"Голодная дорога" - читать интересную книгу автора (Окри Бен)

Глава 2

Одна из причин, почему я не хотел рождаться, стала мне ясна, когда я уже явился в этот мир. Я был еще совсем ребенком, когда увидел в дымке, как Папу поглощает дыра в дороге. В другой раз я увидел Маму, свисавшую с ветки голубого дерева. Мне было семь лет, когда мне приснилось, что мои руки обагрены желтой кровью странника. Я не понимал, принадлежат ли эти образы к этой жизни, или к предыдущей, или к той, что еще предстоит, или же это лишь немногие из сонма образов, которые посещают умы всех детей.

Когда я был ребенком, я отчетливо понимал, что моя жизнь простирается на другие жизни. Я не мог провести между ними четкую границу. Иногда мне казалось, что я живу несколько жизней сразу. Одна жизнь вплывает в другие, и все они вплывают в мое детство.

Ребенком я чувствовал, что подавляю свою мать. С другой стороны, меня подавляла непостижимость жизни. Рождение было шоком, от которого я так и не оправился. Часто, ночью или днем, со мной разговаривали духи. Я пришел к мысли, что это голоса моих духов-спутников.

— Что ты делаешь здесь? — спрашивал один из них.

— Живу, — приходилось мне отвечать.

— А зачем ты живешь?

— Я не знаю.

— Почему ты ничего не знаешь? Видишь ли ты хотя бы то, что вокруг тебя?

— Нет.

Потом они показали мне образы, которых я не мог понять. Они показали мне тюрьму, женщину, покрытую золотистыми фурункулами, долгую дорогу, безжалостный солнечный свет, наводнение, землетрясение, смерть.

— Возвращайся к нам, — говорили они. — Здесь, у реки, мы скучаем по тебе. Ты осиротил нас. Если ты не вернешься, мы сделаем твою жизнь невыносимой.

Я начинал кричать, что они могут делать все, что угодно. В один из таких разговоров Мама вошла в комнату и застыла, наблюдая за мной. Заметив ее, я замолчал. Ее глаза были светлыми. Она подошла, дала мне подзатыльник и сказала:

— С кем это ты разговариваешь?

— Ни с кем, — ответил я.

Она пристально на меня посмотрела. Я не помню, сколько лет мне было тогда. Уже в то время духи-спутники не уставали тешиться, ввергая меня во всякие беды. Очень часто оказывалось так, что я болтаюсь между двумя мирами. Однажды я играл в песке, когда они позвали меня через дорогу голосом матери. Когда я пошел на голос, машина чуть не сбила меня. В другой раз они зазвали меня в канаву сладкими песнями. Я свалился туда, никто этого не заметил, и меня спас лишь счастливый случай: велосипедист увидел, как я барахтаюсь в грязной воде, и вытащил.

После этого я заболел и проводил большую часть времени в другом мире, пытаясь уговорить духов-спутников оставить меня одного. Я не понимал того, что, чем дольше они держали меня в том мире, тем неизбежнее становилась моя смерть. Только позднее, когда я попытался войти обратно в свое тело и не смог, я осознал, что им удалось-таки вынуть меня из моей жизни. Я долго кричал в серебряный туннель, пока наш король не снизошел ко мне и снова не открыл врата моего тела.

Когда я проснулся, я обнаружил себя в гробу. Мои родители считали меня мертвым. Они уже справляли похоронный обряд, когда вдруг услышали мой неистовый крик. По случаю чуда моего воскрешения они дали мне другое имя и объявили вечеринку, которую едва ли могли себе позволить. Они назвали меня Лазаро. Но поскольку я стал объектом насмешек, многим не нравилась связь между Лазаро и Лазарем, Мама сократила мое имя до Азаро.

Позже я осознал, что проболтался между жизнью и смертью две недели. Я понял, что истощил и силы, и финансы моих родителей. Также я понял, что они вызывали лекаря-травника. Он клялся, что ничего не может сделать, чтобы мне помочь, но, подсчитав каури* и расшифровав их знаки, он сказал:

* Каури — ракушки, используемые как монеты в африканских странах. Также применяются в ритуальных целях и для украшений.

— Это ребенок, который не хочет рождаться, но который будет бороться со смертью.

Он добавил, что если я выздоровлю, моим родителям следует немедленно совершить обряд, который должен разорвать мою связь с миром духов. Он был первым, кто сказал обо мне так, вызвав ужас среди матерей. Он сказал им, что я прячу на этой земле особые знаки принадлежности к миру духов и, пока они не будут найдены, я буду постоянно болеть, и он почти уверен, что я не проживу дольше двадцати одного года.

Пока я выздоравливал, родители потратили на меня слишком много денег. Они залезли в долги. И мой отец, будучи сыт по горло всеми бедами, которые я принес, начал относиться весьма скептически к заявлениям и уверениям травников. Если ты будешь слушать все, что они говорят, говорил он матери, ты должна будешь устраивать эти бредовые жертвоприношения каждый раз, когда переступаешь порог. Он очень подозрительно относился к их требованиям исполнять дорогостоящие обряды, потому что, по его мнению, эти врачи-шарлатаны только умножают твои болячки и охотятся за малейшими проявлениями болезни, чтобы ты истратил все сбережения на их медицину.

Ни Мама, ни Папа не могли позволить себе еще один обряд. Они вообще не хотели верить в то, что я ребенок-дух. Время шло, и обряд так и не был исполнен. Я был счастлив. Я не хотел этого обряда. Я не хотел полностью терять контакт с миром света, радуг и неисчерпаемых возможностей. Очень рано я зарыл свои предметы. Я зарыл их при лунном свете, когда воздух трепещет белыми мотыльками. Я зарыл свои магические камни, зеркальце, золотые нити, все опознавательные знаки, которые связывали меня с миром духов. Я зарыл свои тайные обещания в таком месте, которое сразу же забыл.

В первые годы Мама гордилась мной.

— Ты — дитя чудес, — говорила она, — у тебя великая сила.

И до тех пор, пока моя ниточка тянулась в другой мир и мои предметы никто не мог обнаружить, это оставалось чистой правдой.

Ребенком я мог читать мысли людей. Я мог предсказывать им будущее. Часто события случались там, откуда я только что ушел. Однажды вечером я стоял на улице с Мамой, когда голос сказал:

— Перейди дорогу.

Я повел Маму через дорогу, и через некоторое время в дом, возле которого мы стояли, врезался грузовик, убив целую семью.

В другой раз я спал, когда почувствовал, что наш великий король смотрит на меня. Я проснулся, вышел из комнаты и пошел по дороге. Родители побежали за мной. Они потащили меня обратно, и тут мы увидели, что наш барак охвачен пламенем. В ту ночь наша жизнь круто изменилась.

Вся улица проснулась. Мужчины и женщины, все закутанные, со следами сна на лицах, с коптящими лампами в руках, толпились снаружи. В нашем районе не было электричества. Проносимые над головами лампы освещали странноглазых мотыльков, отбрасывая такие радужные блики на безымянные лица, что я почувствовал себя снова среди духов. Один мир содержит в себе отблески других.

Это была ночь огня. Сова низко летала над горящим поселком. Воздух был полон криков. Жильцы метались из стороны в сторону с ведрами воды из ближнего колодца. Постепенно пожар затухал. Целые семьи в темноте сваливали в кучи обгоревшие остатки одежды и матрацев. Столько было причитаний из-за пропавшей собственности! Никто, однако, не погиб.

Когда стало так темно, что даже край неба слился с горизонтом, и лес превратился в неопределенное черное пятно, объявился лендлорд и немедленно начал свой концерт. Он падал на землю. Катаясь по земле и бия кулаками в грудь, он осыпал нас угрозами и проклятиями. Он кричал, что мы нарочно подожгли его поселение, чтобы не платить ренту, которую он недавно повысил.

— Откуда мне взять деньги, чтобы перестроить дом? — причитал он, доведя себя до бешеной ярости.

— Каждый из вас заплатит за ущерб! — визжал он.

Никто не обращал на него внимания. Нашей главной задачей было найти новое пристанище. Мы собрали наши пожитки и готовились тронуться с места.

— Все вы должны остаться здесь! — прокричал лендлорд, оглашая темноту.

Он внезапно ушел и через час вернулся с тремя полицейскими. Они набросились на нас, стегая кнутами и лупя по головам дубинками. Мы ответили им. Мы били их палками и веревками. Мы разорвали их колониальную униформу и прогнали их. Они вернулись с подкреплением. Папа выманил двоих на соседнюю улицу и хорошенько отдубасил. К ним подскочила подмога. Но Папа оказался таким дервишем ярости, что с ним смогли справиться только шесть полисменов, которые в итоге скрутили его и отвели в полицейский участок.

Между тем, подошедшее подкрепление, войдя в раж, в пьяном угаре хлестали все, что шевелится. Когда они закончили, пятнадцать мужчин, трое детей, четыре женщины, два козла и собака остались лежать израненными на поле боя. Так началось восстание.

Поздней ночью пошел дождь и лил беспрерывно, пока обитатели гетто срывали свою ярость. Дождь шел недолго, но дороги превратились в грязь. Вода оросила наш гнев. Запевая старинные песни войны, размахивая кольями и мачете, отряды создавались прямо в темноте. Они печатали шаги по грязи. У большой дороги они начали крушить автомобили и автобусы. Они нападали на полицейские машины. Они взламывали магазины. Затем каждый начал грабить, поджигать и тащить вещи к себе. Мама со мной на руках была оттиснута разбушевавшейся толпой. Идя по большой дороге, Мама положила меня, чтобы потуже затянуть набедренную повязку, готовясь к худшему, и тогда орущая толпа буквально смела нас. Люди пробежали между нами. Они разделили нас с Мамой.

Я брел по местам погрома, прислушиваясь к смеху озорных духов. В небе стоял полумесяц, темнота накрыла наши дома, дорогу устилали разбитые бутылки и обломки досок. Я шел босиком. Горели кучи мусора, людей вытаскивали из машин, густой дым валил из домов. Бредя в поисках Мамы, я очутился на темной улице. Одинокий факел на постаменте горел возле брошенного дома. Я слышал глубокие чанты*, заставлявшие дрожать улицу. Мимо меня шарахались тени, оставляя за собой зловоние пота и ярости. Воздух вибрировал от барабанного боя. Истошно кричал кот, словно его только что бросили в огонь. Затем на дорогу прорвался гигантский Маскарад, с клубами дыма, лавинами исходившими из его головы. Я испуганно закричал и спрятался за торговой палаткой. Огнедышащий Маскарад был ужасен, и в его кладбищенском рыке слышался гул самой древности. Я наблюдал за ним, дрожа от ужаса, накрытый его тенью, пока он исполнял свой танец на пустой улице.

* Чант — ритмическое песнопение, исполняемое хором; часто составная часть боевого ритуала.

Потом темнота выпустила его спутников. Это были отважные мужчины с блестящими лицами. Они держались за светящиеся веревки, привязанные к возвышающейся фигуре. В бешеном танце они тащили ее в самое пекло бунта. Когда шествие наконец прошло мимо, я выполз из своего укрытия. Кружась в водовороте призраков, я стал продвигаться обратно к большой дороге. Затем внезапно из темноты возникли несколько женщин, пахнущих горькими травами. Они набросились на меня и, схватив, потащили в эту рассвирепевшую ночь.