"Вождь" - читать интересную книгу автора (Норман Джон)

Глава 9

— Вот они-то и бывают самыми лучшими призами.

— Когда в состязаниях участвуют мужчины, — уточнил один из сидящих за столом.

— Разумеется, — кивнул Палендий, милостиво принимая такое уточнение.

Позади Палендия, баснословно богатого владельца поместий на Тереннии, стояли двое телохранителей — огромные, полунагие мужчины, облаченные в кожаные повязки, с оружием у пояса и скрещенными на груди руками. Их глаза перебегали от двери столовой к столам и сидящим за ними. Оба телохранителя обучались в школе Палендия на Тереннии. Они были гладиаторами. Подобные сопровождающие допускались на корабль, несмотря на недовольство других пассажиров. Палендий происходил из гумилиори, из семьи башмачника, но, будучи неглупым и тщеславным, он ухитрился сколотить состояние, начав с торговли — в основном вывоза и продажи .ценной сорбианской кожи. В признание истинных и мнимых заслуг во множестве филантропических начинаний, финансировании ремонта стен и акведуков, строительстве мостов и стратегически важных переправ, благодаря пожертвованиям и услугам, которые ценил сам губернатор, Палендий возвысился до хонестори. Ходили слухи, что особенно помогла этому дружба с гражданским правителем Тереннии, с которым Палендий часто обменивался визитами. Намекали, что известные дары предшествовали чести возведения в ранг хонестори, иначе нашлось бы много несогласных — по мнению некоторых, Палендий не совсем заслуживал подобной чести. Вскоре Палендий начал скупать земли, и теперь они составили одно из самых крупных поместий планеты. Около четырех тысяч колонов трудились на его полях. Палендий, подобно многим богачам Империи, имел собственное войско, состоящее из пятисот воинов. Именно его люди вышли на арену в то время, когда крестьянин упал на песок, пораженный оружием стражников. Следует упомянуть, что люди, бывшие в то время с Палендием, численностью в несколько раз превосходили находящихся в цирке стражников. Такие люди, как Палендий, могли устанавливать собственные порядки. Им было нечего бояться, кроме имперских войск. Таких людей, полагаю, можно назвать «сильными мира сего», или «боссами», если только подобные названия не введут вас в заблуждение. По всей Империи насчитывались тысячи «боссов». Даже некоторые должностные лица Империи боялись их и считали слишком влиятельными. Не раз вспыхивали ссоры между частными отрядами и имперскими войсками. Конечно, Палендий был вполне законопослушным гражданином, но в то же время мог устанавливать, отменять, толковать по-своему, выполнять или не выполнять законы, то есть вести себя так, как ему было удобно. Можно упомянуть, что сборщики налогов не прочесывали владения Палендия, несмотря на многочисленность колонов на его землях. Подобный недосмотр со стороны сборщиков вызывает удивление, но вряд ли можно заподозрить их в благоволении именно к Палендию — владения подобных ему людей часто таинственным образом «выпадали» из сферы внимания. Действительно, храбрецом можно было бы назвать сборщика, который отважился бы безоружным отправиться к подобному налогоплательщику. Не один сборщик загадочным образом исчез в его владениях, и было не ясно, что с ними стало. Ходили слухи, что на несчастных упражнялись гладиаторы в школах. Иногда сборщиков просто вешали или топили. Следует также упомянуть в этой краткой биографической справке, что в ранней молодости Палендий был зилотом в цирке. Он содержал одну из наилучших гладиаторских школ на Тереннии. Его люди выступали на множестве планет Империи.

— Возмутительно, — проговорила молодая черноволосая женщина.

Один из телохранителей Палендия пристально взглянул на нее. Женщина была облачена в плотно облегающее платье без рукавов, из белоснежного лима, вполне приемлемое на Тереннии, но здесь была не Теренния. Женщина была великолепно сложена, ее белая шея и красивая грудь под платьем внушали мысли о наслаждении. Ее фигура, хотя ее опасно было бы оценивать подобным образом, вызывала значительный интерес. Конечно, на чей-либо вкус женщина могла показаться слишком худощавой, но в целом не вызывало сомнений, что даже мужчины с умеренным темпераментом — а таких насчитывалось очень мало — сочли бы ее возбуждающей и аппетитной. Она осмелилась надеть плотно облегающее шею золотое ожерелье и золотые серьги. Золотой браслет на левом запястье довершал ансамбль. Общий ее вид показался бы элегантным и не лишенным вкуса на планете, где прежде жила эта женщина — однако обычаи Тереннии по всей Империи считались возмутительно неприличными. У скольких мужчин ее планеты при виде ее в такой одежде расширились бы зрачки! Действительно, только самые «истинные» из мужчин, как на ее планете именовали эти слабые существа, могли смотреть на нее без эмоций. Как жестоко с ее стороны было мучить мужчин, как отвратительно подвергать их такому искушению! Как трудно было любому мужчине оставаться «истинным» в присутствии такой женщины, даже если она была полностью одета! Свои волосы — как я уже говорил, они были иссиня-черными — женщина или связывала узлом, или свободно распускала по плечам. Следует также отметить, что она была чрезвычайно умна, а это, на взгляд многих, значительно усиливает женскую привлекательность. Женщина с самого рождения принадлежала к высшему сословию планеты и обладала защищенным социальным положением. Иначе она не осмелилась бы появиться за столом в столь неприличном виде, поразительно отличаясь от других женщин. Единственный недостаток — она была родом с Тереннии. Однако она находилась на круизном корабле, где в подобных вопросах было принято проявлять терпимость. Корабль «Алария», в основном используемый для перевозки дипломатов различного ранга, был приписан к порту Траноса. Однако женщина находилась не в деловой и не в развлекательной поездке.

Телохранитель справа от Палендия не отрывал глаз от черноволосой женщины. Вероятно, она заметила это, потому что несколько раз поднимала глаза и тут же отворачивалась. Хотя этот мужчина и был телохранителем, он мог бы одеться подобно другим пассажирам, однако такая одежда мешала бы его движениям в непредвиденных обстоятельствах. Неужели их присутствие здесь необходимо, удивлялась женщина, — этих громадных, грубых, полуобнаженных животных? Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа, вспыхнула и опустила голову. Когда она успокоилась, тот уже смотрел в другую сторону — вероятно, он наблюдал за ней не больше, чем за другими пассажирами. Но женщина так не считала. Может, она и ошибалась относительно его внимания, но вряд ли. Какой надменный, наглый мужлан! Вероятно, ей надо обратить внимание хозяина на поведение его слуги. Но вдруг это всего лишь игра ее воображения? Может, она сама, а не телохранитель, проявляет неприличное любопытство? Разве это не постыдно, разве она не выглядит глупо? Следует сделать здесь одно замечание. На платье женщины, у груди, на подоле и вдоль левого бока была пришита узкая пурпурная кайма. Эта лента не привлекала внимания, хотя, несомненно, играла какую-то роль в общем впечатлении от платья. Однако, с другой стороны, искушенный человек сразу бы понял этот знак, свидетельствующий о высоком положении женщины. Пурпурный цвет в одежде могли носить не просто хонестори, а патриции — родовитые граждане Империи. Женщина была патрицианкой, происходила из древнего рода. Ее знатное происхождение помогло женщине оказаться именно на этом корабле. Не принадлежи она к роду патрициан, она не сидела бы сейчас за столом капитана корабля. Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Да, он опять смотрел на нее! Она перевела взгляд на капитана, и тот приподнял бровь, не понимая причин ее волнения. Женщина уткнулась в тарелку с десертом. Она злилась на саму себя. В ней, подобно приливам и колебаниям земли, зарождалось сексуальное возбуждение, обычно сдерживаемое обстановкой, в которой она жила. Женщина испытывала неудобство. Телохранитель еще раз посмотрел на нее, и женщина порозовела, чувствуя его взгляд. Неужели причиной ее собственного беспокойства, стыда и мыслей было то, что она привлекла к себе чье-либо внимание? Вероятно, так оно и было. Эта патрицианка, которая столь ненавязчиво, с помощью почти незаметной пурпурной каймы напоминала о своем положении в отличие от множества, подобных Палендию, которые просто купили титул хонестори, была, как мы уже упоминали, белокожей, черноволосой и хорошо сложенной. Она блистала молодостью, красотой и умом. Она принадлежала к числу женщин, которых непомерно высоко оценили бы на рынках десятков планет — и даже кайма на платье не спасла бы ее. На варварских планетах это обстоятельство позволило бы только поднять на нее цену. Такие женщины особенно ценились, из них получались великолепные рабыни.

— Что ты о ней думаешь? — спросил Палендий. Телохранитель, стоящий справа, тот, к которому был обращен вопрос, смутился.

Палендий кивнул в сторону девушки, которая прислуживала за столом и всего несколько минут назад наливала кану в его прозрачный, тонкий бокал.

Телохранитель обернулся к служанке и задумался. Она не подняла голову и не взглянула на него. Будто не понимая, что сделалась предметом внимания пассажиров, она аккуратно наливала кану помощнику капитана.

Девушка была прелестной смуглянкой. Темноту ее кожи оттеняло блестящее белое платье без рукавов.

Она была ниже ростом, чем молодая женщина патрицианка с Тереннии, чей рост приближался к среднему, однако обе они казались миниатюрными по сравнению с телохранителем Палендия, которому был задан вопрос.

— Конечно, ты смотрел бы на нее по-другому, — продолжал Палендий, — если бы она стояла на коленях, облаченная в кеб, испуганная, закованная в цепи.

— Да, господин.

— Не понимаю, — беспокойно произнесла молодая женщина с Тереннии.

Палендий усмехнулся, переглянувшись с капитаном.

Девушка предложила кану еще одному офицеру, но тот отказался, убрав бокал. Она перешла к следующему, и получив позволение, выраженное почти незаметным кивком, наполнила бокал рубиновой жидкостью.

Можно сделать пару замечаний, относящихся к настоящему предмету внимания всех сидящих за столом. Белое платье было единственной одеждой девушки. Ко всеобщему удивлению, она была босиком, ее маленькие ступни утопали в ворсе роскошных ковров. На левой щиколотке поблескивало золотое кольцо — нечто вроде ножного браслета. Он составлял единственное украшение девушки.

— Позвольте, я объясню, — извиняющимся тоном произнес капитан, обращаясь к молодой черноволосой женщине, сидящей за столом через несколько мест от него.

— Прошу вас, — вежливо разрешила она.

— Вы и в самом деле не понимаете? — поинтересовался один из офицеров.

Черноволосая дама не сводила глаз с капитана.

Обе женщины, о которых мы сейчас говорим, сильно отличались друг от друга — образованностью, манерами, внешностью. Однако самое большое различие состояло в том, что прислужница привыкла немедленно и без вопросов повиноваться мужчинам, а красавица с Тереннии еще не научилась этому.

— Здесь не Теренния, — начал капитан.

— И что же? — деланно удивилась женщина.

— Таких женщин приобретают для различных целей, — продолжал капитан.

— Приобретают?

— Да, покупают, — подтвердил Палендий.

Женщина в ужасе взглянула на него.

— Насколько я понимаю, на Тереннии некоторые виды отношений считаются незаконными.

— Виды отношений? — снова не поняла женщина.

— Да, — ответил капитан.

— Вопросы, относящиеся к собственности или некоторым видам собственности, — пришел ему на помощь Палендий.

— На Тереннии какие-то вещи могут принадлежать состоятельным людям, а какие-то нет, — продолжал капитан.

— Конечно — земли, ткани, утварь могут принадлежать человеку, — кивнула женщина.

— И никто на Тереннии не запрещал владение животными, — заметил Палендий.

— Разумеется, — подтвердила женщина. — Человек имеет полное право владеть ими.

— Но только некоторыми видами животных, — поправил капитан.

— Почему же? — возразила она. — Принадлежать людям могут животные любых видов.

— Значит, любых? — улыбаясь, переспросил капитан.

— Да.

— Вы в этом уверены? — спросил Палендий.

— Конечно.

— Но разве все мы не животные? — спросил капитан.

— Нет, — покачала головой женщина.

— Конечно, насколько я понимаю, биология признает за нами некоторые различия, — вставил Палендий.

— Вот именно, — подхватила женщина, неожиданно запнувшись. — Некоторые виды животных могут принадлежать, другие же — нет.

— Должно быть, вы признаете неточность, если не противоречивость этой точки зрения, заметил один из офицеров.

Женщина раздраженно взглянула на него.

— Вы должны знать, что рабство в пределах Империи является узаконенным, — сказал капитан.

— Да.

— И на варварских планетах тоже — ведь так?

— Да.

— И, несомненно, на самых цивилизованных планетах, — заключил он.

— Да, — кивнула женщина, покраснев.

— На многих планетах существуют древние и довольно сложные законы о собственности, имеющие отношение к нашему вопросу, — продолжал капитан.

— Вы же понимаете общественную значимость этих законов, — вмешался офицер, — в отношении таких вопросов, как стабилизация общества, сохранение ресурсов, контроль за приростом населения и так далее.

— На Тереннии рабство запрещено законом, — холодно возразила женщина.

— Верно, на Тереннии нет рабства, — согласился капитан.

— Зато на Тереннии, — сказал молодой офицер имперского военного флота, сидящий справа от капитана, неподалеку от Палендия, и до сих пор не проронивший ни слова, — на Тереннии в рабстве держат мужчин.

— На Тереннии нет рабов, — сердито сказала женщина и внезапно покраснела под взглядом телохранителя.

— Не будем портить вечер спорами, — примирительно вмешался капитан.

— Вы же знаете закон о том, — добавил Палендий, — что имущество, перевезенное на другую планету Империи, не перестает быть имуществом своего владельца.

— Конечно, знаю, — сердито кивнула женщина. — Принцип здесь тот же самый, основанный на общих правилах юриспруденции.

— Так давайте представим чисто гипотетически, — подхватил Палендий, — что вы стали рабыней, а потом были привезены на Тереннию.

— И что же? — спросила женщина, чувствуя, как напрягается все ее тело.

— Вы ведь останетесь рабыней, верно? — спросил он.

— Да, — ответила женщина.

— В самом деле?

— Да, — она выпрямилась на стуле, — в этом случае я осталась бы рабыней.

— И ваш хозяин имел бы полное право владеть вами?

— Разумеется, — кивнула она.

— И все же вы продолжаете настаивать, что на Тереннии нет рабства? — не унимался Палендий.

— Конечно, нет!

— Вы уверены в этом полностью?

— Ну, может, где-нибудь в глуши, — засомневалась она, — в деревнях вдали от столицы…

— И, должно быть, в школах гладиаторов? — спросил Палендий.

— Наверное, — покраснев, ответила женщина. Она взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия, и быстро отвела глаза.

Будучи воспитанной на Тереннии, она считала, что такие мужчины не только хотят женщин, но и нуждаются в них, даже не могут обойтись, как не могут обойтись без воды и еды — в отличие от «истинных» мужчин, которых она, к собственному разочарованию, уже успела достаточно узнать.

— Кто знает? — глубокомысленно заметил Палендий, промокнув губы салфеткой.

— И вы говорите, что эта девушка — рабыня? — спросила черноволосая женщина, указывая на прислужницу.

— Этого мы не говорили, — возразил капитан.

— Каны, госпожа? — спросила прислужница, появляясь позади черноволосой женщины.

— Нет! — поспешно воскликнула та.

По знаку Палендия прислужница вернулась на свое место за стулом капитана.

— И кто же ее хозяин? — поинтересовалась женщина.

— Все мы — по крайней мере, до завтрашнего вечера. Ведь она приписана к кораблю как прочее имущество, — ответил капитан.

— До состязания, — добавил Палендий.

— Не могу поверить, что она рабыня, — растеряно проговорила черноволосая женщина.

— Конечно, мы стараемся не выставлять это напоказ, — кивнул капитан.

— Она не рабыня! — настаивала женщина.

— Но ведь это не корабль варваров, — возразил капитан.

— Вы не верите потому, что на ней обычная одежда и нет ошейника? — спросил Палендий.

Черноволосая женщина раздраженно кивнула.

— Ошейник — прелестное украшение, к тому же он полезен для опознания, запоминания и тому подобное, — заметил Палендий, — но узы, связывающие раба — отнюдь не ошейник. И потом, почему вы решили, что она одета не так, как положено рабыне?

Черноволосая женщина в замешательстве опустила голову.

— А разве на ней одежда рабыни? — спросила она, смущенная и покрасневшая.

— Да, — подтвердил Палендий.

Над столом повисло молчание.

— Она не рабыня, — в отчаянии прошептала черноволосая женщина.

— Подай кану! — приказал капитан, поднимая бокал.

— Да, — ответила прислужница, спеша на полнить его.

— Говори, как следует!

— Да, господин, — повторила прислужница.

Прислужница подняла глаза на черноволосую женщину, и в ее взгляде смешались злоба, вызов, а потом внезапный испуг. Она опустила голову и встала на свое место.

Такие женщины, как она, не были свободными. Они не всегда могли делать то, что хотели. Они подчинялись власти господ и подвергались наказаниям.

Палендий наблюдал за черноволосой патрицианкой с Тереннии, с особым удовольствием задерживая взгляд на золотом ожерелье в полдюйма шириной, плотно охватившем шею. Бессознательным жестом патрицианка поднесла руку к горлу, а затем поспешно положила ее на блестящую скатерть стола. Ожерелье напомнило Палендию о причудливых ошейниках рабынь, сделанных из переплетенных цепей. Конечно, ожерелье не было таким прочным и не имело замка.

— Мне отослать ее? — предупредительно спросил капитан, который по долгу службы заботился не только о маршруте и безопасности путешествия, но и об удобствах пассажиров.

Черноволосая женщина не ответила.

— Еще каны, — приказал молодой офицер имперского флота, находящийся сейчас в отпуску. Прислужница осталась в столовой.

Пригубив кану, Палендий взглянул на черноволосую женщину поверх края бокала. Палендий был еще довольно крепок, но за последние годы как-то обрюзг — несомненно, сказывались последствия спокойной жизни, обильной еды, и прочих излишеств. Он изучал черноволосую патрицианку. Она напоминала ему породистое, резвое и здоровое животное. Интересно, какая рабыня могла бы получиться из нее? Телохранитель, один из гладиаторов, стоящих за спиной Палендия, тоже разглядывал женщину и тоже представлял, какой могла бы эта женщина стать в качестве рабыни.

К столу приблизился младший офицер. Вскоре после его разговора с капитаном последний вытер губы, коротко извинился и покинул столовую.

Палендий и телохранители смотрели ему вслед, как и первый помощник. Даже молодой офицер флота заметил неожиданный уход капитана.

— Кажется, у нее на ноге нечто вроде браслета? — небрежно поинтересовалась черноволосая женщина.

— Да, конечно» — кивнул Палендий. — Так положено.

— Ну, довольно! — внезапно воскликнула эта дама, скомкав салфетку и вскакивая на ноги.

Все находящиеся в столовой повернулись к ней.

Она указала на телохранителя — на того, чье присутствие и внимание беспокоили ее весь вечер.

— Он постоянно смотрит на меня! — выпалила женщина.

— Почему бы и нет, дорогая? — мягко возразил Палендий и тактично добавил: — Почему бы ему не смотреть на вас или на остальных наших очаровательных спутниц?

Это добавление было благосклонно встречено другими сидящими за столом женщинами, которые, в большинстве случаев, не часто удостаивались подобных комплиментов.

Покраснев, черноволосая женщина вновь села на место.

— Все было бы иначе, будь вы одеты в хайк, милочка, — сказала одна из женщин.

Это замечание было встречено дружным смехом. Черноволосая женщина вновь залилась краской и опустила голову.

Хайком называлось темное, тяжелое одеяние, укрывающее женщину с головы до пят. Узкую прорезь в нем на уровне лица, прикрывали черной густой сеткой или вуалью. Такую одежду носили женщины пустынь, которые не смели подниматься с колен в присутствии мужчин. Никто не знал, были ли эти женщины свободными, по собственному желанию облаченными в хайк, или же бесправными рабынями в ошейниках. Черноволосая женщина смутилась. Как неловко она чувствовала себя!

— Каны для всех! — скомандовал Палендий.

Прислужница поспешила наполнить прозрачные бокалы.

Она наполнила даже бокал черноволосой женщины, не встречаясь с ней взглядом, впрочем, как и с другими пассажирами.

— Что за состязание ожидается завтра вечером? — поинтересовался один из мужчин.

Палендий обменялся улыбкой с первым помощником капитана, еще сидящим за столом.

— Это сюрприз, — сказал он.

— Это как-нибудь связано с узником, взятым на борт на орбите Тиноса? — спросил офицер флота, сидящий слева от Палендия. Сам этот офицер появился на борту после состыковки с орбитальной станцией Тиноса. Тинос, как может предположить читатель по этим замечаниям, находился в стороне от обычных маршрутов имперских кораблей, кроме военных. Будет интересно заметить, что связь со станцией Тиноса была потеряна четыре дня назад. Подобные затруднения случались нередко — связь между удаленными, разрозненными фортами Империи за последние несколько лет стала ненадежной, почти случайной. Некоторые имперские базы не могли связаться с центром целыми десятилетиями.

— Подождите — и узнаете, — таинственно заключил Палендий.

Молодая черноволосая женщина взглянула на телохранителя, к которому только недавно, к собственному стыду, привлекла внимание. Он стоял прямо, сложив мускулистые руки на груди. Он открыто ответил на ее взгляд. В нем не было ничего таинственного. Вероятно, телохранитель чувствовал себя свободно в присутствии своего господина, Палендия, или же просто не боялся вызвать неудовольствие посторонних. Такое иногда происходит с теми людьми, которые живут на тонкой и холодной грани между жизнью и смертью. Он в упор взглянул на женщину. Ей показалось, что теперь он смотрит не просто с откровенным любопытством и острым интересом, с похотливой жадностью сильного мужчины, а с еле уловимым, почти незаметным презрением. В голове у женщины пронеслась безумная мысль, что она заслужила это наказание. Конечно, теперь она понимала, что ей следовало молчать и оставаться на месте. Ее поступок был ошибкой — она опозорила сама себя. Она чувствовала себя в чрезвычайно глупом положении. Но и в самом деле она не заблуждалась в значении взгляда телохранителя, насколько она разбиралась или решалась разбираться в таких вопросах. А как он смотрел сейчас! Такой взгляд был бы позволителен, если бы речь шла о женщинах на невольничьем рынке! Как он осмелился выразить свое презрение? Разве он не понял, что она из знатного рода основателей Телнарии, из сословия патрициев, что ее предок был членом первого сената? Но откуда мог простолюдин-выскочка, такой, как этот гладиатор или Палендий, знать об этом? Он смотрел на нее как на женщину и даже хуже — как на доступную женщину, которую можно презирать. Она представила себе, как связанная женщина — не она сама, а другая — спешит угодить этому телохранителю. Конечно, разве рабыни могут выбирать? Женщина со смущением поняла, что она бы возненавидела эту рабыню. Она вновь подняла голову. Как он смотрел на нее! Как бесил ее этот взгляд! «Ты забыл, что я не нагая, закованная в цепи рабыня, стоящая перед тобой на невольничьем рынке!» — думала она. Внезапно ей пришло в голову, что в глубинной, потаенной части собственной души она жаждет быть рабыней. Женщина уставилась в тарелку. Она никогда не испытывала подобных чувств — по крайней мере, столь определенных и захватывающих. Она почувствовала себя слабой, смущенной, беспомощной, стыдливой, чрезмерно женственной и уже было решила, что будет вечно ненавидеть этого телохранителя, но' тут заметила, что Палендий с интересом наблюл дает за ней.

В этот момент, к облегчению женщины, вернулся капитан.

— Что-нибудь случилось? — спросил офицер флота.

— Нет, — ответил капитан, — ничего.

— Вы как раз вовремя, капитан, — заявил Палендий, поднимая бокал. — Я готов предложить тост.

— Прекрасно, — улыбнулся капитан. Он сел за стол, и прислужница поспешила наполнить его пустовавший бокал.

— Я предлагаю выпить за нашу прелестную спутницу, — провозгласил Палендий, указывая бокалом на черноволосую женщину, которая казалась изумленной. — Очаровательная, откровенная неловкость вашего поведения сего дня вечером не осталась незамеченной для меня и других пассажиров, дорогая.

За столами послышались смешки.

— Что можно сказать по поводу беспокойства, растерянности, временной вспыльчивости, даже стыдливости — из ряда вон .выходящих при обычных обстоятельствах?

Женщина вспыхнула и сердито потупилась.

— И потом, — торжественно продолжал он, — эта приятная перемена туалета…

Тело женщины, не прикрытое тканью платья — лицо, шея, руки и плечи — покрылись румянцем.

— Да! — воскликнул Палендий, и все рассмеялись. — С вашего позволения, я объясню все тем спутникам, коим неизвестны причины подобного смущения.

Она недовольно подняла голову.

— Вы не возражаете? — спросил Палендий.

— Нет.

— Надеюсь, это не секрет?

— Разумеется, нет, — отозвалась женщина.

— Наша прелестная спутница, — заявил Палендий, высоко поднимая бокал, — обручена, и теперь на «Аларии» торопится в объятия жениха!

— Да что вы говорите! — пронеслось эхом по залу.

— Поэтому не следует удивляться тому, что наша очаровательная спутница, которая облечена высоким званием исполнителя Тереннианского суда, чувствует себя обеспокоенной, испуганной, смущенной, как деревенская девчонка, которую ведут на веревке!

Вновь грянул смех.

Телохранитель внимательно выслушал тост. Он сам был из деревни, но не думал, что деревенские девчонки как-то по-особому нервничают или пугаются, когда их ведут на веревке. Много раз до свадьбы их успевали взять на стогах сена, в кустах или у озера. Конечно, он полагал, что городские девушки, особенно из среднего сословия, могут в таких случаях испытывать страх, — эти девушки мало знали о сексе по причине родительского воспитания или строгих общественных норм. Для некоторых из них брачная ночь становилась настоящим потрясением. Для тех, кого это может заинтересовать, упомяну, что церемония с веревкой была примитивным брачным обрядом, когда пара обменивалась клятвами, стоя в кольце веревки, разложенной по земле. В конце церемонии парень обвязывал веревку вокруг шеи девушки и на глазах у всей деревни вел к себе домой. Церемония не считалась завершенной, пока невеста не входила в дом жениха. За это время противники брака имели последнюю возможность выразить свой протест. У различных народов Империи существовали подобные церемонии. Выбор сравнения для тоста, сделанный Палендием, можно объяснить тем, что горожане мало знали об обычаях отдаленных деревушек. С другой стороны, подобное сравнение из уст сообразительного Палендия не было таким неверным, как показалось телохранителю. В конце концов, одно дело поваляться с другом на стоге сена или у озера и совсем другое — войти с веревкой на шее в его дом на глазах у всей деревни, зная, что отныне ты принадлежишь ему и это известно всем. Естественно, что невесты могли испытывать смущение. В конце концов, за кого она выходила замуж? Она напоминала проданную рабыню, еще не узнавшую нрав своего хозяина, но понимающую, что теперь она всецело принадлежит ему.

— С какой планеты ваш жених? — спросил Палендий.

— С Митона, — ответила она. — Это в первом провинциальном квадранте.

Планета Митон только недавно вошла в состав Телнарианской Империи.

Молодая женщина не слишком охотно произнесла название планеты, ибо она не входила в число древних Телнарианских планет.

— И кто этот счастливец? — не унимался Палендий.

— Туво Авзоний, — ответила женщина и огляделась.

— Ах вот как! — воскликнул Палендий.

— Он глава министерства финансов первого квадранта, — уточнила женщина.

— Великолепно!

— Он из знатного рода, — с неожиданной резкостью добавила она.

Конечно, к подобному роду из всех сидящих за столом принадлежала только черноволосая женщина. Однако воспользовавшись нашими знаниями, мы можем сделать исключение для молодого офицера флота. Он тоже происходил из знатного рода, более того — был прямым потомком одного из сенаторов. Но об этом в то время никто не знал. Можно сказать об этом офицере и еще кое-что: во-первых, странно, что отпрыск почти такого же знатного, как императорский, рода в те дни посвятил себя тяжелой и неблагодарной военной службе. Во-вторых, хотя он находился в отпуске, он попал на борт «Аларии» на орбите Тиноса, а Тинос, при его удаленности и заброшенности, вряд ли был удобным местом для проведения отпуска. Скорее всего, офицер мог возвращаться в часть из дома, расположенного на Тиносе. Но маловероятно, чтобы он проходил на Тиносе службу — ведь там, кроме небольшого форта, не было никаких баз.

— И можно надеяться, — продолжал Палендий, — что этот род такой же высокий и древний, как ваш?

— Еще древнее, — ответила женщина.

Это замечание было воспринято ее спутниками с вежливой холодностью.

Знатность Туво Авзония вовсе не была причиной равнодушия к предстоящему союзу. Причина крылась совсем в другом.

Следует сказать, что многие граждане Империи часто раздражались при упоминании о родовитости, которая, на их взгляд, не составляла столь же большого различия, как, например, между гумилиори и хонестори, те и другие считали себя одинаково уважаемыми сословиями. Они старались даже пренебрегать различиями между хонестори и высшей аристократией, перед которой все еще испытывали известный трепет — отчасти в силу традиции, отчасти из-за важного вклада аристократии в историю Империи. Кроме того, существовали различия между прямыми и непрямыми потомками аристократов, патрициями и членами местных сенатов, причем последние бывали особенно надменными, претенциозными и высокомерными по отношению к низшим слоям. Как мы можем предположить, различия между хонестори и патрициями были не так очевидны, как между гумилиори и хонестори или горожанами и сельчанами.

— Во всяком случае, — заметил Палендий, деликатно переключая внимание группы на менее щекотливую сторону вопроса, — совершенно понятны все ваши проявления сегодняшним вечером — беспокойство, тревога, возбуждение, смущение, очаровательный румянец — как последствия стремления поскорее оказаться в объятиях возлюбленного.

За столами засмеялись. Черноволосая женщина нахмурилась.

Она никогда не видела Туво Авзония, только на портретах, которыми они обменялись. Брак устроила судья, ее мать, после беседы с леди-мэром, так же происходящей из патрициев того города на Тереннии, где был цирк, в котором произошли рассказанные ранее события.

Название города мы узнаем позднее, когда придет для этого время. Достоверность было трудно проверить, но считалось, что Туво Авзоний является потомком в сто третьем колене древнего рода Авзониев. Судебный исполнитель, черноволосая женщина, был а потомком лишь в сто пятом колене подобного рода. Таким образом, брак был более выгоден для нее, чем для Туво Авзония. В этом отношении, как видно, ей повезло, и ее мать вместе с леди-мэром имели полное право радоваться ее успеху. Кто из ее близких знал, какими будут последствия этого союза среди сильных мира сего? Если бы судебный исполнитель не старалась казаться в достаточной мере благодарной за усилия, предпринятые ради нее матерью и мэром, мы могли бы приписать это подозрению в эгоистичности их побуждений. Мы могли бы заметить, что судебный исполнитель была недостаточно благодарна Туво Авзонию за оказанную ей честь, несмотря на разницу их положений. Возможно, ее уязвляло это. Однако за столом судебный исполнитель почти не задумываясь заявила, что род ее жениха выше ее собственного, а это, несомненно, было верно в генеалогическом смысле. Кто мог сказать, превосходило ли сто пятое колено ее собственного рода сто третье колено рода Авзониев? Кроме того, в силу свойств своей натуры женщина надеялась на лучшую партию, считая себя вполне достойной ее, к тому же она совсем не пленилась портретом Туво — он выглядел посредственным юнцом. Нет, она определенно была недовольна его рекомендациями, результатами тестов и прочими сведениями, если бы не объяснения матери и мэра о том, что по представлениям Тереннии, он может оказаться «настоящим мужчиной». Как зла она была! Как старалась подавить свое отвращение и разочарование! Как хотела хотя бы в глубине души отвергнуть предложение! Она уже подвергла Туво Авзония беспричинным, злым мысленным упрекам; она презирала его. Ей хотелось разбить ему жизнь, безжалостно властвуя над ним. Кто пожелал бы стать женой мелкого чиновника с провинциальной планеты и вести тягостно-скучную жизнь — ведь вряд ли развлечения и лавки там будут лучше, чем на Тереннии, разве что еще дальше от центра? О, она заставит его поплатиться, замучает его требованиями и капризами, какими бы чудовищными они ни были, истощит его средства, какими бы обширными они ни оказались, доведет его до отчаяния и публично унизит! Да, он еще поплатится!

— Итак, — сказал Палендий, — мы пьем за нашу очаровательную спутницу! Желаем ей счастья и радости, и пусть она как можно быстрее соединится со своим женихом!

Тост был встречен с одобрением. Судебный исполнитель снова покраснела.

— Пейте, пейте! — призывали ее.

Она поднесла тонкий бокал к губам и сделала глоток, искоса поглядев на Палендия.

— Достойный союз, — сказал капитан, поднимая бокал.

— Пусть он будет плодовитым, — добавил офицер флота.

Она еле сдержалась.

— Наверное, вы ужасно волнуетесь! — сказала одна из женщин.

— И так жаждете его поцелуев, — подхватила другая.

— Счастья вам! Удачи!

— Пусть вы станете рабыней в его руках! — воскликнул кто-то.

— Да, вот именно, — повторили несколько голосов.

Женщина густо покраснела. Как отличались эти люди от жителей городка на Тереннии!

— Смотрите на нее! — засмеялся Палендий, падая на стул.

— Прошу вас, не надо, — взмолилась она.

Палендий запрокинул голову и осушил бокал.

Похоже, он уже выпил слишком много.

— Мы везем на Митон девственницу! — довольно грубо прокричал Палендий, переворачивая бокал и хватая салфетку. — Ждать уже недолго!

Конечно, она, как аристократка и патрицианка, еще оставалась девственницей. Она смущенно взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Он продолжал наблюдать за ней с пренебрежительным выражением на лице, как будто она была выставлена на невольничьем рынке. Как она ненавидела этого мужлана!

Она встрепенулась, когда безумная, абсурдная мысль пронзила ее мозг. «Я не хочу, чтобы меня презирали, я хочу угождать», — подумала женщина, но тут же быстро и испуганно отогнала это наваждение.

Многие женщины Тереннии оставались девственными — особенно образованные, из высших сословий; сексуальность считалась оскорбительным проявлением низменной натуры. Конечно, на этой планете не одобрялись браки и роды у женщин-аристократок. Разве могло разумное существо обременять себя подобной обузой? О предстоящем союзе между судебным исполнителем и Туво Авзонием, как можно заметить, не было объявлено публично, можно даже сказать, что брак готовился втайне. Однако браки, как бы они ни порицались, в некоторых случаях могли принести кому-либо пользу в социальном, экономическом или профессиональном отношении.

— И тогда!… — орал Палендий.

Он опустил кулак, обернутый салфеткой, на тонкий, прозрачный бокал, разбив его на тысячу осколков. По скатерти разлетелись рубиновые капли каны.

Судебный исполнитель вздрогнула и покраснела, несомненно, разгорячённая каной, чуть не падая в обморок. Эта реакция могла показаться недопустимо женственной, но следует учитывать все обстоятельства — силу Палендия, мощь его телохранителей, смех сидящих за столом, действие каны, боязливое беспокойство самой женщины, впервые осознавшей свою слабость, мягкость и уязвимость, свое отличие от мужчины, который только что ударом массивного кулака вдребезги разнес бокал. В этот момент многое казалось женщине значимым и символичным. Но не думаю, что по ее реакции мы можем судить о смирении, потрясении, почти обмороке как о признаках ее женственности. Учитывая принятые на Тереннии нормы и особенно нормы для высших классов, мы бы хотели остаться нейтральными в подобных вопросах, просто наблюдая за происходящим и позволяя читателю, если у того есть желание, сделать самостоятельное суждение. Поэтому мы будем считать эту реакцию женщины проявлением женственности — глубокой, подлинной, достоверной подверженной подобным чувствам и реакциям. Для женщин они казались вполне естественными. Среди менее женственных дам своего круга она часто ощущала себя не такой, как все, и боялась проявления у себя подобных чувств. Она никогда не отваживалась быть самой собой, такой, какой она была — великолепной и совершенно отличающейся от мужчин. Она всегда старалась отвергать и прятать свою женственность, но тем не менее та существовала. Изменения в ее жизни оказали бы существенное влияние на ее привычки. Она обнаружила себя в ситуации, в которой ее женственность могла раскрыться полностью — в состоянии, когда это было бы не только допустимо, но и необходимо. Действительно, к собственному изумлению и радости, она наконец ощутила себя самой собой, и ей не оставалось другого выбора, какими бы ни были последствия этого поступка.

— Уже поздно, — заметил капитан.

Сидящие за столами стали подниматься, желая друг другу приятного вечера.

— Кана еще осталась? — спросил Палендий у прислужницы.

— Да, господин, — ответила она.

Палендий щелкнул пальцами, и прислужница заспешила к нему. Судебный исполнитель вздрогнула, увидев такое послушание.

— С вами все в порядке? — спросил молодой офицер флота.

— Да, — кивнула она.

Палендий взял флягу из рук прислужницы и предложил ее левому телохранителю.

— Нет, спасибо, хозяин, — ответил тот.

Тогда Палендий протянул флягу другому телохранителю.

— Благодарю, не надо, хозяин.

— Может, завтра, после состязаний? — спросил Палендий.

— Может быть, хозяин.

— Ваши псы хорошо вышколены, — заметил сосед Палендия.

Палендий сам отпил из фляги и неуверенно поставил ее на стол.

Две-три женщины подошли к судебному исполнителю, чтобы поцеловать ее и пожелать счастья. Она отвечала немного смущенно и формально. В конце концов, она была .родом с Тереннии.

Телохранитель Палендия взглянул на нее, решив, что такая женщина недостойна даже ошейника. Еще одна дама подошла поговорить с ней. Как холодно и надменно отвечала ей дочь судьи!

Как известно, на Тереннии физические контакты, прикосновение одного человека к другому, считалось отвратительным, по крайней мере, среди людей высшего круга. И все же как высокомерно держалась дочь судьи!

Телохранитель продолжал следить за ней и думать о ее сексуальности — сейчас почти подавленной жестокими усилиями, но если бы она дала себе волю, то эта сексуальность оказалась бы неуправляемой, превратив женщину в свою пленницу и жертву.

Еще одна женщина ласково поцеловала дочь судьи в щеку.

В самом деле, думал телохранитель, она не совсем безнадежна. Но потом он отверг эту мысль, ибо эта дама была из хонестори, к тому же патрицианкой. Такая женщина не может оказаться в ошейнике, по крайней мере, на планетах, знакомых телохранителю. Однако он мысленно примерил на нее ошейник и счел общий вид вполне сносным.

— Спокойной ночи, дорогая, — произнес Палендий. Женщина кивнула.

Слегка пошатываясь, Палендий направился к выходу. Она наблюдала, как Палендий выходит из столовой, поддерживаемый телохранителями. Конечно, она давно была знакома с Палендием, как и многие люди ее круга на Тереннии.

Он был сказочно богат со всеми своими землями и четырьмя тысячами колонов. У него была власть и, вероятно, много врагов. Телохранители сопровождали его повсюду — крупные, настороженные, быстрые, умелые, жестокие люди. Гладиаторы — и этим все сказано.

Женщина смотрела на скатерть, усыпанную крошками, смятыми салфетками и каплями каны. Она заметила салфетку, которой Палендий обмотал кулак, прежде чем разбить бокал. Какой вульгарный жест!

У Палендия тоже имелись слабости — например, кана или страсть к цирковым боям. Женщина знала, что он содержит школу для гладиаторов, где мужчины учатся владеть и распространенными, и редкими видами оружия.

Люди Палендия, как и он сам, казались совсем не такими, как другие знакомые ей мужчины.

Как беспокойно она чувствовала себя в их присутствии, какое смятение в душе испытывала каждую минуту!

Она вспомнила телохранителя, стоящего справа от Палендия. Ее пальцы нервно дотронулись до ожерелья, плотно охватившего шею.

Женщина вновь подумала о телохранителе. Как он разглядывал ее! Никто еще не осмеливался так смотреть на нее!

Как она презирала, как ненавидела этого невозмутимого, полуголого гиганта, который смотрел на нее с презрением!

«Не хочу, чтобы мной были недовольны», — подумала она, и тут же, изумившись столь безумной мысли, поспешила отогнать ее.

Да как он смел так смотреть! Какое право он имел — невежественный, неграмотный мужлан, животное, обученное для цирковых боев? Она — высокородная патрицианка!

«Может, он не считал меня достойной наказания?», — эта мысль и взволновала, и испугала женщину, тут же исчезнув.

Она заметила прислужницу, которая убирала посуду со стола.

— Эй, ты! — позвала она, и прислужница замерла на месте. — Поди сюда!

Прислужница подошла поближе.

— Как тебя зовут? — спросила судебный исполнитель.

— Янина…

— Говори, как следует! — прикрикнула женщина.

— Янина, госпожа.

— Ты привыкла стоять в присутствии свободных людей? — спросила судебный исполнитель.

— Простите, госпожа, — девушка быстро опустилась на колени.

— Разве такой проступок не заслуживает наказания?

— На все воля хозяев, госпожа, — ответила девушка. — Из уважения к чувствам других пассажиров ко мне стараются не привлекать внимания.

— Поэтому ты и ведешь себя, как прислуга?

— Я прислуживаю, госпожа, но ни на что не претендую. Я не осмеливаюсь претендовать на высокое положение свободной служанки.

— Сегодня я наблюдала, как ты ведешь себя при людях, — сказала судебный исполнитель.

— Да, госпожа.

— Должно быть, вне чужого присутствия с тобой обходятся по-другому?

— Да, госпожа, тогда со мной обращаются соответственно моему положению.

— И что же это значит?

— То, что я рабыня, госпожа, — дрожа, ответила девушка.

— Что должен делать раб?

— Стремиться угождать и повиноваться.

— Тебя можно купить и продать, — добавила судебный исполнитель.

— Да, госпожа.

— Ты — животное, которое можно купить и продать.

— Да, госпожа.

— Ты красивое животное, — продолжала судебный исполнитель.

— Благодарю, госпожа.

Судебный исполнитель сердито повернулась и вновь взглянула на прислужницу.

— Ты удивительно красивая рабыня, Янина.

— Спасибо, госпожа.

— Такие женщины, как ты, — заметила судебный исполнитель, — пригодны только для того, чтобы быть рабынями.

— Да, госпожа.

Прижав к бедру белую сумочку, судебный исполнитель направилась к двери. На пороге она обернулась. Прислужница по-прежнему стояла на коленях у стола.

— Можешь встать и продолжить работу, — сказала судебный исполнитель.

— Да, госпожа. Спасибо, госпожа, — ответила девушка.

Возвращаясь из столовой к себе в каюту (разумеется, без сопровождения — ведь она была с Тереннии!), судебный исполнитель задержалась в холле у гигантского овального иллюминатора. За ним простирался мрак таинственной ночи, в которой медленно плыли звезды, будто блестящие осколки в море.

Женщина почувствовала себя очень маленькой и одинокой в этой ночи — даже находясь в освещенном коридоре, на корабле, под защитой прочной стальной обшивки.

Женщина оглядела свое отражение в стекле иллюминатора и поправила волосы. Она осталась довольна собой, она и прежде не считала себя дурнушкой. Она представила, как будет изводить Туво Авзония — вот именно, изводить его! Он должен поплатиться, должен пострадать за все. Женщина внимательно осмотрела себя. Напрасно она надела это белое платье, серьги и ожерелье — все это она купила прямо на корабле. На Тереннии таких вещей не носили, там даже белая подпоясанная тога считалась неприличной. Мать всегда бурно протестовала, когда она одевалась подобным образом. Однако сама женщина не привыкла подчиняться, она умела делать только то, что ей хотелось и когда хотелось. Она вгляделась в собственное отражение. Вероятно, не стоило сегодня так наряжаться — она просто не подумала. Видел ли кто-нибудь, как этот уродливый, невежественный телохранитель пялился на нее? Женщина не помнила, чтобы на нее когда-нибудь так смотрели, кроме случая с этим же парнем, тогда еще крестьянином — когда он стоял в зале суда. Тогда она была довольна своей внешностью и одеждой. Женщина вспомнила о той девчонке в столовой, Янине… или как там ее звали. Она носит только то, что ей позволят. Судебный исполнитель вгляделась в черноту за окном, где мерцали звезды.

«Как бы меня одели, — подумала она, — если бы я была рабыней? И позволяли бы мне одеться?» Она вздрогнула, ибо позади нее в стекле появилось отражение телохранителя, того, что стоял справа от Палендия. Женщина повернулась и прислонилась к раме. Другой гладиатор маячил где-то позади.

— Простите, госпожа, — произнес гладиатор, подойдя слишком близко. — Мы не хотели напугать вас. Мы закончили работу и возвращаемся в свою каюту.

Второй гладиатор пошел дальше, и первый направился следом за ним.

— Подожди, — вдруг сказала женщина.

— Да, госпожа?

— Мы не виделись с тех пор, как ты был в цирке.

— Да, госпожа, с тех пор, как вы приказали связать меня.

— За тебя вступился Палендий — твои подвиги на арене восхитили его.

— Да, госпожа.

— Только благодаря Палендию тебя помиловали и отдали ему.

— Да, а потом начальнику школы гладиаторов, — добавил он, — где учат убивать.

Она хотела отодвинуться подальше, но за спиной была рама иллюминатора.

— Теперь я свободен, — продолжал он. — Я получил свободу после десятой победы… и седьмого убитого.

— Понимаю, — кивнула она.

— И теперь я так же свободен, как и вы, — добавил гладиатор.

— Да, понимаю.

Зачем он подошел так близко? Неужели он по-прежнему остался грубым, невежественным крестьянином? Неужели он считает, что находится в грязной деревне, где скот бродит вокруг хижин? Он и в самом деле так равнодушен к сословным различиям Тереннии? Она смутилась и вспыхнула. Всего на расстоянии вытянутой руки от нее вздымалась грудь гладиатора.

— Палендий питал большие надежды насчет тебя, — произнесла она, глядя в сторону. Гладиатор пожал плечами.

«Да как ты смеешь стоять так близко!» — думала она!

Палендий вез с собой двадцать бойцов и целую свиту обслуги, тренеров, врача, секретарей. Он направлялся на Ирис — планету из первого квадранта, неподалеку от Митона.

— Я не слишком силен в боях с разным оружием, — сказал гладиатор, глядя на нее.

«Пожалуйста, не стой так близко, — молила она про себя. — Неужели ты не видишь, что мне неудобно?»

— Но даже такие бойцы, как Аркон и Мир-Сан сначала мало что умели.

Этих двоих знали во всей Империи. Им приходилось выступать даже в главном цирке.

— Тебе нравится в цирке? — спросила она.

— Да, — задумчиво ответил он. — Свет, люди, музыка, азарт… все это очень возбуждает.

— Я понимаю, почему людям нравятся такие зрелища. Но цирк — это не мое призвание.

— Ты свободен. Ты можешь уйти от Палендия, — возразила она.

— Он спас мне жизнь, и я служу ему.

— Несомненно, он хорошо тебе платит, — заметила женщина.

— Да.

— Ты гумилиори, у тебя не может быть призвания, — сказала она.

— А рабам вообще не приходится выбирать, — ответил гладиатор, глядя на нее в упор.

— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнула женщина.

— Ничего, госпожа.

Она почувствовала слабость и головокружение. Что могли значить его слова? Она перепугалась, как рабыня перед хозяином.

— Почему сегодня вечером ты так смотрел на меня? — сердито спросила она.

— Вам показалось, госпожа.

— Может быть, — холодно ответила женщина.

— А кроме того, вы дважды сами посмотрели на меня, — продолжал гладиатор.

— Этого никогда не было!

— Тогда откуда вы узнали, что я смотрю на вас?

— Ты — дерзкое животное! — крикнула она и взмахнула маленькой ручкой. Однако удар не был нанесен — ее тонкое запястье попало в стальные тиски его огромного кулака.

Гладиатор вспомнил, что когда он выздоравливал в школе и уже вставал на ноги, к нему пришел Палендий. Неожиданно Палендий попытался ударить его, и гладиатору пришлось схватить его за запястье.

«Если бы я носил браслет с лезвием, — сказал Палендий, — ты лишился бы пальцев».

«Но у вас нет браслета, господин», — возразил гладиатор.

«Верно, — усмехнулся Палендий. — А теперь отпусти меня. С завтрашнего дня можешь приступать к занятиям».

— Прошу, отпусти меня! — воскликнула женщина. — Мне больно!

Он немедленно разжал пальцы. Женщина отдернула руку, потирая запястье. Она прежде не понимала, что значит оказаться беспомощной в могучих руках.

— Да и к чему мне терять время, разглядывая простую рабыню? — рассеянно сказал гладиатор.

— Я не рабыня! — закричала женщина. — Рабыней была та девушка, которая разливала кану!

— Вы обе рабыни, — возразил он.

— Я не рабыня! Я патрицианка!

— Нет, ты рабыня, — повторил гладиатор.

— Нет! — закричала она.

— В школе меня научили, как, глядя на женщину, определить, рабыня она или нет, — объяснил гладиатор.

— И что же, я похожа на рабыню? — раздраженно поинтересовалась женщина.

— Да.

— Убирайся! — велела она.

Гладиатор отступил назад и поклонился.

— Да, госпожа.

— Что за состязания будут завтра вечером? — вдруг спросила она.

— Пока это секрет.

— И ты будешь участвовать?

— Насколько я понимаю, это неизбежно, — ответил гладиатор.

— Конечно.

— Госпожа желает присутствовать? — спросил он.

— Разумеется, нет!

— Спокойной ночи, госпожа, — сказал гладиатор, еще раз поклонился и ушел.

Вскоре в том же коридоре показался капитан, который направлялся к залу управления. Судебный исполнитель стояла у иллюминатора, одной рукой впившись в раму, а другой прижимая к себе сумочку. Она вглядывалась в молчаливые глубины ночи, где вспыхивали огоньки далеких солнц и звезд. Женщина казалась испуганной. Капитан остановился, вопросительно глядя на нее.

— Со мной все в порядке, — заверила она.

— Я только что встретился с двумя телохранителями Палендия. Надеюсь, они не приставали к вам?

— Нет! Конечно, нет! — ответила она.

— Разве к ней можно пристать? С рабынями так не поступают, им просто приказывают…

— Напрасно таким людям позволяют находится на свободе, — заметил капитан.

— Несомненно, — усмехнулась она.

— Их следует держать в клетке.

— Наверное, — она не смогла удержаться от смешка.

— С вами все в порядке? — насторожился капитан.

Она кивнула. Она слышала, что рабынь иногда держат в клетках, причем довольно тесных.

— Желаю вам приятного вечера, — произнес капитан.

— Капитан, завтра вечером ожидаются какие-нибудь зрелища?

— Зрелища?

— Ну да — бои, состязания?

— Да, состязания.

— Могу я узнать, где именно и когда? — спросила женщина.

— Боюсь, вам это будет неинтересно, — нерешительно ответил капитан. — В нижнем отсеке корабля, секция девятнадцать, через час после ужина.

— Все зависит от того, как я себя буду чувствовать завтра вечером, — произнесла женщина. — Если заскучаю, то приду.

— Вам не следует этого делать, — заметил капитан.

— Почему же?

— Я не уверен, что зрелище покажется вам приемлемым, — объяснил капитан.

— Надеюсь, другие женщины там будут?

— Несомненно.

— И я имею полное право прийти? — допытывалась она.

— Ну конечно!

— Ведь это круизный кораблю, на нем не может не быть развлечений, — продолжала женщина. — Я заплатила за билет.

— Полностью согласен с вами, — кивнул капитан.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем, — ответил он. — Только вы родом с Тереннии…

— Ну и какое это имеет значение? — спросила она.

— Никакого.

«Тогда посмотрим, какое настроение у меня будет завтра вечером», — решила она.

Она отклонила предложение капитана проводить ее до каюты — в конце концов, она была родом с Тереннии. Однако, если быть точным, следует упомянуть, что после ухода капитана женщина вновь заволновалась. Она смотрела через иллюминатор на звезды и планеты и не могла избавиться от страха — она чувствовала себя такой маленькой и беспомощной! Сам корабль со своими сложными системами жизнеобеспечения казался недоступным ее пониманию. Женщина думала, что напрасно не позволила капитану проводить ее до каюты. Идти туда было далеко, через несколько коридоров, а она была одета так, что все становилось ясно с первого взгляда — она не существо, равноправное с мужчиной, а настоящая женщина. Она взглянула на свое отражение в иллюминаторе. Нет, она действительно не такая, отличающаяся от «равноправных» женщин. Она поспешила в каюту, постоянно оглядываясь, даже останавливаясь, прежде чем свернуть в другой коридор, и наконец, испуганная, задыхающаяся, — ибо все время ей пришлось идти мелкими шажками, как позволяла одежда, — она достигла своей двери. Через мгновение она очутилась в каюте, навалилась плечом на дверь и заперла ее на два оборота ключа. Она тяжело дышала. Внезапно зарыдав, она опустилась на колени рядом с дверью, вытянув руки по ее холодной стальной обшивке.

Она не рабыня! Она в безопасности!