Ник О'Донохью Исцеление Перекрестка

Глава 1

Oрида механически пересекла холл колледжа, улыбаясь встречным, когда это от нее ожидалось, стараясь выглядеть деловитой и сообразительной, когда навстречу попадались преподаватели, но по возможности ни с кем не встречаясь глазами. Стены до высоты человеческого роста были выкрашены в бордовый цвет, а выше шла грязно-белая краска, наводящая на мысли о старине и запустении, хотя здание было выстроено всего два года назад. Элегантные серебристые рамки, развешанные тут и там, содержали изображения лишенных шкуры коров, частично выпотрошенных овец, расчлененных свиней; от заключенного в аккуратные квадраты текста к соответствующим органам тянулись стрелки. Крупные красочные эмблемы на всех плакатах рекламировали различные фармацевтические компании. Ни одно из нарисованных животных не обладало никакими индивидуальными чертами, боли оно тоже, похоже, не испытывало…

Фрида свернула в туннель, ведущий к аудиториям и в госпитальное крыло. Приемный покой, строительство которого наконец-то было завершено, мог похвастаться новой обитой плюшем мебелью и ковром, на котором благодаря специальной пропитке не оставляла следов моча любого животного. Бронзовые буквы на стеклянной стене гласили: Западно-Виргинский ветеринарный колледж.

Фрида открыла дверь и решительно прошла в учебный корпус. Здесь ей приходилось труднее: нужно было здороваться с однокурсниками, поддерживать разговор, интересоваться их работой. Эта последняя часть была не такой уж обременительной: у всех имелись пациенты, как и у нее самой, и по крайней мере пока еще все заболевания были для студентов новы и удивительны. Фрида останавливалась и что-то говорила, слушала и с симпатией прищелкивала языком, потом завернула еще за один угол и оказалась в холле, куда выходили кабинеты преподавателей.

— Эй, Фрида! — Она повернулась, услышав голос. — Не смотри все время под ноги: я уж думал, что налечу на тебя.

Девушка быстро подняла голову; ее руки нервным жестом стали поправлять одежду. Фрида была в джинсах и свободной блузе, которая, как ей было известно, заставляла ее казаться толстой; обычно это ее ж. волновало. В конце концов джинсы тоже не прибавляли ей изящества.

Но сейчас она была бы рада втянуть не только живот, но и бедра, и округлые плечи, да и все свое существо.

— Привет, Мэтт. — Фрида остро почувствовала, как хрипло и невыразительно прозвучал ее голос. — Как дела?

Мэтт Лютц выглядел как молодой Джеймс Бонд — гладкие безупречные волосы, белые безупречные зубы, одежда, которая казалась всегда свежевыглаженной и почему-то никогда не пачкалась, даже во время амбулаторной практики. Вот и сейчас на его белом халате не было ни пятнышка и ни морщинки.

— Я только что провел операцию, — сказал он, хотя выглядел так, словно часов восемь спокойно отдыхал.

— И как она прошла? С пациентом все в порядке? — Фрида поспешно поправилась: — Я, конечно, в этом не сомневаюсь. То есть ты здорово оперируешь… — Девушка не закончила фразы, не желая, чтобы ее слова прозвучали как лесть.

— Ну, не знаю, как там я оперирую. Это овцам решать. Сегодняшняя овечка проглотила упаковочную пластиковую тесьму; я извлек из первого отдела желудка трехдюймовый кусок. — Фрида нисколько не сомневалась в умениях Мэтта: они были на высоте. Иногда, перестав следить за собой, Мэтт сам это признавал; да и вообще ни в себе, ни в других он не терпел посредственности. Казалось, для него ничто никогда не оказывается внове.

— Ты проверил, нет ли еще тесьмы во втором отделе?

— Ясное дело, проверил.

Как будто в этом можно было сомневаться…

— Да, конечно. Я просто подумала… — Она снова не закончила фразу. — Я имею в виду, тесьма оказалась бы там вероятнее всего, правда? То есть это самое очевидное решение проблемы, а нас всегда учили не ограничиваться очевидным, на всякий случай… — Фрида с отвращением вслушивалась в собственный голос, ненавидя себя и за то, что оттягивает момент, когда придется задать действительно важный вопрос.

Мэтт терпеливо кивнул, ничуть не обиженный. Он был то, что отец Фриды — сын ремесленника из Хиббинга, Миннесота, — называл «герр высшей марки». При любых чрезвычайных обстоятельствах, когда не было надежды ни на чье-то вмешательство, ни на вторую попытку, Мэтт никогда не колебался. За все четыре года обучения в ветеринарном колледже Мэтту ни разу не случилось оказаться неуверенным в своем ответе на вопрос или попытаться переложить решение на кого-то другого в непростой ситуации.

Фрида завидовала этому его качеству со всей силой страсти.

И все же сейчас она заметила в его глазах выражение, совершенно ему не свойственное.

— Ты кажешься взволнованным. У тебя все в порядке?

На долю секунды Мэтт смутился, потом улыбнулся своей ослепительной улыбкой, производившей всегда поразительное впечатление на первокурсников. — Я немножко растерян, вот и все. Ничего такого, с чем я не справился бы. — Он двинулся дальше, оставив, как всегда, впечатление, будто халат развевается за ним, подобно рыцарскому плащу.

Фрида подошла к одной из выходящих в холл дверей. Табличка на ней гласила: «Доктор Конфетка Доббс». Также к двери был прикреплен рисунок, изображающий корову, лягающую человека в резиновом нарукавнике. Еще одна приколотая к двери бумажка предупреждала:

«Стучите, даже если открыто». Как почти всегда, дверь действительно была распахнута.

Фрида только однажды видела эту дверь закрытой, и было это сегодня утром. Когда же она открылась, из кабинета вышел ее однокурсник, Коди Сэйерс, дружелюбно улыбнулся ей и, хромая, удалился с встревоженным видом. Фрида представления не имела, в чем там было дело, но не сомневалась: это было что-то важное — Коди никогда раньше не выглядел обеспокоенным.

Девушка еще раз взглянула на записку: «Загляни в мой кабинет сегодня часа в два». Она проверила время по часам, спрятала в карман записку, подавив желание еще раз проверить, так ли она поняла ее содержание, сделала глубокий вдох и подняла руку, чтобы постучать.

Из кабинета раздался ироничный голос:

— Большинство студентов и не читает предупреждение, и не стучится. Те, кто читает, стучатся сразу же. Значит, пришла Фрида Кристофф.

Фрида зажмурилась и опустила руку, стиснув ее в кулак. Голос продолжал:

— Входи, Фрида.

Девушка взглянула на хозяина кабинета и, встретив его лукавую улыбку, быстро отвела глаза и принялась рассматривать книжный шкаф. Он содержал обычный набор учебников; ниже на полках располагались ряды черных, оранжевых, зеленых больших папок с надписями: «Осложненные роды», «Хирургия свиней», «Хирургия овец», «Хирургия лошадей».

Ближе к столу — так, чтобы можно было дотянуться не вставая, — хранились стопки растрепанного от постоянного употребления «Журнала Американской ветеринарной ассоциации» и в равной мере зачитанного «Американского стрелка».

На стене над столом красовался гринписовский плакат с изображением синего кита и эмблемой Американской ассоциации стрелков в правом нижнем углу.

Сам стол украшала тройная серебряная рамка. Слева в ней была фотография высокой атлетически сложенной женщины с длинными черными волосами и насмешливым взглядом на фоне Хэф-Доума в Йосемитском паркеnote 1. В правую часть рамки оказалась вставлена вырезка из газеты: ковбой, накинувший лассо на взвившегося в воздух быка. Шляпа ковбоя была надвинута на глаза, почти закрывая лицо, однако, по общему мнению, газетный снимок запечатлел Конфетку Доббса. Центральное место занимал портрет младенца, лежащего между двух сапог для верховой езды, с крошечной ковбойской шляпой на голове и в футболке с надписью «Кейн».

За столом, откинувшись в кресле, в ленивой позе восседал доктор Конфетка Доббс.

На нем была выцветшая футболка с эмблемой Невадского общества наездников и ковбоев, а на крюке рядом с дверью висела строгая рубашка с длинным рукавом, в которой Конфетка читал лекции. Там же висел плетеный галстук, также иногда надеваемый по этому случаю; Фрида, правда, так и не смогла обнаружить закономерность: какие лекции доктор Доббс читает в галстуке, а какие — нет. Конфетка смотрел на девушку, по-прежнему лукаво улыбаясь.

Фрида снова отвела глаза. К стене над столом было приклеено множество разноцветных листочков — записок, которые Конфетка сам себе писал. Фрида прочла крупный заголовок:

СДЕЛАТЬ НЕ ОТКЛАДЫВАЯ:

Уложить чистый спальник.

Проверить сцепление у грузовика.

Купить запасные свечи и генератор переменного тока.

Запастись бензином и водой.

Вымыть канистру.

Еще. раз проверить аптечку первой, помощи.

Купить боеприпасы.

Ниже этого листочка виднелась голая поверхность стены, где явно были раньше приклеены еще две-три записки, а затем свернувшаяся в трубочку бумажка гласила: «Поговорить с Фридой».

Девушка по-прежнему стояла около двери, ожидая, что будет дальше.

Конфетка улыбнулся и покачал головой.

— Прости меня, Фрида. Из тебя получилась прекрасная студентка, но каждый раз, когда я вижу тебя рядом с тем рисунком, я вспоминаю тебя на первом курсе. — Он снова хихикнул, а Фрида поморщилась.

Это случилось во время первых практических занятий по акушерству. Сначала студенты должны были, натянув резиновый нарукавник, ввести руку в большую картонную коробку, на которой была изображена корова, и нащупать замороженный зародыш теленка, как если бы они принимали трудные роды.

В тот день они осматривали настоящую живую корову, и при этом присутствовал фотограф, старавшийся запечатлеть выражение лица каждого первокурсника — панику, отвращение, изумление, — когда они через прямую кишку пытались прощупать шейку матки у Миссис Гранди или еще одной демонстрационной коровы. Студентов было много, и поэтому Миссис Гранди вывели на середину загона, подальше от стойла.

Если бы студентов вызывали по алфавиту, а не по жребию, Фриде, возможно, повезло бы больше. Однако случилось так, что она оказалась пятой и последней в очереди, а Миссис Гранди к этому времени все это изрядно надоело.

Фрида натянула нарукавник, встала на цыпочки и осторожно ввела руку по самое плечо в прямую кишку коровы. Миссис Гранди, измученная до того, что даже коровье терпение лопнуло, стиснула ягодицы и с достоинством направилась к своему стойлу, таща за собой пораженную Фриду.

Девушка могла бы высвободиться, но предпочла этого не делать. Так она и ковыляла, спотыкаясь, за коровой, пока двое ее однокурсников не остановили животное. Вся группа покатывалась со смеху, и отчаянно покрасневшая Фрида была рада, что распустившиеся волосы скрыли ее лицо.

Сейчас Фрида могла только пробормотать что-то себе под нос.

— Что ты сказала?

— Я тогда нащупала яичники. Поэтому я и не вытащила руку. — Она вспомнила изумление, охватившее ее: посреди смеха и чувства унижения вдруг ощутить под своей рукой и опознать живой орган.

Конфетка кивнул.

— Я помню. — Он крутанулся в своем кресле и ногой захлопнул дверь. — Дальнейшее я предпочту сказать тебе при закрытой двери. Тебя это не смущает?

Еще как смущает…

— Нет, конечно. — Фрида прошла к стулу напротив стола, предназначенному для студентов — ободранному, с одной полуотломанной ножкой. Она опустила свой рюкзачок на сиденье, а сама встала, опираясь на спинку.

Конфетка взял со стола папку с синей наклейкой и стал сосредоточенно просматривать ее содержимое. Фрида с неловкостью заметила, что первая страница начинается с ее фамилии.

— О'кей, — сказал наконец Конфетка. — Фрида Джин Кристофф, родной город — Оберон, штат Висконсин. Высшие оценки все годы обучения в школе. Высшие оценки на первых трех курсах ветеринарного колледжа. Высшие оценки весь последний год. Правильно?

Фрида смущенно кивнула. Это было всего лишь вопросом усидчивости…

— Практику по крупным животным прошла тоже неплохо, — закончил Конфетка, к изумлению девушки. Он потянулся через стол и вручил ей фотографию.

— А теперь визуальный тест. Расскажи мне все, что только можешь, о своем пациенте по этому снимку.

Фрида взяла снимок, быстро взглянула на него, чуть не выронила, потом крепко сжала в руке. Конфетка подождал, потом сказал:

— Ты же знаешь, хирург должен быть уверен в своих действиях. Так что рассмотри все хорошенько и скажи мне о том, что не вызывает у тебя сомнения.

Молчание затянулось. Наконец он не выдержал:

— Скажи мне хоть что-нибудь.

На фотографии была запечатлена лужайка где-то в Аппалачах, высоко в горах; она была превращена в огороженное пастбище. Справа и слева от лужайки виднелись деревья, покрытые летней листвой, за ней, выше, темнели сосны. Высокая трава поражала сочной зеленью и густотой. На заднем плане виднелись сорок или пятьдесят крупных белых животных, на переднем же стояли Конфетка и молодая темноволосая женщина в комбинезоне, а между ними красивая девушка с темными глазами и пышными вьющимися волосами обнимала за шею небольшую белую лошадь с…

Фрида заморгала и присмотрелась еще раз. У лошади были козлиная борода и завивающийся спиралью белый рог на лбу.

Девушка вернула фотографию Конфетке.

— Это фотомонтаж или лошадь загримирована под единорога.

Тот отдернул руку, не взяв снимок.

— Посмотри как следует. Никогда не прекращай исследование, как только найдешь одно несоответствие; очень многие наши пациенты имеют не единственное отклонение или болезнь. Кстати, почему это животное нуждается в ветеринарной помощи?

Фрида неохотно снова взяла фотографию. И стала всматриваться. И заметила густую тень под выпирающими боками.

— Оно беременно.

— Ты уверена? Минуту назад ты даже не считала его настоящим.

Фрида теперь была слишком сильно озадачена, чтобы смутиться.

— Но ведь оно может быть беременным и ненастоящим одновременно, правда?

Конфетка неожиданно рассмеялся.

— Почти в яблочко — «беременное и ненастоящее». Фрида продолжала молча смотреть на снимок. Наконец доктор Доббс сухо сказал:

— Если ты способна поставить акушерский диагноз по этой фотографии, мне следует у тебя поучиться.

— Я сейчас смотрю не на… — Фрида запнулась, — пациента. — Она показала на штанины широкого комбинезона кудрявой девушки; ее щиколотки в чем-то вроде шерстяных носков были наполовину скрыты густой травой. — Разве нет какой-то странности в ногах клиента?

Конфетка поспешно отобрал у нее фотографию.

— Тебе вроде несвойственно обращать внимание на увечья других. Дело в том, что тебе предстоит работать вместе с…

— Коди? — Фрида была обрадована и несколько удивлена. — Нельзя сказать, что у него увечье.

Конфетка моргнул, начал что-то говорить, потом передумал.

— Так или иначе, тебе следует привыкнуть встречать разные странности. Этим летом ты увидишь их немало, не говоря уже о весьма необычных пациентах. Во-первых, практика будет носить амбулаторный характер. — Он постучал пальцем по фотографии. — И проходить будет в трудных условиях. А теперь расскажи мне что-нибудь еще про этот снимок.

Фрида простодушно посмотрела на него.

— Разве женщина справа не та, что оперировала барана, — на видеопленке, которую нам показывали на занятиях?

Конфетка ответил ей серьезным взглядом.

— Ты так думаешь?

Конечно, это была она. Фрида ругала себя за неуверенную интонацию.

— Я думаю… — Она прикусила язык: Конфетка ненавидел ответ «Я думаю». — Я уверена, что это она.

— У тебя цепкий взгляд. Рад, что ты так хорошо запоминаешь лица. Что-нибудь еще? — Конфетка снова лукаво улыбнулся.

Фрида еще раз вгляделась в фотографию; ей все еще не хотелось вслух сказать очевидную вещь.

— Более молодая из женщин — та, что с кудрявыми волосами… Ветер отбросил ее волосы, и там есть какое-то светлое пятно…

— Я хочу услышать про животное, — поспешно перебил ее Конфетка. — Поэтому-то ты, Фрида, и собираешься стать ветеринаром — чтобы говорить про животных.

Фрида в душе не согласилась. Она хотела быть с животными, а вовсе не говорить про них.

— Одну минуту. — Наконец она решилась: — Ну, животному может понадобиться помощь, чтобы ожеребиться, если это правильное слово.

— Какому животному?

Это и был тот вопрос, на который Фриде не хотелось отвечать. Только не на основании снимка, и не человеку, который способен ее высмеять; более того, человеку, от которого могла зависеть вся ее профессиональная карьера. Интересно, понимает ли он это? Для нее самой каждый день начинался с сомнения: насколько ее будущее как ветеринара может зависеть от единственной ошибки?

Все-таки она выдавила из себя:

— Это может быть подделка.

— Почему бы это? — Фрида на этот вопрос не ответила. — Ну хорошо, как такое можно сделать?

— Я уже говорила — фотомонтаж. Существует техника замены маленьких участков изображения… Конфетка нахмурился.

— Твое описание заставляет меня нервничать. Да и зачем бы я стал это делать? Фрида пожала плечами.

— Ради шутки. — Про себя же она сердито воскликнула: «Чтобы причинить мне боль. Разве непонятно?»

Конфетка поднял руки.

— Ладно, сдаюсь. Я ничего не могу доказать. Животное может быть настоящим, и оно может быть беременным. — Он наклонился вперед. — Если это так, то роды могут произойти в ночь на понедельник. Не хочешь ли ты притвориться, что примешь их — просто на всякий случай?

— Если я захочу, — осторожно ответила Фрида, — что я должна буду делать?

— Если ты захочешь, — сухо подчеркнул Конфетка, — то тебе придется первой делать доклад об этом пациенте. На самом деле вообще первый доклад о таком случае. — Он уточнил: — Первый доклад о родах, второй — о представителе данного вида. I Из своего портфеля он вытащил толстый конверт.

— Здесь результаты предыдущих исследований представителей того же вида, что и пациент. — Он ухмыльнулся, подзадоривая ее сказать что-то более определенное 6 животном. Непроизнесенное слово «единорог» висело в воздухе между ними, словно ужасное табу.

Фрида неуверенно взяла конверт. Для шутки все это становилось каким-то ужасно сложным…

Записи — отчет о студенческой практике — оказались еле читаемым текстом, напечатанным на сильно нуждающейся в чистке механической пишущей машинке с западающей буквой «К». Конфетка Доббс был знаменит своим неприятием компьютеров. Но все-таки отчеты об обычной практике теперь печатались на принтере: студенты-практиканты представляли свои доклады на дискетах, а те, кто делал по этим материалам курсовые работы, вносили в файл замечания преподавателя. Похоже, Конфетка не хотел, чтобы кто-нибудь видел этот отчет.

Фрида взяла себя в руки и посмотрела ему в глаза.

— Вы не хотите, чтобы я обсуждала это с другими студентами?

— Ну а ты собиралась это делать?

Как только он задал этот вопрос, ответ на него стал очевиден. У Фриды не было близких друзей, а обсуждать такую тему с кем-то посторонним было для нее немыслимо.

Она снова наклонилась над отчетом. В конверте вместе с ним лежали фотокопии страниц книги — судя по шрифту, весьма старой. На верхних полях оказалось нацарапано название: «Справочник Лао по небиологическим видам».

Через несколько секунд Фрида подняла глаза. Конфетка с усмешкой наблюдал за ней, ожидая, когда она на него посмотрит. Девушка поспешно отвела взгляд и наклонилась, так что волосы упали ей на лицо.

— Я мало что знаю о виде, к которому принадлежит пациент, — все еще с осторожностью пробормотала она. Конфетка фыркнул.

— Никто не знает много «о виде, к которому принадлежит пациент».

По крайней мере из записей следовало, что один доклад уже был сделан.

— Как удалось тому… первому студенту найти информацию по… по данной теме? Конфетка хмыкнул.

— Видишь ли, та первая студентка не задавала вопросов, а просто порылась в библиотеке и сделала доклад. Ей даже в голову не пришло, что я не знаю и половины раскопанного ею. — Конфетка протянул Фриде скрепленные в левом верхнем углу листы фотокопий; пачка была такая толстая, что последняя страница почти оторвалась.

Фрида прочла название на титульном листе: «Справочник Лао по небиологическим видам».

— «Справочник Лао», может быть, и древняя книга, но он остается лучшим пособием для нас, по крайней мере из напечатанных.

Девушка просмотрела одну из глав; ее внимание привлекла фраза: «Это животное, более проницательное, чем приматы, способно уловить тонкое различие между невинностью и девственностью. Помимо этого качества, его отличает теплое сочувствие к несчастьям невинного существа».

Фрида поспешно пролистала книгу.

— Откуда этот манускрипт?

Конфетка улыбнулся.

— Об этом тебе лучше спросить миссис Агнес Собелл в библиографическом отделе центральной библиотеки.

— Не в библиотеке ветеринарного колледжа? Конфетка пожал плечами.

— Когда создавался университет, существование ветеринарного колледжа не планировалось. Конечно, не повредит, если ты проштудируешь все, что сможешь, о лошадях и козах. И еще: доклад ты будешь делать в присутствии клиента. Мне следует тебя предупредить, что клиент здорово разбирается в медицинских вопросах.

Это оказалось последней каплей. Фрида вспомнила, какой испытала ужас, допустив ошибку, когда делала свой первый доклад.

— Доктор Доббс, вы уверены, что я подхожу для этой роли?

Конфетка наклонился вперед.

— Я скажу тебе все прямо. Клиенту нужны ветеринары — и безотлагательно. Одна причина, почему я предлагаю работу тебе, — это то, что ты одна из лучших на курсе. Дополнительная работа тебя не смутит. И еще: думаю, что ты и те, кому я тоже это предложил, могут быть готовы быстро. Так что, — добавил он беззаботно, — у тебя на подготовку есть два дня.

Два дня!

— Я сделаю все, что смогу. — Фрида постаралась говорить не запинаясь. — Доктор Доббс, а что еще будет на этой практике?

— Надо же! Все остальные практиканты были так увлечены собственными пациентами, что им даже в голову не пришло спросить, что еще предстоит.

Фрида восприняла это как упрек.

— Я просто интересовалась распорядком. Практика планируется на все лето? — Большинство студентов ненавидело летние занятия, предпочитая отправиться домой. Фрида никогда не жаловалась на тяготы.

— Дело не ограничится только летом, — сообщил ей Конфетка. — По крайней мере такая возможность существует.

— На выпускном курсе у меня запланировано и так уже много занятий. — В конце концов она сейчас проходит у него практику по крупным животным — должен же он это учитывать. — Новая работа не помешает остальному?

— Вряд ли. Никто в колледже ничего не заметит. Это, так сказать, входит в закрытое расписание. — Конфетка ухмыльнулся. — Какой лучший способ скрыть проведение практики, если ты хочешь оставить ее своим частным делом?

Вопрос был странноватый, но Фрида принялась обдумывать его со всей серьезностью — с вопросами, которые задавал Конфетка, приходилось поступать именно так.

— Дать ей такое же название, как и другой практике. — Конфетка покачал головой. — И еще запланировать на нее больше времени, чем нужно. — Он нахмурился и еле заметно кивнул. — И разбить ее на несколько частей.

— Верно. Так что эта практика будет нерегулярной, с промежутками, и продлится весь последний год. О расписании я позабочусь. — Конфетка поскреб в затылке. — Что касается того же названия, что и для другой практики, — надо будет попробовать. Мысль хорошая. Теперь о самой практике. Вас, студентов, участвовать в ней будет четверо, и продлится она, с перерывами, весь год. Предыдущая такая практика оказалась слишком короткой, а в прошлом году ее не было вовсе из-за, — он поморщился, — политических осложнений. — Конфетка не сказал, каких именно, а Фрида не стала спрашивать. — Не думаю, что кому-нибудь из вас потребуется кредит, однако такая возможность будет предусмотрена. Одно препятствие, однако, может возникнуть: это расписание ваших встреч с потенциальными работодателями. Ты уже спланировала его для себя? Девушка покачала головой.

— Я намечала заняться этим весной — когда буду уверена… — Уверена, что окончит колледж вообще. — Ну, буду более точно представлять, чем хотела бы заняться. — В настоящий момент она обдумывала две возможные линии поведения: вернуться домой и не практиковать совсем или найти работу в сельском хозяйстве, где нужно было бы только делать прививки и не пришлось бы сталкиваться с по-настоящему серьезными случаями. Вдруг случится так, что в один прекрасный день она проснется и узнает: из-за ее нерешительности операцию уже делать поздно…

Поэтому к третьей возможности она отнеслась очень осторожно.

Конфетка был этим, кажется, раздражен, и она не могла понять почему.

— Ну что ж, если тебе будет нужен совет, прежде чем ты решишь, приходи, поговорим. — Он хлопнул себя по ноге. — А пока займись домашним заданием. И вот еще что: тебе нужно быть готовой работать в команде, куда войдут не только остальные практиканты.

— В команде? — Фрида снова озадаченно посмотрела на фотографию. — Было бы нежелательно, чтобы с пациентом работало уж слишком много народу.

— Совершенно нежелательно. Но ты должна будешь руководить остальными студентами, одним добровольцем с младшего курса, работником с фермы и еще… некоторыми. — Конфетка снова наклонился вперед. — Мы ведь говорим не об одном пациенте. Их будет несколько дюжин, и у всех роды начнутся той же ночью.

Фрида присмотрелась к белым фигурам на заднем плане. Ее вдруг наполнило возбуждение, не оставившее места страху. Несколько дюжин?

Потом она опомнилась. Конечно, такое невозможно.

Конфетка громко вздохнул.

— Ну давай, говори, что ты об этом думаешь. Но могу поклясться на целой стопке Библий: я тебя не обманываю. Поможет тебе это?

— Как я могу поверить в такое? — взорвалась Фрида.

— Не можешь поверить или не хочешь? Часть ее сознания ответила: «Хочу больше всего на свете». С запозданием Фрида осознала, что снова стиснула кулак. Вслух же она произнесла:

— Трудно поверить в столь необычную вещь.

— Будет еще труднее. — Конфетка понизил голос. — На этой практике нам предстоит жить в странных мирах, есть странную пищу, бросать наши обычные занятия ради чего-то, что и во сне не приснится. Сможешь ты примириться с этим без жалоб? — Конфетка ухмыльнулся. — Конечно, сможешь. Ты ведь никогда ни на что не жалуешься.

Он, конечно, хотел сказать ей комплимент, но ее рассудок автоматически выдал фразу из прошлого:

«Славная старушка Фрида. Ты можешь плюнуть в ее чашку, и она поблагодарит тебя, прежде чем вылить свой кофе». Девушка наклонила голову еще ниже, придвинула к себе рюкзачок с книгами и ничего не ответила.

Конфетка, наблюдая за ней, проворчал:

— Ну, думаю, жаловаться на то, с кем тебе предстоит работать, ты уж точно не будешь.

Фрида с радостью предвкушала совместную работу с Коди. Он всегда такой жизнерадостный. Фриде хотелось бы самой ощутить что-то подобное. — А кто это?

— Валерия Уайт.

Улыбка Фриды погасла. Валерия была из тех, кого сводки новостей именовали первопроходцем: первая чернокожая студентка в ветеринарном колледже. Штат Виргиния, несмотря на все перемены последних тридцати лет, все еще не избавился полностью от наследия расизма.

Валерия имела раз в шесть больше комплексов, чем сама Фрида, и это все время проявлялось. Фриде было особенно трудно иметь с ней дело, потому что ее собственный родной город населяли по преимуществу белые; она вечно ходила вокруг Валерии на цыпочках, боясь сказать или сделать что-то не то. Фрида подозревала, что в результате Валерия не испытывает к ней ничего, кроме презрения.

— А еще кто?

— Мэтт Лютц.

— Ox… — Единственный человек, перед которым, как вечно молилась Фрида, она не должна никогда, никогда выглядеть дурой.

— Если ты кончила приплясывать от радости, мне, пожалуй, следует вернуться к делам.

Фрида уже была за дверью, когда раздался спокойный голос Конфетки:

— Фрида.

Девушка повернулась и остановилась в дверях.

— Тебе полагалось бы сказать: «Это просто сон». Перед Фридой промелькнуло яркое воспоминание о сне прошлой ночи: полностью выбритый котенок, по животу которого тянется сделанный Фридой кривой шов; котенок трогает ее лапой и жалобно мяучит, а шов расходится, и животное разваливается на глазах…

— Прошу… Прошу прощения, — ответила она беспомощно.

Конфетка посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

— Несколько лет назад мы столкнулись с проблемой: одна из студенток попыталась похитить лекарство из аптеки.

Фрида постаралась изобразить интерес, гадая, какое отношение это все имеет к ней.

— Как выяснилось, препарат был нужен ей для того, чтобы безболезненно совершить самоубийство. Теперь мы лучше храним лекарства, хотя и тогда не были безалаберными.

Нагрузка на студентов достаточно велика. Мы стараемся понять, как на них отражается стресс: это ведь то, что всегда будет присутствовать в работе ветеринара. Поэтому нас беспокоит возможность самоубийств среди студентов. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

Ах…

— Мне это никогда не приходило в голову, — твердо ответила Фрида.

Закрывая за собой дверь, она подумала: «Такое никогда и не придет мне в голову. Я никогда не умру из-за случайности, никогда не совершу самоубийства и, несмотря на то, чего мне хотелось бы, всегда буду придерживаться этого решения».

Она прогнала эту мысль, как делала всегда, и отправилась в библиотеку.