"Оружие возмездия" - читать интересную книгу автора (Маркеев Олег Георгиевич)

«Черное солнце»

За неровным полем черепичных крыш светилась стальная полоска Северного моря. Ветер, упругий и злой на такой высоте, бился в толстое стекло. Человек лет тридцати у окна знал, что пахнет ветер портом, знал, но не мог почувствовать. В кабинете тихо гудел кондиционер, нагоняя влажный и теплый, как в тропиках, воздух. Человек день назад прилетел из Латинской Америки и не успел акклиматизироваться. Секретарь, предупрежденный заранее, специально отрегулировал кондиционеры в офисе шефа на нужную температуру и влажность.

В тридцать с небольшим частые перелеты и смена часовых поясов еще переносятся легко. Человек ухаживал за своим телом, как хороший хозяин обустраивает и содержит в чистоте свой дом. Потому что верил: его тело — дом его души. А у него, он знал, душа рыцаря-воина, беспощадная и суровая.

Разложение, смрад и нечистоты в трущобах есть лишь внешнее проявление вырождения низшего сословия. Особо чистые наркотики, дорогостоящие оргии и отупляющее безделье — проклятие высших, скрывающих трупный запах деградации за ароматом дорогих духов. Разница между обитателями зловонных ночлежек и элитных особняков лишь в одном — в сумме денег, которыми последние способны отсрочить собственную смерть. Жизнь этих дегенератов, по мнению человека, стоявшего у окна, не стоила и ломаного гроша. Себя он относил к немногим избранным, чьим уделом, призванием и проклятием было повелевать стадом двуногих полускотов.

Человек, стоя у окна, безучастным взглядом наблюдал за суетливой жизнью города, раскинувшегося внизу. Ушли отсыпаться туристы, сутенеры и шлюхи; полиция, санитары и дворники аккуратно убрали мусор ночной жизни, чтобы ничто не травмировало глаз благопристойных горожан, заполнивших улицы. Начальники и клерки, булочники и мастеровые, студенты и врачи спешили, чтобы в точно установленное время занять отведенное каждому место. В их жизни все шло и должно идти по раз и навсегда заведенному порядку. Великий немецкий «орднунг» — основа всех побед и причина всех поражений Германии.

Человек у окна размышлял о вуду. Адская смесь из схоластического католицизма и диких африканских культов разлилась по половине мира и пьянила, одуряла и выжигала разум, как девяностопроцентный гаитянский ром. От пентхаузов Нью-Йорка и до пальмовых хижин в сельве можно найти куриные лапки, засушенные трупики игуан, связки ядовитых трав и маленькие черепа. Римский папа закрыл глаза на измазанные кровью статуэтки святых апостолов, сигарный дым в церквах и брюхатых мадонн на алтарях и специальным эдиктом приказал считать вуду ветвью католицизма. С той же логикой можно было бы объявить коммунизм светской формой христианства, но папа слишком долго не мог решиться, и с крахом СССР вопрос канонизации красных великомучеников отпал сам собой. Фидель Кастро оказался гораздо практичнее в вопросах веры, впрочем, как все марксисты. Он попросту наплевал на культ вуду, отправляемый его подданными ночами, в обмен на молчаливое согласие посещать партийные мероприятия днем.

Кстати, в шестидесятые годы, когда у плебса возник интерес к экзотике, а элита принялась активно финансировать поиски новых и восстановление древних методов управления плебсом, ученые подвергли химическому анализу некий пепельно-серый порошок из дежурной аптечки шаманов вуду. Молва приписывала этому магическому средству способность превращать человека в зомби — живого мертвеца. Или в биоробота, как выражались шаманы с университетскими дипломами. Оказалось, что препарат, приготовленный из всякой гадости: перетертых в порошок трав, пепла ящериц, выпаренных внутренностей обезьян и сухих муравьиных телец, — блокирует зоны мозга, отвечающие за физиологическую активность. И человек превращается в труп, при этом полностью сохраняя сознание. Его можно заживо похоронить, откопать и рассказать сказку о воскрешении в новом мире, где он живет, пока выполняет волю шамана. Бред тысячелетней давности? Но человек, стоящий у окна, своими глазами видел людей-зомби, работавших на тайных плантациях коки в сельве. Они не помнили ничего и не интересовались ничем, кроме работы, сна и скудной пищи. И самое главное — они ничего не могли рассказать.

Нет сомнений, что шаманы из секретных лабораторий оценили достоинства снадобья своих необразованных коллег. Потому что после семидесятого года через «железный занавес» в оба конца пошли контейнеры с «живыми мертвецами». Так ЦРУ, КГБ, Моссад и Штази эвакуировали пленных и перебежчиков. И время от времени полиции мира отлавливали серийных маньяков, забывших свое прошлое, но отлично помнящих приказ.

«Цели остаются неизменными, меняются только средства, — усмехнулся человек. — В полуголодном племени достаточно иметь двух-трех зомби и щепотку порошка, чтобы страх заставил остальных работать безо всякой химиотерапии. Мы можем синтезировать порошок тоннами, но зачем? Достаточно сохранять уровень безработицы в семь процентов, чтобы остальные толкали друг друга локтями, спеша на работу. И время от времени показывать по ТВ голодающую Африку или, ха-ха, Россию во мгле[3]. Сытому бюргеру и вольнодумному профессору вполне хватит, чтобы подсознательный страх лишиться кружки пива и сардельки с квашеной капустой направил мысли в нужную сторону. А новое поколение, не читавшее Маркса, даже не понимает, что мы платим плебсу ровно столько, сколько можем платить. Иссякнут ресурсы — пустим в ход порошок».

Он считал, что имеет право так думать о людях. В тридцать три года стоять во главе исследовательской корпорации, чей интеллектуальный продукт потребляло полмира, вполне достаточно, чтобы знать себе цену.

В отличие от главы «Майкрософт» Клаус Винер чурался публичности. Билл Гейтс периодически становился жертвой публичных скандалов, а слово «Майкрософт» вызывало желчную реакцию у всех пользователей компьютеров. Корпорацию «Магнус» всуе не поминал никто, имя Винера не появлялось в передовицах, хотя разработками «Магнуса» пользовались вся Силиконовая долина — это средоточие лабораторий новейших технологий США — и тысячи государственных и частных организаций.

Винер задумал и создал свою корпорацию как «виртуальную компанию» задолго до того, как этот термин вошел в обиход. Тысячи разрозненных исследовательских групп, университетских лабораторий и талантливых одиночек существовали в автономном режиме и вели свой участок работы, порой даже не подозревая об истинном смысле и конечной цели исследований. Закрытый от посторонних «мозговой центр» жёстко контролировал график работ, финансировал, снабжал информацией и оборудованием, обеспечивал безопасность и беспощадно пресекал утечку кадров и секретов. Корпорация «Магнус» никогда не выбрасывала свои акции на биржу НАСДАК[4], но сотни малоизвестных фирмочек, чьи акции неожиданно взлетали до заоблачных высот, своим успехом, а часто и рождением были обязаны «Магнусу».

Винер положил ладонь на стекло и с удовольствием ощутил его студеную толщину. Словно коснулся льда, сковавшего прозрачную альпийскую речушку Мысли сразу же прекратили свой лихорадочный бег, сердце остыло и перестало толкать по венам вскипевшую от гнева кровь. Его удары стали мерными, как ход хорошо отлаженного двигателя, и мозг человека заработал быстро и четко, как компьютер.

«Ты подумал о вуду по ассоциации с этой тайской шлюхой. Восточная женщина и африканский культ… Равно загадочны и опасны».

Винер круто повернулся на каблуках и спросил:

— Иоганн, эта тайская шлюха не связана ни с каким тайным кланом?

У дальнего конца длинного стола, вытянувшись в струнку, стоял широкоплечий мужчина неопределенного возраста и неприметной внешности. Он начал службу в криминальной полиции Мюнхена, затем пять лет работал в Интерполе. Связи и опыт — капитал, не подверженный инфляции. Лишь глупцы играют им самостоятельно, как мелкие частные инвесторы на бирже. Иоганн, уйдя в отставку, вложил свой капитал в корпорацию герра Винера, регулярно получал проценты и еще ни разу не пожалел о принятом решении.

«Прост и надежен, как хорошо смазанный „вальтер“, и верен, как хорошо выдрессированный пес», — подумал Винер, ожидая ответа.

— С этими азиатами никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, герр Винер. — Он раскрыл папку. — Судите сами. Тай Ди Сонг, девятнадцать лет, таиландка. Прибыла в Германию два года назад, заключив брак с Отто Краузе, владельцем гаража в Кёльне. Обычная практика: через Интернет подбирается девочка, специальное агентство берет на себя все формальности, через месяц заказанный товар прибывает к вам в целости и сохранности. В Таиланде девушка стоит до двухсот долларов плюс оформление брака и транспорт — всего до полутора тысяч долларов. Отто Краузе получил сексуальную игрушку, бессловесную домработницу и грушу для битья. Что-то у них не сложилось, и, подозреваю, он не просто выгнал ее, а сам продал сутенерам в Гамбурге, чтобы окупить расходы. Сейчас мы это активно выясняем.

— Меня интересует только ее контакт с кланами, — коротко бросил Винер.

— Вероятность минимальна. С соотечественниками не контактировала, домой не звонила и денежных переводов не посылала. В массажном салоне «Красный дракон» находилась фактически под домашним арестом. Ее надежно посадили на иглу. Героин. До кубика в день, — уточнил он, заглянув в записи.

— Что она заявила в полиции? — спросил Винер.

— Ничего вразумительного. Устойчивый бред.

Винер бросил взгляд на лежащие перед ним фотографии. Распятый на огромной кровати мужчина. Руки и ноги привязаны к спинкам. Рот залеплен застывшим красным воском. Потеки воска на груди, складывающиеся в китайский иероглиф «огонь». Расширенные до предела зрачки, гримаса ужаса, застывшая на лице.

— Разве никто не слышал его криков?

— Рипербан — не то место, где обращают внимание на крики, герр Винер. — Лицо Иоганна осталось бесстрастным, никакой глумливой ухмылки полицейского, расследующего убийство на сексуальной почве. — Он просто не мог кричать. Тайка владела секретами иглоукалывания. Это входило в ее набор услуг: точечный массаж и введение игл, способные довести клиента до оргазма без полового акта. В данном случае она блокировала голосовые связки жертвы. Он мог дышать, чувствовать боль, но не мог кричать. Я показал фотографию тела жертвы специалисту. Вот его заключение: следы уколов точно соответствуют особо болевым точкам и группе точек, блокирующих голосовые связки.

— Иными словами, допросить нашего клиента было невозможно.

— Именно так, герр Винер. Я купил у охранника салона копию записи, они контролируют все комнаты. В момент убийства в комнате находились только тайка и клиент. Это довольно специфическое заведение, ничего экстраординарного, на взгляд охранника, не происходило, пока тайка не выбежала в коридор и не принялась крушить все подряд.

Винер опять повернулся к окну, положил ладонь на стекло. Спустя минуту он ровным голосом отдал команду:

— Возьмите в оборот ее мужа. Дайте ему денег, пусть наймет адвоката. Нашего адвоката, Иоганн, который докажет, что тайка не может давать показания, пока не пройдет курс лечения. Поместите ее в нашу клинику. Пусть из нее вытрясут все. Я хочу быть полностью уверенным, что в деле не появятся узкоглазые из Триады.

— Да, герр Винер. — Иоганн сделал короткую пометку в блокноте.

Винер вернулся к столу, сел во вращающееся кресло, придвинул к себе фотографии.

— Что думают по этому делу в полиции? — спросил он, разглядывая крупный снимок жертвы. Длинные вьющиеся волосы, разметавшиеся по подушке, острая бородка и усики, лицо постаревшего ловеласа, не спешащего покинуть ринг любви. «Почему все несостоявшиеся гении пытаются походить на Сальвадора Дали? — подумал Винер. — Бог мой, мы живем в век тотального разрыва формы и содержания! Имидж подменяет суть… А, насколько мне известно, Дали пятнадцать лет работал копиистом и в совершенстве овладел техникой всех известных мастеров. Лишь после этого стал писать сам. И все его выкрутасы и эскапады просто рекламная кампания того, что, на мой взгляд, в рекламе не нуждается. Он был гением, а наш клиент лишь ремесленником».

— Полиция готова закрыть дело, расследовать практически нечего. Личность потерпевшего установлена, сегодня они проинформируют русского консула.

— История уже попала в газеты? — Винер отбросил фотографию.

— Пока нет. Но я не рекомендую закрывать информацию, герр Винер. Это может показаться подозрительным. Случай слишком зауряден, дальше бульварных газетенок информация не пойдет. Полиция и консул не заинтересованы придавать особое значение гибели русского туриста в публичном доме.

— Интерпол? — Винер поднял взгляд на замершего у дальнего края стола Иоганна. «А он за последнее время растолстел. Похож на тренера по боксу из провинциального университета. Пора убирать с оперативной работы, она уже не для него», — мимоходом отметил Винер.

— В файлах Интерпола на русского ничего нет. Контрабанда, наркотики, участие в организованной преступности полностью исключаются.

— Вернее, не установлены, так? — вставил Винер.

— Русский с девяносто первого года проживает во Франции. Много путешествовал. За это время, поверьте, герр Винер, он обязательно бы засветился.

Винер аккуратно сложил фотографии в конверт.

— Благодарю за работу, Иоганн. Оставьте досье, я его еще просмотрю.

— Какие будут указания, герр Винер? — Иоганн положил на край стола папку и убрал руки за спину.

Винер отметил, как туго натянулся пиджак на животе Иоганна. Начальник службы безопасности стоял в прямоугольнике яркого света, бьющего из панорамного окна, и от Винера не укрылась нездоровая отечность его лица.

«Перевести с повышением в испанский филиал и через полгода с почетом отправить в отставку», — решил он.

— Никаких, Иоганн. Дело закрыто.

Винер вошел в комнату, смежную с большим кабинетом. По закону контрастов, которому старался следовать Клаус Винер, здесь царил полумрак. Два кожаных кресла викторианского стиля, резной столик между ними — вот и вся обстановка. Стену украшал голографическая фотография лунной поверхности с цепочкой следов астронавта. Везде, где приходилось работать Винеру, рядом с залитым солнцем огромным официальным кабинетом оборудовали маленькую затемненную комнату, максимально защищенную от прослушивания. В ней Клаус Винер из главы корпорации «Магнус» превращался в члена совета ложи «Черное солнце». Содержание разговоров в этих «темных комнатах» никогда не предавалось огласке, о принятых решениях информировали лишь немногих, хотя речь порой шла о судьбах целых стран.

Собеседник, который его поджидал, утонув в удобном кресле, тоже контрастировал с мясистым Иоганном, так и не избавившимся от мышления и привычек полицейского. Это был сухопарый старик, абсолютно лысый; и без того большие глаза увеличивали толстые стекла очков. Он саркастически скривил губы и произнес скрипучим голосом:

— Немецкий автослесарь выписывает себе рабыню из Таиланда! Сбылась мечта Адольфа.

Винер сел в кресло напротив, бросил на стол папку и конверт с фотографиями.

— Полюбуйся.

— Если тебе не жаль нервов старика. — Он придвинул к себе папку.

За нервную систему Вальтера Хиршбурга можно было не беспокоиться. Равно как и за ясный ум, несмотря на возраст. Винер был уверен — спроси он у старика его личный номер в СС, Хиршбург без запинки ответил бы; «Три тысячи семьсот два». Войну он закончил тридцатипятилетним штандартенфюрером СД, офицером для особых поручений личной канцелярии рейхсфюрера. Его заслуги и знания стоили того, чтобы тайными каналами увезти Хиршбурга из осажденного рейха. А такую благосклонность заслужили далеко не все.

Тридцать пять — это возраст, когда ни за что не смириться с поражением. Еще есть силы играть, но уже достаточно опыта, чтобы не идти ва-банк. Вальтера Хиршбурга сберегли для долговременной игры. И он играл, участвуя во всех послевоенных операциях «черного братства СС», от присяги которому освобождает только смерть.

Винер взял со стола пульт, нажал кнопку, с потолка на старика упал луч мягкого света галогенной лампы. Направил пульт в угол, и кондиционер, мягко заурчав, стал нагонять в комнату теплый ветерок. Лишь после этого он закурил тонкую сигару.

— Ты знаешь, как за глаза называли Мюллера? — спросил старик, быстро перелистывая отчет.

— Нет, — ответил Винер.

— Чугунная задница. — Старик отложил отчет и достал фото из конверта. — Шеф гестапо был талантливым полицейским. Он мог часами слушать допрашиваемого, не делая ни одной пометки. А потом ломал его на деталях.

— Я всегда думал, что ломали другие, — заметил Винер.

— Брось, Клаус, во всем мире полиция избивает задержанных. — Старик махнул сухой и костлявой, как лапка зверька, рукой. — Пытка не должна быть самоцелью. Она лишь открывает рот клиенту. Но кто-то же должен анализировать его показания. Вот в этом папе Мюллеру не было равных. — Он с интересом стал рассматривать фотографии убитого. — Э, как его уделали! Хотя в американских боевиках показывают и не такое. А их, между прочим, смотрят подростки. Куда мы катимся?

Винер, закинув голову, проследил, как облачко дыма вытягивается в шлейф.

— Полиция в этом деле не усмотрит ничего экстраординарного, Иоганн прав. А контрразведка? Меня интересует мнение контрразведчика с полувековым стажем. Ветеран тайных войн спрятал польщенную улыбку.

— Что ж, давай тряхнем стариной. — Хиршбург отложил фотографии, раскрыл папку. — Иван Алексеевич Дымов, русский, тридцать семь лет, родился в Калининграде, обучался в Строгановском художественном училище. С девяносто первого переехал на постоянное жительство во Францию. Женат на Анне-Марии Баллон, более трех лет живут отдельно. Та-ак. Прокатился по всей Европе, дважды по три месяца провел в Штатах. Ага! Таиланд, Бирма, Сингапур… Штатный фотограф этнографической экспедиции. Там, наверно, и пристрастился к сексуальной экзотике. Иоганн прав, все хорошо объяснимо… Так, лауреат международных фотоконкурсов, сотрудничает с рядом рекламных агентств. — Он оторвал взгляд от досье. — Ты видел его работы?

— Да, ничего особенного. С тех пор как японцы завалили мир своими «мыльницами», каждый мнит себя фотохудожником. Но купить карандаш еще не значит рисовать, как Леонардо.

— Согласен. — Хиршбург кивнул лысиной, бликующей в свете лампы. — Последний год провел в России. — Он отложил бумагу, но очки снимать не стал, — Хочешь знать мое мнение?

— Естественно. — Винер пристроил сигару в выемку. на пепельнице и подался вперед, чтобы блики на очках старика не били в глаза.

— Косвенные признаки, что он причастен к спецслужбам налицо. На всякий случай я попрошу своих друзей проверить, не совпадают ли перемещения этого Дымова с известными нам разведоперациями русских. Но он не профессионал. — Старик взял новый лист из папки. — Человек приезжает в Гамбург, останавливается в приличном отеле, ужинает в номере, затем на такси прямо от отеля направляется на Рипербан к шлюхам. А утром, между прочим, его ждет деловая встреча. Ни разу не проверился, ни одного контакта. Хуже того, звонок антиквару он сделал из номера отеля. Иоганн пишет, что именно по звонку его группа установила адрес и личность Дымова. Кстати, почему не сделали этого заранее?

— До вчерашнего дня мы не знали, кто именно вступит в контакт с антикваром. Дымов вел переговоры с ним через Интернет. Подписывался псевдонимом, использовал для связи «почтовый ящик» в Париже. Писал по-английски, но экспертиза установила, что это не его родной язык. Потом мы локализовали его хост-компьютер. Сообщения в Париж шли из Калининграда. Мы предположили, что имеем дело с русским. Это вся информация, которой мы располагали.

— Бог мой! Так долго конспирировал, чтобы сделать, звонок антиквару прямо из отеля! — поморщился Хиршбург. — Это еще раз доказывает, что компьютер купить можно, а ум — нет.

— Да, глупо. А если нас пытались поймать на живца? — спросил Винер.

— Готов допустить, что русские играли Дымовым втемную. Но почему они позволили ему прямо перед финалом операции оказаться в постели у тайки? Должны же они его хоть как-то опекать!

— Тяга к порядку никогда не была сильной стороной русских, — возразил Винер. — Вернее, они его всегда требуют от своих правителей, но еще ни разу не пытались установить в повседневной жизни. Опекуны могли проворонить Дымова, а он вполне мог уйти в загул.

— А тайка именно в этот день окончательно спятила от героина? — не скрывая иронии, спросил Хиршбург.

— Да, полный абсурд, — согласился Винер.

— Это абсурд, который для простых смертных и есть нормальная жизнь. Твое развитое и дисциплинированное сознание никак не смирится с очевидным: немотивированные поступки, беспричинные убийства и спонтанные самоубийства в той клоаке, где живет большинство, — это норма. — Старик кивком указал на дверь в большую комнату. — Толстобрюхий Иоганн это понимает, а ты — нет. Я знаю причину твоего беспокойства, мой мальчик. Ты никак не можешь смириться с фактом, что человек, которого ты разрабатывал, был убит тайской шлюхой? Сюжет, достойный Чейза, а возможно, и Ле Карре. — Старик отложил листок. — Но согласись, русского мог сбить автомобиль, самолет мог разбиться. Кирпич ему, в конце концов, упал бы на голову… Все бы вызвало у тебя подозрение, так? Но знаешь, что сказал мне однажды Гелен[5]? «Наибольшие подозрения у контрразведчика вызывает естественный ход событий». И он, согласись, прав. Когда постоянно плетешь интриги и участвуешь в заговорах, невольно забываешь, что жизнь большинства состоит из серых, невыразительных будней, где нет и не может быть логики.

Винер тщательно загасил сигару в пепельнице. Достал платок, аккуратно вытер пальцы.

— Как ты наверняка догадался, я не стал бы тревожить твой покой ради консультации по столь никчемной персоне, как Дымов, — начал он, понизив голос. — И уж тем более не сорвался бы через океан, узнав о его смерти. — Он выдержал паузу. — Все, что прозвучит в дальнейшем, является прерогативой «Черного солнца».

Лицо старика на мгновенье закаменело. Он медленно скрестил руки на груди, положив сжатые кулаки на плечи. Винер повторил жест. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Молча ждали, когда внутри установится покой и полная отрешенность от всего суетного.

— Я готов слушать. — Старик уронил руки на колени.

Голос его изменился, пропали добродушные нотки, он стал сухим и бесстрастным.

С этой секунды весь его опыт, знания и сама жизнь переходили в руки самого молодого члена совета «Черного солнца». Хиршбург знал лишь, что членов ровно двенадцать по числу лучей черного солнца на мозаике в зале Вевельсбурга. Лично он знал и подчинялся только одному — Клаусу Винеру.

Винер положил ладони на стол треугольником, острием направив его в напряженно застывшего Хиршбурга.

— Месяц назад состоялась конфиденциальная встреча представителя русской банковской группы «Альянс» с финансистом… Фамилия роли не играет. Главное то, что он обслуживает наши интересы. Зная о его прусских корнях, «Альянс» преподнес старинный меч, принадлежащий его предкам. Все имущество родового замка считалось погибшим во время войны. Открытым текстом было заявлено что группа «Альянс» получила в свое распоряжение культурные ценности, раритеты и фамильные архивы, вывезенные из Германии в Союз. Была названа примерная цена. «Альянс» предложил считать эти коллекции залогом для кредита. Проблема в том, что русские заблокировали закон о реституции культурных ценностей. Поэтому сделка, если таковая состоится, должна быть полностью конфиденциальной. Речь фактически шла о тайной продаже, а не о кредите. Все серьезные финансисты знают, что Россия балансирует на грани финансового кризиса. — Винер выдержал паузу, дав собеседнику усвоить информацию. — Я немедленно дал команду активизировать сеть коллекционеров, аукционистов, посредников — всех, кто задействован в операции «Наследие». Я посчитал, что если русские начали зондажную операцию, то должны вести ее по разным каналам. Представь мое удивление, когда в сеть первым попал этот Дымов.

— Все зависит от того, что предложил антиквару Дымов, — произнес старик.

Винер пружинисто встал, прошел к стене, сдвинул в сторону фотографию лунной поверхности. Приложил ладонь к черному прямоугольнику на дверце встроенного сейфа; сначала раздалось тихое жужжание, потом мелодично тренькнул замок. Винер достал из сейфа большую папку в кожаном переплете. Захлопнул сейф и вернулся к столу.

— Дымов обещал предъявить антиквару веские доказательства подлинности изделий. Эту папку мои люди изъяли в номере Дымова, пока полиция осматривала его труп. Здесь крупным планом сняты сами изделия и их отдельные фрагменты. — Он достал из папки две фотографии, отложил, а папку протянул старику. — Эта коллекция из одиннадцати предметов, — он указал на фотографии, — собиралась доктором Роде по прямому указанию рейхсфюрера СС Гиммлера. Курировал работу представитель «Аненербе»[6] в Восточной Пруссии штандартенфюрер Хармьянц. Коллекция уникальна. Янтарным чашам и кубкам тысяча лет и более. Самая древняя относится к эпохе второй династии фараонов Египта. Все чаши служили предметами религиозных культов. О существовании коллекции Роде знали еще трое: фон Андре, Хармьянц и мой дед — Рейнхард Винер[7].

Старик медленно перебрал все снимки, подолгу рассматривая те, где крупно были видны маркировка и клеймо. Захлопнув папку, он надолго замолчал, положив подбородок на сложенные лодочкой ладони. Бликуюшие очки не позволили увидеть его глаз, и Винер не был уверен, смотрит старик на него или нет.

— В подлинности можно не сомневаться, так? — спросил старик, думая, казалось, о чем-то другом.

— Код маркировки говорит, что изделия относятся к коллекции кёнигсбергского Музея янтаря. Графолог утверждает, что она нанесена лично доктором Роде. — Винер чуть отодвинулся, блик на очках дяди Вальтера пропал, и Винер увидел, что веки старика опущены.

— М-да, более чем странно, — наконец произнес он скрипучим голосом. — На русских это не похоже. Я имею в виду тех, с кем приходилось сталкиваться до сих пор. Они были профессионалами. А здесь я вижу руку любителя. Я не имею в виду лично Дымова. Только любитель может рискнуть действовать вразрез с линией государственных спецслужб. За такой грех, как правило, карают беспощадно.

— Не является ли появление Дымова частью зондажной операции русских? — повторил вопрос Винер. — Они же никогда не переставали искать свои культурные ценности, вывезенные в рейх.

— Исключено! — резко бросил старик. — Все зондажные операции русских были направлены на попытку установить маршруты движения и места хранения ценностей на Западе. Это мы периодически вбрасывали информацию о том, что большая часть ценностей укрыта на территории, подконтрольной русским, или вообще давно изъята в качестве трофеев и прячется в этом… — он прищелкнул пальцами, — специальном хранилище. Я правильно выразился?

— В спецхране, — произнес Винер по-русски.

— Для зондажа русские всегда использовали Янтарную комнату. Она шла по общим каналам, но слишком громоздка и слишком уникальна, чтобы незаметно реализовать ее на черном рынке. Поэтому она идеально подходит для установления путей, по которым шли ценности с востока в рейх. И вдруг русские запускают в игру редчайшую коллекцию янтарных кубков и чаш? Прости, Клаус, но в такой непрофессионализм я отказываюсь верить. — Старик достал платок, промокнул вспотевшее лицо.

Винер медлил, поглаживая две фотографии, лежащие изображением вниз.

— Ты узнал эту коллекцию, Вальтер?

Хиршбург кивнул. Вновь вытер лицо. Жест получился суетливым, словно он рефлекторно пытался спрятаться от пронзительного взгляда Винера. Тот вдруг напомнил старику молодого беркута, нацелившегося на добычу. «Он больше всех в роду похож на покойного Рейнхарда. Только более энергичен и жестче. Идеальное сочетание воли, мужества и мудрости», — подумал Хиршбург.

— В январе сорок пятого в Кенигсберге вы выполняли специальное задние Гиммлера, — начал Винер.

Хиршбург немного помедлил и, повинуясь взгляду Винера, продолжил:

— Мне было приказано принять у Хармьянца несколько ящиков и обеспечить их транспортировку в рейх. Эту коллекцию упаковывал лично Роде. Из-за кубков вышел какой-то спор. Подробностей я не помню, но упоминалось имя Рейнхарда Винера. — Старик на секунду сдавил переносицу пальцами и прикрыл глаза. — Да… Роде спорил с Хармьянцем о заключении, которое сделал ваш дед по одному из янтарных кубков. Тогда мне показалось, что фанатик Роде ревнует и просто не хочет расставаться с этой коллекцией.

— Дальше. — Винер положил на колени два снимка, все еще держа их изображением вниз.

— Потом начался сущий кошмар. Русские почти замкнули кольцо вокруг города, со дня на день ожидался штурм. Моя зондергруппа должна была выехать на спецпоезде. Но вместо него вперед пошел обычный состав с гражданскими. А через несколько минут начался налет авиации русских. Грузовик сильно повредило. Меня контузило, командование принял на себя гауптман Рунге. В себя я пришел уже в спецпоезде. Как потом оказалось, это был последний состав, которому удалось вырваться из г города. — Старик перевел дыхание. — Рунге доложил, что ему удалось выгрузить ящики из подбитой машины. Группа переждала налет в подвале полуразрушенного дома в районе пивоварни «Понартер». После налета Рунге недосчитался четырех солдат и одного ящика: угол подвала, глея находились эти четверо, завалило. Откапывать возможности и времени не было. В Берлине я сдал по описи все, что удалось вывезти из Кенигсберга. Выяснилось, что недостает именно этой коллекции чаш.

— Что стало с Рунге и его командой? Хиршбург поджал по-старчески блеклые губы.

— Понятно, — догадался Винер. — Итак, Роде, фон Андре, Хармьянц мертвы. Мой дед погиб в августе сорок четвертого, за полгода до падения Кенигсберга. Остались только вы. — Он перевернул фото и протянул старику. — Об этой чаше шла тогда речь?

Хиршбург наклонил очки, как это делают близорукие, подался всем телом вперед.

— Несомненно это она, — произнес он сдавленным от напряжения голосом.

От бесформенной, с плохо обработанными краями чаши на снимке исходило ровное золотистое свечение.

— Да, я абсолютно уверен. — Хиршбург потер кончики пальцев. — От нее исходило какое-то тепло. Знаете, будто держишь в руках что-то живое.

Винер внимательно наблюдал за стариком, пытающимся подобрать слова.

— Господь мой! Я вспомнил. — Он шлепнул себя ладонью по лбу. — Роде ворчал, что в «Аненербе» никто не разбирается в янтаре. А Хармьянц возразил, что ваш дед Рейнхард Винер либо гений, либо безумец. Но не им об этом судить. Их дело выполнить приказ рейхсфюрера.

Винер презрительно скривил губы и бросил:

— Хиршбург, если бы эти два старых идиота сразу же поверили моему деду, мир давно был бы другим! К весне сорок пятого рейх получил бы оружие возмездия, и мы набело переписали бы историю.

Он резкими движениями смел фотографии со стола и бросил их в папку.