"Иди куда хочешь" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)

4 ПРОКЛЯТИЕ

Когда у двух молодых женщин появляются общие заботы, это сближает.

Не то чтобы у Мадры-Радости, супруги благородного Альбиноса, и Гандхари— Благоуханной, супруги царственного Слепца, были совсем уж общие заботы, но… Посудите сами: главное для женщины (уточняем: для достойной женщины!) что? Ну, отвечайте, не стесняйтесь, не краснейте, мы ждем…

Ну?

Ничего подобного! Главное — это семья. Дети и муж. И вот с этим главным у обеих оказалось далеко не все слава богу.

На том и сошлись.

Гандхари вот уже двенадцатый месяц ходила со вздувшимся горой животом. «Чудо! — шептались обалделые мамки. — Чудо из чудес!» Но чудеса чудесами, а бедняжка все никак не могла родить, хотя любые мыслимые сроки напрочь миновали. Один лишь человек был доволен: сводный брат Грозного, великий мудрец и подвижник Вьяса-Расчленитель. Время от времени сей чернокожий урод наезжал в Город Слона и колдовал над чревом Благоуханной. Бурчал мантры, удовлетворенно моргал янтарными глазищами и строго-настрого наказывал ждать — ждать и ничего не предпринимать. Все, мол, будет хорошо. Вот сам бы походил год в тягости, помучился тошнотой да головокружением — посмотрела бы Гандхари на него, как бы ему было хорошо!

Любая аскеза пред такой мукой — дхик!

В общем, женщина томилась затянувшейся беременностью, а предпринять что— либо боялась — как бы еще хуже не стало!

Мадра же, наоборот, истово мечтала забеременеть, родить сына, а лучше — двойню; да и просто соскучилась Радость по радости, по крепкому мужику. Но добродетельный муженек словно забыл о существовании младшей жены, супружеское ложе обходил десятой дорогой, и как-то раз Мадра не выдержала.

Поделилась горем с подругой.

— Небось к Кунти шастает, — посочувствовала та.

— Если бы! Кунти тоже сама не своя, вчера на меня окрысилась: мол, каким распутством раджу приворожила, что к ней он и носа не кажет?! Ну, слово за слово, поговорили про распутниц… Оказалось, обе сидим с носом, обеих муж забыл!

— На сторону бегает? — деловито предположила жена Слепца.

— Да нет вроде… В лесу сиднем сидит, ашрам себе построил, будто и не раджа, а аскет-молчальник! «Кто, говорит, в почете или презрении обладает душой, омраченной страстью, и приобщается подлым взглядом к подлому образу жизни — тот идет по пути собак!» Хотя кто их, мужиков, породу кобелячью, знает?! Всех собаками славит, а сам на блудливую суку хвост задирает! И Мадра горько заплакала.

— А вы бы с Кунти помирились да вместе бы и насели на муженька: пусть ответ дает, за что вас, красавиц, обижает?

— Боязно насесть-то! Запретно жене с мужа за такое спрашивать…

Однако через некоторое время (видимо, вняв дельному совету) обе жены Панду подступили к супругу с вполне откровенным и однозначным вопросом.

Отмолчаться Альбиносу не удалось, и рассказал сей лев среди мужей, а также носитель славы Кауравов женам вот какую историю.

Вскоре после второй свадьбы поехал он на охоту. Охота себе как охота, езжай-стреляй, только случилась оказия — остался раджа в одиночестве. Свита отстала, потеряла его из виду, и только слышна была за деревьями перекличка ловчих и рык охотничьих леопардов.

Золотисто-рыжую лань Панду заприметил издалека. Тело животного было наполовину скрыто кустами арка, но Альбинос решил, что не промахнется, — и уж лучше бы он промахнулся!

Увы!

Лань дернулась и издала почти человеческий крик. Пять стрел, в считанный миг поразив животное, смертельно ранили его, но не убили сразу. Панду прянул из седла, вытаскивая нож и собираясь прикончить добычу…

И тут все волосы на теле у раджи встали дыбом, ибо лань заговорила с ним человеческим голосом. Был этот голос холоден и безжалостен, даже боли от многочисленных ран не ощущалось в нем.

— Убийца! Ты не просто убил меня! Ты помешал мне насладиться любовью и зачать новую жизнь! — И раджа действительно увидел, что лань-самец, которого он поразил стрелами, в момент злосчастного выстрела как раз покрывал скрытую кустами самку. — Да будет тебе известно, что я — великий аскет Киндяма, принявший звериный облик из-за противоестественной страсти к лучшей из самок! Мои духовные заслуги при мне, и хотя грех за убийство брахмана тебя не отяготит, ибо стрелял в неведении… Слушай же мое предсмертное проклятие: когда ты возляжешь на ложе с женщиной и почувствуешь близость экстаза, ты умрешь, как умираю сейчас я!

И лань-самец Киндяма, измученный тяжким страданием, расстался с жизнью, а раджа тут же предался скорби. Точнее, в ужасе и смятении бросился прочь, уже не помышляя об охотничьей удаче, и с тех пор проклятие тяготеет над ним. Дико ему теперь возлечь на ложе с любой из своих супруг, да и вообще с любой женщиной. Смертный страх за плечом стоит, скребет корявым когтем по хилому лингаму. Но, с другой стороны, умри он, не оставив потомства, — коротать ему время в адском закутке Путе!

Альбинос был в отчаянии, и пригорюнившиеся жены ничем не могли помочь мужу. Проклятие, тем паче предсмертное, — дело серьезное. Есть ли способ его обойти?

Ни Мадра, ни Кунти, ни сам Альбинос этого не знали.

Впрочем, как выяснилось вскоре, Кунти знала!

Рассказав своей подруге историю с проклятием аскета-скотоложца, Мадра через три месяца буквально ворвалась в покои жены Слепца с ошеломляющим известием: Кунти зачала!

Для всех остальных в этом факте не крылось ничего удивительного, но только не для двух цариц, которые знали истинную подоплеку!

— Что, объехала-таки судьбу на кривой?! И как же? — Возбуждение Мадры передалось и Гандхари.

Беременные вообще раздражительны, а когда ты беременна второй год подряд…

— Не знаю! — всхлипнула Мадра, шмыгая покрасневшим носом. — Она мне не говорит! И муж — то-о-оже!

— Да, не повезло тебе с мужем, Радость ты моя. — Гандхари вздохнула, понимая, что утешать подругу бесполезно. — Может, проклятие выдохлось?

— Нетушки! — уперла руки в крутые бока младшая жена Альбиноса. — Если б оно выдохлось, супруг ко мне непременно пришел бы! Я ж вижу, как он на меня смотрит! Так бы и набросился, с косточками съел!

— Ах Кунти, ах хитрюга! Неужели загуляла?! — ахнула Гандхари, поразившись собственной догадке. Мадра безучастно пожала плечами.

— А муж-то знает?

— Знает.

— И… что?

— Ничего. Даже повеселел немного. Дескать, род продолжен будет, в Пут не попаду. Ни слова худого ей не сказал. Наоборот, ожерелий надарил…

Еще с полчаса подруги-царицы, охая и ахая, обсуждали странное поведение Альбиноса, которому наставили рога — а он еще и рад! — но так и не смогли найти этому разумного объяснения. Избежать ада — дело хорошее, но радоваться по поводу измены супруги?!

Вовеки не бывало!

В положенный срок Кунти благополучно разрешилась от бремени мальчиком, которого нарекли Юдхиштхирой — Стойким-в-Битве; прозвали же с пеленок Царем Справедливости.

А через полгода после родов Кунти вновь забеременела!

Мадра не находила себе места, они с подругой терялись в догадках, а Кунти-коровища в ответ на все вопросы только загадочно ухмылялась и молчала как рыба. Сам Альбинос пару раз явно порывался что-то рассказать своей младшей жене, но в последний момент шел на попятный.

Боялся, покоритель народов.

Гандхари тем временем совсем измучилась носить бесконечную беременность — уж скоро два года как на сносях, сколько ж можно! И, отчаявшись разродиться, обратилась за советом к старухе-ядже, сысканной по ее приказу доверенной служанкой.

Зелье, купленное у старухи, подействовало мгновенно. Не случись тогда во дворце Вьясы-Расчленителя, быть Слепцу вдовцом: корчившаяся в судорогах царица уж и не чаяла остаться в живых, мечтая лишь о смерти-избавительнице!

Вытащил мудрец бабу с того света. За косы выволок, хоть и ругал ругательски: не доносила плод до нужного срока — страдай, дуреха!.. Злился, слюной брызгал, но из кожи вон лез, чтобы спасти и мать, и плод.

Спас.

Тот мясной блин, что вышел комом из чрева Благоуханной, Вьяса царице показать отказался. Зато в дворцовом храме Вишну тем же вечером объявилась сотня странных бамбуковых ларцов «с топленым маслом», а с чем еще, один Расчленитель да еще, может быть, Вишну-Опекун ведали.

Теперь мудрец безвылазно сидел в Хастинапуре. Регулярно наведывался в храм, чертил на стенах священные знаки, бормотал мантры и молитвы — и через девять месяцев из ларцов извлекли целую сотню младенцев мужеского пола.

Вернее, сотню мальчиков и одну невесть откуда взявшуюся девочку.

То-то радовались царственный Слепец с супругой! Кто под небом нас плодовитей?! — разве что царь Сагара из Солнечной династии, отец шестидесяти тысяч сыновей из тыквенных семечек! Так еще неизвестно, жил ли этот Сагара на самом деле, а мы-то точно живем, идите щупайте!

Вот только верховный жрец храма по секрету рассказал капалике перехожему: дескать, изображение Опекуна в главной зале просияло при известии о ста сыновьях и дало трещину, когда возвестили о дочери Слепца. Вьяса же, наоборот, хитро ухмылялся и, кажется, был вполне доволен результатом.

Впрочем, довольны были все, исключая Божий образ.

И несчастную Мадру.

В тот самый день (и чуть ли не в тот самый час), когда жрецы под руководством Вьясы извлекали из ларцов вопящих младенцев, царица Кунти во второй раз разрешилась от бремени. Мальчишкой, ничуть не похожим на первенца, — громогласным крепышом с красным личиком, перекошенным от недовольства всем миром.

Мальчика назвали Бхимасеной — Страшным Войском, или сокращенно Бхимой — Страшным.

Что называется, не в бровь, а в глаз!

Когда Кунти забеременела в третий раз и последние сомнения, в каком положении находится царица, исчезли, терпению Мадры пришел конец. Она ходила за мужем тенью, живым укором, символом скорби — заставив-таки Альбиноса разговориться.

— …Ты представляешь, подруженька: все ублю… то бишь детки этой стервы — сыновья богов!

— Да врет она, Радость моя! И тебе, и мужу! Небось спуталась с водоносом или сотником дворцовой варты, а супругу наплела…

— Ой ли, милая? А вдруг не врет?! Говорит: когда-то давно во дворце ее приемного отца гостил этот странный мудрец Дурвасас…

— Юродивый Дурвасас? Ипостась Шивы?!

— Да, только т-с-с-с! Так вот, Кунти тогда определили гостю в услужение, и эта подстилка так ублажила юродивого, что обрела дар! Мантру, которой можно вызвать любого бога, и бог должен будет сделать ей ребеночка!

— Мантру-шмантру! — фыркнула Гандхари. — Потом вместо бога является все тот же Дурвасас в другом обличье или еще какой похотливый бычара…

— Нет, ты до конца дослушай! — Мадра уже готова была обидеться, и жена Слепца умолкла. Ей и самой стало интересно. — Оказывается, узнав о проклятии, Кунти наедине поведала мужу о своей мантре, и тот разрешил ей воспользоваться — не оставаться ж ему совсем без потомства! А тут все-таки боги, не шиш гулящий! И какие боги! Локапалы-Миродержцы! Первенец — от Петлерукого Ямы, второй — от Ваю-Ветра, а сейчас она носит чадо самого Индры-Громовержца!

— Так прямо перуном и любил! — съязвила Гандхари, которая хотя и была верна Слепцу, но все же на миг позавидовала Кунти, способной заполучить в свою постель всю Свастику Локапал! Это если, конечно, верить бабьим россказням…

— Думаешь, Альбинос из простаков? — хитро улыбнулась Мадра. — Он сразу после рождения первенца заказал доверенному брахману обряд распознавания! И все подтвердилось!

— А ты-то чему радуешься, дуреха? — удивилась вдруг Гандхари, только сейчас обратив внимание на преобразившееся и прямо-таки сияющее лицо Мадры.

— Муж сказал, что пора и мне родить ему наследника. Обещал поговорить с Кунти: пусть поделится дарованной мантрой.

Мадра-Радость вскочила и закончила во весь голос:

— А не захочет делиться, жадина, он ей прикажет!

Кунти долго увиливала, но в конце концов ей пришлось уступить велению супруга. Впрочем, хитрая царица и здесь нашла лазейку: передала Мадре не всю мантру. Первые слова неразборчиво пробормотала сама и быстро оставила покои младшей жены: вызывай, мол, раз супруг желает, но в другой раз и не мечтай!

Рассерженная Мадра, понимая, что второго случая не представится, вызвала сразу двоих — Ашвинов-Всадников, божественных лекарей!

И потом очень жалела, что нельзя это дело повторить.

Естественно, зловредная Кунти заявила, что одного пришествия с Мадры вполне достаточно. А узнав о близнецах, совсем взбеленилась, в результате чего всякие надежды на повторный визит небожителей у Мадры улетучились.

Нет так нет. Даже супруг вскоре отступился, не надеясь переубедить старшую жену-упрямицу. Особенно после того, как своенравная царица заявила напрямик: она и младшей жене мантру не даст, и сама больше ни с кем не ляжет, потому как с мужем нельзя, а богов с нее хватит! И вообще: женщина, побывавшая более чем с тремя мужчинами, — это уже шлюха, а она шлюхой быть не желает!

Вскоре Кунти родила беловолосого мальчика, нареченного Арджуной — серебрным; позже разрешилась от бремени и Мадра, родив двух близнецов — Накулу и Сахадеву.

Альбинос, казалось, успокоился: детей у него теперь было — завались (хоть и далеко до плодородия Слепца)! Пред людьми он считался честным отцом, по закону — соответственно, ибо и сам был рожден вследствие подобного обычая, ад не грозит — гуляй-веселись!

Но шли годы, проклятие лани и связанный с ним страх смерти мало-помалу стирались в памяти раджи, в то время как плоть настойчиво требовала своего. В последнее время Мадра все чаще ловила на себе безумно-вожделеющие взгляды собственного мужа; царица всякий раз обмирала, боясь ответить взаимностью.

Тогда Альбинос наверняка не удержался бы…

— …И вот вчера он не утерпел. А Мадра не смогла или не захотела его удержать. Проклятие исполнилось. И Кунти отчасти была права, обвинив младшую жену в смерти мужа. Но если на Мадре и была вина, она уже чиста от любой скверны, пройдя сквозь врата Семипламенного и последовав за супругом в рай…

Жена Слепца умолкла. Тишина бродила по комнате на мягких лапах, опасаясь спугнуть странное состояние тихой грусти, призрак сбывшегося печального чуда, разорвать прозрачные паутинки судьбы.

Но чудо недолговечно. И даже ощущение чуда мимолетно.

В этой комнате вершились судьбы Хастинапура, судьбы Великой Бхараты; люди, собравшиеся здесь, не могли себе позволить мыслить категориями чудесного, и вот, один за другим, они начали стряхивать с себя оцепенение.

— Благодарю, царица. — Грозный встал и поклонился с искренним почтением, тряхнув снежно-белым чубом. — От всего сердца.

Регент с самого начала уважал старшую невестку.

Добровольно завязать себе глаза, чтобы встать вровень со слепым мужем, решится далеко не всякая женщина.

Когда Слепец с супругой были уже в дверях, Грозный внезапно нарушил молчание:

— Скажи, царица, как ты полагаешь, та лань и впрямь умерла?

Странный вопрос на мгновение пригвоздил Гандхари к месту.

— Да, о великий, — ответила она, чуть замешкавшись. — Насколько я поняла, раны от стрел Панду оказались смертельными. Иначе как бы сбылось проклятие?

— Благо твоим устам, царица. Ты успокоила меня, — без особой радости подытожил Грозный.

Он ждал долго, очень долго — и заговорил лишь тогда, когда уверился, — что царственная чета удалилась по коридорам дворца на достаточное расстояние. Даже для изощренного слуха Слепца.

— Я помню очень похожую историю. Она закончилась гибелью моего сводного брата, сына царицы Сатьявати и раджи Шантану. Там мелькала подозрительно знакомая лань. Я очень надеюсь, что стрелы Альбиноса действительно прикончили эту тварь. Но не удивлюсь, если лань опять возникнет в окрестностях Хастинапура лет через двадцать-тридцать при соответствующих обстоятельствах.

Грозный раздраженно дернул кончик чуба.

— А может быть, все гораздо проще. И проклятия, боги или говорящие звери — лишь ширма. Мне бы очень хотелось оказаться правым. С богами трудно бороться, и пути их неисповедимы. Что же касается смертных… Поглядим. Будущее покажет, — закончил престарелый регент.