Нортон АндрэМеч неверия (Преданья колдовского мира - 5)

Андрэ НОРТОН

МЕЧ НЕВЕРИЯ

1

ПОДГОНЯЕМАЯ ЯРОСТЬЮ

Глаза болели, но я заставляла себя всматриваться в жесткую землю. От глаз в кости черепа, окружавшие их, волнами расходилась тупая боль. Крепкий, выросший в горах конек, которого я спасла во время отчаянной схватки с волками, постоянно спотыкался. Я еле успела схватиться за седло: головокружение ударило, как неотраженный удар меча.

Я ощущала смерть, смерть и высохшую кровь, проводя языком по губам, где соль моего собственного пота смешивалась с пылью этой земли на давно не мытой коже. Снова я пошатнулась. На этот раз мой пони споткнулся еще сильнее. Он силен и специально тренирован для войны, но сейчас и его силы кончались.

Передо мной бесконечной серой скалистой равниной лежала Пустыня, где растут только редкие чахлые кусты, такие скорченные, будто на них постоянно нападает какое-то ползучее зло. Хотя в этой земле действительно щедро расплескано зло - все чувства предупреждали меня об этом, поэтому я и не заставляла Фаллона идти вперед быстро.

Ветер, трепавший края моего плаща, вихрями проносился по Пустыне, в нем чувствовалось дыхание Ледяного Дракона. Он поднимал в воздух серые песчинки, и они обжигали мне кожу лица, не прикрытую шлемом. Мне нужно было найти убежище, и побыстрее, иначе ярость Бури-Движущей-Дюны, захватит меня и похоронит в могиле, которая просуществует день, неделю, столетие в зависимости от капризов того же ветра и песка.

Слева от меня показалась прямоугольная скала. К ней я и направила Фаллона; он шел, низко опустив голову. Под защитой этого высокого камня я сползла с седла, ступая только на скалу. Боль от головы перешла на плечи и спину.

Я слегка распустила плащ и, скорчившись рядом с пони, прикрыла плащом его и свою головы. Не очень прочное укрытие от жгучих песчинок, но лучше все равно нет. Однако меня грыз другой страх. Буря уничтожит след, по которому я шла уже два дня. И тогда я должна буду рассчитывать только на себя, а в себе-то я как раз была не очень уверена.

Если бы я прошла полную подготовку, какая всегда давалась обладающим моими Даром и кровью, я смогла бы осуществить необходимое с гораздо меньшими усилиями. Но хотя моя мать была колдуньей из Эсткарпа, а Мудрые Женщины усердно обучали меня своим тайнам (и в прошлом я эту науку не раз с успехом использовала в схватках), теперь я ощущала один лишь страх, сильнее боли тела и усталости мозга.

Скорчившись рядом с Фаллоном, я чувствовала, как этот страх словно желчь заливает мне горло. Ах, если бы меня могло вытошнить! Но страх поглотил слишком большую часть меня, чтобы так легко от него избавиться. Я лихорадочно пыталась опереться на те меньшие искусства, которые мне были знакомы, стараясь замедлить биение сердца, снять с мыслей покров паники. Я велела себе думать только о том, кого ищу, и о тех, кто его захватил хотя не могла представить, с какой целью. Потому что эти волчьи головы всегда убивают; они, правда, могут развлечься пыткой, если есть время и их не тревожат, но в конце концов все равно убивают. А эти отступили в запретные земли и взяли с собой пленника, за которого нельзя получить выкуп. И я никак не могла догадаться, зачем им это.

Я постаралась навести порядок в мыслях. Только так могла я использовать тот Дар, которым обладаю с рождения. И нарисовала мысленную картину того, кого ищу, - Джервона, бойца, который значит для меня гораздо гораздо больше любых других воинов.

Мысленно я представила его таким, каким видела в последний раз, у нашего маленького лагерного костра, к которому он протягивал руки, чтобы согреться. Если бы я только не... Нет, сожаление может только ослабить. Я должна была думать не о том, что не сделала, но о том, к чему нужно готовиться.

Когда я вернулась к стоянке, на покрытой снегом земле была разлита кровь, а костер погас и превратился в обгорелые холодные ветки. Рядом валялись два трупа разбойников, страшно изрубленных, но Джервон... исчез. Итак, они взяли его с какой-то целью. Этого я не понимала.

Мертвых я оставила лесным зверям. Потом отыскала в кустах Фаллона, дрожавшего и мокрого от пота, и привела к себе с помощью призывающей силы. И не стала больше ждать, понимая, что мое желание осмотреть гробницы Прежних, из-за чего я и уходила из лагеря, вполне может означать для Джервона смерть, и смерть ужасную.

И вот, спрятавшись за скалой, я прикрыла рукой глаза.

"Джервон!" - мысленно призывала я воина так же, как Фаллона. Но ничего не вышло. Между мною и тем, которого я должна была найти, повисло облако. Но я была уверена, что за этой тенью скрыт живой человек. Потому что когда две жизни так переплетены и одна из них кончается, весть эта ясно приходит от Последних Врат - для человека, изучившего даже простейшие из великих тайн.

Пустыня - мрачное место. Здесь много руин Прежних, и люди, истинные люди редко приходят сюда добровольно. Я сама по крови не из Верхнего Халлака, хотя родилась в Долинах. Мои родители родом из Эсткарпа за морем, земли, где сохранилось многое из Древнего Знания. И мать моя была из тех, кто владел этим знанием - хотя, выйдя замуж, она по закону должна была от него отказаться.

Почти все, что я знаю, пришло ко мне от Ауфрики из Варка, Мудрой Женщины, хозяйки малого колдовства. Я знаю травы - и ядовитые, и целительные, могу призывать некоторые малые силы, и даже большие, как сделала однажды, спасая того, с кем родилась одновременно. Но есть такие силы за силами, которых я не знаю. А теперь я должна была идти этим путем и сделать все, что могу, ради Джервона, который для меня больше чем Элин, мой брат, и который однажды, не обладая никаким Даром, пришел мне на помощь в схватке с древним и могучим злом. Ту битву мы выиграли чудом.

- Джервон! - я произнесла его имя вслух, но голос мой прозвучал слабым шепотом. Ветер, подобно легиону бестелесных демонов, бесновался вокруг. Фаллон чуть не вырвался, и я спешно принялась его успокаивать, наложив на него заклятие против страха.

Казалось, мы уже долгие часы прячемся под скалой. Потом ветер утих, и мы выбрались из песка, который нам нанесло по колени. Откупорив одну из своих драгоценных фляжек с водой, я смочила край плаща, промыла ноздри Фаллона и стерла песок с его глаз. Он толкнул меня в плечо и протянул голову к бутылке с водой в безмолвной просьбе. Но я не осмелилась напоить его, не разузнав эту землю лучше. Можно ли найти здесь ручей или озеро?

Приближалась ночь. Но Пустыня, со своими странными тайнами, отгоняла тьму. Там и тут по равнине были разбросаны острые скальные шпили, которые светились мерцающим светом, и это освещение позволяло двигаться дальше.

Я не поехала верхом. Фаллон еще не отдохнул от веса всадника. Хотя телосложение у меня легкое, но в кольчуге, с мечом и шлемом вешу я немало. Поэтому я побрела по песку, ведя за собой Фаллона в поводу. Он время от времени фыркал, выражая недовольство тем, что я делала, уходя еще дальше в Пустыню.

Снова я направила вперед ищущую мысль. Но Джервона найти не смогла. Облако по-прежнему висело между нами. Зато я смогла определить, в каком направлении они ушли. Однако постоянное напряжение, которое потребовалось, чтобы удерживать связь, вызвало еще более сильную боль в голове.

Вскоре я обнаружила, что Пустыня как-то странно играет тенями. Мне казалось, что кругом вообще больше нет четких границ между светом и тенью, что было бы нормально. Нет, тени приобретали странные очертания, намекали на присутствие каких-то невидимых существ, чудовищных фигур и неестественных сочетаний. Можно было подумать, что если дать страху победить себя, эти фигуры станут реальны и смогут двигаться, не сдерживаемые игрой света и тьмы.

В то же время я не переставала думать о тех, кого преследую. В этих местах война идет так давно, что трудно даже припомнить, что такое мир. Верхний Халлак почти целиком оказался во власти захватчиков; превосходное оружие и жесткая дисциплина позволили им опустошить половину Долин, прежде чем началось организованное сопротивление. У нас никогда не было центрального руководства; не в обычае жителей Верхнего Халлака повиноваться кому-либо, кроме своего лорда, во владениях которого они родились и выросли. И вот до тех самых пор, пока Четверо лордов на севере не забыли о своих разногласиях и не заключили союз, захватчики не встречали настоящего отпора. Люди сражались, каждый в отдельности по разъединенным Долинам, и умирали, чтобы навечно остаться в своей земле.

Но наступило время совместных усилий. Лорды Долин не только объединились впервые в истории страны, но и договорились с чужаками, жителями самой Пустыни, легендарными Всадниками-Оборотнями. И все, что осталось от Верхнего Халлака, поднялось, собралось с силами и разбило собак Ализона, столкнуло их в море, где они и погибли. Но раздираемая войной земля привлекает всех, в ком есть склонность ко злу, сюда устремились стервятники и разбойники, готовые воевать на той стороне, которая заплатит больше. И на нашу истощенную войной землю легло проклятие.

Таковы были те, за кем я шла. И могло оказаться, что они не вполне люди. Скорее всего ими овладело Зло, давно обосновавшееся здесь.

Потому что Прежние, уходя из земель Долин, оставили за собой немало мест силы. Некоторые из них давали мир и здоровье, и тот, кто робко ступал в них, выходил обновленный душой и телом. Но встречались и другие, посвященные Тьме. И попавшему в такое место везло, если он погибал сразу. Хуже, гораздо хуже продолжать жить как создание тени.

Передо мной струился призрачный свет. Я подняла голову, посмотрела в одну сторону, в другую, как собака, ловящая запах. Теперь след был совершенно уничтожен ветром. Однако я была уверена, что иду правильно. И вот мы приблизились к двум стеллам, стоявшим друг против друга, словно в древности они были частью ворот. Но никаких стен, только эти столбы, и с их вершин струились облачные тонкие полосы зеленоватого света. Камни явно были созданы людьми или какими-то разумными существами, похожие на сабли с толстыми лезвиями. А на боках их я увидела полустершиеся от времени углубления и выступы; стоило присмотреться, и они напоминали лица, странные лица, длинные и узкие, с большими крючковатыми носами, нависающими над острыми подбородками. И еще мне показалось, что глаза, эти темные углубления, поворачивались ко мне - не с интересом или предупреждением, а в глубоком вековом отчаянии.

Никакого излучения зла я не уловила, но проходить между этими столбами не хотелось. Однако именно туда уходила дорога. Я быстро начертала рукой определенные символы, потом пошла вперед, ведя за собой на поводу Фаллона.

За столбами открылась узкая, словно разрез в земле, долина, уходящая вниз; ее стены становились все выше и круче. Здесь было совершенно темно, потому что призрачное сияние сюда не проникало, и поэтому я шла осторожно и медленно, как научилась за годы войны.

И все время прислушивалась. За стенами долины слышался шепот ветра, но здесь стояла полная тишина, хотя потом мой напряженный слух уловил звук. Это могла быть только текущая вода. В воздухе почувствовалась влага, и я испытала облегчение. Фаллон протиснулся мимо меня, торопясь утолить жажду.

Но там, где в Пустыне имеется вода, мог быть и лагерь тех, кого я преследовала. Поэтому я не стала торопиться и сдержала пони. Он фыркнул, и звук этот отдался глухим эхом, Я застыла, прислушиваясь в ожидании ответа. Это означало бы, что мой приход замечен. Если хищники, за которыми я шла, - люди, у них зрение не должно быть лучше моего, даже хуже, потому что у них нет - я на это надеялась - Дара, который помог бы им.

Мы осторожно начали спускаться. И тут моя обувь, скользнув по земле, наткнулась на какое-то препятствие. Я наклонилась, пощупала руками. Несколько камней, а за ними, не очень далеко, вода. Я старалась как можно лучше нащупывать тропу. Ключ бил слева от меня, чуть выше на склоне ущелья, и из него вода стекала в бассейн, у которого, в свою очередь, должен быть сток с другой стороны.

Я набрала воды в горсть, понюхала. Запаха растворенных минералов не было, и злом не пахло. Плеснула водой в лицо под шлемом, смывая пыль. Потом напилась из руки и отодвинулась, уступая место Фаллону. Он пил громко, но я больше не боялась быть обнаруженной. Те, кого я искала, здесь проходили, да. Освеженный разум убеждал меня в этом. Но сейчас поблизости никакого лагеря не ощущалось.

"Джервон!" - я прижала руки к глазам, откинула шлем и снова послала ищущую мысль. На мгновение туман, с которым я столкнулась раньше, расступился. Я коснулась... Он жив! Ранен, но не тяжело! Но когда я попыталась усилить контакт, узнать через него число и природу тех, кто его захватил, связь снова прервалась, причем так неожиданно, словно ее перерубили мечом.

Я догадывалась о природе этого вмешательства. Кто-то там впереди ощущал мое присутствие, но только когда я пыталась связаться с Джервоном. Потому что когда я воздвигла собственный барьер, его никто не коснулся. Страх мой уменьшился, пробудились другие эмоции. В прошлом мне пришлось однажды сразиться с очень древним злом, сразиться оружием любви за тело и душу человека. Тогда мой брат Элин оказался захваченным в проклятом месте. И я вступила в бой, хотя то, что я испытывала к Элину, родному мне по крови и рождению, - лишь слабая тень по сравнению с тем, что наполняло мою душу, когда на меня смотрел Джервон. Я не люблю говорить о глубочайших чувствах, но в такие моменты я понимаю, как прочно переплелись наши с Джервоном судьбы. И теперь я испытывала бешеную ярость к тем, кто пытался разорвать их.

Признавая эту ярость, я погрузилась в нее, черпала в ней новые силы. Страх ослабляет, а гнев может дать меч и щит, конечно, если умеешь его контролировать. В темноте, у невидимого пруда, я создавала себе невидимое оружие, острила его. Этим оружием не сможет владеть никто, кроме меня. Потому что оно было сковано из моего разума и чувств, как кузнец кует меч из чистого металла.

2

ОХОТНИК-ПРИЗРАК

Глупо было идти дальше в полной темноте. Я рисковала упасть и переломать кости - себе или Фаллону. И хотя чувства звали меня вперед, разум и логика победили. Тьма была такой густой, словно ее порождала сама земля. Тучи наверху закрывали даже свет звезд.

Я порылась в седельном мешке и достала немного дорожного хлеба, такого черствого, что по неосторожности об него легко можно было сломать зубы. Размочив хлеб в воде, я большую часть его скормила Фаллону, который потом долго еще тыкался губами мне в ладонь в поисках крошек. Потом напрягла волю и послала пони приказ не уходить. Наконец легла между двумя камнями и укрылась плащом - довольно слабой защитой от промозглого влажного холода.

Я не собиралась спать, но усталость тела победила дисциплину мысли, и я погрузилась во тьму, даже более глубокую, чем та, что окутывала меня. Во тьме двигались какие-то существа, и я чувствовала их присутствие, однако не настолько ясно, чтобы понять, кто они.

Проснулась я неожиданно в серости раннего рассвета; кто-то словно позвал меня по имени или рядом протрубила боевая труба. Теперь я смогла увидеть бассейн и ручеек текущей в него воды. По другую сторону озерца на жесткой траве, не зеленой, а пепельно-серой, прихваченной холодом, пасся Фаллон.

С другой стороны бассейна действительно имелся сток, нечто вроде корыта, уходившего вниз, в туман. Двигалась я с трудом, тело затекло, но мозг отдохнул, и я снова поискала черноту, в которой скрывались Джервон и его похитители.

Она была на месте, и на этот раз я не сделала ошибки, пытаясь проникнуть а нее и насторожить того, чье присутствие я ощутила накануне. Во всяком случае пока впереди лежала только одна дорога - между крутыми каменными склонами, на которых и пальцем не за что уцепиться. И на этих стенах видны были изображения, выветренные, изъеденные временем, как и на охранных стеллах, - слишком правильные, чтобы быть созданием природы, и слишком необычные, чтобы я могла их понять. Однако общие очертания этих символов мне не понравились, потому что сама их форма вызывала дурные предчувствия.

Завтракая горсткой размоченного в воде хлеба, я решительно отводила взгляд от этих теневых каракуль. Напротив, старалась рассмотреть что-нибудь в тумане, заполнявшем этот разрез в земле. И снова прислушивалась, но ничего не слышала, кроме звука воды.

Заполнив седельные бутылки, я села верхом, но позволила Фаллону идти своим шагом. Дорога была усеяна камнями, тут и там ее перекрывали осыпи, через которые мы пробирались очень осторожно.

Постепенно меня охватило ощущение новой опасности; я продолжала поддерживать контакт со странной чернотой, которая, как я считала, держала в себе Джервона. Вначале в воздухе появился просто неприятный запах, запах гнили, но со временем он становился все сильнее, как будто я приближалась к месту, где разлагался чей-то труп. Фаллон фыркиул, покрутил головой и продолжал идти только по моему настоянию.

Странно, но в этой черноте я не ощущала древнего зла, хотя использовала все силы своего мозга и Дара, все, чему научилась у Ауфрики, и что узнала сама. Источников этого барьера я не знала - но было ясно, что источник не в людях и не в Прежних. Впрочем, за все время охоты в Пустыне я ни разу не встречалась с Прежними.

Холод тумана охватил меня, тело онемело. Страх пытался вырваться из железных пут, которые я надела на свои эмоции. А за страхом - отвращение и гнев.

Я заметила, что еду, положив руку на рукоять меча. И прислушиваюсь, все время прислушиваюсь, хотя не слышала ничего, кроме топота копыт Фаллона и изредка звона железной подковы о камень.

Туман сомкнулся, капли влаги повисли на шлеме, масляно засветились на кольчуге, смочили плотную зимнюю шерсть Фаллона.

Потом...

Движение!

Фаллон поднял голову и резким ржаньем выразил свой страх. В то же мгновение мерзость, которую я почувствовала, устремилась ко мне.

Из тумана вынырнул спущенный с цепи ужас. Тоже всадник, как и я, однако из-за какого-то свойства тумана он казался крупнее меня. Но ехал он не на лошади из плоти и крови, а на груде костей, соединенных гниющей разлагающейся плотью. Да и сам всадник, как и его лошадь, был давно мертв, хотя и наделен какой-то новой ужасной жизнью.

Его оружием был не меч, а ужас. Я застыла и обратилась к своему Дару. И тут же поняла, что это такое - порождение древнего страха и ненависти. Оно питается этими эмоциями, и каждый раз, поглощая их, становится все материальнее.

Его вызвал и накормил мой гнев и мой страх. Я могла поклясться в этом, как будто коснулась вытянутой кости руки. И ужас Фаллона тоже добавлял ему сил. Ужас, глубочайший упадок духа окутывал это существо, как плащом.

Фаллон попятился, заржал. Скелет лошади в ответ широко раскрыл пасть. Я боролась с пораженным ужасом животным подо мной и радовалась этой борьбе, потому что она отвлекала мой мозг от страха, который нес с собой этот призрак.

Возвысив голос, я, как боевой клич, произнесла определенные слова. Но всадник не дрогнул, его лошадь тоже.

Я собрала всю волю, чтобы овладеть своими чувствами. Этому существу для жизни требовались ужас и отчаяние, поэтому я должна была сдерживать свои чувства, тогда у него не будет силы...

Фаллон потел так сильно, что всю узкую расщелину, казалось, заполнил запах лошадиного пота. Моя воля распространилась и на пони, прочно сдерживая его. Он больше не ржал, лишь негромко хрипел, как смертельно раненый человек.

Это существо питалось страхом, а без страха... Я создавала укрепление, снова произнесла слова вызова. На этот раз не кричала, овладев голосом, как и Фаллоном.

Существо приблизилось на расстояние вытянутой руки, его зловоние заполнило ноздри, взгляд безглазого черепа был устремлен прямо на меня. И вдруг... оно растворилось в тумане. Фаллон снова закричал - не как животное, а как человек, и крупная дрожь пробежала по его телу. Я послала его вперед, и он неуверенно пошел, а туман продолжал клубиться вокруг, поглощая нас.

Но для меня в этот момент было достаточно того, что ужас исчез. Я смутно надеялась, что сведения, которые я знала о таких существах, были истинны: они тяготеют к определенным местам, где сильные эмоции впервые призвали их к жизни.

Проезжая берегом неширокого ручья, я услышала новые звуки - не спереди, а сзади. Вначале слабые, они постепенно становились сильнее. Послышался стук копыт, громкий и частый, словно какой-то всадник с безрассудной скоростью скакал по каменистому ущелью. Потом послышались голоса, зовущие из тумана, хотя слов разобрать я не могла, звуки доносились смешанные и искаженные. Но по-прежнему казалось, что сзади идет охота. И мысленно я увидела странную картину: ко мне во весь опор несется всадник, низко пригнувшийся к обезумевшей лошади, а за ним гонится невидимый ужас.

Так отчетлива и ясна была эта картина, что, добравшись до груды камней, к которой можно прислониться спиной, я повернулась и обнажила меч. Что-то с шумом пролетело мимо, я изо всех сил ухватилась за узду, потому что Фаллон готов был понести. Однако из тумана не показалось ничего материального. Снова древние тени обманули меня.

Я напряженно ждала преследующего этого одинокого всадника из далекого прошлого, но ничего не было. Ничего, кроме тревожного ощущения, что здесь, в тумане, навсегда заключены останки древнего ужаса. Устыдившись такой слабости и отсутствия самообладания, я двинулась дальше, на этот раз ведя Фаллона, гладя его голову и негромко разговаривая с ним, внушая ему уверенность, которой сама не ощущала.

Долина начала расширяться. А ветер, свистевший вдоль стен, разрывал туман, прибивал его холодом, который приносил с собой. Но ветер принес и кое-что еще - запах древесного дыма, запах недавно погасшего костра.

Мы приблизились к повороту стены, которая служила нам проводником в исчезающем теперь тумане. Я отпустила повод Фаллона, приказала ему ждать, а сама осторожно попозла вперед, хотя мой Дар не обнаруживал присутствия человека. Но в Пустыне все возможно; возможно и то, что у вставших лагерем есть какая-то защита от моего Дара.

Да, здесь был лагерь. Недавно потушенный костер еще сильно пах. С одной стороны его отмечал коновязь лошадиный помет. Я ясно видела множество пересекавшихся следов, хотя не очень заметных на песке и гравии. Но взор сразу приковал рисунок на скале. Это не работа прошлых лет; символы были нарисованы недавно, они нисколько не пострадали от ветра или песка.

Грубо набросанное изображение головы какого-то животного - волка или собаки, а может, то и другое, - переплеталось с другим, гораздо более сложным и качественным рисунком. Я обнаружила, что стою перед ним и чуть ли не прочерчиваю пальцем его линии в воздухе.

Осознав, что делаю, я отдернула руку назад, сжав в кулак. Этой науки я не знала, но она сильная. И опасная... В этом символе ощущалась какая-то неприятная чуждость, он вызывал настороженность. И хотя полного его смысла я не понимала, мне показалось, что значение переплетения изображений ясно. В Долинах существует древний обычай: когда устанавливается длительный мир или союз, лорды обеих сторон совместно подбирают место на границе своих владений и вырезают символы своих родов, переплетенные таким же образом.

Так что передо мной было доказательство того, что разбойники, которых я преследовала, действительно заключили союз с каким-то обитателем Пустыни не своих крови и племени. И хотя я подозревала это, следуя за ними по ущелью, подтверждение не принесло облегчения.

Знать немного, недостаточно - это меня угнетало. Если бы я могла разгадать этот другой символ, может, поняла бы, с кем придется иметь дело. И обыскивая оставленный лагерь, я настроила свой Дар на следы нечеловеческого. Но впечатления получала только о разбойниках, опасных и одновременно отчаявшихся.

Джервон был здесь, по-прежнему еще живой. Я готовилась к тому, что найду его мертвым, потому что пустынные волки не берут пленных. Что же им нужно от него? Или они всего лишь слуги и орудия другой силы? Я все больше убеждалась, что последнее справедливо. Невозможно было отрицать, что они привели его сюда с какой-то целью.

За годы пребывания у Ауфрики я хорошо усвоила, что существуют две разновидности того, что не наделенные Даром называют "магией" или "колдовством". Волшебство контакта, которое я использовала, чтобы выследить Джервона, опиралось на амулет у меня на шее - странный камень в форме глаза; этот камень Джервон нашел еще мальчиком и носил его с собой на счастье, а потом, во время нашего обручения, отдал мне, потому что за все годы войны не приобрел никакого другого подарка для невесты.

Но есть и симпатическое волшебство, которое действует в соответствии с законами совпадения, и теперь я приготовилась обратиться к нему. Из своей лекарской сумки я достала ясеневую палочку, очищенную от коры при свете луны и перевязанную серебряной проволокой. Серебро - металл луны. И вот я встала перед этим символом на скале и направила на него палочку - не длиннее моей ладони вместе с пальцами.

Прут в моей руке немедленно ожил. но не стал прочерчивать линии символа, а изогнулся, стремясь повернуться. Будто скорее был готов был выскочить из руки, чем приблизиться к изображению. И я поняла, что заподозрила правильно, что это символ Тьмы, от которого отшатывается Свет.

Я коснулась прута камнем-глазом, который извлекла из-под кольчуги, потерла камнем одну сторону палочки, потом другую. Потом снова протянула прут, легко держа его. И он опять повернулся, на этот раз указывая вперед.

Битва в тумане со страхом слишком отразилась на моих внутренних силах; больше я не могла полагаться на мысленный поиск тех, за кем иду. Но теперь моим надежным указателем стал прут, ему я могла верить. Поэтому я снова села верхом и, держа прут в руке, выехала из лагеря, повернувшись спиной к переплетенным символам нечестивого союза.

Долина расширилась еще больше, вроде бы выходя на равнину. Я увидела деревья, такие же искривленные, как кусты, увидела монолиты и груды камней. Это были выветрившиеся останки руин, таких древних, что их не могло оставить мое племя.

Снова показались следы, но очень скоро мы подъехали к месту, где следы резко поворачивали направо. Однако прут не изменил направления, он по-прежнему указывал прямо вперед. Можно было сделать только одно заключение: Джервон больше не с бандой, захватившей его.

Может быть, под этими символами произошла какая-то встреча, и его передали Другому, чей знак был изображен на скале? Я спешилась и с терпением следопыта стала осматривать землю. И была вознаграждена, обнаружив слабый след. Отряд действительно свернул направо, но две лошади продолжали идти прямо. И на одной из них ехал Джервон.

Если с ним остался стражником только один разбойник - я перевела дыхание... Это может означать шанс освободить его, причем вероятность успеха велика. Я снова села верхом и заставила Фаллона идти быстрее, напряженно всматриваясь вперед.

3

ЗАСТЫВШЕЕ ПЛАМЯ

Здесь, на равнине, ветер окончательно разнес туман, и видимость улучшилась. И вскоре я увидела вдали вспышку света. Но ясно было, что это не костер, а скорее какой-то маяк.

Камни древних руин приблизились, образуя обрушившиеся стены, кое-где возвышения, может, на месте стелл или даже статуй. Не очень сильно выветренные, они сохраняли сходство с древними чудовищами и производили слегка неприятное впечатление. Боги или стражники? Что может сказать человек, живущий сегодня?

Показалось солнце, но здесь это был даже не бледный свет середины зимы, а тусклое истощенное свечение, в котором ничто не согревало ни тело, ни душу. Попрежнему тени цеплялись за камни, хотя я решительно отказывалась смотреть на них. Я знаю силу иллюзий, потому что с ней многое связано в Даре.

Передо мной поднималась стена из массивных блоков, некоторые были выше меня, даже когда я верхом на Фаллоне. С нею время обошлось не так жестоко. Бледное солнце высекало ледяной огонь из серо-белых кристаллов на ее поверхности. Я направилась к единственному проходу в этой стене, к воротам, таким узким, что одновременно через них мог пройти только один человек.

Прут в моей руке начал рваться так сильно, что я с трудом его удерживала. Его оплетенный серебром конец указал на темное пятно на стене на уровне моего бедра. Кровь - и кровь того, кого я искала!

Ободряло меня только то, что пятно небольшое и единственное. В том, что Джервона захватили после упорного сопротивления, борьбы, я была уверена. Он слишком опытный воин, чтобы взять его легко, и тела, которые я видела в нашем последнем лагере, свидетельствовали об его умении защищаться. Но это был первый знак того, что он ранен. Я посмотрела вниз, под ноги, ожидая увидеть новые пятна.

Стена оказалась первой из трех. И они различались по цвету, потому что первая, несмотря на кристаллы, была серой, как вся остальная Пустыня.. Вторая, в двадцати шагах за первой, - тускло-зеленая. Причем не от растительности, зелеными были сами каменные блоки.

А третья - ржаво-коричнево-красная, цвета высохшей крови, и камни ее были гораздо меньше. А проход - еще более узкий; здесь, несмотря на все дурные предчувствия, мне пришлось слезть с лошади и идти дальше пешком.

Если на этой стене и попадались кровавые пятна, обозначавшие проход Джервона, их скрывала естественная окраска камня. Передо мной оказалось прямоугольное здание, чуть выше стены, без окон, мрачное, построенное из черного лишенного блеска камня, словно из теней. И из крыши этого здания, бросая вызов угрюмому солнцу, поднимался луч бледного свечения, озарявшего окрестности.

Теперь, подойдя ближе, я заметила, что луч пульсировал, как вечно меняющиеся языки пламени. Но я была уверена, что это не отблески горящего дерева.

Окон в здании не было, зато в камне стены открывался глубокий дверной проем; такой глубокий и темный, что не было видно, есть ли там, внутри, какая-то преграда. Я остановилась, исследуя с помощью своих чувств, что находится передо мной, потому что если бы слепо рванулась навстречу опасности, то не помогла бы ни себе, ни Джервону.

Слух? Ни звука, не было слышно даже вздохов ветра в искривленных ветвях и скользившем песке. Обоняние? Не чувствовалось даже слабого запаха гниения, который насторожил меня в долине призраков. Зрение? Глубокий вход, пульсирующее пламя, поверхность между мной и дверью без всяких следов. Осязание?..

Я подняла руку с лежавшим на ладони прутом. Он снова зашевелился, начал все быстрее раскачиваться из стороны в сторону, пока совершенно не развернулся и не показал на меня, вернее назад, на проход, через который я только что протиснулась. Достаточно ясное предупреждение. То, что находилось впереди, было исключительно враждебно силам, которые я призывала на помощь. И я была уверена, что если сделаю несколько последних шагов и пройду в дверной проем, то окажусь в опасности, большей, чем лезвие разбойника или призрачный охотник.

Если бы только я больше знала! Когда-то я вступила в битву с одним из злых Древних, не подозревая об опасности, не зная противника, вооруженная только своим бедным оружием. В тот час ко мне на помощь пришел Джервон (а ведь ему, не обладающему Даром, нужно было опасаться гораздо больше), он рассчитывал только на свою храбрость и силу холодного железа.

Неужели я сделаю меньше? Стоя так, держа в руке бившийся в панике стержень, я думала о том, кем стал для меня Джервон. Вначале нежелательный спутник во враждебной земле: я опасалась, что он помешает мне достигнуть цели. Затем...

Моя жизнь теперь связана с Джервоном, больше я не могла этого отрицать. И какая бы сила ни привлекла его сюда, у нее могла быть только одна цель - уничтожить его - а, может, и меня тоже. Но я приняла это и направилась к двери.

Однако никакой двери не было. Как только я вступила в тень проема, меня окутала густая тьма. Я поднесла прут к губам, дунула на него и произнесла три слова.

И в пальцах у меня вспыхнул крошечный огонек, слабый, не больше мизинца, как язык свечи. Но когда он вспыхнул, я глубоко вздохнула. Пока я не испытывала никакого давления. Пока я одержала победу, пусть даже символическую.

В тот, прошлый раз, мне просто повезло, потому что мой противник был могуч и не увидел во мне достойного соперника. И потому не успел использовать против меня всю свою силу, было уже слишком поздно. Теперь же я не знала, что меня ждет, и не могла рассчитывать на такое же везение.

В местах Прежних время часто искажается и меняется. Память человечества полна легендами о людях, которые общались с обладающими Силой день или год, а вернувшись, обнаруживали, что в их мире прошло гораздо больше времени. И теперь мне показалось, что время замедлилось.

Сама тьма, которую почти не разгонял мой слабый огонек, превратилась в поток липкой глины или зыбучего песка, который охватил мои ноги, и мне приходилось прилагать немалые физические усилия, чтобы все-таки идти вперед. Но никаких других посягательств на меня пока не оказывалось. У меня постепенно сложилось впечатление, что разум, создавший это место для своей защиты, чем-то занят, настолько поглощен своим занятием, что пока и не подозревает о моем присутствии.

И эта мысль, как и огонек в руке, подбодрила меня. Но я не могла долго рассчитывать на эту сосредоточенность. В любое мгновение она могла быть нарушена какой-то невидимой сигнальной системой, и тогда он обратит на меня свое внимание.

Я боролась с липким потоком, с трудом делая шаг за шагом. Казалось, путь занял уже часы. Тело болело от усилий, с которыми приходилось продвигаться. Еще один шаг...

Так стремителен был переход от полной тьмы к свету, что на два-три вдоха я совершенно ослепла. Потом, мигая, снова смогла видеть. Я находилась в круглом помещении с двумя большими креслами, предназначенными для гораздо более крупных существ, чем человек. Кресла стояли напротив друг друга, а между ними в середине сиял ослепительный столб.

Потом я поняла, что это не столб, скорее закругленный поток непрерывного света. От этого света не исходило никакого тепла; только его переливы напоминали пламя.

Внутри у меня зазвенел сигнал тревоги. Я сразу отвела взгляд. Здесь находились сердцевина, цель и назначение этого места. Я стояла за ближайшим креслом, за его спинкой, но второе мне тоже хорошо было видно. Что-то упало с его широкого сидения и теперь лежало на полу, как груда изорванных тряпок.

Джервон?..

Сделав шаг к этому, несомненно мертвому судя по положению тела человеку, я ясно увидела его лицо, обращенное к свету, широко раскрытые в ужасе глаза. И неровную бородку. Один из разбойников?

Тогда где Джервон?..

Тщательно отводя взгляд от манящего, притягивающего огня, я обогнула кресло перед собой. Да, тот, кого я искала, сидел здесь. Руки и ноги у него были связаны. Шлем исчез, лоб пересекала грубо перевязанная рана, а щека была вымазана кровью.

Он - жив?

Я протянула руку. Прут задрожал. Да, в нем сохранялась искра жизни, упрямо удерживаемая его волей и храбростью. Но неподвижные глаза его были устремлены к огненному столбу, и я знала, что человек, которого я искала, теперь там, в этом пламени.

Я могла сделать одно из двух. Вначале я безрассудно попробовала мысленный поиск. Нет, его сознание было слишком истощено, никакого ответа. Если же попытаться извлечь его из пламени, я могла помешать его собственным усилиям и потерять его. В Джервоне есть огромная сила. Я много раз видела его в действии за те годы, что мы провели вместе, как товарищи и любовники (редко такое совпадает, но именно так было у нас).

Итак... я должна была последовать за ним - в пламя. Встретиться с Силой на ее территории.

Если бы только я знала больше! В бессильном раздражении я стиснула руки. Передо мной стояла сила, с которой я раньше не встречалась. Я не знала, смогу ли устоять перед нею - со своим Даром. В своей собственной крепости она могла оказаться непобедимой.

Я медленно повернулась и посмотрела на мертвого разбойника. Он был лишен всей жизненной силы, оказался более легкой добычей, чем Джервон. И упал так, словно его презрительно отбросили.

Но я знала Джервона. И теперь основывалась на этом знании. Бесполезно было уносить отсюда его тело, даже если пламя это позволит. Потому что тогда он не сможет вернуть то, что потерял. А это должно было к нему вернуться...

Вернуться - как?

Я была в отчаянии. Здесь легко было потерять все: его жизнь, мою и, вероятно, даже больше, чем просто наши жизни. Но другого пути я не видела.

Я направилась ко второму креслу, стараясь не коснуться мертвого тела, переступая через него. И радовалась, что не испытываю колебаний, что внутренняя сила, не колеблясь, ведет меня туда, где сидел мертвец. Я села между резными ручками, в тени высокой спинки, взяла обеими руками прут и, преодолевая сопротивление силы, стремившейся предупредить меня, повернула его и нацелила на грудь Джервона.

Я не верила, что сила, которая противостояла мне, находится в моем мире. Напротив, мне казалось, что это застывшее пламя - лишь слабое ее проявление в нашем мире. Я должна была уйти в его мир, только там у меня появится шанс.

Разбойник полностью принадлежал этой силе. Несомненно, он находился в ее власти прежде, чем пришел сюда. Может, он и послан был на поиски таких сильных людей, как Джервон. Но сила эта не смогла полностью овладеть Джервоном. К тому же, возможно, ей не приходилось иметь дело с обладающими Даром.

Конечно, надежда была очень слабая; теперь мне придется рассчитывать только на свои небольшие знания и решимость. Но я не собиралась покидать это место без Джервона. Мы победим или погибнем вместе.

Итак, поле битвы - внутри пламени.

Я железной хваткой держала прут. Намеренно медленно подняла глаза и посмотрела прямо в игру круглого столба пламени. Нужно было только чуть расслабить волю.

4

ГДЕ-ТО И КОГДА-ТО

Я оказалась - где-то. Как найти слова для описания того, что было совершенно чуждо моему опыту? Цвета, названия которых я не знаю, ощущения, взывавшие к самым корням моего Дара, моей решимости, разрывавшие меня на части. Оставалась ли я жива? Никакого тела я не ощущала, пять чувств больше не служили мне; я поняла, что не "вижу", а воспринимаю мир каким-то другим способом.

Только несколько секунд - один вдох - дали мне; потом мощное принуждение подхватило сознание, все, что осталось от моей личности, и увлекло вперед по фантастической и ужасной стране.

Потому что это была страна... Однако мой человеческий инстинкт говорил мне, что что-то тут не так. Растения, нисколько не напоминающие знакомую мне растительность, - пронзительно желтого иди грозного красного цвета. Эти растения дергались и бились, словно пытаясь выдернуть корни, освободиться, но что-то, какой-то приказ их удерживал. Ветви вцеплялись в землю или взметывались высоко в воздух в непрерывном движении.

Вскоре я миновала их, меня несла сила, которой я не могла сопротивляться. И я постаралась забыть о чуждости этого места и сосредоточилась на своем Даре и своей внутренней силе.

Но я должна была пока скрывать от того, что нес меня, эту жесткую сердцевину сопротивления в себе. Я была уверена, что должна беречь силы до того, как предстану перед правящим здесь.

Ауфрика рассказывала мне легенды (она никогда не говорила, от кого их услышала) о том, что когда Прежние владели Долинами, они вмешивались в самую суть жизни, и самые могучие среди них раскрывали "врата" в другие измерения, такие же неестественные для человека, как страна, проносившаяся сейчас мимо меня. И я начала верить, что прошла как раз через такие "врата". Но за ними оказалось нечто совершенно чуждое.

Впереди показалась полоска желтой земли без растительности. В нее глубоко врезались следы и тропы, некоторые были хорошо утоптаны, словно ими часто и давно пользовались. Но мои собственные ноги - если они у меня сохранились - не касались этих троп. У меня было стойкое впечатление, что я лечу высоко над этой поверхностью.

Тропы соединялись, направляясь к какому-то пункту впереди. И, пролетая, я видела медленно двигавшиеся фигуры, они неохотно шли по тропам. Однако видны они были неясно, их окутывали какие-то постоянно менявшиеся цвета, и невозможно было рассмотреть их истинные очертания. Некоторые были тускло-серые, одна иди две - черные, и эта глубокая чернота напомнила мне тьму, через которую я прошла перед помещением с застывшим пламенем. Виднелись фигуры болезненно-зеленые или мрачные кроваво-красные. И когда я пролетала над ними, мне хотелось кричать, потому что от каждой исходила волна отчаяния и ужаса, как удар меча, который невозможно отразить. И тогда я поняла, что передо мной жертвы этого места. И что я могу стать такой же жертвой.

Я не могла понять, почему лечу, а не бреду подобно им. Может быть, то, что правило здесь, разобралось во мне и хотело побыстрее захватить. Думать так было не очень-то приятно. Но я сделала выбор и теперь должна была выполнить свое решение.

Медленно бредущих фигур становилось все больше. И я начала думать, что их путь затягивается сознательно, что их бессильные страдания - еда и питье для чего-то...

Неужели один из них Джервон?

Я попыталась задержаться, зависнуть над одним из этих огней, который сохранял материальность настолько, что мог оставить след на равнине. Но тут мне пришла в голову мысль, что если я проявлю интерес к кому-то из этих путников, то тем самым выдам себя: кто я и зачем Пришла.

Поэтому я решительно отвернулась от этих путников и позволила принуждению полностью овладеть собой. И наконец подлетела к месту, где желтая равнина сменялась пропастью.

Стены круглой пропасти были тускло-красного цвета, такого же, как последняя стена, окружавшая здание пламени. И по этим стенам вниз болезненно спускались огоньки, которые брели по равнине, теперь их стало так много, что эти огоньки сливались и смешивались. Но мне все же казалось, что ни один из них не подозревал о наличии других, все были поглощены только своей участью.

Меня тоже увлекало вниз, мимо этих уныло бредущих жертв. Снова я погрузилась во тьму и утратила способность к восприятию. Только тут я начала использовать защиту, которой меня научили, но корни которой были даны мне при рождении. Я - это я, Элис, женщина, видящая, боец. И останусь собой, не позволю этому Другому забрать у меня мою суть и мое прошлое.

Я по-прежнему не сопротивлялась, только сохраняла упрямую веру в себя. И хранила ее глубоко в себе. В этот момент я должна была даже Джервона убрать из своего сознания и сосредоточиться только на своей личности. Об этом говорил мне инстинкт, а для Мудрой Женщины такой инстинкт - это непререкаемый приказ.

Тьма начала рассеиваться, и я снова увидела свет. Но в болезненном желтом свечении нельзя было ничего разглядеть, видно было только то, что непосредственно проносилось подо мной или той моей частью, которая пустилась в этот мрачный путь. Подо мной оказался трон.

Он был сделан из черноты, он - сама воплощенная тьма, и на нем дрожал красноватый туман, в котором мелькали яркие, как драгоценности, частицы.

"Добро пожаловать".

До меня донесся не звук, а какая-то дрожь, пронизавшая форму, которая теперь стала мной.

Я медленно опустилась и оказалась прямо перед троном и той менявшейся фигурой, которая восседала на нем. Я была очень маленькая, а передо мной высился словно один из больших холмов Долин.

"Хорошо..."

Снова это слово отозвалось во мне дрожью, принесло с собой боль и да простит меня Сила, которой я служу, - какое-то извращенное удовольствие. Но это удовольствие оскверняло самую суть моего сознания.

"Давно уже такого не случалось..."

Сверкающий туман на троне стягивался, превращался в более устойчивую фигуру.

"Неужели снова появились те, кто может пройти через Врата?"

Форма склонилась вперед на троне. Сверкающие точки устремились вперед и образовали два диска, которые могли служить глазами чужака. Эти диски сосредоточились на мне.

"Где же тогда твои дары, слуга..." - имя, которое произнесло существо, обожгло меня как огнем, такую мощь несло оно в себе, хотя я не была его последователем.

Прежде чем я смогла ответить, теневая голова кивнула.

"Дары пришли - но не думаю, что они от тебя. Ты считаешь, что меня так легко обмануть?" - и фигура затряслась в беззвучном ужасном смехе. Презрение, которое она испытывала ко мне и ко всему моему племени, как густое зловоние повисло в воздухе этого места.

"Твое племя служило мне... - дрожь, служившая здесь речью, продолжалась. - Давно и верно служило. А я не скупился на награды. Когда я кормлюсь, кормятся и эти. Смотри!"

Он вытянул вперед продолжение своего тела, которое могло служить рукой, и тут я увидела, что все, кого он пожирал, действительно становились его частью. Но не обретали мир. Мучения тех, кого он пожирал и которые потом пожирали вместе с ним, длились вечно, и вечно сознавали они, что с ними произошло, и длилось это века без всякой передышки. И как часть этого Существа, они вынуждены были сами кормиться, предавая себя еще большим мукам, бесконечной пытке.

У меня на глазах придаток его тела вытянулся еще дальше и вернулся, неся в себе одну из тех форм, что я видела на равнине наверху. Существо прижало эту форму к себе, поглотило ее, и новая жизненная сила добавилась к ужасу и отчаянию.

И при виде этого у меня возникла мысль. Как всадник, которого я видела в долине, жил ужасом, который вызывал в других, так и это Существо - результат такого же процесса.

Я слышала, что люди создают богов по своему подобию, приписывают этим богам собственные эмоции, но считают их такими сильными, каких не может производить человеческий разум и человеческое сердце. Может быть, так же когда-то родилось это существо. Оно стало богом, которого кормили эмоциями много поколений. И наконец оно обрело независимость, больше не нуждаясь в добровольных жертвах, а само смогло контролировать человечество и расширять свои владения.

Но если это так, то оружие против этого - неверие. И, вопреки свидетельству собственных глаз, я должна попробовать пустить это оружие в ход.

Сверкающие глаза, устремленные на меня, не менялись, меня охватили волны отчаяния и ужаса, которые создавали многие века преклонения перед этим существом.

"Ничтожное создание... - он снова затрясся от этого беззвучного дьявольского смеха. - Я есть, я существую - как бы ни мала была мысль, породившая меня. Смотри на меня!"

Теперь его вещество еще более сгустилось и действительно создало тело. Богоподобное по красоте обнаженное тело - но с какой-то нечистой красотой - и в то же время подчеркнуто, до неприличия, мужское. Глаза его уменьшились, лицо стало нормальным, безупречным по очертаниям.

Но я помнила, что находится передо мной и как оно родилось. И я отчаянно цеплялась за это знание. Кости и разлагающаяся плоть у него не видны, но именно таково его истинное состояние.

"Смотри на меня! - снова прогремел его приказ. - В прежние времена женщины твоего племени любили смотреть на меня, пока мне не надоел ваш мир и я не остался за вратами, ведущими сюда. Смотри - и иди ко мне!"

И снова меня охватило грязное, низменное удовольствие, которое я уже испытала. Тогда я противопоставила ему свой Дар - аскетизм, к которому меня приучали, которому я должна подчинять все желания тела. И хотя чувствовала, что чуть шагнула вперед, решимость удержала меня на месте.

И тут эти совершенные губы улыбнулись - злобно.

"Такого я давно не пробовал. Поистине роскошный пир, - он протянул прекрасную мускулистую руку, поманил меня длинными пальцами. - Иди - ты не можешь противиться мне. Иди добровольно, и велика будет твоя награда".

В ответ я произнесла имя, сообщенное мне, и с ним еще несколько слов. Отчаянная - но бесполезная надежда. Голова откинулась назад и откровенно рассмеялась, и я поняла, насколько тщетна была эта моя надежда.

"Имена! Думаешь, меня можно остановить именами? Это имя дали мне люди... некоторые люди. Но это не то имя, под которым я сам себя знаю. А без него - ты безоружна. Но как это восхитительно - ты смеешь противиться мне. Возбуждающе! Я поел, набрался сил и ждал тех, кто закрыл Врата. Думал, они придут охотиться на меня. Но они не пришли, а пришла ты, ничтожная, и смеешь противостоять мне. Те, кто закрыл меня здесь, на тебя даже и не посмотрели бы, ты им не ровня.

Но ты доставляешь мне развлечение, и это приятно. Ты пришла в поисках человека, не так ли? Другие приходили из гордости. Они получили достойную награду, как ты увидишь, когда присоединишься к ним. Но не называй меня именами, которые тут не имеют силы!"

На этот раз я и не пыталась ответить. Лихорадочно обыскивала память в поисках хоть малейших обрывков знания. Ауфрика поделилась со мной всем, что знала. Мы посещали забытые старинные гробницы и иногда осмеливались вызывать духов, ослабленных временем, когда-то живших в этих гробницах. Я знаю заклинания, но перед этим существом они все равно что игры маленьких детей.

Нет... я не могла позволить отчаянию ослаблять свою решимость. Я должна была сделать все, что могу!

Существо на троне рассмеялось в третий раз.

"Хорошо. Сопротивляйся, если хочешь, червяк. Меня это забавляет. А теперь - смотри, кто идет..."

Он указал налево, и я осмелилась взглянуть. Медленно, с трудом, сопротивляясь принуждению, там двигался один из многих огоньков. Не черный, не серый, еще не красный, но желтый, чистый и ясный. И в тот же момент я поняла, что во внешнем мире его назвали бы Джервоном.

Но он не полз презренно, как другие, к этому ложному богу, а шел прямо, словно боролся с силой того, кто сидел на троне.

"Джервон!" - я осмелилась послать мысль-призыв. И сразу услышала храбрый ответ:

"Элис!"

Но существо на троне переводило взгляд с меня на Джервона и злобно улыбалось.

5

ВМЕСТЕ МЫ СТОИМ

"Какой великолепный пир... - между губами прекрасного лица показался кончик языка и прошелся по губам, словно наслаждаясь изысканным вкусом. Вы много даете мне, козявки... много!"

"Но не все!" - ответила я. И то желтое пламя, которое было Джервоном, больше не приближалось к чудовищу, но стояло рядом со мной, как много раз стояли мы вместе в те годы, когда нужно было обороняться и кровавить мечи. И я поняла, что Джервон не покорился, что в его околдованном теле упрямо держится личность, как и во мне.

Тот, что сидел на троне, слегка наклонился, повернув к нам свое прекрасное злое лицо.

"Я голоден - и я ем - все очень просто".

Он неестественно далеко вытянул руку, подобрал какое-то ползущее пятно. Я услышала мысленно отчаянный крик.

"Видишь, как это легко?"

Я в свою очередь устремилась к Джервону. И действительно, мы встали рука об руку перед этим созданием, которого вообще не должно быть. Все чистая мужественная сила Джервона выступила против того, кто обитал в этой преисподней. И к этой силе я присоединила свою, сколь она ни ограничена. Я создавала символы и, как огнем, чертила их в воздухе.

Но существо рассмеялось, протянуло руку и легко стерло мои символы.

"Мал твой дар, женщина. Думаешь, я не могу это стереть? Так, и так, и так..." - туманная рука двинулась вперед, назад.

"Джервон, - воззвала я, - он кормится страхом".

"Да, Элис, и еще душами людей", - ответ пришел твердый, я словно нашла опору, в которой нуждалась.

Еще дважды существо поглощало пятна, подползавшие к основанию его трона. Но не отрывало от нас глаз. Я не понимала, чего оно ждет. Может, пока его пир не вызовет у нас страх?

Но эта передышка дала мне возможность собрать все, на что я могла надеяться. Как убить бога? Неверием - ответила логика. Но призвать неверие теперь было почти невозможно.

Мы, наделенные Даром, должны верить, да. Потому что хорошо знаем: существует нечто непостижимое для нас, и доброе, и злое, и оно может быть призвано человеком. Но истинную природу тех, кого призываем, мы постичь не можем: нам мешают инстинкты и эмоции наших физических тел. И хотя мой Дар мал, я все время ощущаю присутствие этого непостижимого. И Джервон тоже верит, хотя, может быть, не совсем в тоже, что я. Потому что люди идут по разным дорогам, хотя в конце все они встречаются у неких Врат, самых великих из всех, а за ними скрыто то, что мы и представить себе не можем своим привязанным к земле разумом.

Но в это существо я не обязана была верить. Я не из тех, кто преклонялся перед ним в храмах, я не искала его злой помощи в своих делах. Поэтому - оно для меня - не бог!

"Так ты думаешь, женщина, - уловила я ответную мысль. - Но ты подобна тем, кто создал меня. И потому я могу и до тебя дотянуться".

Словно скользкий гнилой палец дотронулся до моей отшатнувшейся плоти. А вслед за тем - да! - во мне проявилось то, что готово было откликнуться на это тошнотворное прикосновение. У меня есть врожденные слабости, как и мой Дар, и эти слабости могут выступить против меня. И снова существо рассмеялось.

"Элис!.. - мысль того, кто был Джервоном, разрезала этот смех. Элис!"

Это больше чем мое имя, оно прорвало унизительную склонность подчиниться ужасу. Я снова ухватилась за логику. Нет совершенного мужчины или женщины. В каждом из нас имеется много такого, на что мы должны смотреть с ненавистью холодным расчетливым взглядом. Но если мы не поддаемся ненависти, не сдаемся перед тем, что ее порождает, но отстраняемся, позволяем одному уравновесить другое, тогда мы, особенно обученные Пути, можем справиться с его источником. Да, во мне есть такое, что откликается на призыв существа из тьмы, но дело не в этом, а в том, как я сама реагирую на эту слабость.

Я - Элис, Мудрая Женщина, и Джервон напомнил мне об этом, назвав по имени. И я не орудие того, кто восседает на троне. Я пришла сюда по своей воле, чтобы противостоять ему, меня не притащили сюда его темные силы.

"Элис..." - теперь мое имя произнесло существо на троне, и в имени этом звучал соблазн.

Но я стояла прочно, призвав на помощь все, чему меня учили. И прекрасная голова надо мной слегка повернулась. Теперь, глядя на меня, существо одновременно видело и Джервона. Оно подняло руку и поманило.

Желтое пламя, которое так много значило для меня, покачнулось в сторону трона. Но не потускнело, как другие, когда начинали подползать. И Джервон не призвал меня на помощь, он сопротивлялся сам, и я без его слов поняла, что он боится истощить мои силы в этой схватке.

И тут то, что осталось от меня в этом мире, двинулось и встало между Джервоном и существом, протянувшим к нему свою руку-тень.

Снова я произнесла имя, которое дали ему люди в страхе, в ужасе своего злополучного поклонения. Но на этот раз я не стала рисовать символы, которые он мог легко смахнуть. Напротив, швырнула вперед мысленную картину пустого трона, потрескавшегося и обвалившегося от времени. Сражаясь со страхом и гневом, и тот и другой я заставляла служить себе, подкреплять меня. Его - не существует!

Я не могла отказаться от восприятия, заверявшего, что это существо передо мной. Но упрямо держалась за свое оружие. Я не верю в него, Джервон тоже не верит! Поэтому его просто НЕТ!

А оно становилось все материальное, как я ни отрицала его. И манило!

Воображение бесчисленных человеческих поколений вызвало его к жизни; так неужели я могла надеяться уничтожить его одним своим отрицанием?

Пустой трон... не существует...

В эту картину я бросила все свои силы и все силы Джервона, которые он охотно отдавал мне. Это не мой бог, я не кормлю его... он не существует!

Мучительным было это отрицание, потому что какая-то часть во мне отказывалась с ним соглашаться. Существо призывало эту часть, призывало ее поклонение. Но я сопротивлялась. Это не мой бог! Должна существовать вера, чтобы бог ожил. Без веры он не существует.

Я понимала, что здесь нельзя призывать силы, перед которыми я поклоняюсь. В таком месте любое преклонение сидевшее на троне существо обратит на себя, какое бы имя оно ни носило. Нет, следовало рассчитывать только на веру в себя, на веру Джервона в него самого (а он целиком отдавал ее мне). Я не признаю его, отказываюсь преклоняться перед ним, потому что его - НЕТ!

Существо утратило свою ленивую уверенность, злую улыбку и смех, даже квазичеловеческую форму, в которой пыталось искусить меня. Теперь на троне только полыхало пламя, с примесью глубокой злой черноты. Оно раскачивалось взад-вперед, как голова огромной змеи над свитым в кольца телом, готовая ударить.

И гнев его был безумен. Долгие годы существования не подготовили его к такому. Оно спокойно жило здесь, оно могло хватать людей, поглощать их души.

Но может ли теперь? Сознание человека многослойно, у него много уровней и много эмоций. Те, кто обладают Даром, знают это. Существо на троне питалось страхом и худшими нашими эмоциями. В жалких пятнах, которые оно вбирало в себя, и которые теперь тесно сгрудились вокруг меня, раскачиваясь в такт движениям пламени на троне, в них победили худшие черты человека, не лучшие. Их захватил в плен собственный страх и собственная вера, и теперь они, беспомощные, оказались здесь, во власти своего хозяина. Хозяина, которого они сами создали и сами могут уничтожить - если найдут в себе волю!

Существо на троне действовало быстро. Оно подпрыгнуло, и в этом прыжке слизнув первый рад пятен, раздулось, поглощая их энергию.

"Элис... Элис..."

Только мое имя, но в него Джервон вложил все, что могло ободрить и поддержать меня. Я увидела, как чистое золотое пламя слева от меня вспыхнуло ярче.

А ложный бог продолжал свой пир. Но движения его стали излишне торопливыми, как будто время перестало быть его слугой, но превратилось во врага. Существо хотело набраться сил, увеличить свою мощь.

Но оно не может кормиться неверием. Я держалась за эту мысль, как за веревку, которая остается единственной надеждой.

Пустой трон...

И это ржавое болезненное пламя испустило нечто вроде вопля - а может, эта дрожь, нацеленная на меня, должна была разорвать веревку моей надежды. Пламя потянулось ко мне, к огоньку, который был Джервоном.

Мы не верим и потому не можем стать его добычей!

Я погрузилась во тьму, восприятие совершенно исчезло. Я в... Нет, я не могла находиться в том, что не существует. Это я, Элис, и Джервон. Мы не пища ложного бога, чьи создатели давно превратились в пыль, чьи храмы позабыты.

Мое обнаженное тело словно охватил холод, обжигающий, как пламя. Я одно с... Нет, это неправда! Я Элис. А Джервон - это Джервон! Я чувствовала его в этой холодной пытке, он так же упрямо, как и я, держался за свою сущность. Мы сами по себе, мы не слуги... и не жертвы существа, которому нет места в мире. Мы не боимся его, а ту нашу часть, что он может пробудить, мы держим под контролем.

Пустой трон - ничто. Ничего, кроме Элис и Джервона, которые не верят...

Боль, холод, боль, но я держалась, и Джервон призывал меня, и я находила в себе силы ответить ему. Мы стояли вместе и потому оба становились сильнее, потому что в нашем союзе наша сила, лучшая часть нашего разума и души.

Тьма, холод, боль - а потом ощущение перемены, утраты. Но я не позволяли пробудиться страху. Бог, который не существует, не может и убивать.

Я открыла глаза - и теперь смотрела своими глазами, а не тем особым чувством, которое было у меня в том месте. Переда мной мерцая столб света, но свет этот потускнел, и бледнел он очень быстро. Я шевельнулась; тело затекло, мне было холодно, руки и ноги ничего не чувствовали, но я сползла с широкого сидения, на котором пришла в себя, и осмотрелась в надежде увидеть что-то знакомое и привычное.

Это... это то самое круглое помещение, в котором я нашла Джервона.

Джервон!

Спотыкаясь, пошатываясь, я добралась до второго кресла и вытащила кинжал, чтобы перерезать веревки, связывавшие его неподвижное тело. Глаза его были закрыты, но он не упал безжизнено, как тот разбойник. Онемевшими пальцами я разрезала кожаные ремни, кинжал дважды выпадал из рук, и я в полутьме отыскивала его на ощупь. Потому что столб в центре помещения теперь почти не давал света, он больше напоминал огоньки, которые иногда собираются над телами мертвецов.

- Джервон! - позвала я его и затрясла, как могла, своими неуклюжими руками. Тело его упало вперед, голова легла мне на плечо, и от его тяжести я чуть не опрокинулась. - Джервон!

На мгновение мне показалось, что я его потеряла. Ибо если я покину это злое место одна, никакой надежды у меня не останется.

- Джервон!

Щеки коснулось слабое дыхание, раздался стон. Я схватила его в объятия, которые не смог разорвать ложный бог, и тут послышался его голос, хриплый, запинающийся:

- Моя дорогая леди, ты сломаешь мне ребра... - и слабый смех, от которого я тоже рассмеялась, и меня затрясло от всего пережитого.

Я не могла поверить, что мы выиграли битву. Но мы сидели вместе в широком кресле, а столб пламени перед нами окончательно погас. Вход в иное исчез. Снаружи нас, может быть, и ждали разбойники Пустыни, но мы вдвоем одолели большую угрозу, и сейчас с нас этого было довольно.