"Беспосадочный полет" - читать интересную книгу автора (Олдисс Брайан Уилсон)

III

Отец Генри Маррапер был полным, крепкого телосложения мужчиной. Присев на корточки, он оперся спиной о стену, и его огромный отвислый живот мерно колыхался перед ним.

Поза, в которой он находился, была обычной его позой, зато необычным было время, в которое он появился. Комплейн остановился перед скорченной фигурой священника, ожидая приветствия или объяснения, но поскольку ничего такого не последовало, вынужден был заговорить первым. Однако ему ничего не пришло в голову, кроме неопределенного ворчания.

Маррапер вознес вверх грязную лапу.

– Пространства для твоего «я», сын мой.

– За твой счет, отец.

– И за счет беспокойства твоего сознания, – небрежно провозгласил священник, после чего даже не пытаясь подняться, выполнил ритуальный жест, означающий символ гнева.

– Меня выпороли, отец, – сообщил Комплейн.

Он налил в стакан желтоватую воду из кувшина, сделал пару глотков, а остальное использовал на увлажнение и приглаживание волос.

– Да, я слышал, Рой. Надеюсь, это принесло тебе облегчение?

– Разумеется, но исключительно за счет моей спины.

Он принялся стягивать рубашку, делая это медленно и осторожно. Боль, которую вызывало прикосновение материала к ранам, была почти приятной. Разумеется, во время следующей сон-яви будет значительно хуже.

Он сбросил окровавленную одежду на пол и плюнул на нее. Его презрение усилилось с безразличием, с которым священник наблюдал за его действиями.

– А ты чего здесь, а не на танцах, Маррапер? – едко спросил он.

– Обязанности мои связаны с духом, а не с развлечениями, – набожно произнес священник. – Кроме того, я знаю лучшие способы забвения.

– Как, например, грабежи в чаще, верно?

– Меня утешает то, что ты так серьезно относишься к своим делам, дружок. Это соответствует Науке. Я боялся, что обнаружу тебя в черной тоске, но, как я вижу, утешение мое, к счастью, тебе ни к чему.

Комплейн покосился на лицо священника, избегая его ласкового взгляда. Лицо это было не из приятных и в эту минуту напоминало скорее какого-то божка, нежели вылепленного из плоти, памятник качествам, которым человек обязан своим выживанием: хитрости, коварству, эгоизму.

Оказалось, не в силах справиться с самим собой, Комплейн неожиданно почувствовал прилив благодарности к этому человеку – его он, по крайней мере, знает и с ним справится.

– Пусть тебя не заботит состояние моих нервов, отец, – сказал он. – Ты уже знаешь, что я потерял женщину, и жизнь моя стоит сейчас немного. Все то, чего я достиг, – а немного того было – я утратил, а то, что я сохранил, будет отобрано у меня силой. Придут стражники, которые отхлестали меня сегодня и выпорют утром, чтобы выгнать меня к одиноким мужчинам и детишкам. Никакой награды за удачную охоту, никакого сочувствия к беде. Законы этого племени слишком суровы, монах, сама Наука полна мерзких формулировок, весь этот давящий нас мир – не что иное, как один лишь источник несчастья. Почему так должно быть? Почему нет никаких намеков на счастье? Да что там, наверное, и я когда-нибудь свихнусь, как мой брат. Проберусь сквозб эту толпу кретинов и каждого из них награжу своей болью.

– Пощади меня от выслушивания дальнейшего, – сказал священник. – У меня большой приход, который я должен опекать. Я могу выслушать твою исповедь, но вспышки гнева оставь при себе…

Он встал, потянулся и поправил на плечах грязный плащ.

– Но что мы имеем от этой жизни? – спросил Комплейн.

Он боролся с яростным желанием сомкнуть руки на толстой шее священника.

– Зачем мы тут? Какова цель существования этого мира? Как пастырь, ответь мне честно на это.

Маррапер глубоко вздохнул и воздел обе руки в немом пространстве.

– Дети мои, невежество ваше поразительно, зато сколько в вас спеси! Ты говоришь «мир», а подразумеваешь лишь это крохотное и малозначительное племя. Мир – это нечто большее. Мы, водоросли, Джунгли, Носари – словом, все – находится в своего рода коробке, именуемой кораблем, и летящей из одной части мира в другую. Я говорил тебе об этом множество раз, просто понять этого ты не в состоянии.

– Снова эти теории, – невесело откликнулся Комплейн. – Что из того, что мир называется кораблем, или же корабль называется миром, так или иначе, для нас это не имеет значения.

По непонятным причинам эта теория вообще не пользовалась уважением в Кабинах, но она встревожила его и возбудила страх. Он сжал кулаки и сказал:

– Сейчас я хотел бы заснуть, отец. Сон, по крайней мере, приносит успокоение, а ты говоришь лишь загадками. Знаешь ли ты, что мне порой снится? Ты всегда говоришь мне во сне что-то, что я должен понять, но непонятно, почему я никогда не могу услышать из этого ни слова.

– И не только во сне, – вежливо заметил священник.

Он отвернулся.

– Я хотел спросить тебя кое о чем важном, но теперь придется подождать. Я вернусь утром и надеюсь застать тебя в лучшем настроении, а не полагающегося лишь на избыточную дозу адреналина, – сказал он.

Священник ушел.

Долгое время Комплейн сидел, уставившись на закрытую дверь, совершенно не слыша гама, доносившегося снаружи, и, наконец, в изнеможении повалился на пустую постель.

Сон не приходил, зато пришли воспоминания о бесконечных скандалах, которые они с Гвенной закатывали друг другу в этой комнате – поиски более действенного или оскорбительного выражения – бессмысленные поединки. Длилось это долго, но теперь и этот эпизод был завершен. В эты минуту Гвенна спала с кем-то другим.

Комплейн подметил, что его одолевают противоположные чувства, сожаление и облегчение одновременно. Анализируя все обстоятельства, способствующие похищению Гвенны, он неожиданно вспомнил призрачную фигуру, которая при виде их растаяла в чаще. Неожиданно он приподнялся на кровати, взволнованный чем-то другим, что казалось ему более опасным, чем таинственное исчезновение фигуры. За дверями царила тишина. Копание в собственных мыслях заняло у него больше времени, чем он предполагал. Танцы окончились, а танцоров охватил сон. Только его сознание пробивалось сквозь смертельную завесу тишины, покрывавшей коридоры Кабин.

Если бы он в эту минуту открыл бы дверь, то услышал бы непрекращающийся шум – отзвук роста водорослей. Под воздействием нервного напряжения даже сама идея открыть дверь показалась ему ужасной. Ему вспомнились легенды, которые ходили по Кабинам – легенды о таинственных небывалых существах.

В первую очередь это загадочные люди Носа. Их территории располагались очень далеко, а жители выделялись какими-то неведомыми силами, таинственным оружием и совершенно непохожими обычаями. Они приближались понемногу сквозь заросли водорослей и в будущем, по крайней мере, так утверждали легенды – должны были расправиться со всеми остальными племенами. Но хотя Носари были жуткими, по крайней мере, не подлежало сомнению, что это все же люди.

Мутанты, в свою очередь, были полулюдьми.

Изгнанные из своих племен, они жили поодиночке или небольшими группами в чаще. Было у них или слишком много зубов и пальцев, или же слишком мало коры мозга, а из-за многочисленных ошибок в развитии они едва могли убежать, ускакать, уползти.

Они были пугливыми и по этой причине им приписывалось множество отвратительных качеств.

И наконец, Чужаки. Они не были людьми. В снах стариков, таких как Эфф, они появлялись постоянно. Они появлялись сверхъестественным способом из горячего чернозема джунглей, а их убежища лежали в местах, которых еще никто не достиг. У них не было ни сердца, ни крови, но внешне они напоминали людей, благодаря чему могли незамеченными жить среди обычных смертных, собираясь с силами, чтобы потом – как вампиры кровь – высосать из человека всю его жизненную энергию. Время от времени племена устраивали облавы на них. Тела подозреваемых вскрывали, но как правило обнаруживали там кровь и сердце. Этот пример наилучшим образом демонстрировал, как неуловимы Чужаки, в существовании которых никто не сомневался, доказательством тому являлся сам факт организации охоты на них. Даже в это мгновение они могли таиться за дверью и являли собой угрозу наподобие того молчаливого силуэта, который исчез среди растений.

Так выглядела примитивная мифология племени Грина, причем она ничем существенным не отличалась от подобных кошмарных повествований, распространенных среди других племен, медленно продвигающихся по территории, известной под названием Джунгли.

В этой мифологии особое место занимали Гиганты. О Носарях, мутантах и Чужаках знали, по крайней мере, то, что они существуют. Время от времени вытаскивали из зарослей живого мутанта и заставляли его танцевать так долго, пока люди, утомленные этим зрелищем, не отправляли его в Долгое Путешествие. Множество вояк готовы были похвастаться и поклясться, что у них случались поединки с Носарями и Чужаками. И все же все эти три вида имели в себе что-то реальное. Во время яви, в компании, легко было просто не верить в их существование.

С Гигантами дело обстояло иначе. Они были абсолютно реальными. Когда-то все принадлежало им, весь мир был их собственностью, некоторые даже утверждали, что люди происходят от Гигантов. Мощь их была видна везде, величие их – очевидно.

Если бы однажды они надумали возвратиться, то любое сопротивление оказалось бы бесполезным.

Над всеми этими фантастическими образами маячил еще один, скорее символ, чем конкретное существо. Его называли Богом.

Никто не испытывал перед ним страха, но имя его редко упоминалось, так что поразительно было, каким способом оно сохранялось из поколения в поколение. С ним было связано выражение «бога ради», что звучало очень убедительно, хотя и не выражало ничего конкретного. Таким образом, понятие Бога было сведено в конце концов к дружелюбному проклятию.

И все же то, что Комплейн подметил сегодня в Джунглях, было более тревожно, чем все остальное. Предаваясь этим размышлениям, он вспомнил еще один факт: плачь, который слышали он и Гвенна.

Эти два отдельных факта неожиданно сложились в одно целое: неожиданный человек и приближающееся племя. Этот мужчина не был никаким Чужаком или еще кем-то из таинственных существ. Он был обыкновенным охотником из плоти и крови, разве что принадлежал к другому племени, а значит, объяснение оказалось таким простым.

Комплейн расслабился и лег. Немного дедукции улучшило его настроение. На самом деле он был несколько недоволен собой, что раньше не мог додуматься до правильных выводов, и все же, открыв в себе неизвестные до этого способности, он испытывал удовлетворение.

Слишком мало он пользовался разумом. Все, чем он занимался, было чуть ли не автоматизмом: им правили местные законы, Наука или его собственные настроения. Теперь все это следовало переменить. С этой минуты он станет другим, таким, как, ну скажем, Маррапер. Он будет оценивать явления, но, разумеется, не в материальном смысле, не так как Роффери оценивает товар.

Для проверки надо будет запастись определенными данными, которые составят из себя целое.

С помощью такого метода и достаточного количества данных ему, может быть, удастся даже логически осознать концепцию корабля.

Почти незаметно он погрузился в сон. Когда он проснулся, его не приветствовал запах горячей пищи. Он резко сел, ойкнул и, ухватившись за голову, слез с кровати. С минуту ему казалось, что угнетенность полностью подавила его, но чуть погодя он почувствовал, как гдето в глубине его пробуждается энергия.

Он собирался действовать, он ощущал потребность в действии; на чем она будет основываться – покажет время. Вновь появилось как обещание нечто огромное.

Он натянул брюки, добрел до двери и распахнул ее. Снаружи стояла странная тишина. Комплейн вышел.

Гулянка кончилась, и ее участники, не позаботившись даже разойтись по домам, лежали среди разноцветных пятен там, где их сморил сон. Они бездумно храпели на жестком полу, и только дети устраивали как обычно переполох, пробуждая своих сонных матерей большой активностью. Кабины напоминали поле бескровной битвы, для жертв которой страдания еще не кончились.

Комплейн тихо брел между спящими. В месте, отведенном для одиноких мужчин, он рассчитывал разжиться каким-нибудь завтраком. На мгновение он задержался перед любовной парочкой, раскинувшейся на месте игры «скачки вверх». Мужчиной оказался Чип. Рука, которой он обнимал пухленькую девушку, скрылась под ее платьем, лицо его было на Орбите, а их ноги пересекали Млечный Путь. Маленькие мушки ползали по ее ногам и исчезали под платьем.

Издалека приближалась какая-то фигура, в которой Комплейн с неудовольствием узнал свою мать. В Кабинах существовал закон, правда, не особо строго соблюдавшийся, что ребенок должен прекратить отношения с братьями и сестрами, когда он достигнет головой бедра взрослого, а с матерью, когда вырастет до ее пояса.

Майра, однако, была женщиной суматошной и упрямой, язык ее не признавал никаких законов, и она принималась болтать со своими многочисленными детьми, как только подворачивался удобный случай.

– Здравствуй, мамочка, – пробормотал Комплейн. – Пространства для твоего «я».

– За твой счет, Рой.

– И чтобы лоно твое и далее было плодоносящим.

– Ты хорошо знаешь, что я уже достаточно стара для таких удовольствий, – сказала она, обиженная тем, что сын формально ее приветствовал.

– Я ищу чего-нибудь перекусить, мама.

– Ну да же, Гвенны больше нет. Я уже знаю об этом. Вилли была свидетельницей того, как тебя пороли, и слышала текст приговора. Вот увидишь, это прикончит ее бедного отца. Жаль, что я не успела на порку, конечно, следующих постараюсь не пропустить, если мне только это удастся. Но я со страшным трудом раздобыла себе немного превосходной зеленой краски, вот и эту кофточку, что на мне, покрасила. Тебе нравится? Это в самом деле фантастично.

– Послушай, мама, у меня страшно болит спина, а кроме того, нет никакого желания разговаривать.

– Конечно же, болит, Рой. Странно, если бы было иначе. Мне аж зябко делается, как только подумаю, как ты будешь выглядеть в конце наказания. У меня есть мазь, которой я могу натереть тебя, и это уменьшит мучения. А потом тебе надо показаться доктору Линдснею, если только у тебя есть какая-нибудь добыча, чтобы заплатить за совет. А сейчас, когда Гвенны больше нет, у тебя наверняка что-нибудь найдется. Если по правде, то я никогда ее не любила.

– Послушай, мама…

– Если ты идешь к мессе, пойду с тобой. Собственно, я просто так вышла пройтись. Старая Тумер-Манди шепнула мне по секрету, конечно же, хотя бог знает, где она это услышала, что стражники нашли немного кофе и чая на складе красок. Ты заметил, что это они не раздавали? У Гигантов кофе был намного лучше, чем у нас.

Поток слов заливал его и тогда, когда он с отвращением поглощал завтрак. Потом он позволил отвести себя к ней в комнату, где она натерла мазью его спину. Во время всех этих действий он был вынужден, неведомо в который раз, выслушивать все те же добрые советы.

– Помни, Рой, что не всегда будет так плохо. Просто у тебя неудачная полоса. Но не позволяй, чтобы тебя это согнуло.

– Дела всегда выглядят плохо, мама, так зачем же вообще жить?

– Ты не должен так говорить. Я знаю, что Наука рекомендует пребывать в печали, и ты не видишь все так, как я. Я всегда утверждала, что жизнь – это великая тайна. Сам тот факт, что мы живем…

– Но я все это знаю. Для меня жизнь представляет лишь наркотик, выставленный для продажи.

Майра посмотрела на его гневное лицо и смутилась.

– Когда я хочу утешить себя, – сказала она, – я представляю себе огромную черноту, охватывающую все. И неожиданно в черноте этой начинает мигать огонек, а потом многочисленные огоньки. Огоньки эти – наша жизнь, направленная на благо, и сияние освещает все вокруг. Но что означает все это окружение, кто зажег огоньки и зачем…

Она вздохнула.

– Когда мы начнем свое Долгое Путешествие и когда огоньки наши погаснут, тогда мы будем знать побольше.

– И ты говоришь, что тебя это утешает, – презрительно заметил Комплейн.

Он давно уже не слышал эту метафору от матери, и, хотя и не желал в этом признаться, ему казалось, что она смягчает его боль.

– Да, конечно же, меня это утешает. Видишь, как огоньки горят в том месте?

Говоря это, она мизинцем коснулась точечки на столе между ними.

– Я довольна, что мой не горит где-то в одиночестве, в каком-то незнакомом месте.

Она указала согнутым пальцем на какой-то пункт пространства.

Покачав головой, Комплейн встал.

– Я его не вижу, – признался он. – Может, было бы лучше, если бы он светился где-нибудь подальше.

– Конечно, так могло бы быть, но тогда все это было бы другим. Этого-то я и боюсь, что могло бы быть подругому, что все было бы другое.

– Возможно, ты и права. Лично я попросту предпочел бы, чтобы все здесь было иначе, мама. Мой брат Грегг, который покинул племя, ушел жить в Джунгли…

– Ты все еще думаешь о нем? – с оживлением спросила старуха. – Грегг был счастливчиком, Рой, если бы он остался, то сейчас был бы уже стражником.

– Ты думаешь, что он жив?

Она недовольно затрясла головой.

– В дебрях? Можешь быть уверен, его давно поймали Чужаки. А жаль, очень жаль. Грегг был бы хорошим стражником, я всегда это говорила.

Комплейн уже собирался уходить, когда она произнесла:

– Старый Озберт Бергасс все еще дышит. Мне сказали, что он призывает свою дочь Гвенну. Это твоя обязанность, сходить к нему.

По крайней мере, сейчас она говорила несомненную правду, и по крайней мере, сейчас обязанности сочетались с удовольствием, поскольку Бергасс был героем племени.

По дороге он не встретил ни одной живой души, за исключением одноглазого Оливелла, который неся пару убитых уток, перекинутых через здоровую руку, кисло приветствовал его.

Помещение, в котором Бергасс развел свое хозяйство, находилось в самом конце Кабин, хотя находилось когда-то в зоне передовой баррикады. По мере того, как племя медленно продвигалось вперед, помещение это смещалось назад. Озберт Бергасс был на вершине своей славы, когда жил в центре района, занятого племенем. Теперь, в старости, комнаты его были расположены дальше, чем чьи-то еще.

Последняя граница – баррикада, которая отделяла людей от Джунглей, начиналась сразу же за его дверьми. Многочисленные пустые помещения отделяли его от ближайшего соседа, а бывшие соседи трусливо убежали, переместившись ближе к центру. Старый и упрямый человек, однако, остался на месте, несмотря на все более затруднительные связи, и вел созерцательный образ жизни среди грязи и мерзости, окруженный стаей женщин.

До этого места не дошли следы веселья. В отличие от временно-радостного настроения, которое царило в районе Кабин, территория Бергасса выглядела унылой и безрадостной. Когда-то давным давно, скорее всего еще во времена Гигантов, в этом месте произошел какой-то взрыв. На некотором пространстве стены были опалены, а посреди палубы было видно отверстие размером с человека. В районе дверей старого проводника не было никакого света.

Постоянное продвижение племени вперед тоже отложило отпечаток на захламлении этой территории, а водоросли, которые разрослись за задней баррикадой, образовали на грязном полу изглоданные карликовые заросли, достигающие бедер. С некоторой тревогой Комплейн постучал в дверь Бергасса. Она распахнулась, и щебетанье голосов и клубы пара окутали мягкие кремовые отростки длиной в руку мужчины. Его тело напоминало труп, пронизанный проросшими ветвями.

– И таким образом корабль был потерян и человек был потерян… – бормотал старик охрипшим голосом, уставившись невидящими глазами на Комплейна. – Я всюду бывал среди этих руин и повторяю, чем больше проходит времени, тем меньше у нас остается шансов отыскать себя. Вы, глупые женщины, этого не понимаете, вам это безразлично, но я говорил Гвенне множество раз, что он вредит своему племени. «Ты плохо делаешь, – так я ему говорил, – уничтожая все, на что не наткнешься, только лишь потому, что тебе это не нужно. Ты жжешь книги, уничтожаешь фильмы, так как боишься, что кто-то использует их против тебя». Я ему говорил, что в них содержатся секреты, которые мы должны знать, а он, дурак, не понимает, что не уничтожать все это надо, а привести хоть в какойнибудь порядок. Я ему говорил, что видел больше этажей, чем он о них слышал, я же говорил ему… Что вам угодно?

Поскольку этот перерыв в бесконечном монологе был вызван скорее всего его присутствием, Комплейн спросил, не мог бы он оказаться чем-нибудь полезным.

– Полезным? – повторил Бергасс. – Я всегда сам заботился о себе, так же как задолго до меня мой отец. Отец мой был величайшим проводником. Хочешь знать, каким образом появилось это племя? Я тебе расскажу. Мой отец вместе со мной, а я тогда был еще совсем малышом, открыл то, что Гиганты называли арсеналом. Да, помещения, полные парализаторов, полнехонькие! Без этого открытия племя Грина никогда не стало бы тем, чем является оно сейчас. Да, я и сейчас мог бы добраться до арсенала, если только не испугаюсь. Это далеко в центре Джунглей, там, где ноги становятся руками, пол уплывает, а ты начинаешь мчаться по воздуху словно муха.

Он уже бредит, подумал Комплейн. Нет смысла говорить ему о Гвенне, раз уж он бормочет о ногах, превращающихся в руки.

Неожиданно старый проводник замолчал, потом сказал минуту спустя:

– Откуда ты здесь взялся, Рой Комплейн? Дайте мне рассола, а то в животе сухо.

Кивнув одной из женщин, чтобы она поднесла ему напиток, Комплейн сказал:

– Я пришел посмотреть, как вы себя чувствуете. Вы – великий человек, и мне жаль, что вы оказались в таком состоянии.

– Великий человек, – глуповато пробормотал старик.

Но тут же гневно завопил:

– Где мой рассол? Что там, дьявол вас побери, делают эти девки, полощат в нем свои ж…?

Одна из молодых женщин немедленно подала миску, кокетливо подмигнув при этом Комплейну. Бергасс был слишком слаб, чтобы есть самому, и Комплейн поспешил с помощью, вливая ему густую жидкость в рот.

При этом он заметил, что глаза проводника пытаются встретиться с его глазами, словно надеясь передать ему какую-то тайну, но Комплейн привычно старался не допустить этого. Он обернулся и неожиданно почувствовал царившую вокруг мерзость. На борту было достаточно грязи, чтобы на ней могли расти водоросли, но тут даже сухие стебли были перепачканы липкой массой.

– Почему здесь нет лейтенанта? Где доктор Линдсней? Куда подевался отец Маррапер? – неожиданно рассвирепел он. – Они бы позаботились о лучшем надзоре за вами.

– Поосторожней с этой ложкой, сынок. Минуточку погоди, пока я ее проглочу. Ох, это мое проклятое брюхо. Так жутко ноет. Доктор? Я приказал моим женщинам отослать доктора. Лейтенант? Ему не до меня. А кроме того, он стал уже почти такой же старый, как и я. В одну из сон-явей Циллак его сместит и сам захватит власть. Он человек…

– Может быть, мне привести священника? – с отчаянием произнес Комплейн, видя, что Бергасс вновь начинает бредить.

– Священника? Это кого? Генри Маррапера? Подвинься-ка поближе, я тебе скажу такое, о чем только мы вдвоем будем знать. Это тайна. И я никогда о ней не говорил. Спокойно. Генри Маррапер – мой сын. Да. И я не верю во все эти его выдумки, да, не верю.

Тут он задергался и засипел, что Комплейн сначала счел за звуки, издаваемые болью, пока не сообразил, что это смех, прерываемый выкриками: «Мой сын».

Сидеть здесь дальше было бессмысленно. Он недовольно поднялся, коротко кивнул одной из женщин и поспешно ушел, оставив Бергасса с припадком такой сильной дрожи, что наросты на животе колотились друг о друга. Остальные женщины, не проявляя ни малейшего интереса, стояли, уперев руки в бока или отгоняя от себя мух.

Отрывки их болтовни достигли безразличных к ним ушей Комплейна, пока он шел к дверям.

– И откуда он берет всю эту одежду, хотела бы я знать? Ведь он же обычный молокосос. Я вам говорю, он доносчик…

– Матушка Каллиндрем только что принесла семерых. Все родились мертвыми, за исключением одного бедного малыша. Помните, в последний раз у нее было пятеро? Я ей прямо в глаза сказала, что она должна быть осторожна со своим парнем…

– Все проиграл…

– Врет…

– Никогда еще так не хохотала…

Когда он вновь оказался в темном коридоре, он прислонился к стене и с облегчением перевел дыхание. Собственно, он ничего не сделал, даже не сказал об исчезновении Гвенны, хотя именно за этим и приходил, и все же что-то в нем как бы изменилось, словно какой-то огромный груз навалился ему на мозг, причиняя боль, не позволяющую видеть более ясно.

Инстинктивно он подумал, что приближается какой-то кризис.

В помещении Бергасса стояла страшная жара, и Комплейн почувствовал, как пот течет по его лицу. Даже сейчас, в коридоре, можно было расслышать щебет женских голосов. Неожиданно перед его глазами возник вид Кабин такими, какими они были на самом деле: огромная пещера, наполненная стрекотом множества голосов. И никогда никакого действия, одни голоса, замирающие голоса.