"Невозможная птица" - читать интересную книгу автора (О Лири Патрик)

ПЕРЕШЕДШИЕ

Человек аккуратно положил голубую брошюру на стол перед Дэниелом. Это был один из клиндеровских «священников». Нагрудный карман его лабораторного халата оттопыривался, как будто в него были засунуты смятые купюры.

— Это наша настольная книга. В ней объясняется все. Шон сел к Дэниелу на колени и закатил глаза:

— Ох, это такое занудство!

То, как книга была передана ему — торжественно, словно это было Святое Писание — напомнило Дэниелу один из любимых кадров Майка: сцена в библиотеке в «Гражданине Кейне»[43], когда репортёру, который искал Роузбада, предлагают священные мемуары мистера Бернштейна.

По в этой комнате, глубоко в недрах компаунда, не было ничего от величия этой библиотеки — ни мрамора, ни колонн, ни гигантского стального купола, ни столбов света из окон. Это была комната для совещаний — такая же простая, белая и функциональная, как любая комната в университете.

— Это та самая, которую меня просили проанализировать?

— Сэр? — озадаченно переспросил другой человек, сидящий в дальнем конце длинного коричневого стола.

— Боже мой, в этом месте хоть кто-нибудь с кем-нибудь разговаривает?

Шон поёрзал у него на коленях. Дэниел погладил его по голове и открыл тоненькую голубую книжицу.

ДВЕНАДЦАТЬ СТУПЕНЕЙ ПЕРЕХОДА

Джоэл А. Клиндер

I. Явление

Перешедший медлит у входа. Не в силах отцепиться от своего прошлого, он бессознательно связывает себя с остатками Предыдущей Жизни.

II. Отрицание

Перешедший продолжает существовать, как если бы ничего не произошло, находя оправдания любому несоответствию между окружающей реальностью и прошлым.

III. Самообман

Перешедший соружает хитроумные объяснения для существующего положения вещей. Часто он фиксируется на мифологизации прошлого или тяготеет к экстремальным точкам маниакального спектра — от параноидальной до паранормальной.

IV. Торговля

Чтобы предотвратить подавляющее чувство перемещенности, Перешедший усваивает некоторое количество ритуализированных маниакальных привычек (См. «Магическое мышление» и «Поклонники»).

V. Горе

Потеря смертности — вещь, к которой непросто адаптироваться. Любая модель поведения, используемая Перешедшим для осознания своего существования, основана на взгляде сквозь призму времени — его привычном видении, которое было условным. В мире, лишённом предельных сроков, последствий, окончаний — в мире без часов — у Перешедшего нет последовательной парадигмы, с помощью которой он может судить о своих действиях и решениях, оценивать себя. После того как предыдущие способы справиться с ситуацией оказываются бесполезными, он начинает по-настоящему ощущать свою утрату.

VI. Обвинение

Перешедший увязает в комплексах, таких как месть, ни на кого не направленная враждебность, экзистенциальный гнев. Он ищет козла отпущения, объект, который можно обвинить. Результатом чего может стать…

VII. Насилие

Недолго длящееся и бесполезное заблуждение, которое, к счастью, лишь немногие Перешедшие пытаются действительно воплотить в жизнь (См. «Корректоры»).

VIII. Ступор

Истощённый предыдущими стадиями, Перешедший подвергается странному психическому параличу. Он предпочитает не двигаться, не говорить, не иметь дела ни с чем хотя бы отдалённо человеческим. Он предпочитает ничто. Избегайте таких людей. Они представляют собой обманчиво могущественные средоточия негативной энергии.

IX. Любопытство

В мире, где нет счётов, подавленных желаний, ненужного страдания и страха, Перешедший может искать неизведанных доселе миров развлечения и свободного времяпрепровождения. Это может оказаться благодатным занятием: неисследованные территории наносятся на карту, неожиданные возможности изучаются. Хобби становятся постоянным занятием.

X. Экстаз

Перешедший чувствует заполняющую его радость. Он становится Наслаждающимся, и его общества желают многие. Он устраивает вечеринки; он смеётся; он шутит; он занимается сексом.

XI. Приятие

Ты мёртв. Ты будешь мёртв ещё долгое время. Добро пожаловать на борт.

XII. Воссоединение

Переживание новых встреч со своими прежними знакомыми и любимыми людьми может стать моментом обновления, ради которого живут все Перешедшие. Потрясение от этого опыта не должно недооцениваться.

Дэниел закрыл книгу. Шон заснул, сидя у него на коленях.

— Ничего более бредового я в жизни не читал.

Лаборант сказал:

— Отрицание.

— Должно же быть лучшее объяснение, чем это?

— Самообман.

Дэниел опять раскрыл брошюру.

— Двенадцать ступеней. Почему всегда двенадцать ступеней? Только раз в жизни я, кажется, видел тринадцатиступенную программу.

Лаборант промолчал.

— Слово «сооружает» написано с ошибкой, — добавил Дэниел.

— Торговля, — сказал тот.

— Прекратите это! Я прочёл книгу! Что, черт побери, значит «Перешедший»?

— Один из вновь посвящённых мёртвых.

— Вы хотите сказать, что все здесь… — он сделал попытку произнести это абсурдное слово. — Я чувствую запах волос моего сына! Я могу чувствовать, как бьётся его сердце. А как насчёт Рэчел? А как насчёт — я только недавно разговаривал с моим старым школьным другом Джорджем. Вы хотите сказать… кадавры, которые ходят от дверей к дверям?

Лаборант прочистил горло и сел за стол напротив Дэниела. Он вытащил миниатюрный компьютер из кармана халата и нажал несколько кнопок.

— Рэчел?

— Рэчел Линдсей. Мой парикмахер.

— Детройт, я полагаю?

Дэниел кивнул.

Тот впечатал имя одним пальцем.

— Рэчел Линдсей. Отрицание. Умерла от рака месяц назад.

Дэниел посмотрел на человека в халате. Тот осведомился:

— Джордж?

— Джордж Адамс, — слабым голосом сказал он. — Мы вместе бежали эстафету.

Клик. Клик, клик, клик, клик, клик.

— Джордж Адамс. Самообман. Умер от передозировки наркотиков. Восемь лет назад. Они все мертвы. И все они здесь. Каждый из тех, кто умер за последние десять лет, находится здесь.

Шон открыл глаза и сказал:

— С тысяча девятьсот девяностого.

Другой добавил:

— Вот куда подевались все толпы, если вам это бросилось в глаза.

— Вы… — Дэниел прилагал все усилия, чтобы не выругаться. — Что вы тут устроили?

— Успокойся, — сказал Шон.

— Обвинение, — сказал лаборант, и Дэниелу захотелось врезать ему по лицу. — Вы, возможно, испытываете желание ударить меня.

— Заткнись!

— Гнев и насилие. Вы очень быстро продвигаетесь.

— Я ломал мебель, — признался Шон.

Лаборант подтолкнул по столу в направлении Дэниела какую-то вещь. Она скользнула по поверхности и остановилась рядом с его рукой: серебряная зажигалка «зиппо», прикреплённая скотчем к пачке «Салема».

— Добро пожаловать на борт, — сказал лаборант.

Дэниела охватило внезапное чувство невесомости. Как будто он в любой момент мог поплыть к потолку и зависнуть там, как ускользнувший на празднике воздушный шарик. Он вцепился в сына, как если бы это был его балласт. Он ощущал тепло головы Шона, его невозможно гладкую щеку. Это, должно быть — что? Ступор? То, что он знал, что именно он ощущает, не делало никакой разницы. Он не чувствовал ничего. Ни печали. Ни голода. Ни боли. Его тело потеряло все свои аппетиты и желания. Оно могло быть телом кого угодно.

Поворачивай до отказа, подумал он. Это была фраза из прошлого: техническое выражение, его употребил как-то дядюшка Луи, когда они чинили штемпелевочную машину. «Бери семь на шестнадцать и крути до отказа», — наставлял он. Вот на что это похоже. Болт, который не может держаться крепче, чем есть. Его уже не провернуть.

— Нам надо поспать, — сказал ему сын. Его голос был отдалённым — воспоминание о другом времени. Как будто он находился в другой комнате, а не у него на руках.

Спать — это звучало хорошо. Это звучало чертовски хорошо.

Дверь открылась, явив взгляду Клиндера и Такахаши, спорящих о чем-то в холле; доктор, покрытый потом, держал толстую руку на дверной ручке, его пижама сверкала блёстками, как костюмы Майкла Джексона.

— Верни его, черт вас всех подери! — говорил Клиндер. — Мы будем работать над книгой.

Получивший выговор Такахаши кивнул и скрылся из вида.

— Какая ступень? — рявкнул Клиндер, входя в комнату.

— Девятая, — отвечал лаборант.

— Великолепная работа, — Клиндер подошёл и остановился рядом с Дэниелом. Его рукава и плечи были покрыты мерцающими алмазами. — Дэниел! У меня для тебя очень хорошие новости. Я собираюсь сосчитать от пяти до одного. После этого я щёлкну пальцами, и ты проснёшься. Готов? Начали. Пять, четыре, три, два, один.

Щёлк!

Дэниел моргнул. Он заметил, что плечи Клиндера были покрыты мелкими осколками стекла.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Клиндер.

Дэниел зевнул.

— Я устал.

— Просто ты был под гипнозом. Это ускоряет стадии перехода.

— Под гипнозом?

— Совершенно верно.

— Но я все помню. — Они имели в виду дневник Майка. Те люди в зеленой комнате. Теперь он знал это. Они очень осторожно расспрашивали об этом. Почему дневник так беспокоил их? Что это за скандал, которого они так боялись? Дэниел потёр глаза и снова зевнул.

— Вы сказали что-то про «хорошие новости».

— Да, сказал, — кивнул Клиндер, садясь на край коричневого стола. Он прикурил сигарету от серебряной зажигалки «зиппо», помедлил, наслаждаясь затяжкой и паузой. Потом выпустил слова вместе с клубами дыма: — Твоя жена жива.

Как будто шарик с конфетти лопнул в его груди. Больше чем облегчение, больше чем удовольствие, больше чем радость — он и не предполагал, что может чувствовать себя так хорошо и при этом ощущать такую слабость. Или, возможно, прошло столько времени с тех пор, как он чувствовал что-то похожее на радость, что она ошеломила его, заполнив внутренний вакуум, как глоток чистого кислорода. Это была надежда. Она была недалеко!

Но как это могло быть возможно?

Клиндер сказал:

— Экстаз.

— Что? — спросил Дэниел.

— Все, что тебе нужно делать — это ждать её. Способен ли ты на это, Дэниел? Способен ли ты ждать?

Какой глупый вопрос, подумал он. Это было гораздо лучше, чем не ждать ничего. Клиндер сказал:

— Настало время представить тебя твоей матери.