Огнева Вера Евгеньевна
Барон-дракон

ЧАСТЬ 1
Глава 1

Таверна "Старая каракатица" со стороны берега имела обшарпанный и даже заброшенный вид. Вокруг мелко рябил сонный залив. По берегу вдоль кромки прибоя изгибался белесый приморский тракт. От него в море уходила кривоватая, похожая, на нахально оттопыреный палец, песчаная коса. На кончике пальца - круглая площадка-ноготок, на которой корявым наростом сидела хибара.

Где окна, где двери с дороги не разобрать. Чужой проезжий человек посмотрит, покрутит, недовольно, носом и двинется дальше. Чужому невдомек, что со стороны моря таверна выглядит куда как интереснее. Там к воде была открыта целая стена.

Ночью в волнах залива плясали веселые цветные огоньки. Там же имелся удобный причал - милостьи просим. Если пришел незванным гостем с берега, наблудишься в поисках двери, ногу свернешь среди хлама и шею бы поберег. С моря тебя примут с дорогой душой.

Но сухопутные гости являлись исключительно в светлое время суток. Кому же взбредет ночью путешествовать? Ночью хоть потоп, хоть пожар, хоть брат помирает

— сиди под крышей, носа за порог не высовывай. И дверей ночному гостю никто не отворит. Пойди, разбери, человек пожаловал, или оборотень.

С воды принимались все, ночь-заполночь, без разбору. Известно: драконы моря терпеть не могут. Оттуда придет только человек. А уж какой? Какого, Защитник пошлет. Плохой - так плохой. И такого примет " Старая каракатица". Примет, обогреет, накормит. Глядишь, злого блеску в глазах у человека поубавится, затуманится взор, разожмутся кулаки, скрипнут и разойдутся в зевоте зубы - хорошо у вас тут. А там: поспал, перекусил с утра и - уже другой человек.

В дождь или шторм хозяин таверны старый Сарко затягивал морскую стену просмоленной парусиной. Но в любую непогоду под коньком крыши, в защищенном от ветра месте, горел огонь маяка - идите люди на свет.

Перед случайными путешественниками с тракта Сарко открывал низенькую дверцу и первым нырял в темноту обшарпанной комнатушки. Три стола, стойка, за стойкой, на покосившейся полке, пыльные бутылки; замусоренный пол… Его специально не мели. Смотрит путник - перед ним бедная таверна. Хозяин едва концы с концами сводит. Выйдет к любопытному замотанная, с серым лицом, с черными запавшими глазами Ашхен; вынесет жареную рыбу, жалко улыбнется: не обессудьте - живем так. Откуда у Ашхен взяться румянцу? Всю ночь, сбиваясь с ног, подносы таскала, пела, и станцевать с гостями могла, скинув деревянные сабо. Утро

— самое время поспать. Так нет же, несет хвостатый проезжих. Ладно, хоть не каждый день. Когда на приморской дороге тихо, Ашхен выспится, искупается в теплом заливе, одарит Сарко своим телом, - а тело, несмотря на возраст, еще крепкое, легкое, - и опять всю ночь с подносами. Приходите люди.

Но случайный человек о ночной жизни таверны не подозревает. Посмотрит он на нищую лачугу, на серые лица хозяев, отведает рыбы - хорошая рыба, свежая - запьет кислым вином и дальше по своим делам уберется. Дела сделал и к Хозяину с докладом: таверна для Высокого Господина интереса не представляет. Рыбу

Господин не любит. Женщина Господину не понравится. Как будет гореть? Плохо.

Сырое дерево плохо горит. Ночного фейерверка, - явись Господину такая блажь, - не получится. Только округа зря дымом провоняет.

Случись таки дракону заинтересоваться, - чего со скуки не бывает, - или просто лететь невдалеке от моря, он и увидит серую лачугу, нагромождение старых ящиков, мешки с песком, обрывки парусины.

Однако всем известно, драконы не просто видят - проницают. Чтоб его проницательные зенки повылазили! Сарко и тут выкрутился. Любой дракон, пролетая над таверной, увидит именно то, что желает показать хозяин. Сколько за то заплачено? Три таверны можно купить. Сарко, как вспоминал те денежки, начинал кручиниться. Но не долго. И что, что три? Горели бы они по очереди, а то и разом вместе со всем содержимым и с людьми. Дракону что, пролетел, плюнул, да полюбовался, как полыхает, рассыпая искры, человеческое жилище. Еще и лишний круг даст, чтобы крики послушать. Если дом стоит на его собственной земле, но, конечно, сначала подумает, стоит - нет свое добро губить. Если на чужой, иного какого дракона - сто раз подумает. За разор - война.

" Старая каракатица" стояла на ничейной земле, и сам Сарко принадлежал только себе, да своей семье, так что, заплатив втрое, получается, купил себе жизнь и свободу; а еще возможность принимать у себя разных людей; а еще прятать кое кого. Не бескорыстно, разумеется. В курсе событий, опять же. Не единожды осведомленность приносила Сарко изрядную прибыль.

Так что семейство не голодало. Близость к морю и хорошая защита давали какую-никакую гарантию дальнейшего существования и даже некоторого процветания. Двух дочерей он удачно выдал замуж в Город. А это вам не деревня, где синьор Высокий Господин властен над всем и над вся. В Городе свои законы. И там, конечно, Высокий Господин может женщину прямо с улицы утащить. А ты не будь дура: не наряжайся да не разгуливай с открытым лицом. Иш, взяли моду, с открытыми лицами ходить! Прогрессистки! Сарко передернуло. Дуры бабы. Его

Ашхен не такая. Двойняшки подрастают. Всего только одну дочь они и потеряли.

Он не любил о том вспоминать. Дочь пошла в уплату за заклинание, довеском к деньгам. Трактирщик раз и навсегда запретил себе, о ней думать. Умерла! А как умерла… Не думать!

— Высокий Господин прибыл!

В едином порыве взвыли двурогие трубы. Шесть трубачей одним духом выдали прибытие и дружно шагнули назад под прикрытие зубцов стены. Ритуал - мать его! - старинный, не очень нужный и на сегодняшний день себя не оправдывающий. Андраг досадливо поморщился. Давно бы отменил все старинные заморочки. Но… Не поймут-с! Соседи не поймут. Родная мать, не поймет. Даже людишки не поймут.

Маменька, старая летучая крокодилица, так вдвойне не поймет. Как можно!

Ты разрушаешь. Ты попираешь. Ты нарушаешь…

Ворота душераздирающе заскрипели. Опять вспомнилась мать:

— Прикажи смазать воротные петли!

— Не хочу. Пусть скрипят.

— Это неприлично.

— Мне все равно.

— Соседи…

— Мне нет до них дела.

— Как ты можешь! - и далее по списку: ты нарушаешь, ты подрываешь, ты посягаешь и т.д.

Ворота действительно не смазывались лет сто. На робкое заикание дворецкого, в том смысле, что Высокому Господину - только отдать приказ. Андраг приподнял в немом удивлении бровь.

Заткнулись все!

Четверо крепких привратников с натугой растолкали тяжеленные створки. Визг железа по железу стоял такой, хоть сам уши затыкай. Но, гадство, радовал!

— Дорогу Высокому Господину! - глашатай надрывался на совесть, в полном соответствии с протоколом. И опять же в соответствии прятался за крепостным зубцом.

В старину дракон, прибывающий к себе в замок, не всегда, мягко говоря, находился в добром расположении духа. Первые, кто попадал под гнев господина: трубачи, привратник и глашатай рисковали быть съеденными, сожженными, раздавленными и т.д. - в зависимости от хозяйских склонностей. Дело дошло до того, что людишки взбунтовались и начали использовать, доверенные им заклинания, во вред кормильцу. Бывали прецеденты, когда Высокому Господину приходилось взламывать собственные ворота. В других домах, еще хлеще, народ отказывался заступать на эти должности. А ведь место тихое, сытное: одет, обут, накормлен, работа не пыльная. Двери отворять, это вам, не камни ворочать.

Так или иначе дракон, вынужденный на глазах у всего мира прорываться за стены собственной цитадели, попадал в нелепейшую ситуацию. За тысячелетия существования каждый камень в кладке, каждая петля вотрот, каждая щеколда несли по нескольку заклинаний. Ладно если ты образован и умудрен в древнем благородном искусстве магии - сможешь распутать дьявольский клубок. А если твое образование позволяет оперировать только элементарными бытовыми и боевыми формулами?

Бывало, знаете ли, когда Высокий Господин выходил из неравной схватки с собственными стенами - не вполне… больше напоминая паленую кошку или бифштекс с кровью. Некоторые даже хвостов лишались, либо иных необходимых частей тела.

Совет Высочайших, которые и сами не единожды попадались, после длительных, дебатов установил новый ритуал открывания ворот. Теперь все, участвуюшие в церемонии люди, имели право, находиться от Господина на безопасном расстоянии, а по выполнении обязанностей, невозбранно прятаться. Благо, куда сховаться, всегда найдут. Каменные выступы, ниши, козырьки есть везде, а где мелковаты, людям разрешалось их углублять.

Андраг торжественно вступил в собственные владения. Вконец зарвавшийся глашатай проверещал над самым ухом:

— Дорогу! Высокий Господин прибыл!

— Заткнись, - рявкнул барон.

— Дорогу! - недопонял, оглохший от собственных воплей горлодер.

Андраг обернулся. Глашатая сдуло с козырька. В пыль под ворота шмякнулось и коротко вякнуло. Андраг, больше не оборачиваясь, пошел к дому. Глашатай, разумеется, не убился, - Высокий Господи вообще не склонен был к кровавым забавам с людьми, - но попрыгать день-два в шкуре лесной жабы назойливому блюстителю старинного благолепия придется. А - нечего! Тихонько прокричал отпирающую фразу и - в тень. Тем более знаешь, господина с души воротит от замшелых ритуалов.

Нет, есть конечно владетельные синьоры, которых мясом не корми, дай под рев труб и крики герольдов прошагать по ритуальной дорожке. Андраг бы с огромным удовольствием приземлялся прямо за стенами на лужайке. Однако, фиг вам, как говорят люди. Один из самых древних законов запрещает летать над территорией замка. Ни себе, то есть, ни людям, вернее драконам. По периметру летай, сколько хочешь. Стоит приблизиться к стене, заклинание сначала мягко потом с каменной твердостью встретит нарушителя. Может так приложить, костей не соберешь.

Запрет, но не привнесенный Высочайшими, а естественный существовал и на полеты над морем. Враждебная стихия всасывала неосторожного дракона как воронка. На пресную воду запрет странным образом не распространялся. Андраг подозревал, что законы природы тут в общем-то ни при чем. Скорее, действовало совсем уже древнее заклинание. Известно, что изначальные формулы, которых на сегодняшний день никто не помнит, самые мощные. Ищут, конечно, обрывая когти, роются в старых фолиантах. Но древние были не дураки, так спрятали свои секреты, нынешним верхолетам нипочем не докопаться.

Ритуальная дорожка упиралась в широкую лестницу из белого мрамора. Еще несколько шагов и можно будет нормально двигаться. А то топаешь как командор.

Спина - в линейку. Голова откинута назад. Слегка крючковатый, тонкий нос задран.

Губы в ниточку. И тишина. Только парчовое кимоно скрипит, да забранный в хвост, пучок жестких черных волос с шорохом возит по спине. Обе руки - на рукоятях мечей. Класс!

Какому идиоту пришло в голову, ввести на этот сезон японскую моду?! На коротконогом самурае оно, может, и ничего. На Андраговы метр восемьдесят восемь, да со всей пышностью, да с прибамбасами, да с крылышками над широченными прямыми плечами… Впрочем, бабам нравится.

Еще три шага.

— Уф!

Парчовый японский кафтан полетел под ноги. Не всходя по ступеням, Андраг начал распутывать пояс. Фигня, сложенная на пояснице в подушечку, размоталась десятиметровой полосой. В гробу он видел официальные визиты: и по сути, и по форме, и в хвост, и в гриву, и в сто тридцать три драконьих угодника! Джинсы, майку и загорать на прудик. Заляжет с книгой в теньке, если кто подойдет ближе ста метров, поступится собственными принципами - сожжет в одно дыхание.

В портал Андраг вошел уже будучи разоблаченным до штанов и жесткой рубашки. Опять помянулся законодатель мод: Дживанши, блин, хвостатый.

С боку у колонны переминался с ноги на ногу рыхлый, белесый управляющий.

Бледные пухлые губы скорбно поджаты. У, блюститель! Не одобряет вольного поведения Высокого Господина. Лучше бы приказал, пыль у ворот вымести.

Устроить им тут что ли субботник, всех с вениками и ведрами послать на уборку территории?

Управляющий скорбные складки на бледной, нажратой до полной циркулярности физиономии, подправил из унылых в почтительные и шагнул к господину. В передних руках, как и положено, докладной список. Задние руки: одна в кармане, - не иначе фигу держит, - другая висит. Вообще-то вторая пара рук не совсем удалась. Они получились худосочные, слабые и, - подозревал Андраг, - вороватые.

Вторую пару верхних конечностей управляющий получил в наказание. Имел неосторожность огрызнуться на замечание: у меня, дескать, всего две руки, а не четыре, чтобы кругом поспевать. Вообще, людишки, длительно зажившиеся в замке при гуманном синьоре, приобретали: во-первых, сноровку, уворачиваться от хозяйского гнева, во-вторых, слабенький, но все-таки иммунитет против магии и в третьих, как выяснилось, наглость.

Ах, тебе двух рук мало?! Получай. Могу и ноги удвоить. Вообще могу к тебе сиамского близнеца присобачить. Все люди о двух ногах: раз-два, раз-два, а ты будешь о четырех - раз-два-три-четыре…

Тогда Андраг ограничился только руками. Управляющий все же был толковый, да и с маменькой дружен. Вместе блюдут его интересы, регулярно через магическое зеркало, - кое Андраг именовал дальней связью, - переговариваются.

И чего маменьке не сидится? Сменила трех мужей, сейчас в четвертый раз замужем, так и занимайся, родная, собственными делами. За мужем присматривай, чтобы не загнулся как предыдущие товарищи. Не лезь в жизнь единственного отпрыска: где был, с кем был, что ел, куда собрался… Бабка, та живет замкнуто, родни не любит. Разве вот, беспутного внучка отличает. То есть, постучись внучек в ворота, могут и отпереть. А могут и послать: летите, Высокий Господин и не просто летите. Не велено открывать, бабушка почивать изволят.

Своего отца, первого мужа маменьки, Андраг не знал. Сгинули папенька, улизнули от маменьки, когда та маялась насносях. И Андраг его очень понимал. У драконов до последнего не знаешь, кто родится. Верь папенька, что на свет появится симпатичный зелененький отпрыск мужского полу, может и остался бы. А если дочь? Иметь в доме двух дракониц, такое не каждый потянет.

— Приветствую Высокого Господина, - пропел управляющий, ножкой шаркнул и поклонился. Серые кудерьки свесились с обширной розовой лысины, - Ваша матушка…

— Жрать хочу, - оборвал назревающее занудство Андраг. - Переодеться, поесть, не беспокоить. И еще… - розовая лысина светила в глаза, так бы и плюнул, - вели ритуальную дорожку вычистить. Глашатай с ворот сверзился, чуть в пыли не утоп.

Управляющий распрямился. От неудобной позы кровь прилила к лицу:

— Но…

— Вычистить!

— Но…

— Тебе еще две руки отрастить?

Угроза подействовала. Управляющий юркнул за колонну и уже оттуда выкрикнул свое "Но".

— Что ты там бухтишь? - переспросил господин.

— Позволю себе напомнить, - скороговоркой зачастил управляющий, - что убирать ритуальную дорогу могут только юные девственницы. Свод законов, статья двадцать три дробь четыре, пункт пятый. Никто кроме них не может ступить на магическую тропу.

Н-да! Как же он об этом забыл. Между тем, с девицами в замке обстояло туго. То есть положенную дань девственницами барон получал регулярно. Другое дело, что до хозработ в изначальном состоянии они не дотягивали. Высокий Господин в данном случае пользовался древним уложением неукоснительно, постоянно и с большим удовольствием. Уж этот-то ритуал он чтил и помнил.

Ситуация.

— Выходи, не трону, - прогудел Андраг. Управляющий бочком выдвинулся из мраморного укрытия, но видно: шевельнись хоть пальчик Высокого Господина, хоть волосок в прическе - задаст стречка.

— Напомни, сколько не убиралась ритуальная дорожка?

— А как вы в возраст вошли. Лет сто тому. При моем дедушке в последний раз мели.

Точно, утоп глашатай в пыли.

— Всю следующую партию девушек пошлешь на уборку. Когда у нас очередной сбор дани?

— В этом году приходится на август, сентябрь.

— Я как раз буду в отпуске.

Посожалел таки Высокий Господин, злоехтдно отметил про себя управляющий, но нет худа без добра: вернется и с новыми силами займется пополнением.

Андрага сия проблема тоже цепляла. С одной стороны - кайф. С другой - куда эту ораву распаленных юных женщин потом девать? Опять головная боль. Не к мамаше же их отправлять. Уважаемая баронесса Голлен-Андраг-Фар-Греви-Месмор человеческих дочерей, мягко говоря, недолюбливала. Она такое с девочками вытворит, век себе не простишь. Разве, бабке сплавить. Он уже так делал. Потом проверил. Все живы здоровы. Бабка их замуж выдает и ловит от этого какой-то непонятный кайф. Бабка - человек. Тьфу! Дракон конечно.

Андраг совсем запутался. Чего, спрашивается, сейчас-то голову ломать? Будет день - будет пища. И еще раз: тьфу, тьфу, тьфу. Гнилой, однако, каламбурчик получился. А все управляющий. Гад! Когда только успел очки вздеть. Щас маменькины распоряжения зачитывать начнет.

— Ваша матушка…

В красную циркулярную рожу полетела жесткая рубашка, которую Андраг успел стащить:

— Жрать! Доклад потом.

— И так, что велела мне передать почтенная баронесса?

— Напомнить Вам, что реестр праздников лежит на столике в парадной зале.

Высокая госпожа рекомендовала, - последнее слово управляющий, как мог, смягчил

— не он, понятное дело, рекомендует - маменька. Иначе, от, подозрительно дернувшего бровью, Высокого Господина можно и соусником по лысине схлопотпть.

Андраг, тем не менее, промолчал. Управляющий, немного расслабившись, продолжил.

— Особо ваша маменька просила, напомнить про ежегодный слет.

— К черту.

— И ежегодные смотрины.

— Два раза к черту.

— Она сама хотела бы переговорить с вами. Сегодня по полудни…

Управляющему пора было прятаться под стол. Вот ведь должность! С одной стороны - для всех людей - господин. С другой - за единое слово… Он слегка пригнулся, готовый в любой момент нырнуть под дубовую столешницу.

Высокий Господин, не в пример соседям редко прибегает к членовредительству.

Но ведь может! Бедный герольд сидит в кадке на конюшне. В пыли, конечно, не утонул, но вымазался страшно. Управляющий велел посадить бедолагу в воду. А чем кормить? Не будут же конюхи ловить для наказанного мух и комаров. Тем более, что таковые на территории замка не водятся. Да и не прокормить пудовую жабу комарами.

Для поступка нужны были силы и пространство. Пользуясь задумчивым состоянием Высокого Господина, управляющий отступил на несколько шажков и как бы за делом взял в руки тяжелое золоченое блюдо. Такое запросто пойдет вместо щита. Барон, кажется, не обратил внимания:

— Говори дальше. Что еще желает мне порекомендовать маменька?

— А? - управляющий выглянул из-за края металлического диска.

— Ну!

— Ваша матушка больше ничего не просила передать. Но…

— Я от твоих " но" рехнусь. Или еще что случилось? Быстро выкладывай.

— Герольд.

— Сдох?

— Нет пока. Мы не знаем, чем его кормить.

Андраг расхохотался. Хрусталь на столе и в огромной люстре содружественно вздрогнул, рассыпая смех хозяина. Управляющий опустил блюдо-щит. Вот никогда не знаешь, чего Высокий Господин отмочат.

— Сегодня на обед рыба?

— Да.

— Пусть отнесут жабе потроха, хвосты, головы.

— Вареные?

— И сырыми сожрет. Где вы его держите?

— В кадке на конюшне.

— Вели выпустить в пруд.

— А загадит?

— Сам загадит, сам потом уберет.

— Его, извините, Высокий Господин, на долго?

— Дня два, три попрыгает.

Управляющий облегченно вздохнул. Визитов на ближайшее время не предвиделось. Стало быть, и герольд не понадобится. В противном случае самому придется карячиться, лезть на стену, и оттуда подавать отпирающее заклинание.

Герольду что! Хоть весь день ори - никакого урона. А у замены потом - прыщи по всему телу. По тому что, у каждого свой иммунитет.

Но если Высокий Господин откажется принять участие в ежегодном турнире, его матушка - дай ей Небо здоровья и долгих лет - старая крокодилица, обязательно припрется. Не приведи добрые силы. Тут отпирающим заклинанием не отделаешься.

Управляющий владел и другими хозяйственными формулами. Но там как? Там выкликнешь и скорее на боковую, отлеживаться. С гневной матушкой такой номер не пройдет. Заставит, старая зеленая кишка, стоять по струнке, а потом еще и попеняет: что-то быстро по тебе Крэгг парша идет. Стар стал, пора тебе смену готовить. Высокий Господин хозяин, конечно, не позволит матушке у себя в замке распоряжаться. А если позволит?

— Так как насчет турнира? - осторожно поинтересовался управляющий.

— Считаешь, надо лететь?

— Иначе матушка прибудут, шум поднимут, а у нас герольд в пруду квакает.

— Об интересах хозяина, значит, заботишься? - угрожающе протянул Андраг.

Управляющий поспешно прикрыл голову, отставленным было блюдом.

Старый маразматик! Как можно было забыться до такой степени?! Они ж мысли читают. Не все конечно. Но если расслабиться и думать прямо в глаза, Высокому

Господину ничего не стоит, расшифровать твои мыслишки.

— Маменька, значит, старая крокодилица, кишка зеленая? - с жутким пониманием улыбнулся дракон. - Не спорю. Но если бы ни она, вы б тут давно мне на голову сели. К герольду в компанию захотел?

— Простите, Высокий Господин!

Управляющий бухнулся на колени. Это ж надо, так опростоволоситься.

— Кстати, - голос, проистекавший с высот на коленопреклоненного слугу, стал обычный, вполне домашний и спокойный до такой степени, что управляющий отважился выглянуть из-под блюда. - Как тебя угораздило попасть на имя Крэгг?

Кто тебя таким похабным словом нарек?

— Так ваша матушка распорядилась. От рождения меня Конрадом назвали в честь вашего дедушки по отцовской линии.

— А когда папаша свильнул, матушка вдогон тебе имя поменяла?

— Нет, Высокий Господин, когда я родился, ваша матушка уже третий раз замужем была.

Андраг как-то упустил из виду, что драконья и человеческая жизнь несоразмеримы.

— Она, - продолжал управляющий, - мне имя поменяла, когда я на должность заступал. Вы тогда в отпуск уехали. Вернулись - новый управляющий Крэгг.

Точно, было такое. В те времена Андраг почти не интересовался перемещениями прислуги в замке. Единственные, кого он запретил, матушке менять, это - постельничьи. Баронесса, естественно, поорала, поплевалась, грохнула об пол вазу, но, - как говорится: в чужой замок со своим уставом не лезь, - ограничилась мужской половиной прислуги. А уж перетасовала! Вернувшегося из отпуска, молодого господина окружали совершенно незнакомые лица. Много времени прошло, пока прислуга перестала шарахаться от каждого его движения и слова.

Убывая в следующий отпуск, Андраг и это матушке запретил. Неча, мол, Высокая

Госпожа, тут командовать. Для верности наложил заклятье на поместье и уехал.

Вернулся в замок - все вверх ногами. Кони разбежались, сокола улетели, - всей оравой потом ловили, - мужики вповалку пьяные, девки похмельные едва ползают.

Один Крэгг трезвый и весь виноватый в ноги бух - прости хозяин, задачку ты мне задал не по силам. Их счастье, что барон прикатил в прекрасном настроении.

Обошлось без жертв. Но тогда молодой господин сам всех перетасовал: конюхов - на ворота, привратников - на кухню, девок к бабке в деревню - пусть замуж идут.

Сам за хозяйство взялся. Матушка, конечно, налетела, да так же быстро и отступилась, увидела, что сынок держит замок железной рукой.

Однако и людей понять можно. В кои-то веки - в прямом смысле - их предоставили самим себе.

Постепенно все как-то устаканилось. Андраг присвоил управляющему пару командных заклинаний, способных держать дворню в узде. И тот, надо признаться, не подводил Высокого Господина. Но - зануда.

— Ты прав, на турнир лететь придется, - сменил тему Высокий господин. -

Хорошо бы там легкое ранение получить. Тогда, глядишь, и от смотрин отвертимся.

— Маменька…

— Нет! Ты точно в компанию к глашатаю захотел. Сказано - не будет смотрин. И не вздумай маман проболтаться. Сам первый под бой попадешь.

Кто б спорил.

Положительно, сегодня пронесло. Вон уже Высокий Господин вино допивает.

Сейчас синие штаны в заплатках натянет и - на травку с книгой.

Андраг легко взбежал по лестнице на второй этаж. Маменьке сюда хода не было. Не одну вазу грохнула об пол баронесса Месмор. Но с сына как с гуся вода - не пустил.

Впрочем, никаких особых безумств собственные апартаменты молодого барона не содержали. Девушки поддерживали во всех комнатах, исключая библиотеку - туда хода не было никому - порядок. Окна - настеж. Свет, воздух, пестрые подушки, легкие занавески. Второй этаж сильно отличался от мрачно мемориального первого.

У девушек - отдельная комната. Там они спят, там красоту наводят, там же составляют очередные списки на каждый месяц и на каждый день. Главное в такой момент не соваться, не выяснять отчего шум, крики, визг, отчего стекло бьется, и плачь как по покойнику.

Однажды барон имел неосторожность влезть в свару. Двое суток выйти не мог.

А такое даже для его драконьего здоровья - внапряг.

Позже он заподозрил, что шумные разборки устраиваются в начале каждого месяца специально, чтобы заманить господина на девичью битву.

Не мудрено, что их из замка страшного-кровожадного-свирепого-поганого зверя ни калачом не выманишь, ни пинками не прогонишь. Воют, орут, ревут: не гони!

В спальню следом за ним скользнула Ева.

— Господину угодно отдыхать?

— Переодеться, - коротко скомандовал Андраг.

Девушка не торопясь развернулась и пошла к шкафу. Не знает где его джинсы?

Ни фига. Просто надо пошарить на верхней полке. Короткая туника при этом поднимается, поднимается… Ну, встань на цыпочки. Молодец! С краю на верхней полке - ничего. В глубине, впрочем, тоже, но девушка старается, тянет руку. Подол туники выше, выше, пока не стала видна складочка между ягодицей и ножкой. А там и вся гладкая попка показалась.

Безучастно смотреть на ее старания Андраг не мог. Руки сами потянулись.

Гладкие круглые ягодицы легли в ладони. Андраг мягко их раздвинул, слегка надавил пальцами, пока Ева не застонала Пальцы пошли дальше, глубже. Девушка задвигалась. Осталось согнуть ее чуть-чуть. Согнул.

Мокрая, готовая. Андраг уже и сам едва терпел. Сейчас он доберется… Добрался, вошел как в теплое масло. Запустил пальцы спереди в волосы и погнал короткими неглубокими толчками, пока она ни заорала, ни забилась. И под конец въехал по полной, так что девушка повисла в руках, почти теряя сознание.

Ее пришлось оставить на подушках у шкафа. Не помощница. Андраг быстро переоделся. Ева только, осоловело, хлопала глазами. Смотри-ка, шевелится. Стойкая девочка. Но Высокий Господин уже влез в растянутую майку и старые джинсы.

Последний взгляд и только дробный стук, удаляющихся шагов, остался несчастной жертве дракона.

По мере того как Андраг спускался по лестнице, портилось настроение. Давили камни старого замка. А на камнях мечи, щиты, латы, кольчуги. Портреты маменькиных предков настроения не улучшили. Дракон - драконица. Дракон - драконица. Опять доспехи. Повоевали дедушки и прадедушки, захлебнулись своей и чужой кровушкой и сгинули.

Народная мудрость гласит: " Дракон с мечем в поле - дракониха с ядом в спальне". А уж кого травили милые дамы врагов ли, мужей ли, поди узнай. Тайна веков. Взять хоть матушку. Второй муж Высокой Госпожи, барон Фар, скончался в страшных судорогах. Было решено: нарвался на блуждающее заклинание. А поскольку дурак, каких мало - не справился. Матушка при этом так убивалась, что на нее подумали в первую очередь. Однако не пойман - не вор.

Третьего мужа маман честно засосало море. Кажется, в тот раз она действительно расстроилась.

Зал приемов окончательно придавил. Полотнища знамен пропылились. Точно субботник устрою и девок всех вниз сгоню. Пусть разомнутся.

Слет-турнир гвоздем засел в башке. Не отвертишься. И так подозревают в крамоле, в подрыве устоев, в распущенности, в извращениях. Кто-то из одноплеменников даже вменил Андрагу, что он предпочитает драконицам обычных женщин. Ну, предпочитаю! Сами-то Высокие Господа тоже не со своими женами спят, за что и ловят потом блуждающие заклинания или в омут головой кидаются.

С другой стороны Высокий Господин, потомок Старой крови барон Андраг за всю жизнь ни разу не удосужился бросить вызов сопернику, ни разу не оспорил честь

Прекрасной Дамы. Подозрительно? Более чем.

Как то ни прискорбно, лететь придется. Будем надеяться, повезет: попадется на глаза зеленая коровища насносях и муж - владетель прекрасного чрева - рядом.

Бока нахальному молокососу оскорбленный барон-дракон, разумеется, намнет. Это не беда. Есть восстанавливающие заклинания, а девушки дома долечат. Зеленой корове по возвращении в родной замок тоже пару раз по роже прилетит. Заранее извиняюсь, Высокая Госпожа, но прошу понять, меня поставили в безвыходное положение.

Другое дело, если нарвешься на дракона, который не чает, как свильнуть от брюхатой половины. Собственный папаша - наглядный пример. На такого один раз дыхни, брыкнется на спину и ножкой дрыгнет - убит. А вы, молодой, прекрасный

Высокий Господин извольте жениться на даме сердца, которую взялись оспаривать.

По коже продрало морозом. Если вдуматься, не такой уж это фантастичный поворот. И ведь не отвертишься. Попался - веди в дом брюхатую, зеленую корову. А она первым делом спалит шалаш на берегу пруда, специально поставленный для утех на свежем воздухе, потом заколотит дверь в библиотеку. Девок просто пожрет.

Беременной драконихе все можно.

Значит, изволь брыкнуться первым. Соперник только замахнулся, а ты уже лежишь. Главное все правдоподобно исполнить.

Андраг вырвался из каменных стен как из капкана и в обход ритуальной дорожки, по тропинке среди зарослей жасмина, среди розовых кустов, среди кудрявого, вечно цветущего, орешника - подальше. Туда, где прозрачная вода, где стрекозы, где травяная подстилка пряно пахнет…

— К-к-к-ва! К-к-к-ваше Великолепие! - гигантская жаба распялила в приветствии беззубый рот.

Андраг содрогнулся. Они меня неврастеником сделают. А глашатай от натуги начал раздуваться. Лопнет же гад! Потом по всему саду ошметки собирай.

— Я слышу, - как можно спокойнее отозвался барон, - Я ценю твое усердие.

Жаба захлопнула пасть. Бока и зобный мешок опали.

— Вот и умница. Теперь плыви на тот край пруда и следи, чтобы никто не подкрался к твоему господину. Главное - притаиться. Понял?

Жаба поползла с зеленой травки в воду. По зеркальной поверхности пошли огромные, расходящиеся валиками круги.

Уканал. Уф.

Андраг опустился на траву. Скорее бы в отпуск.

Вадим с трудом приподнял голову. Телефон трещал на недосягаемом расстоянии.

Рукой не достать. А вставать… Он пожалуй и руку протянуть поопасится. Лучше не делать никаких движений вообще, иначе вчерашнее пойло пойдет кругами и вырвется наружу. Лучше еще полежать.

Телефон примолк, но только снаружи. В голове продолжало назойливо тренькать.

Это же сколько мы вчера употребили? Лучше не вспоминать.

Утро было из тех, когда стакан воды вызывает рвотные ассоциации, сердце начинает бухать от одной мысли о движении, во рту кошки ночевали… и по сей момент не ушли. Изнутри что-то больно царапало щеку. Вадим осторожно потрогал с той стороны языком. Край второго зуба обломан. Бутылки что ли вчера зубами открывал? Дооткрывался.

В памяти мглилось еще что-то неприятное.

Так. Они пили у Пашки. С ними тусовались две девчонки. Одну Вадим помнил отчетливо, вторую так себе. Пашка уже тихо прикорнул. Водилось за ним такое свойство. Вторая девушка недовольно косила в его сторону. Это - ничего, милая.

Полчаса - час, и Пал Андреич будет как новенький. А первая все норовила расстегнуть Вадиму штаны. И таки добилась своего. Хорошо, что у Пашки есть комната, а не только кухня. Вадим не любил скученности и антисанитарии. Но, перебраться в комнату на диван, помешала подруга хозяина, потребовав, чтобы ее ненаглядного, но временно потерявшего форму кавалера, перенесли туда.

Исполнил. Подругу хозяйской подруги пришлось вести в ванную и там пользовать, наклонив над краем обшарпанной ванны. Девица оказалась хоть и пьяная, но с выдумкой. Подзадержались они надолго. Когда они выбрались на воздух, Пашкина дама нервно курила. А друг и не думал просыпаться. Вадим вспомнил, что тот потреблял на свежие дрожжи, и сочувственно посмотрел на девушку. Она истолковала его взгляд по-своему. Сунула окурок в тарелку, стащила через голову ажурную кофточку, расстегнула бюстгальтер и пошла на Вадима с неумолимостью рока. Грудь, впрочем, ничего. Все остальное - тоже. Вдвоем девушки растянули его на диване, подле хозяйского тела и… В самый неподходящий момент Пашка проснулся.

Вышел скандал. Причем, друга Павел ни в чем не заподозрил. Зато девчонкам досталось.

Или ему Пашка зуб сломал? Нет, Вадим точно помнил, там обошлось без членовредительства. Девушки умелись. А они? Вроде, продолжили. Что значит вроде? Точно, допили, что осталось, и пошли в ларек.

Это надо же! Среди ночи - в ларек. Перестройка, блин! Ларьки есть, а денег нет.

Наскребли только на дюжину жигулевского. Его-то и пришлось открывать зубами.

Дальше - провал.

Хорошо, что проснулся дома. Значит, в ментовку не загребли. Вывод обрадовал сам по себе - с логикой все в порядке.

В ментовку теперь тянут либо буйных, кого никак на воле не оставишь, либо тихих, но с деньгами. Их там ощипывают и мирно отпускают. Они с Павлом ни под одну категорию не подпадали.

Опять истошно завопил телефон. Какой же гад придумал аппарат, который будит по утрам, голосом свихнувшегося сверчка! Похмельная муть колыхнулась тошнотной волной. Но это уже было - ничего. С этим он уже справится. Раз пошли связные воспоминания и анализ, значит, вчерашняя доза не превысила критической.

И встал он. И пошел.

Своротил по дороге кресло, больно ушиб коленку, но до телефона добрался.

— Слушаю.

— Господин Ангарский?

— Можно без господина. Просто Вадим.

Случись в трубке мужской голос, фиг бы он дождался подобной благожелательности, но женский, мелодичный, с томной растяжкой на гласных просто необходимо было отметить добрым отношением.

— Вам звонят из ректората университета, - пропела собеседница о себе в третьем лице, - Ваш курс решено зарезервировать.

— Это куда послать, простите? - осведомился Вадим уже менее благостно.

— Как вам объяснить…

— Как есть и по возможности без лишних сантиментов.

— Вадим Константинович, ваш курс объединяется с Демьяненко, - невинно согрешила секретарша против правил русского языка.

Вадим грохнул трубку на аппарат. Захотелось всю голосистую конструкцию влепить в стену.

Не далее как вчера он уволился из НИИ, где пребывал в должности МНСа и звании КТНа. Докторская тихо, но неотвратимо накрылась медным тазом. Полгода ни работы, ни зарплаты. Сначала две трети сотрудников отправили в отпуск без содержания, в конце которого большинству прислали уведомление о закрытии темы, лаборатории, участка и т.д. Расчет получила одна треть. Среди них - Вадим. На те и гуляли. Сегодня выясняется, что лекции, которыми он перебивался последний год, будет читать проректор по учебной работе, дама загруженная, изможденная и неудовлетворенная. Надо полагать, выдрав у Вадима его полставки, Галина

Всеволодовна наконец удовлетворится.

Надо было ее тогда трахнуть, пришло запоздалое сожаление. Нет. Ему, пожалуй, столько не выпить. Неужели старая сука еще с аспирантских времен вынашивала план мести, чтобы наконец воплотить его в жизнь? Вообще-то на нее похоже.

Итог? Остатки от вчерашнего гульбища можно растянуть только на сегодняшний день. Уже завтра захочется кушать. Вчера же не кушал и завтра перебьешься. А послезавтра?

Оставалась возможность, заняться чем-нибудь физическим, например, пойти разгружать вагоны. Мысль, на сколько не новая, на столько же утопическая. К редкой физической работе на сегодняшний день выстраивались километровые очереди из дюжих ребят, которых поперли с заводов. Стояли себе заводы. Стояли себе, поигрывая бицепсами, молодцы. Вадиму тут ничего не светило.

Оставалась еще школа, курс математики по элементарности схожий с детскими кубиками.

Телевизор что ли включить, посмотреть на демонстрацию голодных учителей?

Они дяде, который спрятался за бронированными окнами бывшего горкома, громко и со всей определенностью: "Хотим есть!". А он им - тихую фигу из-за занавески.

Кстати, какое сегодня число? Первое сентября. Значит в школах полный комплект. Учителя хоть и митингуют, но свои часы похмельному КТНу никто не отдаст. Вдруг да разожмется десница, и просыплются на их умные головы звонкие монетки. Пусть даже на всех не хватит, лишь бы мне перепало.

Под ногами каталась пустая пивная бутылка. В углу стояла еще одна. Вадим, походя, подхватил, тряхнул. О! Есть, почти полная!

И пролилась влага на горячие похмельные мозги, на разбежавшееся сердце, на кошек, что скребли теперь не только во рту, но и на душе.

На миг даже потемнело в глазах. Вадим пошатнулся. По коже от макушки до пяток продрало ознобом. Но тут же и облегчение накатило. Да какое! От головы и даже от души разом отлегло. Нет, ну надо же! Всего один глоток, а как живой воды напился. Все неприятности нечувствительно отодвинулись и подернулись мутной пеленой.

Идти никуда не надо. Есть не хочется, наоборот, с души воротит. Можно спокойно заваливаться на диван, досматривать сон. Что там снилось-то? Сплав?

Белая или Нарын он не помнил. Да и какая разница!

Просто движение, просто солнце, просто ветер. Ты и порог.

Я тебя возьму.

Я тебя взял!

Когда оно началось? В двенадцать лет? Нет, в четырнадцать. Тихий, интеллигентный мальчик Вадим Ангарский, пребывая с родителями на даче в деревне, за три недели умудрился: обобрать соседскую яблоню, подраться до крови с половиной деревенских пацанов, - причем, половина половины надавала ему, а второй половине надавал он, - разбить хозяйское окно; не утонуть в омуте, который раньше обходил седьмой дорогой. Далее последовал угон мотоцикла у первого парня на деревне, за что Вадим был бит первым парнем. Второй парень, брат первого, помогал. Не убили только по тому, что мотоцикл вернулся к хозяину в целости и сохранности. Далее была учена феня. Правда в пределах деревни, где отдыхало семейство Ангарских-Ивановых, сленг имел ограниченное хождение. Тем не менее, ошарашенные родители уже не всегда понимали свихнувшееся дитя.

Но апофеозом явилась случка с деревенской блядью Светкой. Бледная, одутловатая деваха залучила к себе городского несмышленыша и на вонючей пуховой перине научила такому, от чего вся последующая жизнь с ее наворотами и кренделями так и не смогла отучить.

Менее родной и потому более спокойный отчим рассудил - переходный возраст.

Более родная, и потому насмерть перепуганная мать, поставила диагноз: маниакально депрессивный психоз, и потянула сына по специалистам. Они слушали безупречные ответы недоросля, интересовались учебой. Отличник? Чудненько, чудненько. Спрашивали о планах на будущее. Университет? Математика?

Прекрасно. Выкладывали перед юношей маловразумительные картинки- тесты. Он покладисто отвечал, выстраивал логические цепочки, опять отвечал.

Психиатры в один голос подтвердили умозаключение отчима - перебесится.

Так потом и повелось: учится, занимается спортом, общается с, такими же как он, высоколобыми центровыми. Вежливый, не по годам умный… И вдруг! Образцово показательный юноша срывался с "цепи" и пускался во все тяжкие.

В его похождениях не было, пожалуй, только откровенного криминала да наркотиков. Мать тихо утвердилась в своем первоначальном диагнозе и периодически пыталась подсунуть сыну то транквилизаторы, то седативу. Ей казалось, что неизбежно и очень скоро для Вадима все кончится либо тюрьмой, либо психушкой. Поэтому, наверное, новое увлечение дитя - сплав - она встретила как избавление. Бедная женщина до поры не очень хорошо себе представляла, что он там делает. Ну, допустим, катается на своем катамаране, потом играет в бадминтон, песни у костра поет. Если и выпьет, то немного. Девушки, которые уходили с сыном в поход нравились матушке все поголовно: красивые, сильные, здоровые, лишенные даже намека на блядство. Не пьющие. Хорошо, когда именно такие окружают твоего ребенка.

Первый же фильм, привезенный сыном с обычной порожистой речки, вогнал матушку буквально в транс. Оказывается, единственное, родное, ненаглядное, дитятко могло попросту гикнуться на той природе. Маме хватило одного просмотра, чтобы навсегда возненавидеть воду и все с ней связанное. Бедная женщина теперь надеялась только на женитьбу. Хоть кто! Хоть мышонок, хоть лягушка, хоть неведома зверушка, лишь бы отвадила сына от экстремальных забав.

Маме и тут не повезло. Объявившаяся на третьем курсе Татьяна, тут же родив сына, мужа дома все равно не удержала, наоборот, с покладистостью скво кроила и шила ему рюкзаки, чинила штормовку и катамаран; провожала, встречала, любила… пока не разлюбила.

Студенческое дитя росло до поры на руках у бабушки. Позже бывшая Вадимова жена благополучно вышла замуж и забрала отпрыска в спокойную, состоятельную семью. А бабушка к тому времени так устала, что даже обрадовалась.

Великовозрастный сынуля так и носился со своими экстремальными увлечениями, присовокупив к ним женщин и выпивку. Мать раз в неделю ездила к внуку да копалась на даче, практически оставив за бортом сыновьи проблемы.

Второй раз за один день просыпаться от телефонного рева - слишком. Тем более, что первый раз ты просыпался в статусе гражданина и трудящегося КТНа, а второй

— личностью без определенных занятий.

Ну, ничего, не долго тебе осталось звонить. Деньги кончились, платить нечем.

Скоро ты, пластмассовый сплетник, сдохнешь от бескормицы. Не скрою, мне тебя будет не хватать.

Настроение, противу всяческой логики, было хорошим. Называется: заспал похмелье.

Телефон не дотянув до встречи, замолк, коротко вякнув. А Вадим не очень-то и рвался. Вставательное движение только началось. Лучше, полежать, адаптироваться к новому для себя необязательному состоянию, но…

Звонки были короткие и какие-то лихорадочно веселые. Междугородка трепала старый аппарат так, что тот едва не подпрыгивал. Рывок абонента оказался стремителен и сметающь. Батарея из бутылок отступила с позорным звоном.

— Алло, дорогой, ты что спишь?

Слово "дорогой" отдалось в голове ликующей грассадой. Когда к нему так обращались женщины, Вадим внутренне передергивался. Оно обязывало и обременяло. Но когда за три тысячи верст дорогим его обзывал хрипатый мужской голос, это был кайф. Это был простор, ветер, солнце и дурная вода. Это был Гасан.

— Ты как спишь, один, или как всегда? - поинтересовался чудовищный акцент на том конце дальней связи.

— Привет.

— Девушке скажи, чтобы подремала, пока мужчины разговаривают.

— У меня их тут штук шесть и все стеклянные.

— Что случилось?

— С одной работы ушел сам, с другой подвинули. Свободен, причем, от денег тоже.

— Это хорошо! Это замечательно!

— Кому как.

— Мне замечательно. Я тебе звоню и думаю, как уговорить. У тебя же работа забота, лекции-мекции. Осень, мать-перемать. Мне человек нужен.

Вот так вот! В самый разгар, в апофеоз, можно сказать, глухой тоски позвонит страшный черный человек и скажет: "Ты мне нужен". И - все. Жизнь начинается сначала.

Насчет черного Вадим погорячился. Такой эпитет годился только в общем плане, определяющем, горский статус друга.

Гасан достался крохотному армянскому сельцу в качестве подкидыша, имея грозное восточное имя, труднопроизносимую русскую фамилию Манаенков, которую аборигены тут же перекрестили в Манукян, и метрику. Это не считая двух пеленок и старой болоньевой куртки, которую его мамаша пожертвовала обществу, тихонько покидая село.

Как туда забрела молодая, не до конца еще опустившаяся русская женщина, никто не дознавался. Пропала, подавно не спросишь.

Русский, крещеный, - на крохотном, сморщенном тельце болтался алюминиевый крестик (конфессию ему в последствии определили григорианскую, другой в округе не водилось) ребенок заходился ревом. На рев и пришли сельчане.

Мужчины бестолково толкались, встав полукругом у стола, на котором вопил подкидыш; возмущались, чесали в затылках, но конкретных действий никто не предпринимал. Так и доорался бы Гасан до детской грыжи, как бы не влетела в распахнутую дверь злая, маленькая Гресимэ. Мгновенно оценив обстановку, женщина сгребла ребенка вместе с пожитками в охапку и утащила к себе.

В последствии Гресимэ ни на минуту, ни на мгновение не пожалела о своем поступке. Хуже, явись в село блудная мамаша, прописанная в метрике Ольгой

Ивановной Манаенковой, и начни требовать дитя обратно, Гресимэ кошкой бы в нее вцепилась, глаза бы выцарапала.

Так и рос младшим в семье, пока не вырос в двухметрового, поперек себя шире в плечах мужчину. Но пуще немеряной силы в Гасане гнездилось нечто. Куда бы ни попадал огромный, рыжий гражданин вселенной, с кем бы ни привела судьба водиться, везде его окружала человеческая любовь. Сама Гресимэ как-то обмолвилась сестре: как взяла ноябрьским утром Гасанчика на руки, как прижала к себе, так сразу поняла - никому не отдаст. Гасан буквально источал флюиды необъяснимого тепла и обаяния.

Когда похмельным утром тебе звонит такой человек и говорит: "Ты мне нужен", остается, все бросить и идти, бежать, ехать, лететь. Ты нужен. А тебе самому оно еще больше нужно. Дорожка, что ты себе уже успел нарисовать, ведет исключительно вниз и только вниз. Ан - нет! Есть, оказывается, другой путь. Можно быть уверенным, его приглашают не на увеселительную прогулку, наоборот, колдобины и крутые виражи обеспечены.

— Что делать-то будем?

— Вах! Ты согласен!

— Говори, что ладить собираешься.

— На Цыце часовню строить.

— Ну ты, блин, даешь.

— Страшно?

— Ага. Напугали ежа голым задом. Как только денег на дорогу наскребу - приеду.

— Я тебе вышлю.

— Не надо.

— Смотри. За две недели управишься?

— Буду.

— Будь.

— Постой, погоди, - в последний момент спохватился Вадим. - На какой срок рассчитывать?

— Полгода.

— Ага. Увидимся.

— Будь.

Если сдать бутылки, выскрести все из карманов и занять у Пашки, хватит на такси до вокзала. Где еще? Можно взять в банке ссуду под залог. Квартира в качестве залога вполне сгодится. Только Вадим не самый круглый дурак и про кренделя, связанные с такими вот залоговыми сделками, уже наслышан. А ведь - дурак! Вот же они деньги: сдать жилье на полгода. Великий аналитик, блин. Мог бы раньше сообразить.

С антресолей на пол полетели манатки. Куда только похмельная слабость девалась. Это с собой, это выбросить, это пусть лежит. Это - опять с собой. Это снова с собой…

Телефон разорвался новой серией междугородних воплей. Скорее всего мать.

Вадим выбрался из вороха барахла, на четвереньках прошел к аппарату, чуть выждал и снял трубку:

— Слушаю.

Оказалось - опять Гасан:

— Я забыл сказать, женщины там будут.

— Ну, брат! Ну, спасибо.

— Давай. Увидимся.

В трубке запиликал отбой.

Они поставили на Цыце хачкар пять лет назад. Поставят и часовню. Не иначе американский родственник, о котором так много говорили в армянском сельце в последние годы, раздарился траншем. Или сами собрали? Наверное, всетаки, американец. Зачем иначе в зиму начинать стройку, да еще чужих набирать? Денег прислал и с американским похабным прагматизмом определил, когда ему удобнее приехать, чтобы уже готово было.

А не все ли тебе, бывший МНС, равно кто дал и что назначил? Тебя зовут.

Жизнь продолжается.