"Вождь" - читать интересную книгу автора (Норман Джон)Глава 5Крестьянин спустился по лестнице в зал таверны. Было уже поздно. — Постой, — подал голос Бун Тал. Он стоял за стойкой, мимо которой надо было пройти, чтобы достичь двери. Крестьянин остановился. Двое мужчин, сидящие за грязным столом справа от двери, оглянулись. Больше в таверне никого не было. На круглой столешнице перед ними стояли стаканы. Мужчины резались в карточную игру «танлин». Круглая доска с колышками для ведения счета лежала между ними. Бун Тал, владелец заведения, извлек из-под стойки неглубокое медное блюдо и водрузил его перед собой. На блюде валялось несколько монет. — Плати, — сказал Бун Тап. Крестьянин вспомнил, что такое же блюдо видел в комнате наверху — именно туда полагалось класть деньги в уплату за услуги женщины. Он приехал издалека, с другой планеты. Однако планета входила в Империю, и крестьянин знал о здешних правилах. — Почему? — спросил он. — Плати, — повторил Бун Тап. — Я не ел и не пил здесь, — медленно проговорил крестьянин. Бун Тап махнул рукой в сторону лестницы. — С ней было хорошо? — Да, — ответил крестьянин. И это была правда — женщина доставила ему удовольствие. Вначале она показала ему то, чего крестьянин не знал, и даже не мечтал узнать в своей деревне. Но спустя час женщина просто отдалась ему — беспомощная, не сдерживающаяся; она умоляла и кричала, как Тесса, Лиа или Сат. В конце она уже была не наставницей, а покорной рабыней. — Ты взял ее? — спросил Бун Тап. — Да, — ответил крестьянин. — Тогда плати. — Я не ел и не пил здесь, — повторил крестьянин. — Ты должен заплатить, — настаивал Бун Тап, указывая на медное блюдо. Двое мужчин за столиком отодвинули стулья, подошли к стойке и встали по бокам от крестьянина. — Лучше не нарывайся, — предупредил Бун Тап. — Я не нарываюсь, — ответил крестьянин. Он не хотел неприятностей; он был здесь впервые и не знал этих людей. Для них он был чужаком. Кроме того, ему не хотелось огорчать брата Вениамина. Брат Вениамин в недавней беседе как раз упоминал о таких случаях; он прошел всю дорогу от фестанга, чтобы попрощаться с ним. Крестьянин опустился на колени в дорожную пыль и склонил голову, чтобы получить благословение брата Вениамина, принятое в Телнарии и имеющее глубокий смысл. Кажется, брат Вениамин никогда не считал, что крестьянин останется в деревне. Во время путешествия крестьянин понял, что брат каким-то образом предчувствовал это уже несколько лет. Другие люди тоже попрощались с ним, они испытывали различные чувства. Несомненно, его уходом многие были огорчены, но кое-кто радовался этому. Крестьянин возвышался над толпой, он выглядел не похожим на односельчан. Кроме того, он был опасен: его нрав отличался буйством и непредсказуемостью. Он мог свернуть кабану шею голыми руками. — Кто я? — еще раз спросил крестьянин у брата Вениамина, прежде, чем покинуть деревню. — Ты — Пес, — ответил брат Вениамин. — Пес из деревни близ фестанга Сим-Гьядини. Потом крестьянин ушел. Он почувствовал, как один из мужчин снял с его плеча котомку, но не стал спорить или сопротивляться. Он был здесь чужаком. Он не хотел огорчать брата Вениамина. Котомку бросили на стойку. Второй мужчина взял посох из рук крестьянина и прислонил его к стойке. — Я скажу, сколько ты должен заплатить, — заявил Бун Тал. — Сколько ты дал в комнате наверху? Крестьянин молчал. Сколько ты заплатил ей? — повторил Бун Тап. — Ничего. — Как «ничего»? — удивился Бун Тап. — Она ничего не взяла, — объяснил крестьянин. — Лгун! — воскликнул Бун Тап. Крестьянин уловил в его лице сходство с рылом кабана. — Думаешь, она шлюха из публичного дома, прикованная цепью к кровати, на которой висит кружка для денег с прорезью? — Нет, — ответил крестьянин. Он слышал о таких женщинах: пока он чистил загоны для скота на корабле, команда развлекалась болтовней, думая, что их никто не слышит. Монету клали рядом с кружкой, чтобы доказать, что клиент способен заплатить за услуги женщины. Потом монету можно было и не бросать в кружку, если клиент бывал недоволен услугами. Поскольку хозяева публичного дома вели запись посетителей, им было просто проверить количество монет в кружках после работы и увидеть, соответствует ли оно количеству посетителей. Женщины подвергались наказаниям, если монет не хватало. Иногда их били, как рабынь. Поэтому женщины стремились угодить посетителям. — Ты вор, — сказал мужчина, стоящий за спиной крестьянина. — Я не вор, — возразил тот. — Если ты не заплатил ей, ты заплатишь мне вдвойне, — заявил Бун Тап. — Нет. — Она работает на меня, — объяснил владелец таверны. — Нет, она платит тебе ренту, — покачал головой крестьянин. — Тогда я побью ее, — пригрозил Бун Тап. — Она свободная женщина, — не слишком уверенно возразил крестьянин. Бьют ли свободных женщин в городах? Крестьянин вспомнил, что иногда мужчины в деревне били жен и дочерей. Конечно, и Тессу, и Лиа, и Сат тоже били — за то, что они встречались с ним, но это не останавливало женщин: они сходились с ним тайно, на сеновалах, в курятниках. Однако крестьянин слышал, что на Тереннии женщин не бьют — неважно, заслуживают они наказания или нет. Вот потому-то женщины на Тереннии кажутся такими избалованными. Но эту женщину было не за что бить — она не сделала ничего дурного. Она была доброй и ласковой. Кроме того, насколько знал крестьянин, она не принадлежала владельцу таверны. Она жила на Тереннии и была свободна. Непохоже, чтобы она оказалась рабыней, которую наказывают за малейшее неповиновение или за то, что она не умеет угодить. — Посмотрим, что у тебя здесь, — сказал Бун Тап, ослабляя завязки котомки и вытряхивая ее содержимое на стойку. — У него есть деньги! — воскликнул один из мужчин за спиной крестьянина. — Смотри, дарин! — сказал другой. — Ух, смотрите-ка! — Бун Тап схватил серебряный браслет. — Он вор! — воскликнул мужчина, стоящий справа. — Конечно, — кивнул Бун Тап. — Нет, — возразил крестьянин и схватился за стойку. Ему не следовало поддаваться ярости — по крайней мере, такой внезапной, слепой и неистовой. Ярость оказалась слишком сильной, она была неудержима, стремительна, подобно молнии, поражающей небосвод, разрывающей тучи, изломанной и резкой. С такой яростью ничего нельзя поделать; трудно предугадать, что произойдет. Человек обо всем узнает позднее. Таких приступов особенно боялись в деревне. Существовала ярость, которая накатывается постепенно — она обостряет все чувства, наделяет человека страшной силой, и тот с напряжением ждет всплеска. Ждет, предчувствует, готовый к пружинистому броску. А потом наступает холодное, безжалостное бешенство, самое ужасное из всех — крестьянин еще не испытывал такого чувства, неумолимого, как приближение зимы, научающего холодному и жестокому терпению. «Остерегайся таких чувств, сын мой», — говорил ему брат Вениамин. — Браслет украден, — заявил Бун Тап. — Я заберу его. — И дарин, — добавил мужчина, стоящий слева. — Мы забираем у тебя мешок, — заключил Бун Тап. — Уходи. — Это мои вещи, — сказал крестьянин. — Уходи отсюда! Мужчина, стоящий справа, вдруг схватил посох крестьянина и замахнулся. — Уходи, — повторил Бун Тап. Посох резко опустился, ударив крестьянина по плечу, а затем — по голове. Крестьянин почувствовал, что по виску заструилась кровь. Мужчина с посохом казался изумленным оттого, что крестьянин еще держится на ногах. «Ты должен научиться сдерживать себя», — говорил брат Вениамин. Посох вновь взметнулся в воздух, но крестьянин успел перехватить его и вырвать из рук мужчины. Тот отлетел в сторону. «Если тебя ударят, — говорил брат Вениамин, — отдай этому человеку посох, чтобы он мог ударить тебя второй раз». Крестьянин протянул посох противнику. Мужчина в изумлении воззрился на него. Затем он захохотал, а вместе с ним и двое других. — Убирайся, — усмехаясь, сказал Бун Тап. Взяв посох и закинув за спину мешок, крестьянин вышел из таверны. Горячие слезы струились по его щекам. У таверны он присел на землю, опустил голову и закрыл лицо руками. Затем запрокинул голову и завыл в отчаянии, глядя на небо между крышами домов. Внезапно вскочив, он вновь вошел в таверну. Бун Тап и мужчины сидели за столиком, играя в танлин. Доска с колышками по-прежнему лежала перед ними, рядом стояли стаканы. Подняв посох, крестьянин проткнул им грудь человека, который ударил его. В удар крестьянин вложил всю силу; посох вошел в тело насквозь и застрял в стене. Крестьянин навалился на Бун Тапа и сломал ему шею, будто кабану. Третий мужчина убежал, пронзительно вопя. За ним никто не погнался. Крестьянин вытащил из трупа посох, забрал свое имущество и вышел из таверны. |
||
|