"Кант за 90 минут" - читать интересную книгу автора (Введение)

Диалог о Канте и метафизике

ВОПРОС: О чем "Критика чистого разума" Канта?

ОТВЕТ: О метафизике.

В: А что такое метафизика?

О: Это слово возникло как ошибка и завершило свое существование будучи признанным ошибкой. Долгое время метафизика была главной темой философии.

В: Это все-таки не ответ. Что же именно представляет собой метафизика?

О: Согласно мнению большинства современных философов, совсем ничего.

В: Хорошо, тогда что она представляла собой изначально?

О: Это слово было использовано для названия части философских работ Аристотеля — тех, что в собрании его произведений следовали после известных работ по физике. Они получили название "идущих за физикой", что по-гречески было "метафизика".

В: Но это все-таки не говорит мне о том, что такое метафизика.

О: В этих работах, "идущих за физикой", Аристотель описывает "науку о вещах, превосходящих физическое или природное".

В: А что это значит?

О: Это наука, занимающаяся первыми умозрительными принципами, находящимися за пре — делами физического мира. Это принципы, которые управляют нашим познанием этого самого физического мира. Другими словами, метафизика имеет дело с тем, что выходит за пределы воспринимаемого нами физического мира.

В: Но откуда мы знаем, что за пределами воспринимаемого мира что-то есть?

О: Мы и не знаем. Именно поэтому большинство современных философов считают метафизику ошибкой.

В: Но Кант так не считал?

О: Кант был полон решимости создать новую метафизику. Незадолго до него Юм пришел к тому же выводу, что и упоминавшиеся современные философы. Юм считал, что он уничтожил саму возможность появления метафизики.

В: Каким образом?

О: Ставя под сомнение все, что не проистекает из собственного опыта. Этот крайний скептицизм отрицал многие идеи, в которые все человечество верило веками, но никогда не испытывало на опыте.

В: Например?

О: Например, Бога.

В: Но сказанное Юмом не произвело каких-либо изменений. Люди все еще продолжают верить в Бога.

О: Да, но постепенно люди поняли, что они делают это только по причине веры, а не вследствие непосредственного опыта или точного рассуждения.

В: Так «развенчание» метафизики Юмом не принесло совсем никакого результата?

О: На самом деле оно произвело громадное изменение. Особенно среди ученых и философов.

В: В чем же оно заключается?

О: В отрицании всего, что мы не можем проверить опытом. Юм не принимал не только Бога. Для ученых и философов гораздо важнее то, что он отрицал причинность.

В: Как?

О: Согласно Юму, все, что мы знаем из опыта, это то, что за одной вещью следует другая. Мы никогда не можем сказать, что одна вещь является причиной другой. Мы не можем выйти за пределы опыта и сказать это. В действительности мы никогда не воспринимаем причинную связь, а воспринимаем только следование одного явления за другим.

В: И что же?

О: Это удар в самое сердце научного знания. По Юму, научное знание, основанное на причинности, является метафизическим, а не эмпирическим и никогда не может быть проверено. А обоснование — главный критерий научного знания. Как и философского. Юм утверждает, что мы не можем доказать философские утверждения, если они не являются результатом непосредственного опыта.

В: Например?

О: Например, утверждение "Это яблоко зеленое".

В: Но это означает, что философ практически ничего не может сказать.

О: Именно. И как раз эту главную трудность Кант пытался преодолеть в своей философии.

В: Каким образом?

О: Он пытался показать, что, несмотря на разрушительный скептицизм Юма, создать метафизику все же можно. Она должна стать всеобщей и необходимой формой знания — такой, которая выдерживала бы нападки юмовского скептицизма. Впервые он сделал это в "Критике чистого разума".

В: Так, значит, метафизика Канта была попыткой создать высшую науку, которая гарантировала бы истинность нашего знания?

О: Именно.

В: И как же ему это удалось?

О: Кант создал то, что сам называл "критической философией". Это подробный анализ эпистемологии — учения о самых основах, на которых покоится наше познание. Согласно Канту, некоторые суждения, которые мы высказываем, являются необходимыми для всего знания. Эти суждения он обозначил как "синтетические априорные". Под синтетическими он понимал противоположные аналитическим, и знание, которое содержалось в таких суждениях, не проистекало из предшествующих понятий. Например, "шар круглый" — аналитическое суждение, поскольку понятие «круглый» уже содержится в понятии «шар» (шар не может быть не круглым). Но предложение "шар сияет" является синтетическим. Оно говорит о шаре нечто большее, чем заключающийся в исходном понятии смысл, также, как и в эмпирических суждениях. Априорными Кант называл общие и необходимые суждения. Они в самом деле должны существовать до всякого опыта и создаются только при участии разума. В отличие от суждений, возникающих на основе опыта, они не являются частными и условными. То есть они не применяются к определенным обстоятельствам и не являются логически случайными, как, например, предложения "Эта лошадь серая" и "Эта лошадь выиграла Дерби".

Как всякие научные суждения, эти синтетические априорные суждения должны быть неопровержимыми общими истинами. Другими словами, они должны иметь туже самую силу, как и аналитические, хотя и являются синтетическими. И они должны быть совместимы с опытом, хотя и предшествуют ему.

Основной вопрос Канта был таков: "Как возможны синтетические суждения a priori?" Он задает этот вопрос в области математики, физики и метафизики. Математика, по Канту, имеет дело с пространством и временем. Кант утверждает, что, в отличие от явлений, пространство и время на самом деле априорны, то есть не являются частью нашего опыта, а есть необходимые предшествующие условия этого опыта. Невозможно иметь никакого опыта без этих "форм чувственности".

Далее Кант говорит, что предложения физики — априорные суждения. Они классифицируют эмпирические суждения (и следовательно, являются синтетическими), но используют понятия, которые даны до опыта (и следовательно, являются априорными). Эти понятия, или "категории нашего рассудка", как их называл Кант, очень похожи на пространство и время в математике.

"Категории" представляют собой основу нашего знания. Они состоят из таких классов, как качество, количество, отношение (включая причинность) и модальности (такие, как существование и несуществование). Они не являются частью нашего опыта, и все же никакой опыт без них невозможен.

Однако, когда мы переходим к метафизике, верно противоположное. Метафизика не имеет ничего общего с опытом (ведь она "после физики"). Это означает, что мы не можем применять категории, такие как качество, количество, к метафизике, поскольку они являются условием опытного знания. Метафизика исключается из области синтетических суждений a priori и не имеет научной основы. Значит, если мы возьмем любое понятие метафизики, например Бога, мы не можем высказать научного (или проверяемого) суждения о нем, потому что любые категории относятся только к опыту. Следовательно, разговор 6 существовании (или несуществовании) Бога — результат неправильного применения категорий.

В этом смысле Кант отрицает метафизику. Но, делая это, он создает свою собственную альтернативную систему метафизики. Метод, при помощи которого Кант рассматривал "формы чувственности" (пространство и время) и "категории рассудка" (существование, необходимость и т. д.), без всякого сомнения, метафизический. Мы можем считать пространство и время «включенными» в физику нашего опыта, но Кант так не считал. Его аргументы против метафизики применимы и к самим этим аргументам. Относительно них мы не можем делать синтетических априорных утверждений. Они не научные, не аналитические и логически не необходимые: они метафизические. Аесли, с другой стороны, они «включены» в опыт, то тогда не может быть априорных категорий понимания.

"Критика практического разума" пытается применить ту же систему к этике. Вместо того чтобы спрашивать, есть ли в этике синтетические априорные суждения, Кант спрашивает, есть ли законы, которые априорно управляют нашей волей и, следовательно, могут быть названы общими. От категорий он переходит к "категорическому императиву", не являющемуся частью действительного морального опыта, но создающему для него априорную основу. Этот категорический императив он выражает следующим образом: "Поступай только в соответствии с тем принципом, который для тебя имеет силу всеобщего закона". Как и категории, императив только формален. Категории не имеют эмпирического содержания, и категорический императив не имеет морального содержания. Он может очень просто использоваться всеми, но в то же время он достаточно широк, чтобы охватывать мораль как садомазохиста, так и стремящегося к любви и миру хиппи. Он также совершенно рационален и подразумевает, что все люди должны рассматриваться одинаковыми по темпераменту. Но психологически мы не всегда действуем рационально, да и характеры других не считаем тождественными нашему. Атем более и не желаем, чтобы они были таковыми, если, конечно, не являемся диктаторами. Как же можно применять этот императив, если мы так не думаем и такие поступаем? Можно подписаться под некоторыми общими принципами, но они не покрывают собой всей области моральных действий. Есть некоторые менее общие принципы, которые мы ни в коем случае не хотим сделать принципами всех людей. Я воздерживаюсь от каннибализма и хочу, чтобы принцип "Есть людей неправильно" был применим ко всем людям. Но если я воздерживаюсь от убийства, это не значит, что я хочу, чтобы полицейский воздержался от убийства захватившего заложников маньяка.

Можно сказать, что столь определенные аргументы не применимы к императиву, который является только основой наших моральных действий. Наши поступки подразумевают под собой некоторые общие принципы морали. Но переход начисто формальный язык делает категорический императив совершенно неприменимым на практике. Он просто утверждает, что мы должны поступать так, как мы хотели бы, чтобы поступали все люди.