцем шевельнут, тысячи людей годами это разгребать будут.

В верхах, как я понимал, шла борьба за места и должности. В ход шла партийная критика, прямые доносы, пролетарское происхождение, которое, по мнению партийных идеологов, было сродни аристократическому. Если ты из пролетариев, то тебе открыта дорога во всех направлениях. Я это почувствовал на себе. Я не был пролетарием, не был и крестьянином, но у меня и не было дворянского происхождение. Я считался самым удобным материалом для формирования человека нового типа.