"Песнь сауриалов" - читать интересную книгу автора (Новак Кейт, Грабб Джефф)

Глава 1. Безымянный Бард

— Послушайте, что вы запретили в Королевствах, чего вы лишили сами себя, — пробормотал узник, поднося к губам флейту. Его дыхание прошло сквозь инструмент, пальцы исполнили свой танец на клавишах. Приятная мелодия наполнила тюремную камеру, проскользнула через зарешеченное окошко двери, пробежала по коридорам Башни-на-Ашабе и незванным гостем пробралась в зал суда.

Музыка эхом отразилась от каменных стен и заплясала в судейской комнате арферов. Там перед судьями — тремя арферами сидел мудрец Эльминстер. Он готовился изложить свои соображения в защиту узника. Эльминстер не спешил начать вступительную часть своей речи, вместо этого он закрыл глаза и прислушался к музыке. Он мгновенно узнал вплетенное в мелодию заклинание.

«Безымянный, а ты все такой же, — подумал он. — Раскаивающийся умоляет об освобождении, добродетельный требует его. Ты решил обольстить».

Старшая из судей, Морала, жрица Милила нахмурилась, услышав музыку. Ее глаза почти исчезли среди избороздивших лицо морщин. Она нервным движением вернула упавшую на лоб прядь седых волос в золоченую сеточку на затылке. От ее внимания тоже не ускользнуло вплетенное в мелодию заклинание. Встретившись взглядом с Эльминстером, она сложила на груди тонкие руки и холодно улыбнулась.

Эльминстер улыбнулся в ответ, как будто не замечая враждебности старой жрицы, и раздраженно подумал: «Почему арферы выбрали тебя членом суда. Тебя невозможно назвать беспристрастной, ты всегда не любила Безымянного».

Морала была членом первого суда, признавшего Безымянного виновным. Конечно же, Эльминстер понимал, почему она здесь. Кто-то должен представлять прошлое, кто давно знает Безымянного и его проделки, одну из которых тот пытался совершить.

— Морала, не делай вид, что мелодия не понравилась тебе, — тихо пробормотал мудрец. — Музыка ничего не сделает с куском гранита, которым ты являешься.

Как будто услышав его слова, Морала сурово взглянула на мудреца. Опасаясь, что недооценил слух старой жрицы, Эльминстер попытался всем своим видом показать, что ему не до музыки, сделал задумчивое лицо и зашуршал по столу бумагами. Почувствовав, что Морала больше не смотрит на него, он осторожно взглянул на двоих других судей.

Как и следовало ожидать, самому молодому из трех судей, Бреку Орксбэйну, музыка понравилась. Он покачивал головой в такт, отчего его светлая косичка болталась в воздухе подобно маятнику. Эльминстеру показалось, что сейчас здоровенный следопыт вскочит со своего места и пустится в пляс. Морала уже высказала свое недовольство по поводу того, что такой простецкий парень как Брек выбран в судьи, но Эльминстеру было очень приятно увидеть, что хотя бы один из членов трибунала умеет радоваться жизни.

И только Кайр, певица ничем не показала своей реакции на музыку.

Прислушиваясь, красивая женщина-полуэльф наклонила голову, но Эльминстер был уверен, что та оценивает не красоту музыки, а технику исполнения и композиции.

Ему хотелось узнать, что же она об этом думает. И что она вообще думает. Кайр была так неподвижна и чопорна, что Эльминстеру разговор с ней напоминал общение с мертвым. Хотя у него был опыт и в подобных беседах. В качестве своеобразной компенсации сдержанности манер в блестящие черные волосы Кайр была воткнута яркая орхидея. «Холодновато здесь для орхидей, — подумал мудрец, — должно быть, цветок волшебный. Но кого, интересно, она пытается очаровать?»

— Хет, — обратилась Морала к пажу, прислуживающему арферам, — попроси начальника стражи прекратить этот шум. И закрой за собой дверь.

— В этом нет необходимости, — возразил Брек. — Музыка совсем не плоха.

Хет остановился в дверях.

Прищурившись, жрица посмотрела на Кайр, ожидая поддержки. Но та оказалась безразлична к недовольству Моралы и пожала плечами.

— Музыка не беспокоит меня, — ровным голосом сказала женщина-полуэльф.

— Эльминстер, разве шум не мешает тебе? — обратилась к нему жрица. Она надеялась, что мудрец хотя бы ради приличия согласится с неуместностью музыкального сопровождения для заседания суда. Они уже решили, что Безымянный не должен появляться в зале суда. Морала опасалась, что он очарует молодых арферов своим остроумием, хотя мудрец боялся, что певец своим самолюбием настроит их против себя. Было очевидно, что Морала не потерпит музыки в зале суда. Тем более музыки, с помощью которой Безымянный пытается оправдать свои преступления, ведь арферы не отменяли своего решения о запрещении его музыки в Королевствах.

— Извини, Морала. Мой слух не тот, что прежде, — ответил Эльминстер.

Сердито выдохнув, Морала жестом приказала пажу вернуться на место.

— Пожалуйста, продолжай свою речь, уважаемый Эльминстер, — предложила она.

Заставив Моралу поступить вопреки ее воле в столь незначительном вопросе, мудрец не торопился переходить к вещам более важным. «А должен ли я выступать в защиту Безымянного? — задумался он. — Разве испытания, выпавшие ему, заставили его стать проще? Сделали его мудрее страдания?» Эльминстер тихо вздохнул и потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Но раз он обещал выступить в защиту узника, то должен это сделать. И ему остается только надеяться, что решение трибунала будет столь же мудрым и взвешенным, как и его оправдательная речь.

Мудрец встал и откашлялся.

— По моей просьбе арферы согласились пересмотреть дело Безымянного Барда, — объяснил он. — Они выбрали вас, чтобы вы представляли организацию арферов и осуществили правосудие. Так как Кайр и Брек Орксбейн еще не родились, когда Безымянный был впервые осужден, то в их интересах я должен изложить обстоятельства дела. Если вам будет угодно, — Эльминстер вежливо поклонился в сторону Моралы, — вы можете добавить или исправить мои слова. Вы знаете Безымянного не хуже меня.

Морала вежливо кивнула в ответ, но мудрец понял, что вряд ли, она прервет его. Рассказ будет и без того точен, а жрица достаточно сообразительна и вряд ли захочет показаться старой идиоткой, которая лезет ко всем со своими замечаниями.

Эльминстер начал свой рассказ:

— Безымянный Бард родился триста пятьдесят лет назад в небольшой деревне одной из северных стран. Он был вторым сыном в семье местного дворянина. В молодости он с отличием окончил известную школу певцов. Он выбрал жизнь путешественника, его песни становились популярными, где бы в Королевствах он не бывал. Бард радовался своей славе, эта слава привлекала в его компанию молодых путешественников. Таким образом он и его спутники стали отцами-основателями движения арферов.

— С благословения богов и с помощью магии, он намного пережил срок жизни, отпущенной человеку. Но мысль о том, что и он смертей, не оставляла его. Ему хотелось сохранить свои песни для потомков. Исполнение другими бардами его песен не удовлетворяло Безымянного, записывать свои произведения на бумаге он также не хотел. Бард попробовал сохранить свои песни с помощью волшебства, таким образом был создан замечательный образец искусства магии — путеводный камень.

Эльминстер замолчал и взглянул на Моралу, как та отреагирует на упоминание этого камня. Но жрица не обратила внимания на проделку мудреца и нетерпеливо махнула рукой.

— Сам по себе камень используется для определения направления. Его владелец должен подумать о человеке, которого нужно найти, и камень лучом света укажет путь к этому человеку, — объяснил мудрец. — Камень может также защищать себя от воровства с помощью ослепляющего волшебства. Иногда кристалл может направлять своего хозяина сам по себе, поэтому говорят, что он помогает заблудившимся найти дорогу.

Безымянный Бард пытался изменить природу камня, что осмеливались делать либо более опытные, либо глупые волшебники. В сердце кристалла он поместил осколок парастихийного льда. Оставшись в живых после подобного эксперимента, Безымянный совершил большое дело. В его руках камень действовал как волшебная палочка, которая хранила нужные певцу заклинания. Кристалл также мог сохранять и другую информацию. Безымянный говорил, что камень способен заменить целую библиотеку, он мог запомнить песни певца и «петь» их голосом своего создателя.

При помощи других заклинаний создавалась полная иллюзия, что перед вами действительно сидит Безымянный и поет.

— Любит он себя, — усмехнулся Брек.

Морала согласно фыркнула.

— Это точно, — улыбнулся в ответ Эльминстер. Ему нравилось, что молодой путешественник не боится открыть рот, а еще больше то, что странности других не раздражают, а удивляют Брека.

— Но, несмотря на все свои, изобретения, — продолжил мудрец, — Безымянный не был доволен. Этой иллюзии необходимо было приказывать, что и когда петь. Она не могла начать петь по собственной воле, не могла выбрать подходящую для данного момента песню, не чувствовала реакции слушателей. Бард посчитал камень неудачной идеей. Ему хотелось создать более искусную копию самого себя, отразив в ней свою личность, а не только творчество. Для того, чтобы никто не пытался назвать это создание мерзким, певец хотел сделать его неотличимым от человека.

Он также собирался дать ему бессмертие.

Брек присвистнул от удивления. Жрица вздрогнула, хотя ей уже была знакома эта история. Реакция Кайр была нейтральной, холодный интерес. В музыке, доносившейся из камеры узника, появилось торжественное звучание фанфар.

Эльминстер продолжал:

— Безымянный нашел полезными сделанные им изменения в кристалле и решил поместить осколок парастихийного льда в сердце подобия.

Мудрец прервал свою речь. Достаточно восхвалять талант и смелость Безымянного, рассказывать о его навязчивых желаниях и тщеславии, но говорить о преступлениях певца Эльминстеру не хотелось.

Хотя надо, иначе это сделает Морала.

— Несмотря на его таланты и способность к волшебству, Безымянный был бардом, а не волшебником. Он понимал, что его возможности ограничены, и попытался привлечь к работе нескольких магов, но безуспешно. Немного было людей, которых он не обидел своим высокомерием. Среди волшебников, которых он полагал своими друзьями, многие считали проект глупостью, пустой тратой времени и сил. Некоторые думали, что из этого ничего не выйдет. Другие называли это ужасным деянием. Кое-кто был против, они учитывали возможность, что силы зла скопируют создание и используют в своих интересах. Они пытались убедить его остановиться на путеводном камне. И все они сходились в одном — проект очень опасен и может привести к гибели барда или его сподвижников.

— Но он шел дальше? — спросил Брек. Он напоминал ребенка, который скорее хочет услышать окончание сказки.

— Да, — кивнул мудрец. — Со своими помощниками Безымянный создал тело подобия в своем доме. Но когда он начал заклинание, чтобы оживить творение, что-то пошло не правильно. Парастихийный лед взорвался. Подобие было уничтожено, один из помощников погиб. Другая потеряла голос, попытки лечения окончились неудачей.

— Позже она покончила с собой, — зло перебила его Морала.

— Да, — согласился Эльминстер, — но это было позже описываемых событий, — быстро добавил он. — Когда Безымянный искал помощь для своей пострадавшей сподвижницы, то рассказал об обстоятельствах катастрофы. Другие арферы были поражены тем, какому риску он подверг своих помощников ради выполнения своего навязчивого желания. Они судили его и признали виновным в смерти одного человека и увечьи другого. Они определили ему наказание. Его музыка и имя были запрещены в Королевствах.. Чтобы не допустить возможности повторения безрассудного эксперимента, они стерли его имя из его собственной памяти и приговорили к изгнанию из Королевств. Они сослали его в район, граничащий с положительным уровнем жизни, где, согласно природе этого места, он должен был оставаться бессмертным и в добром здравиц. Он должен был оставаться в полном одиночестве, — Эльминстер снова остановился.

Пока Морала, Орксбэйн и Кайр размышляли над преступлением своего товарища арфера и последующим наказанием, мелодия Безымянного поменяла тональность и стала грустной, минорной. Создавалось впечатление, что певец слышит рассказ Эльминстера. Морала с подозрительностью глянула на мудреца, но тот как будто вовсе не слышал музыки.

На самом деле его внимание было приковано к промелькнувшей за судьями тени. Но мудрец ни словом, ни жестом не показал на объект своего внимания.

Маленькая фигурка около стены судейской была хафлингом по имени Оливия Раскеттл, Эльминстер не видел вреда от ее появления. Она уже знает историю Безымянного. Хотя мудрец отметил для себя, что необходимо указать лорду Морнгриму на оплошность стражников. В комнате суда было невозможно заметить спрятавшегося в тени хафлинга, но Оливия не могла пройти в яркий солнечный день незамеченной через ворота башни.

Не подозревая, что за ней наблюдают глаза мудреца, хафлинг прокралась по комнате и двинулась по коридору в сторону камеры узника.

«Если ты, маленькая воровка, собираешься навестить своего друга Безымянного, тебя ждет маленький сюрприз», — подумал Эльминстер, пытаясь не улыбнуться. Он снова обратился к судьям:

— Со дня изгнания Безымянного Барда прошло двести лет…

— Извините, Эльминстер, — прервала его Кайр, — но вы и дальше будете называть этого человека Безымянным? Уверена, нам можно доверить его имя. Это упростило бы обсуждение?

— Нет! — запротестовала Морала. — Мы сделали его Безымянным, и он таким и останется.

Эльминстер вздохнул, увидев ярость старой жрицы.

— Суд должен решить не только освободить или нет Безымянного, но и вернуть ли его имя в Королевства. Морала и я дали клятву не разглашать его имени до решения арферов. Поэтому мы должны называть его Безымянным, по крайней мере до окончания этого суда.

— Понятно, — сказала Кайр, слегка наклонив голову. — Извините, что я вас прервала.

Эльминстер кивнул и перешел ко второй части своего повествования:

— Безымянный провел в изгнании уже двести лет, когда силы зла нашли его и освободили из места ссылки.

Доносившаяся из камеры певца музыка внезапно смолкла. Морала удовлетворенно улыбнулась, мудрец задумчиво почесал бороду, пытаясь представить, что же еще придумал Безымянный.

В своей камере певец опустил флейту и взглянул на дверь. Кто-то возился с замком. Эльминстер дал охране инструкции с почтением относиться к заключенному, в частности стучать перед тем, как открыть дверь. Безымянный нахмурился и приготовился едкой тирадой встретить глупого стражника, осмелившегося прервать его на середине композиции.

Дверь тихо открылась, на пороге стояла, сверкая карими глазами, женщина-хафлинг. Конспиративно подмигнув, она засунула в свои рыжие волосы медную проволочку.

— Милая песенка, — улыбнулась она. — А слова в ней есть?

— Естественно, — ответил Безымянный, перестав хмуриться. — Следует ли мне записать их для вас, госпожа Раскеттл?

— О, это было бы здорово, — согласилась маленькая женщина, входя в камеру и тихо прикрывая за собой дверь. Ее босые покрытые мехом ножки мягко прошлепали по калимшанскому ковру. Сняв котомку и мокрый плащ, она проверила не намокли ли ее туника и штаны и уселась на покрытую ковриком скамеечку для ног.

Бард положил флейту на стол.

— Заходите, госпожа Раскеттл, присаживайтесь, будьте как дома, — предложил он, хотя знал, что бесполезно тратить силы, пытаясь с помощью сарказма поставить на место любого хафлинга вообще и Оливию Раскеттл в частности.

— Спасибо, Безымянный, — поблагодарила Оливия. — Замечательные апартаменты, — отметила она, разглядывая полированную мебель, бархатную драпировку, обитый медью сундук, шелковое постельное белье, золотой канделябр, хрустальный графин для вина и прочие предметы роскоши, предоставленные Барду его тюремщиками. — Ты тоже неплохо выглядишь, — с улыбкой прибавила она, заметив его шелковую рубашку, тунику на меху, шерстяные штаны и кожаные сапоги.

Безымянный улыбнулся в ответ и сел на кровать, положив ногу на ногу. Он не мог долго сердиться на Оливию. В конце концов это ей он обязан своим спасением из подземной тюрьмы колдуньи Кассаны, и она помогла освободить его певицу Элию.

Но дело было не только в благодарности, ему нравилась дерзость Оливии. Хафлинг напоминала ему себя самого.

— Как дела? — спросил певец. — Уже больше года прошло с нашей последней встречи.

— Да. Действительно. Как ты, вероятно уже слышал, это лето было довольно суматошным. Я была у друзей в Приморье, они отговаривали меня от поездки, пока некоторые проблемы не были устранены. Если бы я знала, что ты в тюрьме, то появилась бы раньше, — сказала хафлинг. Она вытащила из чаши с фруктами большую сочную сливу и быстро и ловко съела ее.

— Мое заключение является чистой формальностью, пока не закончится новый суд, — объяснил Безымянный. — Даже эта дверь не запиралась, пока не появилась старая Морала и не подняла шум.

— Это жрица Милила? — спросила Оливия. — Та, которая все это устроила?

— Вы знакомы? — спросил певец.

— Встречались.

— А ты видела Элию?

— Как только я появилась здесь, то отправилась к тебе, — объяснила хафлинг. Она не сильно волновалась по поводу Элии, но вспомнила, что Безымянный относится к певице-наемнице как к дочери и вежливо спросила:

— Как наша дорогая Элия?

— Не знаю, — вздохнул Безымянный. — Она и Дракон прибыли в Тенистый дол на день позже Моралы, но та не пустила ко мне посетителей. А как ты прошла мимо стражи возле ворот башни?

— Видите ли, — начала хафлинг, вытащив из кармана плаща серебряную булавку, — просто удивительно с каким уважением относятся местные силы охраны порядка к этому значку с арфой и луной. Даже если он находится на груди маленького безоружного существа.

Безымянный иронически улыбнулся. Это он подарил вороватому хафлингу свой старый значок арфера. Согласно обычаю, он должен был поручиться за нее перед другими арферами, но он был лишенным доверия арфером. А сейчас Оливия воспользовалась этим значком, чтобы нарушить правило, установленное Моралой — Мастером-арфером.

— А ты понимаешь, — спросил Безымянный, — что до тех пор, пока я не восстановлен в правах, у тебя будут проблемы во взаимопонимании с арферами?

— А ты понимаешь, что у меня будут проблемы с арферами до тех пор, пока они не перестанут строить из себя и не оставят свою привычку изгонять и запрещать? Нечего тебе делать в этой дыре. Я приготовила для тебя на окраине города лошадь и провизию.

— Это ужасно мудро с вашей стороны, госпожа Раскеттл.

— Тогда вперед. — Оливия вскочила со скамеечки, подбежала к кровати и нетерпеливо топнула ногой.

Наклонившись вперед, Безымянный провел рукой по ее волосам. Обычно хафлинг терпеть не могла, когда люди похлопывали ее по голове. Но на самом деле Бард не похлопывал ее, к тому же он нравился ей больше других представителей человеческой расы, поэтому она не обиделась. Она смотрела на него, удивляясь, зачем ему вообще трогать ее.

— Ах, Оливия, — грустно улыбнулся он.

— Что случилось? — спросила она, отметив, что Безымянный назвал ее по имени, чего раньше не бывало.

— Ты думаешь, что я не способен организовать собственный побег, Оливия? — спросил он.

— Но ты еще здесь, ведь так? — уточнила Оливия. Она начинала злиться.

— Но не потому, что плохо разбираюсь в замках и отмычках. — Безымянный вытянул руку и показал Раскеттл медную проволочку, которую только что вытащил из ее волос. Он ловко закрутил блестящий кусочек металла, и тот исчез так внезапно, что Оливия не могла сказать, выкинул ли его Бард или засунул себе в рукав.

— Здорово, мне понравилось. А можно мне получить инструмент обратно? — спросила хафлинг.

— Он в твоих волосах, там, где и был, — ответил Безымянный.

Оливия провела рукой по волосам и нашла проволочку как раз за ухом, там, куда засунула ее.

— Это иллюзия, правильно? — предположила Оливия.

Безымянный хитро прищурился и ничего не ответил.

— Ненавижу, когда ты так делаешь, — фыркнула Оливия.

— Ты обожаешь, когда я так делаю, — возразил Безымянный. — Тебе не нравится, что ты сама не можешь так.

— Хорошо. Чтобы убежать отсюда, тебе не нужна моя помощь. Тогда почему ты все еще здесь?

— Потому что не хочу стать разыскиваемым беглецом, если в этом нет необходимости. Арферы примут здравое решение и освободят меня.

— Точно также ты думал двести лет назад. А почему ты решил, что приговор этого суда будет отличен от прежнего?

— В этот раз Эльминстер выступит в мою защиту, — сообщил Бард.

— Ты слишком уж сильно надеешься на этого старого лысуна.

— Арферы должны принять во внимание слова Эльминстера.

— И ты надеешься, что они все забудут, примут тебя обратно в свою организацию и восстановят в звании Мастера-арфера? — фыркнула Оливия.

— Естественно, — холодно ответил Бард.

— А потом? Приглашения к королевскому двору? Дворянские титулы в знак признания твоих талантов? Волшебники, умоляющие открыть твои тайны? Толпы учеников, готовых служить тебе?

— А почему это должно быть не так, как было раньше? — с самоуверенной улыбкой спросил Безымянный.

— Ты размечтался, приятель, — закричала Оливия. Ее раздражали его тщеславие и самоуверенность. — Проснись! Открой глаза! Эльминстеру противостоит не только Морала. Что касается оставшихся двоих, то, может быть, следопыт и пожалеет тебя, но эта певица-полуэльф — настоящий железный голем. Тебе нужно…

— Оливия замолчала, смущенная эхом собственного голоса. Она разозлилась из-за того, что этот глупый человек заставил ее потерять самообладание. — Тебе нужен план на случай непредвиденного развития событий, — прошептала хафлинг. — Если я окажусь права, а ты ошибаешься.

— Но если я убегу, а ты окажешься не права, то я слишком много потеряю, — с горячностью возразил Безымянный.

— Ты много потеряешь, если сам окажешься не прав. Береженного боги берегут. Поскольку ты уже сбежал из Цитадели Белого Изгнания, они могут подыскать для тебя местечко похуже — если, конечно, можно придумать место еще хуже.

Безымянный попытался сдержать дрожь в губах. Он провел двести лет в Цитадели Белого Изгнания, оттуда мог наблюдать за событиями, происходящими в Королевствах, но не мог в них вмешаться. Это было для него настоящей пыткой, но он мог представить и кое-что похуже. Хотя у него были и другие возражения против побега.

— Ты забываешь, что мы имеем дело с арферами, — уточнил он. — Они легко смогут меня выследить.

— Но ты и сам арфер, — возразила Оливия. — Если ты не собираешься почить на лаврах, то сможешь опередить их на шаг. Я нашла место, где ты сможешь спрятаться. Там никто не сможет найти тебя с помощью волшебства.

— Ты предлагаешь мне спрятаться за спиной Элии, — ответил Безымянный. Он вспомнил о заклинании, благодаря которому Элию и тех, кто путешествует с ней, невозможно обнаружить с помощью волшебства. — Забудь об этом. Я не собираюсь втягивать ее в это.

— Я имела в виду вовсе не Элию, — сказала Оливия. — Ты слишком плохо обо мне думаешь. Она — слишком простой способ. Я также говорила и не о волшебной мертвой зоне. Это тоже слишком просто. Кроме того, в подобных местах собирается слишком много всякого сброда. Я придумала кое-что получше. Если нам повезет, то арферы потратят время на слежку за Элией и проверку волшебных мертвых зон и упустят нас. Арферы вовсе не совершенны. Они тоже могут ошибаться. Почему они имеют над тобой такую власть?

— Потому что у них мое имя, — зло прошипел Безымянный.

Оливия пожала плечами и угостилась еще одной сливой.

— Тоже мне важность. Я тоже знаю. Путеводец. Путеводец Драконошпор, из клана Драконошпоров из Приморья, что в Кормире, — безразлично сказала она.

Подавив зевок, она прибавила:

— Твоим старшим братом был Джеррин Драконошпор.

Твою мать звали Эмели Винтер, а отца — Лорд Гулд. Твоим дедом был Патон Драконошпор. Припоминаешь?

Прислонившись к стене, Бард удивленно посмотрел на хафлинга. Прикрыв глаза, он тихо, как молитву, повторил названные Оливией имена.

— Удивлен? — спросила Оливия, не в силах удержаться от улыбки.

Бард взглянул на нее и молча кивнул.

— У меня есть еще кое-что для тебя, Путеводец, — сказала Оливия, сунув руку в карман. Она вытащила оттуда какой-то предмет и положила его на кровать.

— Узнаешь?

Путеводец взглянул на подарок хафлинга. Перед ним лежал сверкающий желтый многогранный кристалл, почти яйцевидной формы. По размеру он был немного больше куриного яйца. Бард сначала открыл рот от удивления, затем радостно закричал, вскочил с кровати, подхватил Оливию и, смеясь, закружил вокруг себя.

— Ты стащила путеводный камень! Ты невозможный хафлинг! Я должен поцеловать тебя!

— Ну, думаю, я заслужила это, — согласилась она, повернув голову и указывая на свою щеку. Путеводец прикоснулся губами к ее раскрасневшемуся лицу.

Он снова рассмеялся и закружил Оливию.

— Если ты меня не посадишь обратно, то в моем желудке будет одной сливой меньше, — предостерегла его Оливия.

Путеводец аккуратно вернул хафлинга на кровать. Она подпрыгнула на матрасе и схватила кристалл.

— Эта штука еще заряжена волшебством? — спросила она, бросив его Барду.

Тот поймал камень одной рукой, спел ноту соль-диез и всмотрелся внутрь кристалла.

— Да! — вскрикнул он. — Не могу поверить. Но ведь Эльминстер не мог дать его тебе. Ты украла его?

— Нет, нет и нет. В прошлом году Эльминстер дал его Элии. Может быть, он решил, что она имеет на это право. Мы потеряли его около Вестгэйта, но позже я встретила нашедшего камень человека и убедила отдать его мне.

— А мое имя? Кто сказал его? — спросил Путеводец.

— Это долгая история. Давай отложим ее на потом? Пошли, а?

Путеводец присел на табуретку.

— Теперь нет необходимости спешить, — настаивал он. — Мы можем покинуть это место, когда угодно. Кристалл содержит перемещающее заклинание.

— Которое не сработает, если Эльминстер поставил какую-нибудь защиту от волшебства вокруг этой камеры, — возразила Оливия.

— Путеводный камень — очень искусное изобретение. Его силу не остановит даже волшебство Эльминстера, — заявил Путеводец. Он взял из чаши сливу и шумно надкусил. — Я хочу дать Эльминстеру шанс заставить арферов изменить приговор, что ему следовало сделать в первый раз. Если ему не удастся убедить их простить меня, мы убежим.

— У меня плохое предчувствие, Путеводец. Давай убежим сейчас, пожалуйста, — взмолилась Оливия.

— успокойся, Оливия. Все в наших руках. Скушай еще сливу. — Путеводец протянул ей серебряную чашу с фруктами.

Хафлинг завертела головой. Ей хотелось, чтобы ее друг понял, какая угроза нависла над ним.

Путеводец поднес чашу ей прямо под нос. Не в силах противостоять аромату, Оливия взяла сливу.

— Путеводец. Какое подходящее имя, — задумчиво произнес Бард и поставил чашу на стол. Хафлинг подавила в себе внезапную дрожь и надкусила сливу.

Пока Оливия Раскеттл пыталась убедить Безымянного Барда в том, что Эльминстер не сможет освободить его, сам мудрец объяснял арферам каким образом злые силы, освободившие Безымянного, обманным путем заставили того создать для них новое подобие.

Морала встряхнула головой и прикусила язык, но была не в состоянии больше сдерживать свое раздражение.

— Именно об этом я и предостерегала его, когда он собирался создать первое подобие. Зло не может спрятаться от добра, если только добро не смотрит в другую сторону. Собственное высокомерие Безымянного ослепило его и помешало увидеть их сущность.

— Может быть, Ваша Милость, — ответил Эльминстер, — но распознав их истинную сущность, он без колебания выступил против них. Он сделал все возможное, чтобы они не смогли получить контроль над подобием. Он освободил ее, после чего она и ее спутники смогли вернуться и уничтожить членов этого альянса — колдунью Кассану, лича-мертвяка Пракиса, гильдию убийц Огненные Клинки, демона Фальши и даже Моандера Несущего Тьму.

— Она? Вы имеете в виду подобие? — спросил Брек.

— Он смог его оживить? — грустно вздохнула Морала.

— На самом деле, больше, чем просто оживить. Она вполне живая, у нее собственные душа и дух. И даже вы, Ваша Милость, не сможете сказать, что она не рождена.

— Невозможно! — заявила Морала.

— Невозможно для Безымянного и для злых сил, которые стояли за ним. Но для бога нет невозможного.

— Моандер несет тьму. Он не мог дать ей душу, — настаивала Морала.

— Я имел в виду не Моандера, — сказал Эльминстер.

— Тогда какого бога, Эльминстер? — спросила Кайр.

— Я не уверен. Фальш похитил из другого мира паладина, чтобы дать подобию душу, но паладин при этом выжил. Каким-то образом его душа разделилась, а его дух раскололся. Они оживили творение Безымянного. Возможно, какой-то из богов паладина сделал это. Подозреваю, что и богиня удачи Таймора причастна к этому.

Безымянный до сих пор иногда упоминает ее имя, а подобие, похоже, чем-то родственно богине удачи. Может быть, это совместное усилие обоих богов. Во всяком случае, женщина жива.

— А почему Безымянный сделал подобие в виде женщины? — спросил Брек.

— Согласно своим подлым намерениям, колдунья Кассана настаивала, чтобы оно получило ее облик, — объяснил мудрец. — Вероятно, это и к лучшему. Она получила очень много от Безымянного, но пытаясь создать идеальную, на свой взгляд женщину, он сделал ее мягче и благороднее, чем он сам. Она уже широко известна как смелая и умная наемница. Паладин, о котором я упомянул ранее, благородный сауриал, известен в Королевствах под именем Дракон. Он сопровождает ее в путешествиях и полностью убежден в том, что Элия несет добро.

— Вы говорите про Элию из Вестгэйта? — выдохнул Брек.

— Именно, славный следопыт, — ответил мудрец. — Ты знаком с ней?

— Ну, не совсем, — уточнил Орксбэйн. — Я видел ее в таверне «Старый череп» и слышал, как Она поет. У нее голос, как у птицы, она поет самые трогательные песни из всех, что я когда-либо слышал.

— Она поет, — зло закричала Морала. — Это его песни, да, Эльминстер? И ты ничего не сделал по этому поводу?

— Что я могу сделать, Ваша Милость? Она свободная женщина, она не совершила никакого преступления. Люди в Тенистом доле считают ее героем.

Времена, когда арферы могли заставить простой народ подчиняться и почитать героями только их самих, давно прошли.

Эльминстер мог с уверенностью сказать, что жрица борется с охватившей ее яростью. Она тяжело дышала, закрыв глаза и крепко сжав зубы. Мудрецу совсем не хотелось злить Моралу, но его нельзя было упрекнуть в недостаточно вежливых манерах.

— Возможно, нам следует встретиться с этой женщиной, — спокойно предложила Кайр. — Будет ли она говорить с нами, если мы вызовем ее?

— Если это поможет Безымянному, она не откажется, — кивнул Эльминстер.

— Ага! Она в самом деле его создание! — закричала Морала.

— Нет, Морала, — сдерживая свой гнев, ответил мудрец. — Она свое собственное создание. Она любит Безымянного, как любая добрая и благородная женщина любит воспитавшего ее отца.

Морала опустила взгляд. Ей тоже не хотелось возбуждать гнев мудреца. Она была достаточно стара, но Эльминстер был на много лет старше ее. К тому же он был самым могущественным другом и советником арферов.

— Нам следует выслушать ее, — мягко согласилась она.

Кайр подозвала пажа и приказала ему:

— Найди Элию из Вестгэйта и приведи ее.

Хет поклонился и выбежал из комнаты, чтобы разыскать Элию.