"Веер с глазами из опала" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

Глава четвертая

Всю ночь за окном шептал ветер. Персис никогда не слышала такого шёпота. В открытое окно она видела только слабый свет. Должно быть, фонарь на пристани. Но она не смотрела на него. Она вспоминала.

Дядя Огастин… умер.

И, к своему тупому удивлению, она обнаружила, что эта смерть оставила в её жизни большую пустоту, чем она считала возможным. Она понимала теперь, что до сих пор всегда его воля управляла её жизнью. И теперь не могла представить себе, как будет жить без наставника. Девушка медленно отошла от окна. В комнате горела только одна свеча. Персис ощутила глухой гнев. Почему дядя Огастин держал её в таком неведении? Она не глупа и не легкомысленна, но ей никогда не позволяли самой заботиться о себе.

Шубал совсем сдал, и у неё хватило соображения приказать ему лечь. Но пока это было всё, что она сумела сделать.

Потому что в доме распоряжался капитан Леверетт. Он действовал так же властно и бесцеремонно, как тогда, когда схватил её на палубе «Стрелы», проявив такое ж нетерпение. Так ей казалось. Но, хотя смерть дяди Огастина и поразила её в самое сердце, она всё же не истеричка. Впрочем, судя по тому, как он отдавал приказы, в это можно и не поверить.

И в нём не чувствовалось того безрассудства, которое прямо-таки переполняло Ральфа Гриллона. Здешний капитан, должно быть, лишь немного старше багамца, но он так уверен в себе и так же не склонен поддаваться воле или желаниям других, как и дядя Огастин.

Он…

Персис застыла. Как она могла забыть? Портфель, который передал ей дядя Огастин! Это было его последнее желание. Несколько часов назад она отправила Молли в постель и пообещала, что ляжет сама. Но сон не шёл к девушке; она продолжала вспоминать последнюю сцену, когда дядя в страхе выкрикивал имя давно умершего человека.

Что заставило его заговорить об убийстве? Персис вздрогнула и плотнее запахнулась в шаль. Что там он рассказывал о том Руке, который был тори… Может, дядя Огастин сказал не всё? Может, он знал об Амосе Руке и что-то иное? Что не вмещается в рамки легенды о семейном позоре?

Сейчас 1837 год. Дяде Огастину уже исполнилось 75 лет. Персис быстро подсчитала в уме. Во время британской оккупации Нью-Йорка ему должно было быть чуть больше двадцати. И хотя та часть семьи, которая поддерживала революцию, ещё за несколько лет до этого выехала из города, дядя был уже достаточно большой, чтобы знать Амоса Рука, даже ненавидеть его за предательство своей семьи и страны.

Но он говорил с ней так, словно Амос Рук был ему незнаком, словно сам он никогда его не видел. Но тогда почему… почему он умер, говоря, что он, Огастин, не убийца… почему умер в страхе перед мертвецом?

Персис решительно взяла свечу и отодвинула щеколду засова. Если ответ спрятан в портфеле, который ей доверили, она должна его найти. Девушка заставила себя пройти по тёмному коридору, закрывая огонёк свечи рукой от сквозняков, но потом никак не могла решиться открыть дверь комнаты дяди. И вот, стоя перед дверью, она услышала очень слабый звук.

Застыв, она взглянула на лестницу. Ветер утих, и она слышала не шелест листвы и не скрип ветки о крышу. Но она не ошиблась: звук доносился именно с лестницы. Не шаги, что-то гораздо менее определённое. Как… как шорох юбки о перила.

Лидия… миссис Прайор?.. Но зачем им ходить ночью без свечи? Служанки пользуются другой лестницей в глубине дома. И вообще они тут не должны сейчас быть, их комнаты в хижинах за насыпью. Только Молли и Шубал разместились в маленьких комнатках на третьем этаже. Эти комнаты используются, когда бывает много гостей.

Персис пыталась уловить хоть малейший скрип. Нет, она не вообразила себе это. Кто-то спускался по парадной лестнице. Держась одной рукой за стену (словно прикосновение к стене возвращало её к реальности), девушку осторожно направилась к началу лестницы.

И мгновение спустя она чуть не вскрикнула от собственной глупости. Свеча, которую она несла, выдаст её, словно бакен. Она прекрасно будет видна тому, кто украдкой идёт во мраке.

Персис остановилась. Чего она боится? У неё есть полное право взять вещи дяди, доверенные ей. Но звуки приближались…

Ничего… совсем ничего не разглядеть… Только шорох зазвучал громче. Страх охватил девушку холодным объятием. Персис откинулась назад, прижалась к стене, закрыла глаза. Она отказывалась смотреть. Не будет! Она почувствовала… Какое-то мгновение встревоженное сознание не могло даже подобрать слово, которое обозначило бы охватившее её ощущение… Она буквально ослепла и едва не оглохла от страха… но здесь ощущалось присутствие…

Персис знала, что должна открыть глаза. Если она не сделает это, страх победит, и она завопит как бессмысленная тварь. Крик уже поднимался в её горле. Но она знала также — хотя как она могла эта узнать? — знала, что если закричит, то погибнет безвозвратно.

В коридоре стало холодно, так холодно. Но ведь всего несколько мгновений назад она считала свою шаль даже слишком тяжёлой. Так холодно! Персис заставила себя открыть глаза. Свеча горела, но в её свете ничего не было видно. Нет, не совсем так!

Какой-то блеск, как будто свет отразился от чего-то. Этот блеск двигался, спокойно, неторопливо, покачиваясь вперёд и назад в воздухе на уровне её груди.

Если бы эти светящиеся точки находились на уровне пола, Персис убедила бы себя, что это глаза какого-то животного. Но они висели в воздухе.

Лишившись дара речи, не способная двинуться, Персис смотрела, как пролетают мимо неё эти блёстки. Темнота в другом конце коридора поглотила их. Но она же их не придумала! И девушка готова была поклясться, что кто-то невидимый прошёл по коридору.

Вздрогнув, она поняла, что снова может двигаться, и пошла дальше, касаясь плечом стены. Чтобы добраться до своей двери, ей придётся пересечь пространство, где пролетело это… существо. Но пока она была не в состоянии заставить себя сделать это.

Свободной рукой она взялась за ручку двери дяди Огастина. По-прежнему не решаясь повернуться спиной к коридору, подняла щеколду и раскрыла дверь за собой. Вошла в комнату и из последних сил закрыла дверь.

Закрыв дверь, Персис остановилась, тяжело дыша, слыша только стук собственного сердца в ушах. Логика и здравый смысл постепенно побеждали страх. Странный холод исчез, шорох пропал, и она больше не видит этих… глаз… глаз?

Все дома обладают странными звуками, которые слышны по ночам. А что касается светящихся точек… Возможно, это светлячки, которых она часто видела ночами дома. Залетев в помещение, они в поисках свободы поднялись в воздух повыше.

Но объясняя себе происшествие, Персис сознавала, что испытала страх, какого ей в жизни не приходилось испытывать. Девушка решительно отвернулась от двери. Портфель лежал на столике у кровати. Она подняла свечу повыше. Да, он по-прежнему был здесь.

Кровать аккуратно заправили. Ничего не осталось, кроме портфеля, за которым она пришла. По обычаям юга дядя Огастин уже лежал в гробу, и закрытый гроб находился внизу в гостиной. Утром его похоронят — далеко от всего ему знакомого, на островном кладбище. Персис, держа портфель в руке, направилась назад к двери. Но чтобы снова открыть створку, ей потребовалось призвать всю свою решительность. Растворив дверь, девушка посмотрела вверх и вниз вдоль коридора, прислушалась и решилась предпринять короткий переход к собственной комнате.

Здесь она захлопнула за собой дверь, бросила портфель на кровать и придвинула к двери самое тяжёлое кресло, чтобы загородить вход. Только когда это было сделано, она, по-прежнему тяжело дыша, переложила портфель под подушку, задула свечу, легла и опустила прозрачную сетку, которая должна преградить доступ насекомым. Эту сетку, хотя и прозрачную, она теперь приветствовала, как барьер между собой и остальным домом Левереттов.

Наконец усталость одолела девушку, и она уснула беспокойным сном. Что ей снилось, она не могла потом припомнить. Разбудил Персис стук в дверь. Было светло. Кресло, которое она использовала в качестве преграды, дрожало. Кто-то нетерпеливо стучал в дверь.

— Мисс Персис!..

Молли! Что она подумает об этом кресле? Солнечный свет в окне и голос Молли изгнали последние остатки ночного страха, вернее, загнали их глубоко внутрь. Сейчас он казался чем-то неважным.

Персис выбралась из-под сетки, торопливо оттащила кресло. Но выражение лица Молли говорило, что той необходимо какое-то объяснение.

— Мисс Персис, что?..

— Мне приснился кошмар, Молли. А когда я проснулась… посреди ночи… мне показалось, что кто-то ходит по коридору.

— Вы что-то слышали? Ну, а я ничего не слышала! — Молли с решительным стуком опустила принесённый поднос. — Мисс Персис, что с вами? У вас никогда не было таких фантазий. — Девушка кивнула. — Наверное, это всё этот дом, с его историей. Я буду рада, когда мы упакуемся и уедем в приличный город, где нет никаких разговоров о ведьмах и привидениях. Если останемся здесь надолго, то и сами поверим во всё это. Выпейте шоколад. День предстоит тяжёлый, и вам нужно подкрепиться.

Так она деликатно напомнила о похоронах. Персис села и послушно принялась пить тёплый шоколад из чашки. А Молли решительно продолжала:

— У нас нет приличного чёрного траурного платья, так что я немного переделала ваше белое батистовое. К нему пойдут чёрный шарф и чёрные перчатки. Так подойдёт.

— Спасибо, Молли, — мысль о необходимости соблюдения приличного траура не приходила ей в голову, но Молли-то об этом не забыла. Она гордится тем, что всегда соблюдает приличия.

— Поскольку вы член семьи и женщина, — продолжала с обычной уверенностью служанка, — вам можно не показываться до службы. Сьюки принесёт вам завтрак, и капитан сказал, что, если вы не возражаете, служба состоится в девять. У них здесь, кажется, нет настоящего священника, — Молли фыркнула. — Капитан сам проводит службу. Говорят, он это всегда делает, когда на берег выбрасывает утопленников. Мисс Персис…

Она перестала суетиться и пристально посмотрела в лицо хозяйке.

— Я… — она неуверенно помолчала, потом торопливо продолжила:

— Шубал, бедный старик, не совсем в себе. Кажется, он решил, что ему незачем больше жить. Он ведь всегда был так близок к мистеру Огастину. Но, мисс Персис, что мы все будем делать?

Персис осторожно поставила чашку с шоколадом на блюдце. Единственное, что они могут сделать, это продолжить выполнение плана дяди Огастина, и попытаться получить состояние на Багамах. Но она понятия не имела, как это сделать.

Может быть, ей поможет какой-нибудь юрист в Ки-Уэсте. Она глубоко вздохнула. Молли, Шубал, они с самой юности в услужении у дяди Огастина. Конечно, они правы, когда обращаются к ней за указаниями. Беда в том, что она не знает, что им сказать. Пока не знает.

— Нам нужно поскорее отправиться в Ки-Уэст, — заставила она себя сказать как можно твёрже. — У меня есть документы дяди Огастина. Он объяснил мне… — и девушка кратко пересказала Молли запутанную семейную историю, которая привела их на юг.

— Амос Рук! — воскликнула Молли, прервав хозяйку на середине фразы.

— Что ты о нём знаешь? — живо спросила Персис.

Служанка поджала губы, как всегда в таких случаях.

— Ну, есть и другая старая история, мисс Персис. Вы знаете, что в 1812 году у хозяина было три капера lt;Капер — частное судно, захватывавшее во время войны с ведома правительства грузовые и пассажирские корабли враждебной стороны. — Прим. перев.gt;. Они принесли ему хорошую прибыль. Он всегда ненавидел англичан. Ведь его дед умер в английской тюрьме от лихорадки, а отец погиб на войне с англичанами. Поэтому, когда мог, он мстил им. Говорят, что один из кораблей, захваченных его капером — тот корабль назывался «Орёл», — шёл с Багамских островов и принадлежал какому-то родственнику хозяина. И что во время взятия корабля был убит сын Амоса Рука. Это просто слухи, я не знаю никаких доказательств. И хозяин никогда об этом не говорил. Он даже долго не знал об этом. Мужчин, которые уходят на войну, часто убивают, и не его вина, что сын Амоса оказался там.

Персис удивилась. Если дядя Огастин хотя бы косвенно связан со смертью сына Амоса… Может, это объясняет его предсмертный крик, что он не убийца? Может быть, именно поэтому он не принял первое предложение вдовы Амоса. Хотя это случилось много лет назад. Ну, к ней это не имеет никакого отношения, кроме того, что она тоже Рук, и ей эти смерти могут принести выгоду. Тем не менее, она почувствовала себя встревоженной и несчастной. Молли как будто поняла это и быстро добавила:

— Не расстраивайтесь из-за этих денег, мисс Персис. Старая леди не завещала бы их, если бы считала виноватым хозяина. Вы должны сделать то, что хотел ваш дядя. Но насчёт плавания в Ки-Уэст…

— Знаю. Это означает снова море, — Персис считала, что понимает возражения Молли. Она и сама не хотела бы даже думать о новом плавании.

— Не в этом дело, мисс Персис. Хотя не могу сказать, что радуюсь плаванию. Но говорят, «Стрела» больше не сможет плавать. Ей нужен ремонт, который здесь сделать нельзя. А почтовый корабль приходит очень редко,

— Но ведь корабль капитана Леверетта ходит в Ки-Уэст…

— Это верно, мисс Персис. Но сейчас капитан в плохих отношениях с жителями Ки-Уэста. Так, по крайней мере, говорил мистер Хокинс, когда сегодня утром зашёл на кухню перехватить чего-нибудь. Мистер Хокинс — боцман с «Непревзойдённого» и очень знающий человек. Только подумайте, мисс Персис, оказывается, он родился на мысе Доброй Надежды, совсем недалеко от дома моих родителей. Конечно, в двенадцать лет он ушёл в море и никогда больше туда не возвращался. Как и я. Но у нас нашлось много общих знакомых. Так вот, мистер Хокинс говорит, что жители Ки-Уэста не очень хорошо настроены к капитану, потому что он объявил эти места своими. Он отнял у них часть добычи. Но они ничего не могут сделать. Он честно и законно купил этот остров, и у него есть лицензия на право снимать корабли с рифов. Но когда он бывает в Ки-Уэсте, там всегда стараются причинить ему неприятности, чтобы он вышел из себя и начал драку. Поэтому он не часто туда заходит.

— Тогда придётся положиться на удачу, — покорно сказала Персис. Она затянула корсет белого платья. — Капитан Питтегрю что-то должен сделать со «Стрелой». Даже если не сможет взять нас с собой, отвезёт письмо в Ки-Уэст. Нам нужно найти там юриста.

Она достала из-под подушки портфель и с сомнением пощупала замок. Рано или поздно придет время открыть его маленьким ключом, который дядя Огастин всегда носил на брелоке часов. Но сейчас она не могла заставить себя сделать это.

— Пожалуйста, положи это в чемодан, Молли, на самое дно. Это очень важные документы.

— Хорошо, мисс Персис.

Пришла с завтраком Сьюки, и Персис поела, сколько смогла. Что касается поведения недавно осиротевшей, она готова была подчиниться указаниям Молли. Сев в кресло у окна, девушка постаралась составить какой-нибудь план действий.

Казалось, самое лучшее — откровенно попросить хозяина о помощи, как ни неприятна была ей эта мысль. Она, Молли и Шубал не могут оставаться здесь незваными гостями, может быть, много недель. Должен же существовать способ добраться до Ки-Уэста и вообще до внешнего мира.

«Стрела» теперь стояла в защищённом месте возле причала. Но даже не моряку и женщине было ясно, что корабль в плохом состоянии, осел и сильно накренился. Рядом покачивался «Непревзойдённый». Но «Удачи бури» не было видно. Персис догадывалась, что после встречи с хозяином острова Гриллон спешно ушёл в море.

Капитан Леверетт. Ей придётся рассчитывать на его помощь, поэтому она должна была постараться преодолеть возмущение, которое охватывало её всякий раз, как она вспоминала его грубость на борту «Стрелы». Впрочем, неохотно подумала девушка, он сделал это, чтобы спасти ей жизнь.

Но он рекер, причём такой, какого (если верить Молли) не принимают даже другие рекеры. Весь этот его роскошный дом наполнен добром с погибших кораблей. Так что же за человек он на самом деле?

Персис попыталась вспомнить внешность человека, который оставил на руках девушки синяки, когда отрывал её от перил, чтобы бросить, как она тогда решила, прямо в море. Он был высокий, её голова едва доставала до его плеча. Развевавшиеся на ветру волосы были такие мокрые, что она не могла решить, светлые они или тёмные. И уже в тот раз её поразила его полная уверенность в своей власти над всем и всеми вокруг. О возрасте спасителя она даже не могла догадаться. Но в конце концов решила, что такой человек ей не понравился бы, даже если бы она встретила его в более спокойных обстоятельствах.

Она видела его накануне вечером, когда он опять сразу принял на себя руководство, но из этой второй встречи запомнила совсем немногое. Теперь он не кричал на неё, как в первый раз, а говорил сухим деловым голосом, который она едва слышала. Но подумала, что он похож на дядю Огастина, только манеры не такие рафинированные.

Персис вздохнула. Капитан был теперь единственный, кто мог посоветовать ей что-либо, как ей ни неприятно признавать это. Если он не захочет или не сможет сам отплыть в Ки-Уэст, то наверняка знает, как это сделать и к кому обратиться за юридической помощью. В документах дяди Огастина должно найтись завещание: он был слишком аккуратным деловым человеком, чтобы не подумать об этом.

Персис снова вздохнула. Она чувствовала себя почти такой же уставшей и избитой, как в первый раз, когда проснулась в этой комнате, не зная, где находится. Ей было жаль дядю Огастина. Но до болезни и потери состояния он жил по-своему счастливо, в этом она была уверена. Почему-то больше она жалела Шубала и немного себя. И ещё тревожилась. Словно владеешь прочным домом, а он у тебя на глазах распадается на отдельные кирпичи.

Услышав стук в дверь, девушка выпрямилась и задышала чуточку чаще.

— Мисс Рук?

Персис успокоилась. Это миссис Прайор. Почему она ожидала, что услышит другой, властный голос? Она вышла в коридор, где её ждала домоправительница.

— Мисс Рук… — повторение её имени прозвучало так, словно грозная миссис Прайор была чем-то озабочена.

— Знаю, — Персис набралась мужества. — Спасибо, миссис Прайор. В гостиной?

— Мисс Персис, — Молли торопливо поднималась по задней лестнице, чтобы догнать хозяйку. В руках она несла плотно связанный букетик, яркий, как тряпки, из которых она любит делать лоскутные одеяла. Персис с благодарностью приняла этот грубовато сделанный букет. Впрочем, она никогда не связывала дядю Огастина с цветами, тем более такими кричащими.

Службу она восприняла с каким-то странным чувством, так как в глубине души она была потрясена, тронута одиночеством смерти в таком далёком мире, где ничто не напоминает жизнь, знакомую дяде Огастину. Она плакала о человеке, которого никогда по-настоящему не понимала, но который по-своему был добр к ней. И почему-то была рада, что слова, сказанные ему, относятся и к другим незнакомым ей людям, которые встретили смерть вдали от дома.

Она смотрела, как капитан Леверетт читает что-то из маленькой изношенной Библии. Да, он был высок, и теперь, когда его волосы высохли, они оказались светлыми, ещё светлее, чем у его сестры, особенно на фоне смуглой кожи. Глаза у него были пронзительного серо-голубого цвета, и что-то в них напомнило ей дядю Огастина. Они словно заглядывают в глубь человека, видят его насквозь, читают мысли. Он не красавец, решила девушка, но в любом обществе был бы заметен. И она почувствовала к нему благодарность, о которой раньше не думала.

Благодарна она была и остальным собравшимся здесь. Доктору Вирингу в измятом белом льняном костюме, но с чёрным галстуком, Лидии и миссис Прайор, Шубалу и Молли, между которыми стояла.

— Аххх… — раздался вздох, похожий на стон.

Шубал, прижимавший руки к груди, пошатнулся. Персис подхватила его за плечо и попыталась удержать. К ним быстро подошёл доктор Виринг и принял на себя тяжесть худого тела старика.

— Он придёт в себя, — утешила девушку Молли. — Но сейчас ему нельзя вставать.

Доктор Виринг подал знак, и двое слуг, незаметно стоявших у входа, подошли, чтобы отнести Шубала. Персис заметила, что капитан Леверетт направляется к ней. Она заговорила, не глядя на него.

— Они были вместе с самой молодости. Я…

Мужская рука крепко взяла её пальцы.

— Ваш дядя должен был быть очень хорошим хозяином, чтобы заслужить такую преданность. Не беспокойтесь об этом человеке: Виринг позаботится о нём.

— Я… — неожиданно глаза Персис заполнились слезами. Она положила цветы Молли на гроб.

Капитан Леверетт не отошёл от неё. Пол закачался под девушкой, словно палуба «Стрелы», и она обнаружила, что отчаянно вцепилась в сильную руку капитана, как будто только она обещали безопасность. Ведь вся нормальная и безопасная жизнь теперь была отобрана у неё. Обморок Шубала заставил её окончательно понять это.