"Невозможная птица" - читать интересную книгу автора (О'Лири Патрик)

МЫ ЕГО ДОБИЛИ

Майк стоял, перегнувшись через перила балкона, глядя на ночной ландшафт Лос-Анджелеса, плывущий в белом океане, когда заметил медведя, идущего вдоль по бульвару Санта-Моника. Сначала он услышал странное клацанье когтей по тротуару. Потом увидел его – большой чёрный зверь неторопливой походкой заворачивал за угол, исчезая в тумане. Когда Майк наклонился, чтобы лучше рассмотреть его, тот уже исчез. Что бы это могло быть? Беглец из зоопарка? Но ведь сейчас зима! Разве медведи зимой не впадают в спячку? Это было невозможно. Но образ покачивающейся чёрной задницы плотно засел в его памяти, и он не мог себе представить, кого бы мог принять за медведя.

Холодная мгла окутывала его лицо. Где были все ночные гуляки? Может быть, пока он был на Амазонке, произошло восстание и ввели комендантский час? Он никогда не видел, чтобы город был таким тихим. И куда, черт подери, подевались все машины? Не было слышно привычного шума уличного движения – кто-то включил систему «Долби» на дорогах. Он не слышал даже прибоя в паре сотен ярдов отсюда. Туман заглушил все, как будто в ушах были хлопковые шарики. Ни огней, ни звуков. Ничего.

Стоя на высоте десяти этажей, он внезапно был захвачен приступом головокружения, как будто земля быстро поднималась к его лицу.

Он моргнул, и головокружение прошло.

Майк, пошатываясь, вошёл обратно в комнату и, по давно сложившейся привычке, включил свой ноутбук фирмы «Эппл», стоявший на столике в изножье кровати, собираясь выйти в сеть и поболтать. Но потом понял, что у него недостаточно энергии или терпения для всего этого занудства. Не сегодня. Он вспомнил, как его братец Денни всегда презирал чаты и не мог понять его пристрастия к ним. Он спросил бы: «Что такого в комнате, полной незнакомцев за клавиатурами, что заставляет их стремиться переплюнуть друг друга в словесных вывертах? То, что она объявляет мораторий на манеры? Паузы? Опечатки? Анонимность?» Майк тихо засмеялся. Он не мог объяснить брату, что чувствовал себя в чатах дома – больше, чем где бы то ни было. Вовлечённым. Защищённым. К тому же в этом виртуальном окружении был своеобразный комфорт: ты мог быть кем угодно. И мог выйти в любую минуту.

Телефон на столике зазвонил.

– Глинн.

– Вы хотите, чтобы вас разбудили, сэр?

– Отвали, – ответил он и повесил трубку. Он ненавидел, когда прислуга начинала обращаться с ним как с членом семьи, предвосхищая его желания. Время менять жильё, подумал он.

Майк лежал на кровати, глядя в потолок, слишком усталый даже для того, чтобы снять «адидасы». Он созерцал вентилятор. Белые лопасти медленно вращались у него над головой. В отличие от лопастей вертолёта, их было видно, и от них начинала кружиться голова. Он закрыл глаза и почувствовал, как что-то давит на него сверху, как штанга, лежащая на грудной клетке. Во рту был металлический привкус, словно он жевал алюминиевую фольгу.

Иисусе, что это? Сердечный приступ?

Он открыл глаза, сел и сделал несколько глубоких вдохов. И стал думать о странном вертолёте, который испортил им кадр. Это было за день до происшествия с вождём и птицей. Их последний официальный снимок. Последняя съёмка перед отвальной. Все торопятся обогнать фронт облаков, быстро надвигающийся из-за горизонта. И вот какой-то дерьмовый бразильский молодчик из правительства выбрал именно этот момент, чтобы полетать над их съёмочной площадкой и посмотреть на Голливуд в действии. Его чёрный вертолёт навис над прогалиной в джунглях, заслоняя половину кадра. Звукооператор матерится: «Они думают, что они пуп земли, мать их!» Оператор пожимает плечами и стряхивает мух с рабочего микрофона. Джим, подхалимничающий помощник режиссёра, отчаянно отгоняет руками гигантское насекомое, ругаясь в мегафон: «Отвали, амиго! Мы тут работаем!» Похмельная команда стоит в своих футболках и шортах цвета хаки, скребя задницы и позевывая: ещё одна долбаная задержка. Племя молча взирает на вертолёт как на призрак Фатимы или что-то в этом роде. Майк требует у ассистента пистолет. Тот отдаёт его с неохотой. Майк бежит к центру прогалины, направляя ствол на невидимого за плексигласом пилота. Целится. Чёрный вертолёт колеблется, затем заворачивает назад и скользит прочь, почти касаясь древесных крон.

Команда аплодирует. Майк раскланивается и возвращает пистолет рукояткой вперёд. На самом деле он не сделал ни одного выстрела за всю жизнь.

– Проебали снимок, а? – сказал Майк. Джим, помощник режиссёра:

– Но вы им показали, босс!

– Заткнись.

– Извините.

Он шагал обратно к камере, размышляя: замедленная съёмка. Удвоить количество кадров. Это даёт таинственность и значительность. Шестьдесят кадров, думал он. Это удвоенная жизнь. Вдвое больше информации. Интересно – жизнь длится дольше, если удваивать удовольствие. Она течёт все медленнее и медленнее, как в зеноновском парадоксе. И наконец, ты можешь жить вечно. Но, как это ни странно, для того, чтобы настолько замедлиться, нужно удвоить частоту съёмки. Необходимо двигаться невероятно быстро. Майк опять надел наушники, проскользнул позади главного оператора и хлопнул его по плечу.

– Давай прикончим этих цыплят, Хуан. Я хочу домой. Шестьдесят.

– Есть шестьдесят, – сказал Хуан.

– Обратный отсчёт, – сказал помощник режиссёра.

Полина давала наставления актёрам, изъясняясь с помощью мелодичной тарабарщины. Племя разошлось по своим местам.

– Мы его потеряли! – сказал кто-то.

Майк проверил композицию в видеомониторе и заорал на переводчицу:

– Верни этого долбаного ублюдка на его отметку!

Хмурясь, Полина отвела маленького туземного мальчика на его место возле грузовика и очистила кадр.

– Давай, народ! – заорал помощник режиссёра. – Работаем, работаем! Гроза приближается! Последний снимок. Тишина! Звук?

– Чисто, – сказал звукооператор, немного более поспешно, чем обычно.

Помощник главного оператора щёлкнул сигнальной хлопушкой. В наушниках это звучало почти как электрический шок – короткий щелчок, прорывающий тишину джунглей.

– Скорость, – сказал звукооператор.

– И-и-и… съёмка! – сказал Майк.

И туземцы играли, джунгли потели, а свет наполнял линзы и активизировал химикалии на плёнке, проходящей сквозь кассету с таким звуком, будто там гудел целый рой насекомых, и приобретающей все цвета радужного спектра.

– Стоп! – закричал Майк, когда почувствовал себя удовлетворённым. – Проверь окно.

Главный оператор кивает. Помощник режиссёра говорит:

– Мы его добили.

Команда аплодирует.

Закончили. Закончили, к чертям собачьим. И в этот момент в дверь его номера постучали. Майк открыл и увидел три высоких чёрных силуэта, стоящих в холле. От них пахло сигаретами.

– Мистер Глинн? – спросил один их них. Было слишком темно, чтобы разглядеть, кто из них говорит.

– Да. Что вам надо?

Двое быстро набросились на него, скрутили ему руки за спиной и шваркнули лицом об стену.

– Какого черта? – сказал Майк.

Третий человек быстро обхватил его кисти жёлтой петлёй и крепко затянул. Такие наручники применяют при массовых арестах – они скрепляются посередине чем-то вроде защёлки.

– Кто вы такие, черт побери?

– Утихни, – сказал высокий худощавый человек, вталкивая его обратно в комнату и обыскивая, в то время как двое других держали его за руки.

– Вам нужны деньги? Возьмите мой бу… посмотрите в моем портфеле!

– Где твоя птица, профессор? – спросил человек, проверив все его карманы.

Профессор?

– Что за дерьмо, о чем вы?

Худощавый сгрёб его яйца и сдавил.

– Я сказал, тихо!

Майк крякнул и заткнулся.

Закончив обыск, человек посмотрел на других и поднял брови.

– Птицы нет, – сказал он.

Майк почувствовал, как они усилили хватку.

Худощавый оглядел Майка с ног до головы, сделал паузу, закуривая сигарету. Огонёк «зиппо» осветил его льдистые голубые глаза – Майк никогда не видел глаз холоднее. Он выпустил клуб дыма Майку прямо в лицо.

– Они добрались до тебя первыми, а? – сказал он, подбоченившись. – Позволь задать тебе вопрос, профессор. Что такое – красное и зеленое и сплошь прозрачное?

Ноющая мошонка уверила Майка, что это ему не снится. Он посмотрел на худощавого и, исполнившись решимости не доставлять ему удовольствия видеть, насколько он испуган, улыбнулся и прохрипел:

– Потрогай меня за яйца ещё разок, парень, и я скажу тебе.

Он не увидел удара. Сплошная чернота.