"Оружие Возмездия" - читать интересную книгу автора (Игоревич Дивов Олег)

НОЧНОЕ ВОЖДЕНИЕ

Действующие лица и исполнители:

Командир батареи капитан Каверин в роли дежурного по части

Автор в роли дежурного по штабу

Нечипоренко и Остапец

Сержант, которого я менял, сосредоточенно давил прыщ на носу, стоя перед мутным сортирным зеркалом. Штаб он сдавал такой же, как принял, беспокоиться не о чем.

— У Мамина никто не умер?

— Вроде никто. Кажется, он просто вчера перепил. А чего?

— Мне его жалко.

— А мне нет.

— В том-то и дело, — сказал я. — Никому их не жалко. Ни одна сволочь ими не интересуется. Как ты думаешь, охота им после этого Родину защищать? Вот нападут на нас турки, итальянцы и восьмой авиадесантный корпус ФРГ…

— Не ссы, не нападут. Слушай, а кто от вас по части заступает?

— Каверин.

— О-па! Будем жить.

Бригада наша "кадрированная", то есть пока войны нет — никакая. Личного состава одна десятая штата. Существуем буквально от чужих щедрот. Жилье — первый этаж казармы десантников, штаб — третий этаж штаба ракетчиков. Столовая, баня, почта, магазин, все не свое. Наши только парк техники и склады. "По войне" ББМ должна убраться из Белой Церкви и уже не вернуться. А пока мы очень гордые, но очень маленькие. У нас два подполковника могут, страшно ругаясь, вести территориальный спор — по какой половице идет демаркационная линия между их зонами ответственности. А дежурный офицер сидит прямо в казарме и, естественно, отравляет ночную жизнь старшим призывам. И уж ночью с пятницы на субботу, когда все хотят смотреть телевизор, злой дежурный — сущее наказание.

Капитан Каверин не злой офицер. Он сам придет в расположение смотреть телевизор. Капитану принесут из канцелярии удобный стул. Или вообще койку предоставят с кучей подушек. Но особого шума, гама и шевеления в казарме не будет. Потому что если Каверин вдруг произнесет слово "отбой", все, конечно, удивятся. Но стоит ему это слово повторить, тут же случится отбой. И только бесплотные тени узкого круга избранных будут иногда беспокоить взор дежурного по части. А если Каверину почудится непорядок, и он из дежурки раздраженно гавкнет, тени мигом обретут плоть, и непорядок — бац! бац! ой! спать, военный, урою! — ликвидируют.

Я на своего комбата Масякина запросто могу повысить голос. Причем тут же сбежится народ, обступит Масякина со всех сторон, примется строить зверские рожи и многозначительно дышать капитану в затылок. А с Кавериным, таким же комбатом из нашего дивизиона, цапаться даже как-то странно. Потому что Каверин состоит из сплошных "не". Он не истеричен, не труслив, не цеплется к мелочам, не отдает идиотских приказов, не гнется перед начальством. Он вообще, кажется, не боится никого и ничего. Если тот же Масякин, выписав себе банку спирта "для протирки оптических осей", покинет территорию части сквозь дыру в заборе, обеими руками прижимая награбленное к животу — Каверин спокойно уйдет через КПП, небрежно помахивая банкой в авоське. И все будут знать: вот идет капитан Каверин, настоящий артиллерист! Он идет домой пить настоящий артиллерийский спирт! А встреться ему, допустим, генерал, и вздумай тот генерал отнять у Каверина банку, капитан скажет: отстаньте. Что вы можете со мной, капитаном Кавериным, сделать, меня уже из партии на хрен выгнали. Дальше китайской границы не ушлете (эка невидаль, я там был), меньше батареи не дадите (так я и есть пожизненный комбат), и я еще спасибо вам скажу, потому что здесь у меня шесть (в скобках прописью — шесть!) уродов подчиненных и столько же уродов начальников, это не считая кретина замполита, и надоела такая служба донельзя. Конечно Белая Церковь городок симпатичный, а Украина теплый край, только свет на нем клином не сошелся, поэтому я вам, товарищ генерал, полбанки, так уж и быть, отолью, но на большее не рассчитывайте…

В общем, когда Каверин стоит дежурным по части, главное его не злить — и ночь с пятницы на субботу пройдет замечательно.

Ну, меня это вообще не касается. Я нынче сам себе хозяин. Отпущу помощника баиньки, запру штаб на швабру, вскрою кабинет замполита, вытащу телевизор и отнесу его на узел связи. Мы там будем со связистом Генкой Шнейдером гонять чаи и смотреть программу "Взгляд".

У замполита печать номер 8, у меня номер 88. Я не нарочно, так получилось. А замки вскрывать — армия учит.

Тиха украинская ночь. Происшествий никаких. Каверину поднесли стакан и закусить, потом еще стакан и закусить, казарма блаженствует.

Потом Каверину захотелось добавить.

И началось.

Убыл в самоволку рядовой Нечипоренко из первого дивизиона. Нормально, достойно, как уважающий себя дедушка Советской Армии, вышел через парк, сообщив нашим, что если его будут искать, так он скоро вернется. Оставил на хранение тело рядового Остапца, который тоже очень хотел в самоволку, но переоценил свои возможности.

И тут Каверин в парк звонит. Говорит, есть у меня подозрение, будто кто-то погулять вышел. Было, сознавайтесь? Наши ему: да фигня, Нечипоренко ушел. Сказал, ненадолго. Каверин: нет проблем, только пусть мне сразу звякнет, когда придет.

Понятное дело, Нечипоренко с самогоном явится, и тут уж Каверин своего не упустит.

Но это будет еще не скоро, поэтому Каверин вызывает в дежурку старшину первого дивизиона и устраивает ему разнос — почему люди без спросу в город уходят. Я с вами по-человечески, а вы мне что?..

Ну, первый дивизион ему немедленно откупного — на пульт.

Каверин погружается в эйфорию.

А часом позже в парк нетвердой походкой вступает Нечипоренко.

Наши говорят: тебя Каверин искал, позвони ему.

Шнейдер, который на коммутаторе все разговоры подслушивает, сил не находит протянуть мне второй наушник, только пальцем в него тычет и рожи строит.

— Триста десятый "Солекопа"[3] капитан Каверин!

— Здрасте, товарищ капитан!

— Здравствуйте. (с живым интересом) А кто это?

— Да я!

— Кто "я"?

— Ну я, Нечипоренко!

— А-а…

Пауза.

— А это триста десятый "Солекопа" капитан Каверин.

— Товарищ капитан, да я это, я!

— Кто "я"?!

— Рядовой Нечипоренко!

— А-а! Нечипоренко! Здравствуй, дорогой!

— Здравствуйте, товарищ капитан!

— М-да… Нечипоренко. И что?

— Ну, вы сказали, чтобы я позвонил, когда приду.

— Хм. И что?

— Э-э… Вот, я пришел.

Долгая пауза.

— А кто это?

— Э-э… (неуверенно) Это рядовой Нечипоренко.

— А это триста десятый "Солекопа" капитан Каверин. Погоди, погоди! Нечипоренко, это ты, что ли?!

— Да! Да! (радостно) Это я, товарищ капитан! Нечипоренко!

— Черт побери, Нечипоренко, дорогой, где же ты был?! Я тебя очень давно жду! Иди скорее ко мне сюда!

— Да-да, товарищ капитан, мы уже идем!

Пауза.

— (опасливо) Кто "мы"?

— Ну… Я и Остапец.

— А кто это?

— Остапец?! Ну… Ну, Остапец… это Остапец!

— Да нет, кто со мной говорит?

— Рядовой Нечипоренко!

— А-а…

Пауза.

— Триста десятый "Солекопа" капитан Каверин!

Дальше мы не слушали. Сил не хватило.

Чтобы преодолеть неполных пятьсот метров от парка до казармы, рядовым Нечипоренко и Остапцу понадобился час, потому что Остапец то и дело падал, а Нечипоренко укладывался на травку отдохнуть. Наконец они ввалились в дежурку, растолкали спящего Каверина и доложили, что пришли. Нечипоренко даже отдал капитану честь, для чего отпустил Остапца, и тот снова упал.

Каверин их не узнал, особенно Нечипоренко, посоветовал уйти отсюда на хер к такой-то матери и перевернулся на другой бок.

Нечипоренко был глубоко озадачен. Он попытался совершить второй подход к телу капитана, но тут помощник дежурного сунул ему в руки опасно булькающего Остапца и указал на дверь.

Светало.

Потом эту историю рассказали капитану Мужецкому, лежавшему в ту ночь дежурным по парку. Собственно, прямо над его ухом происходил исторический телефонный брифинг, а на соседнем топчане валялся пьяный Остапец.

Мужецкий попросил его не разыгрывать.